"Жерар Депардьё" - читать интересную книгу автора (Бернар Виоле)

Глава одиннадцатая Между ангелом и бесом

Только он! «“Простая формальность” была написана для Жерара Депардьё и ни для кого другого!» — без устали повторял осенью 1993 года Джузеппе Торнаторе в Риме и Париже, подыскивая финансовых партнеров для съемок фильма. Кое-кто уже принял приглашение: продюсеры Жан-Луи Ливи и Александр Мнушкин, опекавшие итальянского режиссера со времен «Кинотеатра “Парадиз”». «Такая встреча, такая задача, история человека, расследующего собственную жизнь, — от такого грех отказываться», — уговаривал Ливи Депардьё, который, в конце концов, согласился. Ливи сразу же заручился согласием и Паскаля Киньяра, которому предстояло написать диалоги. Они хорошо знали друг друга. Киньяр уже работал над диалогами в фильме Алена Корно «Все утра мира» 1991 года, в котором, под аккомпанемент музыки барокко, на экране появились два Депардьё — отец и сын[62].

Три года спустя в римских павильонах студии «Чинечитта» пышный XVII век уступил место чистой фантастике: столкновению между писателем Оноффом (Депардьё), подозреваемым в убийстве, и комиссаром полиции (Поланским), его верным почитателем. «Простую формальность», фильм-загадку, постоянно держащий в напряжении, можно воспринимать под разными углами зрения, пояснял Торнаторе, не отрицая некой аллегории на существующее положение в стране: «В последние годы Италия жила под наваждением допроса. В определенном смысле судилище над представителем культуры — это и суд над культурой, которая не помогает ни гражданам, ни стране помнить Историю. У моего героя, как и у моего народа, короткая память». Этой памяти явно оказалось недостаточно для успеха фильма. Зритель на него не пошел, несмотря на захватывающую дуэль Депардьё и Поланского, и «Простая формальность» быстро исчезла с афиш.

Отзвуки истории были слышны и в новом фильме с участием Депардьё — «Полковник Шабер», снятом Ивом Анжело. В сценарии фильма, написанном по мотивам произведений Оноре де Бальзака, говорится о злоключениях старика, одетого в лохмотья, который через десять лет после сражения при Эйлау[63] является к поверенному Дервилю и заявляет, что он Шабер, которого бросили на поле боя, сочтя убитым. Чего он хочет? Вернуть себе то, что ему принадлежит: звание, состояние, жену. Но не всё так просто: его супруга снова вышла замуж — за графа Ферро, могущественного деятеля Реставрации. Алчная и влиятельная, она отказывается признать прежнего мужа и заявляет, что готова на всё, чтобы отстоять свое положение, новую семью и деньги…

Для Анжело, известного кинооператора (он работал и на «Жерминале»), это был первый фильм, поставленный самостоятельно, и он заручился поддержкой актеров, подбор которых вскоре назвали идеальным: Фанни Ардан, Фабрис Лукини, Андре Дюссолье и Клод Риш. Впоследствии актеры скажут, что довольны работой под его руководством. Свое режиссерское кредо Анжело сформулировал так: «Я считаю, что настоящая режиссура проходит прежде всего через работу актера — как в театре, как при зарождении кинематографа. Как только актер находит верную ноту, камера встает на место сама собой».

Но для Депардьё это была непростая задача. До него роль воскресшего полковника исполняли маститые актеры, в том числе Ремю[64], запомнившийся по фильмам Паньоля и способный, как Депардьё, перевоплощаться в самых разных людей, оставаясь при этом самим собой. Возможно, именно по этой причине актер и стоял у истоков этого проекта, о котором было заявлено уже несколько лет тому назад.

Несмотря на безупречное воссоздание исторической обстановки, на безукоризненную игру актеров, на тщательную, даже академическую постановку, фильм Анжело хотя и не провалился, но не вызвал большого интереса. Через неделю после выхода в прокат «Полковник Шабер» собрал средненькую кассу — его посмотрели меньше ста тысяч зрителей в сорока кинозалах. Результат соответствовал ожиданиям, но не более того. Может быть, сосредоточившись на главном герое, режиссер затушевал человеческий и социальный задний план, исторический контекст XIX века, а то и современности? Так рассудили многие известные критики, по чьему мнению «бравый полковник не является призраком чего-то великого и прекрасного, носителем чьей-то памяти, которая превратила бы его в некий персонаж, он не напоминает вообще ни о чем». Те же самые критики сочувствовали Депардьё, которому пришлось взвалить на себя ношу, оказавшуюся ему не по плечу: «Он к этому привык, это даже одна из его обязанностей во французском кино в последние пятнадцать лет. Ввалиться в историко-литературную посудную лавку со своей физической мощью, нарочитой непочтительностью своей игры, сдувать пыль “французского качества”, приподнимать крышки на котлах Истории и Культуры, а при случае и задирать юбки субреток и герцогинь, короче — сеять панику и жизнь посреди чинных переложений. Он часто это делал и будет делать еще. В этот раз не получилось».

Фанни Ардан не была согласна со столь категоричным суждением. По ее мнению, одним из главных персонажей в фильме являются деньги, а поэтому весь фильм очень современен: «Герой Депардьё — предтеча. Смотрите сами: в нашем обществе появляется все больше людей, которые вдруг отказываются играть по его правилам, скатываются на обочину. Одни делают это намеренно, другие не могут поступить иначе или остаются без работы. Раньше говорили: “Сидят без работы, потому что не хотят трудиться”. Это не так. Теперь мы знаем, что никто в мире не застрахован от падения в пропасть. Деньги по-прежнему наш бог, но люди больше не восхищаются безраздельно теми, у кого тугой кошелек».

Чтобы не быть голословной, актриса вспомнила небольшой эпизод из фильма, в котором она была занята вместе с молодым Шабером: «Во время революционных потрясений мы — авантюристы, хищники. И чего мы добились? Реставрации, возвращения старой гвардии, прежних табу, людей высокого и низкого рождения, тех, у кого есть деньги, и тех, у кого их нет. Но может быть, потом Шабер своим поведением указал своей бывшей жене, как жить. Потому что, когда видишь его с куском хлеба, то не сокрушаешься по его поводу. Говоришь себе: “Вот он сидит, у него есть все, что нужно для жизни, — крыша над головой, еда, питье; время от времени его навещает друг”. Наверное, это и остается в памяти от фильма, помимо самого сюжета. Судят не людей, а общество. Нельзя упрекнуть человека в честолюбии. Можно упрекнуть его за то, что он жертвует вами, но в этом-то и состоит сложность жизни. Можно упрекнуть графиню Ферро за то, что она не встретила Шабера с распростертыми объятиями, но мы понимаем, что и ее вот-вот бросят. Вот что мне нравится в этом фильме. Ненавижу, когда одни люди судят других, и зачастую во имя ценностей, которых сами не придерживаются».

Хочешь сохранить известность — умей всюду поспеть. Едва с экранов сошел «Полковник Шабер», как Жерар Депардьё вновь появился на них в «Машине» Франсуа Дюпейрона, у которого уже снимался в «Странном месте для встречи». Этот фильм, экранизация романа ужасов Рене Беллетто, был заявлен как фантастический триллер: дьявольская машина позволяет одному человеку проникать в личность другого, что и происходит с ее изобретателем-психиатром (Депардьё) и опасным преступником-психопатом, которого играет Дидье Бурдон. Развитие сюжета тем проще предсказать, что сценарист не сделал ровным счетом ничего, чтобы запутать следы, старательно разъяснив все с самого начала.

Зрители испытали такое же ощущение, и пресса в очередной раз сурово отозвалась о новом опусе Дюпейрона — «сублимированном эрзаце» романа, «тревожного, захватывающего, ужасающего, нежного, жестокого, а главное, смущающего своими истинами, выловленными, точно черные жемчужины, из глубин бессознательного». Критик прикончил картину, говоря о трупах, которыми усеян фильм: «В “Машине” Беллетто убийства клинические, почти стильные, насилие — влажное и чувственное. В “Машине” Дюпейрона в двух сценах вспарывания живота чувство такое, что стоишь за прилавком перевозбужденного мясника. За “прекрасно срежиссированными моментами” обращайтесь в мясной ряд».

Не пощадили и исполнителей главных ролей: «Жерар Депардьё в трех ипостасях расходует понапрасну свой дар убеждения; его игра, по сути, сводится к представлению этюдов на выпускном вечере в театральном училище (а ну-ка, Жерар, изобрази нам зажиточного интеллигента, сумасшедшего убийцу, перепуганного ребенка). Перед таким напором Дидье Бурдон растерял все ориентиры, чтобы вылепить доставшуюся ему симметричную роль». Натали Бай, снявшаяся в роли супруги, олицетворяющей собой «нормальность», «лучше всего выглядит в этом амплуа, в котором, правда, довольно долго упражнялась».

Певица и актриса Ванесса Паради упражнялась меньше, но и не была новичком к началу съемок «Элизы» Жана Беккера, где тоже снимался Депардьё. Шестью годами раньше она не осталась незамеченной, сыграв в фильме Жан-Клода Бриссо «Белая свадьба».

Подыскивая натуру для фильма, в котором девочка-подросток отправляется на поиски своего отца, виновного в трагической смерти ее матери, Беккер остановил свой выбор на острове Сен. Депардьё выбор одобрил: ему пришлись по душе и царящий там покой, и кафе-ресторан «У Брижитт», где собирались в обед актеры и члены киногруппы. Минуты отдыха актер чаще всего делил со своей юной партнершей Ванессой Паради, чья игра в «Элизе» стала вторым приятным сюрпризом и для публики, и для критики. В этой роли она предстала одновременно напористой, волнующей и светлой. Что же касается ее старшего товарища по актерскому цеху, то одни назвали его игру средней, а другие были просто разочарованы. Правда, Депардьё, играющий композитора одной песни — а именно песни «Элиза» (поклон Сержу Гензбуру), — появляется только во второй половине фильма. Коллеги задавались вопросом: актер лишился благодати? Утратил веру в свое трудное и требовательное ремесло из-за сложностей на личном фронте, ухода из жизни нескольких друзей, упадка сил? Когда возникают такие вопросы, лучше послушать самого человека, особенно когда он с редкой прозорливостью говорит о смысле существования актерской профессии: «Это невероятная профессия; подумать только, чем только мы бы могли заниматься в жизни, которая в определенный момент неизбежно погрузила бы нас в скуку, в рутину. Такое может случиться. Можно пресытиться съемками, но для меня это пресыщение редко длится больше двух суток. Мне снова начинает хотеться чего-то другого, и когда это возникает, я сразу уезжаю, путешествую…»

Так и вышло: сразу после «Элизы» актер снялся в фильме «Между ангелом и бесом» режиссера Жан-Мари Пуаре, проснувшегося знаменитым после «Пришельцев». В сценарии, написанном в соавторстве с Кристианом Клавье (партнером Депардьё), говорилось о приключениях владельца элитного стриптиз-клуба Антуана Карко. Его лучший друг и сослуживец убит мафией в Гонконге; связанный обещанием помочь, Антуан первым же рейсом отправляется туда, чтобы забрать пятилетнего сына товарища, а заодно и его кубышку, за которой гоняется мафия. Чтобы довести до конца это опасное дело, Антуан обращается за помощью к священнику, находящемуся в Китае с группой бойскаутов. И всё было бы к лучшему в этом лучшем из миров, если бы за двумя героями, помимо неумолимой китайской мафии, не следовали по пятам еще и их ангелы-хранители, олицетворение их подсознательного (ангел для Антуана — Депардьё и бес для священника — Клавье). Такая ситуация привела к целому потоку забавных ситуаций и гэгов — к великой радости миллионов зрителей, посмотревших эту комедию, которую (для разнообразия) почти единодушно расхвалила и критика.

«Жан-Мари Пуаре сумел снять превосходную комедию, которая одновременно и первоклассный боевик, — писал журнал «Пуэн». — Он ввел огромного, невероятного, неутомимого Депардьё в образ подвижного и современного супер-де Фюнеса, измывающегося над отцом Тареном, которого играет Клавье — нечто среднее между Фернанделем из “Дон Камильо” и Бурвилем из “Разини”. Оба превосходны, великолепны, заразительны, и все же пальму первенства следует отдать Жерару Депардьё, который еще дальше, чем у Вебера, углубился в деликатную область фарса без единой фальшивой ноты, ложного шага. Невероятно, но факт: у нашей национальной звезды есть еще и комический талант, о котором мы даже не подозревали».

К хору похвал примешался лишь один строгий голос — фундаменталиста аббата Лагери, выступившего от лица горстки пламенных католиков: «Если вокруг кого-то и увивается бес, то скорее вокруг режиссеров! Из-за образа, популяризованного в фильмах и средствах массовой информации, люди уже даже не могут себе представить настоящих священников! А я говорю вам, что они есть и что это тоже красиво, трогательно и благородно! А когда начинается кривлянье, я говорю: “Хватит, баста! Хотите посмеяться — смейтесь над чем-нибудь другим!”».

Но французы и не думали следовать его совету. В первый же день показа фильм посмотрели 37 680 зрителей (картина демонстрировалась в 516 кинозалах), а за несколько недель парочка Клавье — Депардьё обеспечила просто феноменальные сборы. Руководство студии «Гомон» и продюсер Ален Терзиан потирали руки. Побьет ли новый фильм рекорд «Пришельцев», имевших самый большой кассовый успех во французском кино за последние двадцать лет, — 14 миллионов зрителей? Этого не случилось. Хотя на картину Пуаре зрители шли толпами, в конечном счете результат оказался вдвое хуже, чем у похождений средневекового рыцаря и его слуги в XX веке — шесть миллионов купленных билетов; зато рейтинг популярности Депардьё достиг своего зенита.

Сыграть двух персонажей в одном фильме, как это было в картине «Между ангелом и бесом», — без всякого сомнения, актерское достижение. Впрочем, Депардьё это было не впервой, он уже давно привык к двойным ролям — «Барокко», «Увы мне», «Простая формальность», «Машина»… Откуда это пристрастие к двуликости? Хотел ли этого сам Депардьё для поддержания имиджа? Или его уже трудно было вместить в узкие рамки «одиночного» персонажа? Возможно, справедливо и то и другое. Как заметил один кинокритик, «развитие карьеры актера за океаном можно рассматривать как еще одну попытку расширить свой творческий диапазон».

Этот диапазон охватил и сферы, далекие от кино. Так, в сентябре 1995 года Депардьё открыл на Елисейских Полях новый ресторан «Планета Голливуд», в который вложили свои средства многие американские кинозвезды — Арнольд Шварценеггер, Сильвестр Сталлоне, Брюс Уиллис и Деми Мур, — а также несколько ведущих европейских актеров, например Антонио Бандерас. Идея этого проекта — создания тематических ресторанов — принадлежала британскому бизнесмену Роберту Эрлу и американскому продюсеру Киту Харрингу. В данном случае темой стала история кино: посетители ресторана могли поужинать то под ножом для колки льда, которым пользовалась Шэрон Стоун в «Основном инстинкте», то под платьем Ванессы Паради из «Элизы», то под одной из шляп, которые носил Депардьё в «Сирано де Бержераке»… Между жарким из ягненка и парижским чизкейком киноманы могли также приобрести за большие деньги значки, футболки и куртки в двух киосках при входе в заведение.

Вопреки тому, что утверждалось в прессе, Депардьё не вложил в это дело ни одного сантима, несмотря на уговоры своей подруги Вупи Голдберг, с которой только что снялся в слабенькой мелодраме «Богус» Нормана Джуисона. Зато совершенно точно, что с этого дня актер стал эксклюзивным поставщиком вина (своего собственного) для сети ресторанов «Планета Голливуд», принадлежащих его калифорнийским друзьям.

Депардьё много лет мечтал о собственном винограднике. Еще в Шатору, за обедом у отца своего друга Пилорже, он как-то гордо заявил: «Однажды я куплю ваши земли, доктор!» Сделав себе имя в кино, он пообещал актеру Жану Карме: «Хватит уже разглагольствовать о вине. Пора его делать. И для тебя найдется гектар!» Карме почти не удивился, вспомнив, как эта страсть овладела его другом: «Пролился свет на некоторые темные стороны в жизни Жерара. Порой он куда-то исчезал, говоря, что должен отдохнуть, подлечиться. Я даже подозревал, когда он работал над некоторыми ролями, что он прячется где-то вдали от людских глаз. Оказывается, нет! Он уезжал обрезать лозу к приятелям в Бургундию или на берега Роны. Помочь, так сказать… Учиться! Это было еще до его первого сбора винограда».

Первый урожай Депардьё собрал в 1989 году, приобретя Шато де Тинье в Анжу, за который он разом выложил семейству Лаланн 300 тысяч евро. Поначалу новый владелец не собирался превращать свое поместье в коммерческое предприятие, а хотел сделать его местом встреч виноделов и энологов[65] со всех областей Франции: «Что-то вроде Дома вина с конференц-залами и помещениями для кинопоказов». Благие намерения не помешали ему вскоре заняться производством «Каберне Фран»: «Пять-шесть лет я делал вино, которое мне очень нравилось, лично мне. Но другим мне приходилось объяснять, чем оно хорошо, причем подолгу. Однажды мне надоело заниматься педагогикой, и я сделал вино, которое описали мне, постаравшись при этом не пожертвовать тем, что мне хотелось бы иметь в нем изначально; короче, не утратив своего лица и сохранив то, что я лично считал необходимым. Результат оказался успешным».

С годами поместье Депардьё расширилось с 40 до 90 гектаров. Логичным образом производство выросло с 200 тысяч до почти 500 тысяч бутылок в год — белого, красного и розового вина. Годовой оборот составлял примерно 2,3 миллиона евро. Дело оказалось доходным, и у нового джентльмена-винодела за спиной выросли крылья. Он сделал новое приобретение: семь гектаров в поселке Аниан (департамент Эро в Лангедоке), объединившись с Бернаром Магре[66], которому принадлежали несколько замков в окрестностях Бордо. Затем этот самоучка, ставший миллиардером, подтолкнул Депардьё к вложению средств в виноградники в окрестностях Блая и Сент-Эмильона, к великой досаде членов правобережного кружка марочных бордоских вин — элитного клуба, в который входили производители сотни самых известных «шато». Несмотря на недоверие со стороны профессионалов, которых смущала громкая слава обоих компаньонов, Депардьё и Магре сделали новые инвестиции, но уже за Средиземным морем: в виноградники Мекнеса в Марокко, дававшие вино «Свет Атласа», и в Тлемсене на западе Алжира, где вино нового урожая назвали «Моникой» по имени матери святого Августина. Для этого пришлось вести переговоры с алжирскими властями и Рафиком Халифой — оборотистым бизнесменом, о котором мы еще поговорим.

Во время своих странствий по свету Депардьё нередко подумывал о новых приобретениях. В Швейцарии он виноградников не купил, потому что «участки там дороговаты», как он пошутил осенью 2004 года, но заинтересовался поместьем в долине Дуро — одном из самых крупных винодельческих районов Португалии, которое стоило порядка пяти миллионов евро. Но этим планам не было суждено осуществиться.

Страсть или прихоть? Ни то ни другое, считают его близкие: по их мнению, актер-винодел хочет прежде всего реализоваться в чем-то непреходящем. «Как человек земли, он хочет вложить свой камешек в общее здание, — говорит его друг Полло, управляющий вместе с ним замком Тинье. — Это дает ему уверенность».

От погреба — к столу, совершенно логично для пылкого поклонника вкусной еды. Одно время Депардьё подумывал о приобретении ресторана на авеню Георга V, рядом со знаменитым варьете «Крейзи Хоре». Но в 2003 году, совместно с Кароль Буке, он остановил свой выбор на ресторане «Фонтен Гайон», а на следующий год купил второй, «Экай де ла Фонтен», специализирующийся на устрицах и прочих моллюсках. Совершенно естественно, что в обоих этих заведениях предлагают вина хозяина. И они пользуются успехом. «Среди белых вин вина Жерара Депардьё составляют 20 процентов продаж», — уверяет Кристоф Летьен, метрдотель ресторана «Фонтен Гайон». Лоран Одио, вставший к плите (вскоре к нему присоединились и другие шеф-повара), прекрасно справляется с гурманскими запросами актера, наведывающегося в ресторан, как только позволяет время. «Я люблю готовить, выбирать блюда, видаться с кулинарами, прикасаться к мясу, резать поросенка», — признался Депардьё. Воспоминания детства? Возможно. В Берри, у дядюшек и тетушек, забой свиньи был одним из важных моментов в жизни семьи, наряду со сбором винограда или урожая. Его ресторан, при всей своей современности, предлагает утонченное меню: равиоли из лангустинов с петрушкой, помадки из свежего жмыха, фрикасе из барабульки с анисом и шафраном…

Привыкнув рекламировать свои фильмы, Депардьё занялся тем же и для своей продукции — нескольких сотен тысяч бутылок ежегодно. Он использовал для этого каждый удобный случай, в частности, съемки и официальные церемонии по всему свету. В 2005 году, отправившись в Квебек, в Монреаль, чтобы читать святого Августина в базилике Богоматери, он не преминул рассказать о своем вине, которым вскоре начали торговать филиалы SAQ[67] — государственной компании по торговле спиртными напитками. Осенью того же года он участвовал таким же образом в Винной ярмарке в парижском магазине сети «Шампьон». Обработке подверглись и другие гипермаркеты, в том числе «Каррефур»; они согласились брать на реализацию его вино, продавая его по пять — восемь евро за бутылку. Депардьё-бизнесмена это окрылило. Но вот экспорт ему наладить не удалось, за исключением поставок в США и Канаду, где вина определенного урожая порой продавались по 80 долларов за бутылку. Депардьё был вынужден отказаться через несколько лет от поставок кошерного вина в Израиль («это стало слишком сложно») и почти совсем уйти с российского рынка.

В России, как говорится, случился облом — причем во всех смыслах этого слова. В июне 1996 года Депардьё пригласили в Сочи на кинофестиваль «Кинотавр», и он не удержался от искушения захватить с собой несколько бутылок своего «Шато де Тинье». Но дегустация имела непредвиденные последствия: актер споткнулся о порог ванной, в итоге — рассеченная бровь, распухший нос и поспешное возвращение во Францию.

Этот конфуз вскоре был позабыт, к тому же немецкий издательский дом «Майнингер», издающий несколько специализированных журналов о вине, в награду за усилия Депардьё присвоил ему почетный титул «посла вина». Актеру это было приятно, тем более что ему уже некоторое время докучали упреками за то, что он слишком много занимается бизнесом в ущерб своей актерской профессии, иными словами, кочует из одного фильма в другой (до шести в год), играя в них весьма посредственно.

Придирки требовательных пуристов[68]? Или отсутствие сценариев, достойных актера, который находится в зените славы? Морис Пиала, его режиссер-талисман, предложил ему дать на этот вопрос громоподобный ответ.