"Я, опять я и еще раз я" - читать интересную книгу автора (Робертс Нора)

1

Когда одно из самых знаменитых лиц на свете превращают в кровавое месиво из мяса и осколков костей, это сенсация. Даже для такого города, как Нью-Йорк. Когда обладательница вышеупомянутого знаменитого лица протыкает несколько жизненно важных органов обидчика ножом для разделки мяса, сенсация перестает быть сенсацией и начинается работа.

Доступ к обладательнице знаменитого лица, запустившей на орбиту сотни косметических продуктов, обернулся битвой не на жизнь, а на смерть.

Расхаживая взад-вперед в томительном ожидании по роскошной до тошноты приемной Клиники реконструктивной и косметической хирургии Уилфрида Б. Айкона, лейтенант Ева Даллас готовилась к полномасштабной войне.

Ее терпение было на исходе.

— Если они думают, что могут в третий раз выставить меня отсюда, они просто не представляют масштабов и последствий того, что их ждет.

— В первый раз она была без сознания. — Детектив Делия Пибоди перебросила ногу на ногу, наслаждаясь возможностью посидеть в роскошном, изумительно мягком кресле за чашкой чая, любезно предложенной дежурным администратором. — Ее везли в хирургию.

— Но во второй-то раз она не была без сознания.

— Приходила в себя под наблюдением медперсонала. Прошло меньше сорока восьми часов, Даллас.

Пибоди отпила еще глоточек чая и принялась фантазировать. Что бы она сделала, доведись ей попасть в Клинику реконструктивной и косметической хирургии в качестве клиентки? «Может, стоит начать с наращивания волос? Безболезненно и явно пойдет на пользу» — решила она, проводя пальцами, как гребешком, по своим черным волосам, подстриженным и уложенным «под пажа».

— И самооборона не вызывает сомнения, — добавила она вслух.

— Она проделала в нем восемь дырок.

— Ну, может, она и перестаралась, но мы же обе знаем, что ее адвокаты заявят о самообороне, страхе перед увечьем, ограниченной ответственности, временном умопомрачении. И жюри присяжных все это проглотит.

«Может, не только наращивание волос? Может, перекраситься в блондинку? — думала между тем Пибоди. — Ли-Ли Тэн — это икона, идеал женской красоты, а парень отделал ее, как бог черепаху».

«Сломанный нос, раздробленная скула, сломанная челюсть, отслойка сетчатки», — мысленно перечислила Ева. Бог свидетель, она вовсе не горела желанием повесить на бедную женщину убийство первой степени. Она побеседовала с женщиной-врачом, оказавшей Ли-Ли Тэн первую помощь на месте, а затем осмотрела само место и все задокументировала.

Но если она не закроет это дело сегодня, на нее опять с истошным лаем набросится свора волкодавов-репортеров. Если до этого дойдет, она сама отделает Тэн, как бог черепаху.

— Вот поговорит с нами сегодня, и мы закроем дело. А если нет, я подам в суд на всю эту шайку адвокатов и представителей за воспрепятствование правосудию.

— Когда Рорк возвращается домой?

Ева прервала свое безостановочное хождение взад-вперед и, нахмурившись, уставилась на свою напарницу.

— А в чем дело?

— Да что-то вы нервничаете все последнее время больше, чем обычно. Я думаю, у вас синдром абстиненции на Рорка. — Пибоди испустила вздох, полный грусти и легкой зависти. — Но кто мог бы вас за это винить?

— Никакой абстиненции на что бы то ни было у меня нет.

Пробормотав это, она вновь начала беспокойно расхаживать по комнате. Высокая, длинноногая, она чувствовала себя скованно в этой шикарной приемной, заставленной тяжелой массивной мебелью. Неровно и небрежно обкромсанные рыжевато-каштановые, как оленья шкура, волосы, короче, чем у Пибоди, обрамляли удлиненное лицо с большими карими глазами.

Красота не была ее коньком, и это разительно отличало ее от пациентов и клиентов Клиники восстановительной и пластической хирургии Уилфрида Б. Айкона.

Ее коньком была смерть.

Ну, допустим, она скучает по мужу. Да, она готова это признать. Но это же не преступление! Более того, это, пожалуй, одна из тех составляющих супружеской жизни, которые она все еще пыталась постичь, хотя была в игре уже больше года.

В последнее время Рорк редко уезжал из дому по делам больше чем на день или два, но эта последняя поездка растянулась на целую неделю.

Но ведь она сама виновата, не так ли? — напомнила себе Ева. Она отлично сознавала, что за последние месяцы ему не раз приходилось откладывать собственную работу, чтобы помочь ей в ее расследованиях или просто побыть с ней, когда она в нем нуждалась. Вот и накопилось.

Когда человек имеет интересы практически во всех сферах бизнеса, искусства, индустрии развлечений и строительства, в том числе и ближнем космосе, ему постоянно нужно быть в курсе. И в это расписание, и без того перегруженное, он еще должен втискивать интересы своей жены.

Обойдется она без него недельку. Она же не идиотка.

Но, надо признать, всю эту неделю ей плохо спалось.

Ева уже решила было сесть, но передумала. Кожаный диван был такой большой и такой розовый! Ей вдруг показалось, что ее вот-вот проглотит огромный пухлый розовый рот.

— Что Ли-Ли Тэн делала в кухне своего трехэтажного пентхауза в два часа ночи?

— Может, ей захотелось перекусить?

— У нее по микроволновке и холодильнику в спальне, в гостиной, в каждой из гостевых комнат, в ее домашнем кабинете и в спортзале.

Ева подошла к одному из широких окон. Хмурый дождливый ноябрьский день за окном был ей милее этой навороченной приемной. Осень 2059 года в Нью-Йорке выдалась такая же, как всегда: ненастная и пронизывающая холодом.

— Все, кого нам удалось опросить, дружно показывают, что Тэн выставила Брайгерна Спигала за дверь.

— Они были звездной парой прошедшего лета, — вставила Пибоди. — Как включишь по телику какой-нибудь репортаж со светской тусовки, как откроешь иллюстрированный журнальчик, так и… Вы только не подумайте, я вовсе не провожу все свое время в погоне за светскими сплетнями.

— Итак, она шуганула Спигала на прошлой неделе, согласно информированным источникам. И, тем не менее, она принимает его в два часа ночи. Оба они при этом в халатах на голое тело, а в спальне имеются улики, указывающие на интимную близость.

— Может, решили помириться, а потом снова поссорились?

— Согласно показаниям швейцара, ее прислуги и записям охранных дисков, Спигал явился в двадцать три часа четырнадцать минут. Он был впущен, а прислугу она отослала.

В гостиной остались винные бокалы, вспоминала Ева. А также обувь — его и ее. И ее блузка. Его рубашка была переброшена через причудливые перила лестницы, ведущей на второй уровень, ее лифчик остался на перилах на самом верху.

И не будучи охотничьим псом, можно было уверенно пройти по такому горячему следу и понять, что к чему.

— Он приходит с визитом, она его впускает, они выпивают внизу и переходят к сексу. Никаких свидетельств или улик, противоречащих этой версии нет. Никаких признаков борьбы, и, если бы парень собирался ее изнасиловать, он не стал бы тащить ее вверх по лестнице или раздевать. — Ева пренебрегла возникшим в ее воображении устрашающим образом дивана-поглотителя и села. — Итак, они поднимаются наверх по доброй воле и взаимному согласию. Раз — и на матрас. А потом они оказываются внизу, в кухне, все в крови. Прислуга прибегает на шум, обнаруживает ее без сознания, а его мертвым. Вызывает «Скорую» и полицию.

Ева вспомнила, как выглядела кухня. Необъятных размеров кухня, сверкающая белизной и отделанная серебром, напоминала зону боевых действий. Она была забрызгана и залита кровью. Спигал, девичья мечта года, лежал лицом вниз и буквально тонул в крови.

Пожалуй, он слишком живо напомнил Еве о том, как выглядел ее отец. Ну, разумеется, жалкая конура в Далласе не шла ни в какое сравнение с этой сверкающей кухней, но ручейки крови, когда она перестала втыкать в него маленький ножик, были точно такие же густые и вязкие.

— Бывает так, что иначе нельзя, — тихо проговорила Пибоди. — Нет другого способа остаться в живых.

— Да, — подтвердила Ева, — иногда другого способа нет.

И вот теперь Пибоди говорит, что она нервничает. Нет, видно, она совсем голову потеряла, если напарница видит ее насквозь.

Ева с облегчением вскочила на ноги, когда в комнату вошел врач.

К встрече с Уилфридом Б. Айконом-младшим Ева основательно подготовилась, разузнала о нем все, что могла. Он целиком заполнил нишу, которую когда-то занимал его отец, взяв на себя руководство многочисленными отделениями клиники. Его называли «скульптором звезд».

У него была блестящая репутация. Говорили, что он хранит тайну, как священник, что он искусен, как маг и чародей, что он богат, как Рорк. Ну… почти, как Рорк. В свои сорок четыре года он был хорош собой, как кинозвезда. Прозрачно-голубые глаза, высокие скулы, квадратная челюсть, тонкий нос, густые золотистые волосы, зачесанные назад от высокого лба.

Он был, пожалуй, на дюйм выше Евы, в которой было пять футов десять дюймов [1] , его стройное поджарое тело было облачено в элегантный темно-серый костюм в тонкую жемчужно-серую полоску. В тон костюму была и жемчужно-серая рубашка, и серебряный медальон на цепочке толщиной в волос.

Он протянул руку Еве и продемонстрировал безупречные зубы в извиняющейся улыбке.

— Прошу меня извинить. Я знаю, что заставил вас ждать. Я доктор Айкон. Ли-Ли… мисс Тэн, — поправился он, — находится под моим попечением.

— Лейтенант Даллас, Департамент полиции Нью-Йорка. Детектив Пибоди. Нам необходимо с ней поговорить.

— Да, я знаю. Знаю, что вы пытались поговорить с ней раньше, и, опять-таки, примите мои извинения. — Голос и манеры у него были полированные, как и все остальное. — Сейчас с ней ее адвокат. Она в сознании и стабильна. Она сильная женщина, лейтенант, но она пережила тяжелейшую травму, физическую и психическую. Надеюсь, вы сведете ваш визит к минимуму.

— Это было бы лучше для всех нас, не так ли?

Доктор Айкон опять улыбнулся, причем искорка юмора вспыхнула в его глазах, и сделал приглашающий жест рукой.

— Мы держим ее на препаратах, — продолжал он, пока они шли по широкому коридору, украшенному живописными и скульптурными изображениями женской красоты. — Но она в сознании. Она не меньше, чем вы, хочет этой беседы. Я предпочел бы подождать еще день, а ее адвокат… Но, как я уже сказал, она сильная женщина.

Айкон прошел мимо полицейского, дежурившего у дверей палаты его пациентки, словно тот был невидимкой.

— Мне хотелось бы присутствовать. Понаблюдать ее во время вашей беседы с ней.

— Без проблем.

Ева кивнула охраннику и вошла.

По роскоши обстановки палата не уступала номеру пятизвездочного отеля, а цветов в ней было столько, что ими можно было заполнить Таймс-сквер.

Посеребренные бледно-розовые стены были увешаны портретами богинь. В помещении была устроена своя приемная, обозначенная широкими креслами и полированными столиками. Здесь визитеры могли поговорить или провести время, включив телевизор.

Безбрежные окна были защищены специальными экранами, ограждающими комнату от взоров любопытной прессы, которая могла бы подлететь сюда на вертолете. Но изнутри экраны были прозрачными: клиентка и ее посетители могли любоваться великолепными видами парка.

В постели, застланной бледно-розовыми простынями с белоснежной кружевной отделкой, лежала женщина, прекрасное лицо которой выглядело так, словно по нему прошелся паровой каток.

Почерневшая кожа, белые бинты, повязка, закрывающая левый глаз. Роскошные губы, благодаря которым было продано губного контурного карандаша, губной помады и блеска для губ на миллионы долларов, распухли и были вымазаны каким-то зеленоватым кремом. Роскошные волосы, ответственные за производство и продажу бессчетных баррелей шампуней, кондиционеров, бальзамов, гелей и лаков, напоминали бывшую в длительном употреблении швабру.

Единственный видимый глаз изумрудно-зеленого цвета, окруженный синяком всех цветов радуги, покосился на Еву.

— Моя клиентка глубоко страдает, — начал адвокат. — У нее стресс, она накачана препаратами. Я…

— Заткнись, Чарли. — Голос женщины на кровати звучал хрипло и натужно, но адвокат поджал губы и замолчал. — Смотрите хорошенько, — обратилась женщина к Еве. — Этот сукин сын потешился всласть. Полюбуйтесь, что он сделал с моим лицом!

— Мисс Тэн…

— Эй, я тебя знаю! Разве я тебя не знаю? — Теперь Ева поняла, почему у нее такой хриплый и шипящий голос: Ли-Ли говорила сквозь стиснутые зубы. Челюсть у нее была сломана. Должно болеть, как черт знает что. — Лица — это мой бизнес, а твое лицо… Рорк. Коп Рорка. Вот так номер!

— Лейтенант Ева Даллас. Детектив Пибоди, моя напарница.

— Стукались с ним бедрами четыре… нет, уже пять лет назад. Все выходные в Риме шел дождь. Римские каникулы! Боженька мой, ну и стояк у него! — Зеленый глаз весело подмигнул. — Тебя это смущает?

— Вы с ним стукались бедрами последнюю пару лет?

— Увы, нет. Только те незабываемые римские каникулы.

— Ну, тогда это меня не смущает. Почему бы нам не поговорить о том, что произошло между вами и Брайгерном Спигалом позавчерашней ночью?

— Хреносос гребаный.

— Ли-Ли, — кротко упрекнул ее доктор.

— Ну, извини, извини. Уилл не одобряет крепких выражений. Он меня изуродовал. — Глаз закрылся, она медленно вдохнула и выдохнула: — Господи, до чего больно! Можно мне воды?

Адвокат схватил серебряный стакан с серебряной соломинкой и поднес к ее губам.

Она втянула воду, отдышалась, еще раз потянула, потом похлопала его по руке.

— Извини, Чарли. Извини, что велела тебе заткнуться. Я не в лучшей форме.

— Ты не обязана говорить с полицией прямо сейчас, Ли-Ли.

— Ты обесточил мой телик, чтобы я не слышала и не знала, что они обо мне говорят. А мне не нужен телик. Я и без телика знаю, что эти шакалы и гиены талдычат обо всем об этом. Я хочу все прояснить. Я имею право голоса, черт бы его побрал.

Глаз заслезился, и она яростно заморгала, стараясь не дать воли слезам. Ева тут же прониклась к ней невольным уважением.

— У вас с мистером Спигалом были отношения? Интимные отношения.

— Спаривались все лето, как кролики.

— Ли-Ли, — начал Чарли, но она отмахнулась от него быстрым, нетерпеливым жестом, очень понятным Еве.

— Я тебе рассказала, как все было, Чарли. Ты мне веришь?

— Разумеется, я тебе верю.

— Ну, так дай мне рассказать копу Рорка. Я познакомилась с Браем этой весной, в мае. Он снимал фильм тут, в Нью-Йорке, и я получила роль. Полсуток не прошло после первых здрасте-здрасте, как мы оказались в койке. В койке он великолепен… был великолепен, — уточнила Ли-Ли. — До того великолепен, что юбка сама на морду задирается. Тупой, как табуретка, и, как я узнала позавчера, злобный, как… даже не знаю, с чем его сравнить. В голову ничего не приходит.

Она вновь потянула соломинку, сделала три неглубоких вздоха.

— Нам было весело, у нас был отличный секс, мы попали в обойму, на всех светских тусовках проходили на ура. Вот тут-то у него башню и снесло. «Хочу того, не хочу сего», «Нет, ты этого не сделаешь», «Мы идем туда», «Где ты была?» и так далее. Я решила: все, хватит с меня. Порвала с ним на прошлой неделе. Давай, говорю, слегка притормозим на время. Было здорово, но не будем все портить. Он, конечно, разозлился, я сразу заметила, но сделал вид, что все в порядке. Ну, я решила: все, вопрос исчерпан. Мы же не дети, ради всего святого! И мы не были влюблены или что-то в этом роде.

— Он угрожал вам в тот момент, применял физическую силу?

— Нет. — Ли-Ли подняла руку к лицу, и, хотя ее голос остался тверд, Ева заметила, что пальцы у нее дрожат. — Он сделал вид, что это его план. «Ну да, я и сам хотел, только не знал, как сказать. Мы уже выдоили ситуацию досуха». Он собирался лететь в Лос-Анджелес, снимать рекламные ролики для нашего фильма. И когда он позвонил, сказал, что вернулся в Нью-Йорк и хочет зайти поговорить, я сказала: валяй.

— Он связался с вами незадолго до одиннадцати вечера?

— Точно сказать не могу. — Ли-Ли сумела выжать из себя кривоватую улыбку. — Я ужинала с друзьями в «Лугах». Карли Джо, Прести Бинг, Эппл Грэнд.

— Мы с ними говорили, — вставила Пибоди. — Они подтверждают, что ужинали с вами вместе и что вы ушли из ресторана в тот вечер где-то около десяти.

— Ну да, они еще собирались заглянуть в клуб, но я была не в настроении. Неверный ход, как потом выяснилось. — Ли-Ли коснулась своего лица и уронила руку на постель. — Я вернулась домой, начала читать сценарий нового фильма — мне его прислал мой агент. Скука смертная, я чуть челюсть не своротила. Думаю, хоть бы заглянул кто, что ли? А тут как раз и Брай позвонил. Мы выпили вина, поговорили, он сделал пару пассов. Это он умеет, — добавила она с улыбкой. — Мы перенесли разговор в спальню, плотно занялись сексом. А потом он говорит: «Еще не хватало, чтобы бабы мне указывали, когда притормозить! Я сам тебе дам знать, когда с тобой покончу!» Сукин сын!

Ева внимательно наблюдала за лицом Ли-Ли.

— Он вас разозлил?

— По-крупному. Пришел ко мне, затащил в постель только для того, чтобы это сказать! — Краска гнева пробилась на ее разукрашенном кровоподтеками лице. — И я его впустила. Поэтому на себя я разозлилась не меньше, чем на него. Я ничего не сказала. Встала, схватила халат и спустилась вниз, чтобы немного успокоиться. В шоу-бизнесе выгодно — чертовски выгодно — не заводить врагов. Вот я и спустилась в кухню, решила немного остыть, понять, как с этим справиться. Подумала, приготовлю-ка я омлет из яичных белков.

— Извините, — прервала ее Ева. — Вы встали с постели, вы обозлены и вы собираетесь готовить омлет?

— Конечно. Я люблю готовить. Помогает думать.

— В вашем пентхаузе не меньше десятка микроволновок. Можно что угодно разогреть.

— Я люблю готовить, — повторила Ли-Ли. — Разве вы не смотрите кулинарные шоу? Я действительно умею готовить, спросите любого. Ну вот, спустилась я в кухню, хожу взад-вперед, чтобы не садануть себе по руке, пока буду разбивать яйца, и тут входит он. Вижу, весь исходит на дерьмо. Извини, Уилл.

Ли-Ли бросила взгляд на Айкона, и он подошел к кровати, взял ее за руку.

— Спасибо, Уилл. Ну вот, он начал выступать, как страус, заявил, что если уж он платит шлюхе, он ей сам говорит, когда время вышло, а я, мол, шлюха и есть. Разве он не дарил мне подарки, драгоценности? — Ли-Ли сумела пожать одним плечом. — Он мне не позволит вонь пускать, что это я его бросила. Он меня сам бросит, когда будет готов. Я велела ему выметаться к чертям собачьим. Он меня толкнул, я его толкнула. Мы орали друг на друга и… Господи, я проглядела решающий момент. Не успела я опомниться, как уже лежу на полу, и лицо мое кричит от боли. Чувствую во рту кровь. Меня никто никогда раньше не бил.

Теперь и голос у нее задрожал, в нем послышались слезы.

— Никто никогда… Я даже не знаю, сколько раз он меня ударил. Кажется, один раз мне удалось подняться, я пыталась убежать. Не знаю, клянусь вам. Я пыталась ползти, я кричала… пыталась кричать. Он вздернул меня на ноги. Я ничего не видела, один глаз вообще заплыл, другой был залит кровью. Мне было так больно! Мне казалось, вот сейчас он меня убьет. Он толкнул меня на разделочный стол, и я ухватилась за него, чтобы не упасть. Чувствовала: если упаду, он меня убьет.

Ли-Ли помолчала, ее глаз закрылся.

— Не знаю, тогда я так подумала или потом… Не знаю точно, хотел он меня убить или нет. Мне кажется…

— Хватит, Ли-Ли.

— Нет уж, Чарли, я все скажу! Я думаю… Теперь, когда я вспоминаю, мне кажется, он уже перестал меня бить. Отвалился. Может, понял, что причинил больше вреда, чем хотел. Может, просто хотел немного попортить мне физиномию. Но в тот момент, когда я захлебывалась собственной кровью и почти ничего не видела и лицо как будто кто-то поджег, я опасалась за свою жизнь. В этом я готова присягнуть. Он шагнул ко мне, и я… Подставка для ножей была прямо у меня под рукой. Я схватила первый попавшийся. Если бы я могла видеть, взяла бы другой, побольше. И в этом я тоже готова присягнуть. Я хотела его убить. А он засмеялся. Он смеялся и замахнулся на меня, как будто хотел ударить наотмашь.

Она опять умолкла, но ее изумрудный взгляд по-прежнему сверлил Еву.

— Я воткнула в него нож. Он вошел прямо как в масло. Я его рванула и снова воткнула. Я била его ножом, пока не потеряла сознания. Я не жалею, что я это сделала. — Вот теперь из уголка глаза выскользнула слеза и покатилась по изуродованной кровоподтеком щеке. — Я не жалею, что я это сделала. Но я жалею, что позволила ему себя избить. Он разбил мое лицо вдребезги, Уилл.

— Ты будешь прекраснее, чем прежде, — заверил он ее.

— Может быть. — Она осторожно стерла слезу. — Но я никогда не буду прежней. Вы кого-нибудь убивали? — спросила Ли-Ли у Евы. — Вам когда-нибудь приходилось убивать кого-нибудь без сожаления?

— Да.

— Ну, значит, вы меня понимаете. Что-то меняется бесповоротно.

Когда они вышли из палаты, адвокат Чарли последовал за ними в коридор.

— Лейтенант…

— Спрячь рога, Чарли, — устало проговорила Ева. — Мы не будем предъявлять ей обвинение. Ее заявление подтверждается доказательствами и свидетельствами, которые мы записали. На нее было совершено нападение, она опасалась за свою жизнь. Она оборонялась.

Он кивнул. Вид у него был слегка разочарованный. Он понял, что ему не придется вскакивать на белого коня и спешить на помощь клиентке.

— Я хотел бы увидеть официальное заявление, прежде чем оно попадет в прессу.

Ева издала звук, который при желании можно было принять за смешок, и повернулась, собираясь уходить.

— Ну, конечно, хотел бы, — бросила она через плечо.

— С вами все в порядке? — спросила Пибоди, пока они шли к лифту.

— А что, по виду не скажешь?

— Да нет, по виду все в порядке. И, кстати, раз уж зашел разговор про внешний вид: если бы вы обратились к доктору Айкону за услугами, с чего бы вы начали?

— Я бы выбрала хорошего психиатра, чтобы помог мне понять, с какой такой стати я позволю кому-то резать мое лицо и тело.

Проверка при выходе из отделения оказалась такой же строгой, как и при входе. Их сканировали, чтобы убедиться, что они не прихватили что-нибудь с собой на сувениры, а главное, не стащили фотографию кого-нибудь из клиентов, которым клиника гарантировала полную конфиденциальность.

Когда сканирование закончилось, Ева увидела, как Айкон пробежал мимо и набрал код, как ей показалось, частного лифта, закамуфлированного в стене розового камня.

— Спешит, — заметила Ева. — Видно, кому-то понадобился срочный отсос подкожного жира.

— Ладно, — сказала Пибоди, проходя через рамку металлодетектора, — вернемся к нашей теме. Я хочу сказать: если бы вы могли что-нибудь изменить в своем лице, что бы вы выбрали?

— С какой стати мне что-то менять? Я на свое лицо вообще по большей части не смотрю.

— А мне хотелось бы больше губ.

— Двух тебе мало?

— Да нет! О господи, Даллас, ну вы что, не понимаете? Я хочу сказать, более полные, сексуальные губы. — Пибоди вытянула их трубочкой, пока они входили в лифт. — Ну и, может быть, нос потоньше. — Она провела по носу большим и указательным пальцем, словно измеряя толщину. — Как вы думаете, у меня большой нос?

— Да, особенно когда ты суешь его в мои дела.

— А вы на ее нос посмотрите. — Пибоди постучала пальцем по одному из развешанных на стенках лифта плакатов с изображением смоделированных для пассажиров безупречных лиц и тел. — Вот такой нос мне бы не помешал. Он точеный. У вас, кстати, тоже точеный.

— Это всего лишь нос. Он просто торчит у тебя на лице и позволяет тебе забирать воздух через пару удобных отверстий.

— Да, вам легко рассуждать, мисс Точеный Нос.

— Верно, мне легко рассуждать. И вообще, я начинаю думать, что ты права. Тебе нужны губы попышнее. — Ева сжала руку в кулак. — Сейчас я тебе это устрою.

Пибоди лишь усмехнулась и вновь принялась разглядывать плакаты.

— Это место кажется дворцом физического совершенства. Пожалуй, я сюда еще вернусь в свободное время: они устраивают бесплатные сеансы с компьютерным моделированием. Можно увидеть, как изменится, например, мое лицо, если у меня будут полные губы и тонкий нос. И еще я посоветуюсь с Триной, не нарастить ли мне волосы.

— Ну почему, почему, почему все хотят что-то сделать со своими волосами? Волосы покрывают твою черепушку, чтоб тебе не было холодно и дождем не заливало.

— Да вы просто боитесь, что Трина вас отловит и устроит вам процедуру, когда я с ней поговорю.

— И ничего я не боюсь.

Она не просто боялась, она была в ужасе. Странно было слышать собственное имя, вызываемое по громкой связи в этом заведении. Ева нахмурилась и подошла к переговорному устройству лифта.

— Я Даллас.

— Лейтенант, доктор Айкон просит вас немедленно подняться на сорок пятый этаж. Это срочно.

— Конечно. — Ева взглянула на Пибоди, пожала плечами. — Возвращаемся на сорок пятый, — бросила она в устройство. Лифт замедлил ход, переменил направление и начал подниматься. — Что-то произошло. Может, одна из жаждущих красоты любой ценой отдала концы прямо на столе?

— Люди редко умирают на столе у пластических хирургов. — Пибоди вновь задумчиво провела пальцем по носу. — Почти никогда.

— Ну почему же? Все мы могли бы восхищаться твоим тонким носом, пока тебя отпевают. «Чертовски жаль бедную Пибоди, — говорили бы мы, смахивая слезы, — но зато она получила первоклассный нос, и он волшебно смотрится на ее мертвом лице».

— Прекратите! — Пибоди ссутулила плечи и обхватила себя руками. — И потом, вы бы не смахивали слезы. Вы бы плакали в три ручья. Вы ослепли бы от слез и даже не смогли бы разглядеть мой нос.

— Значит, тем более глупо было бы ради него умирать. — Довольная тем, что она выиграла этот раунд, Ева вышла из лифта.

— Лейтенант Даллас! Детектив Пибоди! — Женщина с… гм… точеным носом и кожей аппетитного цвета карамели бросилась к ним навстречу. У нее были черные, как оникс, глаза, и в этот момент из них потоком текли слезы. — Доктор Айкон! Доктор Айкон! Это ужасно!

— Что с ним?

— Он мертв. Мертв! Идемте скорее, прошу вас!

— Господи, да мы же с ним расстались пять минут назад! — Пибоди догнала Еву и пошла с ней в ногу.

Им пришлось чуть ли не бежать, чтобы поспеть за женщиной, мчавшейся, как спринтер, по роскошному и безмолвному офисному помещению. Сквозь стеклянные внешние стены было видно, что на улице все еще свирепствует непогода, но здесь было тепло. Приятный приглушенный свет заливал островки пышной тропической зелени, изящные статуи и картины с изображением обнаженных женских тел.

— Может, притормозите немного? — предложила Ева. — Расскажите нам, что случилось.

— Не могу. Я не знаю.

Как этой женщине удавалось балансировать — не говоря уж о том, чтобы бежать, — на таких здоровенных каблучищах, у Евы в голове не укладывалось, но она с разбегу промчалась через двойные двери зеленого стекла в другую приемную.

Айкон, бледный, как смерть, но вполне живой, вышел из открытой двери им навстречу.

— Счастлива убедиться, что слухи о вашей смерти оказались преувеличенными, — начала Ева.

— Это не я, я не… Это мой отец. Кто-то убил моего отца.

Сопровождавшая их женщина опять шумно разрыдалась.

— Пия, я прошу вас сесть. — Айкон положил руку на ее трясущееся плечо. — Вы должны сесть и успокоиться. Вы мне нужны. Без вас мне с этим не справиться.

— Да. Да, конечно. О, доктор Уилл!

— Где он? — спросила Ева.

— Здесь. За своим столом, вот здесь. Вы можете…

Голос изменил Айкону, он покачал головой и указал дорогу жестом.

Кабинет был просторен, но при этом создавал впечатление интимности и домашнего уюта. Теплые тона, удобные кресла… Панорамой города можно было любоваться сквозь узкие окна, защищенные светло-золотистыми экранами. В нишах стояли статуи, на стенах висели семейные фотографии.

Ева увидела кушетку, обитую кожей цвета сливочного масла, поднос с кофейником и чашками на низеньком столике. Похоже было, что к ним никто не притрагивался.

Письменный стол был настоящего старинного дерева и отличался мужественными скупыми линиями. На нем стоял компактный, не бросающийся в глаза компьютер, соединенный с блоком связи.

За столом в кресле с высокой спинкой, обитом такой же кожей цвета сливочного масла, что и кушетка, сидел Уилфрид Б. Айкон.

Густая белоснежная шевелюра венчала сильное лицо с квадратной челюстью. Он был в темно-синем костюме и белой рубашке в тонкую красную полоску. Серебристая рукоятка торчала из пиджака, вокруг нее расплылось небольшое красное пятно треугольной формы, подчеркивающее нагрудный карман.

Крови было совсем немного, и Ева поняла, что удар попал точно в сердце.