"Магия цвета ртути" - читать интересную книгу автора (Николс Стэн)

14

Естественно, ее слова были встречены отчаянными рыданиями. Однако предаваться скорби времени не было, следовало поскорее уносить отсюда ноги. Если у них и был шанс убраться, то сделать это следовало незамедлительно.

Таналвах Лан пробыла в доме Мхабы ровно столько, сколько потребовалось, чтобы собрать одежду для детей да немного еды. Теперь она несла Тега на руках, а Лиррин шла рядом. Глаза детей были красны, но они больше не плакали, молча переживая свое горе.

С каждым часом риск возрастал, а скоро обещал стать еще значительнее, ибо Таналвах не видела другого пути к бегству, кроме как через порт, а рядом с портом находился бордель, где остались два трупа.

По причине возросшей напряженности между Ринтарахом и Гэт Тампуром и роста внутреннего сопротивления, существование какового государством официально не признавалось, людей в мундирах на улицах Джеселлама было больше, чем обычно, что, естественно, усугубляло угрозу для беглянки и ребятишек. По дороге им встретилось множество ополченцев из народной милиции, паладинов, полицейских и прочих служителей закона. Каждый раз, когда ей удавалось благополучно пройти мимо одного из них, Таналвах воспринимала это как маленькое чудо.

Дети все глубже погружались в уныние. Лишь один раз у них появилась возможность чуть-чуть отвлечься, и настроение их несколько поднялось. Двигаясь кружным путем — на тот случай, чтобы сбить со следа возможных преследователей, — они забрели в предместье богатого квартала, где среди красивых домов и аккуратно подстриженных деревьев за играющими детьми присматривали два фантома. А данном случае они исполняли двойную роль: и нянек, и живых игрушек. Один фантом представлял собой обезьяну ростом с человека и с ярко-розовым мехом. Играя на флейте и гримасничая, он кружился в забавном неуклюжем танце. Другой фантом имел образ медведя, но в отличие от обезьяны, чья шкура все время оставалась розовой, цвет медвежьего меха менялся с оранжевого на пурпурный, а потом на зеленый. Медведь, стоя на задних лапах, приплясывал под флейту обезьяны, и колокольчик на его шее звенел в такт пляске.

Дети засмотрелись на это диво, но Таналвах пришлось поторопить их — задерживаться было нельзя. Тег и Лиррин снова погрустнели.

Вскоре они снова оказались в бедном районе, среди убогих домов и унылых людей. Дорогой магией здесь и не пахло, однако кое-что из подобных удовольствий было доступно и беднякам. Длинная очередь змеилась к фургону благотворительной службы, с которого раздавали нехитрые магические артефакты, способные развеять однообразное существование обездоленных людей: так, с их помощью можно было услышать пение птиц или звонкий детский смех, насладиться музыкой или любоваться каким-нибудь возвышающим душу видением. Одиноким, больным старикам и старухам, чтобы скрасить вечернее одиночество, порой доставались фантомы близких или знакомых.

Таналвах потащила детей дальше, и спустя десять минут они обогнули квартал, где находился бордель. Никаких признаков тревоги пока не наблюдалось, однако беглянка не теряла бдительности, зная, что служители закона могут действовать скрытно.

Женщину ждало трудное дело, и сделать его она могла только одна. Тега и Лиррин следовало где-то оставить. Поскольку мать постаралась оградить детей от грубой реальности своей профессии, Таналвах надеялась, что задуманное ею не обернется для них новым потрясением.

— Мы идем к маме? — спросил, похоже, так ничего и не понявший Тег.

— Нет, малыш.

Они вышли к самым докам, на узкую, петлявшую между хибарами улочку, которая пользовалась недоброй славой. Здесь промышляли самые настоящие уличные шлюхи — впрочем, с официальной точки зрения, таковых не существовало.

Место было опасным вдвойне: с одной стороны, сюда часто наведывались полиция и ополченцы, с другой — здешние клиенты не отличались законопослушным поведением, среди них встречались и грабители, и убийцы. Местные проститутки, каждое мгновение готовые забиться в какую-нибудь щель, поглядывали на медленно проходившую мимо них Таналвах с недоумением. Как женщина могла отважиться притащить в такую клоаку детей?

Благодаря удаче или «провидению» — так Таналвах называла это — найти ту, кого она искала, беглянке удалось почти сразу. Правда, узнала она ее не с первого взгляда, хотя видела всего несколько месяцев назад. Женщина постарела, казалась изможденной и была болезненно бледна.

— Фрейал! — окликнула ее Таналвах, подойдя поближе.

— Таналвах? Тебя как сюда занесло?

— Как поживаешь, Фрейал?

— А... нормально. Сама понимаешь. Ее запавшие глаза уставились на детей.

— Но ведь ты, насколько я понимаю, пришла не для того, чтобы узнать о моем самочувствии.

— Ты права. Мне... нам нужна помощь. Она нервно оглядела улочку: другие проститутки начинали проявлять к ней интерес.

— Можем мы поговорить не на виду у всех?

— Ладно, пойдем в мой «будуар».

Она отступила в находившийся за ее спиной дверной проем, и Таналвах двинулась за ней. На близком расстоянии, несмотря на скудное освещение, морщины на лице Фрейал оказались еще глубже. Когда она работала в публичном доме, ее щеки и шея отличались гладкостью. Увы, женщина допустила непростительную оплошность, и ее не только выгнали с работы, но и запретили остальным даже упоминать ее имя.

— Что за малыши?

— Это Тег. — Таналвах приподняла мальчика, который покраснел, смущенно замигал глазами и сунул палец в рот. — А это Лиррин. — Девочка серьезно сдвинула брови и слегка настороженно кивнула.

Фрейал улыбнулась, не слишком широко, но с искренней теплотой.

— Можешь ты приглядеть за детьми? Совсем недолго.

Женщина откинула со лба прядь сальных волос и с сомнением пробормотала:

— Я, право же, не знаю...

— Это ради одной из наших. Пожалуйста! Мне больше не к кому обратиться.

— Но я не уверена, что...

— Всего пару часов. Я дам тебе столько, сколько ты можешь выручить за это время. И, — она посмотрела на длинный ряд подпиравших стены женщин, — больше, чем ты заработала бы на самом деле.

— А в чем дело? Во что ты вляпалась?

— Этого я сейчас объяснить не могу. Да тебе лучше ничего и не знать. Но поверь, присмотрев за ними, ты совершишь благой поступок. На. — Она протянула Фрейал несколько монет. — Остальное получишь, когда я вернусь.

— Ну... так и быть. Но не больше чем два часа.

— Хорошо. И еще... — Она поставила Тега на тротуар, и Лиррин тут же взяла братишку за руку. — Мне надо перемолвиться с тетей Фрейал парой словечек, ладно?

Отведя подругу в сторону, Таналвах шепнула:

— Если в указанное время я не вернусь, отведи детишек в приют на улицу Старания и оставь у входа.

— Вижу, влипла ты основательно.

— Ничего страшного. Я вернусь. Это так... на всякий случай.

Прозвучало это фальшиво, но придумывать что-то более правдоподобное не было времени.

— Я знаю, это немалая услуга, но мне нужен кто-то, на кого можно положиться, — добавила Таналвах.

— И если этим кем-то оказалась я, стало быть, дела у тебя из рук вон как плохи. Ладно, Таналвах, ты в свое время не раз меня выручала, так что и я не подведу. Я пригляжу за ними. Только не опаздывай.

— Спасибо.

Таналвах подошла к детям.

— Малыши, мне нужно сходить в одно место. С вами побудет тетя Фрейал, она наш друг.

— А нам с тобой нельзя? — спросила Лиррин чуть не плача.

— Нет, милая, нельзя. Но я скоро вернусь. Обещаю.

— Иди, — сказала Фрейал, взяв Тега на руки, — Я отведу их к себе, это недалеко отсюда.

Довольно безопасное местечко. Но через два часа, не позднее, мы вернемся на эту улицу.

Таналвах бросила на детей последний взгляд и, повернувшись, ушла.

В одиночестве она двигалась по городу гораздо быстрее. Уворачиваясь от объятий пьяных прохожих, игнорируя свист праздношатающихся гуляк, беглянка, опасаясь, что двух часов ей не хватит, поспешила в порт.

И снова, благодаря случайности или чуду, ей повезло. В таверне, куда добропорядочный гражданин не сунул бы носа, за тем самым столиком, где она и надеялась его застать, Таналвах увидела того человека, который был ей нужен, — одного из ее частых клиентов, капитана рыболовецкого судна. Уступив уговорам, подкрепленным большей частью ее денег, он согласился вывести беглянку с детьми из Ринтараха. Впрочем, если бы денег не хватило, она была готова расплатиться с ним другим способом, а также и со всей его командой.

Обратно Таналвах пошла другой дорогой: никогда не отличавшаяся особой набожностью, женщина вдруг почувствовала, что ее неудержимо влечет к храму.

Хотя она мало что знала о богах своего народа, ей и в голову не приходило относиться к ним с пренебрежением. Однако квалочианских храмов в городе не имелось, равно как и какой-либо возможности узнать о своем народе: те немногие сведения, которыми она располагала, были получены благодаря редким встречам с соплеменниками.

Неудивительно, что, следуя мудрой пословице — «будучи в Джеселламе, веди себя как джеселламцы», — она, когда возникала потребность в молитве, обращалась к местному божеству.

В пантеоне бессмертных Ринтараха богиня Ипарратер не принадлежала к числу самых важных: кроме нее, имелось множество богов, могущественных, деятельных, отважных и грозных. Но никто из них не отличался состраданием. Это, а заодно и не слишком высокий официальный статус делали Ипарратер любимицей бедняков и лиц, лишенных гражданских прав. Всем было известно, что она оказывает милость тем, кто потерял надежду, нуждающимся и слабым. В ней видели покровительницу отбросов общества, и Таналвах была далеко не единственной представительницей своей профессии, считавшей, что милосердие богини распространяется и на проституток.

Договориться с капитаном ей удалось неожиданно быстро, и до обещанного часа возвращения к Фрейал и детям осталось немного времени, которое она могла посвятить молитве.

Храм в сравнении со святилищами богов, почитаемых власть имущими и богачами, был скромен и оттого нравился ей — здесь ничто не подавляло и не устрашало.

Пройдя между мраморными колоннами и не задержавшись в вестибюле, она вступила в молитвенный зал, где находилось несколько дюжин верующих. Некоторые сидели на скамьях с опущенными головами, погруженные в молитву или в свои невеселые думы. Другие выстроились в очередь перед неугасимым огнем, чтобы бросить в него листки пергамента с изложенными на них просьбами. Но большая часть присутствовавших просто взирала на богиню.

Разумеется, Таналвах понимала, что фигура на помосте перед алтарем есть всего лишь иллюзия, фантом, за обликом которого следит жрица, но это ничуть не умаляло значительности акта поклонения. В глазах беглянки, да и других молящихся, фантом являлся как бы воплощением самой богини, состоял с ней в мистической связи.

Как и следовало ожидать от богини, взвалившей на себя бремя стольких скорбей, в ее облике было нечто неистребимо печальное. Ипарратер представляла собой трагическую, невесомую фигуру, с головы до ног окутанную тонкой, как паутина, серой тканью, с руками, простертыми вперед, словно в готовности принять и разделить скорбь ее приверженцев. Но даже то, что она навевала несомненную грусть, не делало ее облик менее привлекательным. Лицо богини скрывала вуаль, но в силу то ли искусства чародеев, то ли мистической природы самой богини черты прекрасного лица под этой вуалью угадывались безошибочно. А главное, от нее исходила аура доброты, благородства и безграничного милосердия.

Таналвах опустилась на колени. Она молилась за упокой души Махбы, за спасение ее детей и лишь в последнюю очередь за себя. Сознавая, что время уходит, беглянка осенила себя знамением Ипарратер — она коснулась указательным пальцем правой руки сначала левой, потом правой ключицы, затем поднялась с колен и направилась к выходу.

Но перед тем как покинуть храм, она заплатила за свечку, которая должна была осветить Мхабе дорогу в загробный мир, а потом, помешкав, остановилась перед оракулом. Каменный идол представлял собой втрое уменьшенную копию фантома Ипарратер и раздавал пророчества в обмен на монеты. Подумав о том, как быстро расходуются ее деньги, Таналвах положила монету на блюдо и сунула пальцы в волшебную щель. Женщина ощутила легкое покалывание. Поверхность стоявшей у подножия статуи металлической пластины замерцала, а потом огоньки сложились в слова: ТЕБЯ ОЖИДАЮТ ИНТЕРЕСНЫЕ ВРЕМЕНА.

Наверное, ее можно счесть еретичкой, но до этого, пожалуй, она бы додумалась и сама.

Фрайал, как и обещала, дожидалась ее с детьми в условленном месте. Беглянка поблагодарила ее, расплатилась и, взяв Лиррин и Тега за руки, отправилась в путь.

О том, что ее приятельнице не суждено было дожить до полуночи, она так и не узнала.

Тело проститутки найдут неподалеку от улицы, где она торговала собой. Причиной смерти будут признаны раны, нанесенные острым оружием, хотя на теле найдут и другие повреждения. Кое-кто приписывал это убийство маньяку — уличные потаскухи нередко становились жертвами такого рода безумцев, — но иные шептались насчет секретных агентов и намекали на следы пыток. Возможно, власти пытались добиться от нее каких-то сведений.

Впрочем, кого могла интересовать судьба шлюхи?

По дороге на корабль Тег раскапризничался, ударился в слезы и стал требовать мать. Это могло привлечь ненужное внимание, и Таналвах принялась успокаивать малыша. Лиррин пыталась помочь ей, но на свой манер, с поджатыми губками. Все это не радовало: ведь беглянке приходилось пробираться по улочкам, где хватало соглядатаев или просто тех, кто ненавидел ее народ.

Уже почти у самого пирса мальчик раскричался и начал вырываться, отчего, не выдержав, расплакалась и его сестренка. Люди стали оборачиваться в их сторону, но тут их внимание отвлек донесшийся сверху шум.

Высоко над головами сформировался фантом, напоминавший орла, столь огромного, что сядь он на землю, его распростертые крылья перегородили бы улицу. И он был не один: на расстоянии кружились другие.

Магически усиленный голос, в котором звучали не совсем человеческие ноты, возгласил указ, но поскольку фантом кружил высоко, до земли доносились лишь обрывки слов:

... гражданина Ринтарахана... побег с места преступления.... квалочианка... Лан.

— Тетя Таналвах! — вскричала Лиррин, — Лан — это ведь твое имя!

Подхватив испуганных ребятишек, беглянка метнулась в ближайший переулок, надеясь, что уличная толпа отвлеклась на фантом и ее никто не заметит. Обходными путями, таща за собой зареванных детей, она спешила к гавани, так как должна была попасть на судно в точно оговоренное время, а необходимость скрываться увеличивала риск опоздания.

Время от времени над крышами домов появлялся один из двойников фантома-глашатая и, вяло взмахивая огромными крыльями, объявлял о ее розыске и перечислял приметы. Каждое мгновение Таналвах ожидала оклика, топота сапог, погони или удара дубинки стража порядка, но, как ни странно, ей удалось добраться до пристани незамеченной и не опоздав. Корабль стоял у причала, команда деловито готовилась к отплытию, но трап оставался спущенным, а на палубе, глядя на нее и детей, стоял капитан.

Прижав к себе Лиррин и Тега, женщина рванулась к судну. Сердце отчаянно стучало в груди. У самого подножия трапа она замешкалась. Капитан наверняка слышал глашатаев, так захочет ли он взять на борт разыскиваемую властями преступницу?

— Ну, чего встала? — крикнул он с высоты палубы. — Давай, пошевеливайся!

Женщина рванула вверх с такой быстротой, что из ее заплечного мешка посыпались вещи.

— Глашатаи! — выдохнула Таналвах, оказавшись рядом с ним.

— Знаю, — коротко бросил капитан. — Иди за этим парнем. Быстро.

Матрос повел беглянку и детей к мостику — там их нельзя уже было увидеть с берега.

Капитан зычно приказал сняться с якоря. Трап подняли, концы швартовых сбросили с причальных тумб. Паруса захлопали на ветру, и корабль начал отходить от пристани.

Вскоре капитан присоединился к Таналвах.

— В открытое море мы еще не вышли, — промолвил он, — но, полагаю, все будет хорошо. Если только они не отправятся за нами в погоню. Но ты ведь не столь важная птица, верно?

— Я? Да что ты, конечно нет! Спасибо, что ты взял нас. Но почему? Я имею в виду... эти глашатаи...

Тег и Лиррин притихли и больше не проливали слез: обветренная, обрамленная густыми бакенбардами физиономия морского волка произвела на них сильное впечатление.

— Я не питаю особой любви к служителям закона, — ответил он, — да и о детях надо подумать. К тому же без небольшого риска жизнь кажется постной.

Женщина улыбнулась.

— Пожалуй, мне этой остроты хватит надолго.

— Возможно, если мы вырвемся отсюда, тебя ждут еще большие испытания.

— В каком смысле?

— Тогда, в таверне, ты была в таком состоянии, что даже не спросила, куда я плыву.

— Точно. Так обрадовалась, что уберусь из столицы, что обо всем забыла.

— Первым делом я подумал об острове Дайомонд. Местечко показалось мне подходящим, учитывая, хм, особенности твоего ремесла. Но когда ты упомянула про них, — он взглянул на ребятишек, — я понял, что это не подойдет.

— Так куда мы плывем?

— В Беальфу.

— Но это же территория Гэт Тампура!

— Да, с недавнего времени. И уж конечно, они не примут судно из Ринтараха с распростертыми объятиями. Однако я и не стану соваться в их порты, а передам тебя под покровительство одного моего знакомого беальфийца. Он тоже капитан, человек проверенный, так что на его счет можешь не беспокоиться. На берег он вас высадит без проблем, хотя в том, что все у тебя пойдет гладко, я, разумеется, поручиться не могу.

— Потому что он враг?

— Повторяю, он такой же капитан, как и я. Мы не виноваты в том, что по прихоти политиков — любителей поиграть в войну — оказались по разные стороны. Нам с ним делить нечего. А прежде чем ты спросишь, что же у нас общего, отвечу коротко и ясно: контрабанда. Не скажу, что это занятие меня радует, но нынче, из-за событий на севере, для рыбаков настали не лучшие времена.

— А что там, на севере?

— Зиррейс.

— Что?

— Не что, а кто, — усмехнулся капитан. — Порой я забываю, как мало вам, обитателям суши, власти позволяют знать о происходящем в мире. Ну а мы, моряки, бываем в дальних краях, многое видим и о многом наслышаны. Зиррейс — так зовут варварского военного вождя, захватившего много северных земель.

— Я думала, у варваров много военных вождей.

— Вообще-то да, хватает, но этот — особенный. Необычный. Но, — капитан присмотрелся к своим пассажирам, — боюсь, я плохой хозяин. Болтаю тут о варварах, а ты, надо думать, не отказалась бы от еды и отдыха. Да и детишки тоже.

— Спасибо. Что правда, то правда.

— Ну а потом ты, если захочешь, расскажешь, с чего это тебе приспичило убраться из Ринтараха. А я взамен поведаю о Зиррейсе и о том, почему соратники называют его «человеком, упавшим с Солнца».