"Авантюристы" - читать интересную книгу автора (Нэвилл Кэтрин)

СДЕЛКА

Большинство американцев неохотно отдадут Нью-Йорку пальму первенства среди остальных городов. Грязь и нищета, суета и грохот, истерика и насилие, хищничество и коррупция на каждом шагу — такие впечатления выносит незнакомец, впервые попавший в один из самых вроде бы опрятных и благоустроенных городов на Восточном побережье. Те же, кто знают Нью-Йорк, прекрасно понимают, что это лишь искусный камуфляж, как напускная бесшабашность, с помощью которой малодушный человек пытается подчас скрыть свое истинное лицо. И если вам необходимо жить в городе, то именно Нью-Йорк подходит для этого лучше, чем любой другой город.

— Вы из Нью-Йорка, леди? — спросил таксист через переговорное устройство, вмонтированное в разделявшую нас пластиковую перегородку.

— Я жила здесь довольно долго, — сказала я.

— Вы найдете его таким же, как и прежде. Чем больше он меняется, тем больше он верен себе: все та же старая свалка. Но я все равно почитаю ее своим домом, если вы понимаете, о чем я толкую.

Я понимала… Именно эта переменчивость — источник его неистовой, пульсирующей, словно расщепленный атом атмосферы, излучавшей энергию, питавшую меня когда-то. Мы еще не успели добраться до отеля, а мое сердце уже билось в унисон с огромным грохочущим сердцем Биг Эппла.

Я остановилась в «Черри-отеле» и дождалась, пока в номер доставят багаж, чтобы переодеться и спуститься в ресторан для позднего ужина и вечернего коктейля. Наслаждаться черри-бренди в «Черри-отеле» было моей маленькой традицией, напоминало мне, как я когда-то встречала Рождество в Нью-Йорке.

Сидя в гордом одиночестве, я разглядывала сквозь замерзшие окна Пятую авеню, по которой спешили сквозь снегопад люди, увешанные пакетами с праздничными покупками. Сидя в тепле и уюте, смакуя ароматный напиток, я снова вспомнила о Торе.

Нью-Йорк может быть вечным, но людям свойственно меняться. С той поры, как мы расстались, Тор стал богатым, знаменитым и совсем отшельником, тогда как я превратилась в Бэнкстку. Я гадала, как он мог измениться внешне, может, у него теперь отвислый живот или лысая голова. И что может показаться мне в нем привлекательным после всех этих лет… Я думала о Торе, как ни странно, намного чаще, чем он звонил мне, — а потом и вовсе перестал…

Я рассматривала свое отражение в оконном стекле: длинная, тощая, на лице — одни глаза, рот да торчащие скулы. Да, я по-прежнему выглядела, как он тогда сказал, мальчишкой-подростком, который вприпрыжку собирается отправляться на рыбалку.

Покончив с ужином и коктейлем, я около десяти часов вечера направилась к стойке портье, чтобы взять ключи от номера. Вместе с ключами мне вручили записку:

Подписи не было, но я поняла, от кого она. Скомкав записку, я сунула ее в карман и направилась в номер, собираясь лечь спать.

Моим любимым рестораном в Нью-Йорке было «Художественное кафе», расположенное на противоположном от «Черри-отеля» конце парка.

Как последняя дура, я поддалась желанию прогуляться под холодным снегопадом и пожалела об этом задолго до того, как добрела до середины Центрального парка. С трудом шагая навстречу пронизывающему ветру, засунув руки поглубже в карманы, я старалась укрепить свой дух настойчиво вызываемыми в памяти видениями купающейся в солнечных лучах гавани Сан-Франциско, моего зимнего сада, тех чудесных маленьких яхточек, скользивших по ультрамариновой глади, — и очень скоро поняла, что мне совсем не хочется тащиться на этот званый ужин. Конечно, я отдавала себе отчет в том, что ничего не грозит моей и без того загубленной карьере, беспокоило меня не то, что я собираюсь преступить законы, готовя по сути дела грандиознейшее преступление, и даже не то, что я втянула в свои махинации коллег, заставив их вместе со мною трудиться над бомбой, которая может взорваться у нас в руках. Мое беспокойство в этот приезд в Нью-Йорк было как-то связано с Тором, только я никак не могла понять почему.

Стоило переступить порог «Художественного кафе», как на меня вновь обрушилось ощущение реальности — ведь я была в Нью-Йорке. Кафе было выстроено в двадцатые годы и до сих пор сохранило нечто от Парижа времен великого исхода людей искусства. Изначально это была забегаловка для живших поблизости художников, чьи мастерские в верхних этажах этого же здания со временем превратились в дорогие престижные апартаменты. Стены ресторана украшали фрески с изображениями джунглей, населенных попугаями, вперемешку с картинами, на которых конкистадоры сходили с кораблей на девственные берега, обезьяны прыгали по деревьям, а прелестные златокожие островитянки застенчиво выглядывали из буйных зарослей — словом, эта мишура, в которой было намешано все от Ватто до Гибсона Герла и Дене Руссо, — настоящий кич, порождение Биг Эппла.

В центре зала красовалась огромная, отделанная медью витрина, которая ломилась от фруктов, роскошных букетов, закусок и корзиночек со свежеиспеченными хлебцами. Там имелись и фаршированный кролик, и изукрашенный розовый мусс, и много чего еще.

Пройдя влево, в глубь помещения, где находилась стойка бара, я заметила Тора, сидевшего в уютном закутке в дальнем углу. Если бы он не махнул мне первым, я бы не узнала, так он изменился. Волосы медного оттенка завивались на концах, кожа на лице стала еще бледнее, а глаза более пронзительными. Вместо элегантного костюма-тройки он был облачен в изрядно потрепанную кожаную куртку, расшитую бисером, и замшевые брюки в обтяжку, сквозь которые проступали литые мышцы ног. Вид у него был цветущий, и он выглядел лет на десять моложе своего возраста, если бы не утомленная улыбка.

— Ты что, пришла сюда из самого Сан-Франциско? — ехидно поинтересовался он, поздоровавшись со мною. — Ты опоздала на тридцать минут, а твой нос по цвету похож на миндальное черри.

— Молодец, нашел что сказать мне после десяти лет разлуки, — ответила я, проскользнув в его кабинку и усаживаясь напротив. — А я заметила, что ты смотришься просто потрясающе в этом стильном прикиде.

Я принялась растирать застывшие пальцы рук, а он улыбнулся той самой ослепительной улыбкой, которая всегда отключала тревожные датчики в моем мозгу.

— Спасибо, — ответил он с сияющей улыбкой. — Ты и сама выглядишь весьма неплохо, вот разве только твой нос… Возьми-ка мой платок.

Я взяла его.

— Звуки соловья в ночи, а манеры попросту королевские, — констатировал он.

— Может, нам лучше заняться делами, — предложила я. — Мне вовсе не было нужды проделывать весь этот путь ради того, чтоб получить урок хороших манер.

— Ты слишком долго отсутствовала, — заметил он, — и, наверное, забыла, что мы никогда так не спешили. Прежде всего — аперитив, салаты, закуски, десерт, может быть, сыр, и уже после всего этого — дела. И не ранее.

— Счастлива понаблюдать, как ты будешь насыщаться, но я не в состоянии поглотить такое количество пищи.

— Чудесно, мне достанется больше. — И он взмахнул рукой, после чего возле столика тут же засуетился официант с бутылкой охлажденного вина.

— Хотела бы я знать — как тебе это удается? — пробормотала я, провожая взглядом удаляющегося официанта.

— Ресторанная система мысленного контроля, — не моргнув глазом заявил он. — Срабатывает безотказно. Если ты способен передать пару-тройку разборчивых мыслеформ, ни к чему пользоваться медной проволокой, чтобы управлять окружающими. Как же иначе я смог бы вычислить твоего драгоценного мистера Чарльза и вообще выйти на связь с тобой?

Я наблюдала, как он наполняет мой бокал.

— Значит, ты просто настроился на нашу длину волны. Пожалуй, для меня это слишком опасно — сидеть за одним столом с Нострадамусом. Дорогой, ты не способен читать мои мысли, и не сможешь делать этого и впредь. Неужели ты надеешься, что я, сидя в ресторане в самом сердце Манхэттена, стану всерьез обсуждать проблемы телепатии?

— Чудесно! Давай обсудим проблемы ограбления банков, судя по всему, эта тема пришлась тебе по душе.

Я огляделась осторожно, надеясь, что нас никто не слушал. Мне никак нельзя было расслабляться в присутствии Тора. И хватает же ему совести ставить меня в неловкое положение! К тому же все это слишком было похоже на то, что он-таки читал мои мысли и умело этим пользовался.

— Давай обсудим меню, — предложила я.

— А я уже сделал заказ, — сообщил он, крутя бутылку во льду. — Я всегда говорил, что детям нельзя позволять…

— Мне уже тридцать два, и я — вице-президент банка и довольно часто выбираю блюда сама.

Я не могла понять, что в поведении Тора вызывало раздражение. В очередной раз я убедилась — как только увидела его, поднимающегося мне навстречу, — что именно он был причиной моего отъезда из Нью-Йорка десять лет назад, а вовсе не заманчивое предложение Всемирного банка. Как в свое время мой дедушка, Тор тоже был самозабвенным скульптором, вечно пребывающим в поисках достойного его гения комка глины, ведь он сам мне в этом когда-то признался, правда? Так разве моя вина в том, что я сама желала стать творцом, со своей собственной судьбой?

Тор, получив эту небольшую отповедь, принялся рассматривать меня с выражением, которое я не в состоянии была объяснить.

— Понятно, — загадочно произнес он. — Вижу, ты стала взрослой женщиной. — И он на мгновение задумался. — Итак, я вижу, что необходимо изменить первоначальный план.

Какой план? Вопрос так и вертелся на языке, но челюсти мои сковало, словно я только что разжевала лимон. С трудом я поддерживала светскую болтовню на протяжении всего ужина, стараясь не выдать своих смятенных чувств. Наконец принесли клубнику, чудо для этого времени года, покрытую толстым слоем крема по-девонширски.

Под конец трапезы на Тора напала странная сдержанность. Я буквально лопалась от нетерпения, но старательно работала над собой до конца ужина — и упрямо отвернулась, когда Тор попытался накормить меня клубникой с ложечки.

— Меня не нужно кормить силком, я не ребенок…

— Мы уже условились об этом, — вежливо согласился он, разливая кофе из серебряного кофейника. — Ну что ж, поскольку у нас с тобою деловая встреча, почему бы тебе не ознакомить меня со своим планом?

Я извлекла из сумки пухлую пачку бумаг и про-тянула ему. Он просматривал одну за другой разрозненные карточки, отпечатанные для меня Чарльзом. Его пальцы пробежались по строчкам, в которых была проставлена степень риска в соотстветствии с количеством долларов.

— Боже правый, кто же для тебя все это напечатал — динозавр? — пробурчал он, покосившись на меня.

И извлек из нагрудного кармана миниатюрную машинку, — меньше, чем портативный калькулятор, — один из карманных микрокомпьютеров, штампованных под прессом, не поступивших еще в продажу. Нажимая на едва заметные клавиши, он низко склонился над экраном, считывая результаты.

Пока он был занят, выписывая какие-то данные на бумагу и переводя взгляд то на мои карточки, то на компьютер, я махнула подлетевшему официанту и заказала карамельный крем с как следует прожженным сахаром.

Тор бросил на меня быстрый осуждающий взгляд.

— А мне казалось, что ты не в состоянии будешь проглотить ни кусочка, — заметил он.

— Быть непостоянной — одна из немногих прерогатив женщины, — возразила я.

А когда принесли десерт, он, не отрывая взгляда от карточек, умудрился подцепить ложкой кусочек крема и отправить его в рот, после чего недоуменно скривился.

— Я всегда втайне забавлялся, наблюдая за твоим желанием все устроить по-своему, — признался он. И постучал карандашом по стопке лежавших перед ним карточек. — Согласно всем этим выкладкам, ты имела возможность заниматься воровством на протяжении двух месяцев — не больше. Причем максимально большая сумма хищений — порядка всего-навсего десяти миллионов. — И он принялся за кофе.

— Полагаю, ты, конечно, знаешь способ, как сделать это лучше меня? — иронически осведомилась я.

— Моя милая юная леди, — с улыбкой отвечал Тор. — Знал ли Штраус, как сочинять вальсы? Похоже, из твоей головки выветрилось все, что ты когда-то выучила под покровительством маэстро.

Наклонившись вперед так, что его лицо приблизилось вплотную к моему, он заглянул мне в глаза:

— Я могу украсть миллиард долларов за две недели. Вокруг нас порхал официант, освежая наш кофе и смахивая со скатерти крошки метелочкой. Тор потребовал счет и все оплатил сам, в то время как меня распирали эмоции.

— Ты обещал мне помочь, а не устраивать дурацких состязаний! — прошипела я, когда наконец официант удалился. — Ты сказал, что если я познакомлю тебя со своим планом, ты сможешь его усовершенствовать, и только ради этого я приехала сюда!

— Так я и усовершенствовал его, — ответил он, улыбаясь, словно Чеширский кот. — У твоего плана куча недостатков. Вот я и составил свой, так сказать, усовершенствованную модель. Ты понимаешь, я всегда был убежден, что гораздо легче было бы украсть действительно огромную сумму, вовсе не пользуясь компьютером!

— Ну уж нет, не надо меня втягивать в эти дела, — заявила я, собирая со стола свои карточки. — Если ты полагаешь, что я настолько ненормальная, чтобы красть миллиард долларов без употребления компьютера, значит, ты сам свихнулся.

— Да перестань болтать глупости, — сказал он, взяв меня за руку. — Конечно, я ничего подобного не полагаю и не думаю предложить тебе нечто подобное! Я веду речь лишь о себе!

Я застыла, не в силах оторваться от его лица: его потемневшие глаза блестели, ноздри раздувались, как у боевого коня при звуке трубы. Я понимала, что это предупреждение, — мне ведь был слишком хорошо знаком этот мрачный взгляд — и позже я здорово поплатилась за свою беспечность. Ну что поделаешь, если в тот момент я не в силах была совладать с охватившим меня любопытством?!

— Как это понять — о тебе? — заинтригованно спросила я.

— Я бы хотел предложить тебе маленькое пари, — отвечал он. — Каждый из нас украдет какое-то количество денег: ты, пользуясь компьютером, и я, не пользуясь им. Образно говоря, я буду этаким кузнецом Джоном Генри со своим верным молотом, а ты — злым гением, вселившимся в сердце машины. Вечное соревнование человека с механизмом, соревнование души со сталью!

— Весьма поэтично, — заметила я. — Вот только тема чересчур грубая.

— Джон Генри выиграет пари, я это предсказываю, — торжественно провозгласил Тор.

— И попутно он может расстаться с жизнью, — напомнила я.

— Нам всем суждено умереть, кому раньше, кому позже, — принялся рассуждать Тор. — Лучше уж иметь одну большую смерть, чем множество мелких — ты не согласна?

— Я не собираюсь нынче вечером играть в лотерею со смертельным исходом только потому, что вообще смертна, — возразила я. — То, что началось как небольшой разбой с целью проверки банковской системы безопасности, не заслужило подобных жертв. Ты пообещал помочь мне, теперь выходит, что ты собираешься спровоцировать международный финансовый скандал. Мил-лиард долларов? Мне кажется, у тебя просто поехала крыша.

— Ты что же думаешь, что только вы, банкиры, вынуждены работать со всяким отребьем? — серьезно спросил он. — Я достаточно долго проработал в ВЭС[8], занимаясь его внешними связями в промышленности, торговле и секретной разведке. И могу рассказать о царящих там порядках такое, что у тебя кровь в жилах застынет. И лучшая помощь, которую я способен тебе оказать, моя милая подопечная, это расширить твои горизонты.

Он поднялся и предложил мне руку.

— Куда мы направляемся? — поинтересовалась я, когда мы оделись и двинулись к дверям.

— Взглянуть на мои гравюры, — ответил он загадочно. — Похоже, мою девочку необходимо вначале соблазнить, чтобы потом склонить к действиям.

Оказавшись в такси, мчавшем нас по городу, Тор обернулся ко мне.

— Я хочу продемонстрировать тебе свою часть пари, — сказал он, — чтобы ты убедилась, насколько мое предложение серьезно.

— Ты же знаешь, что я собираюсь вернуть деньги назад, — сказала я. — Я даже пальцем к ним не прикоснусь, просто переведу их туда, где они окажутся недоступными в течение какого-то времени. Все, чего я хочу, — так только увидеть их физиономии, когда они поймут, что не смогут отыскать эти деньги. И даже если я соглашусь заключить с тобою это смешное пари, что тебе с него?

— Что «мне с него», как ты только что очаровательно наметила, — практически то же, что и тебе с него, если не больше. Я хочу не только увидеть сильно изменившиеся физиономии, но и заставить их сменить образ действий.

— Кстати, кто это «они»? — иронически поинтересовалась я. — Ты даже не намекнул, где собираешься раздобыть свой миллиард долларов.

— Разве? — улыбнулся Тор. — Что ж, позволь мне исправить такое упущение, дорогая. Итак, я намерен обчистить Большой Совет, то бишь Нью-Йоркскую фондовую биржу, а равным образом и американскую.

Недаром говорят: от гениальности до безумия один шаг, видимо, Тор уже сделал его. И в свете такого открытия мой собственный план действий уже не казался результатом трезвого расчета. И с каждым часом я все больше в этом убеждалась.

Такси доставило нас в нижнюю часть Манхэттена, в лабиринт финансовых джунглей, где испарения реки неподвижно висели в тесных ущельях между небоскребами. Мы стояли перед сооружением из стекла и бетона, чьи сорок этажей нависали над Уотер-стрит, носившую к тому же номер «Пятьдесят пять», обозначенный на светящихся табло огромными цифрами.

— Вот в этом здании и хранятся мои гравюры, — улыбаясь и потирая замерзшие руки, сказал Тор. — Или, правильнее было бы выразиться «бесценные отпечатки», ибо внутри этого монстра скопились крупнейшие залежи фондовых и ценных бумаг за три десятилетия. История началась в середине шестидесятых, — продолжал Тор свою лекцию, — когда большинство торговых фирм мира вдруг обнаружили, что не в состоянии управиться с завалившими их горами бумаги. С передачей акций и облигаций оказалось связано так много суеты, что решено было положить этому конец. Ценные бумаги обрели постоянный приют в стенах той фирмы, которая их приобрела. И в дальнейшем эта же фирма лишь осуществляла контроль за происходившими куплей-продажей бумаг, которые все это время продолжали храниться здесь. Это — самое важное здание в финансовом мире Нью-Йорка, его называют Трест Депозитов.

— И все ценные бумаги, проданные когда-то в Соединенных Штатах, собраны в этом единственном здании? — не поверила я своим ушам.

— Никто не смог бы сказать точно, какая именно их часть, ведь немало облигаций и акций по-прежнему припрятано и у частных лиц, и в сейфах брокерских компаний, и в банках, но по крайней мере было приложено немало усилий, чтобы собрать их здесь как можно в большем количестве.

— Не понимаю, как можно было идти на такой риск: а если кому-то придет в голову заложить в здание бомбу?

— Эта махина — лишь часть огромного комплекса, — заверил он, пока мы не спеша обходили небоскреб, чтобы лучше рассмотреть его. Тор смахнул первую снежинку начавшегося снегопада с моего лица, осторожно обнял меня за плечи и продолжил свой рассказ.

— Не далее как на прошлой неделе меня пригласили на собрание в ВЭС. Туда же приглашены были представители от крупнейших торговых фирм и самых богатых банков. Цель собрания — уговорить всех этих банкиров и торговцев воспользоваться услугами компьютерной системы, предоставляемой за счет ВЭС, чтобы выявить места физического пребывания ценных бумаг на данный момент.

— Ценные бумаги не зарегистрированы в компьютерах? — снова удивилась я.

— Операции с ними — да, но не их физическое местонахождение, — сообщил мне Тор. — Деятели из ВЭС уверены, что от пяти до десяти процентов ценных бумаг, до сих пор хранящихся в подвалах банков в их древних ненадежных сейфах — даже и здесь, в Тресте Депозитов, — либо украдены, либо подделаны. Если же мен эта гора бумаги будет перенесена в компьютерные файлы, по крайней мере появится возможность выявить те, которые были продублированы или сфальсифицированы иными путями. Короче говоря, они хотят произвести физическую инвентаризацию — и немедленно.

— Это выглядит как прекрасный шанс для всех желающих навести порядок в собственном доме, — согласилась я.

— Не правда ли? — подхватил Тор, приподняв одну бровь, он разглядывал меня в сгущавшейся темноте. — Ну, тогда ты, возможно, сможешь дать объяснение тому, отчего все отдельно взятые компании — причем все без исключения — откажутся это делать.

Не нужно иметь семи пядей во лбу, чтобы назвать причину. ВЭС не является собственником банков и компаний и поэтому не имеет права принудить их проводить инвентаризацию — пусть даже на своей аппаратуре. И ни одна из этих компаний не захочет разбираться, какие из их собственных ценных бумаг не стоят ни гроша! До той поры, пока они почитают их подлинными, они могут использовать их для купли-продажи или иных операций. Если же будет установлено, что это фальшивки — черт возьми, — да они же окажутся с пустыми руками! Внезапно до меня дошла вся отвратительная подоплека механизма, действовавшего в святая святых нашей финансовой индустрии, — все в точности так, как сказал мне Тор. И это не оставило меня равнодушной.

А кроме того, я поняла еще одну вещь, и это меня ошеломило: я была несправедлива к Тору, почитая его перешедшим грань от гения к сумасшедшему. Как я могла быть такой самодовольной, почитавшей себя единственной на всем свете личностью, наделенной некими моральными принципами, кои мне должно проводить в жизнь? Он был абсолютно прав, когда советовал мне расширить горизонты. Теперь я понимала, что надо делать.

Я подняла глаза и заметила, как напряженно он следил за мною, стоя в густом тумане, превратившемся уже в настоящий снегопад. Он улыбался своей кривой улыбкой, и, как обычно, я заподозрила, что он видит работу извилин под моей черепной коробкой и все до одной реакции, приведшие к вычисленному им заранее результату.

— Итак, ты все же принимаешь мое пари? — спросил он.

— Не так быстро, — сказала я. — Если это действительно пари, а не просто двойная кража, не нужно ли обговорить ставки?

— Об этом я не подумал, — признал он, на мгновение растерявшись. — Но ты права. Если мы решимся обречь себя на все эти испытания, надо поставить условия.

Тор немного подумал, пока мы рука об руку брели по темной пустой улице в поисках такси. Наконец остановился, повернулся ко мне, положил руки на плечи и заглянул в глаза.

— Я придумал, — сказал он с обезоруживающей улыбкой, от которой я всегда оттаивала. — Тот, кто проиграет, должен исполнить самое сокровенное желание победителя.

— Желание? — переспросила я. — Звучит как в сказке. Кстати, не может случиться так, что проигравший будет не в состоянии выполнить подобное желание.

— Возможно, — согласился он, все еще улыбаясь. — Однако я уверяю, ты будешь в состоянии выполнить мое желание.