"Заживо погребенные" - читать интересную книгу автора (Рэнкин Иэн)4Всесторонний подход. Идею подал Дейви Хайндз. Допросы друзей покойного и его партнеров по бизнесу дело полезное, однако нелишне помнить, что подчас ситуацию можно прояснить, обратив внимание еще кое на что. – На другого галерейщика, вот что я имею в виду, – пояснил он. Поэтому-то Шивон и Хайндз оказались в небольшой галерее, принадлежащей Доминику Манну. Она находилась на западной окраине города, рядом с Куинсферри-стрит, где Манн обосновался совсем недавно. – Едва я здесь оказался, понял, что лучше места не сыскать. Шивон выглянула в окно. – Больно уж тихое место для магазина, – задумчиво заключила она: с одной стороны – офисные помещения, с другой – адвокатская контора. – Ничуть, – горячо возразил Манн. – Веттриано жил в двух шагах. Может, его удача перейдет ко мне. На лице Шивон играло недоумение, поэтому Хайндз поспешил на выручку: – Мне нравятся его работы. Он ведь тоже самоучка. – Некоторые галереи отказываются от него – из-за ревности, я так считаю. Но я всегда говорю: с успехом не поспоришь. Я бы его выставлял и выставлял. Шивон обратила внимание на стоящую рядом картину. На ней был изображен яркий апельсин; называлась она «Слияние» и стоила разумных денег – 8975 фунтов, чуть больше того, что она заплатила за машину. – А что вы скажете о Малколме Нельсоне? Глаза Манна округлились. Ему было около сорока пяти; неяркий блондин в тесноватом костюме цвета, который Шивон назвала бы красно-коричневым. Зеленые туфли без шнурков и бледно-зеленая футболка. Западная окраина была для него, скорее всего, единственным безопасным местом. – Работать с Малколмом – это кошмар. Смысл таких слов, как «сотрудничать» и «сдерживать себя», ему не известен. – А вы когда-нибудь выставляли его работы? – Только один раз. На общем вернисаже. Одиннадцать художников. И Малколм начисто испортил впечатление – вздумал приставать к посетителям и покупателям, указывая на несуществующие дефекты картин. – А сейчас его кто-нибудь выставляет? – Очень может быть. Он продает работы за границу. Думаю, кто-то где-то получает свою долю от продажи его картин. – А вы никогда не сталкивались с коллекционером по имени Кафферти? – как бы между прочим спросила Шивон. Манн в задумчивости наклонил голову. – Здешний? – Вообще-то да. – По фамилии вроде ирландец, а у меня есть несколько ушибленных живописью клиентов в районе Дублина. – Он из Эдинбурга. – В таком случае не могу сказать, что имею удовольствие его знать. Может, стоит включить его в список тех, кому я рассылаю приглашения? Хайндз захлопнул каталог, который только что листал. – Прошу прощения, сэр, если мой вопрос прозвучит нескромно, но принесет ли кончина Эдварда Марбера финансовую выгоду другим галерейщикам этого города? – А каким образом? – Ну… его клиенты достанутся кому-то другому… – Ага, теперь понятно, Шивон и Хайндз обменялись взглядами. Им показалось, что прямо слышно, как работает мозг Доминика Манна, переваривая информацию об уходе коллеги с рынка. Сегодня он наверняка просидит допоздна, удлиняя список приглашенных к себе на выставки. – Нет худа… – проговорил он после паузы и снова замолчал, так и не закончив фразы. – Вы знакомы с галерейщиком и антикваром по имени Синтия Бессан? – задала вопрос Шивон. – Помилуйте, мадам Син все знают. – Она ведь, если не ошибаюсь, была ближайшим другом мистера Марбера. Доминик Манн выпятил губы. – – Вы не совсем уверенно говорите, сэр. – Да… они были большими друзьями… это правда… Шивон смотрела на него прищурившись. Манн чего-то не договаривал, по всей видимости, ему хотелось, чтобы эту информацию из него вытянули. Вдруг он, всплеснув руками, спросил: – А Синтия является наследницей? – Этого, сэр, я не знаю. На самом деле она знала: по завещанию Марбер передавал часть своего имущества нескольким благотворительным учреждениям и друзьям, в том числе и Синтии Бессан, остальное переходило его сестре и двум племянникам, живущим в Австралии. Сестру известили, но она ответила, что поездка в Шотландию для нее затруднительна, и поручила уладить дела поверенному и бухгалтеру Марбера. Шивон не сомневалась в том, что их услуги будут оплачены более чем щедро. – Я думаю, Син заслуживает этого более других, – задумчиво произнес Манн. – Временами Эдди обращался с ней как с надоевшей прислугой. – Он поднял глаза на Шивон и Хайндза. – Я не люблю плохо отзываться о покойных, но Эдди был не из тех, с кем легко дружить. Раздражительный, грубый… – И как же люди с этим мирились? – поинтересовался Хайндз. – О, он бывал и обворожительным, и щедрым. – Мистер Манн, – обратилась к нему Шивон, – а были у Марбера Манн быстро заморгал: – Вы имеете в виду любовниц? Шивон выразительно кивнула. Манн ждал именно этого вопроса. Все его тело, казалось, извивалось от удовольствия. – Ну, вкусы Эдди… – Я полагаю, мы можем строить некоторые догадки о склонностях мистера Марбера, – перебил его Хайндз, имея в виду непостоянство последнего. Шивон взглядом заставила его замолчать. Ее глаза словно говорили: Манн тоже посмотрел на Хайндза. И вдруг прижал ладони к щекам. – Боже, – выдохнул он, – вы думаете, что Эдди был геем, так ведь? – А что, не был? – с безучастно-кислой миной переспросил Хайндз. На лице галерейщика появилась вымученная улыбка. – Дорогой мой, мое ли это дело – Хайндз бросил на Шивон умоляющий взгляд: – После беседы с миссис Бессан у нас сложилось впечатление… – Я неспроста называю ее мадам Син [4], – перебил его Манн. Шагнув вперед, он поправил одну из картин. – Она всегда достойно защищала Эдди. – Защищала от чего? – спросила Шивон. – От окружающих… от любопытных глаз… – Он огляделся, словно в галерее было полным-полно недоброжелательных соглядатаев, и, повернувшись к Шивон, продолжал: – Поговаривали, что Эдди вступает только в кратковременные отношения. Вы понимаете… с Хайндз открыл было рот, собираясь задать очередной вопрос, но Шивон, опережая его, сказала: – Полагаю, мистер Манн имеет в виду проституток. Манн с готовностью закивал головой, облизывая языком уголки губ. Тайна перестала быть тайной, значит, причина волноваться уже отпала… – Я это сделаю, – сказал Хорек. Это был маленький костлявый человечек, одетый чуть не в лохмотья. На улице его можно было принять за сезонного рабочего или бродягу, то есть за того, кто не причиняет хлопот и кто не вызывает тревоги. Это было его амплуа. Работая на Верзилу Гора, он разъезжал по городу в «ягуаре» с шофером. Но стоило ему расстаться с ними, как он снова входил в свою роль и делался неприметным для окружающих, словно кучка мусора у дороги. Обычно его можно было найти в диспетчерской по приему заказов принадлежащего Кафферти таксопарка, но Ребус понимал, что там они встретиться не могут. Он позвонил по мобильнику и попросил соединить его с Хорьком. – Передайте, что звонит Джон со склада. Они договорились встретиться на пешеходной дорожке у Юнион-кэнел, примерно в полумиле от диспетчерской. По этой дорожке Ребус не ходил уже много лет и сейчас вдыхал воздух, пропитанный запахом дрожжей с местной пивоварни. По расцвеченной нефтяными пятнами воде канала плавали птицы. Лысухи? Шотландские куропатки? Он так и не сумел выучить названий птиц. – Как у тебя с орнитологией? – спросил он Хорька. – Да никак, я лишь раз был в больнице – с аппендицитом. – Я не про болезни. Орнитология – это изучение птиц, – объяснил Ребус, хотя подозревал, что Хорек знает об этом не хуже его: выставить себя круглым дураком – его обычный трюк, рассчитанный на то, что излишне доверчивые люди его недооценят. – А, ну да, – сказал он, кивая головой, а затем добавил: – Передай, я все сделаю. – Я же еще не сказал, что им надо. – Я и так Ребус посмотрел ему в глаза. – Кафферти закажет тебя. – Если сможет, в чем я сильно сомневаюсь. – Вы с Эли, наверно, очень любите друг друга. – Его мать умерла, когда ему было двенадцать. Детям такой опыт ни к чему. Он смотрел на замусоренную узкую полосу воды таким пристальным взглядом, каким туристы смотрят на воду в Венеции. Девушка на велосипеде, ехавшая по дорожке в их сторону, кивнула им, когда они посторонились, чтобы дать ей проехать. Когда дочери Ребуса было двенадцать, она жила с матерью, они к тому времени уже развелись. – Я всегда помогал, чем мог, – сказал Хорек. Он произнес это спокойно, без показных чувств, но Ребус не был уверен, что он вполне искренен. – Ты о его делах? – Конечно нет; если б знал, я бы этого не допустил. – Что-то не очень верится. – Да пошел ты, Ребус. – По крайней мере ты мог устроить его на работу в вашу фирму. Ведь твоему боссу всегда нужны торговцы наркотой. – Эли ничего не знал о наших делах с Кафферти, – процедил сквозь зубы Хорек. – Не знал? – Ребус улыбнулся, но глаза его оставались серьезными. – Уж не хочешь ли ты сказать, что Верзила Гор способен поделиться удачей? В любом случае вам был бы конец. – Не глядя на Хорька, Ребус кивал головой, как бы убеждая самого себя. Сдай Хорек своего босса, и он труп. Но если бы Кафферти обнаружил, что сын самого надежного из работающих на него людей торгует наркотиками на Хорек молча следил за его действиями и вдруг нагнулся, выловил скомканную пачку из воды и мокрую сунул в карман засаленного пальто. – Мне, видимо, всегда придется подбирать дерьмо за другими, – сказал он. Ребус понял, что он имеет в виду: Сэмми в инвалидной коляске; водитель, совершивший наезд и скрывшийся с места ДТП… – Я ничего тебе не должен, – тихим голосом произнес Ребус. – Не беспокойся, я не работаю так, как ты думаешь. Ребус пристально посмотрел на него. Ведь, встречаясь с Хорьком раньше, он видел… а что он, собственно, видел? Подручного Кафферти, гнусного подонка – мелкий винтик в большой машине, крепко завинченный и незаменимый. А теперь перед ним был отец, человеческое существо. Ведь до сегодняшнего дня он и не подозревал о том, что у Хорька есть сын. А теперь он знал, что этот человек, потеряв жену, один растил сына в самый трудный, подростковый период. Невдалеке оттого места, где они стояли, проплыла, кокетливо прихорашиваясь, пара лебедей. В канале испокон веков жили лебеди. Хотя загрязнение воздуха и воды их убивало, а соседство с пивоварней заставляло покидать привычные места, так что лебедей здесь уже давно не должно было быть. Но эта последняя пара отличалась непоколебимым постоянством. – Пойдем выпьем чего-нибудь, – предложил Ребус. «Могильщики» было неофициальное название этого паба. При открытии он был назван «Тренажерный зал», но, поскольку рядом находилось кладбище, первоначальное название изменилось. Заведение гордилось своим пивом, а отполированная до блеска медь как бы намекала на стоящую рядом пивоварню. Поначалу бармен воспринял заказ Хорька как шутку, но, когда Ребус в ответ на его недоуменный взгляд пожал плечами, он налил, что было заказано. – Пинта восьмидесятого и кампари-сода, – объявил бармен, ставя напитки на стойку. Бокал кампари украшали маленький бумажный зонтик и засахаренная вишня. – Пытаешься рассмешить, сынок? – спросил Хорек, выуживая украшения из бокала и бросая их в пепельницу. Через секунду туда же отправилась и выловленная из канала сигаретная пачка. Они присели за столик в тихом уголке. Сделав два долгих глотка из своей кружки, Ребус слизнул пену с нижней губы. – Так ты действительно это сделаешь? – Это же семейное дело, Ребус. Ты ведь для своей семьи все сделаешь, верно? – Очень может быть. – Вспомни, ведь ты засадил собственного брата, разве не так? Ребус поднял на него глаза. – Он сам себя засадил. Хорек повел плечами. – Называй как хочешь. С полминуты они молчали, сосредоточившись на напитках. Ребус думал о своем брате Майкле, мелком наркодилере. Сейчас, отсидев положенное, он больше этим не занимается… Хорек нарушил молчание первым: – Эли полный дурак. Но это не значит, что я не стану его вытаскивать. Склонив голову, он сжал пальцами переносицу. Ребус услышал, как он пробормотал что-то вроде «Господи…». Ему вспомнилось, что он почувствовал, когда увидел Сэмми в больнице, подключенного ко всяким системам, с телом, изломанным, как у старой куклы. – Ты как себя чувствуешь, нормально? – спросил он. Хорек кивнул, не поднимая головы. Розоватая кожа на его лысой макушке была покрыта мелкими чешуйками. Ребус обратил внимание на его скрюченные, как от артрита, пальцы. Хорек едва притронулся к своему стакану, а Ребус уже почти осушил свой. – Закажу еще, – предложил он. Хорек поднял голову, Веки его были красными, как у зверька, в честь которого он был назван. – Моя очередь, – решительно объявил он. – Да ладно, – жестом успокоил его Ребус. Но Хорек покачал головой: – Это не по мне, Ребус, я так не работаю. Он поднялся и, распрямив спину, направился к барной стойке. Вернулся к столику с кружкой пива и поставил ее перед Ребусом. – Будем здоровы. – Будем. – Хорек снова сел, отпил чуток из своего бокала. – Так что им от меня надо, этим твоим друзьям? – Я бы не назвал их друзьями. – Полагаю, дальше последует моя встреча с ними? Ребус кивнул. – Они хотят, чтобы ты слил им все, что у тебя есть на Кафферти. – Зачем? Какой смысл? У него же рак. Поэтому-то его и выпустили из тюрьмы Барлинни. – И все лечение Кафферти ограничилось несколькими сеансами облучения. Предъявив ему обвинения, мы потребуем нового медицинского освидетельствования. Если болезнь не подтвердится, он снова отправится за решетку. – И в Эдинбурге с преступностью будет сразу же покончено? Ни уличной наркоторговли, ни махинаций?… – Хорек чуть заметно улыбнулся. – Уж кому знать, как не тебе. Ребус, сосредоточив взгляд на пиве, промолчал. Он знал, что Хорек прав. Слизнув с губ пену и сделав решительное лицо, он начал: – Послушай… Я думаю… Хорек, с интересом глядя на него, ждал, что он скажет. – Дело в том… – Ребус заерзал на стуле, словно пробуя усесться поудобнее. – Я не уверен, что именно сейчас от тебя что-то потребуется. – Что ты имеешь в виду? – Я думаю, ты не должен соглашаться делать что-то сразу. Эли потребуется адвокат, и этот адвокат может порасспросить кое о чем. Глаза Хорька расширились. – Например? – Каким образом полиция вышла на этот трейлер, как они его нашли… Возможно, там у них не все чисто. Они не поставили в известность ни таможню, ни службу акцизов. Возможно, есть процедурные проколы… – Ребус сжал кулаки, заметив надежду, мелькнувшую на лице Хорька. – Пойми, я не утверждаю, я только предполагаю. – Конечно, я понимаю. – Я не могу сказать, так это или не так. – Понимаю. – Запустив ногти в щетину, Хорек поскреб подбородок. – Если я обращусь к адвокату, как сделать так, чтобы это не дошло до Верзилы Гора? – Надо действовать втихую; не думаю, чтобы Шотландское агентство по борьбе с наркотиками хотело бы придать это дело огласке. Хорек наклонился к Ребусу, словно собираясь посекретничать с ним. – А если они пронюхают, что ты мне тут говорил… Ребус отстранился. – А что я тебе говорил? Лицо Хорька расплылось в улыбке. – Ничего, мистер Ребус. Вообще ничего. Он протянул руку. Ребус протянул свою, почувствовал мягкое рукопожатие, которым мужчины обменялись на прощание. Они не обменялись больше ни одним словом: им было достаточно видеть глаза друг друга. Все было так, как говорил Клеверхаус: Клеверхаус и Ормистон привезли его в Туллиаллан. По дороге они почти не разговаривали. Ребус: «Не думаю, что он на это пойдет». Клеверхаус: «Тогда его сын сядет в тюрьму». Эту фразу Клеверхаус злобно талдычил, пока Ребус не напомнил ему, что этот человек не из тех, кого можно убедить. – А может, – Вполне возможно. Когда Ормистон дернул ручной тормоз, он заскрипел, как тяжелая несмазанная дверь. Ребус вылез из машины и, идя по паркингу, слышал позади себя звук отъезжающего автомобиля. Войдя в колледж, он сразу же направился в бар. На сегодня рабочий день закончился. – Я пропустил что-нибудь стоящее? – поинтересовался он у сидевших у стола офицеров. – Лекцию о пользе физических упражнений, – ответил Джаз Маккалоу. – Они помогают подавлять агрессивность и снимают чувство разочарования. – Так вот почему все здесь постоянно тренируются! – Ребус скользнул взглядом по лицам товарищей и повернулся к барной стойке, собираясь пойти и заказать выпивку. Стью Сазерленд, как всегда, первым нашелся с ответом. Этот крепкий, краснолицый человек с густыми черными волосами и медленными рассчитанными движениями был типичным уроженцем Северного нагорья. Ему нужно было дотянуть до пенсии, работой он давно тяготился и не скрывал этого. – Я буду делать все, что положено, – говорил он своим товарищам. – Никто не сможет упрекнуть меня в том, что я не делаю того, что положено. Что именно ему «положено», он так и не объяснил, да никто и не думал об этом спрашивать. Проще было вообще игнорировать Стью, что, казалось, вполне устраивало и его самого… – Большую порцию виски, – сказал он, протягивая Ребусу пустой стакан. Выслушав пожелания остальных, Ребус двинулся к стойке, где бармен уже начал выполнять заказ. Но тут в полуоткрытую дверь просунулась голова Фрэнсиса Грея, и вся группа разразилась смехом, засыпая его шутливыми вопросами. Ребус был готов дополнить заказ, но, заметив его у стойки, Грей отрицательно покачал головой, потом отступил в коридор и закрыл за собой дверь. Ребус заплатил за выпивку, принес заказанное на стол, а затем направился к двери. Фрэнсис Грей его ждал. – Давай пройдемся, – предложил Грей и, сунув руки в карманы, пошел по коридору к лестнице. Ребус последовал за ним. Они остановились возле почтовой конторы – уменьшенной копии городского почтамта со стеллажами, заполненными газетами и журналами, пакетами и коробками, и даже стеклянной стеной с окошками. Здесь проходили тренировки по освобождению заложников и задержанию грабителей. – В чем дело? – спросил Ребус. – Помнишь, сегодня утром на меня наехал Баркли, обвинил, что я утаиваю информацию? – И ты все не можешь успокоиться? – Погоди и постарайся меня понять. Дело совсем в другом. Я ведь кое-что обнаружил. – Это касается Баркли? Грей, глянув на него, взял со стеллажа один из журналов. Журнал был трехмесячной давности. Он сразу бросил его обратно на полку. – Фрэнсис, меня ждет выпивка. Я бы хотел вернуться, прежде чем пиво выдохнется… Грей сунул руку в карман и вытащил сложенный вчетверо лист бумаги. – Что это? – спросил Ребус. – Попробуй ты объяснить. Ребус взял листок и развернул. Это был короткий, отпечатанный на пишущей машинке отчет о поездке двух офицеров Управления уголовных расследований в Эдинбург в связи с убийством Рико Ломакса. Их послали с заданием разыскать «известного подельника убитого» Ричарда Даймонда, но они, проведя три дня в столице, вернулись ни с чем. Судя по последней фразе, автор отчета не смог сдержать эмоций и предлагал «выразить благодарность нашему коллеге, детективу Джону Ребусу (отделение криминальной полиции в Сент-Леонарде), за поддержку и помощь, оказанные нам, хотя они и были совершенно недостаточными». – Может, он хотел сказать «достаточные», – пошутил Ребус, протягивая листок Грею, но тот продолжал сверлить его взглядом и не вынимал рук из карманов. – Наверное, ты это хотел утаить. – Зачем? – Думал, что никто его не обнаружит и не заинтересуется находкой, как я, поэтому ничего и не сказал. – О чем? – О том, что ты принимал участие в первоначальном расследовании. – А что рассказывать? Приехала парочка ленивых тупиц из Глазго, и все, что их интересовало, – это где самые лучшие пивные. Через два дня они свалили домой, ну а по возвращении им ведь надо было что-то написать, – пожал плечами Ребус. – Не слишком убедительное объяснение, почему ты об этом не сообщил. Но, возможно, это – Ты на что это намекаешь? – На то, что ты хотел выяснить, упоминается ли твое имя в… Ребус медленно покачал головой, словно перед ним стоял ребенок, которого бесполезно убеждать, взывая к разуму. – Ну, а где ты сегодня пропал? – Пытался накормить собак сеном. Помедлив еще несколько секунд и поняв, что больше ничего не узнает, Грей взял из рук Ребуса листок и начал складывать. – Так что, может, положить его обратно в папку? – Я бы именно так и поступил. – Не уверен. А этот Ричард Даймонд, что, его имя когда-нибудь еще всплывало? – Понятия не имею. – Если он снова занялся делом, уж с ним-то стоит пообщаться, согласен? – Очень может быть. Ребус смотрел на листок, наблюдая, как пальцы Грея скользят по его острым кромкам. Он протянул руку, взял листок и положил себе в карман. Грей едва заметно улыбнулся. – Ведь ты опоздавший член нашей шайки, верно, Джон? В списке, который мне прислали, были наши имена… но твоего не было. – Мой босс пожелал избавиться от меня как можно скорее. Грей снова улыбнулся: – Еще одно забавное совпадение: Теннант дает нам дело, в котором мы оба были задействованы? Ребус пожал плечами: – А как могло быть иначе? Лицо Грея стало задумчивым. Он встряхнул одну из коробок из-под крупы. Как он и ожидал, она оказалась пустой. – Дело в следующем: ты до сих пор в полиции, потому что тебе известно, где прячут тела [5]. – И какие именно? – спросил Ребус. – Да откуда же мне знать такие подробности? Теперь пришел черед улыбаться Ребусу. – Фрэнсис, – сказал он. – У меня ведь и фотографии есть. – Подмигнув Грею, он отвернулся от него и поспешил в бар. |
||
|