Джимми

Это было в те времена, когда я еще летал, — сказал Митонен и, посмотрев куда-то мимо моего уха, с грустью повторил: — Да, в те далекие времена, когда Арву Митонен считался неплохим бортмехаником и явился в Штаты, чтобы спастись от полиции господ Таннера и Маннергейма. Даже в тридцатых годах кое у кого из нас еще сохранились иллюзии насчет так называемой заокеанской демократии. Впрочем, сейчас речь идет не о демократии и не обо мне. Я хочу рассказать о Джимми. Ты ведь знал его?.. Конечно, ты читал и о его гибели. По крайней мере два дня она служила в тридцать шестом году пищей для писак едва ли не всех газет в Штатах. Восстановить картину катастрофы было невозможно — никто не видел момента падения. Нам удалось лишь извлечь из-под воды обломки самолета. Несомненно, Джимми погиб, хотя трупа и не нашли.

Большинство американских фирм тогда уже пользовались услугами «бесхвостых». Этим молодцам нечего было терять, кроме жизни. Они грозили лишить работы всякого, кто требовал человеческих условий найма. Но Джимми был один из тех, кто не садился в испытываемую машину, пока ему не показывали страхового полиса в пользу семьи. Вскоре же после гибели Джимми «бесхвостые» опубликовали свой манифест. В нем ясно говорилось, что они не требуют от заводчиков страхования ни на случай смерти, ни от увечья. Они заявляли, что члены их корпорации не берут в испытательный полет парашюта. Это давало заводчикам уверенность в том, что пилот приложит все усилия к спасению самолета. При стоимости опытной машины в сотни тысяч долларов это заслуживало внимания. А в случае катастрофы — гарантия от иска: пилот бывал мертв в девяноста девяти случаях из ста. Даже серьезные фирмы стали переходить на услуги «бесхвостых». Удобно и дешево. Никаких разговоров с заплаканными женами. Никаких забот о сиротах.

Мы, старики, не могли отделаться от мысли, что Джимми разбился вовремя: вдова успела получить страховую премию, которой могло хватить на несколько лет скромной жизни с ребенком.

Вскоре после смерти Джимми мне нужно было побывать на гидродроме маленького приморского городка. Там испытывался новый гидросамолет. Я был приглашен на «гастроль». Вечером от нечего делать я бродил по набережной и зашел в какое-то заведение выпить пива. Когда я брал свой стакан, на стойку упал никель[5]. Посетитель рядом со мной сказал:

— Пива.

И только. Всего одно слово. Но даже если бы это была буква, один лишь звук, и тогда бы я не мог ошибиться. Его произнес Джимми. Правда, я не уронил свой стакан, но поставить его на прилавок мне все же пришлось.

— Джимми!

Он испуганно обернулся. Мгновение он смотрел так, будто не он, а я был выходцем с того света. Затем схватил меня за рукав и оттащил в угол бара.Он хотел казаться спокойным, но я видел, как дрожат его руки. Отодвинув пиво, он велел подать чего-нибудь крепкого. Молча, сосредоточенно пил стакан за стаканом. Прежде этого не бывало. Иногда он выпивал стаканчик с приятелем. Но так? Нет, этого с ним не случалось.

Лицо его стало красным. На лбу выступил пот. Наконец он заговорил:

— Там, дома… это было очень тяжело?

— Зачем это, Джимми?

— Ты не понял?

Он помолчал. Я не торопил.

— Ты же знаешь, Арву, если не через месяц, то через год всем вам крышка. «Бесхвостые» выбьют из-под вас стул. Ты же должен понимать это, Арву!

Я кивнул.

— Ну вот, видишь. Не зря же ты, летчик, пробавляешься хлебом бортмеханика. Где теперь можно летать? Линии набиты. Правительственная почта заполнена. Частные боссы выбирают одного из ста. Куда идти? Если завтра тебе скажут: «А ну, Арву, испытатели нам больше не нужны», — куда ты денешься?

— Ты забыл, Джимми, у нас в карманах дипломы военных летчиков.

— Военная авиация набита, как нужник. Пока они не начнут воевать, ищут они тебя? А когда они начнут воевать, ты знаешь? То-то. Тебя так и лепили, чтобы ты умел только то, что им нужно. Ни на йоту больше! И был бы готов прибежать, виляя хвостиком, как только тебя поманят.

Он залпом выпил стакан.

— Но все же ты прав: мы военные летчики. Нас учили атаковать противника в воздухе. Нас учили стрелять из пулеметов и пушек, бросать бомбы. Разрушать и поджигать. Это мы умеем — ты прав. Но было бы глупее глупого ждать, когда это умение понадобится им.

Я не понял. Он дрожащими пальцами покопался в бумажнике и протянул мне газетную вырезку:

«Американские, английские и французские безработные летчики создали организацию, члены которой готовы драться с любым воздушным флотом и бомбардировать с воздуха любой объект, какой им укажет страна, способная за это заплатить. Организация называется „Иностранный воздушный легион“. Часть ее членов являются участниками недавней войны в Эфиопии. Теперь легион ведет переговоры о предоставлении своих членов бургосскому правительству националистов. Обществом изданы каталоги на многих языках. Проспекты снабжены прекрасными рисунками, иллюстрирующими разрушительную работу авиации. Легион может предоставить пилотов — истребителей и разведчиков, пулеметчиков, бомбардиров, аэрофотографов, бортмехаников и других специалистов военной авиации. Легион обеспечивает снабжение сформированныхим отрядов всеми необходимыми предметами снаряжения, до бомб и отравляющих веществ включительно».

Я вернул вырезку.

— Это не объясняет, зачем понадобилась жестокая комедия с твоей смертью.

— Ты осел, Арву. Прежде всего: могу ли я быть уверен, что эта работа даст надежный заработок? А если меня стукнут в первый же вылет и администрация зажмет полис? Что тогда? Семья получит хотя бы цент? Следовательно, мне нужно было прежде всего позаботиться о том, чтобы жена теперь же получила некоторую гарантию, хотя бы в виде премии за мою воображаемую смерть. Это первое. И, во-вторых, Арву, я скажу тебе правду: продавшись этому, с позволения сказать, «легиону», мне было бы противно смотреть на себя в зеркало. Ведь нельзя же не бриться из боязни увидеть себя? А видеть было бы выше моих сил: каждый день вспоминать о своем грехопадении. А теперь мне наплевать, я буду видеть рожу какого-то Джонатана Хилла. Джо Хилл, вот кто перед тобой! Это превращение стоило всего сто долларов. И даже не наличными, а с вычетом из подъемных.

Он сделал попытку рассмеяться, но из этого ничего не вышло.

— В кармане мистера Хилла лежит бордеро на Лиссабон. Конечно, он мирный коммерсант. Торгует не то трикотажем, не то автомобилями, а может быть, просто гигиеническими изделиями. Это уж никого не интересует… Я вижу, ты не в своей тарелке. Ты что-то ежишься. Тебя занимает, что будет, если я благополучно выберусь и смогу вернуться? Ну что же, Арву, это будет тяжело. Вероятно, маленькая Джоанна примет меня за привидение из дурной сказки… А жена?.. Не знаю. Может быть, лучше и не возвращаться. Не знаю. Стараюсь об этом не думать…

Посмотрев на часы, он опустил недопитый стакан.

— Через полчаса отваливает наше корыто. Пойдем. Ты махнешь мне с пристани. Приятно, когда тебя провожают!

Он, пошатываясь, встал из-за столика и, опираясь на меня, побрел к выходу.

Известий от него не было. Вдова получала время от времени чеки. Она воображала, что это старый босс Джимми — заводчик, из скромности скрывавшийся за псевдонимом какого-то Хилла. Она даже собиралась было съездить его поблагодарить. Я с трудом отговорил ее.

Так прошло несколько месяцев. Однажды я встретил парня, только что вернувшегося из Европы. Его звали Бендикс. Когда-то мы вместе служили в военной авиации. Теперь я узнал его не сразу.Он дергался, как в пляске святого Витта. По лицу его то и дело пробегала гримаса судороги.

Я кое-что понимаю в жизни и спросил его напрямик:

— Ты заработал это в Испании?

— Да. — Помолчав, он добавил: — Я был там вместе с Джимми.

— Так что же ты молчишь?!

— А что мне сказать? Он подлец.

— Не валяй дурака!

— Он подлец — и больше ничего. Это из-за него я в таком виде… и без гроша в кармане.

— Расскажи.

Бендикс рассказал:

— Бордеро на Лиссабон — ерунда. Мы даже не заходили в Португалию. Нас высадили в Малаге. Первое, о чем они позаботились, — обеспечить выполнение наших обязательств. Ну, это понятно. В подобных условиях бумага стоит не много. Раз пошедши в такое дело, человек работает там, где лучше платят. И они придумали не плохо. Эскадрилья никогда не вылетала в полном составе. Половина машин уходила на работу, другая оставалась на аэродроме. Оставшиеся летчики были заложниками за улетевших. Мы скоро узнали, что это не шутки. Один из наших сел в тылу республиканцев. Отчего? Кто его знает. В общем, его заложника в тот же день расстреляли. Протесты? Не помогло. Консул ткнул нам в нос наши же собственные контракты. Два месяца мы работали на юге. Обстановка была отвратительная. Макарони держали себя там хозяевами. Они были настоящими хамами. Мы обрадовались приказу о переброске на бискайский участок. Говорили, что там нет итальянских фашистов. Да, их там не было, но зато оказалось вдоволь гитлеровцев. Ну, мы с тобой достаточно видели немцев в ту войну. Но те были сущими джентльменами по сравнению с нынешними. Эти держали себя как настоящие свиньи. Да, брат, форменные свиньи. Франкисты не играют никакой роли. Так, на побегушках. Впрочем, это не должно было нас касаться. Нам платили, и все было в порядке. Мы зарабатывали настоящие деньги. Бомбардировка шла за бомбардировкой. При этом почти отсутствовала авиация республиканцев. Работать было легко. Мы без труда уничтожали города и местечки. Дело дошло до Бильбао. Городом желали заняться сами боши. На нас возложили наблюдение за выходом в море. Нужно было не впускать в Бильбао и не выпускать из него пароходы красных и нейтральных тоже. Мы работали с миноносцами или вооруженными транспортами фашистов.

Задача не была сложной. Представь себе, что судно, подлежащее осмотру, не подчиняется сигналу миноносца. Дается предупредительный выстрел. Если купец все же пытается улепетнуть, по нему жарят из орудий. Бывали случаи, что пароходы успевали удрать, особенно если их было несколько. Пока миноносец гнался за одним, остальные давали тягу. Тут появлялись на сцену мы. Круг над судном. Очередь из пулемета. В крайнем случае — бомба на курсе. Это действовало. В общем, работа была простая и нехлопотная. Мы исправно получали свои денежки. И вот приходит задание: сопровождать блокирующий эсминец. На этот раз из-за какой-то неурядицы было нарушено правило о заложниках. Джимми и я, бывшие поручителями друг за друга, оказались в воздухе одновременно. В море мы застали привычную картину: фашистский эсминец разрывался между четырьмя корытами, вышедшими из Бильбао. Погнавшись за одним, он поручил нам остальных. Делая круг над пароходом, я увидел, что он наполнен людьми. Его палубы были так набиты пассажирами, что не было видно не только палуб, но даже надстроек. Сплошная масса людей. Это было ново. Я сделал круг и пострелял из пулемета. Пароход продолжал двигаться. Я зашел на второй разворот, намереваясь бросить на его пути бомбу, когда услышал в наушниках радиотелефона голос Джимми:

— Хэлло, Бен! Что у тебя там?

— Ничего особенного.

— Мой пароход набит, как бочка.

— И мой тоже.

Это дети.

— Может быть.

— Спустись пониже, и ты увидишь.

— А мне это неинтересно.

И я бросил перед носом парохода бомбу.Он застопорил машину. Я был свободен. А Джимми все кружил да кружил над своей коробкой. Я уловил в радиотелефон его разговор с командиром эсминца.

— На пароходе дети, — говорит Джимми.

— Задержать! — орет франкист.

— Я не могу бомбить детей.

— Задержать!

Эсминец поднял сигнал: «Всем судам следовать за мной. Самолетам обеспечить выполнение», — и потопал к своей базе. Два парохода болтались в нерешительности. Ближайший к эсминцу повернул за ним. Тот же, над которым кружил Джимми, нахально продолжал идти прежним курсом. Видя неладное, эсминец передал мне свой приз и пошел вслед за утекавшим подопечным Джимми. Но тот был уже далеко. Эсминец открыл огонь. Тут я снова услышал голос Джимми:

— Прекратите огонь.

Командир .Об этом мы поговорим на берегу.

Джимми . На пароходах только дети.

Молчание и новый выстрел с эсминца по пароходу. Снаряд лег близко.

Джимми . Предлагаю прекратить огонь.

Еще один снаряд вскинул столб воды по носу парохода.

Джимми пошел к эсминцу.

Джимми . Еще один выстрел, и вы получите от меня бомбу.

Вместо ответа эсминец открыл зенитный огонь по Джимми.

В следующий миг бомба Джимми разорвалась у борта эсминца. Другая. Третья. Для Джимми это должно было кончиться плохо. Бомбы вышли, а ущерба эсминцу он почти не нанес. Командир продолжал обстреливать пароход с детьми. По-видимому, снаряды достигали цели. На пароходе поднялась паника. Спускали шлюпки. Дети прыгали с борта прямо в воду. На судне появился огонь. Эсминец не позволял остальным пароходам приблизиться к горящему. И тут я снова услышал Джимми:

— Командир эсминца, немедленно прикажите всем судам подойти к горящему пароходу и снять детей.

В это время самолет Джимми шел над эсминцем. Я видел, как блеснули зенитки на палубе, харкнуло огнем в самое брюхо его самолета. Клубки разрывов зачернели над Джимми. Эсминец стрелял отвратительно. А Джимми твердил свое:

— Примите меры к спасению детей.

Спираль Джимми делалась все круче. Он быстро снижался. Я не слышал, о чем там еще говорили, так как переключился на разговор с берегом. Нужно было уведомить базу о происходящем. Лишь в самый последний момент я видел, что Джимми перешел в пике. Его машина была уже над самым эсминцем, когда снова сверкнули зенитки. Пламя почти мгновенно охватило машину Джимми. Огненным клубком она упала на палубу эсминца у самого мостика.

Бендикс задергался сильнее обычного. Немного успокоившись, он продолжал:

— Он совершил гадость. Мне, как его поручителю, это могло стоить жизни. Теперь я ни черта не могу получить с легиона. Пропали даже заработанные деньги.

Я раздумывал над тем, нужно ли сообщать вдове о второй, на этот раз настоящей смерти Джимми. Так ничего и не придумав, решил сначала сходить в бюро «легиона» и получить страховой полис Джимми. Но поверенный разъяснил мне, что мистер Джонатан Хилл нарушил договор, и полис не может быть выдан.

Вчера я встретил еще одного летчика, вернувшегося оттуда же. Он сам искал меня.

— Ты понимаешь, Арву, какая гадость? Нужно как-нибудь сказать жене Джимми об этом несчастье.

— Не стоит.Она привыкла уже к мысли, что его нет. Нужно ли бередить такую рану?

— Разве ты не знаешь?

— О чем?

— Она же участвовала в этой игре. Я говорю про его первую смерть.

Я опустился на стул.

— Тебе ничего не сказали? Это потому, что Джимми подготовлял перелет всей эскадрильи на сторону республиканцев. Вместе с машинами…

— Не выдержал и… провалил дело из-за ребятишек?

— Нет, тут иное. Немецкая разведка купила одного из наших. В тот день его послали в полет вместе с Джимми не случайно. Тем временем на берегу разоружили нашу эскадрилью.

— И Джимми узнал об этом?

— Мы успели дать ему радио.

— А кто — тот?

— Предатель?

— Да.

— Ты его знаешь…

Он не успел договорить: кто-то подошел сзади и ударил меня по плечу:

— Здорово, Арву!

Я обернулся. С протянутой рукой стоял Бендикс. Я было тоже протянул ему руку, но тут мой собеседник договорил:

— Я хотел сказать: ты знаешь предателя.

И он кивком головы указал на Бенднкса.