Незнакомов ПетрУдачный эксперимент

Петр Незнакомов

Удачный эксперимент

Недавно, ну а если уж быть совсем точным, с полгода назад, решил я провести эксперимент. Нарочно взял да и написал пустяковину, что-то вроде повести или маленького романа, из тех, что напоследок принято называть "серым потоком". Нужно сказать, что далось мне это совсем нелегко. Я думал, что, сев за машинку, я тут же, как это делают многие мои коллеги, что-нибудь выдам. Но на деле все оказалось намного сложнее. Во-первых, человек я талантливый и, сев писать, просто не могу удержать свой талант, он буквально потоком изливается на бумагу. Банальные и бледные, высосанные из пальцев образы мне даются с большим трудом. Что бы я ни описывал, все выходит у меня сочно, полнокровно и жизненно правдиво. Я умею блестяще развить сюжет, мастерски привести его к эффективному финалу. Ну а всякие там детали, подробности... Ну да, впрочем, все вы читали мои произведения и имеете представление о моих возможностях. Так что мой эксперимент доставил мне немало хлопот. Но когда у тебя сильная воля и железная творческая дисциплина, можно горы своротить. В общем, замысел свой я кое-как реализовал.

Получилось неплохое, можно сказать даже очень интересное серенькое произведеньице на сельскую тему. Я нарочно выбрал эту тематику, так как ничего в ней не смыслю. Человек я сугубо городской и на селе бываю только, когда там режут свинью или бродит молодое вино.

Сейчас я вам расскажу, в чем суть моего эксперимента. Я надумал предложить свой опус какому-нибудь издательству и, потирая руки, ждать, пока редакторы поймут, что это серость, или же, принимая во внимание мое имя, блестящие литературные успехи и, не в последнюю очередь, мою должность, притворятся глухими и слепыми и сдадут его в печать.

Но прежде чем осуществить эксперимент, я решил провести его в узком кругу близких друзей. Пригласил на ужин трех-четырех критиков (из тех, что обычно хвалят меня и, следовательно, числятся моими друзьями), двух-трех коллег, верных мне, несмотря на все превратности и бури литературной жизни (в некотором роде они считаются моими подчиненными), ну и, конечно, нескольких окололитературных дам для колорита. Мы, как водится, выпили, поели, рассказали друг другу последние сплетни. Потом я попросил внимания и, предвкушая удовольствие от эксперимента, достал из папки свой опус. Воцарилась гробовая тишина, и я начал было опасаться, что они разгадали мой замысел. Однако после финальной тирады гости бурно зааплодировали. Я внимательно оглядел своих гостей. Не верилось, что они такие прекрасные актеры, такие умелые притворщики. А они хлопали, кажется, совсем искренне. Мой недоносок явно понравился им. Но если они не лицемеры, значит, они начисто лишены художественного вкуса, не имеют необходимого эстетического критерия. Боже мой, с кем я дружу, каких, мягко выражаясь, типов приглашаю к столу, привечаю хлебом-солью!

После непродолжительного, вполне естественного в таких случаях молчания гости стали излагать свое мнение. Словно сговорившись, они на все лады расхваливали моего недоноска. Чего только я не услышал от них! Процитирую лишь то, что особенно запомнилось: этап в разработке современной сельской тематики; новый вклад в изучение психологии крестьянина в эпоху научно-технической революции и т.д. и т.п. А один из гостей даже сказал, что в своем последнем и самом зрелом произведении мне удалось интегрировать прозу, поэзию и науку, что все это сопричастно, именно так он и вы-разился, самым актуальным проблемам, которые решает сейчас наше общество. Один из коллег обнял меня и, трижды поцеловав (я и вообще не люблю лобызаться с коллегами, а на этот раз мне было просто-таки противно), прошептал, что если раньше только подозревал во мне исключительное дарование, то сейчас окончательно в этом убедился.

Мне хотелось вскочить, снять со стены плеть (она висит там для украшения) и подобно Христу выгнать из дома всех этих лжецов и лицемеров. Но я заметил, что жене моей (она не была посвящена в мой эксперимент) приятны все эти дифирамбы, а молодая жена одного из моих сослуживцев, к которой я проявлял естественный в моем возрасте интеpec, не сводила с меня глаз. Пришлось сдержать свое возмущение, так что остаток вечера прошел во взаимных объяснениях в любви и уважении.

Лежа в кровати, я опять вспомнил ужин и опять вскипел от негодования. Но где-то в глубине души заговорил подленький голосок. Он все настойчивее нашептывал, что я мог ошибиться и, несмотря на старания, действительно создать что-то талантливое и сильное, и как говорили на ужине... внести вклад в изучение психологии современного крестьянина. Талант ведь как насморк, его не скроешь, не спрячешь. Может, он и сейчас сыграл со мной злую шутку и я напрасно обвиняю друзей в лицемерии и отсутствии художественного вкуса.

А впрочем, вес это глупости! Я ведь знаю. какую ахинею написал, как придумывал разные банальности и схемы, как радовался, что посмеюсь над всеми. Повернувшись на другую сторону, я попытался уснуть. Завтра, когда я принесу рукопись в издательство, все встанет на свои места. Там работают люди знающие, обладающие высокими художественными критериями. Они сразу поймут, в чем дело.

Утром я позвонил в издательство знакомому редактору и сообщил, что досрочно закончил рукопись, которую планировал на конец года. Он так искренне обрадовался, так тепло благодарил меня за то, что я не нарушил издательского плана, что мне стало не по себе. Мы договорились о встрече, и я отнес ему свое творение. На прощание он так долго тряс мою руку, что я, право, почувствовал себя неловко. Все это время меня не покидала мысль: интересно, как же ты запоешь, когда прочитаешь мой опус. Я с нетерпением ждал, что будот дальше. И вот через неделю дома зазвонил телефон. Я снял трубку и, услышав голос редактора, испытал неприятное чувство - что-то он скажет сейчас. Пожалуй, отчитает как следует за неуместные шутки с солидным учреждением. Как бы не так! Мне просто неудобно повторять перед читателями, что я услышал. Ну в общем, меня благодарили от имени директора за талантливое произведение, за правдивое отображение современной действительности. И так далее и тому подобное. Прервав поток егословоиз-лияний, я спросил, может, он имеет в виду какую -нибудь другую рукопись. В ответ редактор, отечески пожурив меня, сказал, что наши писатели унаследовали у тесняцкого прошлого чрезмерную скромность, что порой мешает им чувствовать себя авторами европейского масштаба. Ну, сказал я себе, это уж слишком и собрался было раскрыть свою тайну, но что-то меня остановило, как говорится, на полуслове. С одной стороны, любопытно - как будут развиваться события дальше, а с другой, если говорить откровенно, все эти хвалебствия мне были не совсем неприятны. Так уж устроен наш брат, писатель. Знает, что не заслуживает похвалы, но сидит в нем какой-то подлый чертенок, который дергает самую чувствительную струну. Как бы то ни было, смолчал я и на этот раз.

Дней через десять встретил я в кафе критика, которого не очень-то жаловал (он почему-то игнорировал мое творчество). Сейчас он явно решил исправить свою ошибку и доказать мне, что я напрасно подозревал его в недоброжелательности. Он схватил меня и чуть не задушил в своих объятиях, уверяя, что давно уже не испытывал такого эстетического удовлетворения, такой радости при чтении болгарского произведения. Когда ему предложили написать рецензию на мое последнее произведение, он сначала хотел отказаться, но потом передумал и согласился. Прочитав первую страницу, он так увлекся, что читал всю ночь напролет. Так не терпелось ему узнать, что же произойдет с героями.

- Да, это, брат, удача! - повторял критик, не отпуская меня. - В моей искренности можешь не сомневаться.

На этот раз я был по-настоящему озадачен. Все, кто меня хвалил до сих пор, были моими друзьями, и можно было допустить, что они щадят мое самолюбие. Этот же совершенно чужой мне человек. По крайней мере до сих пор ни любви, ни ненависти ко мне он не проявлял. Черт побери, а вдруг я ошибаюсь? Ведь я могу попасть в нелепое положение, если кто-нибудь узнает про мой эксперимент. Домой я вернулся в крайнем смятении. На столе лежало сообщение о том, что рукопись принята в печать без поправок, если не считать того, что из разряда повести ее перевели в жанр романа. Меня просили прийти подписать договор.

Думал я, думал и в конце концов решил не отказываться, как говорится, бьют - беги, дают - бери. Тем самым я сохраню за собой право посмеяться последним.

Вам, наверное, интересно, чем все это кончилось. Роман вышел, и теперь критики наперебой

цитируют его, как только заходит речь о современной тематике. Все единодушны в мнении, что я добился успеха и на этой ниве.

Нашелся, правда, какой-то молокосос, который написал, что это типичный образчик серого потока. Я, конечно, этого так не оставлю. Буду жаловаться председателю нашего союза, до самого министра культуры дойду, но этого выскочку поставлю на место.

Подумать только, он позволяет себе замахиваться на выдающихся представителей нашей литературы, на ее эталоны. Давно пора одернуть людей, которые думают, что им все дозволено.