"Я был адъютантом Гитлера" - читать интересную книгу автора (Белов Николаус Фон)

5 ноября 1937 года

Усиливающиеся во всем мире антигерманские настроения, как их видел Гитлер, должны были оказать свое влияние на совещание 5 ноября 1937 г. Оно вошло в историю из-за «протокола Хоссбаха», сыгравшего такую большую роль на Нюрнбергском процессе. Бломберг через Хоссбаха попросил фюрера о проведении заседания для обсуждения главнокомандующими составных частей вермахта вопроса о вооружении и сырьевых ресурсах.

К назначенному времени, 16 часам, Бломберг, Геринг, Фрич и Редер приехали в Имперскую канцелярию со своими адъютантами и экспертами по вооружению. В квартире фюрера их встретили и проводили в Зимний сад его военные адъютанты. Сопровождающие остались в курительной комнате. Бросалось в глаза, что по желанию Гитлера был приглашен и имперский министр иностранных дел барон фон Нейрат. Гитлер вошел в Зимний сад в сопровождении Хоссбаха, держа в руках несколько исписанных листков бумаги. Камердинер закрыл стеклянные двери и задернул занавеси. Часы показывали 16 часов 15 минут. Всеобщее гадание, что бы это значило, в курительной комнате. Про себя мы отметили, что Гитлер еще никогда не проводил совещаний верхушки вермахта совместно с имперским министром иностранных дел. Особенно любопытным и обеспокоенным был личный адъютант фюрера Видеман, который как раз готовился к поездке в Соединенные Штаты.

20 часов 50 минут. Двери открываются. Главнокомандующие и Нейрат со своим сопровождением, которое так долго ожидало их, покидают квартиру фюрера. Все мы молча констатируем, что совещание прошло за закрытыми дверями.

Вскоре после этого совещания Гитлер отбывает в Мюнхен на обычные торжества по случаю марша 1923 г. к «Галерее полководцев», затем он отправится в свою личную резиденцию на Оберзальцберге. 14 ноября я выезжаю туда, еще не зная, что явилось причиной моего вызова.

Перед отъездом Хоссбах пригласил меня и Путткамера к себе в кабинет и с серьезным видом сообщил нам, что совещание 5 ноября имеет принципиальное значение и мы должны знать об этом. Он сделал запись совещания, и нам следует ее прочесть. Сначала дал протокол Путткамеру, а потом мне. Запись имела объем примерно 15-20 стандартных страниц и была сделана знакомым мне почерком Хоссбаха, скорее большими, чем маленькими буквами. Мне все еще помнится, как Хоссбах сказал нам, кому именно он даст ее прочесть и где она будет окончательно храниться. Гитлеру он сможет ее показать не ранее конца месяца, ибо тот вернется из своей поездки в Аугсбург 21 или 22 ноября.

Содержание протокола общеизвестно по экземпляру, представленному Международному военному трибуналу в Нюрнберге в 1946 г. Оригинал рукописи Хоссбаха до сих пор не обнаружен. Соответствуют ли и насколько именно оба текста друг другу, с уверенностью поэтому никто определить не может. Сам же я могу сказать, что, насколько мне помнится, текст оригинала был короче, чем нюрнбергский. Предположение, что Хоссбах в силу своего отношения к Гитлеру и его речи сделал запись тенденциозной, я считаю необоснованным.

О содержании же нюрнбергского документа могу сообщить только то, что некоторые пассажи и темы 1937 г. я однозначно узнаю. Остальные части текста кажутся мне новыми. Мое тогдашнее впечатление было таково: Гитлер хотел дать общую оценку европейской политической и военной обстановки во взаимосвязи со своими мыслями и планами относительно будущего Германии. Он желал, при наличии определенных политических предпосылок, присоединить к рейху Австрию и Чехословакию, сделав это не позднее 1943-45 гг. После указанного срока, считал он, можно ожидать изменения соотношения сил в Европе лишь не в нашу пользу. В таком случае он предполагал вражду Франции и Англии с Германией. Но не припоминаю, чтобы в записи назывались Польша, Россия и США. Из речи Гитлера и последовавшего за нею обсуждения, которое нам обрисовал Хоссбах, мне запомнилось только то, что Бломберг, Фрич и Нейрат весьма настойчиво предостерегали насчет враждебности со стороны Англии и Франции в любом случае и в любое время. При насильственном территориальном изменении, осуществляемом Германией, следует считаться с возможностью их вмешательства.

Тот факт, что Хоссбах проинформировал Путткамера и меня о содержании совещания, показало мне: оно имело особенное значение для него самого, а тем самым также для Фрича и Бека. Но я еще слишком недолго принадлежал к гитлеровскому штабу, чтобы оценить это в полной мере. Я считал вполне само собою разумеющимся, что фюрер как ответственный политик и Верховный главнокомандующий провел со своими авторитетными советниками совещание по оценке положения, причем его планы на 1943-45 гг. тогда, в 1937 г., показались мне слишком далекими, а потому и неактуальными. Никакого обсуждения высказываний Гитлера между нами троими не было. Путткамер и я просто приняли эту запись к сведению, а Хоссбах подчеркнул, что она является совершенно секретной. Мне тогда и в голову не приходило, чтобы Гитлер мог готовить планы, выходящие за пределы возможного.