"Задверье" - читать интересную книгу автора (Гейман Нил)

Глава девятая

Джессика испытывала некоторый стресс. Она волновалась, нервничала, дергалась. Она ведь каталогизировала коллекцию, договорилась с Британским музеем о проведении выставки, организовала реставрацию «гвоздя программы», помогала развешивать и расставлять экспонаты и составила список приглашенных на потрясающую презентацию. Это к лучшему, что сейчас она ни с кем не встречается, говорила она друзьям. Даже имейся у нее сердечный друг, у нее все равно не было бы на него времени. Но, когда выдавалась свободная минутка, она все же думала: приятно было бы иметь кого-то, с кем можно ходить по выходным в галереи. Кого-то для…

Нет, в это место она мысленно не пойдет. Пытаться ухватить это ощущение все равно что ловить шарик ртути руками, а потому она сосредоточилась на Великом Событии. Даже сейчас, в последнюю минуту, слишком многое могло сорваться. Сколько лошадей калечилось в свалке перед решающей битвой! Сколько излишне самоуверенных генералов видели, как уже упавшая им в руки победа оборачивается поражением в завершающие мгновения! Джессика была твердо намерена ничего подобного не допустить.

Облаченная в простое, но элегантное платье зеленого шелка, она, как заправский генерал, производила смотр своим войскам и стоически делала вид, что мистер Стоктон вовсе не опаздывает на полчаса.

Ее войска состояли из старшего официанта, десятка младших официантов, трех женщин, присланных компанией, поставившей фуршет, струнного квартета и ее собственного ассистента, молодого человека по имени Кларенс. Джессика была убеждена, что Кларенс получил это место только потому, что а) был откровенно геем и б) столь же откровенно черным. И это служило для нее источником постоянного раздражения, поскольку он был самым расторопным, компетентным и вообще самым лучшим ассистентом, который у нее был до сего дня.

Она проинспектировала стол с напитками.

– Шампанского нам хватит? Да?

Старший официант указал на ящик с шампанским под столом.

– А как с газированной минеральной водой?

Еще один кивок. Еще один ящик. Джессика поджала губы.

– А как насчет негазированной воды? Пузырьки, знаете ли, не всем по вкусу.

Негазированной минеральной воды у них в достатке. Хорошо.

Струнный квартет разогревался, но играл недостаточно громко, чтобы заглушить доносящийся из-за дверей шум. Это был гомон небольшой, но преуспевающей толпы: пересуды дам в норковых шубах и мужчин, которые, если бы не таблички «не курить» по стенам – и, возможно, советы их домашних докторов, – курили бы сигары; ворчание журналистов и знаменитостей, почуявших запах канапе, волованов, всевозможных деликатесов и дармового шампанского.

Кларенс говорил с кем-то по сотовому телефону, который был истинным шедевром складной плоскости в инженерном искусстве и по сравнению с которым переговорные устройства в «Стар Треке» казались массивными и старомодными. Выключив телефон, он задвинул антеннку и убрал сотовый в карман костюма от «Армани», где тот даже не примял складки. Потом успокаивающе улыбнулся.

– Звонил из машины шофер мистера Стоктона, Джессика. Они все еще на несколько минут запаздывают. Волноваться не о чем.

– Волноваться не о чем, – эхом откликнулась Джессика. Обречено. Обречено. Все обернется катастрофой. Не чьей-нибудь, а ее, лично ее катастрофой. Взяв со стола бокал с шампанским, она осушила его одним глотком, а пустую посуду протянула официанту при столике с напитками.

Склонив голову набок, Кларенс вслушивался в волнами накатывающее из-за закрытых дверей бормотание. Толпа желала войти. Он поглядел на часы, потом с вопросом на Джессику – точь-в-точь капитан, вопрошающий своего генерала: «Так, значит, в Долину Смерти, mon general[15]

– Мистер Стоктон в пути, Кларенс, – спокойно сказала она. – Он просил о личном просмотре до начала гала-презентации.

– Мне выйти посмотреть, как там обстоят дела?

– Нет, – решительно ответила Джессика. А потом так же решительно: – Да.

Покончив с закусками и напитками, Джессика перешла к струнному квартету и спросила музыкантов – в третий раз за последние полчаса, – что именно они намерены играть.

Кларенс приоткрыл двойные двери. Положение серьезнее, чем он думал: в передней столпилось больше сотни гостей. И это были не просто люди, а Люди с Большой Буквы. Кое-кто среди них даже Личности.

– Прошу прощения, – сказал председатель Совета по искусствам Великобритании. – В приглашении сказано «в восемь часов ровно». Уже двадцать минут девятого.

– Еще несколько минут, – без запинки заверил его Кларенс. – Служба безопасности, понимаете ли.

На него надвинулась женщина в огромной шляпе. Голос у нее был зычный, нахрапистый и свидетельствовал о многолетней парламентской практике.

– Молодой человек, вам известно, кто я? – вопросила она.

– Правду сказать, нет, – солгал Кларенс, который в точности знал, кто есть кто относительно каждого из присутствующих. – Подождите секундочку, я посмотрю, нет ли тут кого-то, кто знает.

Он захлопнул дверь у нее перед носом.

– Джессика? Назревает бунт.

– Не преувеличивай, Кларенс.

Джессика закружила по комнате, точно шелковое зеленое торнадо, расставляя по углам и в стратегических местах зала официантов и подавальщиц с подносами канапе и напитков, проверяя, как работает микрофон, чисто ли на сцене, за кулисами, функционирует ли ворот поднятия занавеса.

– Я так и вижу заголовки, – сказал, разворачивая воображаемую газету, Кларенс. – «Толстосумы задавили любимца рынка в столпотворении за канапе в музее».

Кто-то начал стучать в дверь. Шум в передней прибавил децибелов. Кто-то очень громко повторял: «Прошу прощения. Прошу прощения». Еще кто-то сообщал всему миру, что это позор, просто позор, иного слова и не подберешь.

– Административное решение, – сказал вдруг Кларенс. – Я их впущу.

– Нет! Только по… – закричала Джессика.

Но было уже поздно. Двери распахнулись, и орда хлынула в зал. Выражение на лице Джессики преобразовалось из ужаса в радость и восхищение. Вибрируя от счастья, она поплыла навстречу гостям.

– Баронесса, – произнесла она с обворожительной улыбкой, – даже не могу выразить, как мы счастливы, что вы смогли прийти сегодня вечером на нашу скромную выставку. Мистера Стоктона, к несчастью, задержали непредвиденные обстоятельства, но вскоре он будет здесь. Прошу вас, отведайте канапе…

Из-за укутанного норкой плеча баронессы весело подмигивал Кларенс. Джессика мысленно перебрала все известные ей грязные эпитеты. Как только баронесса направилась к волованам, Джессика подошла к Кларенсу и шепотом, не переставая улыбаться, обозвала его парой-тройкой самых отборных.


Ричард застыл. Прямо на них, поводя из стороны в сторону лучом фонаря, шел охранник. Он оглянулся в поисках места, где бы спрятаться.

Слишком поздно. Из-за статуи давно покойной греческой богини выходил, также поводя фонарем, второй охранник.

– Все в порядке? – спросил у него первый.

Второй охранник выступил из темноты и оказался женщиной в униформе. Остановившись возле Ричарда и д'Вери, она сказала:

– Пожалуй, да. Мне уже пришлось помешать парочке пьянчуг в смокингах вырезать свои инициалы на Розеттском камне[16]. Ненавижу эти приемы.

Первый охранник посветил фонарем прямо в глаза Ричарду, потом луч скользнул вниз, пошарил в тенях за экспонатами.

– Попомни мои слова, – изрек он с упоением истинного пророка, – это раз за разом повторяется «Маска Красной Смерти»[17]. Элита устраивает декадентские вечеринки, пока цивилизация рушится на глазах.

Поковыряв в носу, он вытер палец о кожаную подметку до блеска начищенного черного ботинка.

– Спасибо за утешение, Джеральд, – вздохнула охранница. – Ладно, пойду с обходом дальше.

Из зала охранники вышли вместе.

– После прошлой такой гулянки кто-то наблевал в саркофаг, – сказал Джеральд, после чего двери закрылись, отрезая ответ его коллеги.

– Если ты часть Под-Лондона, – светским тоном сказала Ричарду д'Верь, когда они бок о бок шли в соседний зал, – твоего существования, как правило, никто не замечает, пока не схватишь человека за рукав и не заговоришь с ним. Но и тогда он довольно быстро тебя забудет.

– Но я-то тебя увидел, – возразил Ричард. Эта мысль уже довольно долго не давала ему покоя.

– Знаю, – кивнула д'Верь. – То-то и странно.

– Все странно, – с чувством сказал Ричард. Струнная музыка становилась все громче. Приступы паники здесь, в Над-Лондоне, проявлялись сильнее, поскольку приходилось примирять две непримиримые вселенные. Хотя бы в Подмирье он мог просто двигаться, как во сне, ставить одну ногу впереди другой, совершенно выбросив из головы все мысли.

– «Ангелус» вон за той дверью, – объявила вдруг д'Верь, указывая в ту сторону, откуда лилась музыка.

– Откуда ты знаешь?

– Знаю, – с полнейшей уверенностью ответила она. – Пойдем.

Они вышли из темноты в освещенный коридор. Поперек коридора висел громадный транспарант, гласивший:

АНГЕЛЫ НАД АНГЛИЕЙ

ВЫСТАВКА В БРИТАНСКОМ МУЗЕЕ

СПОНСИРОВАНА «СТОКТОН ИНДАСТРИЗ»

Миновав коридор, они прошли через открытую дверь в зал, где полным ходом шла вечеринка.


Струнный квартет играл, официанты бесперебойно снабжали шикарно одетых собравшихся закусками и напитками. В дальнем конце зала возвышался небольшой подиум, а рядом с ним нечто, скрытое за огромным – от потолка до пола – занавесом.

Зал был до отказа забит ангелами.

Статуи ангелов стояли на крохотных постаментах. По стенам на уровне глаз висели картины с ангелами, а над ними – фрески с ангелами. Тут были ангелы крохотные и ангелы огромные, ангелы чопорные и дружелюбные, ангелы с крыльями и нимбами, и ангелы, не имеющие ни того, ни другого, ангелы воинственные и ангелы мирные. Тут были современные ангелы и классические ангелы. Сотни, тысячи ангелов всех форм и размером. Западные ангелы, ближневосточные ангелы, дальневосточные ангелы. Ангелы Микеланд-жело. Ангелы Джоэля Питера Уиткина[18], ангелы Пикассо, ангелы Уорхолла. Коллекция ангелов мистера Стоктона, как написала «Тайм-аут», отличалась «неразборчивостью, граничащей с низкопробностью, но, безусловно, производила впечатление своим эклектизмом».

– Как по-твоему, – спросил Ричард, – ты сочтешь меня брюзгой, если я скажу, что пытаться здесь найти что-нибудь, на чем нарисован ангел, все равно что искать иголку в стоге сена… о Господи, это Джессика!

Ричард почувствовал, как кровь отлила у него от лица. До сего момента он считал это просто фигурой речи, даже не верил, что такое действительно может с кем-то случиться.

– Кто-то знакомый? – спросила д'Верь. Ричард кивнул.

– Она была моей… Ну… Мы собирались пожениться. Были вместе уже несколько лет. Она была со мной, когда я тебя нашел. Это она… Это она оставила сообщение. Это ее голос был на автоответчике.

Джессика занимала разговором Эндрю Ллойда Веббера, Джанет Стрит-Портер и джентльмена в очках, в котором она не без основания предполагала Саатчи[19]. Каждые несколько минут она поглядывала на часы и бросала взгляды на входную дверь.

– Вот эта? – переспросила, вспоминая, д'Верь. Потом, очевидно, чувствуя, что ей следует сказать что-нибудь доброе о женщине, которая Ричарду небезразлична, пробормотала: – Э… она очень… – и помешкала, размышляя, – чистая.

Ричард смотрел в дальний конец зала.

– Она… Она расстроится, что мы здесь?

– Сомневаюсь, – ответила д'Верь. – По правде сказать, пока ты сам не сделаешь какой-нибудь глупости, скажем, не заговоришь с ней, она скорее всего тебя даже не заметит. – И вдруг с много большим энтузиазмом воскликнула: – Еда!

На канапе она набросилась как маленькая, с запачканным сажей носом, с всклокоченными волосами, одетая в огромную коричневую кожаную куртку девочка, которая целую вечность не ела по-настоящему. Мелкие закуски в огромных количествах тут же запихивались в рот, смачивались слюной и проглатывались, а более солидные сандвичи тем временем заворачивались в бумажные салфетки и убирались в карманы. Потом с бумажной тарелкой, на которой громоздились куриные ножки, кусочки дыни, волованы с грибами, корзиночки с икрой и маленькие говяжьи сосиски, она пошла в обход зала, внимательно вглядываясь в каждый ангелический артефакт. Ричард побрел следом, запивая свежевыжатым апельсиновым соком сандвич с сыром бри и фенхелем.


Джессика была глубоко озадачена. Она заметила Ричарда, а заметив его, заметила и д'Верь. Было в этой паре что-то знакомое: что-то свербело у нее в голове, но никак не давалось и потому бесконечно раздражало.

Это напомнило Джессике рассказ матери о том, как та однажды встретила женщину, которую знала всю свою жизнь: училась в одной школе, сидела на собраниях приходского совета, устраивала лотерею на приходских праздниках – и как на одной вечеринке мать вдруг сообразила, что у нее вылетело из головы, как ее зовут, хотя она прекрасно знает, что ее мужа зовут Эрик и занимается он издательским делом, что у них есть собака, золотистый ретривер по кличке Майор. Даже рассказывая про этот случай, мать Джессики продолжала на себя сердиться.

Джессику же это сейчас доводило до помешательства.

– Что это за люди? – спросила она у Кларенса.

– Эти? Ну, он – новый редактор «Вог», она – корреспондент «Нью-Йорк таймс». Между ними, кажется, Кейт Мосс…

– Нет, не они. Вон там, вон те.

Кларенс посмотрел туда, куда она указывала. Гм? Ах эти. Непонятно, и почему он не заметил их раньше. Старость, наверное. Скоро ему стукнет двадцать три.

– Журналисты? – без особой уверенности предположил он. – Выглядят довольно стильно. Гранж-шик? Ну конечно! Я точно знаю, что приглашал кого-то из «Фейс»[20]

– А ведь я его знаю, – раздраженно сказала Джессика. Но тут позвонил из Холборна шофер мистера Стоктона сказать, что они почти подъехали к Британскому музею, и Ричард выскользнул у нее из головы, как шарики ртути, убегающие меж пальцев.

– Нашла что-нибудь? – спросил у д'Вери Ричард. Д'Верь покачала головой и проглотила наспех прожеванный кусок куриной ножки.

– Это как играть в «Найди голубя» на Трафальгарской площади, – сказала она. – Тут нет ничего, что, по ощущению, можно было бы назвать «Ангелусом». В свитке говорилось, что я его сразу узнаю, как только увижу.

Она пошла дальше, протолкавшись между Промышленным Магнатом, Заместителем Главы Оппозиции и Самой Высокооплачиваемой Девушкой по Вызову в Южной Англии.

Повернувшись, Ричард нос к носу столкнулся с Джессикой. Волосы у нее были уложены в высокую прическу, выбиваясь из которой завитые каштановые пряди великолепно оттеняли изящное лицо. Она была очень красива. И она ему улыбалась. Вот это его и сгубило.

– Привет, Джессика. Как поживаешь?

– Привет. Не могу в это поверить, но мой ассистент – такая растяпа и не записал, из какой вы газеты, мистер… э-э-э…

– Из какой газеты? – повторил Ричард.

– Неужели я сказала «газета»? – Джессика залилась нежным, переливчатым и немного смущенным смехом, будто смеялась сама над собой. – Из журнала… с телестанции. Вы ведь пресса?

– Ты очень хорошо выглядишь, Джессика, – сказал Ричард.

– Нечестно так пользоваться своим преимуществом, – шаловливо проговорила она.

– Ты Джессика Бартрэм. Ты руководишь отделом маркетинга в холдинге Стоктона. Тебе двадцать шесть лет. Ты родилась двадцать шестого апреля, и в порыве страсти ты обычно напеваешь без слов песню «Монкиз» «Я уверовал»…

Улыбка сползла с лица Джессики.

– Это какая-то шутка? – холодно спросила она.

– Ах да, и последние полтора года мы были помолвлены, – добавил Ричард.

Джессика нервно улыбнулась. Наверное, это действительно какая-то шутка такого рода, когда все как будто улавливают, в чем соль, и только она одна ничегошеньки не понимает.

– Полагаю, что знала бы, будь я помолвлена с кем-то полтора года, мистер… э-э-э…

– Мейхью, – услужливо подсказал Ричард. – Ричард Мейхью. Ты меня бросила, я больше не существую.

Джессика оживленно замахала – ни к кому, собственно, не обращаясь, но этот «никто» явно стоял в другом конце зала.

– Сейчас иду! – отчаянно выкрикнула она и начала отступать.

– «Я уверовал…», – весело пропел Ричард. – «Не мог бы оставить ее, даже если бы попытался…»

Схватив с проносимого мимо подноса бокал шампанского, Джессика осушила его залпом. В дальнем конце зала как раз возник шофер мистера Стоктона, а где был шофер мистера Стоктона…

Она направилась к дверям.

– И кто же это был? – спросил пробиравшийся параллельным курсом Кларенс.

– Кто?

– Твой загадочный мужчина?

– Не знаю, – призналась она и после минутного раздумья добавила: – Слушай, может быть, стоит вызвать охрану?

– О'кей. Почему?

– Просто… Просто вызови мне охрану.

Но тут в зал вступил мистер Арнольд Стоктон, и все остальное вылетело у нее из головы.


Все в нем было больших габаритов, и все в нем кричало «Деньги!» – этакая хогартовская[21] карикатура на человека, чудовищного в талии, многоподбородчатого и толстопузого. Ему было за шестьдесят, седые с серебром волосы сзади были слишком длинные, потому что от таких слишком длинных волос людям не по себе, а мистер Стоктон любил, чтобы окружающим было не по себе. В сравнении с Арнольдом Стоктоном Руперт Мердох представлялся игроком средней руки, а покойный Роберт Максвелл – никчемной развалиной. Арнольд Стоктон же был сродни питбулю, каковым, впрочем, его часто изображали карикатуристы. Стоктон владел всем понемногу: спутниками, газетами, компаниями звукозаписи, парками развлечений, издательствами, журналами, комиксами, телестанциями, киностудиями.

– Сейчас я произнесу речь, – сказал он Джессике вместо «здравствуйте». – А после свалю. Вернусь как-нибудь в другой раз, когда тут не будут толочься всякие чванливые индюки.

– Хорошо, – отозвалась Джессика. – Да. Сейчас речь. Разумеется.

И повела его на маленькую сцену, а оттуда на подиум. Потом постучала ногтем по бокалу, призывая всех к молчанию. Никто ее не услышал, поэтому она сказала «прошу прощения» в микрофон. На сей раз разговоры стихли.

– Дамы и господа. Почтенные гости, я рада приветствовать всех вас в Британском музее и на спонсированной Стоктон-холдингом выставке «Ангелы над Англией». Также я рада представить вам человека, который стоит за всем этим, главу нашей корпорации и председателя ее совета директоров, мистера Арнольда Стоктона.

Гости зааплодировали, нисколько не сомневаясь, кто собрал коллекцию ангелов и, если уж на то пошло, оплатил их шампанское.

Мистер Стоктон прочистил горло.

– Ладно, – сказал он. – Много времени это не займет. Когда я был маленьким, то по воскресеньям ходил в Британский музей, потому что вход сюда был бесплатный, а денег у нас тогда было мало. Но я поднимался по широким ступеням ко входу и окольным путем через дальние залы приходил вот в этот зал посмотреть на вот этого ангела. Казалось, он читал мои мысли.

Как раз в этот момент вернулся с несколькими охранниками Кларенс. Он указал на Ричарда, который остановился послушать речь мистера Стоктона. Д'верь все еще изучала экспонаты.

– Нет, вон тот, – все повторял охранникам вполголоса Кларенс. – Нет, посмотрите вон туда. Видите? Да, он.

– Так вот, едем дальше. Как и все, о чем не заботятся, этот ангел обветшал, развалился на куски под давлением и тяготами нового времени. Просто сгнил. Испортился. Потребовалась хренова куча денег. – Он помедлил, давая произвести впечатление своим словам: если он, Арнольд Стоктон, считает, что это была хренова куча, то именно хреновой кучей, и ничем другим, это и было. – И десяток реставраторов потратили немало времени, чтобы его отчистить и починить. Отсюда эта выставка отправится в Америку, а оттуда вокруг света, тем самым, быть может, вдохновит еще какого-нибудь постреленка без гроша за душой на создание собственной империи в сфере коммуникаций.

Оглядев собравшихся, он повернулся к Джессике и пробормотал:

– Что мне делать теперь?

Она указала ему на шнур сбоку занавеса.

Мистер Стоктон потянул за шнур. Вздувшись парусом, занавес раздвинулся, открывая спрятанную за ним деревянную дверь.

И снова в углу Кларенса возникла некоторая суматоха.

– Да нет же. Вон тот, – сказал Кларенс. – Господи помилуй! Вы что, ослепли?

Дверь выглядела так, словно некогда висела в портале собора, была высотой в два человеческих роста и достаточно широкой, чтобы в нее мог войти пони. На деревянной филенке был вырезан, а затем раскрашен красным и белым с позолотой удивительный ангел, смотревший на мир пустыми средневековыми глазами. Публика воодушевленно ахнула и разразилась аплодисментами.

– «Ангелус»! – Д'Верь возбужденно дернула Ричарда за рукав. – Это он! Скорей, Ричард!

Она бегом бросилась к сцене.

– Прошу прощения, сэр, – обратился к Ричарду охранник.

– Не могли бы вы предъявить ваше приглашение? – попросил другой, незаметно, но крепко беря Ричарда за локоть. – У вас при себе есть какие-нибудь документы, удостоверяющие вашу личность?

– Нет, – честно ответил Ричард.

Д'Верь была уже на сцене. Ричард попытался вырваться и последовать за ней, надеясь, что охранники о нем забудут. Но нет. Теперь, когда кто-то насильно привлек к нему их внимание, они собирались обращаться с ним, как с любым другим потрепанным и немытым «зайцем» с двухдневной щетиной. Схвативший его охранник только крепче сжал руку на его локте и пробормотал:

– Не рыпайся.

На сцене д'Верь помедлила, размышляя, как бы заставить охранников отпустить Ричарда. А потом сделала единственное, что пришло ей в голову: подошла к микрофону, стала на цыпочки и изо всех сил, во все горло закричала в систему массового оповещения. Удивительный это вышел крик: он и без какой-либо механической помощи ввинтился бы в головы, как сверло новенькой электродрели, а многократно усиленный… Он был просто чудовищным.

Официантка уронила поднос с напитками. Все повернули головы, зажали руками уши. Разговоры смолкли. Люди воззрились на сцену в недоумении и ужасе.

А Ричард этим воспользовался.

– Извините, – сказал он пораженному охраннику, вырывая руку перед тем, как юркнуть к сцене. – Ошибся Лондоном.

Добежав до сцены, он схватил протянутую левую руку д'Вери. Ее правая рука коснулась «Ангелуса», гигантской двери собора. Коснулась… и открыла ее!

На сей раз напитка никто не уронил. Собравшиеся застыли, не веря своим глазам, совершенно ошарашенные – и на мгновение ослепленные. «Ангелус» открылся, и хлынувший из двери свет затопил весь зал ярчайшим сиянием. Собравшиеся зажмурились, но после заминки открыли глаза и все равно им не поверили. Казалось, в зале расцвели десятки фейерверков. Не какие-нибудь бенгальские огни, не трещащие и воняющие шутихи и даже не ракеты, какие запускают на заднем дворе, нет, это был самый настоящий салют, ракеты, которые расцветают в небе гроздьями и которые выстреливают так высоко, что могут послужить потенциальной угрозой авиаперевозкам. Таким фейерверком заканчивается день в Диснейленде. Такие фейерверки чинят несказанную головную боль пожарным на концертах «Пинк-Флойд». Это было мгновение чистейшей магии.

Собравшиеся смотрели, пораженные и зачарованные. Единственным слышимым звуком был мягкий, с придыханием стон изумления, какой издают люди, смотрящие фейерверк, – шелест благоговения. А потом в сияние вошли грязный молодой человек и юная девушка с перепачканным сажей лицом, в кожаной куртке. И исчезли. Дверь за ними закрылась. Световое шоу закончилось.

И все снова разом вернулось к нормальности. Гости, охрана и официанты моргнули, встряхнули головами и, столкнувшись с чем-то, лежащим за пределами их разумения, каким-то образом, не обменявшись ни единым словом, решили, что ровным счетом ничего не произошло. Вновь заиграл струнный квартет.

Мистер Стоктон удалился, по пути отрывисто кивая многочисленным знакомым. Джессика подошла к Кларенсу.

– Что тут делают эти охранники? – вполголоса спросила она.

Означенные охранники топтались среди гостей, озираясь по сторонам, словно сами не понимали, как тут оказались. Кларенс начал объяснять, зачем, собственно, они тут, но вдруг сообразил, что не имеет ни малейшего представления.

– Я с этим разберусь, – деловито пообещал он. Джессика кивнула. Окинув критическим взором свой прием, она снизошла до улыбки. Все шло в общем и целом неплохо.


Ричард и д'Верь ступили в свет. Но внезапно вокруг снова стало темно и холодно, Ричард сморгнул оставшиеся после света огненные круги, которые его почти ослепили: призрачные оранжево-зеленые разводы понемногу пропали, когда его глаза медленно свыклись с темнотой.

Они стояли в огромном, высеченном в скале зале. Его невидимый свод поддерживали чугунные колонны, черные и ржавые, которые уходили в темноту, возможно, на несколько миль. Откуда-то доносился мягкий плеск воды: там, наверное, бил фонтан или источник. Д'Верь все еще крепко держала его за руку.

В отдалении мигнул и вспыхнул крохотный язычок пламени. За ним второй. И третий. Да ведь тут целый сонм свечей, догадался Ричард. И между вспыхивающими свечами к ним приближалась высокая фигура в простом белом одеянии.

Фигура двигалась как будто медленно, но на самом деле шла, наверное, очень быстро, так как несколько секунд спустя уже стояла перед ними. У незнакомца были золотые волосы и бледное лицо. Ростом он был немногим выше Ричарда, но рядом с ним Ричард почему-то почувствовал себя малым ребенком. Это был не мужчина. Это не была женщина. Это создание было прекрасно. Его голос звучал нежно и мягко.

– Леди д'Верь, насколько я понимаю?

– Да, – кивнула девушка.

Ответом ей стала ласковая улыбка. Создание склонило голову почти смиренно.

– Большая честь наконец познакомиться с тобой и твоим спутником. Я ангел Ислингтон.

Глаза у ангела были большие и ясные, а одежды вовсе не белые, как поначалу почудилось Ричарду; нет, они, казалось, сотканы из самого света.

Ричард не верил в ангелов. Никогда не верил в ангелов. И будь он проклят, если сейчас поверит. Тем не менее гораздо проще не верить во что-то, когда оно не смотрит тебе в глаза и не произносит твое имя.

– Ричард Мейхью, – сказало создание света. – И тебе добро пожаловать в мои чертоги.

Ангел отвернулся.

– Прошу вас, следуйте за мной.

Ричард и д'Верь пошли за ангелом. Свечи гасли сами собой, когда они проходили мимо.


Маркиз де Карабас шагал по пустой больнице, под его черными с квадратными носами байкерскими ботинками скрипели битое стекло и старые шприцы. Он миновал двойные двери, ведущие к задней лестнице, и спустился по ступеням.

Он прошел по туннелям под зданием, брезгливо обходя горы плесневеющего мусора. Он прошел мимо душевых кабинок и туалетов, вниз по старой железной лестнице, через страшное топкое место. А потом потянул на себя полусгнившую деревянную дверь и ступил внутрь. Оглядев комнату, в которой оказался, он с полнейшим пренебрежением порассматривал недоеденного котенка и кучку бритвенных лезвий. Потом, смахнув со стула мусор, сел, устроившись удобно, почти с роскошью в подвальной темноте, и закрыл глаза.

Со временем дверь в подвал открылась, внутрь кто-то вошел.

Открыв глаза, маркиз де Карабас зевнул и одарил господ Крупа и Вандермара широкой белозубой улыбкой.

– Здравствуйте, мальчики, – сказал де Карабас. – Я подумал, мне давно пора спуститься сюда и поговорить с вами лично.