"Своенравная леди" - читать интересную книгу автора (Райан Нэн)

Глава 7

После смерти Блейка Фоксуорта прошел почти год. Сюзетта с головой ушла в газетную работу, радуясь, что у нее есть обязанности, которые нужно выполнять, сроки, которые нужно выдерживать, а также такой добрый и верный друг, как Остин Бранд. Однако ее очень беспокоило состояние матери.

Лидия Фоксуорт, совсем еще молодая женщина, полностью утратила интерес к жизни. Она никуда не выходила, кроме церкви по воскресеньям, была болезненно бледна, худа и мало разговаривала, даже с дочерью. Много раз Сюзетта слышала, как ее мать плачет, и поднималась к ней в комнату, чтобы утешить ее. Сюзетта была добра и терпелива, но понимала, что почти ничего не может сделать. Отчаянно ища выход, она обратилась за помощью к Бет Бранд.

На следующий день Бет и Дженни собрали корзинки с завтраком и попросили Беннета Дея, сторожа Остина, запрячь коляску. Когда они подъехали к дому, Лидия, еще не снявшая ночную сорочку и халат, извинилась за свой вид в такой поздний час и быстро отправилась одеваться.

Бет сделала вид, что все в порядке. Достав большой отрез розового муслина и несколько журналов с выкройками, она сказала Лидии, что пришла просить ее помощи. Когда-то Лидия была искусной швеей. Не согласится ли она сшить для Дженни новое выходное платье? Бет заверила ее, что скоро у Лидии будет масса возможностей попрактиковаться, потому что Дженни пойдет в школу и ей понадобится много красивых платьев. Лидия впервые за несколько месяцев улыбнулась, взглянула на милую девчушку и пообещала Бет непременно проследить, чтобы у Дженни Бранд были самые лучшие наряды во всем Джексборо.

Остин проснулся с первыми лучами солнца и выскользнул из-под одеяла. Когда он брился, к нему, зевая, подошла сонная Бет.

— Остин?

— Еще рано, Бет. Почему бы тебе не поспать? — Он улыбнулся и погладил ее по щеке.

— Ни за что. — Она поцеловала его ладонь. — Я не позволю тебе уехать в Форт-Уэрт, не попрощавшись. Мы вместе позавтракаем перед твоим отъездом.

— Как скажешь, милая, — охотно согласился Остин. — Ты же знаешь, как я не люблю оставлять тебя и Дженни, но этот джентльмен из Шотландии пробудет в городе совсем недолго. Чтобы улучшить свое стадо, я должен купить немного породистого скота и скрестить со своим. Я начинаю работать на наше с тобой будущее. Через несколько лет я намерен стать крупнейшим поставщиком лучшей говядины во всем Техасе.

— Удачи тебе, Остин.

Жена видела, как его серые глаза заблестели от волнения. Он воображал, что империя Брандов становится самой большой и процветающей на этих равнинах, и Бет была уверена, что муж добьется своего. Остин улыбнулся:

— Бет, я не собираюсь сегодня же утром приступать к осуществлению всех своих грандиозных проектов, но обещаю, что в следующем году начну строить тебе дом, которого ты заслуживаешь. Это здание мы оставим для наемных работников. Сейчас у меня их немного, но думаю, нужно взять нескольких для постоянной работы. Тогда мне больше не придется самому участвовать в отлове скота и перегонять сто в Абилин. Я останусь здесь со своими милыми дамами. — Остин протянул руку и провел пальцами по мягкому отво роту шелкового пеньюара жены. — Это, наверное, последняя поездка без тебя и Дженни. Я ненавижу оставлять вас одних.

— Мистер Бранд, — улыбнулась Бет, подумав, что он самый красивый мужчина из всех, что создал Господь, — это будет замечательно. И помни, нам ужасно одиноко без тебя. Но, милый, не волнуйся за нас. Ты же проведешь там всего несколько дней, правда?

Да, — кивнул Остин. — У нас с Томом Кэпсом на послезавтра назначена встреча с джентльменом из Шотландии, мистером Сэмюелом Веллингтоном. Как только закончу все дела, сразу же вернусь домой.

— Тогда мы почти не заметим твоего отсутствия. Утром мы с Дженни сварим немного грушевого варенья, а после ленча прокатимся к Лидии. Там мы пробудем до вечера и поужинаем вместе с ней и Сюзеттой. А может, они сами приедут сюда на ужин, и я уговорю их остаться на ночь. Остин стер пену с лица.

— Мне нравится эта идея. Если они не против, то почему бы им не побыть здесь до моего возвращения?

Бет поцеловала мужа в подбородок.

— Я попытаюсь уговорить их, Остин, но ты же знаешь Сюзетту. Она так независима и терпеть не может навязываться. Сюзетта никогда не решилась бы попросить меня помочь ее матери, если бы не была в таком отчаянии. Ты это прекрасно знаешь.

— Да, знаю. Сюзетта похожа на своего отца. Когда Блейк был жив, я неоднократно пытался ссудить его деньгами, но он даже слышать не хотел об этом. Сюзетта точно такая же. Я знаю, что им нелегко, и хотел бы помочь им.

— Ты уже помогаешь им, милый. Ты принял Сюзетту на работу в «Эхо». Тех денег, что ты ей платишь, им хватает на жизнь. Но ты же не можешь покровительствовать такой упрямой молодой женщине, как Сюзетта, против ее воли. Иди одевайся. Я спущусь вниз и приготовлю завтрак.

Через полчаса Остин, одетый и готовый к отъезду, уже стоял на парадном крыльце. На руках он держал прелестную сонную девчушку, крепко обнимавшую его за шею.

— Папочка, папочка, — подняла к нему свое хорошенькое личико Дженни, — разве ты не хочешь, чтобы я хорошо провела время?

— Конечно, милая. — Остин прижал ее к себе. — Я всегда хочу, чтобы тебе было весело. Прости, наверное, я слишком беспокоюсь. Просто будь осторожна и слушайся маму.

— Обязательно, папочка. — Дженни поцеловала отца в щеку. — Увидимся через несколько дней.

Остин неохотно опустил ее на землю и повернулся к жене. Бет очутилась в его объятиях и обвила тонкой рукой его талию.

— Возвращайся скорее, любимый, — прошептала она, касаясь губами его шеи.

Быстро поцеловав ее, Остин улыбнулся:

— Береги себя, Бет.

Он отпустил ее и, подмигнув маленькой дочери, спрыгнул со ступенек и направился к ожидавшей его лошади. Серый жеребец заржал и тряхнул головой, взметнув густую гриву. Остин вскочил в седло, махнул широкополой шляпой двум самым дорогим в его жизни женщинам и умчался прочь.

— Мамочка, мы захватим немного варенья к миссис Фоксуорт? — спросила Дженни, ставя на кухонный стол три тарелки для ленча.

Бет в это время отрезала тонкие ломти хлеба от большой буханки.

— Думаю, это будет замечательно, правда? Я знаю, что Сюзетта любит варенье, и, держу пари, ее мама тоже. Она начала раскладывать еду по трем тарелкам.

— Интересно, почему задерживается Беннет? Он уже давно должен был прийти. Как только он поест, мы уберем со стола и отправимся на ранчо Фоксуортов. — Бет улыбнулась Дженни и помахала в воздухе рукой. — Боже мой, уже тепло. В этом году я со страхом жду лета.

— Я тоже, мамочка. — Дженни намазала маслом кусок хлеба. — Я хочу, чтобы лето быстрее прошло и я пошла в школу. Как ты думаешь, я научусь читать и писать?

— Конечно, Дженни. Я не сомневаюсь, что в школе у тебя все будет хорошо. — Бет погладила милое личико дочери. — Не могу поверить, что ты уже доросла до школы. Кажется, только недавно…

Внезапно Бет умолкла и повернула голову, прислушиваясь.

— Что? Что случилось, мамочка?

— Я… я не знаю. Мне показалось, что я услышала голос Беннета или еще чей-то… Кто-то кричал или… — Она встала и жестом приказала Дженни оставаться на месте, а затем подошла к задней двери и выглянула наружу. — Боже милосердный!

Бет захлопнула дверь и задвинула тяжелый засов. Заметив ужас на лице матери, Дженни соскочила со стула и кинулась к ней.

— Мамочка? Что случилось? Что там?

Бет схватила Дженни за руку и бросилась в гостиную. Маленькая девочка услышала донесшийся со двора громкий боевой клич. Ее глаза широко раскрылись от страха. Прежде чем Бет захлопнула парадную дверь, девочка успела выглянуть наружу. Десяток раскрашенных гикающих индейцев скакали вокруг двора, постепенно сужая круги и запирая двух беспомощных женщин внутри дома.

— Ложись! — крикнула Бет, доставая из чехла «винчестер» и заряжая его.

Она опустилась на колени и направила винтовку в сторону нападавших. Громкие леденящие кровь крики разорвали неподвижный апрельский воздух.

— Где Беннет? — вскрикнула Бет. — Почему он не идет на помощь?

Теперь она беспорядочно стреляла в сужавшееся кольцо воинов.

Дженни, цеплявшаяся за юбки матери, не издала ни звука. Перед глазами Бет, тщетно пытавшейся прицелиться, развернулась жуткая картина. Пронзительно кричащие и размахивающие заряженными ружьями обнаженные краснокожие уже ворвались во двор и стреляли по дому. Бет пригнула голову, когда на нее посыпались осколки стоявшей на полке фарфоровой вазы. Она продолжала беспорядочно стрелять по нападавшим, не причиняя им почти никакого вреда.

— О Боже, нет! — застонала Бет и снова нажала на спусковой крючок. В окно влетела горящая стрела, и кружевные занавески запылали, отбрасывая языки пламени на стену.

Бет выронила ружье и крикнула Дженни:

— Не вставай с пола! Лежи!

Она поползла на кухню, чтобы принести ведро воды. Когда Бет вернулась, огонь охватил уже все четыре стены. Взглянув на пламя, а затем на дочь, она поняла, что все бесполезно и им нужно попытаться спастись бегством. Выронив ведро, Бет подняла винтовку и взяла Дженни за руку. Густой дым заполнил комнату; девочка кашляла и терла рукой глаза.

Бет рывком поставила маленькую дочь на ноги, распахнула дверь и вышла из дома, закрывая собой Дженни. Она быстро прицелилась и выстрелила, попав молодому воину в грудь. Еще один выстрел поразил лошадь. Животное споткнулось и рухнуло на землю, перебросив всадника через голову. Оставшийся целым и невредимым индеец издал воинственный клич и бросился прямо к Бет. Она опять спустила курок, и дикарь упал, едва успев коснуться крыльца обутыми в мокасины ногами. Он схватился руками за горло и рухнул на землю.

Бет выстрелила последний раз. У нее кончились патроны. В отчаянии она ухватила длинное ружье за ствол и, замахнувшись на всадника, ринулась в самую гущу индейцев. Крича, как безумная, она размахивала винтовкой, словно дубиной, пока ухмыляющийся воин не вырвал оружие из ее рук. Бет тут же повернулась к дочери, но Дженни позади нее уже не было. С ужасом она увидела, как девочку поднял и посадил перед собой высокий молодой воин с разрисованными черными полосами лицом и грудью.

— Дженни! Дженни! — вскрикнула Бет и бросилась к лошади.

— Мамочка, помоги мне! — кричала Дженни, извиваясь в обхвативших ее длинных руках, но индеец крепко прижал девочку к груди, и лошадь умчалась, оставив позади обезумевшую Бет.

Бет побежала по лугу, высоко подняв подол платья. Жесткая трава рвала ее шелковые чулки и царапала ноги. Ей не удалось уйти далеко. Сильные руки оторвали ее от земли и посадили в седло. Схвативший женщину воин улыбался, слушая, как она кричит и умоляет сохранить жизнь ее дочери.

Она не слышала, как где-то далеко впереди плачет Дженни. Остальные индейцы подъехали ближе, больше не интересуясь охваченным пламенем домом. Тела двух воинов, которых застрелила Бет, положили на коней, и молодой индеец повел их за собой. Только теперь Бет увидела безжизненное тело Беннета Дея. Старый ковбой лежал на спине; его невидящие глаза были устремлены прямо на яркое апрельское солнце. Густая грива седых волос старика исчезла, череп был раскроен томагавком. Бет в ужасе смотрела, как лошадь, на которой она сидела, зацепилась копытом за порванный рукав Беннета и протащила его тело несколько футов по земле, пока ткань не порвалась, освободив ногу животного.

— Господи Иисусе! — выдохнула Бет и принялась бить и царапать державшие ее смуглые руки.

Могучий воин не обратил внимания на попытки Бет освободиться. Он просто еще сильнее сжал женщину, так что ей стало трудно дышать.

Бет все еще видела впереди себя темные волосы дочери и понимала, что обязана успокоиться и постараться не терпи. Дженни из виду. Теперь ее слезы высохли. Ради спасения дочери Бет непременно должна сохранить разум. Когда расстояние между их лошадьми сократилось, Бет крикнула девочке:

— Милая, не бойся, я с тобой. Все будет хорошо, Дженни. Мама с тобой.

Высокий индеец за спиной Бет заворчал и снова рывком прижал ее к себе.

— Не разговаривать! — рявкнул он прямо ей в ухо.

— Но моя маленькая девочка! — взмолилась Бет. — Она всего лишь…

— Не разговаривать, — холодно повторил он, и сильная смуглая ладонь зажала ей рот.

Задыхаясь и кашляя, Бет не прекращала попыток окликнуть Дженни, но все было бесполезно. Она не могла произнести ни звука. Наконец Бет сдалась и прислонилась к индейцу, отчаянно пытаясь придумать, как спасти свою дочь. Бет прочитала молитву в надежде, что Господь услышит ее и откликнется.

Но Он не услышал. Так начались мучения Бет Бранд.

Индейцы, высоко подняв копья и оглашая воздух воинственными криками, быстро двигались на север. Когда они проехали несколько миль и оказались на безопасном расстоянии от Джексборо, лошадь, на которой сидела Дженни, внезапно остановилась. Остальные воины, включая того, что вез Бет, продолжали мчаться по прерии. Бет отчаянно пыталась повернуть голову и выглянуть из-под руки краснокожего, но он держал ее так крепко, что это оказалось невозможным.

Вдруг похититель Бет натянул поводья, и огромное раскрашенное животное остановилось. Воин медленно повернул коня, и Бет еще раз увидела дочь. Остановились все лошади, кроме тех, что везли убитых. Молодой индеец, который вел их, продолжал двигаться, не оглядываясь назад. Дженни сбросили с лошади. Она одиноко стояла среди травы и звала на помощь. Бет почувствовала, как большая рука, зажимавшая ей рот, медленно скользнула в сторону.

— Дженни! — дико вскрикнула она.

Не успели последние звуки сорваться с дрожащих губ Бет, как к темноволосой голове девочки приставили ружье и спустили курок. Дженни рухнула на землю, как тряпичная кукла. Обезумев от горя и ярости, Бет вырвалась из сильных рук воина, спрыгнула с лошади, бросилась к неподвижному, безжизненному телу дочери, выкрикивая ее имя.

Но не успела она добежать до Дженни, ее остановили и грубо швырнули на землю. Бет попыталась подняться, но тяжелая нога наступила ей на живот. Приземистый индейский воин в белой боевой раскраске, ухмыляясь, смотрел на нее сверху вниз. Бет впилась ногтями ему в ногу; он зарычал и ударил ее по лицу. Изо рта женщины брызнула кровь. Бет снова поднялась на ноги. В ее хрупком теле появилась нечеловеческая сила, и она опять попыталась добраться до своей маленькой дочери.

— Дженни, Дженни, — всхлипывала она. Бет снова повалили на землю. На этот раз она не смогла подняться. Ее тонкие руки с такой силой завернули за голову, что чуть не вывихнули суставы. Но Бет все же подняла голову и смотрела на дочь, не замечая приближавшихся к ней самой мужчин. Бет увидела, как молодой воин склонился над Дженни и приподнял ее безжизненно поникшую голову. На солнце сверкнуло острое лезвие ножа — и он срезал длинные темные локоны Дженни Бранд вместе со скальпом. Радостно засмеявшись, индеец выпрямился, гордо поднял в воздух окровавленный скальп Дженни, и остальные воины разразились восторженными криками.

Бет опять уронила голову на землю. Крик замер у нее в груди. Она плакала. Четверо индейских воинов прижали ее к земле — по одному на каждую руку и ногу. Бет уже не могла двигаться, но теперь ей было все равно. Дженни умерла, и Бет больше незачем было жить.

Воины засмеялись, и один из них опустился на колени рядом с лицом Бет и коснулся ее длинных темных волос. Бет закрыла глаза, не сомневаясь, что он собирается снять с нее скальп. Она предпочла бы, чтобы сначала индеец убил ее. Казалось, целую вечность он гладил длинные распущенные волосы Бет, что-то негромко бормоча. Она медленно открыла глаза. Индеец улыбнулся и отпустил ее волосы. Его рука скользнула к застежкам платья, и он одним резким движением распахнул корсаж.

Бет снова воззвала к Господу, но теперь уже не просила спасти ее. Она молила о смерти. Но Он остался глух к ее мольбам. Вскоре несколько ухмыляющихся воинов набросились на женщину и с необыкновенной быстротой сорвали с нее одежду. Бет осталась нагая, в одном шелковом чулке и в одном башмаке. Обезумевшие воины надевали ее разорванное белье и платье. Она подумала, что, вероятно, это все, что им нужно от нее. Воинам нравилась яркая одежда; возможно, они просто заберут ее платье, а потом милосердно убьют ее.

Но этого не случилось.

Громадный, хорошо сложенный воин, которого Бет заметила еще раньше, встал над ней, крепко упершись ногами в землю. Посмотрев на ее белое, стройное тело, маленькие груди, тонкую талию и длинные ноги, он улыбнулся. Его огромная рука поднялась к набедренной повязке, и полоска кожи упала на трепещущий живот Бет. Теперь обнаженный воин стоял прямо над ней, высокий и грозный.

Когда он опустился на колени, Бет показалось, что сердце ее вырвется из вздымающейся груди. Он грубо раздвинул ей ноги и расположился между ними. Большая мозолистая рука легла на ее правую грудь и больно сжала ее. Он вошел в нее, и Бет закричала от первого мощного толчка его плоти. Вскоре он, удовлетворенный, отошел от нее, но его место занял другой, еще более жестокий. Не довольствуясь простым изнасилованием, он рукой терзал нежное тело Бет. Наконец индеец, рыча и обливаясь потом, тоже разрядился в нее. Закрыв глаза, Бет молила о смерти.

Но продолжала жить.

Третий дикарь был до отвращения уродлив и грязен, с ухмыляющимся, побитым оспой лицом. Он оказался жестоким, необыкновенно жестоким. Прежде чем снять набедренную повязку, он вытащил нож и несколько раз полоснул Бет по левой груди. Раны были не настолько глубокими, чтобы убить Бет и прекратить ее страдания, но вызывали мучительную боль. Струйки крови стекали по ее ребрам и животу. Скоро индеец устал от этой игры, вложил окровавленный нож в ножны, ухмыльнулся Бет и накрыл ладонью ее покрытую кровью грудь. Ликуя, он поднял окровавленную руку, размазал яркую кровь по своему счастливому лицу и засунул палец в рот. Возбудившись таким образом, он снял набедренную повязку и изнасиловал Бет. Остальные смотрели и смеялись, наслаждаясь веселой забавой и одновременно споря, кому следующему достанется обнаженная белая женщина.

— Мне, — сказал молодой воин, который убил и скальпировал маленькую Дженни, и наклонился к Бет.

Длинные темные волосы ее дочери вместе с окровавленным скальпом были крепко привязаны к его набедренной повязке кожаным ремешком. Из горла Бет вырвался сдавленный крик, глаза ее закрылись, и она наконец погрузилась в спасительное забытье. Наступил мир и покой, и из обволакивающей Бет дымки на нее смотрели красавец муж и милая маленькая дочь. Последняя мысль Бет была о них.

Дикари никак не отреагировали на то, что женщина потеряла сознание. Каждый дождался своей очереди, а некоторые возвращались к ней второй раз. Когда все наконец устали от этой забавы, один из воинов небрежно подхватил лук, приставил его прямо к груди Бет и выстрелил. Смертоносная стрела пронзила ее плечо и вышла сзади, пригвоздив ее неподвижное тело к земле. Индеец крикнул и вскочил на лошадь.

Не желая отстать от товарища, другой воин вытащил нож и склонился над Бет. Ухватив женщину за волосы, он приподнял ее и вонзил нож ей в спину, прямо под правую лопатку, и с восторгом смотрел, как кровь хлещет из раны. Выдернув нож, он вытер его о волосы Бет, снова опустил женщину на землю и вскочил на спину своего коня, который встал на дыбы и заржал.

С ликующими криками и визгом индейские воины вскочили на коней и помчались на север, к дому. Это был удачный день. Все получили огромное удовольствие. Они не стали снимать скальп с Бет Бранд. Она заслужила того, чтобы сохранить его. Она доставила им удовольствие.

Старый Нат Симмонз вышел из лавки кузнеца, расположенной на южной стороне городской площади, тщательно свернул самокрутку, смочил край языком и сунул себе в рот. Но зажечь ее Нат не успел. В прозрачном апрельском небе он заметил столб густого дыма. Прищурив глаза от солнца. Пат безошибочно определил, откуда идет дым. Он сразу же понял, чей дом горит.

Выронив незажженную самокрутку, он бросился бежать. За несколько секунд он пересек площадь и влетел в салун Лонгхорна. Задыхаясь, старый ковбой крикнул во весь голос:

— Горит дом Остина Бранда! Быстрее!

Затем повернулся и бросился к своей лошади. Десяток мужчин, отставив недопитое виски, последовали за ним.

К тому времени как всадники достигли ранчо Остина Бранда, дом спасти уже было нельзя. Стрелы, гильзы и отпечатки лошадиных копыт рассказали обо всем. Неподалеку от горящего дома старый Нат нашел тело Беннета Дея.

— Проклятые животные! Грязные дикари, — пробормотал Нат, слез с лошади и склонился над пожилым ковбоем, которого знал с детства.

Глаза Ната наполнились слезами, и он осторожно взял ладонь старого друга в свои.

— Беннет, Беннет, — с грустью прошептал он. — Как мне будет тебя не хватать.

— Женщин здесь нет! — услышал Нат громкий мужской голос. — Возможно, они еще живы!

Нат сложил руки убитого друга на груди.

— Я вернусь, Беннет, и позабочусь, чтобы тебя достойно похоронили, — пообещал он, затем поднялся, вскочил на лошадь и пришпорил ее, чтобы догнать остальных.

Они молча двигались на север. Каждый надеялся на лучшее, но боялся, что случилось самое страшное. К несчастью, сбылись их самые мрачные предположения.

— Господи Иисусе! Женщина еще дышит.

Молодой ковбой склонился над стройным обнаженным телом Бет. Прижав ухо к ее груди, он различил слабые, но равномерные удары сердца. Парень быстро стянул с себя рубашку. Снова опустившись на колени, он прикрыл Бет и покачал головой, не веря своим глазам.

— Маленькая девочка мертва, — сообщил остальным бородатый коренастый ковбой. — Похоже, ей повезло больше, чем женщине. По крайней мере она была избавлена от мучений.

Бородач взглянул на голову Дженни и прищурился от ненависти и отвращения к индейцам. Он точно знал, что скальп убитого ребенка висит сейчас на поясе или копье дикаря. Мужчина снял с себя рубашку и заботливо обернул ею голову Дженни.

Парень, накрывший Бет, поднял ее на спину своей лошади, а сам сел позади, держа ее на руках, как ребенка. Затем он вонзил шпоры в бока лошади, думая, стоит ли торопиться. Может, для бедной женщины лучше умереть? Если она выживет, станет ли когда-нибудь такой, как прежде? Сможет ли когда-нибудь забыть этот ужас и жить нормальной жизнью? Он знал, что Бет страдала не только от боли в изрезанной груди, от проткнувшей плечо стрелы и раны в спине. Истерзанные, окровавленные бедра Бет красноречиво свидетельствовали о том, что ей пришлось вынести.

Бет Бранд отвезли в госпиталь Форт-Ричардсона, а маленькую Дженни — в похоронную контору. Дежурный хирург сделал для Бет все, что мог. Перри Вудс, услышав о трагедии, бегом покинул свой кабинет, чтобы быть рядом с ней. Но оба врача мало чем могли помочь ей. Раны промыли и перевязали, наконечник стрелы извлекли из плеча. Во время всех этих процедур Бет не приходила в сознание. Врачи думали об одном и том же: не будет ли лучше, если Бет умрет?

Перри Вудс стоял рядом с хирургом. Мужчины мыли руки после перевязки Бет.

— Знаете, иногда мне непонятно, зачем мы упрямо продолжаем жить на этой земле. — Перри взглянул на высокого белокурого мужчину. — Мой дом на востоке. Жизнь там безопасна, цивилизованна и даже приятна. Что я здесь делаю? Почему я упрямо остаюсь в этом месте, таком диком, что жизнь моей жены подвергается постоянной опасности? Почему мне не упаковать чемоданы и не вернуться па свою родину, в Бостон?

Его коллега устало вздохнул:

— Вы нужны здесь, доктор. Я тоже — и мне нравится сознавать это. Мой дом в Филадельфии — по крайней мере я там вырос и получил образование. Но я выбрал воинскую службу, и вот теперь я здесь. Если этой части страны когда-нибудь суждено стать чем-то большим, чем площадкой для забав дикарей, люди вроде нас с вами должны остаться здесь и сделать эту землю своим домом. Доктор Вудс опустил закатанные рукава.

— Наверное, вы правы, но я должен подумать о беременной жене. Когда я вижу такую жестокую расправу над двумя беспомощными женщинами, кровь стынет у меня в жилах. Господи, Остин Бранд сойдет с ума!

Белокурый хирург кивнул.

— Я никогда не встречал человека, который бы так люто ненавидел индейцев, как мистер Бранд. Вероятно, они не впервые вмешиваются в его жизнь.

— Точно не знаю, — пожал плечами Перри, — но Остин Бранд был одним из тех, кто два года назад обнаружил тела убитых после нападения на обоз Уоррена. Кажется, один из погибших, Люк Барнз, работал у Остина. Доктор Фоксуорт незадолго до своей смерти рассказывал мне, что никогда в жизни не видел более ужасной картины.

— Не сомневаюсь, что это правда. Полагаю, до вас дошли слухи, что Сатанту и Большое Дерево собираются выпустить из тюрьмы.

— Я слышал разговоры, но не верю в это. Ни один разумный и здравомыслящий человек, будь то губернатор Техаса или президент Соединенных Штатов, не освободит этих краснокожих.

Остин Бранд узнал о трагедии сразу же по прибытии в Форт-Уэрт. С искаженным от муки лицом он снова вскочил на лошадь и помчался в Джексборо.

— Бет, Бет, — всхлипывал он, — прости меня, прости! Когда-нибудь я заслужу у тебя прощения. О Бет!..

Остин стоял скрестив большие руки на груди. В тени стройного дуба возвышался небольшой холмик — свежая могила. В ней лежал маленький белый гроб с телом прекрасной темноволосой дочери Остина и Бет Бранд.

— Господь дал, Господь взял, — глубоким, мягким голосом произнес священник. Позади него тихо плакала Сюзетта Фоксуорт. Она знала, как сильно страдает Остин Бранд, и хотела бы облегчить его боль, но понимала, что ничем не может помочь. Его жена по-прежнему находилась в госпитале. Бет Бранд пришла в себя, но, открыв глаза, не сказала ни слова даже своему мужу, который сидел у ее кровати и ласково разговаривал с ней. Казалось, Бет не узнает его.

Короткая панихида по Дженни закончилась. Когда все молча двинулись к своим лошадям и коляскам, Сюзетта шагнула вперед. Она видела, что Остин нуждается в утешении, но любого, кто пытался выразить ему сочувствие, встречали холодный взгляд серых глаз и каменное молчание.

— Остин. — Она нерешительно положила руку ему на плечо.

Бранд повернулся и посмотрел на нее. Он попытался заговорить, но не мог произнести ни звука.

Сюзетта взяла его за руку и повела по склону холма к своей коляске. Сзади в лучах заходящего солнца виднелось пожарище, оставшееся от дома Бранда. Остин постоял минуту, глядя на обожженную землю и черный остов дома, в котором он всего несколько дней назад поцеловал на прощание жену и дочь, пообещав им больше никогда не оставлять их одних.

Когда они приехали на небольшое ранчо Фоксуортов, Сюзетта взяла Остина за руку и провела через гостиную прямо в свою спальню.

— А теперь, — она указала на мягкую постель, — прилягте. Прошу прошения, я покину вас на минутку.

Она оставила Остина и поспешила на кухню. На верхней полке застекленного шкафчика стояла наполовину пустая бутылка бренди — подарок доктору от Остина.

Сюзетта взяла с полки два стакана и вернулась в спальню. Остин стоял в той же позе. Налив приличную порцию бренди в один из стаканов, она протянула его Остину, а затем плеснула немного напитка на дно второго.

— Пожалуйста, выпейте. Это поможет.

Он послушно взял стакан и одним глотком осушил его.

— Вы очень устали. Снимите сюртук и прилягте.

— Сюзетта, — пробормотал он.

— Да, Остин?

— Мне теперь незачем жить.

Она села на кровать рядом с ним и сжала в ладонях его руку.

— Остин, пожалуйста, не говорите так. Вы сильный, мужественный человек и нужны Бет.

— Нет. Бет не нуждается во мне. Она даже не узнает меня. А моя милая Дженни… Я не хочу жить без моей маленькой девочки. Я устал, Сюзетта. Я устал от всего.

— Знаю, — прошептала она и поднялась с кровати. — Пожалуйста, позвольте мне помочь вам.

Сюзетта сняла с Остина его превосходно сшитый сюртук, повесила его на спинку стула и вновь повернулась к нему. Наклонившись, она развязала его узкий галстук и расстегнула белую сорочку, а затем опустилась перед ним на колени и сняла с него черные кожаные туфли.

— Ну вот, — ласково сказала Сюзетта. — А теперь ложитесь.

— Только на минутку. — Он откинулся на спину и опустил голову на подушку.

Сюзетта склонилась над ним и ласково прошептала:

— Отдыхайте, друг мой.

Большая смуглая рука коснулась длинного белокурого локона, спадавшего ей на плечо.

— Ты разбудишь меня через час, Сюзетта? Я должен пойти к Бет.

Они поцеловала его в щеку.

Глаза Остина закрылись, и он мгновенно погрузился в сон. Впервые за последние семьдесят два часа Остину Бранду удалось заснуть.

Все последующие дни Остин проводил у постели жены, хотя Бет смотрела на него невидящим взглядом и ничего не говорила.

— Сочувствую, Остин. — Доктор Вудс бросил взгляд на бледную женщину, неподвижно лежащую на больничной койке. — Мне очень хотелось бы сказать вам, что ее состояние изменится. Но я не могу этого сделать. Бет уже никогда не будет прежней. Возможно, она никогда не вернется к вам. Мне очень жаль.

Наступило лето, и пришла пора перегонять скот по Чизхолмскому тракту в Абилин. Остин не поехал.

Он нанял ковбоев, чтобы они сопровождали Тома Кэпса и стадо из двухсот коров, и сказал Сюзетте, что будет рад, если Нат с сотней принадлежащих Фоксуортам голов присоединится к его людям. Она была благодарна за помощь и сказала ему об этом в один из жарких дней, когда они сидели рядом у кровати Бет.

— Остин, я надеюсь, вы не сочтете меня навязчивой, но, по-моему, вам было бы полезно самому принять участие в перегоне скота. Езжайте, а я присмотрю за ней.

Остин поднялся.

— Я очень тронут твоей заботой, Сюзетта, но со мной все в порядке. Я не могу поехать. Я обещал Бет, что больше никогда не оставлю ее одну. И сдержу свое слово.

— Но, Остин, ведь Бет… она… она никогда не узнает! — Глаза девушки светились сочувствием.

— Но я-то знаю, — покачал головой Остин. — Я останусь с ней до тех пор, пока… пока…

Он умолк. Сюзетта сидела не шевелясь.

— Ты, наверное, подумаешь, что это ужасно, но я провел не одну ночь, моля Господа, в которого раньше никогда не верил, о том, чтобы это бедное милое создание… умерло. — Он нагнулся и поцеловал холодные губы Бет. — Прости меня, родная. Прости меня за все. Не знаю, сколько еще это продлится, но когда наступит конец, я хочу быть рядом с тобой.

Лето тянулось мучительно долго, но вот наконец в воздухе повеяло холодом осени. Ясным морозным октябрьским утром Сюзетта встала пораньше и отправилась к ручью за орехами пекан. Собирая орехи, она вспоминала дни, когда приходила сюда вместе с отцом, а мать пекла чудесные пироги. То счастливое время ушло навсегда: отец умер, а мать, слабая и больная, превратилась в жалкое подобие самой себя. До зимы было еще далеко, а Лидия уже начала кашлять. Трагедия Брандов окончательно подорвала ее силы. Сюзетта была не в состоянии расшевелить ее.

В тот осенний день Сюзетта пекла пироги сама; Лидия не выказала никакого желания помочь ей.

— Мама, я хочу днем навестить Бет. Пойдешь со мной? — спросила Сюзетта, заранее зная ответ. Мать сидела в гостиной и задумчиво смотрела на падающие листья.

— Мне очень жаль, дорогая. Я устала. Сегодня я не могу поехать. Может, завтра.

— Не возражаешь, если я отлучусь ненадолго?

— Нет, конечно, нет. — Лидия опустила голову и погрузилась в свои мысли.

В форте Сюзетта увидела Остина, в одиночестве стоявшего на длинной галерее госпиталя. При ее приближении он даже не поднял головы.

— Остин?

Когда он посмотрел на нее, Сюзетта заметила яростный блеск его глаз и поняла: что-то произошло.

— Сатанта свободен.

— Нет! Этого не может быть! — Сюзетта покачнулась, и Остин поддержал ее. — Неужели кто-то позволил этому животному выйти из тюрьмы? Разве им не известно, что, получив свободу, он тут же присоединится к отвратительным команчам, которые убили малышку Дженни…

Она умолкла и взглянула на искаженное мукой лицо Остина.

— О, прошу прощения, Остин.

— Это настолько возмутительно, что даже генерала Шермана привело в ужас решение губернатора освободить этого индейца. Мне говорили, что Шерман написал губернатору Дэвису, что если Сатанта после освобождения вновь начнет снимать скальпы, то он надеется, что скальп Дэвиса будет первым, — промолвил Остин.

Сюзетта провела в госпитале совсем немного времени, а затем направилась прямо в редакцию «Эха», чтобы написать статью по поводу освобождения индейских вождей.

«ЭХО ПРЕРИЙ»

8 октября 1873 года

Джексборо, Техас

САТАНТА И БОЛЬШОЕ ДЕРЕВО СВОБОДНЫ

По мнению нашего корреспондента, двойная игра, которую ведет правительство, просто отвратительна. Все задают себе вопрос, чем подкупил президента наш знаменитый техасский губернатор, но почти ни у кого нет сомнений, что была заключена какая-то сделка, чтобы освободить дикарей из тюремных камер, где они провели всего два с половиной года за убийство невинных и беспомощных людей в тот кровавый день весны 1871 года. Два с половиной года!

Вероятно, при освобождении губернатор похлопал вождей по плечу и попросил прекратить их забавы!