"Фтор" - читать интересную книгу автора (Энтони Пирс)

§ 460

В пассажирской каюте СС-корабля сидело двое мужчин. Они разглядывали смоделированную панораму звезд: в действительности, при Сверхсветовом путешествии звезды видеть невозможно, но модель была точной и, пожалуй, производила более сильное впечатление, чем реальность.

Один мужчина был стар. К его основным органам были присоединены стимуляторы и ритмоводители, заставлявшие их хоть как-то работать, а искусственное легкое подавало кислород для дыхания. Похоже, что он готовился к смерти, поскольку все его тело было поражено какой-то ужасной болезнью.

Другой был миньон: невысокий, неопределенного возраста, угрюмый на вид мужчина с бородой, облаченный в обычную для его культуры набедренную повязку.

— Не выпить ли нам вина в честь юбилея, Утренний Туман? — спросил старик, доставая старинную бутылку.

— А позволит ли это твое здоровье, Вениамин? — спросил в свою очередь Утренний Туман.

— Естественно, нет!

— Тогда пожалуйста! А что за юбилей?

— Сегодня мне исполняется сто восемь лет, — сказал Вениамин.

— Отлично! По этому поводу мы должны устроить пирушку и пригласить нашего кормчего.

— Да. И… твою жену?

— Еще рано, — многозначительно произнес Утренний Туман.

— Прошу прощения. При моей немощи я иногда забываю…

— Всем прекрасно известна причина этой немощи! Обойдемся без извинений, — человек с Миньона улыбнулся и отправился за кормчим.

Вениамин налил слегка трясущейся рукой два бокала вина, затем расслабил напрягшиеся мышцы.

Через минуту всунулся Утренний Туман с кормчим. Им оказался ксест: восьминогое существо с шаровидным телом, похожим на центр плотной галактики. Тяготение на корабле поддерживалось в четверть нормального земного из почтения к привычкам паукообразного существа — этот уровень не вредил и старику Вениамину.

У ксеста не было голосовых связок, поэтому люди сопровождали свой разговор знаками галактического языка.

— Сегодня в § 460 мы отмечаем сто восьмой день моего рождения, — сказал Вениамин.

— Тебя высиживали сто восемь раз? — спросил ксест, двигая двумя ногами по-галактически куда изящнее, чем мог бы ухитриться человек. Он сотрудничал с Вениамином свыше тридцати земных лет, но по-прежнему имел очень смутное представление о размножении людей и о их возрасте.

Вениамин засмеялся настолько громко, насколько позволяло ему искусственное легкое.

— Так мы измеряем время. Я — Второй сын Старшего Пятого — родился в § 352. Мой брат Аврелий родился на четыре года раньше и забрал букву «А» себе. Таким образом, я — Пятый не первого ранга и никогда не старался жениться. Кажется, к счастью. Я, несомненно, самый старший из оставшихся в живых Пятых. Единственный живой Пятый, как известно моему старому другу и соратнику Утреннему Туману. А поскольку вся эта скромная суета сует скоро прекратится, я устраиваю юбилей. Ты усвоив?

— Это праздник? — спросил ксест.

— Вполне. Веселись, ибо завтра не наступит.

У ксеста синкопированно задрожали четыре ноги, демонстрируя проявление у иномирянина каких-то чувств. Он постигал предназначение каждого из них, но до сих пор не понимал, что истину следует признавать в открытую.

— В таком случае позвольте, чтобы некто пригласил тафиса?

— Тафиса? — спросил Утренний Туман.

— Очень уместно? — воскликнул Вениамин с таким пылом, что на его искусственном легком загорелась красная лампочка. — Я с вином, ты с женой, ксест с тафисом. Самая великолепная пирушка всех времен и народов!

Ксест принес небольшую коробку и приподнял крышку. Та была покрыта инеем: содержимое заморожено. Затем ксест продолжил:

— Вам обоим известен смысл тафиса?

— Нет, — сказал Утренний Туман.

— Не совсем, — подтвердил Вениамин. — Но поверьте мне, по такому случаю все позволительно, если тебе так угодно. Все, кроме намеренной бестактности. Тому пример мой алкогольный напиток: он наверняка меня убьет.

— Смерть мы понимаем, — просигналил ксест. — Но существуют разные ее виды. Почему миньонетка остается одна в своей каюте?

— Ее присутствие не сделает наш праздник веселее, — ответил Утренний Туман. — В должное время я пойду к ней и устрою семейный праздник, дабы избежать публичного показа того, что может оскорбить общество.

Вениамин выпил бокал вина.

— Возможно, это не совсем уместно, но, полагаю, без малейшей сознательной неучтивости, что она должна быть с нами. Сомневаюсь, что этим кому-либо будет нанесено оскорбление — в данном случае. Разве что наш друг просветится — а мест сейчас просветит нас.

Миньон просигналил песету:

— Ты сознаешь, что, хотя наше определение красоты отличается от вашего, она может оказаться для тебя неприятной?

— Тафис — неприятен, по вашему определению. Более того, для вас возникнет определенная опасность.

— Не дурачьтесь — вы оба, — сказал Вениамин с улыбкой. — Я обладаю не телепатическими способностями, как вы, а лишь крохами информации, — и заявляю следующее: дадим себе волю, каждый в своем вкусе и, возможно, во вкусе своего спутника. Ни у кого из нас не будет больше такой возможности?

— Прекрасно, — согласился Утренний Туман, дотрагиваясь до кнопки у себя на браслете. — Я открыл замок. Скоро к нам присоединится Невзгода. — Он перегнулся через стол и подобрал богато украшенную плеть.

Вениамин налил себе еще, хотя бокал миньона оставался нетронутым.

— Удивительно, не правда ли, сколь разнообразные механизмы мы привлекаем ради собственной смерти, — сказал он. — Я принимаю сладостный яд, миньон — миньонетку, ксест — тафиса. Разве это не доказывает, насколько, в сущности, мы похожи?

— Все мы — разумные формы жизни, потому и похожи, — заметил Утренний Туман, для проверки сгибая плетку. Очевидно, это орудие было ему хорошо знакомо. — Человек, ксест, лфэ, ЕеоО — как мы обнаружили, в Рагнарек отличия чисто внешние.

Ксест вынул замороженный кубик. Теплый воздух корабля коснулся его поверхности, и от нее пошел пар.

— У нас, вероятно, половина вашей единицы времени. Этого достаточно?

Вениамин посмотрел на часы, встроенные в пульт управления пищеварительным регулятором.

— Полчаса… При теперешней скорости и азимуте контакт — через сорок две минуты. Считаю, что граница удовлетворительная.

— Вполне удовлетворительная, — согласился Утренний Туман. — Если один из вас будет настолько любезен и подскажет мне, когда останется пять минут…

— Я, вероятно, буду слишком пьян, чтобы говорить, если, конечно, к этому времени не откажет моя печень, — с сожалением сказал Вениамин. — Я закоротил у себя обезвреживатель алкоголя, чтобы эта стихия добралась до моего мозга в чистом виде.

— Некто тоже не будет способен, — просигналил ксест.

— Я тебе подскажу, — произнесла с порога миньонетка.

Утренний Туман взглянул на нее поверх плети.

— Благодарю тебя, дорогая. — Он поднял оружие. — Подойди, пожалуйста, сюда.

Невзгода шагнула в комнату: высокая фигура в просторном плаще с капюшоном и вуалью. Однако ее походка наводила на мысль о небывалой красоте.

— Позволь мне увидеть твои волосы, — сказал Утренний Туман.

Невзгода остановилась.

— Они совсем поблекли.

— Потому что я пренебрегал тобой, любовь моя, — сказал Утренний Туман. Громко хлестнула плеть. Вуаль слетела с лица Невзгоды. Капюшон упал, открыв тускло-каштановые пряди. На щеке — там, куда попала плеть, — остался след. Но она лучезарно улыбалась.

— Невзгода, познакомься с моим старым приятелем Вениамином, — сказал миньон. — И еще с одним моим приятелем, ксестом, который по обычаю их рода безымянен. Улыбнись же им, сука.

Миньонетка покорно улыбнулась каждому из них и сделала это с такой непринужденностью, что Вениамин замешкался и не улыбнулся в ответ, тогда как конечности ксеста судорожно соединились.

— Вы совершите сейчас слияние? — поинтересовался ксест. — Извините, если некто настолько любопытен, что нарушает приличия. Наш вид никогда не понимал природу вашего вида вполне.

— И никогда не поймет, — согласился Вениамин. — В этот час не существует приличий. — Он нетвердо поднялся, покачивая стимуляторами на теле, словно украшениями. — Друг-миньон, мой брат умер в § 402 из-за миньонетки. Кажется, ее звали Злоба. Десятилетиями я пестовал коварное желание, которому все возрастающее опьянение позволяет наконец дать выход. Позволь?

Утренний Туман вручил ему плеть.

— Друг мой, доставь мне удовольствие. Кто имеет на это большее право, чем ты?

Вениамин поднял плеть.

— Понимаешь, — объяснил он ксесту как мог, одной свободной рукой, — чувства у миньонетки перевернуты. Наша боль для нее — радость. Мне очень жаль, что это так, и поэтому…

Он неумело хлестнул плетью. Плеть задела женщину по плечу — более или менее безвредно.

— Проклятый Хтон! — выругался Вениамин, когда искусственное легкое качнулось и ударило его в бок. В сущности, наказан был он, а не миньонетка.

Невзгода улыбнулась.

— Тебе не хватает практики, — сказал миньон, тоже улыбаясь, и теперь миньонетка выглядела удрученной. — Я обращаюсь не к тебе? — бросил ей Утренний Туман, и ее лицо осветилось улыбкой.

— Очень любопытно, — просигналил ксест. — Есть определенное сходство с тафисами. Некто начинает понимать.

Вениамин схватил левой рукой бокал, глотнул еще вина, встал поустойчивей, удостоверился, что стимуляторы ему не мешают, и вновь занес плеть.

— Когда я попадаю по ней, я причиняю ей боль, и она счастлива. Но воздействует на нее моя вина из-за причинения ей боли, а не сам удар, который она вполне может перенести. Когда же я промахиваюсь, я сержусь на себя за неловкость, и она вновь счастлива. В этом-то и заключается красота. Я век не знал такой возможности выплеснуть свои подавленные антагонизмы!

— Не считая Рагнарек, — пробормотал Утренний Туман.

— О да. Хтон…

— Тем не менее, это, похоже, оказывает тонизирующее воздействие, — добавил Утренний Туман. — Ты гораздо подвижнее, чем прежде.

— Да! Таким проявлением враждебности можно было бы продлить мою жизнь на неопределенный срок, если бы она не заканчивалась через час.

— Некто хотел бы понять, — просигналил ксест. — Это понятие неизбежной гибели… оно относится к нашей общей судьбе. — Кубик перед ним таял.

— Поскольку это вполне подходящий случай для описания несчастий, — сказал миньон, — я объясню про Рагнарек, пока мой друг бьет мою мать.

— Мать? — спросил ксест. — Некто предполагал, что она твоя супруга. Некто именно так понял выражение.

— Она и есть супруга. Супруга и к тому же мать, а для более удачливых миньонов — бабушка и так далее по восходящей линии. При обычном ходе событий она станет моей невесткой, то есть супругой моего сына, и так далее. После моей кончины, естественно. Так заведено на нашей планете.

— Следовательно, вы размножаетесь делением, — просигналил ксест, будто его осенило. — Ваше отдельное бытие продолжается из поколения в поколение, как и наше.

— Мои поздравления, — с трудом произнес Вениамин, сбившийся с дыхания из-за неумелого обращения с плетью. — Посланец с Миньона, ты прояснил наконец загадку веков: Природу Размножения Людей. — Он откашлялся и сплюнул: — Деление!

Ксест молчал, созерцая уменьшающийся кубик.

— Но зачем вам в таком случае две ипостаси?

— Два пола, — терпеливо произнес Утренний Туман.

— Два вида?

— Две разновидности, женщина и мужчина. Они соединяются, чтобы образовать новую особь.

— Да, — согласился ксест, вновь что-то поняв. — Как ЕеоО! Только у вас женская ипостась непрерывна — родительница, супруга, младшее поколение. Деление наряду со слиянием.

— Отлично изложено, — сказал Вениамин.

Миньон покачал головой:

— Конечно, виды, наделенные полом, не раз сталкивались на этой почве с вашим бесполым видом! Вероятно, будет полезно, если ты объяснишь вашу систему воспроизводства — и при чем тут тафисы.

— С радостью. Мы делимся непроизвольно, когда случайно отрывается отросток. Ксест, естественно, восстанавливается, но и отросток воспроизводит нового ксеста. Получается двое там, где был один. Поскольку у нас перенаселение, возникает долг обществу. Мы же долги не одобряем. Поэтому и используем тафисов.

Вениамин, несмотря на свою дряхлость и усиливающееся опьянение, освоился наконец с плетью. Одежда лоскутьями спадала с миньонетки, открывая взору великолепное тело. Волосы ее заалели, словно в них заиграло пламя.

— Трудно поверить, что тебе больше восьмидесяти лет! — пробормотал Вениамин.

— Я старше тебя, — сказала Невзгода. — До Розового Утеса я родила трех сыновей. Он разорвал цепочку, превратившись в чудовище до того, как я зачала от него, и моему племени пришлось покончить с ним из-за его неосторожности. Так я стала вдовой. Не появись в это время Каменное Сердце…

— Изумительно! — выдохнул Вениамин. — У тебя такое лицо, грудь… человеческая девушка в твоем состоянии была бы на целый век моложе.

— Не забывай о плети, — напомнила она.

— Извини. — Он вновь хлестнул, еще слегка обнажив тело, которым так восхищался. — Какое преступление я совершаю: садист и созерцатель! Я зашел слишком далеко, чтобы хоть как-то ею воспользоваться, будь мне это позволено.

— Насколько нам известно, — говорил между тем Утренний Туман ксесту, — тафисы все едят. Пластмассу, мясо, дерево — все, что хоть отдаленно съедобно. А какое употребление находите им вы?

— То же самое, — ответил ксест. — Тафисы — самые замечательные едоки, которых мы обнаружили, — лучшие, чем кто-либо из обитателей наших собственных планет. Поэтому они пользуются огромным спросом, и на них приходится большая часть нашей торговли с другими галактическими видами. — Он вновь проверил кубик, проведя по нему одной из ног. — Скоро появятся личинки.

— Не расточайте себя чрезмерно, сударь, — сказал миньон Вениамину. — Мы хотим быть в финале вместе.

— Вероятно, так будет лучше, — согласился старик, отдавая плеть. — Чудесное укрепляющее, но всему же есть предел. Большинство моих стимуляторов зашкаливает.

Утренний Туман взмахнул плетью и умело сорвал с миньонетки остатки одежды. У нее была изумительная фигура, от которой захватывало дух (условно говоря, поскольку ксест не дышал); ни худощавая, ни полная, но словно бы вылепленная великим скульптором как образец идеальной женщины.

Вениамин наблюдал, потягивая вино.

— Я начинаю понимать, почему мой брат связался со Злобой, — сказал он. — Будь я предметом ее соблазна, я бы не остался холостяком. Даже если бы знал о судьбе тех, кого искушают ей подобные?

— Судьба всех миньонов, — сказал Утренний Туман. — Кроме вот этого, по небывалой галактической причине. Дайте подумать… как бы довести ее до высшей точки самым унизительным образом?

— Для этого не нужно особенно думать, — сказал Вениамин. — Вспомни моего племянника.

— Как бы я мог забыть? Ведь я и есть твой племянник.

Вениамин вздохнул.

— И впрямь настало время для сбрасывания покровов со старинных тайн! О да, откроем истину хотя бы перед самым концом! Ты — мой родственник, ты — наследник Старшего Пятого.

Миньонетка застонала.

Вениамин улыбнулся:

— Смотри-ка, наша радость причиняет ей боль! Разве мы не садисты?

— Некто хочет спросить, — просигналил ксест, — в каком родстве находитесь вы двое? Некто вновь сбит с толку.

— У людей существует дурацкое понятие чести, — объяснил Вениамин. — Когда мы нарушаем законы общества, мы стараемся это скрыть, чтобы защитить доброе имя своих династий. Неверность своим законным супругам — одно из таких нарушений.

Утренний Туман бросил косой взгляд.

— Миньонетка никаких законов не нарушает, — заявил он. — Она сохраняет верность унаследованному ею супругу — любого поколения. Даже порку, которую ты ей задал, она выносит лишь по моему указанию и лишь в моем присутствии.

— Верно, племянник, верно! Хотя временами я гадаю, что произойдет, если одна из миньонеток решит, что ее супруг мертв, и выйдет за другого. А затем узнает, что первый жив. Как она справится с этим нечаянным нарушением.

— Первый супруг предпочтительнее. Посягатель обязан уйти.

— Даже если он законным, галактическим образом женился на ней или связан с ней родственными узами?

— В этом случае оба супруга должны встретиться в смертельном поединке…

— Но обычные люди не так сильны. Мой племянник Атон, по-своему помолвленный со Злобой или женатый на ней, в поисках необходимых ему сведений посетил в § 401 планету Миньон. Там он жил с только что овдовевшей местной девушкой…

— Каменное Сердце! — воскликнула Невзгода, лучезарно улыбаясь.

— Кажется, он называл себя именно так, — согласился Вениамин. — Он оплодотворил тебя, Невзгода, и покинул планету. В должное время ты родила Утреннего Тумана, который, повзрослев, стал твоим мужем. Итак, он — мой внучатый племянник, и его на четверть человеческая кровь — это кровь великой Династии Пятых. Вот тайная причина, по которой я разыскал его — и содействовал его вхождению в галактическую культуру, хотя, делая это, я нарушил наш закон. Я не разочаровался!

— Насколько удачлив был твой племянник Атон, если оплодотворил ее так легко, — просигналил ксест, хотя, используя это понятие, смутно его себе представлял и вряд ли полагал такое легкое копирование удачливым.

— Не удача, — сказала Невзгода. — Мы зачинаем, когда любовь очень сильна. Любовь Каменного Сердца была сильнее любой другой любви.

— Даже моей? — с перекошенным лицом спросил Утренний Туман. — Не забывай, что я — твой кровный родственник, а мой отец — нет.

— У него были невероятные чувства, — настаивала Невзгода. — Он едва не убил меня неистовством своей страсти. Если бы он остался…

Утренний Туман ударил ее кулаком в лицо.

— Я бы убил его, чтоб завладеть тобой, сука!

— О, теперь твоя любовь почти достигает его, — радостно пробормотала она.

Вениамин обернулся к ксесту:

— Так у вашего рода проблемы с излишком продовольствия?

— Нет. Скорее с его хронической нехваткой.

— Зачем же тогда вам эти пожиратели-тафисы?

— Вы должны усвоить наше понятие долга. Каждое существо обязано достичь благостного равновесия, возвращая виду ровно столько, сколько оно потребило, или даже больше. Если оно безрассудно делится, оно лишь увеличивает свой долг.

— Даже если деление непроизвольно? Когда, скажем, нога воспроизводит новое существо?

— Правильно. Такие случаи бедственны. Мы не вправе допускать беспорядочного размножения под каким бы то ни было предлогом. Поэтому — тафисы.

Вениамин затряс головой:

— Я пьян, и голова у меня плохо соображает. Почему-то мне кажется, что обжорство тафисов способно лишь усугубить вашу проблему.

— Не совсем так. Главное то, что осуществляется контроль за делением.

Вениамин вновь затряс головой:

— Надеюсь, что со временем все прояснится.

— Вспомните свое собственное положение, — вежливо обратился ксест. — Как вы его достигли? Вы, похоже, на пути к полному погашению долга.

Вениамин уставился в бокал. Большинство лампочек на стимуляторах показывали норму, но сам он был далеко не в идеальном состоянии.

— Воистину галактическая ситуация. Моя причастность к ней была определена моим братом Аврелием, родившим сына от миньонетки, о чем мы уже говорили. — Он приподнял голову. — Мы об этом говорили? Мой старческий мозг в тумане…

— Понятно, — дипломатично произнес ксест.

— Когда его сын Атон сблизился со своей матерью — наши летописи называют это комплексом Эдипа, в отличие от комплекса Электры, при котором дочь сближается со своим отцом, — его через некоторое время поймали и посадили в пожизненную тюрьму Хтона. Он сбежал оттуда и тогда же открыл пещерное существо Хтон — неорганический разум, испытывающий постоянное отвращение ко всему живому. Выяснилось, что это хтоническое существо замышляет уничтожить всю жизнь в галактике. Чтобы предотвратить его замысел, мы предприняли упреждающее нападение на Хтон, воспользовавшись нашей базой на поверхности планеты Хтона, называемой Идиллией. Прелестная символика: сверху — Рай, снизу — Ад, и оба согреваются одними и теми же яростными ветрами. Словно нет никакой разницы… но я сбился. О чем это я?

— Упреждающее нападение, — отозвался Утренний Туман.

— Благодарю, племянник. Я оказался, так сказать, на передовой. По крайней мере, я побывал на поверхности этой планеты, где имел наилучшую возможность добраться до моего племянника Атона и перетянуть его на нашу сторону. И поскольку правительство далекой Земли воспринимало эту угрозу не слишком серьезно, пришлось действовать самостоятельно. Я был уверен, что добьюсь успеха, и добился бы… но оказался вовлечен в смертельное единоборство с сумасшедшим доктором Бедокуром.

— Наверное, дело не только в нем! — возразил Утренний Туман. Он устал хлестать Невзгоду и теперь, ухватив ее за роскошные волосы, бил лицом о стенку. Она выглядела еще прекраснее, чем раньше, и, казалось, излучала из себя счастье. Опьяневший Вениамин был заворожен ее мазохизмом: никогда еще с такой красавицей не обращались при нем так жестоко?

— Конечно. Я не сознавал, что это важно. — Вениамин посмотрел на жестикулирующего места и увидел, что из оттаявшей коробки вылезают личинки. Он быстро перевел взгляд на обнаженную женщину и обратил внимание, что, когда голова у нее откидывалась назад, груди двигались вверх-вниз. Невзгода не оказывала ни малейшего сопротивления. — Мой племянник Атон, полуминьон, убил свою мать, а затем сблизился со своей невестой, дочерью Четвертого, по имени Кокена. Раковина Кокена. Прелестная девушка… прелестная. — Но перед глазами его была не девушка с Хвеи, а миньонетка Невзгода. — Однако Кокена заболела ознобом, и Атону пришлось перебраться с ней в пещеры Хтона, где контролируемая среда могла сохранить ей жизнь. — Он вновь умолк. — Должно быть, не только это. Во время первых эпидемий озноба пробовали обогреваемые камеры, но они не помогали. Я… погодите, на этот раз я сам! Я… я присутствовал, когда доктор Бедокур заключал с Атоном договор. «Я буду молиться вашему богу, — сказал Атон, — если она выживет». И они увезли Кокену.

Вениамин закрыл глаза.

— Я ничего не мог поделать. Но я видел, что мой племянник — человек неисчислимых возможностей и несокрушимой воли, который смог воспротивиться самой хтонической мощи, — я видел, что он сдался. Бедокур победил. Эта ужасная победа сделала меня его врагом, и я поклялся убить его. Но я не имел возможности добраться до него, а если бы и имел, все равно Атон и Когана оставались заложниками. И с того дня в § 403 до войны в § 426 меня пожирала ненависть к разрушителю великой Династии Пятых. Однако сведения поставлял мне не кто иной, как мой враг Бедокур, поскольку только он имел свободный доступ в Хтон. Я не выдавал его властям, ибо потерял бы в этом случае связь со своим племянником и его женой. Я узнал, что у Атона родилось двое сыновей — Ас и Арло. Первый умер в детстве, второму было около пятнадцати лет, когда настал Рагнарек и вся жизнь на планете и внутри нее была истреблена. Я бежал, в сущности, один. Если можно назвать это бегством.

Вениамин прервался, чтобы выпить еще.

— Все не так забавно, как я предполагал, — сказал он, отодвигая пустой бокал. — Я не могу опьянеть настолько, чтобы забыть то, что помню! Так вот, это случилось тридцать четыре года тому назад. Мне было тогда семьдесят четыре. Бедокуру лет на десять меньше. На границе нижних пещер произошла фантасмагорическая битва. Там были чудовища, совершенно неизвестные человеку. Каким-то образом я понял, что, если убью Бедокура, меня никто не тронет.

— И я убил его. Но, умирая, он ранил меня и заразил какой-то хтонической болезнью, вроде ботулизма, незнакомой нашей медицинской науке. Болезнь разрушила мою нервную систему и бог знает что еще. Взгляните на меня! У меня был самый лучший медицинский уход — и все-таки Хтон победил, мою жизнь могли продлевать лишь искусственно. Так себе удовольствие… и я рад со всем этим покончить.

— Прости мою назойливость, — сказал Утренний Туман, выворачивая Невзгоде руку в локте. Обычной женщине такое давление сломало бы сустав, но на нее не оказывало заметного воздействия. — Кажется, к этому можно кое-что добавить, и я намерен раскрыть все тайны. Когда ты упомянул о сыновьях Атона, в твоих словах послышался некий душевный надрыв. Я не так чувствителен, как моя жена, и тем не менее…

— Да, — согласилась миньонетка. — Он еще не выразил всю свою любовь. Она глубока и огромна, но, как огромное озеро в котловине, питается крохотным ручейком.

Вениамин с сочувствием рассмеялся:

— Под «любовью» ты имеешь в виду «ненависть». Именно так. Очаровательный образ — наполняемая ручейком котловина, — наводящий на мысль о древнем извержении вулкана. Пришла пора искренних исповедей. Так вот. Бедокур рассказал мне о двух сыновьях Атона. Первый, Ас, получил имя из скандинавской мифологии. Асы были богами… но это неважно. По словам безумного доктора Ас был очаровательным парнишкой. Видимо, Бедокур говорил правду, ибо он получал наслаждение, мучая меня, и знал, что истина — самое могучее оружие. Как я его ненавидел!

Он рассказал мне, как Ас — смышленый, дружелюбный мальчуган — еще грудным младенцем пленил все пещеры. Он стал, если можно так выразиться, любимцем Хтона. Ни одна тварь не причиняла ему вреда — даже демоническая саламандра, чей яд вызывает мгновенную смерть. До тех пор только Бедекер, благодаря своим связям с подземным разумом Хтона, избегал пещерные опасности. Не считая тех, кого он называл зомби — лишенных рассудка женщин. Я так и не понял их роли в общем замысле. Как бы там ни было. Бедокур оказался безумно ревнив — это не игра слов? — и задумал уничтожить ребенка. О да — он рассказал мне об этом, и я ему поверил. До сих порверю…

Он не мог прямо убить Аса, ибо мальчик был избранным орудием Хтона, предназначенным для того, чего не мог делать Бедокур. В отличие от Бедокура, Ас был совершенно здоров. Единственное здоровое разумное существо, способное общаться непосредственно с Хтоном, чтобы, обладая волей, исполнять волю пещерного разума. Бедокур полностью зависел от этого неорганического создания. Если бы он сам воспротивился Хтону, он был умер. Поэтому он замыслил следующее…

Не знаю, как ему удалось обмануть и Хтона, и родителей мальчика, но Бедокур убил Аса. Все решили, что это несчастный случай. Мне же он все рассказал, потому что должен был кому-нибудь похвастаться. Я один знал эту жуткую тайну, которую не знал никто, кроме Бедокура. У меня одного была причина для мести. Но я был слишком ограничен.

И тогда я замкнул его в глубинах пещер. Я использовал определенные связи и по всей галактике преградил ему ко всему доступ. Он не мог совершить ни одной покупки, не мог получить ни одной ссуды, не вызвав тут же тревогу и не попав под арест. Как следствие, его кодовый космокорабль стал ему бесполезен. В сущности, он был изгнан из космоса.

Вениамин улыбнулся, и миньонетка улыбнулась вместе с ним.

— Бедокур был, как он говорил, наполовину сумасшедшим, но его нормальная или, скажем так, человеческая часть тосковала по галактическому сообществу. Он привык путешествовать на Землю, чтобы послоняться там по планетной библиотеке или полюбоваться древними океанами. Он был образованным человеком, в своем роде ученым. Он разбирался в искусстве: вероятно, чтобы обрести такую способность, надо стать сумасшедшим! Я лишил его всего этого. Из пещер он мог выбираться только при моем содействии и только в указанное время и в указанном месте. Он должен был приносить мне красивые браслеты и кольца, изготовленные моим племянником, получая взамен подарки Атону и Кокене. Он стал моим посыльным, моим слугой! Так я отомстил за Аса, хотя никогда не знал мальчика лично.

— Прекрасно! — сказала Невзгода. — Такая любовь…

Миньон оторвался от своего занятия. Он пытался выдавить миньонетке глаза, но она сохраняла невозмутимость.

— Так вот, в самом деле, в чем смысл нашей встречи! А я-то полагал, что вы просто набирали умелый личный состав для военной кампании против неорганического разума…

— Да, да! — согласился Вениамин.

— Я стал командующим сил поддержки. Но вы вернулись, сообщили мне, что битва проиграна, и тут же удалились… поскольку начинался сверхозноб. Лишь ваше своевременное предупреждение спасло меня и мои войска: мы бежали от той волны…

— А теперь к ней возвращаемся, — просигналил ксест. — Я был кормчим вашего корабля и теперь тоже понимаю.

— Рагнарек, — повторил Утренний Туман. — Великий поединок между силами добра и зла, в котором добро проиграло, как и было предопределено.

— Однако для Хтона злом была жизнь, — просигналил ксест. — Возможно, по-своему он был прав. Жизнь он знал, в основном, через доктора Бедокура. Разве мы не объединены сейчас поисками смерти?

Вениамин смотрел на ксеста, чтобы разобрать знаки. Он зажмурился, а потом открыл глаза снова, на время протрезвев.

— Миньон? — прошептал он.

Утренний Туман замолчал, и Невзгода тоже посмотрела. Все трое были изумлены.

Личинки тафисов пробудились от спячки в холоде и теперь копошились вокруг ксеста, с трудом удерживавшего равновесие на палубе. На каждой его ноге гроздьями повисли блестящие белые тельца, а наждачные языки жадно скрежетали. Тафисы пожирали ноги ксеста.

— Вы просили сообщить вам время, — просигналил ксест культей. — На несколько секунд раньше, но некто не был способен…

— Ничего, — ответил Утренний Туман. — Нет нужды беспокоиться, моя жена согласилась мне напомнить. Тем не менее, благодарю вас, — его глаза были по-прежнему прикованы к ксесту. — Вам известно?..

— Некто пожирается, — сказал ксест. — После чего тафисы перейдут на вас. Однако…

— Вы ввозите тафисов за огромные деньги, чтобы они пожирали вас? — спросил Вениамин.

Теперь к нему обратилась миньонетка:

— Обычная смерть для этого существа невозможна. Если разрезать его пополам, обе части вновь породят целых существ, удвоив общественный долг. Если взорвать его, каждый кусочек, каждая клеточка возродится, увеличив долг в сотни и тысячи раз. Единственный способ покончить с возможным долгом — отдать себя на полное пожирание.

Утренний Туман затряс головой:

— Сука, откуда ты знаешь?

— Она… телепатка, как и некто, — с трудом просигналил ксест. — Воспринимает… боль разрушения… правильно понимает…

Вениамин обошелся на этот раз без бокала и поднес бутылку прямо ко рту. Он закашлялся, но сделал хороший глоток.

— Ты… убиваешь себя, — указал ксест. — Ты… начинаешь… понимать…

— Да, — согласился Вениамин. — Наконец-то я понял.

— Давай, любимая, — сказал миньон. — Самое время.

Он поцеловал ее.

Миньонетка скорчилась вдруг от боли.

— Нет! — крикнула она.

— Я пятьдесят восемь лет ждал минуты, когда буду любить тебя, — сказал Утренний Туман. — Сейчас, когда мы все умрем, какая тебе разница? — Он вновь поцеловал ее и провел ладонью по плечу и груди — не грубо, а нежно. — Само твое присутствие вызывает во мне трепет. Матушка моя, ты неописуема. Никогда не знал создания столь прелестного…

— Вызывает боль… — просигналил ксест. — Она… пощада!

— Позволь воистину овладеть тобой, — сказал миньон, ни на кого не обращая внимания. — Не с садизмом, но с предельной радостью и благодарностью. Я люблю тебя!

Миньонетка заорала. Она неистово извивалась, пытаясь вырваться из его объятий.

— Ксест, помоги! — кричала она, словно одержимая.

Тафисы добрались уже до шарообразного тела ксеста. Но он сумел сделать несколько знаков коротким обрубком последней ноги:

— Некто передает… тебе… агонию.

Миньонетка расслабилась.

— Какое блаженство ты послал! Теперь я смогу пережить…

Прожорливость тафисов, казалось, возрастала по мере уменьшения тела ксеста. Последняя культя исчезла, и шар его тела упал в пучину прожорливых личинок. Все же перед лицом неизбежной смерти ксест предпочел использовать для погашения всех возможных долгов привычный механизм.

Утренний Туман прижал к себе Невзгоду с такой страстью, которая при других обстоятельствах наверняка стала бы для нее убийственной. Но на лице миньонетки застыла блаженная улыбка: тафисы выедали внутренности места, и он умирал, передавая ей изысканную агонию.

— Никогда не ожидал увидеть ничего подобного! — сказал Вениамин. Его голова поворачивалась от одного события к другому. — Ровно через тридцать секунд… — Тут он схватился за грудь. — О-о… одна из моих безделушек, кажется, забарахлила…

Вениамин качнулся вперед, споткнулся о кишащее тафисами туловище места и упал. Он приземлился на отчаянно вывернутую руку, и хрупкая кость враз сломалась. Но это было еще не самое страшное. Тафисы нетерпеливо облепили и его. Они действовали столь возбуждающе, что Вениамин сумел обойтись без вышедшего из строя стимулятора. Он рванулся, но бежать уже не смог.

Старик пополз на трех конечностях, вяло отбиваясь висящей как плеть рукой от скрежещущих личинок. Он потерял шаткое равновесие и наткнулся на трепещущую миньонетку. Тафисы набросились на новую лакомую добычу…

— А-а-а-а-а! — застонала миньонетка в возобновившемся восторге. Тем временем предсмертные муки Вениамина соединились с агонией ксеста, а оргазм миньонетки умножился опустошающим аппетитом тафисов. Ее откинутая рука согнулась, притянув к груди лицо Вениамина с вытаращенными глазами. Тафисы, извиваясь, выпали из его выеденных глаз и приступили к уничтожению ее молочных желез. Наконец-то миньонетка обрела рай.

После чего настал сверхозноб. Мгновенного воздействия на металлические и керамические части корабля не было, но все живое или органического происхождения принялось разлагаться. Деревянная обшивка рухнула и рассыпалась в пыль, пластмассовое оборудование расплавилось.

Вся жизнь постепенно исчезала. Люди, ксест и тафисы превратились в общую кашу: их жидкости текли по палубе, газы выходили пузырями. Когда распались белки, делавшие жизнь возможной, над вязкой кучей вспыхнул тусклый огонь.

Оставалась скорлупка корабля, поистине мертвая, — какой была и вся галактика там, где прошла волна сверхозноба. Остатки галактики со скоростью света разделяли эту участь. Последствия вынужденного взаимодействия между фтором и кислородом сделали процесс неизбежным.

Хтон победил.