"Изгой Гора" - читать интересную книгу автора (Норман Джон)

ГЛАВА 6. ВЕРА

Сардарские горы, которых я никогда не видел, лежали на расстоянии более тысячи пасангов от Ко-Ро-Ба, простые смертные не ходили в эти горы, а если кто и отваживался, то обратно никогда не возвращался. Угрюмые утесы ревностно хранили тайны Царствующих Жрецов. Гориец мог сделать попытку раскрыть эти тайны, но только один раз в жизни.

Четыре раза в год, в дни равноденствия, в долине у гор собирались ярмарки под руководством Посвященных. На них люди разных городов могли встречаться, общаться, торговать, развлекаться, забыв о старой вражде.

Торн, мой друг из касты Писарей, на таких ярмарках покупал старые свитки и книги у своих ученых коллег из других городов. Это был праздник для таких людей, как он, которые любили науку больше, чем ненавидели своих врагов. Они были готовы отправиться в любое даже самое опасное путешествие, чтобы обсудить неясное место в каком-нибудь драном свитке. Касты Врачей и Строителей тоже пользовались ярмарками для обмена идеями и другой информацией, служащей для процветания и развития их ремесел.

Ярмарка значила очень много для интеллектуального единения городов. Я полагаю, что ярмарки даже способствовали стабилизации языка Гора. Если бы города оставались абсолютно изолированными, без всякой связи между собой, то через несколько поколений жители разных городов перестали бы понимать друг друга. В отличие от землян, горийцы не обращают внимания на расовые различия, но для них большое значение имеет родной город и язык. Как и земляне, горийцы находят причины ненавидеть своих соседей, но причины эти несколько иные.

Я много бы дал, чтобы иметь тарна, хотя и знал, что ни один тарн не полетит в горы. Неизвестно почему, но ни бесстрашные тарны, ни глупые тарларионы — ездовые и вьючные ящеры Гора — никогда не шли в горы. Там они почему-то теряли ориентировку, координацию движений и становились совершенно беспомощными.

Животный мир на Горе был довольно богат и разнообразен, поэтому мне было легко добывать себе пищу охотой. А для разнообразия можно было есть фрукты и ягоды, а также ловить рыбу в бурных холодных ручьях. Однажды я принес тушу однорогой желтой антилопы, которую добыл, в хижину крестьянина. Не задавая никаких вопросов, как будто в том, что на мне не было эмблем, не было ничего обычного, он и его жена приготовили праздничный ужин и даже угостили меня кислым самодельным вином, дав с собой в дорогу целый бурдюк.

Крестьяне Гора не боялись преступников, ведь кроме дочерей воровать у них было нечего. Крестьяне и преступники жили на Горе в молчаливом согласии. Крестьяне укрывали преступников, а те, в свою очередь изредка делились с ними награбленным. Крестьяне не считали это постыдным. Это просто была жизнь, к которой они привыкли с давних пор. Но, разумеется, если преступник был из другого города, чем крестьянин, он рассматривался как враг и о нем немедленно сообщали патрульным. Ведь он же из другого города!

Во время своего долгого путешествия я старался избегать городов, так как войти в город без разрешения и без уважительной причины означало бы подвергнуться быстрому и жестокому наказанию. Пики на стенах городов Гора никогда не пустовали, так как на них всегда висели останки нежеланных гостей. Горийцы очень подозрительно относились к чужакам, особенно вблизи домов. Недаром на их языке понятия «враг» и «чужой» обозначаются одним словом.

Но в этой общей враждебности и подозрительности к чужим было одно исключение — город Тарна. По слухам, этот город был очень гостеприимен. Много странных вещей говорили об этом городе, например, там правила королева, или татрикс, поэтому, в отличие от горийских обычаев, женщины в этом городе пользовались большими привилегиями. Я знал, что по крайней мере в одном городе Гора женщины не носят закрытую одежду, не сидят замкнуто среди своих четырех стен и могут общаться не только с близкими родственниками.

Я думаю, что варварство на Горе в основном обусловлено этим идиотским подавлением прекрасного пола, мягкость и нежность которого могли бы смягчить жестокие нравы Гора. Но следует сказать, что в некоторых городах, например в Ко-Ро-Ба, женщины все-таки имели относительную свободу.

В Ко-Ро-Ба женщины могли даже покидать свои дома, не спрашивая на то разрешения мужчин, и это было весьма необычно для Гора. Их можно было увидеть в театре и библиотеке. Женщины Ко-Ро-Ба были свободнее, чем в любом другом городе Гора, за исключением, возможно, Тарна. Но Ко-Ро-Ба больше не существовало.

Я подумал, что мне, может быть, удастся получить тарна в городе Тарна. Это могло бы сократить мой путь по меньшей мере на неделю. Правда, у меня не было денег, чтобы купить птицу, но я ведь был воином и, к тому же, вне закона…

Я обдумывал все это и вдруг заметил, что ко мне приближается, правда, не видя меня, темная фигура. Молодая женщина шла медленно, отрешенно и бесцельно, ничего не замечая вокруг.

Это было необычное зрелище — женщина без сопровождения, вне города. Я очень удивился, увидев ее одну в этом пустынном диком месте, вдали от дорог и городов.

Я решил подождать ее, так как любопытство разобрало меня.

На Горе женщины путешествуют только в сопровождении вооруженной охраны. В этом варварском мире они часто становятся предметом похищения. Их не считают полноправными людьми. Это просто добыча, которая затем служит для услаждений победителя или выполняет грязную работу как рабыня — в зависимости от степени привлекательности. Законы на Горе действуют только в стенах городов.

Женщина еще не видела меня. Я оперся на копье и ждал.

Дикий варварский обычай похищений был крепко вплетен в ткань горийской жизни. Считалось доблестью похитить женщину из чужого, часто враждебного города. Несмотря на дикость похищения как такового, этот обычай играл весьма благотворную роль в оздоровлении расы. Ведь в противном случае замкнутые изолированные города, несомненно, страдали бы от вырождения. Только немногие требовали запрещения этого обычая. Даже женщины не поддерживали их требований, хотя они, казалось, были в данном случае жертвами. И даже напротив, они считали себя уязвленными, если ради них не шли на риск жестокого наказания, которое грозило смельчаку в случае неудачи. Одна старая беззубая ведьма из великого города Ара хвасталась, что 400 мужчин погибли из-за ее красоты.

Но почему женщина одна? Может, ее защитники перебиты? А может, она сбежала из рабства, от своего ненавистного хозяина? Или, может, она, как и я, тоже изгнанница из Ко-Ро-Ба? Жители города рассеяны, вспомнил я и прикусил губу. Нет двух камней города или двух его жителей, которые были бы вместе. Эта мысль жгла мою голову. Даже камни растащили по всей планете.

Если же она из Ко-Ро-Ба, то я даже ради нее не могу остаться и помочь ей. Это означало бы обречь ее или себя, а может, и нас обоих, на Пламя Смерти Царствующих Жрецов. Я видел человека, погибшего от Пламени Смерти. Это был Высший Посвященный Ара и это произошло на крыше Цилиндра Справедливости. Внезапная вспышка голубого пламени уничтожила его, показывая неудовольствие Царствующих Жрецов. Хотя у этой одинокой женщины было очень мало шансов спастись от хищников или охотников за рабами, но еще меньше шансов было избежать гнева Царствующих Жрецов.

Если она была свободной женщиной, то с ее стороны было весьма неразумно быть здесь одной. Она, казалось, совсем не задумывалась об этом.

Кое-что в отношении похищений на Горе становилось понятным, если вспомнить, что первой же обязанностью молодого тарнсмена является приобретение раба для услужения в его доме. Обычно это женщина. Он привозит ее обнаженной на своем тарне и поручает рабыню своим сестрам, чтобы ее вымыли, умаслили благовониями и одели в короткую тунику — одежду рабов на Горе.

Этим же вечером на большом празднике он представляет свою пленницу, одетую в прозрачный алый шелк, с браслетами на руках и коленях, своим родителям, друзьям и товарищам. Колокольчики на браслетах непрерывно звенят тонким, мелодичным, даже жалобным звоном.

Под музыку лютней и грохот барабанов девушка опускается на колени. Юноша приближается к ней с воротником раба, на котором выгравировано его имя и название города. Музыка становится все громче, все навязчивей, переходит в оглушительное крещендо и затем резко, внезапно умолкает. В комнате наступает абсолютная тишина. Слышан только резкий металлический скрежет защелкивающегося замка. Этот звук девушка не забудет никогда.

И сразу же раздаются приветственные крики, восхваляющие молодого воина. Он возвращается за свое место за столом под низким потолком с висячими медными лампами. Он сидит среди родственников, ближайших друзей, товарищей-воинов, за длинным низким деревянным столом, уставленным всякой снедью, скрестив ноги по горийскому обычаю.

Теперь все глаза устремлены на девушку.

С нее снимают браслеты рабыни и она поднимается. Босые ноги утопают в толстом прекрасном ковре, которым покрыт пол комнаты, звенят тоненькие колокольчики на ножных браслетах. Она вне себя от негодования и злобы. И хотя на ней только прозрачный шелк, она гордо выпрямляется и поднимает голову. Она решила, что не покорится своей судьбе, им не удастся ее приручить. Зрители в полном восхищении, они наслаждаются зрелищем. Девушка смотрит на них. Ее гневный взор переходит с одного смеющегося лица на другое. Среди них нет ни одного знакомого. Ведь она в чужом городе, среди врагов. Сжав кулаки она стоит в центре комнаты, пожираемая глазами присутствующих, прекрасная в свете ламп.

Она смотрит на воина, который одел на нее воротник.

— Ты никогда не приручишь меня! — кричит она.

Это рождает дикий хохот, сыплются шуточки и замечания.

— Я научу тебя доставлять мне удовольствие, — отвечает юноша и делает знак музыкантам.

Снова звучит музыка. Девушка колеблется. На стене висит кнут для рабов. Но затем музыка захватывает ее и под варварские звуки флейт и барабанов, которые околдовывают и подавляют волю, девушка начинает танцевать для своего хозяина и его гостей.

Мелодичный звон колокольчиков отмечает каждый ее шаг в танце — танце девушки, которую похитили из родного дома и которая теперь должна жить, чтобы услаждать этого незнакомого человека, надевшего на нее воротник.

В конце танца ей дает кубок вина, но она сама не пьет. Она приближается к юноше, опускается перед ним на колени, причем ее поза продиктована древними обычаями, и опустив голову, предлагает ему вина. Он пьет. Снова раздаются приветственные крики и праздник начинается. Но никто не может начать есть и пить прежде, чем это сделает молодой воин, хозяин пира. С этого момента его сестры перестают прислуживать ему, так как это становится обязанностью его рабыни.

И она служит ему в течение всего пира, изредка бросая украдкой быстрый взгляд. Она постепенно убеждается, что он не так противен, как ей показалось вначале. Даже наоборот — красив и остроумен. А в его ловкости и силе она уже убедилась. Нужно большое мужество, чтобы проникнуть в чужой город и украсть женщину. Он со вкусом ест и пьет, наслаждаясь своим триумфом, а она смотрит на него со смешанным чувством страха и восхищения, постепенно приходя к выводу, что только такой человек, как он, может приручить ее. И ей сразу становится легче, как будто она сама выбрала его. Ведь если бы он ей не понравился, то ничего бы у него не вышло.

Тут еще следует добавить, что господа на Горе суровы к своим рабам, но очень редко жестоки. Девушка знает, что если она будет доставлять удовольствие своему господину, то жизнь ее будет легкой и приятной. Она никогда не встретится с садизмом, с изощренной жестокостью, так как на Горе отсутствует атмосфера, способствующая развитию этой патологии. Это, конечно, не означает, что ее не будут бить за неповиновение или проступки. Но всем известно, что жизнь женщины без этого неполна.

Но с другой стороны, есть много таких домов, где рабыня с большим удовольствием носит свой воротник и, пользуясь преимуществами своего пола, полностью подчиняет себе своего господина и практически заставляет его удовлетворять свои бесконечные прихоти и капризы.

Я подумал, красива ли приближающаяся ко мне девушка, и улыбнулся про себя.

Парадоксально, что мужчины на Горе так мало думают о женщинах, как о людях равных им, но зато много думают как о лицах противоположного пола. Горийцы очень восприимчивы к красоте, она радует и согревает их сердца… Горийские женщины, как свободные, так и рабыни, хорошо знают, что просто их присутствие приносит радость мужчинам и часто пользуются этим в своих целях.

Я решил, что девушка прекрасна. В ней было что-то заставляющее так думать. Это что-то не могли скрыть ни опущенные плечи, ни усталый изнеможденный вид, ни даже тяжелая грубая одежда, что была на ней. Походка была легкой и грациозной. Такая девушка, подумал я, наверняка имеет либо господина, либо друга и защитника.

На Горе нет такого понятия, как женитьба. Здесь есть понятие дружбы и близкий друг — это больше чем муж для женщины и жена для мужчины… Удивительно, но девушка, которую покупают у родителей за золото или тарна, становится другом мужчине-покупателю, хотя с ней не советовались при сделке. Но свободная женщина сама, по доброй воле, соглашается стать другом. И часто бывает так, что господин освобождает свою рабыню, чтобы она стала его другом и пользовалась всеми привилегиями, которые доставляет это положение. Каждый может иметь бесчисленное множество рабов, но друг бывает только один. Такое отношение нелегко устанавливается, но прерывает его только смерть.

Девушка была совсем близко, но она все еще не видела меня. Ее голова была опущена. Она была одета в грубую одежду, так разительно отличающуюся от безумной роскоши пурпурных, алых, ярко-желтых шелков, которые так любят горийские девушки. Она была одета в грубую коричневую рубашку, изорванную и грязную. Все в ней говорило о нищете и отчаянии.

— Тал, — спокойно сказал я, подняв руку в приветствии и стараясь не очень ее испугать.

Она не подозревала о моем присутствии и тем не менее не очень удивилась. Очевидно, она ждала этого момента очень давно, и вот он наступил. Она подняла голову и ее глаза — прекрасные, серые, затуманенные печалью и, возможно, голодом — посмотрели на меня. Казалось, она вовсе не думает о своей судьбе, не проявляет интереса ко мне. Я подумал, что на моем месте мог быть любой другой.

Мы молча посмотрели друг на друга.

— Тал, воин, — сказала она мягким безразличным голосом.

И затем она сделала вещь, невозможную для горийки. Не говоря ни слова она откинула вуаль с лица и опустила ее на плечи. Она стояла передо мной с открытым лицом, сама открыв его. Она смотрела на меня прямо и открыто, без страха, но и не вызывающе. У нее были роскошные каштановые волосы, прекрасные серые глаза, которые оказались еще чище и красивее, когда она открыла свое прелестное лицо. Девушка оказалась очень красивой, гораздо красивее, чем я предполагал.

— Я тебе нравлюсь, — спросила она.

— Да, очень.

Я знал, что я, вероятно, первый мужчина, который видит ее лицо, кроме, разумеется членов ее семьи, если та у нее была.

— Я красива? — спросила она.

— Ты прекрасна.

Тогда она обеими руками спустила с роскошных плеч свое грубое платье, обнажив белое горло. На нем не было воротника раба. Она была свободной.

— Ты хочешь, чтобы я встала на колени перед тобой, чтобы ты мог надеть на меня воротник? — спросила она.

— Нет.

— Ты хочешь видеть меня всю?

— Нет.

— Я еще не принадлежала никому. Я не знаю как и что нужно делать, но я буду делать все, что ты захочешь.

— Ты была свободна до встречи со мной, — сказал я, — ты свободна и теперь.

И тут она удивилась в первый раз.

— Ты не один из тех, — спросила она.

— Один из кого? — спросил я, мгновенно насторожившись. Ведь если по ее следу идут охотники за рабами, то могут быть большие неприятности. Может даже пролиться кровь.

— Меня преследовали четыре человека из Тарна.

— Из Тарна? — переспросил я. — Я думал, что только мужчины Тарна с почтением относятся к женщинам.

Она горько рассмеялась.

— Сейчас они не из Тарна, — ответила она.

— Они не могут привести тебя в Тарн, как рабыню. Разве татрикс не освободит тебя?

— Они не поведут меня в Тарн. Они надругаются надо мной и продадут кому-нибудь из купцов.

— Как тебя зовут?

— Вера.

— Из какого ты города?

Прежде, чем она успела ответить, если хотела это сделать, глаза ее расширились от ужаса и я повернулся. К нам шли через луг, по пояс в мокрой траве, четыре воина в шлемах с щитами и копьями. По эмблемам на щитах и голубым шлемам я узнал людей из Тарна.

— Беги! — крикнула она и повернулась, чтобы бежать.

Я удержал ее за руку. Она вся напряглась.

— А! — прошептала она, — ты держишь меня, чтобы заявить о своих правах и потребовать свою долю добычи! — и она плюнула мне в лицо.

Мне понравилась ее горячность.

— Стой спокойно! Тебе все равно не убежать.

— Я убегала от них шесть дней, — простонала девушка, — я питалась ягодами и насекомыми, спала в канавах, пряталась.

Она не смогла бы убежать, даже если бы захотела. Ноги совершенно не держали ее. Я обхватил девушку рукой и поддержал.

Воины приближались ко мне, вполне профессионально окружая со всех сторон.

Один пошел прямо ко мне, а другой солдат шел чуть сзади и левее от него. Первый в случае необходимости мог схватиться со мной и тогда второй мог ударить меня копьем. Офицер и еще один солдат шли в нескольких ярдах от них. Офицер шел сзади, чтобы руководить боем в случае, если его солдатам придется отступать, так как я окажусь не один. Он также сможет прикрыть их копьем. Я оценил мудрость этого маневра, который был выполнен быстро и безмолвно, чисто автоматически. Такое высокое военное искусство объясняло, почему Тарн все еще существовал в окружении враждебных городов, несмотря на правление женщин.

— Нам нужна женщина, — сказал офицер.

Я мягко освободился от девушки и легонько толкнул ее назад, себе за спину. Воины поняли эту перегруппировку, как мою готовность к бою.

Глаза офицера сузились.

— Я Торн, — сказал он, — капитан Тарна.

— Почему вам нужна женщина? Разве в Тарне не относятся к ним с почтением?

— Это не земля Тарна, — с тревогой в голосе ответил офицер.

— Почему я должен отдать ее вам?

— Потому что я капитан Тарна.

— Но это не земля Тарна.

Девушка прошептала жарким шепотом:

— Воин, не нужно умирать за меня. Конец будет все равно один и тот же, — и она громко сказала офицеру: — Не убивай его, капитан Тарны. Я пойду с тобой.

Я рассмеялся.

— Она моя и вы не получите ее.

Девушка удивленно вскрикнула и посмотрела на меня.

— Если вы не заплатите за нее определенную цену… — добавил я.

Девушка опустила глаза, ее руки безвольно повисли.

— Какая еще цена? — спросил Торн.

— Ее цена — сталь, — сказал я.

Благодарность прояснила лицо девушки.

— Убейте его, — сказал Торн своим людям.