"Бывший разведчик разоблачает махинации БНД" - читать интересную книгу автора (Юрецко Норберт, прицелом Вильгельм Дитль....)

ПАРОЛЬ: ДОЛЛАРОВАЯ БАНКНОТА

Уголовный процесс против Фредди и меня, проведения которого всеми своими силами смогла добиться БНД, еще до своего начала обещал быть очень напряженным. В конце концов, речь шла не о мелком мошенничестве, когда наемный работник каким-то образом обманул своего работодателя. Вспомните: мы скрыли происхождение документов, которые могли помочь разоблачить высокопоставленного российского шпиона в Федеральной разведывательной службе, чтобы защитить наших источников, и без того подвергавшихся серьезной опасности. Насколько важным было это мероприятие, показывает одна операция, которая в конце моей активной службы наделала много шума.

Речь идет об истории в духе Джеймса Бонда, напоминающей и сегодня мне настоящий детективный роман. То, что в последующем судебном разбирательстве она сыграла столь маловажную роль, было связано, вероятно, с тем, что с меня в значительной степени были сняты обвинения. Но к описываемому моменту это еще не могло произойти. Несмотря на это, описываемые ниже события очень важны, потому что они показывают, насколько близко мы смогли подойти к нежелательной правде. Все началось с незаметного, маленького белого конверта.

Я в тот день как раз вернулся из Мюнхена домой в Северную Германию. Поставив свой синий "Опель-Вектра" на стоянке перед домом и поздоровавшись с женой и детьми, я как обычно вошел в кабинет, чтобы переложить служебные документы из портфеля в мой маленький сейф. За чашкой кофе я просматривал почту, скопившуюся за пару последних дней. Среди многочисленных писем был и конверт. На нем не было написано ни слова – ни адреса, ни имени отправителя.

Я предположил, что это приглашение одному из моих сыновей на день рождения кого-то из его друзей. Потому я, не открывая, протянул конверт жене со словами: – Это точно для Йонаса или Оле. Та открыла конверт. Но там не было никакого приглашения для моих мальчишек, зато лежала половинка однодолларовой банкноты. Доллар, очевидно, разорвали точно по середине. Молча и в недоумении устаивались мы на клочок бумаги, который моя жена держала в воздухе. Качая головой, она положила его обратно в конверт и спросила меня: – А это что такое? – Понятия не имею, – ответил я, пожав плечами, и несколько нервно добавил: – Я действительно этого не знаю!

Но скоро мне довелось узнать, что скрывалось за присланной долларовой банкнотой. Даже очень скоро. Через несколько часов у меня зазвонил телефон.- Да, слушаю, – проговорил я в трубку необычное и даже в чем-то невежливое приветствие. Привычка так отвечать по телефону выработалась у меня еще много лет назад. Тем самым я как бы перенес в личную жизнь мои служебные привычки.

В БНД принято, поднимая трубку, никогда не называть своего имени. Привыкнув к этому, я не долго думая, стал отвечать так же и дома. Даже сейчас я иногда следую этой глупой привычке, когда беру трубку. А в то время это было тем более привычно, что я уже много месяцев работал дома, и служебные привычки все больше и больше укоренялись внутри моих четырех стен. То, насколько в моей жизни смешалось служебное и личное, мне еще довелось почувствовать.

– Да, слушаю, – повторил я, не услышав ответа. Глухой мужской голос спросил: – Это господин Норберт Юрецко? В голосе чувствовался явный восточноевропейский акцент. – Да, кто это? – осторожно спросил я. – Я друг и хотел бы поговорить с вами конфиденциально, – очень дружеским тоном ответил мужчина. – А о чем? – поинтересовался я. – Ах, вы знаете, это, наверное, не телефонный разговор. Вы получили банкноту? Если мы захотим встретиться, она была бы хорошим опознавательным знаком, правда? – сладко нашептывал незнакомец.

Я был полностью ошеломлен этой ситуацией и попытался возразить: – Я не знаю, почему я должен встречаться с вами, в чем тут дело? Его ответ еще больше ошарашил меня: – Как поживет ваша дочь? Она уже выздоровела? Меня чуть ли не парализовало, и я некоторое время не мог ничего сказать. Он тут же продолжил: – Я надеюсь, она уже хорошо себя чувствует – ведь болезнь была тяжелой. Но не торопитесь с решением. Мне представляется, что Прага была бы хорошим местом для встречи. Деньги не играют никакой роли. Не успел я ответить, как он вежливо попрощался: – Было бы очень хорошо, чтобы этот разговор остался между нами. Желаю вам хорошего вечера!

Меня будто поразило молнией. Что бы все это значило? Откуда незнакомец знал о болезни моей дочки? Или кто-то просто издевается надо мной?

Военный совет с Фредди

Впрочем, одно мне было сразу понятно. Я обязан был действовать. Кто знает, что еще может случиться. Потому я сразу позвонил человеку, которому больше всех доверял – Фредди. Как бывший воздушный десантник, он обладал хорошими техническими знаниями. Это я заметил сразу, как только мы столкнулись с радиоппаратурой. Фредди достаточно жизнерадостный человек, с удовольствием рассказывающий анекдоты, но при всей своей внешней легкомысленности он из тех, кто бросит все, лишь бы помочь своим коллегам. Из-за этого он пользовался большой популярностью, что в свою очередь, позволяло ему очень часто риторически затрагивать больные вопросы. Фредди – уникальный тип, но мне как раз такой партнер и был нужен, чтобы не опустить руки прежде времени.

Партнер откликнулся в очень дружеском тоне. Он как раз взял пару дней отпуска и отдыхал дома. – Монсеньор! Что я могу для тебя сделать? – Нам нужно срочно поговорить, – ответил я. – Ну, да ты говоришь очень серьезно. Что-то случилось? – переспросил он уже озабоченным голосом. – Я сам не знаю, пока не знаю, – был мой краткий ответ. – Ну, Фредди, когда и где? – не отставал я. – Если хочешь, можешь еще сегодня заехать ко мне домой. Переночуешь у меня. Это не проблема.

Мы еще немного поболтали и в конце беседы договорились о встрече на следующее утро в его доме.

От Мюнхена до местожительства Фредди по автобану можно было доехать всего за два часа. Потому я был уверен, что в ходе такой поездки мне следует сделать внеочередной заезд в Пуллах. Так что встреча в Франконии в любом отношении имела смысл.

Следующим ранним утром, еще в четыре часа, я выехал на моем служебном "Опеле-Вектра" на автобан А7 по направлению на юг.

Примерно в 8.15 у меня зазвонил мобильный телефон. – Ну, ты далеко? – с любопытством спросил Фредди. – Десять минут, как съехал с трассы! Примерно в восемь утра я свернул с автобана, и ехать до цели мне оставалось около двадцати минут. – Да ты снова ехал как псих! – пошутил он и добавил: – Иду ставить кофе, пока!

Когда я подъехал к дому Фредди, он курил на веранде, опершись на изгородь. Как обычно, он был приветлив и очень рад меня видеть. – Привет, дружище, что с тобой опять приключилось? Если ты приезжаешь незапланированно и так быстро, то что-то серьезное, правда? На лице его играла плутовская улыбка. – Хватит! – нервно отрезал я. – Мне эти шпионские игры уже в печенках сидят.

Мы уселись на просторной уютной кухне Фредди, выполненной в типичном баварском деревенском стиле. Пока мой хозяин разливал кофе, я вытащил из портфеля маленький белый конверт и положил его на стол. – Что это такое? – вопросительно и недоверчиво взглянул на меня Фредди. Он взял конверт и осмотрел его. Затем вынул половинку долларовой банкноты. Зеленоватая бумажка с самого начала показалась ему слишком подозрительной.

– Так что это? – повторил он свой вопрос как-то рассеянно. – Половинка однодолларовой банкноты! – ответил я точно также кратко и сухо. Фредди наклонил голову и натянуто улыбнулся. Высоко подняв брови, он держал бумажку в воздухе, рассматривая со всех сторон. – Черт побери! Действительно, половинка банкноты в один доллар, разорванная посередине. Хорошо, что ты мне это объяснил. Я бы сам так быстро не догадался. Он отпустил бумажку, и она, покачиваясь как осенний листок, опустилась на стол. – Ну, теперь рассказывай. Что это за клочок бумаги?

Я встал и подошел к окну кухни. Погода в этот день была великолепной. Яркое солнце и ни облачка на небе. Полная противоположность тому, что творилось в моей душе. Там все выглядело мрачно и пасмурно.

Я все чаще замечал темные тучки на горизонте. За последние годы мое доверие к БНД падало все ниже и ниже, и для этого были серьезные основания. Разочарования берлинского времени все еще давали о себе знать. Недостаток заботы со стороны руководства и отсутствие эффективного управления действовали на меня изнуряющее, не говоря уже о подлом отношении к людям со стороны самой Службы. Собственно это все уже давно перестало быть моим миром.

Впрочем, пара обстоятельств еще удерживала меня. В первую очередь, речь шла о людях, которые что-то значили для меня. Прежде всего, о моем верном партнере Фредди. Я всегда мог на него положиться, и он никогда меня не подводил. Кроме того, было еще несколько агентов и помощников, с которыми нас связывали дружеские чувства. Именно это оправдывало в моей душе продолжение работы. И еще нас стимулировала мысль, что мы собираем, и по-прежнему будем собирать важную разведывательную информацию. Все это заставляло меня не сдаваться. Оценки наших трудов старшими аналитиками всегда были положительными. Но то, что сейчас должно было произойти, я не мог себе представить. Тем не менее, в моей душе уже поселились плохие предчувствия.

Вдруг я от размышлений вернулся к реальности. Фредди как раз звонил по телефону. Когда он закончил, то спросил снова: – Ну, так рассказывай, наконец. Что это за бумажка? И что все-таки с тобой происходит? Прислонившись спиной к окну и опершись обеими руками на подоконник, я приступил к рассказу. Я сообщил, как мы нашли конверт и о звонке чужака. Особенно неприятно было мне вспоминать о том, что совершенно незнакомый мне человек так хорошо знал детали моей личной жизни.

Реакция Фредди была четкой и прямой: – Только этого нам не хватало. Тут, наверное, кое-кто из другой конторы заволновался, правда? Потом он громко рассмеялся: – Я уже вижу наших специалистов из Братства Никчемных Дилетантов. Новая злая расшифровка сокращения "БНД". Фредди хлопнул себя по лбу: – Норберт, из этого выйдет что-то большое! Поверь мне, что-то действительно большое! Повторяя это, он раскачивался на стуле и с ухмылкой знатока отхлебывал кофе.

– Ну, дружище, и что теперь? – спросил я. – Нам не остается ничего, как поехать вниз, – вырвалось у него. Он имел в виду, конечно, Пуллах. – Для меня это вопрос решенный! Он начал медленно расхаживать по кухне взад-вперед. И тут он провел краткий анализа, который сразу прояснил наше положение: – У русских проблема. Они поймали не того "Рюбецаля".

Поясню: в марте 1997 года российская контрразведка арестовала одного полковника, которого они считали агентом БНД. Настоящее имя этого офицера действительно содержалось в досье БНД в оперативном деле "Рюбецаля", нашего важнейшего источника. Но произошла маленькая ошибка. Мы вообще ни разу не использовали настоящее имя агента под псевдонимом "Рюбецаль", записав вместо него в досье имя совсем другого человека, который, хоть и существовал реально, но никогда не был в контакте с нами или с Федеральной разведывательной службой. Но кто-то, имевший доступ к самым секретным досье БНД, передал якобы настоящее имя "Рюбецаля" русским. Разумеется, он не мог знать, что попал не на данные настоящего агента. И когда российская контрразведка это заметила, было уже поздно. Арест "неправильного" "Рюбецаля" ясно показал, что у русских есть "крот" в БНД.

Фредди анализировал дальше: – Теперь в ФСБ начнут ломать себе голову. Почему их главный агент в БНД внезапно сообщил им неправильное имя? По ошибке? Или намеренно? Может быть, в Пуллахе его разоблачили и заставили целенаправленно "сливать" русским дезинформацию? Что тогда с другими сведениями, которые он, возможно, поставляет? Вдруг и они фальшивые? Или БНД "втемную" снабжает источник неверными сведениями, а он об этом не догадывается? Вопрос за вопросом – бедная российская ФСБ!

Такие или подобные мысли, конечно, приходили и мне в голову, потому я продолжил: – Теперь они больше ничего не знают, и что же им пришло бы в голову в первую очередь? Конечно, выйти непосредственно на оперативника, который-то точно должен знать, как зовут его агента. Но, Фредди, почему они обратились ко мне? Они ведь точно так же могли бы и на тебя выйти?

Фредди кратко заметил: – Во-первых, связником являешься ты. Я, собственно, занимался только финансовыми делами. Кроме того, узнать твое имя и адрес им было намного легче. Ты прославился как главный свидетель на процессе против наших бывших коллег, и тебя теперь каждая собака знает. Привет от БНД.

Странные совпадения

Через два часа Фредди и я уже сидели в машине и катились в сторону Мюнхена. По дороге мы снова обсуждали ситуацию и решали, как нам поступить. Собственно, мы вообще не обязаны были ехать в Мюнхен. Фредди с марта был на больничном, а меня наш служебный врач в мае временно отстранил от активной службы из-за нервного переутомления.

Тем не менее, мы более-менее регулярно посещали Центр на пуллахской улице Хайльманнштрассе. Потому что, по мнению руководителей Службы, нашего источника "Рюбецаля" по-прежнему обязательно должны были вести мы. Фактически было так. В само здание БНД мы уже очень давно не заходили. Обычно мы снимали номер в гостинице "Вальдгастхаус Бухенхайн", порой также в Грюнвальде или в центре Мюнхена. Наше доверие к этому союзу шпионов был совершенно разрушено. Как правило, мы непосредственно перед приездом звонили одному из наших контактных лиц и приглашали его в отель. Это всегда была несколько странная ситуация. Потому наша деятельность ограничивалась лишь абсолютно необходимым в деле ведения источников.

Сам Фредди уже не принимал участие в поездках на встречу с агентами, но мне, к сожалению, несмотря на болезнь, приходилось выполнять по крайней мере эту работу. Он же видел свой товарищеский долг в том, чтобы разгрузить меня, и помогал, чем мог. К примеру, всю бюрократическую возню он взял на себя – от получения заявки на командировку до калькуляции оперативных расходов и составления финансовых отчетов после встреч с источниками. То, зачем мы все же согласились ввязаться в эту странную и непредсказуемую авантюру в 1997 году, я и сейчас не могу понять. Без сомнения, моральное давление, которое оказывали на нас руководители оперативной безопасности БНД, было беспрецедентным. Во всяком случае его было достаточно, чтобы с самого начала мы не ответили четким "нет". Безумная ситуация.

Когда мы ехали по направлению к Мюнхену, Фредди с боевым задором сказал: – Ноя не хочу никого из них видеть. Я останусь поблизости, если ты вдруг окажешься в беде, но это все. Я не хочу никого видеть, иначе я за себя не отвечаю.

– Что ты имеешь в виду? Мне следует позвонить? – спросил я. Ведь пока никто из наших пуллахских шефов не знал, что мы едем к ним.

– Ну, ну, ну, – усмехнулся он, – давай сначала приедем. Господа в любом случае узнают об этом своевременно. Потом подождем, что случится сегодня, когда мы будем проезжать съезд на Эхинг. С видом знатока он ухмыльнулся. Я тоже не смог удержаться от смеха. – Хорошая идея, посмотрим, что случится. Фредди, сидевший за рулем, обернулся ко мне, высоко поднял брови взглянул на меня поверх очков.

Забота или технический трюк?

Дело в том, что за последние месяцы мы заметили одну странную особенность. Всегда, когда мы на служебной машине ехали в Мюнхен, точно на одном и том же месте происходило одинаковое событие.

Руководитель команды наблюдения БНД звонил нам по мобильному телефону. За последние месяцы мы подружились с полковником Франком Оффенбахом, старым лисом Службы. И как раз этот Франк всякий раз звонил нам, когда мы проезжали развязку Эхинг. Сначала мы думали, что это случайное совпадение. Но когда его звонок повторился и в пятый раз, нас это насторожило. Даже когда однажды Фредди забирал меня из мюнхенского аэропорта и мы через небольшое время съезжали с автобана А92 на А9 по направлению к Мюнхену, вдруг зазвонил мобильный телефон. Еще раз замечу, что мы почти никогда не сообщали Центру заранее о нашем приезде. Вот и теперь мы сидели в синей "Вектре", распираемые от любопытства, в ожидании того, что сегодня произойдет при переезде через Нойфарнскую развязку.

Но за два с половиной километра до этого места Фредди вдруг свернул направо и съехал на парковку напротив заправки и мотеля Фюрхольцен.

– Что случилось? – спросил я. – Тебе нужно в туалет? – Нет! Я просто хочу постоять тут пару минут. Посмотрим, позвонит ли он, когда мы будем ждать здесь. Мы вышли из машины и попробовали определить, не ехал ли кто за нами следом. Выкурив сигарету, я сказал в легком волнении: – Мне кажется, у нас двоих уже начинается мания преследования. Возможно, это было просто совпадение, когда Франк звонил нам.

– Подождем чуть-чуть, мы еще не на месте, – возразил Фредди и запрыгнул в машину с таким видом, будто собирался идти в атаку.

Он снова взглянул на меня, заводя мотор и демонстрируя свою веселую улыбку. Через две минуты мы переехали А92. И тут зазвонил телефон. Фредди смеялся так, что у него на глазах появились слезы. – Такого просто не может быть! Он хлопнул себя по ноге.

Я осторожно взял телефон. – Да, слушаю. – Это Франк! Ну, что вы там оба делаете? Он засмеялся. Я ответил вежливо, но немного взволнованно: – Мы едем вниз. Можем встретиться сегодня после полудня? – Без проблем, – последовал краткий ответ, – а где? Мы поселимся в Буха! Сразу, как только кое-что еще решим. "Буха" – это было сокращение от "Вальдгастхаус Бухенхайн", лесного отеля в Бухенхайне, пригороде Мюнхена. От него до Пуллаха было всего две остановки на городской электричке. Мы уже очень часто встречались там.

Франк закончил разговор словами: – Ладно, ребята, если ничего не изменится, тогда в 16.00 в вашей "резиденции". И со смехом добавил: – И больше не делайте пауз, я говорю серьезно!

После беседы мой партнер спросил: – Ну, и что он сказал? – В 16 часов в Буха, а ты больше не должен делать паузы! Фредди нервно заерзал на сидении: – Да, черт побери, откуда сукин сын знает, где мы? Это уже на голову не налазит. Они точно что-то сделали с "ящиком". Фредди имел в виду нашу машину. При этом он нервно осматривал все вокруг. Он полез в карман на боковой двери, открыл "бардачок, открыл и закрыл пепельницу, включил и выключил радио.

Качая головой, я сидел и наблюдал, как он, продолжая движение, поднимал и опускал противосолнечные козырьки. Наконец он хлопнул ладонью по приборной панели и громко закричал: – Тест, тест, вы меня слышите? Тест, тест, вы все можете поцеловать меня в задницу, это я, ваш любимый Фредди! Я начал смеяться. Молодая дама в соседней машине видела весь этот спектакль и пару раз провела ладонью возле лица.

Мы стояли как раз в обычной "пробке" между Гархингом и развязкой Мюнхен-Норд. Я, смеясь, просил Фредди: – Посмотри-ка осторожно налево. Когда он увидел качающую головой женщину в соседней машине, то оцепенел, как соляной столб. Напряженно глядя вперед, он сжал зубы и прошептал, почти не шевеля губами: – И все равно вы все можете меня… Тест! Тест!

Теперь мы не сомневались, что БНД установила в нашей машине "жучки" или как минимум "радиомаячок". Оффенбах, которому я позднее как-то напрямую задал этот вопрос, просто усмехнулся и пожал плечами. Старый лис никогда открыто не признавался в проводимых операциях по наблюдению. Для этого он был слишком лоялен по отношению к своим шефам и своей работе. Но у меня было впечатление, что он специально подавал нам столько сигналов, свидетельствующих об этом, что мы не могли их не заметить.

Это свидетельствовало, что Франк попал в противоречие с требованиями лояльности. С одной стороны. С одной стороны, он послал своих людей шпионить за нами, а с другой стороны, не верил, что для этого мероприятия есть достаточные основания. Чем дольше длилась эта ситуация, а она тянулась уже месяцами, и чем меньше негативного в результате наблюдения он узнавал о нас с Фредди, тем яснее и чаще он и другие его коллеги намекали нам на то, что наша собственная фирма следит за нами.

Зная, что мы "под колпаком" у Службы, мы колесили по Мюнхену. За рулем сидел Фредди. Это уже стало его привычкой. Не позднее, чем при въезде в Мюнхен, он всегда пересаживался на сиденье водителя. Он знал город как свои пять пальцев и всегда умудрялся объезжать городские "пробки".

Сейчас он двигался на юг вдоль Изара. Когда мы с Изартальштрассе выехали на Шэфтларнштрассе, мы, так сказать, приближались к месту посадки. Мы добрались до Вольфратсхаузер Штрассе. Она проходила очень близко от Гроссхесселое и Пуллаха. Здесь всегда было полно сотрудников БНД. Многие проводили свой обеденный перерыв в кафе и пивных садах поблизости от зданий Центра.

Короткая автобусная поездка в "депо"

Несколько тысяч сотрудников БНД всеми силами – и чаще всего безуспешно – стараются быть незаметными. Из-за этого всегда случались самые разные курьезы. Когда в 1980-х годах после многолетних реставрационных работ старый вокзал Гроссхесселое в долине Изара засиял первозданным блеском, у людей в шляпах и темных очках возникла новая проблема.

Историческое здание на площади Вёлльнерплатц реставрировало собственно не Объединение общественного транспорта Мюнхена, сокращенно МФФ. В гораздо большей степени это была заслуга пивоваренного завода "Хофбройхаус Траунштайн". Знаменитая пивоварня в непосредственной близости от места дислокации шпионской братии решила возродить старую баварскую традицию и в качестве "патрона" устроила при вокзале пивной ресторан с собственным варочным цехом.

Для сравнения – представьте себе, что возле детского сада одновременно открылись филиалы "Макдональдса", "Бургер Кинга" и "Пиццы Хат".

У людей из отдела безопасности издавна были проблемы с кабачками и кафе в ближайших окрестностях. Они испытывали большой страх из-за того, что сотрудников Службы легко можно будет вычислить на их коротком пути от бюро до пивных садов. Кто знает, что там происходит? Опасность! Вдруг кадровые специалисты БНД, выпив слишком много пива или вина, случайно начнут даже разбалтывать служебные секреты! Последствия даже трудно себе представить!

Потому и в прошлом руководители БНД категорически запрещали посещать ближайшие кабачки рестораны с такими названиями, как "Вальдвиртшафт", "Брюккенвирт", "Рабенвирт" или "Трайбхаус". С регулярными интервалами нам приходилось расписываться на инструкциях и циркулярах. Не могу забыть, как однажды до обеда мы с Фредди снова подписали один из таких документов. Сразу после этого мы отправились прямо в "Вальдвиртшафт" ("Трактир в лесничестве"), чтобы выпить там кофе.

Пригласил нас туда один из наших начальников. Ему вообще не было дела до таких запретов. Пивной сад, известный далеко за пределами Мюнхена, располагался меньше чем в километре от главных ворот нашего "лагеря", к северу от большой стены, огораживающей секретный объект. Фредди тогда прокомментировал указание начальника словами "Приказ есть приказ" и только покачал головой. Стоило нам усесться, как мы увидели еще одного человека из "лагеря", которого мы хорошо знали. В сопровождении своей секретарши он пил пшеничное пиво. Но этот коллега был не кто иной, как автор самого последнего меморандума, категорически запрещавшего посещения именно этого ресторана. – Теперь я все понял, – прокомментировал я сложившуюся ситуацию, – он просто хочет устраивать тут свои свидания по возможности в одиночку, чтобы мы ему не мешали. Но в другой день нам действительно пришлось писать объяснительные из-за пребывания в этом месте.

Вот так понималась порой принципиальность теми, кто отвечал за вопросы безопасности.

Но теперь в городе Гроссхесселое возникла новая гастрономическая угроза. Тут же последовали ограничения на посещения и директивы о поведении в этой связи. В ресторане присутствовало, кроме всего прочего, и отягчающее обстоятельство – там работала одна чешка, что по оценке специалистов увеличивало потенциальный риск до беспрецедентных масштабов. В оборот пошла целая куча бумаг, и даже тем коллегам, кто раньше ничего не знал о новом заведении, пришлось о нем узнать.

Конечно, вся эта имитация работы не принесла никакой пользы. Несмотря на угрозы самых жестких наказаний, уже в первый декабрь после открытия вся команда одного реферата из подотдела 33 отпраздновала Рождество в этом уютном зале. За это время "Изартальский вокзал" превратился в постоянное место для посещений разведчиков БНД. Если кому-то захотелось бы узнать больше о внутренней жизни разведки, тут сделать это было легче всего.

Нигде не говорили о внутренних делах Службы так откровенно и без стеснений, как здесь. Обычно сотрудники собирались тут маленькими группками, изливали друг другу свои служебные разочарования или заливали их вином. Если сначала тот или другой время от времени рассеянно оглядывался вокруг, чтобы убедиться, не подслушивает ли кто-то чужой, то со временем большинству стало совершенно все равно, слушает ли их кто-то. Даже встречи с агентами иногда проводились в этом уютном окружении. Ресторан располагался практически рядом, потому расходы на поездку были минимальны.

Многие кадровые разведчики уже с утра заглядывали сюда ради "завтрака". Для одних это был кофе, для других светлое пиво, для третьих – коньяк. Впрочем, вообще утренний спектакль стоило бы посмотреть. Если у вас есть желание и время, попробуйте сами. Сначала в 7.30 утра сядьте в городскую электричку S 7, по направлению на Вольфратсхаузен. Весь поезд забит "призраками", стремящимися попасть на южные окраины Мюнхена к западу от реки Изар.

Если поезд на мосту Хаккер- унд Доннерсбергер Брюкке еще набивается пассажирами, то через пару станций в нем уже появляются свободные места. Не позднее остановки Сименсверке зерна отделяются от плевел. Работники концерна "Сименс" покидают вагоны и в них остаются те, которым предложить проехать еще две станции. Несколько сотрудников выходят из поезда в Золльне, чтобы подсесть к тем коллегам, которые едут на машине и таким образом более-менее неопознанными добраться до ворот Центра.

Подавляющее большинство выходит в Гроссхесселое. Молча шагают они к привокзальной площади. Взгляд направлен точно вперед, многие – в темных очках, даже самой мрачной осенью. Это означает – конспирация. Перед зданием стоит автобус-"гармошка". Автобус совершает челночные перевозки. Впереди на автобусе можно прочесть написанное большими буквами направление: "Депо".

Стоит пассажирам войти в автобус, как они тут же принимаются дружески приветствовать друг друга, обмениваться рукопожатиями, хотя буквально две минуты назад молча шагали рядом, усиленно делая вид, что незнакомы. Потом автобус отъезжает. По Каштановой аллее, затем направо на Пуллахер Штрассе и прямо, мимо больших ворот центрального въезда БНД на Хайльманнштрассе. Сразу после этого налево – и в депо, до которого отсюда всего 950 метров.

Некоторые особенно стойкие разведчики, в хорошую погоду их обычно больше, идут с вокзала пешком. Они образовывают маленький караван, движущийся по Кройцштрассе параллельно с маршрутом автобуса, а потом по большой пустоши по направлению к "лагерю". Там за много лет образовалась широкая тропа. У горы Грундельберг они тоже натыкаются на Хайльманнштрассе. Все молчат, все стараются вести себя "по-секретному" и время от времени оборачиваются, чтобы проверить, нет ли за ними "хвоста". Невероятное зрелище.

Встречи в Бухенхайне

Эту обстановку вблизи и чуть подальше от Центра и все связанные с нею ассоциации Фредди буквально уже не мог переносить. Потому он и сегодня в очередной раз объехал этот эпицентр неприятностей, как он любил его называть. Он проехал зоопарк Хеллабрунн и через мост Талькирхнер Брюкке дальше в Бухенхайн. Забросив багаж в наши номера, мы спустились вдоль реки, философствуя, что произойдет дальше. Точно в назначенное время на своей красной "тройке" БМВ перед нашим жилищем появился Франк. Его сопровождала Хайке.

Невероятно красивая блондинка улыбнулась нам: – Ну, вы оба, что с вами стряслось? За чашкой кофе я рассказал о банкноте и о звонке. Я не скрывал своей озабоченности тем, что другая сторона так много знает о подробностях моей личной жизни. Хайке просто посерела, а Франк стал красным от бешенства: – Вот так свинство, кто-то передает информацию русским! Если бы я поймал эту сволочь!

– Вот черт, – вмешалась Хайке, – а Ули как раз в отпуске. Вернется только послезавтра. Ули – это было сокращение от фамилии Ульбауэра, шефа следственного реферата. Он был старым лисом разведки, и все самое опасное и секретное в БНД проходило через его руки. В том числе и поэтому он накопил самый богатый оперативный опыт в ведомстве. И как раз сейчас с Ули нельзя было связаться. – Вот дерьмо, – сказал я. Франк поразмышлял пару минут. – Нам нужно срочно действовать. Придется подключить Ольгауэра. Он тяжело вздохнул и вопросительно взглянул на Хайке. Та закатила глаза и покачала головой. Затем у нее со вздохом вырвалось: – Да, здорово! Фредди подсел ко мне, уголки его рта опустились, а плечи поднялись.

Я не отставал: – А что? Что с Ольгауэром? Она, заикаясь, ответила: – Нет, нет, ничего, все в порядке. Затем взглянула глубоко в глаза Франку и пожала плечами. Взяв ключи от машины, она поднялась: – Через полчаса вернусь. Франк тоже встал и проводил ее до двери. Там они перебросились парой слов. Хайке при этом дико жестикулировала.

После этого Франк шаркающей походкой вернулся к нам. Мы уже привыкли к его внешнему виду. Наклонив голову вперед, слегка сгорбившись, стоял он перед нами. Его лицо было серым, и было видно, что он очень устал от внеурочной работы. Но глаза светились умом и любопытством. Как обычно, на нем были темно-серые фланелевые брюки с шикарным ремнем. Темно-синий, почти черный пиджак свободного покроя с серебряными пуговицами казался слишком большим для него, ведь Франк был человеком среднего роста и телосложения. Его седоватые светлые волосы всегда были аккуратно причесаны, обувь начищена до блеска.

Любой другой выглядел бы в таком виде похожим на изворотливого пижона. Но не Франк. Несмотря на свой официальный внешний вид, от него всегда исходило дружелюбие и определенное человеческое тепло. Причиной были не только его ясные глаза и обветренное лицо. В нем чувствовалось что-то позитивное. Его смех ни с чем нельзя было спутать, речь была четкой и недвусмысленной, и для человека из высшего руководства БНД он был удивительно честен, правдив и принципиален. Порядочный и открытый тип, которого так редко встретишь.

Вот таким стоял он перед нами. Одной рукой он оперся о бедро, а другой потянулся к сигарилло, ждавшем его в пепельнице. – Ребята, мы с этим справимся, – сказал он отеческим тоном и через пару секунд добавил: – нам нужно только следить, чтобы никто из нас не попал под колеса.

– Да, тут нужно всегда быть очень осторожным, – добавил я. – Шаг за шагом, как на минном поле! Тут он взорвался громким смехом: Норберт, Фредди, у нас в Службе тоже есть команда по разминированию! Мы оба удивленно уставились друг на друга. – А вы знаете, как это делается в БНД? Не в силах справиться со смехом, он встал. – Итак, поиск мин в БНД, они это делают так! Франк закрыл глаза, заткнул пальцами уши и неумело подвигал левой ногой по полу, будто искал мину. После такой пантомимы он совсем не мог сдержаться. С громовым хохотом он хлопнул себя руками по ляжкам. Смеялись ли мы больше над этим образом, или над самим его выступлением, я сегодня уже не вспомню. Но в любом случае за одну минуту у нас рассеялись все наши тревоги.

Хайке обещала вернуться через полчаса. Но когда прошло уже вдвое больше времени, Франк начал звонить по телефону. Я чувствовал, как накалялась обстановка, начиналась лихорадочная деятельность. Прошло еще некоторое время, и Хайке появилась. – Простите за опоздание. Но пока там внутри найдешь хоть кого-то, кто способен принять решение, война успеет закончиться. Она села на диван в углу и налила кофе. – Итак, Ули на месте не было. Я попробовала застать его дома, но и там он отсутствовал. Тогда я отправилась к Ольгауэру! Она снова бросила взгляд в сторону Франка.

– Норберт, он просил передать тебе, чтобы ты сегодня вечером, когда в "лагере" все успокоится, вместе с Франком приехал туда к нему. Но он хочет обсудить все в деталях. Кажется, он затевает что-то большое. Затем она обессилено откинулась на спинку дивана. Да, я как-то именно это и предчувствовал. Сначала устраивается большой шум со всеми известными тайнами, секретностью, конспирацией и прочей пустой возней, а затем я снова попаду впросак. Нет, в этот раз, нет, определенно, нет – и уж точно не в "лагере". Я готов был стоять непоколебимо как скала.

Я ведь всего-навсего хотел сообщить, что случилось и попросить инструкции, как мне вести себя дальше, ничего больше. Последовала долгая дискуссия между Фредди и мной с одной стороны и Франком и Хайке с другой. Оба работника отдела безопасности много раз звонили в Центр.

В 19.30 Ольгауэр объявился собственной персоной. Он нервничал, но, несмотря на раздражение, постарался понять мою ситуацию и, наконец, согласился с моим нежеланием появляться на территории "лагеря" БНД.

И снова под охраной

Это было самое безумное время за все года моей службы. Если бы я только знал, что мне предстоит, то и во сне не подумал бы сделать хоть один шаг ради этой БНД.

Сначала мне пришлось снова в подробностях все рассказать Ольгауэру. Было уже поздно, и потому мы распростились, решив подождать с конкретными предложениями и инструкциями до утра.

Примерно в половину десятого утра Хайке ворвалась на парковку отеля на своем бордовом БМВ. Она привезла целую кучу новостей. Еще ночью Франк отправил группу филеров в мой городок. Там они должны были охранять мою семью и приглядывать за окрестностями. Хорошие знания русскими подробностей моей семейной жизни все-таки вызвали определенное беспокойство руководителей БНД. Итак, снова начался прежний спектакль. Мне это шоу было знакомо еще ос времен предыдущих расследований во время операции "Мяч".

Четыре наблюдателя из филиала QB по парам дежурили у моего дома днем и ночью. Через пару недель энтузиазм Службы поутих, и вместо четырех осталось лишь двое наблюдателей, круглые сутки отвечавших за безопасность семьи Юрецко. Они поселились в маленькой пекарне, которую мы с женой построили на нашем участке еще несколько лет назад.

Но сначала были лишь указания, которые передавали мне Хайке и Франк. Мне, по планам БНД, предстояла довольно щекотливая миссия. Под сильным давлением сложившейся ситуации – я боялся, что произойдет, если я откажусь выполнить инструкции моих начальников, я согласился с планами Ольгауэра и компании. Фредди точно и кратко оценил мое положение: – У тебя просто нет другого шанса! Да, бедняга!

Ну, теперь закрыть глаза и вперед, думал я. Сначала я получил задание записать следующий звонок чужака на пленку. При этом я для виду должен был согласиться на предложение продолжить беседу. Они хотели, чтобы встреча состоялась в Германии или в другой западной стране. С этим была связана первая возникшая проблема. Подходящего прибора для записывания телефонных переговоров, который могли бы мне дать на руки, просто не было. Я даже разбушевался: – Ну, что это снова за дерьмо! Если уж вы хотите, чтобы беседа была записана, тогда, пожалуйста, позаботьтесь о технике. Хайке ответила на это лишь пожатием плечами. После долгих проволочек я заявил, что готов попробовать записать разговор собственными средствами. Но это было возможным только для обычного телефона, но не для мобильного.

Нервный и обеспокоенный я возвращался домой. Погода была чудесной, я сидел в поезде "Интерсити-Экспресс" на Ганновер. Теперь мне как снег на голову свалилась новая служебная проблема, угрожавшая моей личной жизни. К этому добавилось чувство, как будто меня намеренно оставили одного. В Центре в связи с новой ситуацией царили оживление и лихорадочная деятельность.

Обо мне, кого собственно это касалось больше всего, не думал никто, разве что в самой малой степени. Все больше я сомневался, стоило ли вообще сообщать в Службу об этом случае и дальше участвовать в деле. Точно так же сомневался я в том, что правильно было для виду и для собственной безопасности согласиться на предложение русских. Возможно, вообще не стоило бы встречаться со звонившим.

Как конкретно следует поступать в той или иной ситуации, мне, впрочем, никто не сказал. – Мы вступим в игру, – самоуверенно заявил Ольгауэр. Глядя на него, можно было решить, что он готовится в конном строю атаковать русскую разведку. От него исходила такая жажда действий, что я испугался. К сожалению, вопроса "как" он почти не касался. Ни одной конкретной инструкции, никакой подготовки в какой-либо форме. Все оставалось каким-то размытым, необязательным, что было и есть так типично для нашей разведки. Наоборот, именно сотрудники отдела безопасности еще больше доставляли мне беспокойства.

С одной стороне они хотели разыграть эту разведывательную комбинацию. С другой, те из них, кто, на мой взгляд, действительно обладал достаточной профессиональной компетенцией, могли только тереть лоб, чесать затылок и открыто высказывать сомнения. Дурацкая ситуация, которая никак не могла меня успокоить.

Сомнения Ульбауэра

После полудня я добрался, наконец, до моего городка. – Ну, и сколько ты еще собираешься работать на эту паршивую фирму? – такими словами приветствовала меня моя жена прямо с порога. Она была очень взволнована. Откомандированные для защиты моей семьи наблюдатели из команды Оффенбаха не только обживали пекарню и приступили к работе телохранителей, но уже наделали и других дел.

Одна команда сопровождала мою жену, пока та гуляла собакой. Она гуляла пешком, а "хвост" медленно сопровождал ее на машине. Прямо по лесу! При этом они использовали "Альфа-Ромео" цвета "серебристый металлик". Для лучшей конспирации и чтобы не демонстрировать окружающим, что эта машина используется только для наружного наблюдения, мюнхенские специалисты так обработали дорогой автомобиль, что его клиренс стал еще меньше. Почему проказники из QB 30 решили использовать именно эту низко сидящую машину в роли джипа, навсегда осталось их служебной тайной.

Во всяком случае, при движении по пересеченной местности они потеряли строго секретные служебные номера. Речь идет о практически фиктивных автомобильных номерах. Для служебных машин их по просьбе Службы регистрируют на свои имена специальные помощники, которых таки называют – получатели автомобильных номеров для прикрытия. В зависимости от задачи сотрудники часто возят в багажнике по несколько комплектов таких номеров. Для того, чтобы замена одних номеров на другие, например, штутгартских на гамбургские, происходила как можно быстрее, на обратной стороне пластины с номером, за винтами для крепления, находились два пятисантиметровых металлических штифта с пружинными стопорными кольцами.

Это позволяло просто надевать и снимать номерные знаки. Но у системы был и серьезный недостаток! Пружинные кольца легко ломались или разбалтывались, потому номерные знаки часто терялись. Так произошло и здесь. Поездку по лесу эти детали просто не перенесли и безмолвно упали где-то на лесную почву.

Тогда обоим наблюдателям пришлось заняться поиском потерянных номеров. Пешком и в сумерках, вооруженные карманным фонариком, они несколько часов бродили по лесу. Больше всего они боялись, что номера найдет кто-то другой. Мысль о том, сколько писанины и объяснений потребует потеря, заставила их забыть о своей главной работе.

Вторая команда столкнулась с летящим низко сарычем и потому на долгое время отправилась в автомастерскую, где им меняли разбитые несчастной птицей фары и чинили решетку радиатора.

Моя жена, так или иначе, была взволнована. – Как долго в этот раз продлится весь этот цирк? Я понятия не имел. Если бы я заранее знал, что из всего этого выйдет, то мне следовало бы прямо сейчас завыть от горя.

На следующий понедельник мне позвонили. – Ну? Как дела? Мужчина не представился, но мне был хорошо знаком его голос. Это был Ульбауэр, начальник следственного реферата и уже несколько месяцев подряд мой шеф. – Ну да, – ответил я, – так себе.

– Я уже все знаю, – спокойно продолжил он. – Нам нужно обязательно встретиться. Есть какие-то новости? Я сказал, что нет. – Это полная чушь, что там задумал О. /имелся в виду Ольгауэр/. Это ни в какие ворота не влезает. "Подставлять" собственного сотрудника. Кроме того, мы не справимся с такой игрой. Так что не волнуйтесь и приезжайте снова в Мюнхен. Там мы быстро похороним всю эту историю. Мне совсем не нравятся эти игры в сыщиков и разбойников, – поучал он.

Мне сразу стало легче, как только я понял, что кто-то в Пуллахе отреагировал на всю эту историю спокойно и мудро, без лишней трескотни. Потому мы договорились встретиться через день. И вот я снова оказался в Мюнхене. По старой привычке мы встречались не в пуллахском бюро, а за пределами большой шпионской деревни.

Кроме нашей самой острой проблемы нам пришлось обсудить еще несколько вопросов, касающихся поддержания связи с агентами. Потому Фредди поехал со мной. На этой стадии я был уже совершенно издерган. В Центр я и шагу не хотел ступить. Мое время там закончилось для меня окончательно. Но и дома я не мог выдержать, во всем этом хаосе "наружки" и охраны. Меня не покидало чувство, что я сижу как кролик перед удавом и стоически жду, что со мной случится. Лучше всего я чувствовал себя в дороге. По пути в Мюнхен, где меня, возможно, ожидала какая-то хорошая новость. Или по пути домой, с радостью ожидая встречи с семьей. Моя прежняя жизнь как бы разорвалась на части.

Когда мы с Фредди добрались до места, где была назначена встреча, Ули, как мы его называли, уже ждал нас. Он сидел, как это часто бывало и раньше, в уже несуществующем сегодня ресторане "Винервальд" ("Венский лес") на Фраунбергштарссе, в паре шагов от моста Талькирхнер Брюке. Там мы могли чувствовать себя в безопасности от посторонних ушей.

Ули размешивал сахар в кофе и заулыбался, увидев нас. – Ну, два героя, как обстоят дела? – Серьезно, но не безнадежно, – ответил Фредди с широкой улыбкой. – Но и не слишком обнадеживающе, – добавил я с интонацией знатока. Ули засмеялся: – Только спокойно. Мы все обсудим.

Теперь мне пришлось снова во всех подробностях рассказать о произошедшем со мной. Его действительно интересовали самые мельчайшие детали. Снова и снова он переспрашивал о подробностях телефонного звонка и обо всех прочих необычных моментах последних дней. Он слушал молча и внимательно, только время от времени у него вырывалось удивленное "ага?".

Анализ Ульбауэра состоял из двух частей и был четким и однозначным:

– Во-первых! На русских оказывается огромное давление. Никто не знал, что вы заменили в досье имя агента. Потому они несомненно получили от своего информатора в БНД сведения, которые были неверными. Ни российская разведка, ни их информатор не могли исходить из того, что имена и личные данные не соответствовали настоящим данным ваших источников. Но им обязательно нужно разобраться с этим делом. Если они этого не сделают, их шпион в БНД утратит для них всякую ценность. Ведь он мог либо сам выдумывать фальшивые сведения, либо же БНД его разоблачила и снабжает его целенаправленной дезинформацией. Возможно, ему даже подкидывают неверные факты без его ведома. Тогда высокопоставленному российскому агенту у нас угрожает опасность.

– Что вы хотите сказать? – спросил я.

– Это значит, что другая сторона считает нас более серьезным противником, чем мы есть на самом деле. Но ведь такую игру с перевербованным источником или со специально подготовленной дезинформацией мы вообще не сможем провести! У нас нет аппарата, который справился бы с этим. Ни подотдела, ни реферата, что был бы в состоянии заняться таким делом. Мы, похоже, единственная секретная служба в мире, в которой нет таких подразделений.

– Да их и не может быть, – вырвалось у меня, – для этого нужен высокоинтеллектуальный персонал! Это же задача скорее для шахматных гроссмейстеров! Фредди довольно прыснул, чуть не поперхнувшись кофе. – Эй, эй, господа, – укоризненно промолвил Ульбауэр. Затем он с ученым видом ухмыльнулся и продолжил:

– Снова во-первых! Единственная возможность пролить свет на эту загадку и разоблачить "крота" в наших рядах – это вы двое. Или, лучше сказать, один из вас. Так как Федеральная разведывательная служба давно сама "засветила" тебя, Норберт, во время процесса по нюрнбергскому скандалу, да к тому же, именно ты был "куратором" агентов, вполне логично было бы поручить эту задачу тебе. Что не значит, что нельзя будет попробовать и с тобой, Фредди, если с Норбертом что-то пойдет не так.

Но теперь – во-вторых! То, что планирует Ольгауэр, это, простите, полная чепуха. Я не вижу смысла в операции. Мы наверняка потерпим неудачу, и люди из отдела безопасности просто опозорятся. Для чего все это? В чем смысл? Ну, хорошо, пусть встреча и состоится, мы узнаем, кто вышел с нами на контакт. Ну, а потом, что потом?

Больше, чем я знаю сегодня, я и тогда не узнаю. Чего он хочет добиться этой игрой? Мы только подвергнем наших людей еще большему риску. Если операция не лопнет с самого начала, то чем дольше она продлится, тем труднее будет из нее выйти. И тем опасней она станет для вас. Ну, и что тогда? Ольгауэр буквально чокнулся на этой истории. Но в чем ее польза? Я не вижу. Подумайте над этим, учитывая все, что может произойти.

Ульбауэр откинулся назад и, взяв сигарету, сделал глубокую затяжку. В задумчивости он выпустил кольцо дыма к потолку. Ну, спасибо, подумал я. А что теперь? Фредди недоверчиво качал головой. Получалось, что мой более высокопоставленный шеф собирался втянуть меня в шпионскую авантюру, в то время как мой непосредственный начальник объяснял мне свои обоснованные возражения как раз против этой операции.

Ульбауэр был из них двоих более опытным. Его возражения были вполне логичны. Но решающее слово оставалось за Ольгауэром. Что же мне делать? – Так что, мы похороним всю эту историю? – осторожно спросил я и добавил: – Я поменяю все номера телефонов. Тогда второго звонка точно не будет. По крайней мере, в ближайшее время. Кроме того, я уже несколько недель на больничном и поэтому не могу путешествовать.

С гордостью за мое предложение и с радостью, что мой начальник недвусмысленно высказался против такой разведывательной игры, я тоже закурил и ждал реакции моего шефа. Тот медленно покачал головой: – Нет, нет! Слишком поздно. Кроме того, я уже вышел из игры. Для старика эта история стала чем-то вроде навязчивой идеи. Он все хочет сделать сам. Наверное, вообразил себе что-то в духе сказок о Джеймсе Бонде. Я уже пытался его переубедить, просил отменить операцию. Но он забрал у меня все в свои руки, хотя, собственно, это было в моей компетенции. Он обязательно хочет это сделать сам. Теперь мне ничего не остается делать, кроме как быть против.

Фредди кисло заметил: – Мне это кажется таким знакомым! Пара господ хочет показать, какие они мастера. О?кей! Если все пройдет хорошо, они будут радоваться и принимать поздравления. Если же окончится провалом, то снова все свалят на этого беднягу. Он показал на меня и добавил: – Вот паршивая лавчонка! Она у меня уже в печенках сидит, эта паршивая лавчонка! Наш босс только пожал плечами и ответил: – Не торопитесь! Давайте сначала подождем, что получится. Возможно, этот тип и сам больше не позвонит. А если и позвонит, то я же все-таки еще здесь. Во всяком случае, мы обсудим все, что произойдет в этом деле. Хорошо? В любом случае, я подержу вас, как только смогу.

Мы оба кивнули вежливо и даже несколько смущенно. Никогда еще в своей жизни я не чувствовал такого огорчения, чем по дороге домой. Все это не обещало ничего хорошего. Но если бы я только знал, что произойдет вскоре…

Приманка опять подает голос

Прошло только несколько дней, а команда "хвостов" из QB 30, как их называла моя жена Карин, была уже сокращена до двух человек. Смены менялись каждые выходные. И тут, наконец, случилось то, чего я в душе так надеялся избежать. Мне так хотелось бы, чтобы незнакомец с восточноевропейским акцентом больше не звонил и навсегда исчез в небытии. Но эта надежда рассеялась быстрее, чем я предполагал.

– Алло, мой дорогой! Ну – как поживаешь? Ты еще меня помнишь? Это Вольфганг – понимаешь? – услышал я в своем мобильном телефоне. Еще бы мне не понять. Вот оно, началось. Значит, это не бабочка-однодневка и не провокация со стороны русских. Это что-то большее. Но насколько большее, мне еще предстояло выяснить.

Мое сердце бешено колотилось. Он позвонил не на мой домашний телефон, как в последний раз, а на мобильный. Причем как раз на служебный мобильный телефон с секретным номером. Откуда он его узнал?

Мой домашний телефон я подготовил так, чтобы можно было записать разговор. Но с "мобилкой" это было невозможно. В душе я проклинал Службу, которая в очередной раз оказалась не в состоянии позаботиться о том, чтобы записывались все адресованные мне звонки.

Они, как это так часто бывало, занимались только сами собой и теоретически планировали последующие встречи, не зная, куда вообще заведет нас это путешествие. В прямом и в переносном смысле слова. А ведь для правильной оценки так важно было бы проанализировать все телефонные контакты и сделать соответствующие выводы. Не говоря уже о нормальных инструкциях для меня – что я должен делать. Но ничего подобного не было.

В Мюнхене строили фантастические прожекты, а меня, которому предстояло заниматься этим делом, оставили без внимания. Охрана, сопровождавшая моих детей в школу, а жену в магазин, тут ничем не могла бы помочь. И при этом очень хитрым путем на меня снова переложили весь риск, на случай, если я совершу какую-то ошибку. Моя ситуация была просто ужасной. Мне уже было знакомо это чувство – быть оставленным всеми. И я его уже ненавидел.

Незнакомец по-дружески обращался со мной на "ты", как будто мы были старыми друзьями, потому я отвечал ему в той же манере. – Конечно, я узнал твой голос, – говорил я, но откуда у тебя взялся этот номер? Он засмеялся: – Ну, да. Знаешь, дружище, у нас тоже есть свое честолюбие. Это же нормально, разве не так – Да, похоже, что это именно так, – задумчиво сымпровизировал я свой ответ.

"Вольфганг", как он себя называл, уже не отставал: – Ну, как поживаешь, как дела? Нам стоило бы с тобой встретиться лично? Как ты думаешь? – Ну, в принципе, мы могли бы поговорить. Но мне хотелось бы знать причину. О чем мы будет говорить? – спросил я его. Он сделал маленькую паузу: – Знаешь, открывается возможность конструктивного обмена мнениями. Нам нужно срочно обсудить пару вещей. Только не волнуйся, я гарантирую твою безопасность. И, как я уже говорил, деньги не играют роли.

– Так где мы встретимся? – спросил я. – Ну, что ты думаешь о Праге? Очень красивый город. Можешь туда приехать? – предложил он. – В принципе, да, – ответил я, – но я пока не могу сказать, когда я найду для этого время. Лучше всего, чтобы это был один из уик-эндов. – Хорошо. Я позвоню через три дня, и мы условимся о времени встречи, как можно скорее. Согласен?

– Да, согласен, – ответил я.

В первые годы после начала новой эры в Праге все шло кувырком. КГБ еще не позднее 1969 года прочно закрепился в Чехословакии с помощью своих легальных резидентур и совершенно не хотел сейчас уходить со столь приятного и удобного для работы плацдарма. Сложилась парадоксальная ситуация. Страна буквально стояла на пороге вступления в НАТО и в Европейский союз, а бывший оккупант по-прежнему старался сохранить в ней свои старые, проверенные временем структуры. Новые секретные службы чехов никак не могли помешать в работе бывалым офицерам давно павшего жертвой разделения тайного союза, созданного еще Лениным и Дзержинским.

Новая чешская служба контрразведки BIS (Служба безопасности и информации) страдала от постоянных провалов, неудач и конфликтов в руководстве. А когда маленький, несчастный чиновник службы внешней разведки UZSI забыл в типичном пражском кабачке ноутбук, битком набитый секретной информацией, то вся структура секретных служб просто развалилась. Они просто неспособны были уже заниматься нормальной работой. Остальные силы правопорядка ввязались в маленькую войну с украинскими, чеченскими, русскими и албанскими бандами, часто устраивавшими настоящие перестрелки прямо на городских улицах.

Бывший старший брат в полной мере воспользовался слабостью чешских шпионов и вел себя точно так же, как дома. Когда потерянные братья заметили, что происходит, было уже поздно. В одном секретном отчете они отметили, что половина из 63 российских дипломатов и 104 других сотрудников огромного российского посольства в Праге являются разведчиками.

В этом количестве, разумеется, не учтены "нелегалы", то есть агенты, поселившиеся в Чехии под хорошей "легендой". Среди них были российские бизнесмены, а также те, кто заключил брак с чешками. Не говоря уже о зловещем альянсе между разведкой и все более жестокими гангстерами с их обширной родины.

Наконец, в Праге заметили, что бывшие оккупанты снова готовят свой плацдарм на чешской земле. Региональный оперативный центр военной разведки ГРУ уютно устроился в новом помещении неподалеку от Градчан. Никуда не делись и несколько старомодные шпионы из СВР, новой Службы внешней разведки Ельцина, и ревностные защитники государства из ФСБ, с ностальгией вспоминавшие былые счастливые дни в этом западном форпосте Варшавского договора.

Их работа протекала гладко, ведь чехи за все 1990-е годы выслали за шпионаж лишь одного российского дипломата, тогда как немцы – целых 150. Разумеется, это было еще до того, как канцлер Шрёдер и президент Путин начали свои сомнительные шуры-муры.

Ведь вот где собака зарыта! Русским шпионам потому так хорошо было работать в Праге, что хозяевам страны за десятилетия не удалось научиться выпроваживать таких гостей. И их контрразведка заработала по направлению на Восток всерьез лишь тогда, когда потомки Швейка целиком и окончательно вошли в систему западного мира.

Приказ – ехать в Прагу

Как и было договорено, на следующее утро я уже сидел в самолете, летящем в Мюнхен. Мы договорились, что после каждого нового контакта с "Вольфгангом" я буду тут же докладывать Ольгауэру. Но сначала мне следовало пройти проверенный ритуал. Фредди забирал меня в мюнхенском аэропорту на своей личной машине. По дороге в город мы обсуждали ситуацию – так надежней. Затем мы шли к Ульбауэру. К этому времени мы уже слепо доверяли ему. Он казался нам одним из немногих в "фирме" – и среди больших начальников практически единственным – на которого полностью можно было положиться. Так как разговор с ним носил полуофициальный характер, хотя он и был нашим непосредственным начальником, да и мы сами не хотели больше заходить на территорию Центра, то встречались мы обычно в нашем привычном отеле "Бухенхайн".

Он привез с собой Франка и Хайке. Теперь впятером мы обсуждали новое изменение ситуации. Ульбауэр был как бы нашим доверенным лицом за столом. Хайке и Франк были официально направлены Ольгауэром, у которого не было времени, чтобы приезжать лично. Ульбауэр как руководитель направления в следственном реферате был шефом для нас всех. Но ему в этой ситуации приходилось действовать очень осторожно. Что касается нас с Фредди, то это не имело большого значения, но по отношению к двум другим коллегам он должен был быть очень аккуратным со своими аргументами. Именно на них было возложено ведение этого дела, и потому они просто обязаны были лояльно докладывать Ольгауэру обо всем. И это при том, что на самом деле они были довольно близки к своему Ули… Я знал, что они были друзьями и даже часто встречались в неслужебной обстановке. Действительно, странная, извращенная ситуация, однако типичная для закостеневшей внутренней структуры нашего ведомства.

Вот так мы несколько часов подряд дискутировали по всем аспектам нашего дела. Меня с каждой минутой все сильнее охватывало чувство чего-то жутко неприятного. Я заметил, как пристально смотрела на меня Хайке. Она явно чувствовала, что в этой истории что-то идет не так. Несколько раз подмигнув Франку она передала ему сигнал к отступлению. Тот сразу отреагировал: – Друзья, не обижайтесь, но у меня кроме дискуссий с вами, еще есть дела. Все равно, дело уже не в наших руках. Если Ольгауэр говорит, что мы едем в Прагу, то мы можем делать что хотим, но ехать придется.

– А если я скажу, что я никуда не поеду, то никто в Прагу не поедет, – ответил я раздраженно. Отеческим тоном Франк ответил: – Норберт, ты прав. В принципе сомнения, высказанные Ули, справедливы. Но нам действительно стоит подумать, не принесет ли эта операцию нам какую-то пользу. В БНД существует огромная "дыра", откуда к противнику уходит информация. Это видит уже каждый дурак. Не можем же мы безучастно наблюдать за этим. В таких условиях я лучше хоть что-то сделаю, но не буду сидеть сложа руки.

Фредди улыбнулся ему: – Да, да, монсеньор! А если мы при этом провалимся, то уж провалимся со свистом! Франк посмотрел на него с болезненным видом, Хайке вздохнула, а Ули подвел итог: – Давайте посмотрим! Потом трио встало и вышло. Через два часа Франк и Хайке должны были вернуться с новым директивами для меня от Ольгауэра. У меня, оставшегося, был жалкий вид.

Хорошо, что хоть Фредди был на моей стороне. Как бы я выдержал это все без него?

Авантюрное шпионское путешествие начинается

Итак, разведывательная машина медленно пришла в движение и начала свой роковой путь.

Через пару лет преемник Ольгауэра со своей личной точки зрения дал оценку тому, что произошло. Речь шла о высокой школе разведывательного мастерства, как сказал он в театральном и подчеркнуто "государственническом" духе. Никому постороннему и в голову не пришло бы, что именно этот неудачный клон Джеймса Бонда понимал под "высокой школой". Ведь если бы общественности довелось узнать, что означает высокая школа разведки у Федеральной разведывательной службы, то она не выдала бы больше ни гроша на финансирование этой лавочки.

Получив новые инструкции и выслушав изъявления искреннего сочувствия от моего партнера, я возвращался домой. Указания моего начальника были однозначны. Если "Вольфганг" позвонит в следующий раз, то я должен согласовать с ним время и место встречи. Предпочтение отдавалось Праге или Вене.

Контакт не заставил себя долго ждать. Телефон зазвонил вовремя. Но не мой домашний телефон, и уже не мой мобильный. Звонили по номеру отдельной линии моей сигнализации. После частых угроз убийства, звучавших в адрес моей семьи вскоре после операции "Мяч", Служба по моей просьбе установила в моем доме очень сложную систему сигнализации. В нее входили несколько видеокамер и детекторов движения, фоторелейные барьеры, тревожные кнопки и многое другое, превратившее мой дом в маленькую крепость.

В свое время из-за этого пришлось соединить систему сигнализации о взломе и тревожные кнопки отдельной телефонной линией с полицейским участком. Потому появился отдельный секретный телефонный номер и телефонный аппарат, стоявший рядом с сигнальным устройством. Вот по этому номеру и позвонил "Вольфганг". Очевидно, он хотел продемонстрировать свои обширные знания и укрепить этим свои позиции. В любом случае мне понадобилось несколько секунд, чтобы сообразить, какой именно телефон звонит. И вот я стоял в нашем хозяйственном помещении возле сигнального устройства и говорил по телефону, находясь между морозильником и сушилкой для белья. Разговор был кратким и лаконичным, "Вольфганг" очень вежливым и доброжелательным. Было видно, что он действительно хочет, чтобы встреча состоялась. Мы быстро выбрали время и решили, что встретимся в Праге.

Курьерской службой я передал эти данные в Пуллах. Оттуда я получил приказ через два дня прибыть в Мюнхен. Там меня снова встречали Франк и Хайке. В них чувствовалась определенная нервозность и любопытство. Теперь я получил уже точные инструкции. Франк посвятил меня в свои планы. Он хотел отправить в Прагу пять команд своего большого подразделения наружного наблюдения на машине. Ольгауэр и Хайке должны были лететь самолетом. Но еще не было известно, смогут ли они забронировать билет на рейс Мюнхен-Прага.

У них было несколько недель, чтобы все приготовить, но уже при планировании поездки возникли первые проблемы. Во всем подразделении никто не подумал о том, как ехать мне. Да, тяжелый случай, с горечью размышлял я. Франк спросил меня: – Как ты поедешь? Ответ он получил мгновенно: – На осле! Ты же знаешь как – конспиративно! Или, возможно, железная дорога предоставит мне дрезину. Тогда мне понадобятся еще два человека, чтобы ее толкать! Когда он заметил, что мне не слишком нравится эта тема, то сказал: – Ну, итак, ты, конечно, можешь, если хочешь…

Я прервал его: – Я поеду на поезде. Баста! Не переживайте из-за меня. Я буду на месте вовремя. Потом посмотрим, приедете ли вовремя вы. Если нет, то я начну и без вас.

Хайке уставилась куда-то в сторону, затем, опустив уголки рта, произнесла: – Ну, если тебе что-то понадобится или мы сможем чем-то помочь? Я послал ей воздушный поцелуй: – Ах, Хайке, пожалуйста, никакой помощи в поездке! Пожалуйста, не надо! Оба рассмеялись. Правда, веселье их было очень коротким.

Руководитель этого авантюрного шпионского путешествия интересовался, под какой "легендой" и с какими документами прикрытия я хочу ехать. Я не поверил своим ушам! Мне нужно было использовать документы прикрытия? Ведь если посмотреть на эту поездку с другой стороны, то есть глазами русских, то я никак не мог бы пользоваться служебными документами прикрытия. Раз я собираюсь тайком выдать секреты Службы, то как она может мне предоставить документы и "легенду"? Да и зачем мне "легенда" для поездки в Прагу? Я хотел просто как турист отправиться на субботу и воскресенье в "золотой город", как это делают тысячи других людей. Любые конспиративные штучки только вызвали бы недоверие со стороны русских. Если кто-то без ведома своего начальника предпринимает такую поездку, а именно из этого должна была исходить другая сторона, то автоматически для него исключается использование документов прикрытия или фирмы-прикрытия, к примеру, для поселения в отеле. Оба коллеги почувствовали мое накопившееся раздражение. Да, начиналось все "красиво". Наконец, Франк утих: – Ладно, поступай, как хочешь. Это был просто вопрос…

Затем они дали мне несколько номеров телефона, чтобы я смог связаться с ними в Праге. Меня удивило, что все номера тогдашней сети мобильной связи D2 следовали по порядку друг за другом (…884,…885,

…886 и так далее).

– Это еще что такое? – удивленно спросил я Франка. Тот закатил глаза: – Администрация запретила нам заключать договора на услуги мобильной связи самостоятельно. Они делают это все дешевле и покупают пакетом. Конечно, это намного экономичней, но с точки зрения разведки – полный идиотизм! – А мне это нравится, так я легче смогу их запомнить, – язвительно усмехнулся я. Франк тяжело вздохнул, расплылся в широкой улыбке и тоном рекламного агента воскликнул: – Эти номера проходят в администрации под девизом – "если у тебя есть один, то у тебя есть и все!" Потом он замолчал, и лицо его потемнело. Посмотрев на Хайке, он спросил: – Ну, что? Стоит ли мне так волноваться? Ведь там сидят сплошные универсальные дилетанты.

В его словах содержался настоящий юмор висельника. Франк, много лет занимавшийся саамы опасными и щекотливыми операциями БНД, с трудом переносил все эти несуразицы. Он слишком отдавал себя работе, был настолько педантичен, что никак не мог привыкнуть к этой куче постоянных системных ошибок. Даже внешне можно было догадаться, как он из-за этого страдал.

В Праге мне нужно было сойти на центральном вокзале и на такси доехать до отеля "Интерконтиненталь". Там, согласно плану, я сначала поселился бы в номере, в котором затем техники из QB 30 должны были установить полную систему видеонаблюдения. Самую большую головную боль доставила мне, впрочем, другая инструкция. Ольгауэр почему-то в буквальном смысле зациклился именно на этой гостинице и приказал, чтобы я ни в коем случае не выходил из номера.

Никто во всей команде не верил, что при таких условиях встреча вообще может состояться. Если придерживаться инструкции – встреча только в отеле и нигде больше, то это изначально означало: встречи не будет. Если незнакомец пришел бы ко мне, это было бы верхом непрофессионализма с его стороны. Но зачем тогда все эти хлопоты? Негодование и раздражение усиливались в душах команды "наружников" Оффенбаха, самого Франка и меня. Хайке, отвечавшая за административную и финансовую стороны дела, только пожала плечами. Но решающее слово было за шефом.

Стратегическое согласование

Пока мы все еще заседали в Мюнхене, группы QB 30, распределившись по нескольким машинам, уже катили в сторону границы с Чешской Республикой. Руководящая команда должна была прибыть позже.

За прошедшее время я все больше и больше волновался из-за предстоящих событий. На следующее утро я отправился в путешествие с тем, чтобы прибыть в Прагу сразу после полудня. Встреча, в свою очередь, должна была состояться примерно через день во второй половине дня, если, конечно, в таких условиях она вообще состоится.

Хотя я находился в центре всей операции, обо мне практически никто не думал. Не было подробных правил поведения и никакого дальнейшего руководства в Мюнхене. Никто не ехал со мной в поезде, как всегда, мною овладели чувства одиночества, страха сделать что-то не так, и в конце снова остаться в дураках. Если бы я мог сделать, чтобы всего этого не было. Но если бы я отказался, все равно, по какой причине, то тут же попал бы под общее подозрение. Возможно, он все же встречается с русскими, но тайком? Почему он теперь идет на попятный? Что-то в этой истории нечисто?

Это было противно. Служба втравила меня в эту авантюру, а ведь я всего лишь хотел сообщить о происшествии, представлявшем собой возможную угрозу для безопасности. Но теперь я был под давлением. Потому я убеждал себя, что я просто буду поступать так, как считаю нужным, и все. Потому – закрыть глаза и вперед. Кто-то потом уже точно отыщет волос в супе. В этом я был уверен – и в конце оказался прав.

Сначала я купил себе книгу, в которой мог делать важные пометки. Я не хотел брать с собой блокнот или какую-то другую бумагу, что могло бы навести на мысль о моей профессии. Потому я карандашом и удивительно мелким шрифтом между строчек книги записал все, что мне могло понадобиться, включая телефоны и псевдонимы, данные фирмы-прикрытия, под чьей "легендой" путешествовала QB 30, гостиницы, в которой должны были поселиться Ольгауэр и Хайке. Эти записи заполнили все пустые места в новой поваренной книге Альфреда Биолека. Называлась она "Рецепты моих гостей".

Записав все это, я с удовольствием подумал, что, по крайней мере, я купил себе хорошую книгу для чтения в дороге. Если бы я только мог тогда предположить, что это окажется самым лучшим результатом всего этого эпизода. Потом я поехал назад в Ганновер. По плану, выезжать на встречу мне предстояло именно оттуда.

Уже на следующий день до полудня я сел в поезд на главном вокзале Ганновера. Мои сомнения и озабоченность этой странной БНД уступили место огромному любопытству и беспрецедентному напряжению.

Не успел я сесть в купе, как зазвонил мой мобильный телефон. Это был Фредди. – Я просто хочу еще раз пожелать тебе удачи. Я всегда буду на связи. Не дай этим придуркам погубить себя. Если станет слишком плохо, просто позвони, я тебя вытащу. Счастливого приземления. Этим старым приветствием парашютистов он прощался редко.

Для меня это означало, насколько серьезно он беспокоится обо мне. Хорошее чувство, подумалось мне. На него я всегда и везде могу положиться, если что-то пойдет наперекосяк. Но одно мне было совершенно понятно. Если мой будущий собеседник заметит, что я приехал в Прагу не в одиночку, то, несомненно, это приведет к очень нехорошим ситуациям. Я исходил из этого. Незнакомец, называвший себя "Вольфгангом", вряд ли пойдет на такую опасную встречу один.

При переезде через границу мой пульс участился на пару минут – условный рефлекс со времен "Холодной войны". Но потом я вообще забыл о цели путешествия, наслаждаясь прекрасным видом из окна. Потом я поел в вагоне-ресторане, полистал мою новую поваренную книгу и с удовольствием наслаждался проносившимися за окном пейзажами. Поездка прошла быстрее, чем мне бы хотелось. Примерно за час до прибытия к месту назначения я начал складывать свои вещи. Телефон, очки, книга и так далее. Все должно было лежать на своем месте. Я включил второй мобильный телефон, подключенный к сети D2. На всякий случай, ведь именно по этому номеру я ожидал звонка моего будущего собеседника.

Я все еще сидел в одиночку в моем купе для курящих, как вдруг мой взгляд привлек маленький проспект, который можно найти в любом поезде "Интерсити". "Ваше расписание". Я взял его в руки, и в моей голове сразу промелькнула мысль: – "Ваше расписание". Расписание, думал я, расписание.

Ведь если мой собеседник захотел бы узнать, как я приеду и проследить, появлюсь ли я в Праге в одиночку или с сопровождением, он просто проверил бы все расписания поездов. Мой прилет на самолете был маловероятен, так как меня бы многократно заметили еще до прибытия. Регистрация в авиакомпании при покупке билета, видеонаблюдение и жесткие паспортные и таможенные проверки в аэропортах.

В путешествии на собственной машине тоже было мало смысла, поскольку ее так же легко заметить и установить за ней слежку. На границе вполне могли заметить ее номер. Потому самым незаметным вариантом было прибытие по железной дороге. Учитывая все это, было бы логично предположить, что на вокзале окажутся люди, которые будут следить за мной. А что будет, если "хвост" привяжется за мной прямо на вокзале?

Если я приезжаю совсем один, то с трудом смогу уклониться от навязчивых предложений незнакомца, не вызывая его недоверия, ведь я, собственно, ради него и приехал. Потому мне пришлось бы провести с ним беседу так, чтобы наши команды наблюдения этого вообще не заметили. Но никто не подумал о такой возможности, ни один человек не подготовился к такому развитию событий. Ни о чем не подумали заранее, вообще ни о чем – такие мысли были у меня в голове.

Задумчиво рассматривал я железнодорожное расписание, как вдруг у меня родилась идея. как можно попытаться уменьшить риск преждевременной встречи. Моим местом назначения был "Praha Hlavni Nadraz", т.е. главный вокзал Праги. Потому мне следовало просто выйти из поезда остановкой раньше – и так я избежал бы незапланированной встречи. Через несколько минут я уже стоял на перроне пригородного вокзала Прага-Голешовице. А спустя пару минут, сидя в такси, едущем в центр города, я с удовлетворением думал, что, по меньшей мере, в Прагу я прибыл незамеченным ни врагом, ни другом.

На Вацлавской площади я вышел из такси и продолжил путь пешком. В темно-синем зимнем пальто, с ярко-красным шерстяным шарфом и серой сумкой "Люфтганза" брел я по Праге в сторону отеля "Интерконтиненталь". Погода была прекрасной, а у меня было достаточно времени. В бюро регистрации меня уже ждали. А ведь я так хотел проскользнуть в свой номер тихо и незаметно…

Куда там! В своих расчетах я не учел БНД. Впрочем, тогда, в 1997 году, мой прежний опыт должен был бы подсказать мне, что может произойти! Ведь стоило лишь мне войти в просторное фойе шикарной гостиницы, как тут же ко мне подбежал один из сотрудников команды QB с таким выражением лица, будто встретил старого друга, с которым долгое время не виделся. Не успел я опомниться, как он обнял меня и зашептал на ухо что-то о бронировании номера. Я специально не бронировал номер заранее, потому что для одного человека номер в отелях такой категории всегда можно было найти.

С другой стороны, прошло не так много времени с тех пор, когда чехи еще вынужденно были включены в советский блок. А так как отношения между разведками обеих стран в то время были очень тесными, то и мне следовало исходить из того, что у бывшего старшего брата сохранились большие возможности для ведения разведки в Праге, и найти отдельного человека в Праге не составило бы для них большого труда. Ведь мой будущий партнер выбрал Прагу в качестве места встречи отнюдь не просто так. Уже поэтому я не стал бронировать номер заранее. Мы практиковали такой подход долгие годы, и это всегда срабатывало.

А тут внезапно и совершено неожиданно на меня набрасывается коллега из БНД в присутствии пары десятков постояльцев, и так эмоционально меня приветствует. Замечу мимоходом, что он все-таки не обратился ко мне по одному из моих "легендированных" имен, которые я ни в коем случае не хотел использовать. Разумеется, в обычной гостиничной суете его ритуал приветствия не произвел большого впечатления на окружающих. Но по случаю я точно узнал его лицо. Еще несколько дней назад он храбро исполнял свой долг, охраняя наш дом. Было ли разумно отправлять в Прагу тех самых людей, которые несли службу в охране моей семьи, – об этом мне и думать не хотелось. Но профессионал в таком случае наверняка неодобрительно покачал бы головой.

С другой стороны мне еще повезло, что ко мне обратился человек, которого я знаю. Ведь в первый момент я не смог бы сразу отличить друга от врага. Но самое главное было впереди. Сначала он поприветствовал меня так, будто не видел меня много лет, а затем сказал, что уже забронировал для меня номер. Это было ужасно. Если бы приятная дама на рецепции не обратилась ко мне, назвав мою настоящую фамилию, я сам бы запутался со своими именами.

При заполнении бланка регистрации мой радостный коллега стоял рядом и наблюдал за тем, что я пишу. На минутку я остановился и хмуро взглянул на него поверх очков. Он смущенно улыбнулся и отступил на полшага назад.

– Вы тоже из фирмы "Шмидт-Электротехник" из Мюнхена? – спросила меня по-английски молодая чешка. Я был сначала удивлен: – Ах, ну, да, а что? Мой взгляд снова упал на моего коллегу и означал он только одно: сейчас я тебя убью. Прямо здесь в фойе и на глазах всех людей.

Он же, наоборот, сиял радостной улыбкой и судорожно кивал. Я медленно снова повернул голову и, улыбнувшись еще радостней, чем "приговоренный к смерти" произнес: – Да, ну, конечно. Я тоже принадлежу к этой мюнхенской фирме "Шмидт". Разумеется! При этом я так подчеркнул имя "Шмидт", что оно прозвучало слишком громко. Когда же мой сопровождающий захотел еще и поехать со мной в лифте, я с такой же широкой улыбкой прошипел ему сквозь зубы: – Проваливай отсюда! Тот отреагировал быстро и так же быстро удалился, промычав что-то вроде: – Ах, да, э, мне нужно, я хотел, ха-ха-ха, я совсем забыл… Как только дверь лифта закрылась, мой взгляд мгновенно помрачнел. Ведь как раз такого цирка мне хотелось избежать.

Трах! Бах!

Такое происходило слишком часто. Идея была великогерманская, планирование баварское, а исполнение – местное, пуллахское! Мой гнев в адрес этого коллеги, конечно, быстро улетучился, ведь он сам ни в чем не был виноват, он только выполнял приказ. Но в одном я был совершенно уверен. Никакого шума больше, оставаться как можно тише и неприметней. Я тут же решил, что в этот вечер вообще не буду выходить из номера.

Бах! Как раз это оказалось для меня в тот день недосягаемой мечтой. В области ошибок, провалов и неудач эту разведку никогда нельзя недооценивать. Ее руководящее звено всегда готово совершить новую глупость. С чего я решил, что здесь в Праге будет иначе?

Не успел я распаковать чемодан и поставить сумочку с туалетными принадлежностями в ванную комнату, как в дверь постучали. Я открыл, и в номер торопливо вбежала Хайке, закатив глаза. Только я закрыл дверь, как у нее вырвалось: – Дерьмо! – Это ты можешь сказать громко, – получила она в ответ. – Что это была за чертовщина на рецепции? Гнев уже буквально выплескивался из меня. – Прекрати! – перебила она меня. – Старик так хотел. У меня этих дурачеств было в два раза больше. Он обязательно хотел установить всю технику, пока ты не приедешь. И это была единственная возможность пасть в номер до тебя. – Так что, у вас был ключ от номера еще до моего приезда? – Нет, мы хотели, но они нам его не дали. Поэтому теперь тебе снова придется переехать.

При этом она высоко подняла плечи и протянула ко мне ладони, как будто хотела заключить со мной мирный договор. – Хаааайкеее! – нервно протянул я, – у вас там вообще все в порядке с головой. Официально я живу в номере 325, а неофициально… – В 418-м! – перебила она. А затем снова то самое пожатие плечами, жест сожаления. Я больше не мог его видеть. Если и есть типичный жест для всей БНД, описывающий в полной мере сущность ее профессиональной компетенции, то это именно этот жест. Жест – "О, пардон!"

Я представил себе такую картину. Большие ворота в Пуллахе. И под большим щитом с синей подсветкой и надписью "Федеральная разведывательная служба" висит другой щит, еще больше. А на нем написано: "О, ИЗВИНИТЕ!"

Мне ничего не оставалось, кроме как рассмеяться и снова упаковать мои вещи в чемодан. В это время Хайке, как бы извиняясь, изливала мне душу, рассказывая о хаосе, который царил при поездке команды QB. Все машины, задействованные в операции, нужно было очень быстро снабдить новыми номерами. Если точнее, их зарегистрировали на фирму-прикрытие и получили соответствующие бумаги. Но самих номеров не было. Когда все формальности были решены, ответственный за изготовление номерных знаков отдел уже закончил работу. Приближался уик-энд, и никого из работников нельзя было найти. А экстренной службы в Службе для таких случаев не предусмотрено.

Лишь благодаря активности одного сотрудника QB, который после работы подрабатывал таксистом, удалось в Мюнхене найти мастера, который ночью изготовил необходимые номерные знаки. Но, как всегда, все делалось впопыхах, в лихорадочной спешке. Зато на границе в этот раз не было никаких проблем с паспортами.

Паспортные проблемы

Несколько недель назад произошла более чем неприятная история. Для тайной слежки за одним нашим сотрудником, крутившимся на Ближнем Востоке, была направлена группа сотрудников Оффенбаха. Специально для этой операции руководитель подразделения заказал для всех участников операции новые заграничные паспорта. Тяжелой на подъем администрации в пуллахском "лагере", несмотря на большой резерв времени, удалось получить документы лишь в последнюю секунду. Прибыв в аэропорт в этой ближневосточной стране, руководитель группы передал еще пахнущие типографской краской паспорта целой пачкой местным пограничникам.

Чиновник исчез с пачкой паспортов, а команда из десяти человек ждала его возвращения. При этом они исходили из того, что арабы вернут им документы тоже пачкой. Но пограничникам показалось подозрительным, что все паспорта новые и выданы в один день. Но и это было не все. Все паспорта в этой стопке имели схожие номера, идущие по нарастающей, и это еще больше удивило местную службу безопасности.

Но при возврате документов произошло нечто весьма неприятное. Внезапно появилось полдюжины вооруженных до зубов солдат, и выстроились перед командой БНД. Их командир стоял перед ними с пачкой паспортов. Он держал их в правой руке, и похлопывал по ним ладонью левой руки. С большим недоверием рассматривал он стоявших напротив него немцев. И тут случилось страшное. Он взял первый паспорт и громко зачитал фамилию. Никакой реакции немецких гостей. Ведь никто из секретной команды не успел запомнить "легендированное" имя из своего нового паспорта.

Когда и при прочтении третьей фамилии владелец паспорта не отозвался, арабский офицер чуть не упал от смеха. Он быстро дал целую пачку в руки одному из немцев и, продолжая хохотать, покачал головой. Со словами: – Можете проходить, он разрешил им въезд. Но до того, как исчезнуть за дверью, он еще раз обернулся к гостям, которые как раз принялись разбирать "свои" паспорта, сверяя фотографии в них с оригиналом, и заметил на прекрасном английском языке: – Но только без глупостей! Потом он пробормотал ещё что-то по-арабски и со смехом удалился.

Экскурсия с Франком и компанией

Итак, я переехал в другой номер. Там меня уже ждал один из техников, чтобы объяснить систему подслушивающих устройств. Номер был совершенно стандартным. Открыв дверь, вы попадаете в маленький коридор. Дверь в ванную была слева. Прямо большая гостиная с двойной кроватью слева и парой кресел перед ней, прямо у окна. За ними полка с телевизором.

За жалюзи воздуховода кондиционера, который висел над дверью, техники установили видеокамеру. В телевизоре тоже появились микрофон и еще одна камера. Когда они, наконец, оставили меня одного, во мне возникло несколько сомнительное желание. В соседнем номере сидела тройка руководителей и наблюдала на экране за каждым моим движением. Я не мог сдержаться, чтобы не высказать пару замечаний касательно тяги к подглядыванию и войеризма.

– Это все полная чушь, что мы тут делаем. Он никогда не придет в этот номер! – произнес я, обращаясь к кондиционеру. Гнев во мне нарастал. – А теперь я говорю с гостиничной техникой. Чтобы работать в этой фирме нужно или родиться дураком, или самого начала быть готовым им стать.

И тут раздался стук в дверь! – Да, входите, – воскликнул я. На пороге снова стояла Хайке. Не без черного юмора я встретил ее словами: – Хайке, во второй раз! Ну, что-то опять развалилось? Но не успел я опомниться, как она, закрыв за собой дверь, открыла дверь в ванную и затащила меня туда за руку. Затем она немедленно закрыла дверь в ванную и прижалась к ней спиной, как будто хотела ее запереть. При этом она все еще цепко держала меня за руку. Улыбаясь, я сказал: – Ну. Хайке! Ты разогналась! Разве в гостиной это было бы не удобней?

– Ха, ха, ха, – пропыхтела она, задыхаясь, и зашептала: – Очень остроумно, мой господин! Это единственное место, где мы сейчас можем спокойно поговорить. – Очень жаль, – продолжал подтрунивать я, – значит, действительно что-то пошло не так. – Нет, пока нет! – Как это "пока нет"? – спросил я. Хайке ответила кратко и быстро: – Ольгауэр хочет сегодня всех нас пригласить на ужин. Я вытянул вперед подбородок, слегка склонил голову и попросил ее: – Пожалуйста, потрудись повторить это еще раз и помедленней? А то мне показалось что ты сказало что-то непонятное.

– Вот именно, непонятное! Я и сама не понимаю. Он всех пригласил на ужин. Франка, мое ничтожество, тебя и, – она сделал паузу. – И?! – не отставал я. Она еще подождала, потом выпалила: – И всю команду наружного наблюдения QB 30. Водителей, техников, наблюдателей, всех-всех! Теперь твоя очередь! – Только, пожалуйста, не пожимай плечами, – умолял я. – Ха? Почему бы и нет? Разумеется, она не понимала.

Впрочем, она спросила меня: – Ну, скажи, наконец, что ты думаешь об этом? Я был обескуражен: – А что я могу думать? То же, что и ты! Дерьмо это все! Абсолютное дерьмо! А господ из ФСБ мы тоже пригласили на ужин? Мы срочно должны это сделать. И тогда за ужином мы все мирно обсудим и завтра утром довольные разъедемся по домам. А что сказал по этому поводу Франк? – Он тоже считает это полнейшим бредом. Но что он может сделать? Мы оба просто хотели тебя предупредить, – извинялась она.

Франк и Хайке оказались между молотом и наковальней. Очень умная и красивая блондинка и старый лис разведки, естественно, понимали, что общее появление на публике в преддверии такой важной и очень конспиративной встречи было бы верхом непрофессионализма. Но они, особенно молодая Хайке, ведущая административную сторону дела, были не в состоянии выступить против своего шефа.

Здесь мы снова видим типичное для БНД некритическое и нерадивое отношение подчиненных к начальнику. Оно очень распространено в Службе и было причиной уже не одного провала. Этот тип поведения во многом характеризуется страхом. Раньше или позже все дорастают до этого, если не сдадутся раньше. Нигде больше, ни в одном государственном учреждении или большом предприятии нет такой личной зависимости от непосредственного начальника, как в БНД.

Система "герметичных переборок", которая, исходя из принципов секретности, почти полностью отделяет друг от друга отделы, подотделы и рефераты открывает начальникам очень большой простор для манипуляций. Из соображений секретности работники практически не имеют возможности для критики. Ни открыто внутри Службы, ни тем более – за ее пределами. В большинстве случаев с конструктивной критикой можно обращаться только непосредственно к прямому шефу. Но если он, в свою очередь, эту критику переадресует на вышестоящего начальника, то конечно, на деле он окажется самым плохим фильтром, который только можно представить.

Потому многие шефы ведут себя как средневековые самодержцы. Они точно знают, что любая критика одновременно является в некоторой степени нарушением секретности. И они пользуются этим на полную катушку. Тем самым сотрудников специально оставляют в состоянии неуверенности, что означает, что критиковать они осмеливаются только неофициально и с опаской. За прошедшие годы это привело к существенному ухудшению микроклимата в коллективе. На рабочем уровне люди со все большим недоверием поглядывают на своих коллег. Даже тот, кто находится в добрых отношениях с выше- или нижестоящими, вызывает подозрение.

Но результатом такого положения становится не только раздражение, буквально съедающее многих изнутри – некоторые из-за этого серьезно болеют, но и в большой мере потеря профессиональной компетентности. Все это идет во вред Службе, и причина сему – неспособное руководство и закостеневшая устаревшая структура.

И вот теперь я находился в ванной комнате моего номера 418 в отеле "Интерконтиненталь" в Праге вместе с моей красивой коллегой и обсуждал с ней смысл и бессмыслицу БНД. Было ли это все еще нормальным?

– У меня такое чувство, как будто Ольгауэр намеренно хочет сорвать встречу. Мне разрешено беседовать с русским только в этом номере. Очень маловероятно, что это вообще сработает. Потом сегодня он еще решил и показать всю нашу команду всей Праге. Проще было бы дать объявление в газету, – зло ругался я. Но если это на самом деле так, то я мог спокойно идти со всеми на ужин. Расстроенная коллега вышла из ванной, закончив наше "совещание".

Примерно в половине седьмого я снова стоял в фойе отеля. Наш шеф нас уже ждал. В хорошем настроении он поприветствовал меня: – Не переживайте, мы можем спокойно пойти поесть. Сегодня ведь ничего не произойдет! Я пожал ему руку и подумал про себя: завтра тоже ничего не произойдет, шеф, завтра тоже!

Он был в полном порядке, если не сказать, в прекрасном расположении духа. Но я сначала не мог сообразить, откуда взялся этот его оптимизм. И вот я с Ольгауэром, Франком и Хайке пошел в один из ближайших ресторанов в центре Праги. Меня продолжала смущать легкомысленность моего начальника реферата. Озабочено я спросил его спустя пять минут: – А вы действительно думаете, что это правильно, если мы все вместе будем ходить по городу?

– Да, тут нет никаких проблем, – ответил он, – встреча только завтра. Если незнакомец вообще приедет. Кроме того, мы не зафиксировали ничего необычного. Так в чем проблема? Все будет в порядке. Франк разочарованно покачал головой, а Хайке метнула на меня взгляд, сделав жест, который мог означать только: "вот видишь, я же тебе говорила". Но у меня из головы не выходил мой будущий собеседник, с которым я должен был встретиться следующим утром. Он, конечно, исходил из того, что я сегодня уже в Праге. И если он профессионал, а я его считал именно таким, то у него должен был быть постоянный, но скрытый интерес ко мне. Непонятно, почему Ольгауэр не видел в этом проблему.

Но не успел я окончательно погрузиться в мир переживаний и плохих предчувствий, как мы добрались до выбранного Ольгауэром забавного кабачка, славящегося своей истинно чешской кухней. Чисто внешне он походил на филиал "Винервальда". Возможно, такое ощущение возникало из-за отдельных ниш со столиками, которые мне были знакомы по австрийским ресторанам этой сети. В нем было полно людей. В двух соседних отдельных кабинетах было лишь по два свободных места в каждом.

То, что я раньше считал невозможным, оказалось действительностью. В ресторане сидела вся команда "наружников". Некоторых я уже знал. С техником я как раз незадолго до этого говорил. Пара филеров, которые раньше охраняли мой дом, тоже дружески подмигивала нам, опоздавшим. Они с радостью поздоровались со мной. – Привет, как дела? Как семья? – спросил один. Другой: – Очень рад тебя тут встретить! Все это походило на выезд команды спортсменов-любителей одного из рефератов БНД на ежегодную осеннюю прогулку загород.

Я молчал и пожимал всем руки, пока Франк представлял мне тех, кого я пока не знал. Ольгауэр занял место в уголке. Я выбрал другой кабинет. Аппетита у меня не было никакого. Несмотря на все побуждения со стороны руководства я ограничился лишь бульоном с хлебом. Больше в меня просто ничего не лезло.

Фриц, которого я знал уже много лет, сидел рядом со мной. Он уже был моим "телохранителем" в 1995 году. Тогда мне понадобилась охрана, потому что незадолго до моих выступлений в качестве свидетеля перед Федеральной прокуратурой в связи с операцией "Мяч" в мой адрес поступали многочисленные угрозы убийства. Я тогда не придавал этому слишком большого значения, но руководство в Пуллахе смотрело на ситуацию совсем по-другому. Потому в качестве охранника он целыми неделями ходил следом за моей женой и детьми.

Теперь ему снова пришлось заняться этой же работой – совсем недавно в течение недели он охранял мою семью в моем городке. Я полностью доверял Фрицу. Он был честным и открытым человеком, прямым и порядочным. Он никогда не лез за словом в карман, но был очень прилежным и трудолюбивым. Я сдружился с умным "наружником", поступившим в БНД после окончания гимназии и трудившимся в Службе на должности, которая была, увы, значительно ниже его квалификации и уровня знаний. Мне было приятно встретить его тут.

– Что ты думаешь, – прошептал я ему, – я имею в виду, что ты думаешь обо всей это нашей общей встрече? – Забудь все. Это называется "похороны по высшему разряду". Не хватает только, чтобы мы поставили на столик табличку с названием нашей "конторы". как мне кажется, вот он, – он кивнул в сторону Ольгауэра, – просто испугался. Если кто так наивно топает по городу, тот не будет удивлен, когда завтра утром никто не объявится.

Франк, услышав, как минимум, окончание фразы, бросил на Фрица сердитый взгляд и получил от него в качестве извинения: – Но это же правда, шеф. – О чем идет речь? – немедленно прозвучал вопрос из соседнего кабинета. – Все в порядке, все о?кей, – вмешался Франк и тут же перевел разговор на другую тему: – Каким будет наше следующее действие? Очевидно, он хотел избежать дискуссии об основной проблеме, догадываясь, что ничего хорошего из этого не выйдет.

Но именно в этом-то и было дело. Хотя шеф команды QB 30 думал то же самое, что и его трудолюбивый сотрудник, он не мог прыгнуть выше головы и открыто согласиться с его правотой. Это был именно тот специфический вид преданности и ложно понятой верности, с которым я так часто сталкивался в Службе, в то же время – полное отсутствие открытой, настоящей лояльности. Я уважал Франка больше, чем любого другого, кто считался компетентным специалистом в БНД. Но в этом была его слабость, его ахиллесова пята. И как раз это так ужасно разоблачало как его, так и всю систему. Но разве сам я вел себя по-другому?

Тот, кто думал, что после ужина последует приказ расходиться по одному, жестоко ошибся. Никаких отклонений, никакого самовольного возвращения в отель. Нет, шеф собственной персоной предложил провести экскурсию по городу. Причем он сам и был бы экскурсоводом. Оба техника обменялись многозначительными взглядами: – Простите, но мы не можем, нам еще нужно, – и, взглянув, на руководителя команды, – аккумуляторы. Шеф, нужно еще раз проверить аккумуляторы.

Каждый понимал, что это отговорка, но все, зная это, промолчали. Таким образом, большинство отряда придумали себе какую-то нелепую отговорку, что Оффенбах, впрочем, воспринял с большим облегчением. Хайке сказала, что у нее нет подходящей обуви, и тоже распрощалась. Замечу, кстати, что с почти всеми мы потом встретились во время нашей прогулки по городу. Но как раз в тот момент, когда счет в ресторане был оплачен, и экскурсия должна была начаться, большая часть людей каким-то образом попрятались и разбежались. Оставшихся мы растеряли за первые полчаса этой сомнительной экскурсии.

Ситуация была одновременно забавной и странной. Маленький разведотряд БНД топал по Старому городу Праги. Впереди, читая лекцию, двигался полковник, мы семенили вслед за ним. Когда предоставлялась возможность, Ольгауэр как раз рассказывал о Старой ратуше или Храме Девы Марии перед Тыном, Франк, дико жестикулируя за его спиной, приказывал сотрудникам группы рассеяться. Когда же его босс внезапно поворачивался, то Франк просто замирал. При этом на его лице был написан неподдельный интерес к рассказу о пражских достопримечательностях.

Мы с трудом удерживались от смеха. Стоило Ольгауэру снова отвернуться, Франк опять дикими движениями заставлял своих людей отходить по одиночке. В конце экскурсии растерялись все, нас осталось только трое. Наш полковник, Франк и я. Пару раз экскурсовод Ольгауэр рассеянно спрашивал, куда подевались остальные, но тут же снова отвлекался, увидев очередную местную достопримечательность. Это позволило нам избежать ответа на вопрос.

Сегодня это звучит довольно глупо, но в этой экскурсии было что-то особенное. С одной стороны Франк и я шагали, полные разочарования и одновременно напряжения. В нас возрастало нетерпение – что случится следующим утром. С другой стороны, мы на время дали себе волю, воспринимать все не так серьезно и немного подурачиться. Ольгауэр рассказывал нам о городе, а мы тайком жестикулировали за его спиной. Когда в половине одиннадцатого он еще хотел повести нас к Пражскому замку, мы сдались. – Нет, спасибо, действительно, нет. На сегодня хватит прогулок. У меня уже подошвы на ногах стали полукруглыми, – защищался. Франк с облегчением вздохнул: – Шеф, мне тоже на сегодня достаточно.

Так мы двинулись в обратном направлении – к отелю. По дороге мы зашли еще в один бар, в котором Ольгауэр непременно хотел угостить нас выпиской. Он прекрасно знал это заведение, похожее скорее на венскую кофейню, с прошлых лет. В конце концов, он много лет был резидентом БНД в Праге. Оттуда и были корни его знаний и любви к этому городу.

Когда он на минутку вышел в туалет, я спросил Франка: – А ты знал, что он служил здесь? Тот кивнул и заметил: – И именно поэтому я не понимаю, почему он тут так засвечивается на публике. Скорее всего, местная контрразведка знает его как облупленного. Но, честно говоря, мне уже совершенно все равно. Кроме того, я сегодня за наш ночной поход натер себе мозоли на ногах.

– После возвращения, – предложил я ему со смехом, – тебе нужно подать заявление о присуждении тебе значка за боевое ранение. Лучше даже – сразу двух значков. Он громко рассмеялся: – Два значка, но почему два? – Ну, на каждую ногу по одному, – пояснил я. Франк еще заливался смехом, когда вернулся Ольгауэр. – Ну, господа в прекрасном настроении, – сказал он. Но на самом деле то, что нас так развеселило, вполне можно было бы назвать черным юмором.

"Белый лебедь"

Когда я, спускаясь на завтрак, зашел в лифт, я встретил там несколько человек, двое из которых были моими коллегами. Сегодня они, выполняя инструкции, вели себя совершенно конспиративно. Даже тот, кто еще вчера вечером встречал меня в фойе как старого друга.

Они смотрели то мимо, то сквозь меня. Я реагировал точно так же. Напряжение во мне нарастало. Ожидавшийся звонок прозвучал ровно в десять часов утра. Теперь только бы не ошибиться, думал я. Ситуация была ужасной. Шеф, Франк, Хайке и один из техников заняли в номере все стулья и кровати. Я стоял между ними и пытался разговаривать с незнакомцем как можно спокойнее и расслабленней. В голове была лишь одна мысль: только бы не сказать чего-то лишнего! Иначе они тебя точно после этого надуют. Надежда лишь на то, что не произойдет чего-то неожиданного, на что никто не рассчитывал. Я ведь наверняка не смог бы сказать в трубку, мол, подождите, я спрошу своего шефа.

– Да, слушаю, кто это? – приветствовал я его. – Привет, мой друг. Это я. Ты уже на месте, правильно? – начал он разговор в доверительной манере, как будто мы давно уже были знакомы. – Да, конечно. Я приехал, как мы договаривались, – ответил я. – Ну и здорово, – ответил он. Он попытался даже перейти на берлинский диалект? – Ну, что мы будем делать, мы же встретимся, правда? – Да, конечно! Лучше всего, приходи ко мне в гостиницу, – сразу вывалил я на него главную проблему. – Ах, нет, мы поступим по-другому. Понимаешь? В Праге есть отель "Bela Labut" – "Белый лебедь". Понял? "Белый лебедь" – "Bela Labut"! Давай там в одиннадцать, хорошо? – предложил он.

Я разыграл испуг: – Для меня это слишком опасно! Я же не могу просто так бегать по городу. Вдруг меня кто-то случайно увидит. Если ты хочешь поговорить со мной, то приезжай ко мне. Я в отеле "Интерконтиненталь".

Он уклонился от ответа и сказал, что перезвонит через полчаса. У меня по лбу струился пот. – Великолепно, – сказал Ольгауэр, – очень хорошо! Франк похлопал меня по плечу, а Хайке подняла кверху большой палец. – Ну, а что, если он сюда не придет? – засомневался я. Ответ моего шефа был быстр и однозначен: – Тогда мы все бросим. Но попробуйте все, что возможно, лишь бы заманить его в "наш" отель. Лучше всего, идите прямо в ваш номер и звоните оттуда. Мы будем поблизости и сможем, по крайней мере, слышать вашу часть разговора. Потому я ушел в соседний номер и ждал.

Телефон зазвонил снова. – Алло, – сказал он, помедлив, – это сложно. Понимаешь? Я не могу просто так прийти в твою гостиницу. Ну, ты же знаешь, у нас тоже есть правила. Приходи лучше сюда. Я заберу тебя в фойе. Возьми такси, это же не проблема.

Я еще раз объяснил ему свою позицию и на сантиметр не отклонился от инструкций. В конце я даже пригрозил ему немедленным отъездом: – Итак, если ты не согласишься прийти сюда, то я тут ничего не смогу изменить. Но я не понимаю этого. Ведь именно ты так хотел со мной встретиться. И вот я здесь. Так что, подумай! Он обещал перезвонить еще через пятнадцать минут. Но прошло гораздо больше времени, чем пятнадцать минут. Ожидание показалось мне бесконечностью. Я беспокойно ходил по номеру. И вот, наконец, он позвонил снова. После короткой и достаточно поверхностной попытки снова уговорить меня прийти в "Белый лебедь", он внезапно согласился зайти ко мне в номер.

Мой пульс бешено колотился. На это я действительно не рассчитывал. Лишь бы все прошло хорошо, думал я несколько недоверчиво. С надеждой, что другие в команде, в фойе или перед отелем, не совершили никакой ошибки, не привлекли к себе внимание.

Внезапно уже через несколько минут раздался стук в дверь. На пороге стоял мужчина в черном берете, короткой куртке и шерстяном шарфе. Он оглянулся направо и налево, перед тем, как войти.

Когда дверь закрылась, мы пожали друг другу руки. – Ну, вот и я, Вольфганг, – произнес он, – как мне обращаться к тебе? Может быть, Вернер? Это нормально для тебя? При этом он со знающим видом улыбнулся. Я испугался, пытаясь не подавать виду. "Вернер" было одним из моих "легендированных" имен, которым я пользовался при контактах с агентами. Мы вошли в гостиную, и он сел на маленький столик спиной к телевизору. Я предложил ему напитки из мини-бара. Наконец, мы сидели друг напротив друга, каждый с бокалом "колы". Мое внутреннее напряжение в тот момент я сегодня даже не смог бы передать. Я сидел там как на подносе для презентаций и должен был разыгрывать из себя потенциального перебежчика. В какую ситуацию завела меня моя Служба?

Кухня слухов Фёртча

Месяцы и годы спустя благодаря служебной недобросовестности и специально направленной против меня дезинформационной кампании об этой встречи рассказывали слишком много чепухи. Особенно активно в распространение слухов включился тогдашний руководитель Пятого отдела Фолькер Фёртч, В интервью, которое он дал тележурналисту Вильфриду Хуисманну для передачи, показанной на канале ARD 16 сентября 2004 года, Фёртч дошел до того, что обвинил меня в том, будто я с самого начала лишь инсценировал встречу. Конкретные обоснования этой версии Фёртч, правда, до сих пор не предоставил.

В передаче под названием "История. Русская рулетка", показанной 16 сентября 2004 года в 21.45 можно было услышать следующий диалог между автором программы Хуисманном и Фёртчем, посвященный пражской встрече.

_* Хуисманн: Ведь они (имелся в виду КГБ) предлагали в 1997 году в Праге Юрецко большую денежную сумму, миллион долларов, чтобы тот выдал им настоящее имя агента "Рюбецаль".

Фёртч: Это вс` было разыгранное дело.

Хуисманн: Разыгранное?

Фёртч: Ну, да, Юрецко инсценировал это вместе с каким-то человеком, который играл роль русского, чтобы оказать ещё большее давление на Президента и я не знаю, на кого ещё, и наконец, предпринять что-то против меня.

Хуисманн: Но ведь там была целая команда БНД, которая наблюдала за всем, всё слушала и снимала?

Фёртч: Ну, это я потом, э, мне позже рассказали, что тот – если это было так, как утверждал Юрецко, тот русский хотел его завербовать, тогда ведь именно русский должен был бы попробовать убедить Юрецко. Но в этом случае было наоборот. И снова ошибка, которая никого не насторожила.

Хуисманн: Но ведь были замечены русские филеры, осуществлявшие наблюдение вокруг отеля "Белый лебедь". Неужели их всех расставил Юрецко?

Фёртч: Ну, если бы я затеял такую игру, то просто пришел бы в студенческую службу добрых услуг и попросил, мол, ребята, придите туда-то, станьте так и так, походите вокруг, это вполне могло бы со стороны выглядеть как "наружка".

Хуисманн: И БНД клюнула на такую уловку?

Фёртч: К сожалению, да.*_

У меня Фёртч именно после этого интервью, и на самом деле, преимущественно благодаря своему поведению вызвал очень серьезные подозрения. Чужака, который стоял на пороге моего номера в отеле, я никогда раньше не видел и лишь несколько раз говорил с ним по телефону. Все без исключения участники пражской операции пришли к такому же выводу. Никто и минуты не сомневался в реальности нашей встречи. Лишь в гнилом окружении попавшего под подозрения господина Фёртча распускались такие слухи. И Фёртч не сказал правду. Почему?

Руководство БНД легко могло бы опровергнуть эти лживые предположения. Но оно этого не сделало. Возможно, и оно оказалось уязвимо для шантажа? Мне не разрешили посмотреть сделанные в Праге видозаписи. Кроме всего прочего, никогда не была позволена открытая критика, не говоря уже о критической самопроверке или разборе операции. Вот так и выглядит забота руководителей БНД о своем многолетнем сотруднике. Приводимый ниже разговор между "Вольфгангом" и мной я реконструировал не на основе видеозаписей, а только так, как он сохранился в памяти.

Попытка вербовки

Я отхлебнул из бокала и внимательно рассмотрел своего собеседника. Он сделал то же самое. Мужчине было лет пятьдесят пять, его короткие волосы на висках уже поседели. Глаза были ясными, и взгляд открытым. Вся его поза свидетельствовала о самостоятельности. Было видно, что он очень опытный оперативник. И, тем не менее, очевидно, на него оказывалось сильнее давление. Что побудило этого "Вольфганга" пойти на такой риск? После пары вежливых фраз он перешел к главному.

Медленно он полез в карман своего темно-серого пиджака, вытащил что-то и положил на стол. Это была его часть порванной напополам однодолларовой банкноты. Без слов я открыл кошелек и вытащил другую половинку. Мы совместили обе части. Они совпали точно, как две части головоломки. Пару секунд мы глядели на банкноту, пока каждый не забрал назад свою половинку. Потом началась наша беседа.

"Вольфганг" демонстрировал свою информированность, раз за разом давая понять, как много он знает о БНД и ее агентурной работе. У меня даже появилось чувство, что он знает о моей разведке больше, чем я сам. При этом он отрыто признавал, что российская контрразведывательная служба ФСБ кое-чего не знает и очень хотела бы узнать. Особенно любопытны для нее были настоящие имена моих агентов.

Это частичное незнание он, очевидно, хотел устранить с моей помощью. Потому очень быстро стало понятно, что особенно его интересует один мой источник – агент под псевдонимом "Рюбецаль". Что касается финансовой компенсации за мои сведения, то он дал понять, что денег для этого он не пожалеет.

Я убеждал его, пытаясь объяснить мою обеспокоенность тем, что если наш контакт разоблачат, то для меня это будет похуже Чернобыльской аварии. При этом я попытался дополнительно прозондировать, какими деньгами для меня он вообще располагает. Я вскоре понял, что русские ради того, чтобы закрыть "дыру" в своей разведке будут действовать очень непритязательно. Уже само появление "Вольфганга", его внешний вид и поведение были необычны, а особенно открытость относительно целей его приезда.

В середине нашей беседы, длившейся более получаса, наступил апогей, когда он сказал фразу, навсегда запомнившуюся мне. Разговор как раз принял несколько неформальный характер, и тут "Вольфганг" собрался с духом и сказал, частично в шутку и частично всерьез: – Ну, давай, просто назови мне имя твоего агента. При этом он сделал очень дружеский жест рукой, как будто хотел приободрить меня. В этот момент он вел себя почти как коллега, которому хоть и не разрешено сообщать это имя, но если это и случится, то не будет ничего плохого – все останется внутри семьи. Вот хитрец, думал я, какой умный хитрец.

Потом он рассмеялся: – Сколько ты хочешь? Один миллион? Два миллиона? Куда? На счет в швейцарском банке? Ну? Для меня это не проблема. Подумай. Чтобы еще больше подтолкнуть меня к решению, он пообещал свободу и защиту для моих русских информаторов. И как он бы смог ее обеспечить? Я не мог этого определить. Придерживаясь инструкций, я тянул время и просил дать мне срок подумать. При этом я пообещал, что в любом случае нам нужно будет еще раз встретиться – каким бы ни было мое решение. Добиться последующей встречи тоже было одним из моих заданий.

Мой гость из Росси был явно доволен. Лучшего он, судя по всему, и не ожидал. Его радость была очевидна. Этот "Вольфганг" вдруг на глазах расслабился. С его точки зрения, он сделал большой шаг вперед. Я знал это чувство по себе. Всегда трудно в первый раз разговаривать с человеком, которого хочешь привлечь к сотрудничеству. Помимо обычных трудностей в общении с совершенно чужим человеком в этой особенной сфере добавляются и особенные страхи. "Чистая" ли явка и пришел ли на самом деле "другой" в одиночку? Найдется ли взаимопонимание и можно ли будет продвинуться к цели, не побив при этом горшки? Состоятся ли следующие встречи? Именно это всегда было положительным сигналом. При этом конечно, все должно оставаться под постоянным контролем. Нельзя было допустить ошибку. Все это волнует вербовщика перед первым контактом. Если потом дело идет "как по маслу", то тем больше облегчение. "Вольфганг" уже успешно дошел до этой стадии. По нему это было видно. Мы еще поговорили о разных банальностях. При этом я снова заметил его великолепный немецкий язык. Но от восточного акцента он так и не избавился. Его выговор немного напоминал мне силезский диалект, который мне всегда было приятно слышать.

Следующая встреча должна была состояться в Вене в январе.

И тут случилось то, на что не рассчитывал ни я, ни кто другой из нашей группы, ни мой шеф. "Вольфганг" спросил меня о моих расходах. В конце концов, мне ведь пришлось купить билет на поезд и заплатить за проживание в отеле. Все это, учитывая обычные суточные, выходило на сумму, которая и близко не достигала тысячи марок. Я немного подумал, потому что этот вопрос действительно меня ошеломил.

Он не отставал: – Ну, скажи уже, сколько тебе нужно? Ведь у тебя были расходы. Нет проблем. И тут мне представился шанс проверить, насколько серьезно русский настроен и сколько денег он готов заплатить за мою поездку поездом в Прагу. – Ну, тогда дай мне, скажем так, пять тысяч, – предложил я, имея в виду, разумеется, немецкие марки. – Пять тысяч долларов? Тебе хватит? – спросил он. Я попытался скрыть свое удивление и ответил: – Да, да, этого хватит, это хорошо. Тогда он накинул крутку и вышел из комнаты, чтобы принести деньги.

Прошло около четверти часа, и "Вольфганг" уже снова был у моих дверей. Без громких слов он передал мне конверт, похлопал меня по плечу и попрощался. Подписи или квитанции от меня он не просил. – Этого нам не нужно, – сказал он и пояснил: – Это не как у вас. Уж слишком большой риск для безопасности. А безопасность у нас всегда на первом месте. Ты знаешь? Потом он исчез также незаметно, как и появился.

Я трижды глубоко вздохнул. Через некоторое время я с толстой пачкой денег вошел в соседний номер, где сидели остальные члены группы.

Наигранно высокомерным тоном я сказал, бросая деньги на кровать: – Я, наверное, единственный человек в нашей фирме, кто еще приносит ей деньги. Подсчитайте все правильно, господин Ольгауэр, не так, чтобы вы мне за эти деньги организовали вечеринку на фирме. Мне было очень легко на душе – ведь все закончилось. Реакция всех присутствующих была соответствующей, и меня поздравляли со всех сторон.

Франк Оффенбах несколько раз похлопал меня по плечам. Все буквально потеряли голову от радости. Но несмотря на всю эту спонтанную реакцию, не нашлось никого, кто потом высказал бы свои возражения, когда в гнилом окружении руководителя Пятого отдела принялись распускать эти глупые слухи об якобы "инсценированной встрече". После возвращения в свой мюнхенский филиал, команда QB 30 было гордой от успеха, как никогда раньше. По масштабам БНД все получилось прекрасно. Нашей "наружке" удалось засечь и заснять и самого "Вольфганга" и русскую группу наблюдателей.

Явно довольные, начальник реферата и руководитель его команды Оффенбах, вместе с Хайке, показали снятый фильм лично Президенту БНД. После этого представления у Хансйорга Гайгера Франк Оффенбах все подробно рассказал мне. Присутствовавшие разместились в офисе Президента перед маленьким монитором – кто на коленях, кто на корточках, кто даже лежа, чтобы просмотреть пленку. Хотя звукозапись оказалась плохого качества, это на самом деле никого не расстроило. Эксперты заверили, что при использовании соответствующей техники с этой пленки вполне можно было узнать, о чем говорили во время беседы. Гайгер был восхищен. Не хватало только, чтобы он сказал: – И мы можем даже это? Черт побери! Президент явно был доволен ходом и результатом операции и спонтанно одобрил последующие мероприятия.

К бою!

Зато теперь у Ольгауэра возникли проблемы с администрацией. Чтобы поездка в Прагу оставалась в тайне от всех незадействованных в ней сотрудников Службы, его заместитель и начальник подразделения Ульбауэр завел специальную статью оперативных расходов. Только Президент, начальник Четвертого отдела, отвечающего за все административные и финансовые вопросы, и непосредственные участники знали о ней и проводили по этой статье свои расходы на командировки. Создание такой статьи было редким исключением, которого больше нигде не было в БНД – возмещение расходов через голову непосредственно руководящего звена. Для такого тяжелого на подъем и бюрократизированного аппарата, как в Федеральной разведывательной службе, все проходило удивительно легко и быстро.

Такой необычный метод был необходим уже потому, что все задействованные знали, что финансовые отчеты за командировки являются слабым звеном с точки зрения безопасности. Мой партнер Фредди уже давно жаловался, что пара десятков сотрудников административного аппарата еще за несколько дней до нашего выезда заграницу знала, куда мы едем, с каким агентом встречаемся, сколько денег ему заплатим. Система, видя которую можно было только покачать головой, но она и сегодня работает именно так. С точки зрения безопасности настоящая катастрофа.

Потому скептик Ульбауэр, по крайней мере, в этом конкретном случае, все прекрасно устроил и сделал невозможное возможным. Но теперь вдруг перед ним стоял его шеф с пачкой стодолларовых банкнот и спрашивал, что ему с ними делать. К раздаче денег все более-менее привыкли, но к получению? Такого, собственно, никогда не бывало.

Ульбауэр засмеялся: – Да, мне самому интересно, как оприходовать эти деньги, чтобы по Службе не пошли волны или чтобы это не вызвало еще каких-то вопросов. Но как это удалось сделать на самом деле, я так и не узнал. Мне только раз много позже довелось услышать, что деньги много недель пролежали в сейфе подразделения, пока не был найдет подходящий метод. Занимавшийся этим чиновник, как говорили, постоянно повторял: – Прокляты деньги! Лучше бы вы их прогуляли! Это обошлось бы Службе дешевле! Что бы он ни имел в виду, очевидно, что ввести эти доллары во внутренний финансовый оборот БНД оказалось совсем не просто.

Приближалось Рождество, а мы чувствовали внутреннюю усталость, даже вялость. Мою семью все еще охраняли. А возможно это был такой вид контроля? Или и то, и другое? Все равно!

Я снова начал сомневаться. Как долго будут вести пуллахцы свою игру? как далеко они готовы пойти? С одной стороны, я понимал желание моих руководителей как можно больше узнать о намерениях противника. С другой стороны, я не испытывал большого желания водить кого-то за нос. И уж тем более – вражескую разведку, которая, если узнает правду, вряд ли обойдется со мной хорошо. И будет права. Кто тогда меня защитит? Ни на что неспособный аппарат БНД? Впрочем, в определенной мере меня успокаивало то, что противник, судя по всему, еще не раскрыл моих агентов. Потому я, как и прежде, считал своим долгом поддерживать свою фирму в ее действиях. В том числе и потому, что все это помогало обеспечить безопасность моих источников. Но на душе у меня все равно было противно.

Ринг свободен для второго раунда

В следующий раз "Вольфганг" позвонил в начале января, как и обещал. Он говорил дружелюбным тоном, потому я, как меня и проинструктировали, старался быть в разговоре с ним жизнерадостным и одновременно сдержанным и осторожным. Но беседа не была долгой. 30 января 1998 года должна была состояться следующая встреча в Вене. О точном времени и телефонной связи тоже договорились.

В Службе снова началась ставшая уже привычной суета. Споры о виде и времени приезда и отъезда. Использование наружного наблюдения и многое другое. Мне пришлось дважды ездить в Мюнхен, пока все выяснилось. Ульбауэр преимущественно не высовывался. Как ярый критик всей этой операции он, скорее всего, не хотел наносить удар в спину своему шефу. Я принял такую сдержанную позицию с уважением, хотя мне приходилось все больше и больше ломать над этим голову.

Свой синий пиджак я оставил в баварской столице по совсем другой причине. Его потребовали у меня техники Службы. Так как на последней встрече звук был записан очень плохо, отряд Оффенбаха решил в этот раз все сделать хорошо. Потому микрофон и антенну нужно была вшить в мой пиджак. После регистрации в отеле этот пиджак я должен был найти в шкафу в моем номере. Во всяком случае, таков был план!

К моему удивлению в этот раз ответственные руководители проявили ко мне неслыханную щедрость. Мне выделили деньги на покупку билета первого класса на самолет "Люфтганзы" из Ганновера в Вену и назад. Впрочем, на самом деле меня это совсем не обрадовало. Наоборот. В общем-то, я в прошлом с удовольствием воспользовался бы самолетом, чтобы сэкономить время, но в этот раз полет представлялся мне роковой ошибкой.

Разве можно представить себе, что человек, желающий посетить Вену тайно, полетел бы туда на самолете? Если я согласно моей "легенде" должен был как можно достоверней выдавать себя за перебежчика, то мне следовало бы сделать все, чтобы путешествие оставалось в тайне. И ко всему прочему от меня потребовали использовать мою служебную кредитную карточку. И тут они коснулись темы, от которой я буквально взорвался.

Это было уже слишком, про это нельзя было и думать. – Скажи, пожалуйста, шефу, что это ни в какие ворота не влазит. Никогда! Ни в коем случае! Вы там все, наверное, с ума сошли! – такие возгласы пришлось выслушать от меня бедной Хайке. Но она не понимала, что стряслось. Одно лишь слово "кредитная карточка" вызвало во мне приступ бешенства. И я не стал скрывать от моей коллеги причину этого гнева.

Использование кредитных карточек

Мой рассказ был кратким. В начале и середине 1990-х годов БНД тоже все чаще начала использовать кредитные карточки. Это значительно облегчало работу финансистов, но на самом деле в первую очередь служило для контроля над собственными сотрудниками. С точки зрения разведки и собственной безопасности такая методика была полнейшим бредом. Ведь любое использование кредитки можно было проследить даже спустя много лет. За кредитной карточкой тянулся след, а это противоречило любой профессиональной разведывательной деятельности. Уже Министерство госбезопасности ГДР пользовалось этим и легко анализировало все действия вражеских шпионов. Любые поездки тех сотрудников БНД, которые расплачивались кредитками, тщательно фиксировались. Аренда автомобиля, бронирование отеля, покупка билетов на поезд или самолет – для "Штази" вся деятельность разведчиков с берегов Изара была видна как на ладони. А венчало всю эту глупость использование кредитных карточек для снятия наличных денег на месте для оплаты услуг агентов.

Таким образом, бесчисленные, оплачиваемые налогоплательщиками разведывательные операции проходили впустую, либо осуществлялись лишь под невидимым контролем восточногерманской "Штази". Одним этим восточные немцы буквально связывали руки целым рефератам и подотделам БНД, хотя те об этом и не догадывались. Но почему Федеральная разведывательная служба даже после объединения Германии, когда из досье МГБ ГДР там узнали об опасности кредитных карточек, не только не отказалось от них, но в начале 1990-х даже форсировало их использование, навсегда, пожалуй, останется тайной.

Но ведь разведки, как известно, живут в мире тайн. Уже сама наивность пуллахского аппарата, считавшего, вероятно, что другие спецслужбы не воспользуются возможностью слежки за действиями противника по оставляемым кредитками следам, бросает тень на руководство Службы. И тень в форме огромного вопросительного знака. Действительно ли за этой методикой стояли только глупость и бездумность ответственных лиц? Или, возможно, даже злые намерения определенных персон в руководстве?

Распространенное объяснение, что, мол, все служебные кредитные карточки оформлены через фирмы-прикрытия, при серьезном рассмотрении не выдерживает критики. Во-первых, никогда нельзя знать наперед, как долго сохранится в тайне связь между БНД и такой фирмой, а во-вторых, многие "легендированные" фирмы уже были разоблачены даже в обычной открытой литературе, касающейся этой темы.

И вот однажды мой партнер Фредди, занимавшийся финансовыми вопросами, и я столкнулись с "Виза", "Америкен Экспресс" и пр. До этого мы постоянно отказывались использовать карточки. Риск для источников казался нам слишком большим. Во всяком случае, мы считали своим долгом сохранять дороги, места и время в тайне, стараясь, чтобы наших агентов нельзя было вычислить путем анализа каких-либо документов.

Летом 1996 года мы хотели встретиться с одним из наших главных агентов в голландской Гааге. Агент должен был передать нам важные военные документы из окружения руководства российской военной разведки ГРУ. О поставке документов нас предупредили заранее. В аналитическом отделе эти материалы ожидали с нетерпением. Наши заявки на командировку были одобрены соответствующими руководителями.

Как обычно, мой партнер направился в главную кассу Центра, чтобы получить, как давно было принято, наличные деньги в качестве аванса на командировку. При поездках за границу это представляло собой сложную процедуру. Нужно было подключать разные отделы, проходить согласования. Процедура отнимала много времени, потому что не всегда были на месте все сотрудники, отвечавшие за прохождение заявки по нескольким административным звеньям. Фредди проходил это "административное наказание шпицрутенами" с обычным для него спокойствием и невозмутимостью. Он даже придумал для административного персонала, с которым ему приходилось сталкиваться, очень точное прозвище, которое я, правда, не буду здесь приводить.

Но в этот раз он пришел совсем не таким спокойным и расслабленным, как всегда. – Эти…, – бушевал он, – посмотри-ка, что они придумали. Между большим и указательным пальцами у него блеснула серебристая карточка. Теперь не будет аванса на командировочные расходы в наличных деньгах, как обычно. Мы должны за все платить по карточке. Он продолжал с кислым видом: – За это нам следует поблагодарить нашего чистенького начальника. Это он приказал. Я тут, наверное, самый главный дурак, не так ли? Я разделял огорчение Фредди, потому что наш тогдашний шеф прекрасно знал, что мы думаем о безопасности этих карточек. И, несмотря на это, он отдал администрации такое распоряжение, не посоветовавшись с нами.

– Тогда мы сейчас пойдем к нему. Я не дам одурачить себя. Сейчас он узнает о себе много интересного, – от души ругался я. Фредди с ухмылкой заметил: – Об этом можешь, увы, забыть. Я уже попробовал. Этот господин, после того, как избавился от этого, тихонько смылся. Его нет. НЕТ! Сегодня его больше не будет! Теперь твоя очередь!

Ах, какой толк кипятиться. Ограниченность некоторых наших руководителей давно не была для нас тайной. Редко мы встречались и с открытым и честным обхождением. Если происходило что-то плохое, то мы всегда замечали, что происходило это за нашей спиной. И так же, не ставя нас в известность, без обсуждения с нами, принимались касающиеся нас распоряжения. Я уже был готов покориться этому аппарату без сопротивления, как это сделали большинство моих коллег. Если старик хочет, некритически размышлял я, пусть так и будет. Фредди, думая, вероятно, о том же, утешительным тоном сказал: – Знаешь, Норберт, чтобы согласиться с этой глупостью, – он поднял карточку вверх, – нам обоим не хватает хорошо оплачиваемого благоразумия.

Итак, мы отправились в длительное путешествие с ограниченной суммой наличных денег и с новой служебной пластиковой валютой. Мы твердо решили, как можно дольше не пользоваться карточкой и обходиться в поездке нашими личными финансами. Так мы проехали почти целую неделю. Путешествие проходило через несколько стран и должно было увенчаться нашей встречей с агентом в Гааге. Но за это время наши личные средства настолько иссякли, что в последнем пункте нашей поездки нам пришлось заплатить за проживание в отеле с помощью нашей служебной карточки.

Как обычно, после короткого завтрака мы еще раз поднялись в наши номера, чтобы забрать чемоданы. По старой привычке через пару минут я сидел в уголке фойе шикарной гостиницы и присматривал за нашим багажом, пока Фредди стоял в длинной очереди выписывавшихся постояльцев, которые собирались расплатиться. Я увидел, как очередь дошла до него, и вдруг весь процесс на кассе застопорился. Что произошло? Он бросал на меня вопрошающие взгляды. За его спиной происходила какая-то суета. Затем он отошел в сторону, пропуская других постояльцев. Он о чем-то говорил со служащим отеля. Вскоре после этого он, весь красный и пыхтя от злости, подошел ко мне: – С этой чертовой карточкой что-то не так. Что нам теперь делать? Но я тоже ничего не мог придумать.

Тут к нам подошел кассир и достаточно громко, чтобы все присутствовавшие могли слышать, сказал? – Я только что созванивался с вашим банком. Вы вообще не можете расплачиваться этой карточкой, ваш лимит давно исчерпан.

Нам показалось, что эти слова с язвительной ухмылкой слушал весь отель. Как два должника мы оставили на рецепции в залог наши чемоданы и ушли, чтобы как-то добыть наличные деньги. Своими частными карточками мы здесь тоже не могли расплатиться, ведь мы регистрировались в отеле, конечно, под "легендированными" фамилиями и с паспортами прикрытия.

Мы вышли, как в воду опущенные, а затем метались по городу и снимали с различных банкоматов деньги, пока не набралась нужная сумма. После того, как Фредди расплатился в отеле, мы, наконец, двинулись в обратный путь. Дома мы узнали, что ответственный коллега в аппарате допустил ошибку. На карточку положили так мало денег, что их не хватило бы нам даже для покупки месячного проездного на общественный транспорт в Мюнхене. Это было совершенно типично для Службы.

Но только Фредди не покорился судьбе и вел себя совсем не так, как обычно. Я заметил, что при подъезде к Пулллаху он все больше и больше молчал. Объяснения сотрудника аппарата он тоже выслушал без слов. Но откуда взялась улыбка, которая появилась у него на лице, когда он немного склонил вперед голову? Улыбка явно была искусственной. Путь пешком до нашего бюро мы промчались едва ли не бегом. – Ну, у тебя и темп, – закашлялся я. – Подожди, – был его ответ. При этом он буквально заскрежетал зубами.

Внутри у Фредди все кипело. Он промчался вверх по лестнице, я за ним. Когда он двинулся по длинному коридору по направлению к кабинету шефа, я понял, куда он спешит. Ох, ох, думал я про себя. Таким я своего коллегу еще никогда не видел. Я был прав. Без стука ворвался он в святая святых реферата. Шеф сидел за своим письменным столом. Он попытался было дружески улыбнуться, но улыбка тут же исчезла, стоило ему лишь увидеть наши физиономии. Фредди засопел: – Как вы думаете, что это такое? Он поднял вверх несчастную карточку.

Наш начальник откатился на стуле немного назад, как будто желая выйти из под обстрела. Фредди продолжал, не дожидаясь ответа: – Вы, наверное, думаете, что это кредитная карточка? Да? А это – кусок дерьма. С этими словами он хлопнул пластиковой карточкой о стол. Но это был еще не конец: – Эта шарашкина контора хочет нас одурачить? Я попробовал расплатиться ею в отеле. Но у меня даже это не получилось.

Фредди снова поднял карточку: – Знаете, что я ней сделаю? Он сгибал карточку туда и сюда, пока она не треснула. – Вы посылаете нас в поездку по миру. И тогда нам не остается ничего, кроме как экономить на всем. Что это за контора, а? Если вам тут на все наплевать, то теперь и я тоже буду так поступать. Он говорил с такой яростью, что у нашего шефа на лице появились красные пятна. При этом Фредди ломал карточку на все меньшие и меньшие кусочки и сыпал их на стол.

Наконец, он измельчил ее до размера хлебных крошек, которые прямо на глазах нашего начальника растер меду ладонями и с наслаждением высыпал ему на бумаги. Со словами: – Вот так – я сказал! Больше вы со мной не сможете так поступать. Больше никогда! – он, как тореадор, только что победивший быка, вышел из святая святых – кабинета начальника реферата.

Это выступление моего партнера не упоминалось в Службе больше никогда и ни в какой форме. С одной стороны, не было никакой прямой реакции тогдашнего шефа, но и слова "кредитная карточка" никогда не упоминались больше в нашем присутствии. По крайней мере, до сегодняшнего дня, когда началась подготовка к поездке в Вену.

Вечер с Хайке

Красавица Хайке была хорошей коллегой и проявила полное понимание: – Забудь про карточку "Виза"! Я все объясню Олли /имелся в виду Ольгауэр/.

Мы договорились встретиться еще раз в тот же вечер. Так как я уже следующим утром собирался уезжать на поезде домой, то уже переселился в одну из гостиниц в центре Мюнхена. Хайке забрала меня из отеля. Мы были знакомы с 1995 года и уже много месяцев проработали вместе. Но я мало знал о ней, разве лишь, что эта трудолюбивая молодая женщина жила в квартире на юге баварской столицы.

Ее, как и многих других сотрудников ужасно раздражал дилетантизм шпионской фирмы. "Шоумены", как она их порой называла, с более высоких уровней руководства были для нее кошмаром. Лишь немногих она действительно уважала. А как красивой женщине ей было еще тяжелее. Кроме всего прочего, ей мешало и то, что она никогда не скрывала своей критики. В общем, за словом в карман она не лезла.

Хайке очень повезло, что ее шефом оказался такой опытный и болеющий за дело человек как Ульбауэр. Он прекрасно воспринимал ее открытую манеру высказываться без задних мыслей. Он сам был достаточно откровенным человеком и не принадлежал к числу тех руководящих "павлинов", которые бесчинствовали в Пуллахе. Сотрудничество с Франком Оффенбахом тоже сложилось хорошо. Они оба прекрасно понимали друг друга и установили между собой великолепные рабочие отношения. В общем, они составили очень гармоничную тройку.

Когда Хайке вошла в отель, я уже ждал ее в фойе. – Куда мы пойдем? – спросила она сходу. – Недалеко, – предложил я. – Ты знаешь что-то поблизости? Чтобы можно было посидеть спокойно? – спросил я ее.

Она тут ничего не знала, кроме давно известных мест сбора туристов. Потому мы пошли в сторону ворот Изартор и нашли там итальянский ресторан. На нем мы и остановились. Началась длинная и милая беседа.

Хайке благодаря своей работе в БНД была прекрасно знакома с обстоятельствами моей жизни, потому она, не стесняясь, рассказывала удивительно много о самой себе и об ее прежней жизни. В ее рассказе БНД, разумеется, играла центральную роль. Несмотря на множество разочарований по службе она все еще сохранила энтузиазм. Я давно восхищался ее энергичностью. Для нее ежедневная рутина в Пуллахе была чем-то вроде интеллектуального тренинга на выживание. Она видела большие и маленькие системные ошибки, но могла в душе дистанцироваться от них, стараясь не придавать им слишком большого значения. При всем этом, она не была из тех, кто тупо идет в стаде.

Хайке разительно отличалась от многих коллег, старательно улыбавшихся на службе, но в душе давно распрощавшихся со своей профессией. Мне было приятно видеть, что она как и прежде демонстрировала цепкость и энтузиазм, потому что по ее убеждению случаи измены следовало обязательно раскрыть. Ее открытость удивляла меня. Такую четкую позицию редко встретишь среди коллег. Это был бальзам на мою израненную душу.

В то время я никогда не мог бы предположить, что и эту храбрую женщину проглотит и переварит, сделав "своей", аппарат БНД, точно так же, как он сделал со всеми остальными. Я вовсе не осуждаю ее, ведь в реальности у нее не было никаких шансов.

За день до моего дня рождения она написала мне письмо. В нем чувствовалось, что тактика войны на истощение, которую вели против нее новые шефы, постепенно приносила свои плоды. Единственная и последняя сотрудница бывшего реферата 52 DB, она все еще сидела на своем старом месте. Там она судорожно пыталась устоять против враждебности новой руководящей клики и при этом сохранить самообладание. Ей пришлось пережить все, что происходило за прошедшие месяцы вокруг "Дела Фёртча". Единственная из тех, кто должен был различать правду и ложь, она вела бесперспективную борьбу в одиночку, пытаясь защитить то, что уже прошло. Я думаю, что если у кого-то в такой ситуации не пострадает психика, то он не совсем нормальный.

Беспощадная бесцеремонность целого аппарата была очевидна. "Снаружи", то есть там, где и должны были бы проявляться способности этого ведомства, БНД десятилетиями регулярно демонстрировала свою несостоятельность. У меня давно сложилось впечатление, что эту импотенцию в Службе компенсировали удивительной недобросовестностью, бесчестностью и злобностью "внутри". Вряд ли где-то еще это было столь явно видно, как здесь.

Поле этого прошло много месяцев, пока она полностью не изменилась. Когда в январе 2003 года ее допрашивали как свидетеля на процессе против меня в мюнхенском Земельном суде, она уже внутренне освободилась от потрясений 1997-1998 годов. Я думаю, это было что-то вроде самозащиты. Ведь ей приходилось по-прежнему жить и работать в этой лавочке. Потому она вынуждена была давно прервать контакты со мной и моим партнером. Возможно, и по той причине, что новое руководство всегда требовало от нее отчета каждый раз, когда она созванивалась или встречалась с нами. К Ульбауэру, нашему тогдашнему шефу, отношения значительно охладели.

В последний раз я говорил с ней в зале суда, незадолго до ее допроса как свидетеля. Она посмотрела на меня и сказала: – Неужели мы не могли обойтись без всего этого? Она была хорошо накрашена, как всегда, но все равно выглядела серой и печальной. Но в ее глазах все еще сохранилось то, что было в них всегда. Хитрые светлые молнии. Точно так же, как в тот вечер в итальянском ресторане на площади Изарторплатц.

От того вечера осталось лишь одно воспоминание: когда наступил поздний вечер, мы оба расслабились, были в хорошем настроении, и мир вокруг уже не казался нам таким скверным. Незадолго до полуночи мы расстались у ворот Изартор. В прощании было что-то меланхолическое, как будто мы предчувствовали, что нас ожидает. В любом случае, нам, увы, больше никогда не довелось встречаться в такой свободной и приятной обстановке.

Венский вальс

Дома все шло своим чередом. Все обиды и нагрузки моя жена переносила с достойным восхищения терпением. Вряд ли другая смогла бы выдержать такой образ жизни своего мужа. Но что нам оставалось? А наши присланные Службой ангелы-хранители? Они занимались патрулированием. Я был убежден, что эта деятельность вокруг моего дома была лишь фиговым листочком. Исходя из ситуации, Служба должна была реагировать, но никто не знал, что именно следует делать. Потому они удовлетворились таким видом персонального обслуживания и успокоили, в первую очередь, самих себя. Я, во всяком случае, ни на грош не верил в эффективность моих охранников. Но, в конце концов, оказалось, что именно в этом вопросе я серьезно ошибался.

Незадолго до моего отъезда в Вену вокруг моего дома начали твориться странные вещи. Прикрепленные ко мне сотрудники БНД много раз замечали посторонних лиц, явно наблюдавших за моим домом и окрестностями. Потому Оффенбах решил установить наблюдение и за моим вылетом в Вену.

И. смотри-ка, группе наблюдателей из QB 30 сопутствовала удача. Им удалось установить сразу нескольких человек, следивших за мной в ганноверском аэропорту Лангенхаген. Теперь было очевидно, что другая сторона проявляла большой интерес ко мне, по крайней мере, к моему путешествию. Во всяком случае, "наружникам" удалось задокументировать присутствие сразу нескольких людей явно восточноевропейского происхождения. К сожалению, об этих разведывательных успехах я узнал лишь благодаря разговорчивости одного из коллег. Официально меня о них так и не проинформировали. Точно так же не было у меня никаких инструкций на самый крайний случай.

Этот вид пустой игры в таинственность и шпиономанию был самым обычным явлением в БНД. Вместо того, чтобы открыто информировать сотрудников, в этом и подобных случаях предпочитали молчать. Эти действия никак нельзя был назвать мероприятиями, укрепляющими доверие. В полном соответствии с правилом – неуверенный в себе и боязливый чиновник и есть самый лучший чиновник, руководители Службы постоянно действовали безответственно. Лишь благодаря верным знакомым из реферата 52 я всегда был в курсе дела. Пусть неофициально и против всех указаний, но тем не менее… Это означало, что мне следовало быть чертовски осторожным. Как всегда говорил Фредди: – Только осторожно! Шаг за шагом! Как на минном поле! Эта БНД мало чем отличалась от минного поля.

В Австрии подготовка шла полным ходом. В отличие от Праги здесь представители секретных служб Австрии были официально проинформированы о предстоящей операции. Офицер, осуществлявший связь с австрийской контрразведкой, назовем его Франц, сопровождал отряды QB 30. Франк и его австрийский референт связи были знакомы много лет. Они постоянно помогали друг другу. Но если кто думал, что теперь все пройдет гладко и гармонично, как в венском вальсе, тот ошибся. Оказалось, что БНД в переносном смысле еще не прошла даже начального курса школы танцев. Что-то не клеилось с ритмом.

Во время моего последнего приезда в Мюнхен Франк попросил меня по прибытии в Вену быть очень внимательным. Он хотел уже в аэропорту выставить нескольких своих наблюдателей, чтобы проследить за моей поездкой в отель. При случае я должен был проверить, как хорошо выбрали свои позиции его люди. После возвращения мы договорились обсудить все ошибки, которые я заметил. Достаточно странное дополнительное поручение, которое мне совсем не понравилось. Тем более, в такой ситуации. Если бы меня попросил бы не сам Оффенбах, я бы вежливо отказался. Но ему я не мог не оказать услугу.

С небольшой ручной кладью и с большими сомнениями в первой половине дня 30 января 1997 года я сел в самолет "Люфтгазы", вылетавший в Вену. Через полтора часа я уже шел по зданию венского аэропорта Швехат в сторону главного выхода. Я не заметил ничего необычного. Все шло нормально. Я взял такси и поехал в город, пока наша поездка не привела к Йоханнестгассе, 28. Я встал перед огромным зданием и взглянул наверх. Это был венский двенадцатиэтажный отель "Интерконтиненталь".

Внешне строение напоминало многоэтажки восточноберлинского района Марцан. Ничего похожего на венский шарм и атмосферу. Мне этот отель уже был знаком по прежним моим поездкам в дунайскую метрополию. Фредди и я тут бывали уже неоднократно. И бывали с большой охотой. Если внешне гостиница выглядела скучно и неприглядно, то внутри вы попадали в настоящий бизнес-отель со всем возможным комфортом, который только можно себе представить. С огромными коврами на стенах, со столами из тикового дерева, и с прекрасным внутренним интерьером. Тут царила атмосфера, чем-то даже напоминающая венскую кофейню.

Через тяжелую стеклянную дверь я вошел в фойе, поставил свой серый чемоданчик "Люфтганзы" и осмотрелся по сторонам. Вот мы и снова в Вене, господин профессор, подумал я про себя. На мгновение я почувствовал себя хорошо. Но этот момент прошел быстрее, чем мне бы хотелось. Потому что меня тут же окружил хаос, устроенный "авангардным отрядом" БНД. Один из QB подошел ко мне и пригласил на рецепцию. Там меня уже ждали.

Женщина средних лет в темно-синем костюме стояла за стойкой и мрачно смотрела на меня. Неужели я устроил что-то плохое? – Здравствуйте, итак, это вы господин, которого мы ждали? – приветствовала она меня хоть и вежливо, но с заметным напряжением. Ее восточно-австрийский диалект ни с чем нельзя было спутать, и в этой ситуации он подействовал на меня подобно лекции профессора в институте. – Вы знаете, – попыталась она объяснить, – так нельзя. Вы сначала должны зарегистрироваться, только потом номером можно пользоваться. У меня на этот счет четкие инструкции. Я ничего не понимал, а коллега из подгладывающей и подслушивающей бригады смотрел в сторону, как будто это его никак не касалось. Если он теперь еще начнет насвистывать, думал я, то я сорвусь.

Что случилось на этот раз? Она подвинула ко мне бланк регистрации и попросила его заполнить. – А что, были проблемы? – спросил я, пока писал. Я как-то хотел улучшить настроение, а ничего другого мне в этот момент в голову не пришло. – Не так, чтобы проблемы, – ответила она. Я посмотрел на нее: – Но? – Понимаете, ваши коллеги хотели попасть в номер, который был забронирован для вас. Но они не знали, ни как вас зовут, ни когда вы приедете. Но я же не могу заранее давать чужим людям ключи от номера. Мне это показалось странным. Я не придумал ничего более умного и сказал просто: – Ну, да, это уже не проблема, теперь я здесь! Моя попытка разрядить ситуацию дружеской улыбкой оказалась безуспешной.

– Да, вы снова провели хорошую подготовительную работу! – прошептал я коллеге, направляясь в сторону лифта. Как выяснилось потом, люди Оффенбаха попытались снять "оптом" сразу все комнаты, в том числе и мою. Как и в Праге, они хотели установить в ней свою технику. Кроме того, по плану в моем номере должен был появиться и ждать своего владельца мой синий пиджак. Однако персонал отеля не согласился участвовать в этой акции, потребовав для получения ключа от каждого номера паспорт его постояльца.

Но, вместо того, чтобы согласится с этим, и сохранять спокойствие, двое членов команды наблюдения ввязались в долгую дискуссию с персоналом бюро регистрации. Придумать что-то более привлекающее внимание было бы трудно, но к чему мне теперь было кипятиться из-за этого? Уж таковы они, тайные специалисты БНД.

Забросив, наконец, свой чемодан в номер, я позволил себе выпить чашечку кофе в фойе. Через короткое время мимо прошла Хайке, показав мне жестом, что нам нужно встретиться. После короткой встречи в моем номере туда пожаловал сам Ольгауэр. Он отдал приказ, чтобы никто больше не выходил из отеля. Техники передали мне пиджак и начали монтировать камеры в моем номере. Теперь оставалось только ждать.

Ольгауэр, как видно, был снова в своей среде. Он много лет проработал для БНД и тут, в Вене, потому прекрасно знал обстановку. Все с напряжением ждали, позвонит ли "Вольфганг" незадолго до встречи, как мы договаривались. Мне становилось плохо от одной мысли о том, что из всего этого может выйти. На мой взгляд, пуллахцы излишне привлекали к себе внимание.

Дело было не только в устроенном им шуме в отеле, но и в том, что была предупреждена австрийская контрразведка. Здесь в Вене, где на полную катушку трудились разведки самых разных стран, это вряд ли можно было бы назвать хорошим ходом. Кроме всего прочего, все машины команды наружного наблюдения были запаркованы на стоянке ближайшего полицейского участка, что вызвало там множество ненужных вопросов. А вдобавок меня еще представили связнику в Австрии Францу. Пользы от этого было как с козла молока. Интуиция в очередной раз подсказывала мне, что моя фирма тут уже слишком наследила.

Ольгауэр, который на этот раз отказался от экскурсии по городу и совместного ужина, отдавал последние указания: – В любом случае мы остаемся здесь в гостинице. Действуйте так же, как в Праге. Если разговор состоится, поднимайте цену. Требуйте больше денег и просите еще время на раздумья. Это было уже абсурдно. Чего он, собственно, добивался всеми этими действиями? Подразнить русских? Спонтанно мне вспомнился Ульбауэр и его сомнения.

Инструкции руководителя следственного реферата были слишком расплывчаты. Я начал сильно сомневаться, что вообще существовал какой-то оперативный план с определенными целями. Во всяком случае, я его никогда не видел и ничего о нем не слышал. Что означало – поднимать цену? Что означало – много денег? Что означало – действуйте как в Праге? Если бы беседа не продолжилась, можно было бы сразу бросить это дело. Вопрос за вопросом. Я задал их руководителю операции.

Но он не давал конкретных ответов. Вся ответственность была на мне, и в случае неудачи на меня же свалилась бы вся вина. Стоило чему-то пойти не так, жонглеры из пуллахской разведки искали бы ошибку сначала у меня. По этой причине его краткий ответ не имел для меня никакой ценности. Да и ответ был в духе футбольного тренера Франца Бекенбауэра: – Посмотрим…

Я ушел в свой номер. Теперь я снова был один и взволнованно шагал по номеру, время от времени, поглядывая на мобильный телефон – работает ли он. Сеть была, аккумуляторы в порядке. Через несколько мину после шести часов вечера телефон зазвонил. Мое сердце бешено забилось от волнения.

Теперь главное не сделать ошибки. Изысканно дружным тоном я ответил: – Да, алло, кто это? Потом все пошло очень быстро. Голос моего собеседника, которого я так долго ждал, спутать нельзя было ни с чем: – Да, дружище. Это я. Слушай, за тобой следят. Тут есть пара людей, понимаешь? Лучше всего, исчезни прямо сейчас и будь очень осторожен. Я потом сам на тебя выйду! Затем телефон замолчал. Сбитый с толку я некоторое время стоял не шелохнувшись.

– Итак, ребята, вот и все! "Вольфганг" только что отменил встречу, – сказал я своему темно-синему пиджаку. Через минуту шеф, Франк и Хайке уже были в моем номере. Все чувствовали себя растерянными и смущенными. Дурное настроение Ольгауэра было видно со стороны, хоть он и пытался его скрыть. Другие просто грустно и растерянно смотрели друг на друга.

Что же случилось? Общая беспомощность оставляла лишь один выход – приказ к отступлению. Это означало демонтаж техники и по возможности незаметный отъезд. Остаток вечера я провел один. Сначала в номере, потом в баре отеля. Там трио музыкантов на рояли, скрипке и гармонике исполняло венские вальсы. В этом баре мне уже неоднократно приходилось бывать. Только тогда мне сопутствовал куда больший успех, чем сегодня. Мой партнер Фредди и я уже давно выбрали венский отель "Интерконтиненталь" для наших тайных встреч с агентами. Он прекрасно подходил для этого. Кроме главного входа в него можно было попасть еще несколькими путями. Особенно вход через подземный гараж, откуда можно было незамеченным попасть в номер, пройдя мимо фойе и обычной гостиничной суеты, принес нам в свое время много пользы.

Ведь в этой гостинице нам передавали самые секретные документы из стран бывшего Советского Союза. Не один информатор подвергался там нами серьезному опросу. И до сего дня это здание всегда вызывало у меня приятные воспоминания. А сейчас? Я сидел здесь, жалкий и потерянный. Кроме издержек – никакой выгоды. Жаль, что рядом не было Фредди. Его сейчас мне так не хватало, ведь разговор с ним улучшил бы мое внутреннее состояние. Конечно, обо мне и моей ситуации никто не думал. Овеянная славой группа Франка тоже исчезла, и, скорее всего, зализывала где-то свои раны.

Но что случилось бы, если бы этот "Вольфганг" вдруг все же передумал и решил бы пойти на встречу со мной? Это уже никого не интересовало. Команда занялась сама собой.

На следующий день мне пришлось проснуться очень рано. Самолет мой улетал ранним рейсом, и потому тем субботним утром я был совсем один в зале для завтраков отеля "Интерконтиненталь". Мне только налили кофе, как в зал вошли еще три человека: двое мужчин среднего возраста и женщина несколько моложе их. Внешне они выглядели как восточноевропейцы, возможно, русские или белорусы. Стоило им сесть, как они удостоили меня долгим взглядом. Ели женщина и один из мужчин смотрели на меня неподвижно, то второй мужчина очень сильно наклонил голову. Это было похоже на настоящий поклон. Потом, как по команде, они отвернулись и больше ни разу не взглянули на меня. Странный случай, подумал я.

Может быть, господин в сером костюме в полосочку подал мне сигнал? Или у меня уже началась мания преследования? Или просто один был настроен дружески, а другие нет? Как мне было оценить этот маленький спектакль? Я был уверен, что в этом было что-то ненормальное. И моя поддержка, люди из "наружки", где они были в этот момент? Я очень рассердился на эту стаю. Они наверняка сейчас еще лежали в теплых кроватях или готовились к обратному путешествию в Мюнхен. Как раз сейчас, когда они были мне так нужны. Я решил быстро допить кофе и как-то связаться с коллегами. Я оставил недоеденную половинку круасана и побежал в фойе. Там никого не было. Никого!

С любопытством я двинулся назад в направлении зала для завтраков. Вдруг кто-то из наших людей уже спустился на завтрак? Ни души! А куда подевались три незнакомца? Их стол был пуст. Все стояло так, как будто они вернутся в любой момент. Полные чашки с чаем, бутерброды, бокалы с апельсиновым соком. Столик призраков.

Раздосадованный и в тоже время с некоторым облегчением, потому что казалось, что вся история закончилась, я возвращался домой. Мысль о том, что "Вольфганг" еще когда-нибудь позвонит, я постарался просто выбросить из головы.

"Испорченный телефон"

Любой нормальный человек справедливо предположил бы, что после завершения операции последует ее критический разбор. С одной стороны, мне, конечно, было любопытно узнать, какие ошибки были допущены в Вене. По крайней мере, полагал я, нужно было сделать соответствующий анализ. Наконец, следовало все проверить и изучить. С другой стороны, я не получил никаких стратегических директив на тот случай, если "Вольфганг" позвонит мне снова. Впрочем, ничего подобного не произошло. Никаких обсуждений, никаких инструкций. Девиз был один: ждать. Ответственные руководители снова по-страусиному спрятали голову в песок. Я был растерян и выходил из себя. На свои многочисленные запросы я получал уклончивые ответы. Еще до меня, как по "испорченному телефону", доходили отрывки из сказанного в ходе обсуждений на заседаниях руководящей клики Пятого отдела. К профессионализму это не имело никакого отношения.

Впрочем, из слухов, сплетен и доходящих до меня фактов я смог сложить достаточно полную картину того, как рассматривали эту проблему наши шефы. На конфиденциальных переговорах ответственных начальников все сводилось к одному: значение и масштаб неудачи следовало преуменьшать. Чем меньше сведений о ней просочится наружу, тем лучше. При этом они недооценили одно обстоятельство, которое, собственно, было им хорошо известно – сплетни и слухи внутри Службы. Нигде в мире, под покровом абсолютной секретности и доверительности сотрудники не сплетничают так, как в БНД.

Столовая, где многие коллеги собирались в обеденный перерыв, была настоящей биржей по обмену информацией. Порой у меня возникало впечатление, что плотность информации в этой шпионской столовой куда выше, чем в Аналитическом отделе. Торговля сведениями просто процветала. Разумеется, в ней участвовали только те, кто пользовался неограниченным доверием, но и тех было довольно много. Такие сведения всегда передавались из уст в уста, с дополнениями, вроде: "скажу только вам" или "совершенно исключительная информация". Кто-то из коллег так описал эту ситуацию внутри Службы:

"Если хочешь сообщить что-то кому-то в БНД, не говори это прямо ему, скажи кому-то третьему. Так он быстрее узнает".

И вот, как-то до меня дошло, пусть и обходным путем, как мой руководитель операции и его штаб оценили путешествие в Вену. Возможность ошибки, совершенной своими людьми, они отметали начисто. Этого не могло быть, потому что этого не могло быть никогда. Нет. Все было сделано безупречно. А когда они позже узнали, что австрийская служба по борьбе с наркотиками в окрестностях отеля проводила свою тайную акцию, они тут же нашли виновных.

По их словам, в операции австрийцев участвовало несколько полицейских бригад. И это насторожило русскую разведку, таков был анализ отдела безопасности. Но тогда, спрашиваю я себя даже сегодня, что за задание, собственно, было у офицера по связи Франца. Ведь именно он должен был предотвратить эту дикую путаницу и неразбериху. Или, в конце концов, никаких полицейских из отдела по борьбе с наркотиками там и не было? Возможно, что австрийцы хотели вблизи посмотреть на действия БНД? Но об этом господа даже не думали. И если и думали, то они этим и удовлетворились. Но, собственно, почему они должны были думать?

С каким государственным размахом и помпезностью начиналась венская операция, и как легкомысленно, и не придавая значения, списали ее в архив. Все закончилось – и забудьте, таким было господствующее мнение. Но тут наши профессионалы разведки снова ошиблись. В своих расчетах они опять не учли противника.

Универсальные дилетанты и разносторонние любители

Если другие разведслужбы уделяют огромное внимание обучению, специализации и повышению квалификации своих кадров, то в БНД спецподготовка и профессионализация играют отнюдь не самую важную роль. Собственно, руководство ведомства уже много лет настаивает на улучшении уровня профессиональной компетентности своих сотрудников. Но на самом деле намерениям руководства исправить имеющиеся недостатки в подготовке работников мешает в первую очередь внутренняя структура Службы, а также, конечно, быстро меняющиеся профильные требования к сотрудникам.

Например, организованная самой Федеральной разведывательной службой Школа БНД в Хааре под Мюнхеном пользуется среди сотрудников плохой славой. Цели обучения кажутся сомнительными, методы давно устаревшими, а дидактическое изложение точно никак не отвечает велениям времени. Не случайно должность преподавателя в "шпионской школе" считается "отстойником" для тех разведчиков, кто уже не способен вести активную работу. Но главное в том, что профессиональная переориентация этого заведения так и не была осуществлена. Разумеется, при ней есть также курсы повышения квалификации и учебные курсы для сотрудников технических специальностей.

Что касается актуальности и злободневности, то тут преподаватели давно не в ладах со своим учебным материалом. Исключением можно назвать, пожалуй, обучение иностранным языкам, которое поставлено неплохо, хоть и недостаточно для службы, занимающейся внешней разведкой. Но преподавание основных предметов ведется кое-как и буквально влачит жалкое существование. За несколько лет обучения административным предметам основное внимание уделяется правильному заполнению финансовых отчетов за командировки, и куда меньшее – специфическим методам получения информации.

Если кратко, то отношение к внутрислужебной системе обучения и повышения квалификации складывается из смеси отрицания, антипатии, непопулярности и низкой оценки. А после того как молодой сотрудник в любой форме прошел вводный курс обучения – в Службе это называется "получить шпионский аттестат зрелости", для него начинается собственно работа в БНД. и именно здесь лежит основная причина следующей опасной системной ошибки. Если кто полагает, что БНД подчиняет свою организационную деятельность обычным административным правилам, свойственным всем учреждениям, а не наоборот, тот серьезно заблуждается. И именно это в течение многих лет приводит Службу на самых разных уровнях управления к параличу оперативной активности. Административный отдел, прозванный на жаргоне БНД "живыми помехами из Четверки" играет при этом беспощадную саморазрушающую роль. Давайте рассмотрим подробно эту проблему на примере карьеры молодого офицера Бундесвера, перешедшего на службу в БНД.

Однажды молодой офицер – предположим, что он уже старший лейтенант – сталкивается с вопросом, какой деятельностью в Службе он мог бы заниматься. Но из-за определенных административных правил и директив он может, естественно, выбирать только те функции, для которых есть свободные вакансии. И потому он, несмотря на все свои языковые и профессиональные знания, оказывается в одном из аналитических подразделений, например в том, которое занимается анализом сообщений прессы. Спустя два года, за которые он был совершенно неудовлетворен своей деятельностью, ибо видел, что способности его не используются в полную силу, его направляют в Южную Африку заместителем оперативника-агентуриста. Через девять месяцев, совершенно неожиданно ему присваивают звание капитана. Но для его нынешней должности такое звание не предусмотрено. Потому его снова переводят, на этот раз в сферу борьбы с незаконной торговлей оружием. Параллельно к этому он подает заявление на обучение на курсах офицеров генерального штаба при военной академии Бундесвера в Гамбурге. После этих курсов он может ожидать получения старшего или высшего офицерского звания.

Не проходит и года, он как раз втянулся в работу, он на полгода направляется в Гамбург в Академию Бундесвера. Когда он возвращается, на его должности сидит уже другой, и потому нашего офицера переводят на другую должность, где он тоже может быть произведен в майоры. Теперь он оказывается в реферате, собирающем сведения о международной торговле наркотиками. Как по мановению волшебной палочки наш офицер превращается в специалиста по борьбе с наркотиками. Герд Фрёбе сказал бы в таком случае: – Немецкий офицер может все!

Если ему не очень повезет, то он останется тут на два-три года. Потом он снова переходит в другой отдел – теперь он должен стать руководителем подразделения.

И возможно, как раз тут его мечты осуществляются. Он попадает в Третий отдел и занимается военным анализом. Наконец, он попадает в сферу, которую изучал с самого начала и хорошо ее знает. Но и тут его постигает неудача – после присвоения ему очередного звания его снова переводят, и он становится, совершенно неожиданно для себя, руководителем реферата контрразведки. Если там он будет работать слишком прилежно, а ведь активность именно в этой щекотливой области руководство ведомства воспринимает без особой благожелательности, то в один из дней он вынырнет опять в другом месте и снова в подотделе анализа прессы, но уже на должности руководителя.

Невыразимый круг замкнулся. С административно-технической точки зрения эта одиссея по Службе совершено правильна. Но с профессиональной точки зрения это катастрофа. Вот так и скачут многие сотрудники из отдела в отдел, нигде не успевая закрепиться и приобрести достаточные знания и опыт. Вполне обоснованно в Службе говорят об универсальных дилетантах и разносторонних любителях.

И хотя сотрудники в подавляющем своем большинстве характеризуются незаурядным умом и большим трудолюбием и приступают к работе с энтузиазмом, эта внутрислужебная структура убивает всяческую эффективность и не дает развиться профессиональной компетентности, по крайней мере, в значительной части Службы. Этим гасится любой энтузиазм и уничтожается большой потенциал рабочей морали и служебного рвения.

Настоящее "дежа вю"

Шпионы и агенты на телевидении это актеры. Разведчики из БНД, считающие себя супершпионами, это комики. Оба жанра привлекательны по-своему. Если Джеймс Бонд и ему подобные до сих пор никогда не волновали меня и никогда в реальности не были мне интересны, то от шутов в Федеральной разведывательной службе всегда исходила захватывающая сила. Никто другой не способен на такие шутки и проделки, как секретная группа из долины Изара, которая за прошедшее время значительной частью уже переместилась на берега Шпрее. Разумеется, среди них можно найти и скромных, застенчивых актеров. Но один из них, которого можно по праву причислить к самыми крикливым, несомненно, добился особой славы и внимания, хотя и достаточно сомнительным путем. Именно о нем я и хочу рассказать. Он этого заслужил. Речь идет об уже упоминавшемся преемнике Ольнгауэра, начальнике следственного реферата с лета 1998 года. Этот самозваный "критический поклонник" Фёртча не только был верно предан своему шефу, но даже попал в анналы разведывательной службы благодаря своей почти цирковой самооценке, что он мол, занимался "высокой школой разведывательного мастерства". Этими словами он по праву заслужил бы себе шутовской орден на любом карнавале.

27 мая 1999 года, примерно в половине одиннадцатого утра на мой мобильный телефон поступил неожиданный звонок: – Алло, Вернер, как поживаешь? Я сначала не узнал звонившего, потому переспросил: – Скажите, пожалуйста, кто это? – Это Вольфганг, ты помнишь? – ответил он. Теперь и я узнал его голос. Конечно, я вспомнил. После его звонка перед несостоявшейся встречей в Вене я ничего о нем не слышал. А прошло уже почти полтора года.

Этот звонок меня одновременно удивил и испугал. Но я постарался сохранить хладнокровие и сказал лишь, что давно ничего о нем не слышал. На это "Вольфганг" ответил: – Ну, ты знаешь, была пара небольших проблем. – И что ты хочешь? – спросил я. – Я хотел бы встретиться с тобой в конце июня. Можно? – спросил он. Во мне снова зашевелилось плохое предчувствие. В голове метались лихорадочные мысли. Он уточнил свое предложение: – Встретимся как в первый раз. В той же стране, понимаешь?

Я был настолько ошарашен его звонком, что только спросил: – Как ты себе это представляешь? – Ну, я думаю, 22-е, 23-е, 24-е июня – подойдет? Я не знал, как мне реагировать и не хотел сразу давать ответ. Потому как-то рассеянно я ответил: – Ну, об это нам еще нужно будет поговорить. А где именно? Он ответил спокойным и дружеским тоном: – Ну, в той стране, где мы встречались в первый раз. Я позвоню ровно через неделю. Так что подумай, пока. Не успел я что-то сказать, как телефон замолчал.

Честно говоря, я был очень рад, что разговор закончился так быстро. Ведь как мне нужно было правильно поступить? Сразу отказаться? Сразу согласиться? Или что-то другое? Я этого не знал. И хотя я за все время разговора не пошевелился, у меня перехватило дыхание. Я вышел на террасу своего дома, чтобы отдышаться. Что теперь? Что делать? После несостоявшейся встречи в начале 1998 года я не получил никаких инструкций от руководства.

Без каких-либо директив о дальнейшем поведении, без каких-то полезных советов на будущее меня тогда просто опустили домой. Перед отъездом они сказали лишь, что я должен немедленно сообщить, если другая сторона снова попробует вступить со мной в контакт. Потом больше никто ничего не говорил. Старые шефы как-то исчезли за стенами "лагеря", многие участники операции были отправлены на пенсию, а оставшиеся молчали как рыбы.

Весь отдел безопасности был реструктурирован, но при этом организационные принципы ведомства никак не изменились. Политикам можно было сообщить об ускоренном ходе реформ. Мол, теперь все стало по-другому. Но на самом деле, все оставалось, как и прежде, только под другим обозначением. Если кратко – вычеркнули пятерку (номер отдела), поставили девятку и вот – смотрите, у нас совершенно новая Служба, не такая, как раньше.

Все последовавшие Президенты верили и до сих пор верят в это. Но, вероятно, они это только говорят, чтобы успокоить себя и всех остальных. Вину за свою недееспособность Служба и политики пытались, как всегда, переложить на плечи самых маленьких. В данном случае, на плечи Фредди и меня. Наследники в следственном реферате оказались кликой, способной лишь на то, чтобы доконать нас, прикончить окончательно. Другие руководители из Первого отдела, игравшие довольно жалкую роль в прошлые годы, что вышло на свет не в последнюю очередь благодаря нашему сотрудничеству с отделом собственной безопасности БНД, с удовольствием включились в нашу травлю. У них были с нами давние счеты.

Что же мне теперь делать? Обратиться к этим мерзавцам, которые только того и ожидали, что я совершу какую-то ошибку? Это я исключал. Я не доверял ни на йоту ни одному из этих людей. Но и молчать об этом звонке я не мог. Официально я до сих пор служил в БНД, хотя уже полтора года фактически там не работал, кроме того, я по-прежнему оставался офицером Бундесвера. Потому присяга и служебный долг требовали от меня обязательно сообщать о таких случаях, вроде последнего звонка.

Ну а что потом? Я был в полной растерянности, Кроме всего, я понятия не имел, какие дальнейшие планы строит мой собеседник, и особенно его руководство. Трудно было представить, что русские с воодушевлением отреагировали на реальные события в Праге и Вене. Ведь, в конце концов, я действительно водил их вокруг пальца, пусть даже и по указаниям своего начальства. Но именно оттуда, с верхних эшелонов Службы и исходили утечки, которые привели к тому, что о встречах кое-что даже напечатали в газетах. Моему спокойствию это отнюдь не способствовало. Так что же мне делать? Кому звонить?

Контакты с Франком, шефом QB 30, давно были прерваны. Если бы я позвонил Хайке, то больше не мог бы быть уверен, кому еще достанется моя информация. Ведь мне сначала был нужен только совет, как мне поступить дальше. Но был ли телефонный звонок вообще правильным методом? БНД все больше и все чаще вторгалась в сферу телефонных переговоров. Любопытству мюнхенских подглядывателей и подслушивателей до сих пор нет никаких границ. Кроме того, я помнил о глубоких знаниях этого "Вольфганга", что меня тоже беспокоило не на шутку. Кто знает, чем занимаются и на что способны эти люди.

Я выкурил пару сигарет, прежде чем положил телефон на стол и отказался от звонка кому бы то ни было. Внезапно я догадался, что можно сделать. Это было бы самым простым решением. Пусть всего лишь первый шаг, но все равно. К огорчению моей жены я сразу после часа дня простился со своей семьей. Я не назвал ей причину отъезда, чтобы не беспокоить лишний раз. – Куда ведет тебя новое внезапное путешествие? Или, спрошу иначе, как зовут красавицу? – пошутила она. – Ее зовут Фредделина, – ответил я манерным тоном и с легким французским акцентом.

– Ну, тогда передавай Фредди привет, – напутствовала она меня на дорожку. Поездка на юг прошла как полет в самолете. В раздумьях и опасениях я проехал указатель с названием городка, где жил Фредди. Это был первый раз, когда я приехал к нему без предупреждения. Я лишь надеялся, что он дома и найдет для меня время. Новую ситуацию нужно было тщательно обсудить и проанализировать.

И мне повезло. Когда я затормозил у его дома, он уже стоял на верхней ступеньке лестницы у входа. С сигаретой в одной руке, а другую он приставил ко лбу, как индеец, всматривающийся в даль, и глядел на меня, выходившего из машины. – Ах! – таким было его несколько спартанское, полное нехороших предчувствий приветствие.

– Как, "ах"? – спросил я. Я все еще стоял у дверцы машины и через ее крышу смотрел на дом. – Я уже ждал тебя, мой генерал, – усмехнулся он. – Как ждал? – спросил я. – Я сегодня после полудня позвонил тебе. А твоя жена сказала, что ты выехал ко мне. Но раз ты не позвонил мне заранее, я сразу догадался, что случилось что-то серьезное, – ответил он. Закрывая дверцу, я приступил к рассказу. – Да, случилось что-то серьезное. Но с чего начать? Снова повторив: – Ах, ах, – он прикрыл глаза ладонью.

За несколько минут я рассказал ему все и поделился своими сомнениями. Фредди был рад видеть меня снова. Здоровье его серьезно пошатнулось. БНД оказывало на него такое давление, что бороться ему было очень тяжело. Он страдал не только морально. Несколько недель назад ему сделали сложную операцию на плече. Глубокая рана никак не заживала и причиняла ему сильную боль. Но он был единственным, кому я доверял и мог обсудить с ним эту служебную проблему.

Мое появление он воспринял скорее как хорошую возможность отвлечься, нежели как неожиданные хлопоты. Само собой, мы решили провести вечер в близлежащем кабачке. За добрым пшеничным пивом мы могли спокойно обсудить ситуацию и попробовать найти решение. По нашей старой привычке к пиву мы в качестве ужина заказали хлеб с колбасным фаршем с луком и посыпанный красным перцем. Это чисто франконская закуска нигде не готовилась лучше, чем здесь. В конце оказалось, что мы выпили меньше, зато съели больше, чем было бы хорошо для здоровья, потому вечером решили прогуляться по историческому старинному городку.

Мы снова и снова обсуждали сегодняшний звонок. Фредди был настроен очень скептически: – С этими дилетантами там внизу у тебя ничего не выйдет. Если ты доложишь им, то попадешь в ту же мельницу, что и в прошлый раз. Потом высокие господа будут курить друг другу фимиам, а если что-то пойдет не так, вину все равно свалят на тебя. Но если ты не доложишь, а об этом каким-то образом станет известно или случится еще что-то непредсказуемое, то и тогда ты окажешься козлом отпущения, ведь ты должен был сообщить. Потому тут вопрос не в том, чтобы не вляпаться, а в том, чтобы вляпаться как можно меньше. А затем он повторил ту фразу, которая так часто использовалась им в подобных случаях: – Лучше бы мы учились чему-то умному. Тогда мы и понятия не имели бы об этой паршивой фирме!

Мы так углубились в беседу, что не заметили, как пошел дождь. Целый час мы ходили кругами по Рыночной площади. И при этом нам было ясно, что на самом деле альтернативы нет. Мы не могли промолчать о звонке "Вольфганга". Кто знает, что может случиться. И как раз такой ошибки ждет – не дождется кое-кто в Пуллахе. Но наше доверие к пуллахцам вообще уже было равно нулю. Так кому же мы можем обо всем рассказать?

Федеральное ведомство по охране конституции в Кёльне не было ответственно за нас и потому они сразу же передали бы эту информацию прямиком в БНД. Нам тогда досталось бы еще больше. Но мы ведь все еще были кадровыми офицерами на активной службе. Это означало, что Служба военной контрразведки МАД могла оказаться подходящим партнером в этом вопросе. Но, чтобы объяснить контрразведчикам Бундесвера этот сложный случай, нам необходимо было бы рассказать им всю его долгую предысторию. А это тоже являлось бы грубым нарушением всех правил и инструкций.

– Но там внизу нет больше никого, кому я бы мог довериться. Франк где-то затаился, а Хайке обязана докладывать начальству все, что узнает. Так что же мне делать? – прожужжал я Фредди все уши. Тот полез в карман брюк и вытащил маленький листок бумаги: – Вот, ему мы можем позвонить. Только ему!

Я взял листочек и одновременно спросил: – Кому? – Ульбауэру! – этот ответ прозвучал без витиеватостей, но не совсем неожиданно. Я тоже об этом думал. Но чем он нам может помочь: – Он там внизу тоже попал в немилость и уже больше года не занимается нами. Он ничего не сможет сделать. Фредди возразил: – Конечно, сделать он ничего не может. Но зато мы получим от него хороший совет. Во всяком случае, он всегда поступал с нами честно. А больше мне никто на ум не приходит.

Без слов я взял свой мобильный телефон и набрал номер. Шеф, как мы его всегда называли, был у аппарата. Короткими, почти зашифрованными словами я объяснил ему причину моего звонка. Я попросил его встретиться с нами следующим утром. Но это оказалось невозможно. Он уже сидел на чемоданах и собирался ехать на свадьбу своего сына. Можно было сойти с ума! Только мы нашли, наконец, единственного человека в фирме, с которым можно было бы поговорить, как именно с ним встретиться не удавалось. Это было просто колдовство какое-то. Но Ульбауэр все же дал нам совет. Он посоветовал, не теряя времени, позвонить Хайке и Францу, руководителю команды наружного наблюдения.

Все равно, чтобы ни случилось, я совершу большую ошибку, если не сообщу Службе эту информацию, говорил он. Это предупреждение было ясным и оправданным. Кроме того, я сам своим звонком поставил себя в такое положение, что теперь не позвонить в Службу я просто не мог. Нельзя было исключать, что когда через неделю Ульбауэр вернется, то спросит в Центре, доложил ли я о звонке "Вольфганга". Теперь альтернативы для меня не было – нужно было все начистоту выложить Службе.

Диалог, который состоялся у нас с Фредди после этого звонка, как я сейчас вспоминаю, был удивительно краток. Но он точно перелает наше настроение в тот момент.

Фредди начал: – Ну? – У него нет времени. – Черт, и что? – Мне нужно позвонить Хайке! – Чёрт! – Я сам знаю, что потом случится. – Я тоже, вот черт! Молча, мы зашагали назад.

И вот, я снова оказался там, куда любой ценой не хотел попасть. Мельница БНД нас так просто не выпускала. В пятницу 28 мая мы с Фредди уже ранним утром поехали в Мюнхен. Мы предупредили Хайке о нашем визите, а она пообещала привести Франка. Мы должны были встретиться в мюнхенском районе Нюмфенбург. Мы выбрали это место потому, что Фредди нужно было явиться в клинику в этом районе для осмотра своего прооперированного плеча. Кроме того, мы поклялись никогда не входить на священную территорию "лагеря". Потому встреча за пределами фирмы была единственным решением.

Мы были рады снова путешествовать вместе. Фредди был доволен еще и тем, что ему не пришлось ехать в одиночку в его плохом состоянии здоровья. Я тоже был в хорошем настроении. Как бы то ни было, я исполню вой долг и сообщу о происшествии. А что будет дальше, мне пока было, в общем-то, все равно. Уже это первое мое действие как бы облегчало мою душу. Да и погода в тот день была великолепной. Один из тех восхитительных весенних дней, которые сами по себе улучшают настроение. Хайке и Фрак должны были встретиться с нами после долгого периода разлуки. Это нас тоже радовало. В прекрасном расположении духа мы проехали долину Алтмюльталь и красивейшие пейзажи района Холледау.

Примерно в половине одиннадцатого мы были на месте. Хайке ворвалась как пилот-камикадзе. Это была уже привычная для нас картина. Ее жажда деятельности была видна невооруженным глазом. За ее озабоченным выражением лица скрывалась видимая радость от встречи с нами. Мы обнялись, затем вели в маленьком кафе близ парка замка Нюмфенбург. Вскоре после этого подъехал и Франк. Мы видели, как он ставил на стоянке свой новый "БМВ".

Хайке не удержалась от язвительного замечания. – Господин начальник подразделения снова не отказал себе в удовольствии купить кое-что шикарное. Мы начали подозревать, что прекрасные товарищеские отношения между ними сильно охладели. Это стало заметно, как только Франк подошел к нашему столику. Они поздоровались хоть и вежливо, но с определенной сдержанностью. Зато радость Франка от встречи с нами не знала границ.

Не только нам, но и Франку с его "наружниками" пришлось пережить немало неприятностей. Когда старое руководство реферата 52 было распущено и заменено новыми, но в то же время старыми кадрами под новым номером 94, верные клевреты Фёртча с большой яростью набросились на Франка Оффенбаха. Ведь именно его люди в большой тайне месяцами следили за могущественным начальником. И это не всегда происходило элегантно. И если Фёртч даже перед своим уходом позаботился бы о том, чтобы на всех задействованных в расследовании против него оказали соответствующее давление, это мало кого в Службе удивило бы.

Вот он снова сидел перед нами, дружелюбный и расслабившийся. На пару минут мы позабыли о БНД, о становившейся все более абсурдной работе и, прежде всего, о прошлом. Это короткое время мы чувствовали себя как раньше, но настоящая действительность вскоре догнала нас. С серьезным видом и молча выслушали бывшая ведущая специалистка по "Делу Фёртча" и ее тоже бывший доверенный партнер все, что я мог сообщить им нового. Без больших дебатов мы снова разошлись.

Фредди отправился в клинику для осмотра плеча. Хайке поехала в Пуллах, обещав позвонить мне. Франк вернулся в свой мюнхенский филиал. Уходя, старый лис прошептал мне то, что, увы, меня совсем не успокоило: – Будь осторожен во всем, что делаешь. Здесь уже все стало по-другому. Никому доверять больше нельзя. Я имею в виду даже Хайке. Прекрасные перспективы, подумал я. Этот мощный бюрократический аппарат БНД сгнил настолько, что хуже уже не могло быть.

После того как Фредди с новой перевязкой вернулся из клиники, мы отправились в Бухенхайн в нашу привычную гостиницу. День был очень жарким, и пивной сад семьи Кастнер был полон. Мы были постоянными постояльцами лесного отеля, но уже давно там не бывали. Тем радостнее было приветствие персонала, увидевшего нас. Шеф-повар отеля, он как раз дирижировал своей поварской бригадой на кухне, выглянул в окно и весело помахал нам рукой.

В эту минуту мы чувствовали себя очень хорошо, но это блаженство тут же прервал звонок моей "мобилки". Пока я доставал телефон, Фредди язвительно пророчествовал: – Это Хайке. Спорим? Шеф хочет, чтобы ты приехал к нему, чтобы ты заехал в "лагерь"! При этом он с ожиданием ухмыльнулся. Я постучал пальцем по лбу, а потом взял трубку. Это была Хайке и она действительно хотела передать мне от руководителя отдела 94 В, так он теперь назывался, что я должен прибыть к нему в бюро. Я кратко, но подробно объяснил ей все, что думаю по этому поводу.

Фредди рассмеялся и ударил рукой по столу: – Ну, разве я этого не говорил? Сумасшедший! Еще один, который до сих пор ничего не понял. Было совершенно очевидно, что новый босс стоял у Хайке за спиной, пока она говорила со мной. Во всяком случае, кто-то там ей все время подсказывал. Ярость взыграла во мне: – Скажи своему шефу, что я сижу тут в лесном отеле "Бухенхайн". Либо он приедет сюда и скажет мне, что я теперь должен делать, либо я прямо сейчас уезжаю домой! Мне было действительно очень жаль Хайке. Она снова сидела между двух стульев. Не прошло и пяти минут, как она позвонила снова: – Он едет к вам. Пожалуйста, подождите его!

Но сначала в пивном саду объявился Франк. С ним я еще раз обсудил создавшуюся ситуацию. Он выглядел серым и измученным. Прошедшие месяцы оставили глубокие морщины на его лице. Когда я рассказал ему о звонке Хайке и предстоящем приезде нового шефа следственного реферата, Франк громко рассмеялся. То, что он сам долгие недели старался не показываться в Центре и всегда уклонялся от встреч со своим прямым начальником, я узнал намного позже. В тот день он об этом промолчал.

Когда Хайке заезжала на стоянку перед гостиницей на своей красной служебной машине, Франк быстро встал и попрощался: – Ребята, желаю вам удачи! Я ухожу. Вон того /имелся в виду, очевидно, руководитель реферата/ я сегодня совсем не хочу видеть. Затем он исчез, незамеченный обоими новыми гостями. Фредди тоже встал и скрылся в отеле, бросив на ходу саркастично: – Ну, желаю хорошо развлечься!

Вот я снова остался один на один со своими бедами. Новый шеф следственного реферата усиленно разыгрывал дружелюбие. Он обязательно хотел быть в курсе дела. Когда он в связи с этим принялся расхваливать мое сотрудничество, то это прозвучало для меня жутко лицемерно. Ведь именно он за последние месяцы не упустил ни одной возможности, чтобы хоть задним числом, но навредить мне. Он послал целую армию своих сотрудников для сбора компрометирующих материалов против меня.

И как раз он сидел сейчас рядом со мной и строил из себя моего лучшего друга. И ему я должен был довериться. Ситуация более чем странная. По Хайке было видно, как неудобно ей находиться тут. Но так как выбора у меня не было, я дал этому "профессионалу разведки", как он себя сам назвал, выговориться. Он буквально настаивал на том, чтобы я еще раз согласился на предложенную "Вольфгангом" встречу. При этом он все время ссылался на мою верность долгу. Пока он хотел всего лишь, чтобы я записал следующую телефонную беседу с "Вольфгангом", ничего больше. Затем он, мол, решит, что делать дальше.

В конце разговора мне не оставалось ничего иного, как согласиться с этим планом. Но чувствовал я себя все равно плохо. Меня снова затащили в жернова этой мельницы. Мы провели этот вечер с Фредди, ломая голову, а на следующее утро я поехал домой.

Высокая школа разведывательного мастерства (действие первое)

В следующий четверг ко мне пришло письмо от Хайке. В нем были правила дальнейшего поведения в случае нового звонка. В письме чувствовался новый стиль работы в следственном реферате. В письме не был указан отправитель, а подписано оно было наверняка Хайке, что, впрочем, трудно было распознать. Письмо было не на бланке, не имело никакой "шапки", грифа секретности, даже даты. Неужели это и было то, что новый шеф называл профессионализмом? Но, по крайней мере, в письме были некоторые правила поведения, которых мне следовало придерживаться.

Дорогой Норберт!

При звонке в четверг дай ему назвать место встречи (пожалуйста, большой город), но попробуй поторговаться. Идеально было бы ГЕР (на что они не согласятся). ЧЕХ или АВС тоже подойдут. Срок встречи обязательно сдвинуть на начало июля.

Касательно передачи в четверг.

Пожалуйста, запиши звонок и припиши краткую пометку (звонок с такого-то по такое-то время). Для передачи твоего пакета (кассета и приписка) я буду на месте и жду твоего сигнала (номер я тебе еще передам). Через час после твоего звонка, пожалуйста, направляйся за покупками в магазин "E-NEUKAUF". Я буду там идти сразу за тобой и положу в мою тележку для покупок корзинку, куда ты как бы случайно выронишь пакет.

После этого я ухожу, и никогда тебя не видела.

Вот и все так называемые конкретные указания, содержавшиеся в письме. Указания, которых я так ждал, и которые по своему содержанию оказались столь же расплывчатыми и ни к чему не обязывающими, как и сам внешний вид письма.

То, что русский не согласится на встречу в Германии, было понятно с самого начала. Об этом не стоило и писать. Но тогда этот странный меморандум оказался бы еще более "пустым". Что такое "большой город" в понимании профессионалов из Пуллаха? Видимо, мне предстояло решить это самостоятельно? Что они себе вообще думали?

Итак, я должен был сам определить город, потом выбрать время по своему вкусу, но так, чтобы все задействованные коллеги смогли беспрепятственно отгулять свои летние отпуска. И в то же время я должен был вести себя так, будто соглашаюсь на ту игру. Но ведь русские давно знали, что и обе первые встречи происходили с ведома и под контролем БНД. Это, конечно, было совершенно незаметно и не вызвало бы никакого раздражения у другой стороны, саркастично думал я.

Почему бы нам тогда не пригласить их всех в Грюнвальд или Гроссхесселое и вместе не обсудить накопившиеся вопросы? Тогда мы смогли бы провести активный взаимообмен мнениями на всех уровнях, от обеих команд "наружников" до начальства. Мой черный юмор никак нельзя было остановить.

Да, и что означало: "записать звонок"? Я понятия не имел, по какому именно телефону мне позвонят в следующий раз. А, кроме того, пуллахцы не предоставили мне никаких технических средств для записи. Это уже походило на курьез. Но верх наглости заключался в последнем предложении бумаги без "шапки". Там на меня уже заранее сваливали всю ответственность.

Если тебе вся игра при вышеназванных условиях не по душе, то ты должен в четверг отказать твоему новому другу, но тогда дай мне об этом знать до среды.

О действиях в день Х нам тогда будет необходимо поговорить отдельно.

Пока! Хайке.

Я был буквально раздавлен. Что, собственно, я сделал такого плохого, чтобы эта фирма, которая только и может, что причинять неприятности, так действовала мне на нервы. Ну, хорошо, думал я, дождусь разговора. А там решу, что мне делать дальше. Вот только как же записать разговор? Мне нужно было найти техническое решение.

На следующий день, это было 3 июня, я, как тигр в клетке, вышагивал по дому с детским кассетным магнитофоном моего сына, с нарисованным на нем мультяшным слоном Беньямином Блюмхеном. Именно с его помощью я и собирался записать мой телефонный разговор – в магнитофоне был встроенный микрофон. Но, не зная, на какой именно номер мне позвонят, мне не оставалось ничего другого, как повсюду таскать с собой это разноцветное чудо техники, одолженное мне сынишкой. Непроизвольно в мою голову опять вкралась крамольная мысль: вот это, должно быть, и есть она – высокая школа разведывательного мастерства. Это казалось мне более чем чертовски скверным, и еще больше обострил это чувство насмешливый вопрос моей супруги: – Ну, агент 007, снова на операцию? Сегодня в ваших планах радиоперехват?

Ровно в 10.30 зазвонил телефон.

– Да, слушаю!

– Привет, алло!

– Алло, Вольфганг?

– Да, привет! Что нового?

– Ничего, а у тебя?

– Ну, какие планы? Мы можем встретиться?

– Да, посмотрим. Гм, тут такое дело. Ты называл мне срок. Теперь!

– Да, да!

– Так вот, у меня не получается в эти дни.

"Вольфганг" немного подумал и тихо сказал: – Ага?! Ага?!

– Посмотри, это из-за того, что эти дни припадают на середину недели! Для меня, конечно, лучше было бы на выходные.

– Лучше на выходные! Да?

– Да, идеально было бы 2-е, 3-е, 4-е. Это на одну неделю позже. То есть, пятница, суббота, воскресенье.

– Ну, для меня это немножко тяжело. Э, сделаем так. Подожди-ка, я посмотрю в календарь. А 27-е и 28-е – тоже уикенд, не подойдет?

Я подождал, продолжая тянуть время: – Да, э, ладно, сейчас подумаю.

– Это тяжело, да?

– Это немного трудновато. В общем, можно, но тогда у меня остается мало времени. А вот 2-е, 3-е, 4-е подошли бы идеально.

– Вернер, сделаем так. Э, ровно через две недели я тебе позвоню. Хорошо?

– Да, то есть, 17-го.

– Если у меня не получится так, то я смогу только в начале августа. Понимаешь?

– Ну, хорошо! У меня с этим нет проблем.

– И в августе. Собственно, тогда для меня все равно, когда именно.

– Ах, даже так?

– Да.

– На выходных или в середине недели!

– Хорошо тогда так и будем планировать! Сразу!

– Так и планируем, да?

– Да.

– Но я все равно позвоню тебе ровно через две недели.

– Точно, 17-го еще раз в то же время?

– Да. У тебя получится?

– Да, получится, получится.

– Ага!

– Теперь другой вопрос. Скажи, ты говорил про ту же страну, что в первый раз, или про тот же город?

– А – тот же город! Э! Там тоже можно, или мы поедем немножко на юг, там, где есть минеральные воды, знаешь?

– Ах, так!

– Ты понял, да?

– Ну, я буду точно знать 17-го, смогу ли я. Если я буду не на машине, тогда для меня это трудно. Но мы 17-го сможем об этом поговорить.

– Да, мы поговорим. Да! Мы можем и в том же городе, где мы увиделись в первый раз.

– Хорошо!

– А как для тебя лучше?

– Ну, для меня лучше в городе.

– Ты точно решил?

– В городе, где мы были, мне лучше.

– Хорошо.

– У меня тогда будут разные возможности, чтобы туда приехать и уехать назад. Тогда мне не нужно будет ехать на машине через всю страну.

– Хорошо, тогда через две недели я тебе позвоню.

– Договорились.

– Спасибо.

– Тогда, всего хорошего.

– Пока!

– Пока!

Я прокрутил кассету назад и еще раз прослушал только что записанный разговор. На пленке было полно шумов и помех, но, сконцентрировавшись, все можно было понять. Теперь я отправился со своим пакетиком в близлежащий супермаркет. Хайке была на месте вовремя. Не говоря ни слова и не глядя на нее, я опустил мой пакет в ее тележку. Потом я купил себе продуктов и снова исчез. Хайке сделала то же самое.

Теперь снова наступило радиомолчание. Никаких звонков, никаких инструкций, просто ничего. Фирма "южных фруктов" молчала как мертвая. Я впрочем, уже не обращал на это внимания. Если я вскоре что-то и услышу, то тут же все отменю. Так я четко уже решил для себя. Но вот четырнадцать дней уже почти прошли, и следующий звонок "Вольфганга" все приближался и приближался. Постепенно я начал беспокоиться, потому что в БНД вообще никто не шевелился.

И вдруг, 16 июня, мне по почте опять пришло письмо в уже привычном стиле реферата 94.

Привет, Норберт!

Роды были тяжелыми, но поспешишь – людей насмешишь. Пожалуйста, прими звонок в четверг совершенно нормально. Если он не согласится на предложенный тобой срок в начале июля, тогда соглашайся на август. Если он будет настаивать на конце июня, откажись – нам не хватит времени.

Документация как в прошлый раз, только в этот раз меня самой на месте не будет. Будет Рольф, один из людей Франка. Ты его уже видел пару раз, и сразу его узнаешь. Маленький, черные волосы зачесаны назад (обычно напомаженные), всегда одет как итальянец.

Я договорилась с ним об условиях передачи, как у нас было в прошлый раз. Для тебя меняется только лицо и номер телефона, по которому ты сообщишь ему: 0172/830хххх. Он проинформирован, что только ты знаешь этот номер, потому тебе нужно сказать ему лишь время.

Мы свяжемся с тобой только через день, когда Рольф снова будет здесь, так что не жди с особым нетерпением.

Пока! Хайке.

Хотя я уже неоднократно и настойчиво просил прислать мне, наконец, технику для записи телефонных переговоров, меня снова оставили стоять одного под дождем. Теперь мне это окончательно осточертело. На детский магнитофончик я больше ничего записывать не буду, решил я. Пусть дамы и господа специалисты по шпионажу удовлетворятся моими записанными по памяти заметками. Потому следующий телефонный разговор с "Вольфгангом" я провел без записывающего аппарата, который больше бы мешал. Он позвонил точно в назначенное время, и после короткой беседы мы условились встретиться в Праге 28 августа.

Высокая школа разведывательного мастерства (действие второе)

И снова было то же самое. Две разведслужбы зажали меня между мельничных жерновов. Хотя эта деятельность мне совершенно опротивела, увернуться от нее я так просто не мог. Это было и запутанно и противно. Российская разведка не отпускала меня. Очевидно, ее интерес ко мне оставался непоколебим. И это несмотря на то, что о первых встречах написали даже в немецких газетах. Что же за этим могло стоять? Единственным возможным объяснением было то, что русские по-прежнему искали настоящие имена моих агентов. Ну, а что же делала Федеральная разведывательная служба? БНД играла какую-то игру, цель которой мне никто не мог назвать. Но при этом пуллахцы взывали к моим чувствам, упирая на то, что я, мол, должен участвовать в этой игре из лояльности и чувства долга. Опасная взрывная смесь. И смысл понятие "одиночество" в те дни я определил для себя совсем по-новому.

С сегодняшней точки зрения руководство БНД вело себя совершенно безответственно. Уже много месяцев мое физическое и психическое состояние было плохим. Давление и угрозы, исходящие от Службы, становились невыносимыми. Это был психологический террор в чистом виде. С одной стороны, одни подразделения Службы травили Фредди и меня, при содействии мюнхенской прокуратуры. По-прежнему им нужно было пожертвовать пешку для "Дела Фёртча", и мы представлялись наилучшими кандидатами на роль жертв.

Но другие части Службы в то же время вежливо заигрывали со мной и использовали меня, как будто все было совершенно нормально. Почему я сотрудничал с ними, мне даже сегодня трудно объяснить. Что за глупость была с моей стороны верить хоть одному человеку в этом ведомстве! Но возможно, я этим сотрудничеством хотел подсознательно доказать, что я все еще принадлежу к ним, и прежде всего, что я остаюсь одним из "хороших парней". То, что я при этом давно стал лишь средством для достижения чужих целей, не могло, впрочем, укрыться от моего взгляда.

Потому я совершил ошибку, согласившись пошевелить хоть пальцем ради этой Федеральной разведывательной службы. Неужели я не знал этого? Я чувствовал себя беспомощным, отданным на съедение Службы, когда ехал на юг. От первого звонка до этого момента прошло почти двенадцать недель. 26 августа мой поезд "Интерсити-Экспресс" Ганновер-Мюнхен плавно пришел в движение. Вечером я уже был у цели и снял номер в моем постоянном отеле в Бухенхайне.

Руководителей Службы снова не было поблизости. Даже руководитель реферата, ответственного за операцию, ни разу мне не позвонил. Хайке приехала на бокал вина. Она вела себя необычно скрытно, старалась даже не смотреть мне в глаза, и казалась очень озабоченной. Что планировалось в Праге, она сама точно не знала. По крайней мере, так она сказала. Эта ситуация подействовала и на меня, потому я тоже вел себя очень сдержанно.

Так что здесь собственно происходило? Она, отвечавшая за административное обеспечение пражской операции, не знала в подробностях, каков был план? Покачав головой, я принял это к сведению. Она, конечно, заметила, что я недоволен такой новой информационной политикой моих начальников. Она простилась со словами: – Извини! Я просто не могу поступить иначе. Они потребовали от меня молчания. Завтра, перед отъездом, ты получишь еще инструкции.

Потом она ушла. Через несколько минут появился Франц. С какой-то болезненной улыбкой он подсел ко мне: – Ну, сэр, какова ситуация? – Скверная! Я чувствую, что меня снова впутывают в какую-то дрянь, – ответил я – Хайке только что уехала. Ты ее видел? – спросил я. – Да, я ее видел, а она меня нет. Понял? Постепенно я вообще перестал что-либо понимать: – Что тут происходит? Ни один человек ничего мне не говорит. Никто не дает инструкций. Я трясусь от страха перед этой встречей, и ни одна свинья не позаботилась обо мне. Ты это понимаешь? Франц тихо размешивал свой кофе: – Я тут тоже сижу между двух стульев. Собственно, мне не разрешено ничего тебе рассказывать. Никто даже не должен узнать, что я вообще тут сегодня был. Я отпустил своих людей на час.

– Ты установил за мной слежку? – раздраженно спросил я. – Не спрашивай меня об этом. Просто прими к сведению. Ты думаешь, что я не вижу, как новый шеф пытается окончательно "подставить" и тем самым прикончить тебя. Они прикрывают всю эту аферу. Теперь ты – плохой парень. Все это огромное свинство. Но когда мне это окончательно осточертеет, тогда я расскажу все. Это я тебе обещаю. Тогда тут клочья полетят. И тогда кое-кому срочно придется уйти в отставку, или даже лучше – сразу утопиться в Изаре, – с яростью сказал он.

Таким я его никогда не знал. Но в каком-то смысле его ситуация была похожей на мою. Его разрывали лояльность к фирме с одной стороны и глубокое человеческое разочарование с другой. По меньшей мере, в этот вечер мы были в чем-то родственными душами. Франк излил мне свою душу. Я чувствовал, что ему это шло на пользу, но в тоже время отягощало его совесть. Потому что с точки зрения его руководства я был, вероятно, последним человеком, которому ему было бы позволено высказывать свои личные мысли о Службе.

В глубине души он был и оставался очень порядочным человеком. Прямой, корректный, лояльный и очень прилежный. Я за многое ему благодарен. Во всех сложных ситуациях он всегда был на моей стороне. Он организовывал охрану моей семьи и давал мне полезные советы в области агентурной работы. Несмотря на это, он никогда ничего не выбалтывал и не оставлял сомнений в том, какому господину он служит. При всем дружелюбии он хранил молчание и был верен руководству ведомства. И тут внезапно он стал совсем другим. Глубоко разочарованным "своей" БНД, которой он верой и правдой служил больше тридцати лет. Он говорил критически и почти враждебно о руководящих кадрах Службы и об ее организации.

Свой короткий доклад он завершил словами: – Вместо того, чтобы искать "крота" в своей службе, они стараются замять, скрыть все это дело. Если Фёртч не "крот", в чем я по-прежнему сомневаюсь, то почему нам не дают продолжать поиск предателя? Потому что можно точно сказать – здесь в "лагере" сидит "крот". Для меня весь мир разрушился.

И Франк Оффенбах действительно выглядел таким. Он сидел здесь серый и обессиленный. Хотя кабачок был полон людьми, он даже не старался говорить тихо. Это уже многое значило. Он попрощался со словами: – Я присмотрю за тобой. И еще, чтобы мне было о чем подумать ночью, он добавил: – Будь очень осторожен, там может случиться намного больше того, о чем тебе говорят. Затем он ушел.

На следующее утро телефон зазвонил ровно в девять часов. Хайке просюсюкала что-то о встрече на главном вокзале в одиннадцать часов и об отъезде в полдень. Шеф лично проинструктирует меня и объяснит правила дальнейшего поведения. Ну, наконец, подумал я. Точно в назначенное время я стоял у информационной стойки на мюнхенском главном вокзале. В это время там как всегда крутилось множество людей.

Прекрасное место для конспиративной встречи, размышлял я, но мои мысли прервала примчавшаяся как ураган Хайке. Мы вместе отправились в столовую на вокзале. Сейчас на этом месте находится большая, наполовину открытая стеклянная витрина, где путешественники могут подобрать себе самые разные блюда. А тогда это была еще типичная, старая и непривлекательная вокзальная столовая, из которой можно было смотреть на рельсы. Нас там уже кто-то ждал.

Но к моему огромному удивлению это оказался не руководитель нового реферата 94 В, а Франк Оффенбах, который дружески приветствовал меня словами: – Давно не виделись! При этом он в упор посмотрел мне в глаза. – Да, Франк, действительно, очень давно не виделись, – в тон ответил я. Хайке остолбенела, несколько раз взглянула то на меня, то на него. Помолчав немного, она, наконец, не смогла уже сдержаться: – Э, ребята, я что-то упустила? А мы двое ответили в один голос: – Нет!

Шеф не пришел. Он даже не соизволил извиниться. На мои расспросы Хайке дала лишь один краткий ответ: – Без комментариев! Но ее мимика ясно показывала, что и ей вся эта процедура совсем не о душе. Так что, теперь она взяла на себя обязанность инструктора. Она сказала, что по плану в Праге мне вручат мобильный телефон, который в выключенном состоянии сможет записывать все разговоры. Мне нужно просто взять его с собой, положить во внутренний карман пиджака или куртки. Больше ничего.

Потом я должен встретиться с моим "контактом", в том месте, которое нас обоих устроит. Я буду свободен в своих передвижениях. На месте участие будут принимать лишь начальник, Франк и еще один его помощник из QB. Никого больше. Ради этой операции не стоит подвергать риску слишком много своих людей. И она сама, скорее всего, не поедет. У Франка Оффенбаха глаза на лоб полезли, когда он это услышал. Причем он даже не постарался скрыть это удивление от своей коллеги.

Заметив это, она возразила дерзко, и даже немного оправдываясь: – Это задание, которое я должна передать. Не больше и не меньше. Я тут делаю только то, что мне приказали. Я сказала сейчас то, что должна была сказать? Франк вежливо кивнул: – Да. – Норберт, больше я не могу или не имею права тебе ничего сказать, – добавила она. Это звучало так, будто она заранее просила прощения.

Пожав плечами, оба простились со мной. Мне вдруг стало очень скверно на душе. Теперь я решил еще раз спокойно рассмотреть по пунктам весь оперативный план, разработанный пуллахскими супершпионами. Во-первых: поезжайте в Прагу. Во-вторых: вам там передадут мобильный телефон. Кто и где, узнаете на месте. В-третьих: встречайтесь там с вашим собеседником и поговорите с ним о чем-нибудь. И, в-четвертых: делайте, что сами хотите. А все остальное – посмотрим. И это была она? Высокая школа разведывательного мастерства?

Я сразу решил делать все по инструкции. Ведь поле для маневра мне оставили более чем широкое. При этом мне, конечно, было понятно, что возможность допустить ошибку в первую очередь, была у меня. Потому, сказал я себе, что бы ни произошло, я сам решу, что, где и как делать. Ведь в случае неудачи обо мне в Пуллахе точно никто не позаботится. Наоборот, все будут только рады, если произойдет непредвиденный провал. Поэтому моим первым шагом была покупка билета на самолет. Так как у меня еще было время до отхода поезда, помимо моего железнодорожного билета у меня теперь был на руках и авиабилет на обратный путь, на рейс "Люфтганзы" Прага – Франкфурт-на-Майне.

Высокая школа разведывательного мастерства (действие третье)

В 14.09 поезд "Евросити" № 17 отправился с главного вокзала Мюнхена. Я сидел в купе для курящих, номер 303, место 82. Но, впрочем, это не играло никакой роли, так как я и так был единственным пассажиром. Потому я прогуливался время от времени по вагону, размышляя над тем, что меня я в этот раз ожидает в Золотом городе. Кроме проводника, проверявшего билеты, двух таможенников на чешской границе и продавца кофе с тележкой меня за всю поездку никто не побеспокоил.

Чем дольше я ехал, тем яснее становилось мне, что со всем этим делом покончить могу только я один. Собственным коллегам доверять уже было никак нельзя, ни что касалось целей этой экскурсии, ни их обращения со мной. Оставался единственный выход – прямо сказать дружелюбному "Вольфгангу" с русским акцентом, что это наша последняя встреча.

Но неужели он и сам не поймет, если я четко и однозначно скажу ему, что ни при каких условиях никогда не выдам ему имена моих русских агентов? Никогда! Так я решил действовать, и раз и навсегда рассеять это наваждение. Если же при этом мне удастся еще и записать разговор с ним, то еще лучше. После этого БНД никогда не сможет сказать, что я не исполнил свой долг. Так должно было произойти, и этой мыслью я себя успокоил. Ровно в 20.06 поезд прибыл на главный вокзал Праги. Привет, Прага, это снова я, подумалось мне.

На такси я быстро доехал до отеля "Хилтон". Квадратное строение, похожее на огромный стеклянный кубик, стоит на улице Побрежной на правом берегу Влтавы и всегда ярко освещается. Оттуда я легко мог бы добраться до любого места. Ведь я пока не знал, куда мне придется поехать на следующий день. Как помпезно здание выглядело снаружи, так же напыщенно смотрелся и его интерьер. Огромное фойе, пронизанное светом, пробивавшимся сквозь гигантский стеклянный купол. Из двух зеркальных лифтов можно было видеть небо через прозрачную крышу.

Зарегистрировавшись и наскоро перекусив в отеле, я вышел прогуляться по старому городу. После долгой поездки мне необходим был свежий воздух. Я решил окунуться в атмосферу этого фантастического города.

У Пороховой башни я перешел на другую сторону большой площади, чтобы вблизи восхититься Общественным домом. Сами по себе эти две достопримечательности стоили целого путешествия. Больше всего мне понравилось роскошное строение в стиле модерн на Площади Республики. Я уж было позабыл о цели моего приезда сюда, как вдруг увидел на крыше одного из домов огромную скульптуру. Белый лебедь. Он медленно вращался в мягком свете прожекторов.

Я повернулся в том направлении. При этом огромная птица пропала из виду. Из-за домов на узкой улице его не было видно. Но уже через несколько мину я стоял перед домом под номером 23 на улице На порици. Над входной дверью весел большой щит с надписью "Best Western Hotel Bela Labut" – "Белый лебедь". Вот, значит, где он. Во мне проснулись воспоминания, и забившееся сердце вернуло меня в мир реальности, заставив вспомнить, зачем я приехал в Прагу.

До моего отеля от "Белого лебедя" было рукой подать. До сих пор немного не веря в такое совпадение, я вернулся к месту моего ночлега. Было где-то около половины одиннадцатого, когда я снова вошел в "Хилтон". В тот вечер все в отеле было выполнено в мексиканском стиле. Бармены носили пончо в стиле латиноамериканских гаучо и большие сомбреро. Там же подавались соответствующие напитки и закуски.

В "Zest Bar" было еще много людей, и я решил побыть там некоторое время. Усевшись за стойкой и заказав мексиканское пиво, я увидел, что рядом со мной села молодая парочка. Очевидно, они были англичане или американцы. Во всяком случае, разговаривали они по-английски. Как мне казалось, лексика и произношение были скорее оксфордскими, нежели бостонскими. Некоторое время я наблюдал за людьми, проходившими через зал и за официантами в их чужеземном одеянии.

Бармен поставил на стойку несколько мисочек с такко-чипсами. Молодой англичанин потянулся за чипсами, согнувшись далеко вперед. Неудачно он задел бокал с коктейлем своей спутницы и перевернул его. Содержание бокала вылилось на стойку и стекало на пол. Расстроенный молодой человек выругался: – Дерьмо! Вот так свинство! Это вырвалось у него спонтанно – и на прекрасном немецком языке.

Потом он замер на минуту, а его спутница сначала пронзила его взглядом, затем закрыла глаза и жутко покраснела. Английский язык улетучился мгновенно. На немецком, с густым баварским акцентом, она попросила официанта принести счет. Громко засмеявшись, я заказал еще один бокал пива и взглянул, как они оба исчезли. Теперь я понял, что шеф с Франком были тут не одни.

Это стало для меня предупреждением. Впрочем, мне следовало бы это знать с самого начала. Мой опыт и намеки Оффенбаха говорили сами за себя. Мне вспомнилась старая поговорка, отражающая менталитет этих разведчиков: "Если кто-то из БНД желает тебе доброго утра, он уже соврал в первый раз".

Но какую это уже играло роль? Мне давно уже было неинтересно, врут ли бывшие коллеги с пуллахской Хайльманнштрассе или нет. Пусть делают, что хотят. Завтра я раз и навсегда похороню всю эту историю.

На следующее утро ко мне в дверь постучала маленькая команда коллег. И, смотри-ка, помимо Франка там был руководитель реферата собственной персоной. И Хайке, очевидно, поменяла свои планы и тоже приехала. Последовал короткий инструктаж, выдержанный в таких общих фразах, что без него вполне можно было бы и обойтись. Затем Хайке исчезла на короткое время. Вскоре она вернулась с мобильным телефоном и начала что-то в нем настраивать. Закончив, она сказала, что теперь я могу засунуть его во внутренний карман куртки.

В эту секунду зазвонил ее собственный телефон. Она проговорила пару показавшихся мне рублеными фраз и сказала мне: – Дай его назад. Мне нужно снова отнести его техникам. Вернувшись, она опять передала мне "мобилку" со словами: – Так, теперь он точно будет работать. Я положил телефон во внутренний карман куртки, застегнув карман на молнию.

В половине десятого раздался долгожданный звонок.

– Алло, привет! У тебя все в порядке?

– Да, у меня все в порядке!

– Можешь приехать к Троянскому замку?

– Да, хорошо!

– Хорошо, тогда давай в 10.00 или в 10.30.

– Я прямо сейчас выезжаю.

– Хорошо, тогда до скорого! Встретимся у входа в зоопарк.

Я поспрошался со своими начальниками и пошел к лифту. В лифте я обратил внимание на двух незнакомых людей, заскочивших в уже полную кабину в последнюю секунду. Следили ли они за мной или это у меня началась мания преследования?

Внизу на входе портье вызвал мне такси. Но таксист сначала не понял, что за Троянский замок я имею в виду. С помощью портье и после моего упоминания о зоопарке, он, наконец, сообразил, куда мне нужно ехать. – А, Тройский замок!

Поездка была недолгой. Сначала мы переехали Влтаву и проехали Голешовице, чтобы попасть в район Троя. Шестикилометровый путь показался мне даже слишком коротким. И вот, я стоял у входа в пражский зоопарк и ждал моего партнера. Затем я увидел его, идущего ко мне по улице в сопровождении другого человека. "Вольфганг" был в темных очках, но снял их, когда здоровался со мной. Другой человек стоял на некотором расстоянии и ждал.

"Вольфганг" предложил перейти в другое место. Я отказался. То, что я должен был ему сказать, вполне могло быть сказано и здесь. Потому мы быстро согласились пойти прогуляться по зоопарку. Погода была приятно теплой и способствовала прогулкам. Само собой, я чувствовал себя тут в большей безопасности, чем в машине с двумя иностранцами, о намерениях которых я не мог и догадываться. Этим субботним утром в зоопарке было мало посетителей. Потому мы почти одни шагали по красивому парку. "Вольфганг" снова уже отослал куда-то своего напарника.

Время от времени мы присаживались на одну из скамеек парка и разговаривали. Без больших проволочек "Вольфганг" сразу перешел к главному. как и прежде, речь шла о моих источниках, и особенно о внутреннем агенте "Рюбецале". Этот русский офицер передавал в БНД материалы, компрометирующие Фёртча, а также много других важных сведений из ФСБ. Для русских тема эта еще не ушла в прошлое, как я ожидал. "Вольфганг" снова предлагал мне много денег, если я назову ему имена важнейших агентов. Причем часть суммы он готов был выплатить прямо на месте.

Через короткое время подошел и второй мужчин. "Вольфганг" спросил меня, может ли он представить мне своего друга. Я согласился. Незнакомец подошел поближе: – Я Петер! Он так прекрасно говорил по-немецки, что я даже забеспокоился. Несомненно, в его речи проскальзывал даже швабский акцент. Можно был подумать, что я разговариваю с чиновником из Штутгарта. Оба быстро поняли, что я не стану говорить. Это было видно по выражениям их лиц.

"Петер" через недолгое время попрощался. Он не смог скрыть своего разочарования. Пока мы шли в направлении выхода, "Вольфганг" положил мне руку на плечо: – Ты знаешь, я на твоем месте тоже бы не сделал этого. Потому я хорошо тебя понимаю. Но для нас очень важно узнать все. Отсюда и такой большой интерес к твоим источникам. Если уж твои люди их не знают, то хотя бы нам хотелось бы их узнать. Ну, да, верно – мы и так уже очень много знаем, но некоторые важные вопросы пока остаются открытыми.

Потом он процитировал несколько документов БНД, касавшихся "Рюбецаля" и "Дела Фёртча". Он преподнес эти цитаты очень умело. Но его намерение, мол, посмотри, мы и так уже почти все знаем, что плохого, если ты расскажешь нам остальное, я разгадал легко. Кое-что из того, что он рассказал, я знал и сам. Но о многом я вообще никогда даже не слышал. Впрочем, меня и так более чем удивляла такая прекрасная информированность этого русского разведчика.

Примерно через час мы дошли до ворот пражского зоопарка. Слева, за многоэтажным зданием, был пивной сад, где стояли старинные деревенские стулья и большие зонтики от солнца. – Ну, что? Выпьем пива? – спросил мой хорошо подготовленный спутник. – Почему бы и нет? – согласился я. – Тебе нравится "Будвайзер"? – Это мое любимое пиво! В пивном саду еще совсем не было людей. За стойкой скучала кельнерша. "Вольфганг" взял два больших пластиковых стакана пива и дал один мне.

С моего места, спиной к стойке, я мог обозревать часть парка. "Вольфганг" сел напротив меня и поднял стакан с "Будвайзером", чтобы чокнуться со мной. Моя куртка лежала на соседнем стуле. О телефоне во внутреннем кармане я в этот момент совсем не думал. Самое главное все равно уже было сказано. Наша беседа становилась все более непринужденной.

"Вольфганг" даже начал немного рассказывать о себе. Об отпуске, о том, как он летом начал приводить в порядок свою маленькую дачу под Москвой. До выхода на пенсию ему оставалось лишь несколько месяцев. Когда он расслабился и перестал, наконец, повторять свои постоянные вопросы, я увидел в нем очень приятного человека. У нас было достаточно времени, чтобы насладиться пивом.

Наконец я спросил его, не приедет ли он когда-нибудь в гости в Германию, уже как пенсионер. "Вольфганг" подумал немного, пристально посмотрел мне в глаза и поднял брови: – Ах, ты имеешь в виду, я мог бы в Германии… Ха-ха! Нет, нет, лучше не надо, дружище. Лучше оставим это! Он, очевидно, увидел за этим вопросом куда больше, чем я сам.

Не успел я полностью переварить его последнюю фразу, как мы услышали громкие голоса. Они исходили от входа, который мы с наших мест видеть не могли. Шум нарастал, перерастая в крики и визг. Там что-то наверняка происходило, но что? Внезапно кто-то быстрым шагом пронесся за угол и затаился на маленькой площадке перед пивным садом. На нем были темно-серые брюки, белая рубашка "поло" и черная бейсбольная кепка. Франк Оффенбах! За ним гналась невысокая полная женщина в униформе. Я узнал в ней кассиршу на входе. Он огляделся и как только увидел меня, как на него с криками, как фурия, набросилась эта дама. Яростно жестикулируя, она за руку потащила его назад к выходу.

В тот момент мне и в голову не пришло, что я в последний раз вижу его живым. Потому эта картинка навеки запечатлелась в моей памяти. "Вольфганг" повернулся и тоже наблюдал за этой сценой. Он широко улыбнулся мне, указал кивком головы на моего шефа "наружников" и сказал несколько самодовольно: – У него уже сдают нервы. Нам пора уходить.

Мы допили пиво и распрощались. Крепко пожав мне руку, русский добродушно сказал: – Я желаю тебе всего хорошего. Береги здоровье и спокойно возвращайся домой. После этого я больше никогда ничего не слышал о "Вольфганге".

Перед будочкой кассира был маленький кабачок с большими окнами и красным фасадом. Проходя мимо, я увидел там внутри двоих из группы Франка. Они были единственными посетителями. Узнав меня, они преднамеренно отвели взгляд в сторону. Я с нетерпением ждал, как мои уважаемые коллеги оценят все случившееся.

После возвращения в отель мне снова пришлось сильно удивиться. Один из техников кратко сказал мне, что аппаратура не сработала. Не было никаких записей. Что означал шум у входа в зоопарк перед самым концом встречи, тоже никто не знал. Франк со своими людьми уже уезжали, и я не смог их найти. Руководитель операции приказал и мне немедленно уезжать. Довольно странная ситуация.

Пока я на рецепции расплачивался за номер и выписывался, Хайке и ее шеф ждали в моем номере. Когда я вернулся в номер, то, что они мне стали говорить, показалось весьма сомнительным. Радиосвязь, как они рассказывали, прервалась, как только я вошел в лифт. Но почему тогда меня никто не остановил? Ведь до моего отъезда из отеля в сторону зоопарка прошло еще довольно много времени. Странно. А когда они ушли, у меня возникло чувство, что кто-то рылся в моих вещах.

Нет никаких сомнений: эту пражскую операцию никак нельзя назвать высокой школой разведывательного мастерства. Это просто очередная глава в летописи махинаций этой своры интриганов под названием Федеральная разведывательная служба. Когда я сразу после полудня выходил из отеля "Хилтон" через большую вращающуюся дверь, я чувствовал в голове пустоту. Через час, все еще погруженный в раздумья, я услышал в динамиках голос: – Уважаемые дамы и господа, от имени капитана Хагедорна и его экипажа рада приветствовать вас на борту рейса "Люфтганза" номер 9333 Прага – Франкфурт-на-Майне.

Некоторые очень необычные подробности этого путешествия вскрылись лишь много позднее, хотя никакого официального разбора операции и обсуждения ее результатов так и не проводилось. Меня не вызывали на какие-либо совещания, я не слышал ни о каком объяснении или внутренней информации по этому поводу. Зато ко мне снова и снова доходили волны негативных слухов. То, как Служба анализировала свою пражскую операцию, походило на скандал. В конце концов, дело касалось меня. Но начальники в отделе безопасности предпочли вообще никак не реагировать на мои вопросы. Вместо этого они принялись распускать дезинформацию, обвинения и легенды.

Главное обвинение, о котором я узнал лишь косвенным путем, состояло в том, что я в Праге якобы намеренно отключил или вывел из строя мобильный телефон. Экспертиза доказала, что могло быть только так. Но действительно ли телефон не работал? Я ничего с ним не делал. Да и зачем? Я просто положил его в карман и все. Я обратил внимание, что этот миф о преднамеренно выключенном или испорченном телефоне просачивался ко мне с разных сторон. Это значило, что его специально широко распространяли в Службе. Защищаться я не мог. Но лишь один из тех, кто должен был знать всю подоплеку, не участвовал в распространении этих сплетен: Франк Оффенбах, чьи техники, вероятно, совершили какую-то ошибку.

Потому я позвонил ему 6 октября и попросил рассказать все, что он знал. Франк Оффенбах ответил, что мне не следует верить ничему, о чем болтают. Он по-прежнему полностью доверял мне. Но больше он ничего не имел права рассказывать. Я видел, в каком разладе с самим собой он очутился. Он так же точно, как я сам, знал, что никаких манипуляций с телефоном я не делал. Это чувствовалось по его разговору. Он, как всегда, был настолько порядочным человеком, что намеком дал мне это понять. С другой стороны, однако, шеф "наружников" не мог пойти на то, чтобы раскрыть мне интригу руководства отдела безопасности. В противном случае, его руководители сами бы немедленно потребовали от него объяснений. А этого он не мог и не хотел.

Впрочем, на мой вопрос о суматохе в зоопарке в конце встречи он ответил сразу. Так как в то утро в пражском зоопарке было очень мало людей, он приказал своим филерам не заходить внутрь, чтобы не привлекать к себе внимания. В конце моей встречи с "Вольфгангом" люди Оффенбаха увидели, что мы с разведчиком ФСБ направляемся к выходу. Но они не смогли увидеть, что мы не вышли из зоопарка, а повернули направо, в пивной сад. Потому для них мы как сквозь землю провалились. Кое-кто предположил, что я уже вышел, а они наш выход прошляпили. Другие считали, что мы еще в зоопарке. Среди "наружников" началась суета. Потому шеф решил сам прояснить ситуацию.

Он рассказывал мне так: – Я сказал, что сам пойду и взгляну. Может быть, мы еще долго будем ждать их, а они с Норбертом уже скрылись за горами. Но теперь у кассы стояла уже длинная очередь. А я ведь совсем не хотел осматривать зоопарк. Мне нужно было сделать лишь пару шагов за угол, посмотреть, нет ли тебя где-то поблизости, например, в кафе. В этот момент я не мог ждать. Если покупать билет, то пройдет еще десять минут. Все там шло довольно медленно.

Итак, я прошел мимо очереди. А там сидела на стуле эта "драгунша" в униформе… Я пытался объяснить ей, жестикулируя руками и ногами, что мне не нужен билет, я не пойду в сам зоопарк, мне нужно пройти только двадцать метров, вон туда, я посмотрю и сразу вернусь. Ладно – всего одна минута. Но она тут подняла шум, ну да, ты же его слышал. Но мне уже было все равно. Я забежал вовнутрь, а она бегом за мной. Ну, скажу тебе, я был рад, что она меня не побила. Закончив рассказ, он громко рассмеялся.

За последующие месяцы мы время от времени созванивались по телефону. Нашим дружеским отношениям ничего не могло помешать. К сожалению, лично нам уже не довелось увидеться. Совершенно неожиданно тяжелая болезнь вырвала его из жизни. 9 октября 2000 года я отдал ему последние почести. В его лице я потерял не только друга и коллегу, но и человека, больше всех знавшего о БНД. С его знаниями он не только легко мог бы снять все обвинения с нас с Фредди на нашем судебном процессе, но и был бы для Службы настоящей опасностью.

Мне рассказывали, что в последние месяцы он вообще не общался уже со своими шефами и очень давно старался не заходить на территорию Центра. Его разочарование в своей разведслужбе стало к тому времени, судя по всему, очень глубоким.

Прощание со Службой

За время между возвращением из Праги в последнюю субботу августа и звонком Франку я несколько раз получал письма из Мюнхена. Моя отставка по состоянию здоровья приближалась. Если за предыдущие недели ко мне приходили послания на простой бумаге, без "шапки", то за сентябрь у меня установилась с БНД настоящая "дружба по переписке". Внезапно из небытия вынырнуло Управление по военной науке (Amt fuer Militaerkunde).

Это заведение, служившее прикрытием для всех военных Бундесвера, служивших в БНД, вдруг стало проявлять активность. Сначала в одном письме меня поздравили:

…Вы завершаете 25-летний срок вашей службы. К сожалению, я вынужден вам сообщить, что предусмотренное чествование и предоставление юбилейной надбавки к жалованью должно быть отложено из-за продолжающегося служебного расследования…

Вскоре после этого я в своем почтовом ящике обнаружил незапечатанный конверт. Сопроводительное письмо было приятно коротким:

Уважаемый господин Юрецко!

В связи с выходом в отставку согласно параграфу 44, абзац 3, Закона о военнослужащих пересылаем вам приложение для ознакомления и хранения.

С уважением

Подпись

Упомянутым приложением было свидетельство об отставке.

Как-то в те же дни ко мне домой залетел и мой послужной список. Особенность состояла в том, что в "шапке" было написано "Управление по военной науке", зато подпись была: "управляющий правительственный директор". Какое совпадение – тот самый самозваный специалист, осуществлявший общее руководство последней миссией в Праге. Помимо многих общих мест он усердно хвалил мои служебные достижения, как "в конечном счете, очень далеко выходящие за рамки поставленных вам служебных требований".

Спустя три года тот же самый человек выступал в качестве главного свидетеля со стороны БНД на процессе против меня. На вопрос, как же совместить процитированное выше предложение из моей служебной характеристики с его нынешней столь негативной оценкой личности Юрецко, он ответил: – Ах, знаете, эти характеристики мы всегда так пишем. Понимайте это, ну, просто как доброжелательный некролог!

Когда через год, 10 ноября 2000 года, то есть спустя много лет после моего выхода на пенсию, мои последние путевые расходы все еще не были мне возмещены, я снова написал в Центр и напомнил об их задолженности. 28 ноября я получил ответ:

Рассмотрение этого вопроса на сегодняшний день не представляется возможным, так как до сих пор нет полной картины финансовых исков с вашей стороны и встречных исков к вам со стороны ведомства.