"Оборотни в погонах" - читать интересную книгу автора (Леонов Николай Иванович, Макеев Алексей)

Глава третья

– Что вы себе позволяете, господин Гуров? – с возмущением встретил Покровский Гурова, когда тот представился ему. – Мы договаривались с вами просто о беседе, ради которой я специально приехал сегодня в офис. А вы притащили сюда целую толпу. Вы еще маски-шоу устройте нам здесь, с вышибанием дверей и заламыванием рук сотрудникам фирмы!

Он стоял у окна и бросал поверх очков негодующие взоры то на Гурова, то на милиционеров за окном.

– Вы, Константин Сергеевич, тоже сильно меня удивили, – как можно спокойнее заявил в ответ Гуров. – Три дня тому назад на вас было совершено покушение, и вы не сочли нужным сообщить об этом в милицию.

– Считайте этот случай чьей-то глупой шуткой, в результате которой никто не пострадал! Расследованием этого инцидента занялся ваш бывший коллега полковник Винченко, и я был уверен, что он обязательно найдет и организаторов и исполнителей.

– Позвольте мне самому решать, что считать шуткой, а что – преступлением, – жестко заявил Гуров. – Я уверен, существует связь между этим взрывом и убийством Николая. Я также не сомневаюсь в том, что вам угрожает опасность, и в ваших интересах быть откровенным со мной, отвечая на мои вопросы.

Покровский с хмурым и усталым видом сел за письменный стол и, сняв очки, ткнул ими в сторону кресла, предназначенного для Гурова.

– К сожалению, я не слишком много знаю об этих событиях и практически не смогу вам помочь, – Покровский закрыл глаза и нервно зацепил тонкими длинными пальцами переносицу, слегка массируя ее.

Гуров, глядя на него, не мог понять, то ли это он сам сильно раздражал Покровского, то ли тот таким образом пытался сосредоточиться на беседе. Так и не определившись, в каком ключе построить разговор, Гуров решил начать сразу с сути дела:

– Это вы послали Винченко на встречу с Земцовым?

– Я дал ему задание разобраться, кто и что стоит за этим взрывом, – повторил Покровский. – А уж куда ездить и с кем встречаться, он решал для себя сам. Он был профессионал и знал, как делать свою работу. Не исключаю, что у него были свои мотивы поговорить с Земцовым.

– Зяма был вашей крышей?

– Крыша – это то, что сверху, – Покровский усмехнулся одними губами. – Земцов был одним из наших партнеров по бизнесу и не более того. На начальном этапе он, учитывая его репутацию в определенных кругах, помогал устранять мелкие, так сказать, недоразумения с залетными лохами. Я немало денег вложил в свою службу безопасности, и криминальная крыша мне не нужна.

– Не до конца понимаю, какое место в вашей системе безопасности занимал Винченко и чем здесь занимаются другие люди из этой службы? – поинтересовался Гуров.

– За Николаем Васильевичем были закреплены общие вопросы, разработка стратегии безопасности, а также специальные поручения. Охрану наших объектов ведет господин Панов и его люди. Кроме этого, у нас с партнером есть личные телохранители.

– Что раскопал Винченко по факту взрыва?

– Не много. Небольшой заряд тротила был кем-то помещен под лестницу во дворе, основная взрывная волна погасилась стенкой, ни я, ни мои телохранители не пострадали.

– Бомбу привел в действие часовой механизм или радиовзрыватель?

– Скорее второе, – неохотно ответил Покровский.

– Значит, кто-то из своих нажал на кнопку? Тот, кто был в здании и видел вас на лестнице? – предположил Гуров, внимательно посмотрев на Покровского, но тот не открыл глаз, продолжая массировать переносицу.

– Не обязательно, это могли сделать из здания обувной фабрики, из окон которой виден двор нашего офиса.

– Но заложил бомбу, скорее всего, кто-то из своих? – продолжал допытываться Гуров.

– Не знаю я, черт вас побери! – Покровский не выдержал и, сложив руки на столе, раздраженно посмотрел на Гурова. – Я же сказал, что всем этим занимался Винченко! И ему немногое удалось узнать до вчерашнего дня, когда его убили. Боюсь, это все, что я вам могу сообщить на этот момент.

– Где сейчас находится ваш партнер Григорян? Я так и не смог его сегодня найти.

– Ответ тот же – не знаю. Наверное, заперся в своем коттедже с охраной и ждет развития событий, – криво усмехнулся Покровский.

– Скажите, Константин Сергеевич, вы сами подозреваете кого-то, можете предположить, кто стоит за убийством вашего сотрудника? – напоследок спросил Гуров.

– Нет, я никого не подозреваю, – сухо ответил Покровский.

На сей раз терпению Гурова пришел конец, и он прямо заявил:

– Простите меня, Константин Сергеевич, но позвольте с вами не согласиться. Вы откровенно врете мне. У вас есть не одна версия произошедшего, но вы намеренно не желаете делиться со мной информацией. Это более чем странно, учитывая тот факт, что на вас было совершено покушение! Может, ваша фирма ведет с кем-то войну и вы решили сами поквитаться со своими врагами?!

Покровский надел очки и медленно поднялся. Он смотрел на Гурова как человек, удивленный и возмущенный поведением собеседника.

– Послушайте, полковник, – тихо произнес он. – По-моему, вы забываетесь. Вы пришли не к простому ларечнику. Я депутат и видный человек в российской политике, у меня хватит связей, чтобы поставить вас на место.

– Боюсь, что ваши титулы и связи не слишком надежная защита от пули киллера, и следующая попытка уничтожить вас может закончиться куда успешней, чем предыдущая, – Гуров, говоря эти слова, тоже поднялся. – У Коли Винченко тоже были и связи и опыт, но похоже, он чего-то не рассчитал в этом деле и поплатился за это. Он был моим другом, и я все равно найду тех, кто его убил, но могу не успеть помочь вам.

– О своей безопасности я позабочусь сам, – с этими словами Покровский вышел из-за стола и встал у окна, повернувшись спиной к своему собеседнику. Тем самым он дал понять Гурову, что аудиенция закончена. – Если я узнаю, кто убил Винченко, то обязательно сообщу вам.

– До свидания, – попрощался Гуров и покинул кабинет.

В кабинете, раньше принадлежащем Винченко, кроме Крячко находились Панов и Климов. Когда в нем появился Гуров, Стас сидел за столом и со скучающим видом просматривал бумаги в папках, лежащих перед ним.

– Что-нибудь нашел интересное? – сразу спросил его Гуров.

– Второй раз пролистываю, но ничего интересного по нашей части не заметил. Может быть, УБЭП что-то здесь и заинтересует, да и то вряд ли. Здесь все наверняка подчистили накануне нашего визита, ночью припороли и вынесли все отсюда, – последние слова были адресованы Панову, сидящему на стуле у стола.

– Мы тоже работать умеем и хлеб свой зря не едим, – усмехнулся в ответ охранник.

– Хреново вы работаете, господин Панов, – заявил Гуров. – Бомбу мимо тебя в здание пронесли и под задницей твоего начальства взорвали. Сотрудника вашей фирмы замочили, а вы ничего не знаете и знать не хотите по этому поводу.

– А вы сами-то много знаете? – спросил в ответ Панов.

– А кто из нас безопасность твоего начальства и его сотрудников обеспечивает?! – – наехал на охранника Крячко.

– Я охраняю здание и другие объекты фирмы, – твердо заявил Панов и тут же добавил, погрустнев: – Хотя правильнее будет сказать, что охранял. Бомбу эту мне вряд ли простят, уволят, скорее всего.

Он нервно покрутил узелок своего галстука и вдруг с неожиданной вспыльчивостью произнес:

– Но и меня понять можно. Когда начальство в разладе, вся фирма работает ненормально. Здесь сейчас кто за кого играет? Одни за Покровского, другие за Григоряна, и черт его знает, кто в этой ситуации хлопушку подложить решился.

– А ты сам-то в чьей команде? – хитро улыбнувшись, спросил Крячко.

– Получается, что я сам по себе. У них у каждого своя личная охрана, а я за их имуществом присматриваю.

– Чью сторону принял в этой игре Винченко? – в свою очередь спросил Гуров.

– Николай Васильевич всегда был человеком Покровского, – заявил Панов. – Именно Константин Сергеевич пригласил его работать, и именно ему он поручил разобраться со всеми этими проблемами. Да и опыт в таких делах у Винченко побогаче, я ведь майор спецназа, всю жизнь во внутренних войсках, а он все же полковник, оперативной работой занимался, да и связей в Москве у него побольше, чем у меня, будет.

– Ты сам пытался разобраться в этом деле? Это же мимо твоих охранников взрывчатку пронесли и под лестницей заложили, – Гуров внимательно посмотрел на Панова, ожидая ответа.

Но тот, тяжело вздохнув, неопределенно пожал широкими плечами и произнес:

– В здании почти целый месяц велся ремонт, работали несколько бригад строителей, их мы сейчас проверяем. Но есть и другая проблема. С камеры наружного наблюдения видна не вся лестница, а только площадка перед дверью. Так что получить видеосъемку преступника вряд ли удастся.

Крячко захлопнул папку и сдвинул всю стопку документов на край стола. Развалившись в просторном кожаном кресле, он с усмешкой посмотрел на Гурова, не произнеся при этом ни слова.

«Да уж, дело полный мутняк, и нет никаких явных концов, за которые можно его вытянуть, – мысленно согласился Гуров с другом и соратником. – Гильза от автомата ничего не дала, так как этот ствол был продан неизвестно кому. Нельзя выяснить, кто подложил бомбу, во всяком случае, в скором времени. А со слов майора Панова получается, что это вообще невозможно. Покровский отказывается от сотрудничества со следствием, спрятавшись за своим депутатством и пригрозив связями. Григорян тоже исчез, наверняка сейчас сидит на телефоне и напрягает все свои высокие знакомства на предмет защиты от нас, ментов-беспредельщиков. Земец залез в нору еще вчера, у этого авторитета нюх и реакция хорошие, старой закалки бандюган».

– Земцова ищете? Есть по нему хоть какая-нибудь информация? – спросил Гуров у Климова.

– Ищем, товарищ полковник, по всем каналам ищем, – как обычно бодро ответил тот. – Но времени пока мало прошло, он, похоже, на дно залег. Ждет, когда ситуация прояснится в отношении него. Но он от нас никуда не денется, мы на него облаву устроим, будем отлавливать по всем его местам обитания.

– В общем так, Климов, открывай дело по этому взрыву и начинай собирать материалы. Вот майор, я уверен, даст необходимые показания. Если что-то станет ясным по Земцу или по взрыву, то сообщи нам. Пойдем, Стас, у нас тут на сегодня дела закончены.

– Ну и что будем генералу докладывать? – спросил Крячко, когда они с Гуровым сели в его «Мерседес». – Какие версии предложим его вниманию?

– Какие на хрен версии, когда самим толком ничего не понятно? – Гуров поежился от холода и подставил ладони под струю едва теплого воздуха, дующего из панельной решетки радиатора.

– Вряд ли его устроит такой ответ, – усмехнулся Стас. – По крайней мере слово «хрен» я бы опустил. Но мне кажется, что одна версия прорисовывается вполне ясно.

Крячко немного наклонился вперед и повернулся к Гурову, при этом прислушиваясь к звукам работающего мотора, доносящимся в салон.

– Ну излагай, – в свою очередь повернулся к напарнику Гуров, при этом не переставая греть руки.

– По-моему, эта история – обычная разборка между двумя зажиревшими коммерсами. Покровский поссорился с Григоряном, и оба начали делить вместе нажитое добро, чтобы разбежаться в разные стороны. Как часто бывает в таких случаях, оба стали тянуть одеяльце на себя, вот оно и начало рваться. Сначала рвануло под крыльцом, рядом с Покровским, затем, – Стас осекся на секунду. – Затем застрелили Николая.

– Вот за это нас, Ментов, и не любят, – заявил Гуров. – Очень мы склонны строить простые версии. А я чувствую, что здесь все сложнее, чем обычная разборка между учредителями фирмы. Хотя ты прав в том, что конфликт между ними существует, да они этого и не скрывают. Допустим даже, что взрыв – это дело рук Григоряна, предпринятый, чтобы надавить на Покровского. Но за что убили Винченко?

– Как за что? – недоуменно пожал плечами Стас. – Коля принял сторону Покровского и начал работать на него, отстаивая его интересы.

– По твоей логике получается, что Земец выступил на стороне Григоряна, – предположил Гуров.

– Ну да, они забили стрелу, чтобы договориться о мирном разводе, но не договорились, и Земец дал команду снайперу. Как тебе версия? По-моему, очень съедобная.

– Не то слово, – усмехнулся Гуров. – Проскочит в желудок так, что и не заметишь. Только вот потом как бы не расслабило.

– Ой! Я тебя умоляю, – скривился Стас. – Давай без этих твоих образов, а то нам скоро обедать.

Он распрямился и отвернулся от Гурова, демонстрируя явное негодование, но на Гурова это не произвело никакого впечатления. Он продолжал:

– Я думаю, важно сейчас как можно скорее найти Земца, он последний, кто видел Винченко и общался с ним перед убийством. Земец – фигура совсем не того уровня, как учредители «Росфинпрома», его проще заставить отвечать на наши вопросы.

– Так давай его в розыск объявим как подозреваемого в тяжком преступлении, – предложил Крячко.

– Не знаю, не уверен, – засомневался Гуров. – Как бы он не перепугался совсем и не свалил куда подальше. Нам бы его по своим каналам найти. У меня в связи с этим есть одно предложение. Помнишь, у тебя был «барабан» на Павелецком вокзале? Он работал под беженца, актер в прошлом, который нам информацию сливал по наркотикам.

– Ты про Лаврика говоришь, – вспомнил Крячко. – Да какой он там барабан, так маленький бубен, стучал иногда по нашей просьбе по маленькому. Масштаб у него не тот совсем, как он, по-твоему, нас на Зяму может вывести?

– У Земцова, по ориентировкам, на вокзалах свои тугие интересы есть, его связи с земли начинаются, вот мы по ним и попробуем на него выйти.

– Попробовать, конечно, можно.

– Ну так поехали уже, мотор давно прогрелся, а мы все на месте топчемся.

Около десяти часов вечера Крячко проехал по неприметной улочке, вдоль которой с одной стороны выстроился ряд пятиэтажек, а с другой асимметрично стояли несколько трехэтажных старых домов. К одному из них Стас и повернул свой «Мерседес», остановившись на небольшой площадке перед домом.

Оба полковника к вечеру уже сняли свои трехзвездные кителя, уместные при утреннем визите в фирму «Росфинпром» и совершенно непригодные для рутинной оперативной работы, к коей и относился визит к информатору.

Стас по своему обыкновению надел кожаную темно-коричневую куртку, Гуров же предпочел более теплое короткое пальто.

– Наверное, он дома, во всяком случае, свет в его окнах горит, – поеживаясь от крепчающего мороза, предположил Стас, оглядывая ряд окон первого этажа.

– Главное, чтобы у него толпы гостей не было, – подняв воротник, сказал Гуров. – Эта вокзальная публика часто у Лаврика по ночам отиралась, пропивала дневные трудовые заработки.

– В крайнем случае вызовем его и в машине поговорим, – заявил Крячко и направился в подъезд.

Как ни странно, в подъезде горела лампочка и полы были вымыты не так давно, причем с хлоркой. Рядом с высокими крашеными дверями, ведущими в квартиру Лаврика, появилась табличка с тремя фамилиями, указывающая, сколько раз кому звонить. Напротив нужной фамилии была нарисована цифра «2».

– Ты посмотри, какие изменения, – с улыбкой кивнул на дверь Крячко. – Чистота и порядок. Неужто Лаврик пить бросил? А может, он женился? Может, наконец какая-нибудь новая москвичка из деревни его на путь истинный наставила, на работу определила, хату прибрала?

– Любовь великая сила, а наш Лаврик большой романтик, артист как-никак, – подхватил ироничный тон напарника Гуров. – Только вот кажется мне, что ответы на твои вопросы будут куда более прозаичными. Ладно, давай звони, сейчас узнаем, что тут происходит.

Дальнейшие события не только сильно удивили сыщиков, но и оказались для них огорчительными. После двукратного нажатия на кнопку звонка последовала довольно длительная пауза, прежде чем замок несколько раз щелкнул и дверь распахнулась.

Однако на пороге стоял не худосочный Лаврик, а здоровенный верзила под два метра ростом в спортивном костюме, заслонивший собой почти весь дверной проем и сильно подавший вперед пузо. Это была единственная часть его тела, которая выходила за границу квартиры.

Ковырнув мизинцем под нижней губой, он чмокнул и, уставившись на гостей слегка осоловелым взглядом своих больших голубых глаз, прогудел:

– Чего вам, отцы?

Первым спохватился Гуров и, стараясь быть любезным, произнес:

– Нам хотелось бы повидать Лаврика, позовите его, пожалуйста.

Верзила вперился в Гурова своим холодным взглядом и не спеша осмотрел его с головы до ног, после чего подверг такому же рентгеновскому исследованию Крячко. Результаты визуального обзора непрошеных гостей нисколько не добавили уважения к ним, и здоровяк коротко сообщил:

– Лаврика нет дома.

– Он что, еще не пришел? – недоумевая, спросил Гуров.

– Его нет, – повторил здоровяк. – Приходите завтра.

Посчитав аудиенцию законченно, – он начал закрывать дверь, но ему не позволил это сделать Стас, поставив ногу на порог.

– Послушайте, милейший, – как можно спокойнее начал он, несмотря на то, что в душе у него закипало негодование. – Нам нужен Лавриков, и я видел, что окна у него в комнате горят. Но даже если его нет, мы тихо подождем у него в комнате. Мы с ним давнишние знакомые.

То ли действия Крячко вызвали гнев верзилы, то ли любое упоминание о приятелях Лаврика вызывало в нем нервозность, но при слове «знакомые» этот тип неожиданно повел себя агрессивно. Он вдруг, резво для такой комплекции бросив дверь, ухватился здоровенной лапищей за лицо Крячко. При этом он так сжал физиономию бедного Стаса, что губы того сложились бантиком, перевернутым по вертикали.

Стас как мог сопротивлялся, схватив обеими руками запястье нападающего, но в тот момент у него возникло ощущение, что он зацепился лицом за стрелу башенного крана.

– Я таких знакомых отсюда пачками на помойку относил. И вас, козлов, туда же отправлю. Вам, швали вокзальной, там самое место. Пошли на хер отсюда, пока я вам головы как орехи не расколол!

С этими словами верзила оттолкнул Крячко и собрался уже закрывать дверь, как вдруг Гуров неожиданно для всех наклонился, упершись руками в колени, словно ему стало плохо. Это заметил обидчик Стаса и, остановившись, с недоумением посмотрел на него. Но в следующую секунду Гуров, наклонив голову, словно бык, бросился на соперника. Удар головой пришелся в область солнечного сплетения и припечатал здоровяка к дверному косяку.

Верзила, утробно загудев, начал наклоняться и приседать, придерживая пузо. Тут в действие вступил Стас. Левой рукой растирая челюсть, ребро правой ладони он с силой обрушил на шею здоровяка. От этого удара тот хрюкнул и закачался, но все-таки удержался на ногах, застыв в нелепой позе глубокого поклона.

В этот момент Гуров и Крячко одновременно ударили его ногами, и гиганта отбросило назад в квартиру, где он и приземлился на спину со страшным грохотом.

Чтобы не привлекать внимание жильцов соседних квартир шумом драки, оба сыщика быстро зашли в квартиру и закрыли дверь. Потом Крячко ринулся к поверженному сопернику и, пока тот не пришел в себя, быстро и не церемонясь завернул ему руки за спину и надел наручники. Гуров, в свою очередь, закрыл входную дверь на замок.

– Господи! Гости-то какие пожаловали! Радость-то какая видеть вас! – послышались радостные возгласы из внезапно открывшейся двери, ведущей в одну из комнат.

Тощий лысый мужичишка выскочил в коридор и, радостно взмахнув руками, засуетился, кидаясь с рукопожатием то к одному гостю, то к другому.

– Надо же, какие гости, а! Ну надо же, как я рад видеть вас, господин Крячко, и вас, господин Гуров! Спасители вы мои!

– Слушай, Лаврик! – оборвал поток его щенячьей радости Стас. – Во-первых, прекрати орать и провозглашать наши фамилии на весь дом, во-вторых, вообще прекрати орать, и в-третьих, расскажи нам, что это за зверье у вас тут завелось?

– Это, – Лаврик на секунду уставился своими темными глазками-бусинками на лежащего на животе мужчину. – Это Микола, сосед наш новый, из Кустаная недавно приехал. Гнида редкостная, вертухай в отставке. Всех нас тут к стенке поставить хочет, сучара позорная.

– Я тебя, придурка, не только к стенке поставлю, я тебя и расстреляю, – простонал Микола, который потихоньку начал приходить в себя. – И вас, козлы, тоже удавлю, если браслетики мне не снимете по-хорошему!

В ответ на эти угрозы великана Крячко наступил ему на физиономию тяжелым башмаком так, что носок попал на ухо, а каблук на челюсть. И без того красная от злости физиономия Миколы сделалась густо-бордовой.

– Ну ты, козел кустанайский, еще раз вякнешь, я сам тебе репу в лепешку превращу. Скотина, чуть челюсть мне не сломал.

– Я всех вас, гадов, ментам сдам, бомжи зачуханные, – продолжал сипеть Микола, смешно чмокая при этом губами. – Марья Павловна, звони в мусарню скорее.

Последний возглас явно был обращен к соседке, и Гуров заметил, что дальняя дверь в коридоре приоткрыта и за ними с интересом наблюдает в щель маленькая сухенькая старушка в платочке.

– Не надо звонить в милицию! – сказал Гуров и, достав из кармана удостоверение, подсунул его к физиономии драчуна из Кустаная. – Теперь ты понял, на кого руки распустил? – спросил его Гуров. – Лежи здесь, морда, и если ты еще хоть раз пикнешь, то я тебя, урода, засажу за нападение на милицию и сопротивление при исполнении!

– Да его давно бы прижать надо, беспредельщик он страшный! – начал было Лаврик, но Гуров его грубо оборвал:

– Заткнись и иди к себе в комнату, нам поговорить с тобой надо.

Лаврик сметливо кивнул и юркнул к себе в берлогу. Следом за ним последовали Гуров и Крячко.

Испуганным взглядом их провожали не только старушка, но и лежащий на холодном полу Микола, не решавшийся напомнить о своем бедственном положении.

– Когда этот жлоб здесь появился?! – раздраженно спросил Стас, в котором еще клокотало негодование от нанесенных побоев и азарт от пережитой драки.

– Да вот как Петрович, сосед наш, крякнул, паленой водяры перепив, так его дочь и продала комнату этому паскуде, – поспешил с ответом Лаврик. – Считай уж полгода он нам тут террор устраивает.

– И в чем же этот террор заключается? – поинтересовался Гуров.

– Так этот же паскуда надзирателем работал раньше, вот он из нашей квартиры тюремную камеру и организовал, – верещал Лаврик. – Заставляет меня полы по всей квартире мыть, деньги и водку отбирает, говорит, что бабки на оплату квартиры идут, а водку только по праздникам мне теперь пить можно. Всех приятелей моих поразогнал, а кому и по башке настучал, падла. Говорит, что здесь не бомжатник, и никого сюда не пускает. Я только днем, пока его нет, могу людей пригласить.

Лаврик был возмущен, пользовался возможностью впервые за полгода высказаться открыто и не боясь по поводу квартирного тирана.

– Приятеля моего Гогу, интеллигентного человека, в прошлом, конечно, журналиста, между прочим, отлупил и на мусорку отнес, скотина, – продолжил рассказ о подлостях соседа Лаврик. – Тот не хотел от меня уйти, сказал этому гаду, что имеет право общаться со мной и находиться у меня дома, а этот боров ему чуть голову не отвинтил. Гога до сих пор с синяками ходит.

– Ну, доходы у попрошайки от этого меньше не стали, народ побитого больше жалеет, – предположил Крячко.

– Да при чем здесь это?! – немного обиделся Лаврик. – Если хотите, то синяки можно и подрисовать, а Гога работать не мог после этого.

– Ну надо же, – усмехнулся Крячко, глядя на Гурова. – Он о попрошайничестве говорит как о руководящей работе в министерстве.

Лаврик неожиданно горделиво выпрямил спину и с оскорбленным самолюбием в голосе произнес:

– Ну, если общество отторгает нас от одного социума, то мы должны приспосабливаться жить в другом, и если человек талантлив, то он творчески делает любую работу.

Гуров улыбнулся и еще раз осмотрел комнату со скудной убогой мебелью, остановившись взглядом на книжной полке. Она была почти пуста за исключением трех книг.

Гуров взял в руки первый попавшийся том. Это был Диккенс, «Большие надежды».

– Вот ты говоришь, что общество вас отринуло, а сам не можешь даже водку пить бросить без посторонней помощи. Для этого потребовался отставной вертухай, который тебя силком в трезвое будущее потащил.

– Да что вы, Лев Иванович, водку я и сам давно уже не жалую, – снова оживился Лаврик. – Я в последнее время больше на травку перешел. Эффект, знаете ли, от курева помягче, поутру не так тяжело вставать, а кайф от него куда благороднее.

В этот момент Гуров раскрыл томик на месте, где он был чем-то заложен, и обнаружил, что в качестве закладки использован прозрачный пакетик, наполненный мелко рубленной соломкой бледно-зеленого цвета. Название этой травы и ее предназначение не вызвали у Гурова никакого сомнения.

– У нас на вокзале в последнее время стали продавать замечательное зелье, – Лаврик продолжал развивать тему, нисколько не смущаясь тем, что Гуров обнаружил его тайник. – Исключительного качества товар, и главное, травка не водка – ее легче спрятать от этого урода толстопузого. А вы, Лев Иванович, молодец, опытный сыскарь, сразу обнаружили мою нычку.

– Да нет, – равнодушно пожал плечами Гуров. – Просто решил узнать, что это за «большие надежды», которые, так сказать, тебя питают. Но похоже, что все твои надежды так или иначе связаны или с водкой, или с наркотой.

Гуров захлопнул книгу и вернул ее на полку.

– Кстати, – неожиданно продолжил он, – а много на вокзале наркоты появилось в последнее время?

Лавриков оживленно забегал взглядом с одного гостя на другого и, понятливо кивнув, сказал:

– Как я понимаю, вы о деле заговорили, что же, всегда рад вам помочь всем, чем только могу.

Он сел на сетчатую кровать, застеленную байковым одеялом бурого цвета, прожженным в нескольких местах сигаретами, и, обхватив руками сведенные колени, с готовностью сказал:

– Что же, я готов отвечать. Что вас интересует?

– Лаврик, вопрос тебе уже задан, – хмуро заметил Крячко.

– Ах да, – спохватился стукач. – Но я не знаю, как ответить на этот общий вопрос. Можно как-нибудь поконкретнее сформулировать его?

– А я вот сейчас спущу с поводка ту гориллу в коридоре, и она тебе конкретно объяснит все непонятные вопросы, – с нарастающей угрозой в голосе пообещал Стас.

– Нет-нет, ну зачем же так сразу, – забеспокоился Лаврик. – Я действительно затрудняюсь ответить. Это же вокзал, там всего много, и наркотиков тоже. Где же еще дурью-то торговать?..

– На Павелецком вокзале торговлю дурью таганская братва контролирует? – спросил Гуров.

– Угу, таганские. Земец у них главный, под ним еще Курский и Ярославский вокзалы. Но сам он давно уже не появляется на точках. Говорят, солидным бизнесменом стал, легальным бизнесом занялся.

– Кто теперь непосредственно на местах куратором от этой бригады работает?

– Раньше, сразу после Земца, был Коля Бибиков, но его Земец приподнял, и он теперь на высоких постах подле него работает. А на замену недавно Кирпича прислали, то есть Серегу Кирпичева.

– Ты его в лицо знаешь? – задал вопрос Крячко.

– Ну конечно. Он почти каждый день мимо меня по переходу проходит. Пунктуальный такой, во всем порядок любит. Приезжает приблизительно в одно и то же время, джип свой ставит в одном и том же месте, перед входом в метро, прямо под знаком. Менты там все куплены, – Лавриков вдруг осекся и снова забегал взглядом с одного сыщика на другого, на сей раз с явным недоумением. – Так вы что же, решили таганскую братву с вокзала стереть и торговлю дурью прекратить?

– Слушай, Лаврик, делать выводы – это не твоя забота, от тебя нужна только информация, – снова одернул его Крячко. – Ну и посильная помощь в оперативной работе.

– Что я должен сделать? – натянуто спросил Лавриков.

– Завтра на вокзале ты покажешь мне этого Кирпича, – приказал Гуров. – А теперь слушай внимательно, как мы это сделаем…

Через пять минут сыщики уже выходили из комнаты Лаврикова, и Стас первым делом направился к Миколе, послушно лежащему на полу.

Гуров обратил внимание, что Крячко с некоторой опаской расстегивает наручники на запястьях временно арестованного соседа. Так хозяин недавно купленной большой собаки осторожно входит в ее вольер.

– На первый раз ты прощен, дядя, – заявил ему Стас. – Ну а вообще надо поаккуратнее с мордобоем. Это ведь Москва, а не деревня, здесь разные люди шастают, и надо смотреть, на кого руку поднимаешь. Сегодня ты на доброго полковника милиции нарвался, а завтра так же, по дурке, можешь злого киллера повстречать, приняв его за лоха.

– Мужики, извиняйте, правда ведь, не допер сразу, – смахнув кровь с разбитой губищи, пролепетал Микола. – К нему же тут один сброд ходил, вот я и принял вас за…

– Ладно, ладно, – поспешно похлопал его по плечу Крячко и добавил: – Ну а в целом линия на гигиену правильная, одобряю. Порядок в помещении должен быть, да и с пьянством надо бороться. Только вот беспредела больше допускать не надо, это ж не зона все-таки.

Микола кивнул, так не поняв до конца, как ему теперь себя вести в отношениях с соседом Лавриковым.

Уже садясь в машину, Гуров улыбнулся и спросил Стаса:

– Ну как челюсть? Жевать-то сможешь?

– Если надо, я и загрызть смогу кого угодно. Моя челюсть и не такие наезды выдерживала. А этот урод толстопузый нас в старики записал, надо было ему еще по репе настучать за это. Кстати, а почему ты его головой-то в пузо боднул? Что за странная техника драки?

– Стас, да какая там техника драки, – отмахнулся Гуров. – Нам главное противника нейтрализовать и задержать, а там уж как получится. Сегодня получилось головой его обездвижить, завтра другой частью тела, мне все равно – главное, чтобы был эффект.

Крячко с удивлением смотрел на друга, никак не комментируя сказанное. Гуров же, помолчав секунду-другую, произнес, на сей раз уже смущенно:

– Если честно, то я не был уверен, что смогу его кулаком пробить. Больно уж здоровым он мне показался, вот я и решил его сначала удивить, а потом понадежнее действовать. Не знаю, может, старею уже.

Крячко тяжело вздохнул и, отвернувшись от Гурова, повернул ключ зажигания и завел двигатель машины.

– Лева, – печально обратился он к Гурову, – с такими мыслями у тебя скоро не только руки, но и другие части тела работать нормально перестанут.

Уловив многозначительность в словах Крячко, Гуров насупился и замолчал. Однако молчание длилось недолго, прервал его Стас, желая вывести друга из глубокой задумчивости.

– О чем задумался, полковник? – начал он веселым тоном. – Не переживай, мы еще покажем с лучшей стороны все свои части тела.

– Завтра же и начнем, – задумчиво ответил ему Гуров. – Только для большей эффективности работы нам надо будет разделиться. Я завтра с утра поеду на Павелецкий вокзал, а ты двинешься гораздо дальше.

– Не понял, – насторожился Крячко. – Ты, значит, решил послать меня куда подальше и мне заранее ничего об этом не сказал?

– Я это только сейчас решил, – спокойно ответил Гуров. – Где, ты говоришь, сидит этот лейтенант, неудачно торговавший конфискованными стволами? Кажется, в Мордовии?

– Лева, это жестоко, – категорично заявил Стас. – И это все из-за неудачной шутки в твой адрес?

– Ты уже не мальчик, должен знать, как шутить с непосредственным начальством, – равнодушным тоном поучал Гуров друга. – Ну а если серьезно, то у нас практически нет пока никаких стоящих зацепок, и надо использовать по максимуму хотя бы все то, что есть. Съезди поговори с этим сидельцем, пообещай ему что-нибудь, может, он тебе что-то и скажет полезное для нас.

– Что он там скажет? – возмущенно махнул рукой Крячко. – Ты сам-то хоть представляешь, что именно мне надо оттуда привезти?

– Если честно, то не очень, – устало вздохнул Гуров. – Может быть, фамилию, может, если повезет, то и адрес. Но пустой не возвращайся. Шутник, блин!..

Лаврик не подвел. Как и было условлено, с девяти утра он уже стоял в переходе от метро Павелецкая к вокзалу и… работал.

Свою работу Лаврик действительно исполнял с незаурядной творческой фантазией. На лице его, несомненно, был наложен грим, оно приобрело большой синяк под глазом и густой землистый цвет. Взгляд был потухший и одновременно печально-задумчивый. Выражение лица ясно показывало, что этот усталый мудрый человек оказался не в силах перенести свалившиеся на него жизненные коллизии. Этому образу соответствовала и одежда – рваная и изношенная, но в далеком прошлом солидная и дорогая.

Гуров, глядя на Лаврикова, подумал, что бывший артист имел право на этот небольшой маскарад, поскольку в этом образе сосредоточились и были доведены до некоего абсурда его собственные жизнь и судьба, конечно, с поправкой на то, что при этом Лавриков решил заработать на своих несчастьях.

Он сидел, прислонившись к стене, недалеко от лотка с газетами. Перед собой артист поставил небольшую картонную коробочку, в которую периодически лазил для того, чтобы малозаметным жестом изъять купюры покрупнее, опущенные туда особо сердобольными прохожими, оставляя в копилке лишь мелочь.

То, что Лаврик сидел, было условным знаком, о котором они договорились накануне. При появлении в зоне видимости Кирпича Лаврик должен был бы встать.

Гуров провел в ожидании почти час. За это время он погулял по переходу осмотрев ассортимент почти всех киосков и книжных лотков. Сыщик купил газету и принялся ее читать, отойдя подальше от Лаврика, но не теряя его из вида, когда вдруг заметил краем глаза, что этот суперагент медленно поднялся.

Гуров свернул газету и направился к Лаврикову, остановившись у картонной копилки, наклонился, чтобы положить туда купюру. В этот момент Лаврик тоже присел и прошептал:

– Высокий мужчина в верблюжьем пальто бежевого цвета. Стоит у ларька с кожгалантереей. У него на левой руке толстая печатка. Джип его, кажется белый «Ниссан», как я вам говорил, должен стоять у спуска в переход.

Гуров молча кивнул и отошел от информатора.

Кирпича он заметил сразу, тот вышел из киоска кожгалантереи и направился в сторону Гурова. Сыщик отвернулся и, когда тот проследовал мимо с озабоченным видом, двинулся за ним.

Через минуту они вышли из перехода, и Кирпич направился к своему джипу, который с радостным звуком мигнул ему габаритами. В тот момент, когда Кирпич уже уселся за руль, Гуров открыл пассажирскую дверцу и бесцеремонно сел в машину.

– Ты что, дед, попутался, что ли? – с недоумением заявил Кирпич, увидев, как высокий пожилой мужчина в потертом пальтишке садится к нему в машину. – А ну пошел на…

– Закрой рот, Кирпич, и сиди тихо, – резко оборвал его Гуров и сунул руку во внутренний карман пальто.

Заметив этот жест незнакомца, Кирпич вздрогнул. Его поразила нехорошая догадка, и круглое полное лицо вмиг приобрело меловой оттенок, а глаза расширились от ужаса.

– Да не пугайся ты так, милый, я не мокрушник, как ты подумал, я из органов, – рассмеявшись, успокоил его Гуров и, достав из кармана удостоверение, раскрыл его перед собеседником.

– Гуров, полковник, Главное управление уголовного розыска, – неуверенно читал Кирпич, с удивлением глядя на Гурова. – А что от меня-то вам надо?

– Не стой здесь, поехали, по пути поговорим, – приказал Гуров.

Кирпич послушно завел двигатель, и машина сдвинулась с места.

– Куда ехать-то? – спросил Кирпичев.

– Все равно, главное, слушай меня внимательно, – ответил ему Гуров. – Я знаю, что ты работаешь с Земцовым, твой шеф на днях вляпался в нехорошую историю с заказной мокрухой и залег на дно.

– А я-то при чем здесь?! – опять запел свою песню Кирпич, и снова его оборвал Гуров:

– Твоя роль в этом деле маленькая: слушать, что тебе говорят, и делать то, что тебе укажут. Тогда и проблем у тебя будет немного, – Гуров убедился, что Кирпичев готов повиноваться, и продолжил: – Я, полковник Гуров, веду расследование убийства моего бывшего сослуживца полковника Винченко. Убитый непосредственно перед смертью встречался с твоим боссом Земцом. Он последний, с кем общался Винченко, и его сейчас ищут. Так вот, передай ему, что я хочу с ним встретиться. Пусть он выйдет на контакт со мной как можно быстрее. И еще передай, что я не склонен думать, будто он причастен к убийству полковника. Если у него есть какие-то доказательства, хотя бы косвенно указывающие на его невиновность, пусть передаст их мне. А еще лучше, если он сам встретится со мной и расскажет об этом убийстве все, что знает сам, – Гуров внимательно посмотрел на Кирпича и добавил: – Только не убеждай меня в том, что ты не знаешь, как связаться с Земцовым. Вот здесь записан номер моего мобильного телефона. Передашь его ему, и будь осторожнее. Не я один попробую выйти на Земца с помощью его подручных. А теперь останови машину, я выхожу.

Гуров оставил на панели автомобиля листок с номером своего мобильника и, открыв дверцу, быстро выскочил из машины. Когда джип скрылся из виду в потоке автомобилей, он достал мобильник и, набрав номер, спросил:

– Ну как, все записал? И где вы сейчас? Ну, если что, звони мне на мобилу.

Прозвучала команда «открывай», и сетчатые ворота приоткрылись, пропуская полковника Крячко с карантинной территории на территорию администрации зоны. Стас не успел сделать и трех шагов, как ощерившийся сторожевой пес бросился на него, но, вовремя одернутый охранником, застыл, встав на задние лапы в метре от московского гостя.

Крячко, опешивший от такой неожиданности, отступил на шаг и с яростью заорал на хозяина собаки:

– Ну ты, собаковод херов, ты что, уснул на посту?! Или ты своего кобеля не контролируешь?

– Извините, товарищ полковник, он на чужого реагирует. У него рефлексы, – смущаясь, извинился прапорщик, хозяин пса.

– У тебя, похоже, тоже одни рефлексы. Мозгов у вас на двоих совсем не осталось, – рявкнул на него Крячко. – Хотя с вашей работой они вам не нужны, одних рефлексов вполне хватит.

В этот момент из административного здания вышел невысокий худой подполковник и, радушно улыбнувшись, поприветствовал гостя:

– Здравия желаю, товарищ полковник. Семенихин моя фамилия, я начальник зоны. Что здесь случилось?

– Да вот ваши псы чуть не загрызли, уже на ментов кидаются в звании полковника, – пожимая руку, объяснил Крячко.

– Ну, собаки званий не разбирают, а контингент заключенных у нас, смею заметить, сплошь из ментов и состоит, – на жестком морщинистом лице начальника тюрьмы мелькнула едва заметная усмешка.

– Пошутил, что ли, да? – поинтересовался Крячко. – – Я смотрю, вы тут все тонкие ценители юмора, от начальника до служебного кобеля.

– Пойдемте в кабинет, товарищ полковник, не то простудимся, к вечеру мороз сильно покрепчал, – миролюбиво предложил Семенихин и посторонился, пропуская Крячко вперед. Когда тот первым пошел к административному корпусу, Семенихин сурово взглянул на проштрафившегося прапорщика и его кобеля и погрозил обоим кулаком.

Начальник тюрьмы проводил Крячко в свой кабинет, расположенный на втором этаже кирпичного здания. В самом кабинете мало что изменилось с советских времен, та же старая, хоть и добротная, мебель и пролаченные деревянные панели стен, и даже портрет вождя мирового пролетариата на стене.

– Проходите, чувствуйте себя как дома, – последовала любезность начальника зоны, когда они вошли в кабинет.

– Спасибо, я уж постараюсь не забыть, что тут в гостях, – в ответ хмуро заверил его Стас.

– Это частая реакция. Когда милиционеры попадают в нашу зону, они заметно нервничают, раздражаются, – сказал Семенихин.

– К чему это ты? – переспросил Крячко.

– К тому, что наша зона красная, то есть ментовская. В обычной милиционер всегда гость, а в нашей может и жильцом оказаться. Как карты лягут. Вот командировочные обычно и нервничают, заходя на зону.

– Слушай, психолог, давай к делу перейдем, – предложил Крячко. – Честно говоря, времени у меня не много. Скоро ночь, и не хотелось бы по вашим местам в темноте ехать.

– А вы оставайтесь у нас, место мы найдем теплое, уютное, – снова с хитрой улыбкой предложил Семенихин, при этом он открыл большой сейф в углу кабинета и достал оттуда бутылку водки и две рюмки. – А пока можем предложить согреться и отметить знакомство.

– Ох, подполковник, прекращай меня тестировать своими предложениями, – неожиданно для себя рассмеялся Стас. – По первому предложению отказ, а второе мне очень нравится, надо и согреться, и познакомиться поближе.

Первая рюмка была выпита стремительно, после чего Семенихин спросил уже более серьезным тоном:

– Ну и что за дело у московского гостя в нашей глуши? Мне сегодня с утра звонили и предупредили о предстоящем визите.

– Да дело обычное, к вам с такими частенько приезжают, – ответил Крячко. – Сидельца одного надо разговорить попытаться.

– О ком речь идет? – задал вопрос подполковник, слегка насторожившись.

– Гребенкин Андрей Леонидович, – ответил Крячко и достал из своего портфеля папку с личным делом заключенного.

– А-а, этот торговец стволами, – задумчиво произнес Семенихин. – Его отряд только что с работы прибыл, так что можно его сразу и привести сюда.

– Ну вот и хорошо, не будем терять время.

– Что от меня надо? – Семенихин окончательно перестал улыбаться и посмотрел на Крячко напряженным взглядом.

– Да ничего особенного, – пожал плечами Крячко. – Разве что пару чашек, чай, если есть, то кофе, ну и сигареты. Все, разумеется, за мой счет.

– Без проблем, – заявил Семенихин. – Есть и чай, и кофе, дам и пачку «Мальборо». Хотя деликатесами ты их не удивишь, есть у них все это. У меня на зоне полковников сидит не один десяток. Сам понимаешь, контингент в целом обеспеченный, люди со связями.

– Опять ты за свое, блин, – начал было Крячко, но Семенихин сразу замахал руками, давая понять, что он уже уходит.

Через двадцать минут на пороге кабинета стоял высокий жилистый арестант лет тридцати. Одет он был в ватные штаны и черную простроченную телогрейку с нашитым на ней белым лоскутом с номером. Шапку он, видимо, снял в коридоре и держал ее в руках за спиной.

– Заключенный Гребенкин, отряд номер сто пять, – представился он.

– Проходите и присаживайтесь, Гребенкин.

Гребенкин тяжелым шагом прошелся по кабинету и сел на краю стула боком к Крячко, хочет при этом не глядеть на него. Было заметно, что он старался выглядеть спокойным и уверенным, но при этом настороженно ожидал, о чем поведет разговор этот человек с погонами полковника.

– Моя фамилия Крячко, я сотрудник Главного управления уголовного розыска.

– Ну надо же, – с горькой иронией заметил Гребенкин. – Похоже, за меня серьезно взялись, из самого главка прислали полкана. Они бы еще генерала командировали сюда на зону.

Для Крячко такая реакция арестанта была не столько обидной, сколько неожиданной. Гребенкин при этом явно нервничал, словно подобного визита ожидал давно и ничего хорошего от него не ждал.

– Так и дела ваши стоят того, чтобы московские важняки в гости приезжали, – пожав плечами, ответил Крячко. – Вы с покойным майором Якуниным таких дел наворотили, столько стволов в бандитские руки ушло с вашего склада!..

При упоминании о покойном майоре Гребенкин сжал свою шапку, как губку, и, мельком взглянув на Крячко, отвернулся, не желая показывать волнение.

– Какие ко мне вопросы, начальник? Я на суде все сказал, что знаю, – угрюмо ответил он.

– Вопросы все те же, что и были – об оружии, пропавшем со склада, – сказал Стас. – Стволы ваши заговорили, есть жертвы.

– Я за свои грехи уже получил по заслугам, и не надо на меня чужие вешать. Стволы не только я продавал, – стоял на своем Гребенкин.

– Это верно, что не только ты, – спокойно заметил Крячко. – Но беда в том, что в живых из вас двоих остался только ты один. Майора Якунина, шедшего по этому делу, привалило на лесоповале бревном. Ты знал об этом?

– Знаю, – процедил сквозь зубы бывший милиционер и снова сжал свою шапку в сильных ладонях.

– Остался последний источник информации, поэтому я и приехал к тебе на разговор. А то вдруг и тебя случайным бревном задавит насмерть? Или ты думаешь, что на «красной» зоне мента достать нельзя?

Гребенкин криво усмехнулся и тихо произнес:

– Именно здесь меня легче достать.

– Это значит, что стволы ушли не братве, а ментам? По крайней мере часть оружия, так? – предположил Крячко.

Неожиданно Гребенкин развернулся и, подавшись к столу, за которым сидел Стас, яростно зашептал:

– Чего, скажите, вам надо от меня? Я ничего не знаю, кроме того, что уже говорил. Я в этом деле пешкой простой проходил, все решал Якунин. Он старший был и по званию, и по возрасту, он находил заказчиков и договаривался с ними о цене. Я только два раза с ним ходил и то только для подстраховки, чтобы его не кинули на бабло клиенты. И попался во второй раз. Я ничего никому не говорил и не собираюсь больше говорить. Мне от вас ничего не надо, и вы меня не трогайте!

Крячко откинулся на спинку стула и, скрестив руки на груди хмуро, но невозмутимо выслушал этот выплеск наболевшего у заключенного.

Когда тот замолчал и с ненавистью и страхом посмотрел на Крячко, тот еще несколько минут сидел, сохраняя молчание и обдумывая только что услышанное.

Наконец Крячко, тяжело вздохнув, протянул руки к портфелю и молча вытащил оттуда папку с бумагами. Достав два чистых листа, он разложил их по разные стороны от папки и взялся за авторучку.

Гребенкин настороженно наблюдал за этим действием, но так и не решился задать вопрос.

– Да-а, – протянул Стас, задумчиво поигрывая авторучкой. – Вы правы, Гребенкин, что беспокоитесь о вашей безопасности. Судьба вашего подельника, майора Якунина, заставляет задуматься над этим. Бревна на зоне нередко давят людей по чьему-то злому умыслу. Ваши подельники, оставшиеся на свободе, могут вам угрожать. Вы также правы в том, что следователи могут попытаться раскрутить вас на новые уголовные дела и таким образом подставить вашу жизнь под угрозу. «Барабанов» нигде не любят, тем более здесь. Но вы все же ошиблись насчет меня, негативно расценив мой приезд к вам на зону. Я как раз хочу дать вам шанс на спасение.

Гребенкин внимательно слушал Крячко, перестав теребить шапку, но во взгляде его голубых глаз сквозило недоверие.

– Я намерен обезопасить вашу жизнь на зоне, для этого поговорю с начальником, постараюсь, чтобы ваше имя не фигурировало в деле, которое я расследую. Ну и последнее, что я могу для вас сделать, это ходатайствовать об условно-досрочном освобождении. Рановато, конечно, всего год с небольшим прошел, но рискнуть можно.

Крячко положил руку на лист бумаги слева от себя и сказал:

– Этот лист для вас, Гребенкин. Пишите все, что знаете об интересующем меня оружии. А я, в свою очередь, буду писать на своем листе ходатайство на УДО. Сами понимаете, чем больше вы напишете, тем больше шансов на то, что я смогу для вас что-то сделать.

В следующий момент Крячко достал из папки еще несколько листов, скрепленных вместе. Это были выписки из дела по изъятию оружия и передаче его на склад.

– Здесь указано, когда оперативники передали вам автоматы, в каком количестве, их заводские номера.

– Мне знакомы эти автоматы. Я помню тот день, когда их доставили к нам, я их и принимал. В описи были пять «АК-74», черного цвета. Не армейские, с откидными прикладами. Якунин сразу сказал, что у него есть на них покупатель. Потом мы оформляли списание старых автоматов со склада, ну и подменили их, набросали всякого старья некондиционного. Списание было большое, и никто сильно не проверял ни по количеству, ни по комплектации, да и люди-то все свои. Короче, старье уничтожили, а эти стволы мы продали в скором времени.

– Кому? – последовал вопрос Крячко. – Мне нужно имя этого человека или людей.

– Человека, – поправил Гребенкин. – Он был один.

– И кто он? – снова спокойно спросил Стас, в душе начиная терять терпение.

– Я говорил, что его нашел майор. Я только присутствовал на стрелке, когда ему стволы передали. Якунин фамилию не говорил, только погоняло его назвал – Марат. Сказал, что он из бывших ментов, но сейчас на вольных хлебах промышляет и ему железо очень нужно. Я посмотрел – к оружию он привычен, бойко обращается и толк в нем знает, наверное, в спецназе служил или в горячих точках.

– Как выглядит? Сколько лет? Особые приметы? – Крячко не выдержал и забросал собеседника вопросами.

– Лет тридцати пяти, может, чуть побольше. Рост выше среднего, глаза и волосы темные, скулы широкие. Вот, собственно, и все, что я вам могу сказать.

– Ну вот и пиши все, что сказал, – Крячко передал ему ручку, а сам достал из портфеля еще одну и начал писать на своем листе.

Следующие минут пятнадцать в кабинете начальника зоны стояла тишина, и любой вошедший мог наблюдать странную картину, как двое людей по разные стороны стола – один в форме полковника милиции, другой в арестантском одеянии, молча строчат на своих листах обещанные друг другу тексты.

Спустя два часа Крячко в сопровождении Семенихина шел к милицейскому «уазику», на котором приехал и на котором собирался отбыть обратно.

Мимо прошли строем заключенные, возвращающиеся с ужина.

– В последнее время народу стало прибавляться все больше и больше, взялись за вашего брата мента, – поеживаясь от холода, сказал Семенихин.

– Главное, чтобы не стало на одного меньше, – ответил ему Крячко. – За Гребенкина, случись с ним что, вы мне ответите. Я ему слово дал, что помогу.

– Ладно, не переживайте, решим вопросы с вашим сидельцем, – заверил его начальник лагеря. – Ну, счастливо добраться, приезжайте к нам еще.

– Нет уж, лучше, как говорится, вы к нам, – улыбнулся Крячко и полез в машину.