"Астровитянка" - читать интересную книгу автора (Горькавый Ник.)Глава 17 БАЛ ВЫПУСКНИКОВОтношения между Джерри и Никки вернулись в русло старой дружбы. Джерри изо всех сил старался никак не проявлять свои более глубокие чувства и радовался за Никки – она всё больше походила на прежнюю весёлую девчонку, только заметно более взрослую, чем до Рождества. А это было самым главным, и он запрещал себе даже мечтать о чём-то другом. «Дай отдохнуть раненому ребёнку!» – часто вспоминал он слова Никки в госпитале. Он должен быть рядом как друг… Просто как друг? Да, чёрт побери, как друг! Никки, наверстывая апатию последних месяцев, занималась одновременно столькими делами, что Робби впервые стал жаловаться, что его процессора не хватает для обслуживания всех Никкиных интересов. Он считал для неё астрономические модели, готовил исторические ретроспективы и социологические анализы. Каждый вечер Никки смотрела кинохронику-реконструкцию. Кроманьонцы против неандертальцев. Культурный феномен Римской империи. Крестовый поход детей. Чума в Европе и бактериологическое оружие Средневековья. Бомбардировки Дрездена, Хиросимы и Нагасаки. Рабство и эксплуатация детей. Бесланское сожжение. Миланский кризис. Эти фильмы заставили Никки посмотреть на человечество другими глазами, испытав к нему и жалость, и ненависть. Перед её ошеломлённым взором проходила история земной цивилизации – кровавая и несправедливая. Она не верила глазам, глядя на караваны рабов, проданных собственными вождями в обмен на мелкие безделушки. Когда Никки узнала, что до двадцатого века девушки не могли учиться и голосовать, она была просто разъярена. После сцены казни молодой женщины, почти девочки, подозреваемой в измене мужу и забитой камнями толпой религиозных фанатиков, Никки сутки не могла ничего съесть. А ещё Никки стали сниться глаза детей, живущих в приютах. Ощутимое, как острый нож, чувство ожидания плескалось в детских взглядах, которыми провожались все незнакомые взрослые: «Вы пришли за мной? Меня нашли?» Бесчисленные тысячи брошенных, искалеченных и просто некрасивых детей заполняли детские дома. Не плачущая никогда Никки не заревела, глядя на экран, только по одной причине: она была одной из них. А сиротам плакать нельзя, иначе им не выжить. Но в их глазах всегда стоит убийственный для любой совести вопрос: «Кто это с нами сделал? За что?» Робби препарировал для Никки подоплёку событий, обнажал экономические, политические и технологические пружины исторических процессов. Как убедилась Никки, мир всегда был полярен: большая бесправная часть человечества постоянно голодала, а меньшая мучилась от ожирения. И меньшинство, держа бразды правления в цепких руках, всегда тщательно следило, чтобы недовольное и невнятное большинство не могло ничего изменить в существующем порядке вещей. Ещё никогда чувство справедливости в Никки не было так оскорблено. Но что может сделать один человек в мире, населённом миллиардами людей? Сизифов камень истории толкается усилиями масс, не одиночек. Никки взяла и спросила об этом Робби – своего главного советчика. Он непривычно долго думал, а потом выдал речь: – Про Сизифа – хорошая аналогия. Теперь представь себе холмистую равнину, по которой надо прокатить круглый тяжёлый камень. Затолкать камень из долины на верх горы можно только титаническими усилиями многих, а вот когда шар неустойчиво стоит на самой вершине холма, то выбрать, куда он дальше покатится, может и один человек… Никки фыркнула: – Робби, не надо со мной разговаривать как с идиоткой! Потом нехотя призналась: – Ну конечно, я и сама могла бы сообразить, что человеческий социум, при всей сверхсложности, ничем принципиально не отличается от любой другой динамической системы… Значит, наша цивилизация и её развитие тоже будут описываться набором стабильных и нестабильных состояний и траекторий! А когда эволюционный путь находится в точке раздвоения – бифуркации, то даже маленький пинок может привести к большим последствиям. Элементарная теория катастроф. А конкретные примеры значительного воздействия личности на историю ты можешь привести? Робби вспомнил Александра Македонского, Жанну д'Арк, Наполеона – великих полководцев и выигранные ими сражения, повлиявшие на дальнейшую земную историю. Никки с досадой покачала головой: – Это не совсем то, полководец действует не один, а лишь возглавляет могучую социосилу. В любом случае – я не командую войсками! Тогда Робби сказал: – История движется технологическими и научными прорывами. Про е-равно-эм-це-квадрат Эйнштейна, лазеры и высокотемпературную сверхпроводимость ты знаешь сама. Другой пример: первый мощный антибиотик – пенициллин – был случайно открыт Александром Флемингом в 1929 году. Массовое производство этого лекарства было налажено лишь к 1942 году и перевернуло всю медицину. Если бы лекарство стало применяться раньше, то спаслись бы миллионы людей и история заметно бы изменилась. Ещё пример: во второй половине двадцатого века учёные-генетики, среди которых был знаменитый Борлауг, совершили «зелёную революцию». Они подняли в несколько раз урожайность пшеницы и спасли от голодной смерти сотни миллионов людей в Индии и других развивающихся странах. Научные открытия обладают большей силой, чем армии. – Ты у меня становишься всё мудрее и мудрее… – задумчиво сказала Никки. – И говорить стал афоризмами… В мае наступило время первокурсникам выбирать себе специализацию. Оживлённые обсуждения царили за столами, в холлах орденов и в аудиториях. Для многих студентов, если не для большинства, этот выбор определит всю дальнейшую жизнь. Споры разгорались нешуточные – с вовлечением родителей, родственников, преподавателей и друзей. Что предпочесть для будущего изучения? Астрономия и космос увлекают многих. Физика, химия и математика тоже имеют массу сторонников. Биологическо-генетическое направление, конечно, самое модное и престижное и – что немаловажно! – сулит отличные шансы на хорошую работу; многие студенты учитывали и этот практический аспект. Поклонники кибернетики нисколько не сомневались, что именно роботы и искусственный интеллект – самая захватывающая и перспективная область, и ехидно называли биологов червякологами. Драконы свысока смотрели на кипение страстей узких специалистов. Уж они-то точно знали, что мир принадлежит политикам и менеджерам. Только олухи считают гуманитарный факультет прибежищем поэтов. Литература? Отличная штука для рекламного бизнеса! Вы – мастер слова? Превосходно – создайте-ка нам яркий слоган для избирательной камлании или продажи мыла. Умные люди понимают, что на гуманитарном факультете учат управлять массами, которые сами не знают, чего хотят. Зато за них это знают политики. Поэтому большинство Драконов записались на гуманитарный факультет – но, конечно, не в поэты, – и их примеру последовали многие студенты из других орденов. За столом нашей четвёрки друзей обсуждение выбора специализации тоже протекало активно. Хао, как все и ожидали, пошёл в математики, а Джерри без колебаний устремился на кибернетическую специализацию. А вот Никки вдруг объявила неожиданное решение – она идёт на гуманитарный факультет! – Ты же лучше всего знаешь физику и астрономию. Почему ты идешь на гуманитарный? – спросил у Никки удивлённый Хао. – Именно поэтому и не иду на физико-математический, – ответила Никки, – нет там для меня сверхинтриги, а вот человеческое общество для меня… остроинтересно, скажем так. А кроме того, вспомни, что говорит профессор Ван-Теллер – между специализациями на самом деле нет барьеров. Я в последнее время активно изучаю социологическое моделирование – в нём море математики и масса интеллектуального программирования. Да и физики с генетикой немало, так как будущее прямо зависит от новых технологий. Ещё один сюрприз преподнесла Дзинтара, собравшаяся на биолого-генетический факультет. – А ты, Дзинтара-Дракон, почему не идешь на гуманитарный факультет заниматься любимой поэзией и музыкой или учиться рулить крупной компанией своей династии? – поинтересовался Джерри. – Получать зарплату за стихи и ноты? – усмехнулась Дзинтара. – Миску и сосиску за трогательную рифму? Не люблю небескорыстную любовь. Кроме того, всё время писать стихи, как бы тебе это ни нравилось… Это похоже на поедание только любимого десерта – через некоторое время он осточертеет и захочется солёного огурца… А уж карьера менеджера меня точно не прельщает – я дома насмотрелась на этих управленцев и политиков. Я выбираю биологию или медицину – ещё не решила точно – как профессию, а поэзию, литературу, музыку и живопись – как бескорыстное удовольствие, хобби, разрядку, всплеск вдохновения. Да и какой может быть поэт или писатель без знания жизни? О чём он будет писать? Через что смотреть на этот мир? – Не боишься, что знание убьёт поэзию? Разберёшь бабочку по деталькам и будешь глядеть на её полёт совершенно другими глазами, – сказал Джерри. – Глупости! – фыркнула Дзинтара. – Если знание деталей может убить для тебя красоту, то что-то не так с твоими глазами. Маленький ребёнок – классический символ ангельской чистоты и красоты. Теперь мы – р-раз! – и узнаём, что этот хорошенький золотоволосый ангел рождался лысый и сморщенный, в крови и муках, захлебываясь в слизи и крике. Будем ли мы после этого смотреть на него другими глазами? Может, и будем, но это наши проблемы: ребёнок по-прежнему красив и по-прежнему ангел. Пока не вырастет, конечно… – Ангел… весьма буколическое видение ребёнка, более верно, что каждый маленький ребёнок – маленькое и жестокое, вернее, почти внеморальное животное, которое надо ещё вырастить во что-то человеческое… или запрограммировать, что проще, но страшнее… – произнесла задумчиво Никки. – Это не играет роли в контексте Джерриного вопроса, – заявила Дзинтара. – Возможно… – с сомнением пробормотала Никки. В качестве единственного теста за год студентам задали написать сочинение-реферат «Почему я выбрал(а) этот факультет?» Никки, суммируя раздумья последнего времени, сочинила эмоциональное эссе о своей мотивации выбора будущей специализации и профессии. Сначала она набросала схематичную, но яркую картину прошлой истории человечества. «Ненаучно! – озабоченно решила Никки. – К тому же профессор истории Шаганэ учила, что вопросы собственности важнее всего». Девушка спохватилась и удалила последние две строки. «Менеджеры и политики росчерком пера убили больше людей, чем вооружённые преступники…» – отметила мысленно Никки. «Это было время, когда люди решили, что история остановилась… – Никки налила чашку кофе, размешала в нём старомодный сахар. – Но карманы истории всегда полны сюрпризов». Никки вздохнула: «Я знаю, что это важно, но не знаю, понравится ли мне это. Изучать звёзды приятнее, чем людей». Никки вздохнула и нажала клавишу отправки файла, терзаемая дурными предчувствиями. Как ни странно, она получила за сочинение отличный балл. Но наилучшей оценкой девушка сочла большое количество визитёров, которые прочитали её реферат в Сети Колледжа и оставили немало одобрительных восклицаний и замечаний. Реакция людей оказалась очень важной для Никки. Впрочем, многие отклики были анонимны, откровенно враждебны и даже оскорбительны. Дети политиков и менеджеров не восприняли позитивно Никкины идеи по уничтожению «папиной работы». Учебный год закончился! Дружный вздох облегчения пронёсся по Колледжу. Апогеем предканикулярной эйфории традиционно становился ежегодный Бал Выпускников, устраиваемый тридцатого июня в честь пятикурсников Школы Эйнштейна, но и младшие студенты искренне радовались возможности отдохнуть от наук и отпраздновать начало летних каникул. Никки пришла на Бал Выпускников в узком длинном тёмно-синем платье с голубыми искрами. Лунный опал на её шее вспыхивал и пускал лазерные лучики в хрустальную причёску, где они запутывались и рассыпались искрами. Платье очень шло к отросшим прозрачно-серебристым волосам Никки, и многие оборачивались, когда она проходила мимо: юноши смотрели на неё с полураскрытыми ртами, а девушки – с озабоченными лицами. Никки же была рассеянна и от многочисленных приглашений потанцевать неизменно отказывалась. Она совсем не была мрачной – как весной, но всё ещё не могла заставить себя прыгать в бодром танце вместе с другими ребятами. Никки устроилась в кресле возле углового столика и прохладно смотрела на веселящихся студентов, о чём-то думая. Джерри пришёл попозже – стройный, в чёрной рубашке со стоячим воротником и в ослепительно белых брюках, он был очень элегантен. Никки лишь скользнула взглядом по наряду Джерри, но зато другие оказались гораздо более внимательны к её старому другу. Не успел Джерри подойти к Никки и поздороваться, как сразу несколько девушек взяли курс на их столик. Раньше всех успела – почти подбежала! – эффектная девушка Дракон с пышными рыжими волосами и в коротком изумрудном платье. Остальные претендентки исказились лицами и сошли с дистанции. – Джерри! Джерри! Пошли танцевать! – Зелёные глаза Драконицы ярко горели. «Линзы, очевидно», – подумала неприязненно Никки. Красотка схватила Джерри за руку и потащила его за собой. Джерри не мог отказать такому напору и, извиняясь, обернулся к Никки. Та кивнула – а что ещё ей оставалось делать? Зал наполнился быстрыми ритмическими звуками не то румбы, не то танго – Никки не разбиралась в танцевальной музыке. Танец считался сложным, и большинство ребят расступилось к краям зала, перейдя в категорию зрителей. Лишь считанные пары остались на площадке. Но вот и они малодушно отсеялись, и – Никки не поверила своим глазам! – в центре площадки остался кружиться только изумрудно-чёрно-белый вихрь: Джерри и Драконица! Они стремительно двигались под музыку – слаженно, как профессиональные танцоры. Все другие студенты с удовольствием наблюдали за красивой парой. Джерри и рыжая девушка оказались идеально согласованными в движениях! Они четко выполняли все сложные танцевальные па, и зрители встречали их успехи бурными овациями. Танец был по-южному страстен: девушка повисала тонкой талией на руке Джерри, наклоняясь головой до пола… обвивала стройными ногами его ноги… обнимала Джерри за шею, прижимаясь к нему разгорячённым лицом. Никки таращила на них круглые глаза. «Где он научился так танцевать? – ошеломленно спрашивала она себя. – Хотя… Много ли ты про него знаешь? Ты давно занята лишь собой…» Ко всему прочему, зелёное платье рыжеволосой оказалось чистым блефом: оно больше походило на купальник с набором сложно составленных полосок, и при быстрых движениях красивая Драконица оставалась почти обнажённой в вихре развевающихся ленточек. В груди у Никки возникло странное жжение, и девушка стала испытывать сильное беспокойство. Что-то было не так, но она не могла понять что. – Робби, ты следишь за моей температурой и прочим? Я, наверное, съела какую-нибудь гадость… Ты можешь определить, что со мной? – Конечно, могу, – невозмутимо сказал Робби. – Для того чтобы алгоритмизировать базисные инстинкты биосуществ, мне хватит арифметического калькулятора… Ты просто ревнуешь! – Что ты имеешь в виду? – прикинулась непонимающей Никки. – Ну вот наконец и соврала, – с удовлетворением отметил Робби. – А сама уже всё поняла. Гадость, которую ты не можешь переварить, зовут Элиза. С нашим другом Джерри танцует красотка, и это вызывает у тебя острое психическое раздражение. Хороший признак! Сильные эмоции возвращаются к тебе… – А откуда ты – бездушная железяка – знаешь, что она красотка?! – рявкнула Никки, рассерженная на такой безжалостный хирургический анализ своей личности. – Когда эта девица – Элиза дю Снайдер – примчалась и утащила с собой нашего Джерри, я снял лидарным сканером трёхмерную динамическую модель её поверхностей. Увы нам! Фигура Элизы – в верхних двух процентах своей возрастной группы согласно критерию Крамера-Рича, физиономическая красота – в верхней трети процента по тестам Лю-Бара. Общий показатель красоты – сто пятьдесят два, рекорд Колледжа. Это не мои, а ваши, человеческие критерии. Интеллект – сто сорок. Не принцесса, но богата. Очень хорошая девушка. – Смотри сам не влюбись, транзисторы перегорят… – процедила сквозь зубы Никки. Информация Робби только усилила сердечное недомогание Никки – она перестала врать себе насчёт этого. На площадке отгремели последние па огненного танца. Джерри остановился, подняв голову и раскинув руки, а девушка картинно замерла в гибком шпагате, обняв ногу юноши выше колена. Никки зашипела, как утюг, упавший в воду. Публика же взорвалась аплодисментами, а довольные и улыбающиеся Джерри с Элизой взялись за руки и принялись дружно раскланиваться. Это было возмутительно! Но то, что последовало дальше, оказалось совсем невыносимым: Элиза не отпустила Джерри и сейчас. Она крепко держала его за руку, пока не начался другой – медленный – танец, и тут рыжеволосая совершенно нахально повесилась юноше на шею и стала постепенно уводить его в дальний угол площадки. Но Никки и на таком расстоянии отчётливо видела, как ласково она прижимается к Джерри и даже, кажется, целует его где-то за ухом! Так, что там с боевым режимом сонара?! Отключает минут на десять? Никки подпрыгнула как на пружинах, потом снова села. Что она может сделать? Устроить скандал прямо на танцевальной площадке? Это будет так глупо, что хуже некуда. Джерри ведь не является – как говорят в Колледже – кавалером Никки. Он просто её старый друг и сотрапезник. Джерри волен танцевать и даже целоваться с кем хочет! Никки застонала от внутренней боли. – И ведь ему это нравится! – прошептала или подумала она так явственно, что этот нахальный Робби расслышал и сразу встрял с комментариями: – Как молодому человеку может не нравиться, когда его обнимает такая красивая девушка? Если это вызывает у юноши отрицательные эмоции, то его нейрохимические контуры в клиническом состоянии, и ему надо срочно в госпиталь! От этих замечаний Никки стало совсем плохо. Вокруг кипел весельем бал, а она чувствовала себя отвратительно. Как назло, ещё одна неприятность подвалила в виде группки злобных мальчишек-Драконов, по-видимому, обиженных детей менеджеров-неандертальцев. Воспользовавшись отсутствием Джерри, они издевательски загалдели: – Прощай, мисс Маугли, прощай! Последний твой бал, на следующий год мы тебя уже не увидим! О, как нам будет трудно пережить такое счастье! – Садись с шляпой у выхода: может, кто-нибудь накидает тебе монеток на дорогу! – Золушки превращаются в принцесс только в сказках – в жизни они обречены излагать свои передовые взгляды кухонному венику! Раздался рык: – А ну пошли отсюда, шакалье! Сейчас каждому плюх навешаю! – позади нахальных первокурсников выросла рослая фигура белокурого выпускника-Совы. И он совсем не шутил: пятикурсники Колледжа на выпускном вечере могли позволить себе многое – исключить из Колледжа их было уже невозможно. Юные Драконы мгновенно испарились. Никки с благодарностью посмотрела на своего спасителя. – Меня зовут Билли Лобил, – представился он. – Давно хотел с тобой познакомиться, Никки! Можно пригласить тебя на танец? Никки заколебалась – трудно было ответить неблагодарностью такому парню. Он добавил: – Завтра я уезжаю, это мой последний шанс… ну пожалуйста, – и протянул к ней руку. И Никки сдалась. Это был её первый танец после рождественского бала. Билли так обрадовался, что весь танец говорил – и о том, как давно хотел её пригласить, и о геронтологии – биологии старения, которой он занимается, и об университете в Луна-Сити, где он будет учиться после Колледжа. Никки слушала его и натянуто улыбалась, а сама краем глаза всё время следила за Джерри и Элизой, танцующих совсем уж не разлей вода. Музыка закончилась длинной паузой. Билли спросил с робкой надеждой: – Как насчёт Последнего Танца? А потом погуляем… Никки в ужасе охнула. Как она могла забыть про эту старую традицию? Пары Последнего Танца Выпускного Бала не расстаются, а гуляют после Бала по парку или в лесу – часто до утра! Сейчас эта Элиза заполучит Джерри на весь вечер… или ночь! Острый нож ударил в сердце Никки. Она торопливо и неумело соврала Биллу: – Извини, я уже обещала Последний Танец! Но мы обязательно встретимся! – сказала она ритуальную фразу хорошего расставания. Их т-фоны обменялись номерами, и Никки побежала искать Джерри. Вот-вот раздадутся аккорды Последнего Танца. Чёрт! Какая она была дура! Надо было самой с ним танцевать всё время! Дьявол! Чёрт! Дьявол! Уже отчаявшись, Никки натолкнулась на этих голубков – Джерри и Элизу, оживлённо разговаривающих возле самого выхода в парк. Так, уже намылились гулять! Она подбежала к ним и с силой развернула к себе Джерри, стоявшего спиной. – Разреши… тебя… пригласить… – произнесла она изо всех сил стараясь не дышать как леопард-после-долгой-погони-за-антилопой. Раздалась музыка Последнего Танца. – Конечно! – улыбнулся Джерри и протянул к ней руки. Никки с удовольствием услышала за спиной Джерри злобное шипение и удар каблука в пол. Джерри осторожно взял её за талию, и тут уже Никки с искренним облегчением повесилась ему на шею, положив голову на Джеррино плечо. Уф, еле успела!.. Да что же это делается – друзей уводят буквально из-под носа! И она решила не выпускать Джерри из-под своей опеки. Танцуя, она с удовольствием думала, что уже завтра все эти остроглазые и зеленоокие ведьмочки разъедутся на каникулы, а они с Джерри останутся в Колледже одни… К концу Бала Выпускников все устали танцевать и куролесить, и большинство школьников осели за столами – выпить по бутылочке холодненького и обсудить завтрашний день, который обещал стать совершенно особым – днём Лунной Регаты. А для Никки, расстроенной выходкой Драконов, завтрашний первый июльский день обернулся напоминанием о том, что ещё немного – и настанет срок уплаты за второй год Колледжа. А денег нет ни у неё, ни у Джерри. Дзинтара? Для Никки просить денег у принцессы было неприемлемым вариантом – это означало бы не только потерю собственного достоинства, но и разрушение атмосферы равноправия и непринужденности, царящей у них за столом. Между должником и кредитором возникают слишком специфические взаимоотношения, игнорировать которые могут только толстокожие носороги. Кое-какие соображения о том, где добыть деньги на следующий год, у Никки были, но идеи – это ещё не деньги, и в кассу Колледжа их не берут. |
||
|