"Третий Рим" - читать интересную книгу автора (Ходаковский Николай)

ПЕТРАРКА БРОДИТ ПО РИМУ

Рассмотрим эти вопросы на примере увлечения собиранием материалов "античности" выдающегося поэта эпохи Возрождения Франческо Петрарки.

Петрарка является одним из первых и наиболее яростных пропагандистов античных авторов и, в частности, "величия Древнего Рима". Это был человек, как мы знаем, с обостренным, слегка истерическим восприятием действительности, постоянно выдававший желаемое за действительное и приходивший в священный восторг при виде развалин античности в Италии. Историю собирания "античных источников" хорошо раскрыл НА. Морозов.

Петрарка впервые посетил Вечный город Рим в 1337 г. Он был потрясен: "Рим показался мне еще более великим, чем я предполагал, особенно великими показались мне его развалины… Я уже не удивляюсь, что этот город завоевал мир, скорее удивляюсь, что завоевал его так поздно".

Рим и его окрестности встретили Петрарку хаосом легенд, из которых поэт отбирал те, которые казались ему "историческими воспоминаниями". В Падуе ему показывали гробницу Анте-нора, в Милане с благоговением относились к статуе Геркулеса. В Пизе утверждали, что она основана Пелопсом, ссылаясь при этом на название – Пелопоннесская Пиза. Венецианцы говорили, будто бы Венеция построена из камней разрушенной Трои. Существовало мнение, что Ахиллес правил некогда в Абруц-цах, Диомед – в Апулии, Агамемнон – на Сицилии, Евандр – в Пьемонте, Геркулес – в Калабрии. Аполлона считали то астрологом, то дьяволом и даже богем сарацин. Античным писателям изменили профессии: Платон стал врачом, а Цицерон – рыцарем и трубадуром. Вергилий считался магом…

Этот хаос легенд и литературных источников сплошь и рядом противоречил реальным историческим памятникам. Вместо величественных памятников прошлого перед глазами Петрарки открывались непонятного происхождения руины. Петрарка писал: "Где термы Диоклетиана и Каракаллы? Где цимбриум Марса Мстителя? Где святыни Юпитера Громовержца на Капитолии и Аполлона на Палатине? Где портик Аполлона и базилика Гая и Луция, где портик Ливия и театр Мар-целла? Где здесь построил Марий Филипп храм Геркулеса и Муз, а Луций Корнифиций – Дианы, где храм свободных искусств Азиния Паллиона, где театр Бальбоа, амфитеатр Ста-тилия Тауреа? Где бесчисленные сооружения Агриппы, из которых сохранился только Пантеон? Где великолепные дворцы императоров? В книгах находишь все, а когда ищешь их в городе, то оказывается, что они исчезли или остался от них только жалкий след". Дымка мечты настолько заволакивала взор Петрарки, что, глядя на отчетливую надпись на пирамиде Цеотия, он продолжал уверять, что это могила Рема! Реальная действительность Рима удивляла Петрарку. Колизей был почему-то замком и крепостью одного из феодальных родов, та же участь постигла "мавзолей Андриана", "театр Марцелла", арку "Сеп-тимия Севера".

С прибытием Петрарки в Рим начинается новая эпоха в переоценке упадка великого города. Петрарка был первым человеком нового времени, чьи глаза наполнились слезами при виде разрушенных колонн и от одного только воспоминания о забытых именах, чье сердце было взволновано немым свидетельством камней. Сам Петрарка писал: "Остатки древних стен, благогове-нье внушающие, либо страх, когда былого вспоминаются картины…"

Петрарка развернул активную деятельность: разыскивал статуи, собирал римские медали, пытался восстановить старинную топографию Рима и т. д. Но большую часть своей энергии он направил на поиски и комментирование произведений "античных классиков". Петрарка пополнял свои архивы в течение всей жизни с помощью друзей и своих многочисленных иностранных корреспондентов, которые разыскивали и переписывали для него забытые и полузабытые рукописи. Он постоянно занимался копированием рукописей. Став богатым, он организовал целую мастерскую, в которой работали секретари и переписчики, о чем он сам неоднократнр упоминал в письмах. О его страстном увлечении – собирать древние книги – знали все. Почти в каждом письме к друзьям он напоминает об этом. "Если я тебе дорог, сделай так: найди образованных и достойных доверия людей, пусть перетрясут всю Тоскану, перероют шкафы ученых, как духовных, так и светских". Он щедро оплачивает находки, и они стекаются к нему со всех сторон.

Петрарка писал: "Как только увижу монастырь, сразу же сворачиваю туда в надежде найти что-нибудь из произведений Цицерона". Впоследствии Петрарка найдет много произведений Цицерона. Вот пример одной странной находки сочинения Цицерона "О славе". О существовании этой рукописи было известно из письма, приписываемого Цицерону, к Аттику. Петрарка заявил, что он будто бы обнаружил эту рукопись, но дал ее на время своему старому учителю Конвеневоле, который ее якобы "потерял".

Письма Цицерона Петрарка якобы обнаружил в библиотеке капитула в Вероне, причем до Петрарки никто не знал о существовании этих произведений. Почему-то оригинала у Петрарки вскоре не оказалось, он предъявил копию, разослав ее всем заинтересованным лицам. Эта рукопись содержала письмо к Аттику, к брату Квинту, к Марку Бруту и несколько апокрифов.

Насколько Петрарка сжился с воображаемым миром античности, видно из его манеры писать письма "античным" мертвецам. "Франческо Петрарка приветствует Марка Туллия Цицерона. Долго разыскивал я твои письма и наконец нашел их там, где меньше всего ожидал. Я читал их с жадностью. Я слышал твои слова, твой плач, узнал твою переменчивость, Марк. До сих пор я знал, каким ты был учителем для других, теперь знаю, каким ты был для самого себя… В горном краю, на правом берегу Адидже, в городе Вероне, шестнадцатого июня, года от Рождества Христова, которого ты не знал, 1345".

Несколько сочинений Цицерона Петрарка получил от юриста Дало ди Кастильонкьо, страстного коллекционера и собирателя античных авторов. От того же Дало ди Кастильонкьо восторженный Петрарка получил и фрагменты из произведений Квинтилиана, в частности "О воспитании оратора". Петрарка был абсолютно уверен в подлинности этой рукописи. Рукопись была небрежной, истрепанной, в ней не хватало нескольких книг, а в тех, которые уцелели, было множество пробелов; в общем – рукопись очень походила на древнюю, а большего Петрарка и не требовал; он тотчас же написал восторженное письмо, обращаясь к духу Квинтилиана. Петрарка был прирожденным филологом. Он первым стал изучать произведения древнеримских поэтов, сопоставляя различные списки и привлекая данные смежных исторических наук. Именно Петрарка-филолог разрушил средневековую легенду о Вергилии – маге и волшебнике, уличил автора "Энеиды" в ряде анахронизмов, отнял у Сенеки несколько произведений, приписанных ему в средние века, и доказал апокрифичность писем Цезаря и Нерона, что в середине XIV в. имело немаловажное политическое значение.

Обращение Петрарки к античности являлось, по мнению Постникова, следствием идеологического конфликта поэта с окружающей его средой, и он создает себе легендарный мир древности, резко противопоставляя "античную цивилизованность "феодальному "варварству". В письме к Титу Ливию (опять письмо в прошлое) он патетически восклицает: "О, зачем не дано мне судьбою жить в твое время… Пока начитаю тебя, мне кажется, будто я нахожусь рядом с Корнелием, Сципионом Африканским, Лелием, Фабием Максимом, Метеллом, Брутом, Децием, Катаном, Регулом, Торкватом… В сладостных мечтах я мыслю себя живущим среди этих великих людей, а не среди воров и бандитов, которые на самом деле меня окружают… С наибольшим рвением предавался я, среди многого другого, изучению древности, ибо время, в которое я жил, было мне всегда так не по душе, что, если бы не препятствовала тому моя привязанность к любимым мною, я всегда желал бы быть рожденным в любой другой век и, чтобы забыть этот, постоянно старался жить душою в иных веках".

Петрарка написал серию биографий "О знаменитых людях", почти все герои которой – деятели республиканского Рима. В частности, в этом труде содержатся биографии Юлия Брута, Горация Коклеса, Камилла, Маилия Торквата, Фабриция, Фа-бия Максима, Катона Старшего, Сципиона Африканского. Предполагается, что источниками служили для него произведения Тита Ливия, Светония, Юстина, Флора, Цезаря. Но насколько это обоснованно? В действительности мы не знаем, отмечал Морозов, какими источниками пользовался Петрарка, да и пользовался ли. Ведь он писал романы. "В моем сочинении содержится только то, что имеет отношение к добродетелям или порокам, ибо, если я не ошибаюсь, истинная задача историка состоит в том, чтобы показать, чему читатели должны следовать или чего им надобно избегать". Не его вина, что потом сочинения эти стали рассматриваться как бесспорные исторические первоисточники.

Следует обратить особое внимание на деятельность Петрарки вокруг собственного эпистолярного наследия. Он оставил три сборника писем, которые были им самим отредактированы, причем многие письма уничтожены как нежелательные свидетели. В своей латинской корреспонденции он затушевывал действительность, вводил древние прозвища и имена – Сократ, Лелий, Олимпий, Симонид и т. д. и латинизировал свои письма так, что они приобретали яркий характер древности, как ее понимали в то время. Даже рассказывая о событиях современности, он маскировал их под античными одеждами. Эти письма расходились по всей Европе – в Лондон, Париж, Прагу, не говоря об Италии, и создавали античный колорит.

Анализируя деятельность Петрарки, М.М. Постников делает определенные выводы. Не подвергая сомнению личную добросовестность Петрарки, он отмечает его болезненную увлеченность, явно не допускающую критической оценки "образованных и достойных доверия людей", доставляющих ему (за деньги) "древние" сочинения.

Не нужно пренебрегать также реальной возможностью, что некоторые сочинения Петрарки, написанные им в подражание классикам, могли быть впоследствии приняты за копии истинно "древних" сочинений. Естественно, нельзя утверждать, что все гуманисты эпохи Возрождения были мошенниками и фальсификаторами. В массе они были лишь увлеченные люди, недостаточно критично относившиеся к попадавшим в их руки манускриптам.

Фальсификаций, в соответствии с требованиями рынка, было очень много, но большинство из них было сделано столь неумело, что подделка разоблачалась первым же покупателем рукописи. Лишь подделки более искусные разоблачались не сразу и успевали получить известность. Наиболее же искусные подделки признавались подлинными произведениями древности.

С чего же началась вся эта деятельность? Пока не было гуманистов типа Петрарки, древние римляне были никому не нужны и не было никакой выгоды их подделывать. Коллекционеры же рукописей, вокруг которых уже начали виться фальсификаторы, не могли возникнуть, пока не было рукописей. Значит ли это, что какой-то запас истинно древних рукописей должен был существовать изначально?

Может быть, да, а может быть, и нет. Не надо забывать, что громадное большинство дошедших до нас рукописей Средневековья анонимно.