"Торнадо нон-стоп" - читать интересную книгу автора (Солнцева Наталья)

ГЛАВА 18.

Ева застала Олега уже спящим. Или он притворялся, что спит. Она слышала его ровное дыхание в прохладной тишине комнаты.

Ей долго не удавалось уснуть. Завтра она, наконец, получит дневники Дениса. Что в них? Этот вопрос волновал и пугал ее. Почему-то не хотелось, чтобы Всеслав читал то, что там написано. Она представила себе Мамонтовский дом, опустевший и угрюмый; огромный старый сад, залитый лунным светом; темные заросли кустарника, усыпанные мерцающими цветами; благоухание диких роз и боярышника… Особенно много их росло там, где к саду Матвеева примыкал одичавший сад заброшенной дачи, где ей пришлось прятаться. Слишком сильным оказалось желание увидеть все своими глазами: жилище, оставленное хозяином, осиротевших собак, чужих людей во дворе. Отчего-то Еве стало неуютно. Заброшенная соседняя дача всегда вызывала у нее состояние жути. Однажды она даже призналась в этом Денису.

– Как будто кто-то наблюдает оттуда, с той стороны, притаившись в кустах! Там их так много!

– Кого, наблюдателей? – спросил Денис.

– Да нет же! – засмеялась Ева. – Кустов!

Она всегда поражалась тому, как ловко он умел уходить от ответа. И так, что ей самой становилось смешно. Она смеялась над своими страхами, когда они с Денисом были вместе, и переживала их вновь, оставаясь наедине со своими мыслями.

– Это место, где живут привидения! – говорил Денис, показывая в сторону дикого соседнего сада.

И непонятно было, шутит он, или говорит всерьез. Во всяком случае, Ева не могла отличить одно от другого.

Она все-таки уснула под утро, когда бледный свет проступил сквозь шелковые шторы. Сон был беспокойным и некрепким. В семь утра Ева уже была на ногах, – жарила Олегу блинчики на завтрак. Они оба делали все машинально, не глядя друг на друга, обеспокоенные каждый своим, погруженные в свои размышления.

Наконец, хлопнула входная дверь, и Ева поняла, что супруг ушел. Она принялась за обычные домашние дела, и опомнилась, только когда зазвонил телефон. Она ответила, со смешанным чувством надежды и страха.

– Ева, это я! – сказал господин Смирнов, как будто они были знакомы давным-давно, еще до того, как вымерли динозавры. – У нас с вами все получилось!

Сердце у Евы встрепенулось и сильно забилось, так что она не сразу сумела совладать с собой. В горле пересохло, а руки дрожали.

– Вы… нашли?

– Нашел! Я еще в Мамонтовке. Через час буду в Москве. Вы меня слышите?

Славке вдруг ни с того, ни с сего показалось, что Ева упала в обморок. Это было почти правдой.

– Да…

Ее голос был далеким, как замирающее эхо.

– Ждите. Встретимся в сквере за вашим домом, поговорим в машине.

Ева кивнула головой, как будто Смирнов мог это видеть, и положила трубку. Ее знобило. Она все стояла у телефона, не в силах сдвинуться с места, и ни о чем не думала. В ее душе образовалась пустота, которая всосала в себя все ощущения, краски, звуки, чувства и мысли, и Ева осталась один на один с этой пустотой, в которой ничего не было, кроме тоскливого ожидания…

В скверике, где уже стояла машина господина Смирнова, ярко светило солнце, покрывая асфальт и траву кружевной тенью. В сухом бассейне фонтана мраморный мальчик сидел на камне и смотрел на разбитый кувшин. Громко щебетали птицы. Из разбитого кувшина давно не лилась вода, и он весь забился пылью и еще прошлогодней листвой.

– Как это похоже на жизнь некоторых людей! – подумал Славка. – Разбитый сосуд, полный бесполезной трухи!

Ева тихо подошла к машине, сияя глазами, наклонилась к сидящему в ней Смирнову, спросила одними губами:

– Принесли?

– Садитесь в машину, Ева! – сказал он, жестом указывая на заднее сиденье. – Там вас не будет видно.

Она уселась, неотрывно глядя на Славку, бледная и какая-то оцепеневшая.

– Покажите, что вы нашли, – повторила она, сгорая от нервного нетерпения.

Господин Смирнов подал ей несколько толстых общих тетрадей, – одни были новыми, а другие потрепанными, с пожелтевшими страницами.

– Летопись «поверженного Демона», – сказал Славка, улыбаясь. Но улыбка у него получилась не очень веселая. – Кстати, а какой художник нравился Матвееву?

– Врубель[16], – не задумываясь, ответила Ева, не отводя взгляд от тетрадей.

– Не удивляюсь. Там, в тайнике, было еще кое-что.

Смирнов достал коробку, полную фотографий. Среди них было много старых и пожелтевших, сделанных кое-как, неумелым любителем.

– Какой ужас! – Еву затошнило, когда она взяла в руки одну. Она бросила снимок обратно в коробку. – А это что?

В ее руках оказался старый потертый конверт, из которого она вынула пожелтевший от времени документ, что-то вроде служебного пропуска.

– Это пропуск в штаб какого-то военного. Дайте-ка! – Славка взял пропуск в руки, внимательно его разглядывая. – Полковник Вадим Алфеев. Вы когда-нибудь слышали это имя?

– Нет. – Ева отрицательно покачала головой. – Никогда. А кто это?

– Пока не знаю! Честно говоря, я так спешил сюда в Москву, к вам, что даже не успел ничего толком рассмотреть. Тетради я открывал наугад и пробегал глазами. Кое-что понял… Читать будем вместе?

Ева почувствовала, как тяжелая судорога свела ей горло. Надо было соглашаться… Она, стиснув зубы, кивнула. Пусть будет, как будет. Это даже к лучшему.

Самая первая, потертая тетрадь, исписанная чернильной ручкой, начиналась весьма претенциозной надписью:

«Исповедь падшего ангела»…

В густых зарослях барбариса и шиповника гудели пчелы и большие желто-коричневые мохнатые шмели, под ногами мягко шелестела высокая глухая крапива. Пахло мокрой после ночного дождя землей, лопухами, свежестью умытого дождем сада…

Денис переминался с ноги на ногу, – он не ожидал, что в кустах окажется так много холодной влаги и жужжащих насекомых. Но делать было нечего. Рано утром мама Маргариты уехала в город, и иной случай для осуществления его планов может так скоро не представиться. Придется терпеть и проклятых шмелей, и мокрые ноги.

Елизавета Павловна и ее дочь Маргарита, высокая красивая девушка лет восемнадцати, были соседями Дениса по даче.

Денису уже исполнилось четырнадцать; он жил с дедушкой и бабушкой в Москве, а все лето проводил на даче в Мамонтовке, оставшейся от родителей. Он почти не помнил маму и папу, которые погибли, когда Денису едва исполнилось два года. Автомобильная катастрофа, – весьма банальный исход езды в нетрезвом состоянии. Конечно же, папа Дениса, молодой, подающий надежды ученый-астроном, вообще не пил. Пьяным оказался водитель рейсового автобуса, неожиданно выехавший на встречную полосу и… Словом, их новенький «Москвич» превратился в месиво, оба родителя, залитые кровью, с трудом извлеченные из обломков машины, оказались мертвы. Гаишники и врачи скорой помощи буквально остолбенели, услышав слабый писк ребенка, который не только оказался жив, но и полностью невредим. Мальчик даже не плакал, он просто пищал, подавая знак, что он жив, и о нем необходимо позаботиться. Каким образом ребенок уцелел среди груды железа, усыпанной осколками стекла, не получив ни одного повреждения, ни единого пореза, никто так и не понял. Дедушка и бабушка решили, что это – подарок Бога им, несчастным, утешение на старость. Они души не чаяли в маленьком внуке, глядеть на него лишний раз боялись, ни в чем не перечили «ненаглядному Денисушке», выполняли все его желания, все прихоти.

Денис никак не мог определить, помнит он, как все это с ним произошло, – страшный удар, грохот, скрежет, треск и шорох стекла, дикий крик матери, запах гари, крови и смерти в сжавшемся до немыслимых пределов пространстве, – или не помнит? Или это только игра его богатого воображения? Горя он никакого не испытывал; когда его два раза в год водили на могилку родителей, не плакал, чем вызывал у бабушки неясное беспокойство.

– Ты хоть помнишь мамку-то? – спрашивала она, заглядывая ему в лицо исплаканными глазами.

Мальчик неопределенно мотал головой, глядя куда-то вдаль равнодушным, пустым взглядом. Там, вдалеке, маячили на фоне бледно-золотого неба огромные тополя, там летали свободные, полынные ветры, туда стремилась его неокрепшая еще душа, уже жаждущая странствий и необыкновенных приключений, – прочь из затхлого мира унылых воспоминаний, заросших барвинком могил, горящих лампадок, тихого бабкиного шепота, слез и причитаний.

Денис больше любил деда, ветерана войны, прослужившего четыре года в полковой разведке, – слушал его рассказы, затаив дыхание, боясь шелохнуться. Одно удивляло старого вояку: непонятные, можно даже сказать, странные вопросы внука. Малыш неизменно ставил его в тупик, задав с невинным видом один из своих вопросов, типа:

– А почему ты, деда, командира своего не «подставил», чтобы место его занять?

И тут же обстоятельно рассказывал, каким образом можно было осуществить сие мероприятие.

– Зачем же я стал бы это делать? – недоумевал старик.

– Ну, как же! – с жаром возражал Дениска. – Разве не интересно?

На это старый ветеран не знал, что сказать, надолго застывал с открытым ртом, а потом, кряхтя, лез в буфет за бутылкой «Перцовки», дабы снять напряжение от возникшей непонятной ситуации. Как ни верти, а получалось, что дед малость побаивался не в меру любопытного и предприимчивого внука. Но разве в этом признаешься? Старик сам себе не смел до конца объяснить, какие чувства вызывает у него Денис, не то, чтобы делиться с посторонними. Он иногда незаметно следил за внуком, опасаясь, чтобы малыш не натворил чего, – вдруг, у него психика серьезно пострадала? Ведь на волосок от смерти находился, мать с отцом на глазах погибли, – от такого кто угодно не в себе будет!

Но мальчик во всем остальном, кроме образа мыслей и недетских интересов, оставался на редкость правильным и хорошо воспитанным ребенком. Он никогда никому не грубил, открыто не перечил, учился почти на одни пятерки. Друзей у него не было, и почти все свое время Дениска проводил за чтением взрослых книг. Детская литература его не интересовала. Яркие книжки с картинками, вроде «Курочки рябы» и «Трех медведей», а затем сказки, так и остались невостребованными. Внука привлекали морские путешествия, военные мемуары, детективы и фантастика, причем самые лучшие, принадлежащие перу истинных мастеров жанра. У него, казалось, с рождения было чутье, что есть настоящая, захватывающая игра, а что – жалкая подделка, суррогат, на который не стоит тратить время.

Дениска не любил играть со своими сверстниками, считая все их затеи неинтересными и невероятно скучными, поэтому большинство свободного времени мальчик проводил в одиночестве, за чтением, или долгими, таинственными размышлениями на известные ему одному темы.

– О чем ты так задумываешься? – спрашивала его бабка, на что он только качал головой, не отвечая. Он не желал никого впускать в свой «затерянный мир», оставаясь его единственным полновластным хозяином.

Ему были не нужны игрушки. Самыми забавными живыми игрушками для него были взрослые, которые его окружали. Чужих он с детства, с пеленок, не только не боялся, а, наоборот, проявлял к ним жгучий и совсем не свойственный маленьким детям интерес. У Дениски был настороженно-пристальный взгляд, который как будто держал в поле зрения всех сразу и каждого в отдельности.

Животных мальчик не особо жаловал, кроме собак. Собак он обожал, и с любым, самым свирепым псом легко находил общий язык. Бабушка до сих пор с содроганием вспоминала злющего соседского Тузика, которого боялись даже его хозяева, но не Денис. Малыш играл с Тузиком, бегал наперегонки, дразнил и гладил, делился едой и даже лазил к Тузику в будку, что являлось и вовсе делом неслыханным.

Еще маленьким мальчиком, Дениска четко усвоил, что он «не такой, как все», что он – особенный. Чем особенный, он не задумывался, но людей научился слегка презирать, хотя своего интереса к ним не утратил. Чем же развлекаться, если не ими?

Он рано понял, что в жизни есть вещи важные и не важные , и что с помощью важных вещей, можно здорово влиять на других. Можно какой-нибудь безделице придать такие важность и значение, что эта ничтожная вещь начнет управлять людьми и властвовать над их умами и поступками. Однажды Дениска развлечения ради спрятал бабушкин паспорт и долго забавлялся, наблюдая, как она, хватаясь за голову, мечется в поисках пропавшего документа по всей квартире, охает и ахает, капает себе в рюмочку лекарство и громко возмущается собственным склерозом. Потом изобретательный внук подложил документ таким образом, что бабушка его обнаружила как бы сама, и с удовлетворением наблюдал, как она радовалась. Счастливая, она купила Дениске конфет и не ругала его за порванные штаны. Собственно, затея с паспортом и была задумана, чтобы избежать поучений и расспросов по поводу огромной дырки на новых школьных брюках.

Часто Дениска устраивал ссоры между бабушкой и дедушкой, что тоже было интересно. Интересно было ссорить и мирить одноклассников, бесить и дурачить учителей, врачей и пионервожатых. Дениска весьма натурально умел прикинуться больным, когда надо было, побледнеть, упасть в обморок, отказываться от еды и корчиться от неведомых никому болей. Это получалось настолько легко и естественно, что стало скучным, и мальчик искал более тонкие варианты воздействия на других. Как правило, он их находил.

Никто не подозревал, что он создает нужные и выгодные ему ситуации и мастерски изменяет те, которые ему не нравятся. Все окружающие считали его очень покладистым, ответственным и серьезным. В школе он участвовал во многих олимпиадах и часто оказывался победителем, постепенно приобретая репутацию вундеркинда, гения и таланта. Ребята его уважали и побаивались, но близких друзей у Дениса не было. Самым близким другом он был себе сам, поэтому вел дневник, разговаривая в нем сам с собой и сам с собой советуясь. Он не признавал никаких авторитетов, не имел никаких идеалов, никаких принципов, кроме одного, – развлечения, острые, дразнящие нервы, переживания, рискованная и невероятно сложная игра. Дуэль, на которую он вызывал весь мир и всех существ, которые его населяли!

Очень рано он открыл для себя новую игрушку, приятную и немного опасную, а, кроме того, невероятно важную , – секс, – до этого момента как-то упущенную им из виду.

Однажды на даче Дениска увидел, как целуются парень с девушкой. Зрелище захватило его. Он не мог оторвать взгляда от их лиц, губ, от замедленных движений их рук и тел. Сладкая и жаркая волна окатила его, подступила к самому сердцу, слабостью и истомой растекаясь по груди, так что он едва не задохнулся.

– Царское наслаждение! – родилась в его расслабленном мозгу не детская мысль.

Дениска не скоро выполз из сырого полумрака глухих зарослей крапивы и репейника, горько и сочно пахнущих зеленью, землей и перезрелой малиной, осыпающейся с одичавших кустов. Он любил прятаться ото всех и выбирал для этого самые укромные, сплошь заросшие высоким бурьяном дальние уголки сада. Там, сидя на корточках или прямо на прогретой за день земле, он предавался своим прихотливым фантазиям, или наблюдал за жизнью соседей, скрытой и потому особо привлекательной.

У соседей на даче, как и у Дениски, и у большинства дачников, не было удобств в доме. Дома в Мамонтовке строились деревянные, просторные, с застекленными мансардами, открытыми верандами, ставнями и резными наличниками на окнах и дверях, – среди редких высоченных сосен с золотыми стволами и густыми, дышащими хвоей, кронами. Дикие сады окружали эти дома, весной заливая их ароматами сирени и жасмина, засыпая белыми, нежными лепестками цветущих яблонь и груш-дичек, черешен и слив.

Дениска любил обрывать с растрескавшихся стволов янтарные натеки «клея», как он называл смолу фруктовых деревьев, и жевать их часами, наслаждаясь самим процессом и тонким привкусом пахучей клейкой массы. Модных нынче жвачек в те времена еще не было, и «клей» весьма неплохо выполнял их роль. Мальчик забредал в поисках «клея» в самые отдаленные заросли садов, которые смешивались между собою, давно растворив границы между дачными участками, которые никто и не стремился соблюдать.

Там, в густых непроницаемых зарослях можно было надежно укрыться от любопытных глаз. Денис любил забираться в самые непролазные дебри диких кустов барбариса и смородины, огромных лопухов и прочих растений, откуда было удобно наблюдать за соседями, оставаясь невидимым. Как-то он заметил, что Елизавета Павловна и Маргарита, возвратившись с пляжа, моются нагревшейся за день в корыте водой прямо за сараем, в глубине сада. Им и в голову не пришло, что кто-то может их там увидеть. Кусты и деревья так разрослись, так перепутались, создав естественное укрытие, казались так надежны… Но Денису сквозь стволы и стебли было отлично все видно.

Он пристрастился к этому занятию, – следить за двумя женщинами: постарше и помоложе. Особенно приятно было смотреть на Маргариту, – на ее бело-розовое, нежное и прелестное тело, светящееся в солнечных лучах, словно драгоценный плод, невиданный тропический фрукт. Денис становился сам не свой, видя, как она неторопливо и плавно, с какой-то ленивой кошачьей грацией наклоняется, или поднимает вверх ногу, сгибая ее в колене, или откидывает назад голову, закалывая непослушные рассыпавшиеся волосы, или… Словом, он впервые испытал эрекцию, глядя на Маргариту, открыв для себя новое, непривычное удовольствие а заодно и новые ощущения собственного тела. Ему стали сниться тревожные сны, в которых он испытывал непреодолимое желание завладеть этой красотой, прикасаться к этому мягкому и теплому телу, гладить его нежные изгибы… Он просыпался от собственных стонов и долго сидел на кровати, не в силах успокоиться. Иногда это ему так и не удавалось, и тогда он неслышно, крадучись, чтобы не заметили бабушка с дедушкой, выходил из дома в черный и душистый ночной сад и бродил, бродил по нему до изнеможения, до ломоты в замерзших от росы ногах.

Маргарита стала его наваждением, его сладкой и жестокой мукой, – она завладела им полностью, не отпуская ни на мгновение, не давая расслабиться и передохнуть. Он желал ее до умопомрачения, до судорог во всем теле, до отчаянного, дикого исступления, захватившего его, как бурные воды захватывают маленькую легкую щепочку и несут, несут неведомо куда, вертя и крутя, как им заблагорассудится.

Денис просыпался и засыпал с одной-единственной мыслью, с одним желанием – видеть Маргариту, слышать ее голос, ощущать ее присутствие, ее запах, наконец. Он следил за ней повсюду: вечером, прокравшись к дому соседей, он наблюдал, как она раздевается перед сном; днем, – как она идет на пляж или ложится в купальнике на расстеленное в саду старое одеяло и загорает до пяти часов. Но самое долгожданное событие было, когда Маргарита мылась в саду, в густых зарослях за сараем, не чувствуя, что кто-то ее видит. Она приносила туда тазик с нагретой за день на солнце водой, мыло и полотенце; раздевалась, вешая на ветку старой вишни ситцевый халатик, и… Денис переставал дышать, боясь пропустить хотя бы одно ее движение, один жест.

Потом увиденное снилось ему ночами, тревожило, не давало покоя! Он дошел до предела! Он больше не мог терпеть этой пытки! Маргарита должна удовлетворить его желания, – все, – которые родились беспокойными жаркими ночами в его воспаленном мозгу.

Мысль о том, что она может отказаться или оказать сопротивление, даже не пришла ему в голову. Он привык добиваться всего, чего захочет, и не допускал обратного. Если Маргарита и будет сопротивляться, то только потому, что его намерения окажутся для нее неожиданными. Но вокруг никого не будет, – никого, кто смог бы прийти ей на помощь и помешать Денису осуществить свои желания. Физически он был намного сильнее девушки, потому что давно понял, что превосходство ума может быть недостаточным.

Однажды, еще в школе, он получил по носу от своего одноклассника, – длинного, веснушчатого двоечника Кольки, который сидел в первом классе третий год без особых перспектив перейти во второй. Захлебываясь от крови и слез, Дениска поклялся, что это первый и последний раз, когда его подвело слабое тело. Больше он такого не допустит. И с тех пор физические упражнения стали неотъемлемой частью его жизни. В свои годы он был превосходно физически развит, ловок, силен и легко поднимал и опускал в дачный погреб мешки с картошкой, чем приводил в умиление и восторг деда с бабкой, которые не могли на него наглядеться.

Он не сомневался, что справится с Маргаритой, если она вдруг, по глупости, вздумает не подчиниться. В крайнем случае, придется ее несильно ударить. Дед, бывший армейский разведчик, научил его нескольким чудесным приемам, которые, наконец, пригодятся. Все, что умеешь, надо применять в жизни с пользой для себя. Иначе, зачем тратить силы на все эти навыки и умения, если их не использовать?

Придя к твердому решению получить от Маргариты все, что хочется, даже если это будет насилием, Денис стал обдумывать, как это можно будет сделать лучше всего. Он представлял себе, как входит в дом, как срывает с Маргариты платье, как ее обмякшее тело становится безвольным и мягким, – как раз таким, как ему надо, как он ласкает ее, гладит ее грудь и бедра, целует, овладевает ею, берет свое, пока может, несколько раз, чтобы надолго хватило… Кто знает, когда такой случай представится вновь?

Что будет потом, Денис не думал. Стыд – мощное оружие. Надо поселить у нее мысль, что девушку никто просто так не насилует, что она сама виновата, что она провоцировала и дразнила его, специально при нем раздевалась и делала всякие двусмысленные движения… вот он и не выдержал. Или, что еще лучше, он расскажет всем, что она сама хотела этого, и склонила Дениса, совсем еще мальчика, к развратным действиям. На нее все пальцами будут показывать, а слава пойдет такая, что она до смерти не отмоется. Словом, он найдет выход из положения!

А если все это не поможет, то придется ее убить. Мысль об убийстве тоже оказалась очень интересной. Дед рассказал ему, как просто и легко убить человека. Денис не собирался убивать Маргариту, но она могла его вынудить. Ему просто ничего больше не останется, как покончить с ней. Но это самый крайний вариант. Жалко портить такое красивое тело…

Дед Дениса имел именное оружие, которым его наградили за выполнение какого-то особо трудного задания. Внуку пистолет очень понравился, – тяжелый, холодный, он приятно лег в руку, тая в себе сокровенную суть любого оружия: обещание смерти. Стоит только зарядить его боевыми патронами, прицелиться, нажать на курок, и… Страх! Вот что вызывает у людей наведенный на них вороненый глазок пистолетного дула. Липкий, отвратительный страх!

Денис уже знал, что при помощи страха можно легко управлять людьми. Не всеми, конечно! Есть такие, которых не очень-то испугаешь. Но основная масса… даже неинтересно. Не требует напряжения ума, необычных решений, словом…скука! Но иногда развлекает.

Гораздо интереснее найти ключик к храбрецам, «рыцарям без страха и упрека», какими они сами себя считают. Их на испуг не возьмешь, поэтому приходится думать, искать способ расставить ловушку так, чтобы противник сам попал в нее, – как в шахматах, – просчитывать комбинацию на много ходов вперед. И вынуждать другого игрока сделать ошибку, оступиться…

Денис любил играть в шахматы. Это поединок интеллектуалов, борьба умов, а не вульгарная кулачная драка! Здесь требуются качества, которые не приобретешь в пропахшем потом, пыльном спортивном зале. Изощренный ум, – это подарок судьбы! Особое отличие! Божественная метка! Признак принадлежности к высшей касте!

Пистолет приводил Дениса в восторг, но он не собирался пускать его в ход. Во-первых, дед хранил его в московской квартире, как зеницу ока, а во-вторых, слишком громкий звук портил все впечатление от разыгрываемой сцены. Грохот, дым, пороховая вонь…Грубо! Неизящно. Ну, куда это годится? Исполнение мастера должно быть виртуозным!

Нож был Денису гораздо больше по душе. Трофейный немецкий нож, доставшийся деду в одной из схваток с немецким лазутчиком. Гладкое острое лезвие играло на свету подобно алмазу. Денис ощущал что-то сродни сексуальному возбуждению, гладя холодное, жгучее тело клинка. Он представлял себе, как это сверкающее лезвие легко и беззвучно входит в живое человеческое тело, неся неотвратимую гибель. В самой этой неотвратимости было что-то от рока, от мрачного величия героев древности, от силы, неумолимой, как судьба…

– Чувствовать себя вершителем судеб, – вот наивысшее наслаждение, доступное смертному! – шептал Денис, засыпая под шорох старого сада и тонкое гудение комаров, которых на даче было полно, благодаря заболоченной речке, протекавшей в низине, между поросших соснами возвышенностей.

К Елизавете Павловне, маме Маргариты, изредка приезжал высокий бравый полковник, Вадим Алфеев. Иногда полковник приезжал на служебной машине, привозил из Москвы вино, булки, круглый сыр, колбасу и апельсины. Они втроем сидели на веранде, пили чай с вареньем, беседовали. Наверное, полковник ухаживал за Елизаветой Павловной, во всяком случае, он называл ее Лизой, а Маргариту – Марго. Денису это страшно не нравилось. Он считал, что только он имеет право так называть соседку по даче. Марго! Так звали знаменитую королеву Наваррскую из романа Дюма[17]. Денис перечитал их все, и был от них в восторге. Вот где плелись настоящие интриги! А нынче… Эх!.. Ну, да ничего не поделаешь!

Единственное, что Дениса не совсем устраивало в романах Дюма, – это неправдоподобие характеров и поведения героев. Они должны были вести себя куда круче! Из женщин Марго была, конечно, самой привлекательной. Но далеко не такой, как в романе. Денис много читал об этом периоде французской истории, и образ прекрасной Марго вырисовывался другим. Это была легковозбудимая, постоянно ищущая наслаждений женщина, весьма несдержанная в своих любовных порывах, готовая отдаться любому гвардейцу, если он соответствовал ее вкусам, – то есть был достаточно силен и по-мужски хорош собой. Наличие развитых мышц и прочих мужских достоинств играло для Марго решающую роль: восторги любви она ценила не меньше, чем власть и богатство.

Наблюдая за другой, современной Марго, своей дачной соседкой, Денис приходил к выводу, что все женщины в этом смысле одинаковы. Просто одни скрывают свои инстинкты, а другие нет. Инстинкты могут до поры, до времени, спать, но они присущи всем представительницам прекрасного пола. Просто не каждому мужчине дано их разбудить. Себя он к таким недотепам не причислял. Он вообще начал считать себя мужчиной с десятилетнего возраста, и это было само собой разумеющимся.

Итак, прекрасная Марго не пожалеет, что ей придется отдаться Денису, – он был просто уверен в этом. В свои четырнадцать лет он был прекрасно развит, напрочь лишен мальчишеской угловатости и неловкости, имел красивое тело и чистое лицо с большими карими глазами, обрамленными длинными ресницами. Главное – это выждать, найти подходящий момент, чтобы никто не смог помешать.

Мама Маргариты иногда уезжала в Москву по своим делам, но это бывало очень редко. Она работала учительницей в музыкальной школе при консерватории, по классу виолончели. Поэтому все лето она проводила на даче: у детей были каникулы, и у нее тоже. Виолончель в огромном кожаном футляре она привозила с собой в Мамонтовку. Инструмент стоил дорого, и она боялась оставлять его в коммуналке. К тому же Елизавета Павловна любила играть сама и занималась летом с Маргаритой. По вечерам густые, стонущие звуки виолончели вызывали у Дениса сладостную тоску в сердце. Он узнавал эту мелодию, – томительную и страстную «Элегию» Массне[18], – представляя себе, как Маргарита держит виолончель между ног и медленно водит по струнам темным смычком. Подол ее платья при этом высоко приподнимается, открывая нежные, округлые колени, мягко светящиеся в полумраке комнаты, где темно-коричневые плюшевые шторы закрывают окна, и стоит запах дерева, горящих свеч и канифоли[19]

Елизавета Павловна поддерживала знакомство с дедушкой и бабушкой Дениса, и иногда они с Маргаритой приходили в гости или приглашали к себе. Взрослые пили чай и разговаривали, а молодежь играла в карты или шахматы. Денис не любил эти длинные вечера, наполненные сдерживаемой скукой и пустыми беседами о погоде или последнем фильме. Маргарита проигрывала ему и в карты, и в шахматы, и он пришел к выводу, что тело у нее гораздо привлекательнее, чем ум. Говорить с ней было явно не о чем, а то, что он задумал, невозможно было осуществить в присутствии взрослых.

Однажды, Елизавета Павловна пригласила в гости одного Дениса. Она явно ему симпатизировала и называла его «демоном[20]», имея в виду Лермонтовский образ. Маргарита напекла пирогов с вишнями и малиной, заварила чай с мятой. Стол накрыли на веранде, которую продувал теплый ветерок, принося из сада запах крапивы и зеленых яблок. Высоко в прозрачно-зеленом небе стоял тонкий серп месяца, сверкая, как драгоценность в короне восточного владыки.

Приехал полковник Алфеев, привез ветчину, сливочное масло, торт и несколько бутылок белого вина. Вино было холодное и слегка кружило голову. Елизавета Павловна все время смеялась, особенно, когда полковник целовал ей руку. У Маргариты раскраснелись щеки, и, когда она наклонялась, в вырезе платья виднелась грудь. Денис умел наблюдать, и заметил, как полковник несколько раз посмотрел туда, в вырез Маргаритиного платья, и как напряглось его выбритое, волевое лицо, с тяжелым раздвоенным подбородком.

Стемнело. Елизавета Павловна пригласила всех в дом, в просторную комнату с коричневыми шторами и старинным диваном у печки. На стенах комнаты висели фотографические портреты женщин с пышными прическами, в театральных костюмах; мужчин во фраках, в старомодных меховых шубах.

– Это мой дедушка, знаменитый тенор! Он даже в Большом пел, – сказала Елизавета Павловна, зажигая свечи в бронзовых канделябрах. – У нас вся семья музыкальная!

В доме было электричество, но хозяйка любила проводить вечера при свечах.

– Как в старые добрые времена! – говорила она, вспоминая, как к ним в гости приходили певцы, художники и композиторы, кажется, бывал даже сам Рахманинов[21] .

Этого она, разумеется, помнить не могла, а знала по рассказам родственников, в основном, уже покойных.

– Маргарита нам сейчас что-нибудь сыграет!

Елизавета Павловна достала из футляра виолончель, и началось сказочное представление. Денис удивлялся тому, как можно не понимать, насколько возбуждающе выглядит женщина, играющая на виолончели, обнимающая ее ногами под чужими взглядами, особенно, если она в коротком платье и у нее такие колени, как у Маргариты.

Денис уселся в углу дивана, в полумраке, так, чтобы все видеть, оставаясь незаметным. Вкрадчивые, низкие и жаркие звуки виолончели будили, Бог знает, какие чувства и ощущения. Он испытывал все нарастающее волнение и взглянул на полковника. Тот, не отрываясь, смотрел на Маргариту, на ее обнаженные колени, на склоненную линию шеи и медленно наливался желанием. Денис не мог этого знать, он это чувствовал, почти физически, как мутной пеленой заволакивает сознание полковника предвкушение обладания, его смертельная сладость, как он взглядом раздевает Маргариту, с наслаждением, с животной жестокостью обрушивается на нее своим сильным телом, как…

– Он думает о том же, что и я! – осенило вдруг Дениса. – Как это получилось? Неужели, мои мысли передались ему? Или это, наоборот, я переживаю его внутреннее состояние?

Так и не ответив себе на поставленный вопрос, Денис продолжал плыть на волнах «Элегии», которую играла Маргарита, совершенно не догадываясь о том, какие чувства вызывает у мужчин, – зрелого и юного.

Елизавета Павловна мечтательно слушала свою дочь, уносясь в глубины своего собственного мира, поэтического и немного печального, окрашенного в пастельные тона. Денис улавливал и ее настроение тоже, и оно несколько умиротворяло его, приглушая ревущее и рвущееся наружу пламя.

Возвращаясь домой, он видел, как полковник выезжает из ворот соседской дачи, как Маргарита и ее мама провожают его, как он выходит из машины, прощается, как целует в щеку Елизавету Павловну, а сам в это время смотрит мимо нее, на Маргариту, и во взгляде его горят неутоленное желание и боль. Потом, пыля по дачной дороге, «Волга» полковника скрывается за поворотом, исчезает из поля зрения…

Денис в эту ночь не смог сомкнуть глаз. Он был уверен, что с полковником происходит то же самое: он ворочается без сна в своей постели, а рядом с ним спит женщина, его жена.

То, что полковник женат, было известно Денису из подслушанных им разговоров Елизаветы Павловны и его бабушки. Вадим Алфеев занимал какой-то высокий пост в Москве, и развод мог серьезно повредить его карьере, если не разрушить ее совсем. Во всяком случае, так он не раз говорил маме Маргариты, а она ему, конечно же, верила.

Как бы то ни было, с этого «музыкального вечера» полковник стал приезжать все чаще и чаще, привозить продукты и подарки для Маргариты и ее мамы. С одной стороны, Денису было забавно наблюдать за поведением Вадима Алфеева, который запутался в своих чувствах, попал в капкан Маргаритиной молодости, в чем, наверняка, не смел признаться даже самому себе. Он даже немного похудел и побледнел, «спал с лица», как метко выразилась бабушка Дениса.

– Видать, работа у него нервная, – говорила она деду за чаем.

– Ну да, ну да, – отвечал старый вояка. – Армия, она всего человека требует, без остатка!

И только один Денис знал, что на самом деле происходит с бравым полковником.

С другой стороны, участившиеся визиты Алфеева могли помешать его планам. Вернее, даже не помешать, – Денис был твердо убежден, что этого просто не произойдет! – а усложнить их выполнение. Но возникающие то тут, то там, сложности делают игру еще более интересной и захватывающей! Поэтому Денис не огорчался, а продолжал намеченное.

Вот и этим утром он занял, как обычно, место на своем наблюдательном пункте, в непролазных зарослях барбариса и шиповника, чтобы видеть и слышать все, что происходит у соседей. Денис был в шортах, и ему здорово надоедали насекомые. Хорошо, что он надел рубашку с длинными рукавами! Под рубашкой он спрятал дедов немецкий нож в чехле, на всякий случай.

Похоже, сегодня ему, наконец, повезло! Рано утром приехал полковник на своей машине, привез продуктов, и Елизавета Павловна попросила, чтобы он взял ее с собой в Москву. Денис едва мог расслышать, о чем они говорили, из-за визга пилы. Дедушка решил заняться заготовкой дров, и пригласил двух мужиков с бензопилой, которые должны были распилить целую кучу бревен. Бревна эти привезли еще вчера, и так много, что пройти по двору было практически невозможно.

Денис сразу смекнул, что ему это на руку. Даже если Маргарита вздумает кричать, – пусть себе вопит во все горло, сколько угодно! Все равно никто ее не услышит. Бревен столько, что их хватит пилить до самого вечера, а за это время он успеет сделать все, что захочет.

Пока Денис раздумывал, где ему лучше осуществить желаемое, в доме или в саду, за сараем, – Маргарита вышла во двор, расстелила на солнышке старое одеяло и улеглась на нем читать книгу. Платье она снимать почему-то не стала. Очертания ее соблазнительного тела заставили Дениса покрыться нервными пупырышками.

– Все! Теперь или никогда! – сказал он сам себе, зачем-то поправил нож под рубашкой и только начал пробираться через кусты, как что-то его насторожило.

У него был превосходный слух, и он уловил, что к противному визгу бензопилы прибавился еще какой-то знакомый звук. Неужели?.. О, черт, черт! Только не это!

Денис вытянул шею, как мог, и убедился, что «предчувствия его не обманули», – к воротам соседской дачи бесшумно подкатила «Волга» Вадима Алфеева. Бензопила заглушала все, и только тончайший слух Дениса, обостренный до предела нервным возбуждением, смог уловить приближение машины.

Маргарита ничего не услышала, и только случайно подняв голову, увидела въезжающий во двор автомобиль, что ее несказанно удивило. Она сначала не поверила своим глазам, и машинально опустила голову, продолжая читать, но потом снова поглядела на черный автомобиль, отложила книгу и нерешительно встала.

Денис отметил, что полковник загнал свою «Волгу» в самые заросли, так, чтобы с дороги ее не было видно, и решил, что это неспроста.

Маргарита все так же растерянно стояла и смотрела. Полковник вышел из машины и подошел к ней. В руках у него была бутылка вина и фрукты. Он что-то негромко сказал Маргарите, и они медленно пошли к дому. Полковник продолжал что-то говорить ей, наклоняясь к самому уху, что было оправданно, так как пила звенела на всю округу, – а девушка кивала головой, видимо, соглашаясь. Они скрылись в доме, и полковник, оглянувшись, закрыл за собой дверь.

Денису стало жарко, он в секунду вспотел, вся кровь бросилась ему в лицо. Каким-то звериным чутьем он понял, что полковник собирается сделать то, что придумал и горел желанием осуществить, сам Денис. Что именно для этого он вернулся сюда один, без шофера. Он знал, что Елизавета Павловна в Москве и вернется нескоро, потому что сам отвез ее утром, – следовательно, Маргарита одна… Никто не узнает, что он возвращался. Со стороны дачи Дениса машину не видно, а бензопила заглушает все звуки. Он все рассчитал и решил использовать свой шанс.

Что же предпринять? Денису очень не хотелось уступать полковнику первенство в таком деле! Маргарита, скорее всего, девственница, и быть у нее первым очень заманчиво. Но после полковника это будет невозможно. Вот досада!

– Что они там делают? – подумал Денис. – Наверное, он ее уговаривает. Сначала угостит вином как следует, а затем…

У него помутилось в голове от этих мыслей. Что, если пробраться к дому и посмотреть в окно? Дьявол! У них всегда шторы на окнах задернуты! Любители романтического полумрака, черт бы их побрал! Денис подумал, что выходить из укрытия опасно. Перед домом открытое место, вдруг, Алфеев вздумает выглянуть в окно? Лучше некоторое время подождать, посмотреть, что будет?

Дом застыл, тихий и неподвижный, с закрытыми окнами. Елизавета Павловна никогда не открывала окна днем, чтобы в комнатах сохранялась прохлада. Ни звука не доносилось со стороны дома. Да и какие могли быть звуки, если у Дениса во дворе не умолкала пила? Ее завывания начинали действовать ему на нервы. Хотелось оказаться в доме соседей, прильнуть к щелочке в дверях и смотреть, смотреть…

Денис почти уже решился подкрасться к дому, как дверь внезапно распахнулась, и из нее выскочила Маргарита, растрепанная, с безумными глазами, как будто слепая… Она, дико озираясь, побежала вниз, по заросшей садовой тропинке к сараю. За ней, выбежав из дома, без кителя, в расстегнутой рубашке, помчался полковник. Он догнал ее в три шага, поймал за локоть, начал что-то взволнованно говорить, прижимая руку к сердцу… Она отстранялась от него, пятясь назад, к сараю, инстинктивно ища убежища там, где она обычно пряталась от чужих глаз.

– Это не самое лучшее, что тебе следовало бы предпринять, дорогая Марго, – прошептал Денис одними губами, уже представляя себе, что произойдет.

Маргарита, сама того не желая, увлекла полковника за сарай, в самую гущу зарослей, и теперь Денису лучше всего были видны их ноги, Маргаритины босые и военного в сапогах и галифе. Даже на расстоянии, отделявшем его от Вадима и девушки, чувствовались вибрации нетерпения, бешеного, безумного, всепоглощающего желания, исходящего от полковника, помутившего его разум и сломавшего волю. Это желание еще сильнее провоцировали терпкие запахи сада, горячей влажной земли, стыд и страх Маргариты, ее растерянность, вид ее нежного девичьего тела в полурасстегнутом платье…

Раздался хруст веток, который Денис услышал только потому, что находился слишком близко, и он увидел, как словно в замедленном кадре, опускается на высокую траву, падает навзничь тело девушки, как сильная мужская рука разрывает ее легкое ситцевое платье, увидел ее грудь, которую столько раз представлял себе в ночных грезах… Или ему показалось, что все это происходило так медленно? Все тело Маргариты, в том числе и грудь, он много раз видел, когда она мылась, плескаясь в тазике, полускрытая ветками и ажурной листвой. Но сейчас…это было совсем по-другому, так волнующе, необычно!

Маргарита вяло сопротивлялась, так как от удара о землю ей стало нехорошо. Движения ее тела, пытавшегося освободиться, еще сильнее возбуждали полковника; он уже не церемонился… Девушка кричала, но даже Денису ее крик был едва слышен. Он скорее угадывал его по движениям ее губ, из угла которых вытекло чуть-чуть крови…маленькая алая капелька. Из кустов Денису были видны красивые ноги Маргариты, которые едва шевелились, и которые она пыталась и не могла согнуть в коленях, чтобы обрести хоть какую-то точку опоры для сопротивления, и сверху на ней широкая спина и голая мужская волосатая задница. Эта задница ритмично и сильно двигалась, и в какой-то момент тело Маргариты совершенно обмякло, как неживое, и руки, которыми она судорожно вцепилась в траву, бессильно разжались…

Денис подумал, что она потеряла сознание от боли, но это оказалось не так. Ему как раз было видно ее залитое слезами лицо, и полуоткрытые глаза, которые ничего не выражали, кроме бессильной, безнадежной покорности. Губы Маргариты чуть шевелились, и она до крови кусала их, чтобы преодолеть боль и отвращение.

Полковник передохнул, прямо на ее теле, не давая ей подняться, и еще раз удовлетворил свое неуемное желание. Маргарита больше не кричала и не сопротивлялась, осознав бесполезность своих усилий. Когда Вадим Алфеев поднялся, облегченно вздохнул и начал приводить себя в порядок, она осталась лежать на траве, даже не стараясь прикрыться. Денис увидел, что внутренняя сторона бедер у нее вся в крови.

Полковник нагнулся, поднял разорванное платье и бросил его на Маргариту, на ее обнаженное тело. Он старался не смотреть ей в лицо, и косил взглядом куда-то в сторону. Его подбородок нервно дергался, руки ходили ходуном. Он начал приходить в себя, осознавая, что только что произошло. Солнце поднялось высоко, и стояла нестерпимая жара. В воздухе парило от влажной после ночного дождя земли. Непрерывно и раздражающе визжала бензопила.

Вадим что-то говорил Маргарите, глядя мимо нее в глубь сада. Она его не слушала. Медленно, медленно она поднялась с земли, придерживая на груди испачканное соком травы платье, пошатываясь, прислонилась к стволу старой сливы, на которой почти не было плодов. Полковник хотел помочь ей накинуть на себя одежду, но она в таком ужасе от него отпрянула, что он опустил руки и сделал шаг назад. Ему предстояло то, с чего следовало начинать, – объяснения и просьбы, уговоры и мольбы. Может быть, тогда все и произошло бы по доброму согласию. Но теперь было поздно.

Он все-таки пытался уговорить ее, но Маргарита его не слушала. По мере того, как краски жизни возвращались на ее лицо, ее глаза все сильнее наливались ненавистью и отчаянием. И в какой-то момент она закричала, сильно, – так, что на долю секунды заглушила вой пилы. Денис вздрогнул в своих кустах и чуть не повалился на спину. Он сидел на корточках и так увлекся необычным зрелищем, что не замечал, как затекли ноги. Теперь они онемели и плохо слушались.

Вздрогнул и полковник. Нервно оглянувшись, – не слышал ли кто? – он подскочил к Маргарите и зажал ей рот ладонью. Она укусила его, изо всех сил. Он отпрыгнул, тряся в воздухе рукой, с которой капала кровь.

– Ты что? С ума сошла? – возмутился Вадим Алфеев.

Денис скорее угадал это, чем услышал.

Вместо ответа девушка набрала полную грудь воздуха и закричала еще пронзительнее, чем в первый раз. Дениса оглушили две вещи, – внезапно наступившая тишина и ее истошный вопль. Бензопила молчала. Возможно, рабочие решили сделать перерыв, чтобы пообедать, или что-то в этом духе. На лице полковника появилось выражение растерянности, сменившееся паническим страхом. Что, если на крики девчонки сбегутся мужики, которые пилили дрова? Картина перед ними предстанет более чем красноречивая. Ничего больше и не понадобится. Если не свершится самосуд, – прямо здесь, на чужой запущенной даче, где вокруг ни души, – то милицию вызовут непременно, и тогда… Лучше было не представлять себе, что тогда произойдет. Унизительные допросы, суд, тюрьма, позор… Жизнь закончится, бесславно, преждевременно. А ведь он еще так молод, полон сил и здоровья, его ждет скорое повышение по службе, блестящая карьера, любовь женщин…

Все это молнией промелькнуло в его сознании. Полковника бросило в жар, потом в холод. Его затрясло. Он со страшным выражением лица бросился к Маргарите и зажал ей рот, уже не опасаясь, что она его укусит. Что укусы по сравнению с тем, что его ждет теперь, по ее милости? Что же делать? Что делать? От наступившей тишины стоял звон в ушах. Казалось, что было слышно, как пролетают в горячем воздухе голубые стрекозы. Оглушенные, люди не обратили внимания на крик Маргариты, но если она снова начнет вопить…

Полковник сильно прижимал ее своим телом к стволу дерева. Девушка пыталась вырваться, снова закричать. Ее глаза сверкали безумной решимостью.

Денис почувствовал приближение развязки, и по его спине потекли струйки пота.

Вадим Алфеев, как загнанный зверь, озирался по сторонам в поисках выхода. Денис не видел, что там происходило. Безумие овладело полковником. Он молниеносно наклонился, что-то схватил с земли, и полоснул Маргариту по горлу. Он ничего не соображал, одержимый одним-единственным желанием, – заткнуть ей рот! Чтобы она, наконец, замолчала, и замолчала надолго. Похоже, ему это удалось.

Денис увидел, как в воздухе брызнул фонтан крови, как тело Маргариты медленно сползло вниз по стволу сливы, как ее белое платье стало на груди и плечах красным… И в этот момент снова громко завизжала бензопила.

Полковник отскочил, стараясь, чтобы на него не попала кровь. Денис согнулся в своих кустах от нестерпимой, разрывающей внутренности, рвоты… Его долго выворачивало на траву и лопухи, и когда он смог вновь поднять голову, то увидел ноги Маргариты, ее изящные лодыжки и узкие ступни, скользящие по траве. Вадим тащил ее тело в сарай, чтобы никто раньше времени его не увидел.

Это был момент истины. Денис раз и навсегда понял, что убийство, – это не для него. Полковник, видимо, перерезал артерию на шее девушки, поэтому было так много крови. Наверное, кровь попала и на него.

Вадим Алфеев, как во сне, вышел из сарая на солнечный свет, и посмотрел на себя. Кровь Маргариты окропила его, как жертву на алтаре языческого Молоха[22]. Он оглянулся вокруг и увидел ведро с водой, которое Елизавета Павловна, уезжая, оставила греться. Схватив ведро, полковник нырнул в сарай и принялся плескаться там.

Денис этого не слышал, он это чувствовал. Вадим замывает кровь, ведь ему пора ехать в Москву, идти на службу, смотреть людям в глаза, – жить, как ни в чем не бывало… Хватит ли у него на это сил? Это было интересно!

А что, если?.. Денис, не додумав до конца свою мысль, а подчиняясь скорее интуитивному стремлению, вылез из кустов, и, стараясь двигаться вдоль забора, направился к дому. Полковник так измазался в крови, что не скоро выйдет из сарая, и Денис сможет… Сможет что? Самое странное, что он не знал. Будет видно по обстоятельствам!

В доме было сумрачно и прохладно, пахло вином… Вот почему! Маргарита, оказывая сопротивление, или вскакивая из-за стола, опрокинула бокал. Значит, полковнику предстоит еще и здесь наводить порядок. Стараясь ни к чему не прикасаться, Денис на цыпочках подошел к стулу, на котором висел китель Вадима Алфеева, засунул руку в карман и вытащил штабной пропуск полковника. Не понимая до конца, зачем он это делает, положил пропуск за пазуху и так же неслышно и незаметно вышел.

Вряд ли полковник станет проверять карманы, когда наденет китель. Ему будет не до этого! То, что он сотворил сегодня за сараем, надолго, если не навсегда отравит ему жизнь. Страшная картина будет преследовать его во сне и наяву. Брр-р! Счастье, что Денису не пришлось самому проделать все это! Наблюдать так близко, это почти что участвовать.

Денис вдруг осознал, что у него совершенно пропало мучительное влечение к Маргарите. После того, что он увидел… О, Боже! Как это, оказывается, грубо! Мерзко! Липкая, вонючая кровь! Фу! Отвратительно! Растерзанное тело, рваное платье, голая задница, крики… Гадость! Неизящно! Это не для него!

Денис решил, что сейчас, пока полковник будет отмываться и заметать следы, ему лучше пойти и покрутиться на глазах у деда, бабки и работников, которые пилили дрова. Время никто из них специально замечать не будет, вот и окажется, что Денис все время был во дворе, помогал складывать дрова, убирать опилки и мусор. Прекрасно!

Вспомнилось, что дедушка недавно подарил ему новенький фотоаппарат. Денис еще не знал, почему ему в голову пришла эта мысль, но очень обрадовался. Ум – вот его инструмент!

Покрутившись среди работников, которые пилили дрова, Денис сбегал к бабушке на кухню, спросил, что будет на обед. Запах жаркого, его любимого блюда, вызвал у него приступ тошноты.

– Пойду, до обеда поношу с дедом дрова в сарай, – уныло сказал Денис.

Бабушка должна знать, чем он будет занят все это время. Вдруг, кто-нибудь ее об этом спросит? Когда обнаружат тело Маргариты, всех будут расспрашивать.

Он побежал во двор и начал носить вместе с дедом дрова. Пару раз Денис незаметно отлучался, бежал вниз, в сад, и нырял в кусты, чтобы удостовериться, на месте ли машина полковника. Он едва не прозевал этот момент, успев увидеть только, как Вадим Алфеев выехал со двора и закрывает ворота, настороженно и нервно озираясь по сторонам. Он надел китель сверху на мокрую рубашку, и было почти незаметно, что его одежда не в порядке.

Полковник в последний раз оглянулся, смахнул тыльной стороной ладони пот со лба, и с какой-то бессильной злобой, с тоскливым отчаянием пнул обутой в сапог ногой шаткий, старый дачный забор. Круто развернувшись, он сел в «Волгу» и, уже не оглядываясь больше, на средней скорости повернул вправо. Машина исчезла из виду, и Денис вернулся к себе во двор.

Бабушка пригласила всех к обеденному столу, накрытому на воздухе, под высокой раскидистой яблоней. Посреди стола стояла бутылка водки, большая миска с пирожками, дымились в тарелках наваристые щи с мясом.

Денис не мог смотреть на еду, – перед глазами стояла сцена у сарая, зияющая рана на шее Маргариты, густые потеки крови… Он выскочил из-за стола.

– Ты куда? – спросила бабка в недоумении.

Внук не страдал отсутствием аппетита, к тому же она испекла его любимые пирожки с картошкой.

– Мне не хочется, – ответил Денис. – Пойду, полежу немного. Наверное, перегрелся на солнце.

– Ты, дед, не трогай его больше, – сказала она сердито, обращаясь к мужу. – Видишь, жара какая! Мальчик переутомился. Еще солнечный удар случится! Что тогда делать?

Денис лежал на кожаном диване в прохладной гостиной, слушал гудение мухи, запутавшейся в оконной занавеске, и старался преодолеть неприятную тяжесть в желудке. Он ничего не ел с утра, но ему и не хотелось. Мысли о том, что произошло между Маргаритой и полковником, не давали ему покоя. Спустя некоторое время снова зашумела бензопила, и Денис, подойдя к окну, увидел, как работники продолжают пилить бревна, а бабка с дедом носят распиленные дрова в сарай.

Подаренный дедом фотоаппарат лежал в книжном шкафу, на нижней полке. Денис, еще не осознавая до конца, зачем, надел фотоаппарат на шею и задумался. Штабной пропуск Вадима Алфеева лежал у него в кармане шорт.

Он пошире открыл раму, и муха, с громким и радостным жужжанием вырвалась, наконец, на волю. Денис осторожно, стараясь не шуметь, вылез из окна на теплую, поросшую ромашками, грядку, и сразу спрятался за угол дома. Внимательно наблюдая за работающими во дворе людьми, он убедился, что никто не обратил на него никакого внимания. Все были заняты своим делом, и в сторону дома не смотрели.

Мальчик пробрался в кусты малины и барбариса; затем, стараясь не поцарапаться о колючие ветки и стебли, вылез на соседскую территорию, возле того самого сарая. С опаской, преодолевая рвотные позывы, он заглянул в сарай. Маргарита лежала так, как пристроил ее полковник, – полуопираясь спиной на деревянную стену, возле которой был навален всякий хлам.

– Чем он ее, интересно? – подумал Денис, оглядываясь в поисках орудия убийства.

Тут же его взгляд нашел ржавый кривой серп, которым Елизавета Павловна срезала траву для кроликов. Каждое лето они с Маргаритой выращивали по несколько кроликов. Перед отъездом в Москву, дедушка Дениса забивал для них этих кроликов и обдирал с них шкурки.

Ржавое темное лезвие серпа было покрыто загустевшей кровью. Кровь на теле Маргариты уже подсохла, превратилась в отвратительные бурые пятна с алыми сгустками, вид которых снова вызвал у Дениса приступ тошноты. Голова Маргариты склонилась, и рана на шее была почти не видна. Если бы не ее растерзанное платье, волосы и кровь, можно было бы подумать, что она очень устала и прилегла отдохнуть. Правда, место для отдыха она выбрала не совсем подходящее. В сарае было жарко, густым роем кружились зеленые мухи…

– Какая гадость, – подумал Денис, подавляя тошноту.

Ему нельзя было расслабляться. У него была цель, и он принялся за дело.

Вытащив из кармана пропуск полковника, он раскрыл его, измазал немного в крови и положил возле самой руки Маргариты. Отошел, полюбовавшись на созданный им сюжет этой жуткой картины, и вытащил из футляра фотоаппарат. В сарае было темно, и Денис испугался, что снимки получатся плохие. Он подумал немного, раскрыл пошире дверь, и солнце яркой полосой упало как раз на мертвое тело. Денис чуть подвинул пропуск, чтобы он тоже обязательно попал на свет, и принялся щелкать кадр за кадром. Пленки было много, и он сделал огромное количество снимков, мелким и крупным планом, особенно раскрытый пропуск рядом с рукой девушки. Какие бы ни получились фотографии, что-то выбрать можно будет!

Денис еще не знал, зачем. Он еще не успел обдумать следующий ход игровой партии с Вадимом Алфеевым, взрослым красивым мужчиной, военным, без пяти минут генералом, будущим большим Московским начальником.

– Прощай, Марго, – печально сказал Денис, перед тем, как закрыть дверь в сарай. – Твоя красота тебя погубила. Нужно было быть посговорчивее, дорогая! Красота, это не только твое достояние, – ее дал тебе Бог, а ты поступала очень неправильно. Господь велел делиться с ближними!

Он, так никем и не замеченный, вернулся в свой дом, спрятал в свой тайник пропуск Алфеева, положил фотоаппарат на место, и довольный, полный новых мыслей и планов, улегся на диван. Вскоре сон сморил его, и в этом приятно волнующем сне Маргарита добровольно давала ему то, что силой взял у нее полковник…

Елизавета Павловна приехала поздно вечером, когда уже сильно стемнело, и не найдя дочери ни в доме, ни во дворе, прибежала к соседям.

– Маргарита у вас?

– Нет, – ответила бабушка. – Мы ее сегодня вообще не видели. У нас целый день работники дрова пилили, шум, суета, дым коромыслом…

– А Денис где?

– Денис? Спит. Умаялся парнишка, на солнце перегрелся! В такую жару с утра дрова с дедом таскал в сарай, даже обедать не стал… свалился замертво. Да он, поди, до сих пор не проснулся.

– Разбудите его, – взмолилась Елизавета Павловна. – Может, он знает, где Маргарита? Ее нигде нет! Я в Москве задержалась, по делам, не ожидала, что приеду так поздно…

– Да вы не волнуйтесь, я сейчас Дениску спрошу!

Денис, разумеется, понятия не имел, куда могла деться Маргарита. Он плохо соображал спросонья и никак не мог взять в толк, чего от него хотят. Маргариты он не видел, весь день таскал дрова с дедом, потом ему плохо стало, прилег и заснул… сейчас вот только в себя пришел. Нет, Маргарита ему ничего не говорила, и вчера тоже. Он не знает, куда она собиралась идти. Нет, он ничего не видел, ничего не слышал.

Разбудили деда, который, напившись с работниками за ужином водки, давно и крепко спал.

– Искать надо! – сказал старый разведчик. – Чтой-то у меня на душе нехорошо. Недоброе чую.

– Да ты что, дед? Господь с тобой! Ты еще нас не пугал своими предчувствиями! – запричитала бабка.

– Меня предчувствия в войну с немцем от смерти уберегли! Они у меня проверенные! Ты, Лизавета, раньше времени не плачь, но если что… если не найдем девку, то на станцию бежать надо, в милицию звонить. У нас тута телефонов нету! – Дед, кряхтя, оделся, сказал жене: – Керосиновую лампу тащи! Пойдем искать!

Денис с ними не пошел, сославшись на головокружение и тошноту. Через минут пятнадцать раздался истошный крик и плачь Елизаветы Павловны, – в сарае нашли тело Маргариты.

Приехала милиция, приехала скорая помощь; до утра уже никто не сомкнул глаз. Расспросов и крику было много. Во дворе нашли следы автомобильных шин, но Елизавета Павловна сказала, что это за ней знакомый приезжал из Москвы и что они вместе уехали. Позже расспросили и знакомого. Он, конечно, ничего не знал, потрясенный несчастьем, обнимал несчастную мать, утешал ее, как мог. Но чем в таком горе можно утешить? Обещал помочь деньгами, организовать похороны.

– Вадим-то, какой человек, оказывается, хороший! – восхищалась бабка. – Не бросил Лизавету в беде! Хотя кто он ей? В сущности, посторонний… Какие у нас, все-таки, люди отзывчивые, добрые! Чужую беду, как свою принимают!

Денис со смешанным чувством любопытства, удивления и страха, наблюдал эту жизненную трагикомедию, все больше убеждаясь, что люди играют каждый свою роль, кто с меньшим, кто с большим успехом. И что наслаждаться этой нескончаемой пьесой театра человеческого представляет огромное удовольствие. Во всяком случае, для него.

Убийцу так и не нашли. Предполагали, что это дело рук подмосковного маньяка, который на некоторое время затаился, а летом, видимо, снова занялся своим кровавым промыслом. Лето возбуждало его, заставляло пускаться на поиски жертвы. Он не планировал заранее свои преступления и пользовался случайными орудиями убийства, теми, что попадались под руку в нужный момент. Денис так и не узнал, поймали этого маньяка, или дело так и заглохло. Второе было более вероятно.

На девятый день после гибели Маргариты полковнику Алфееву пришло на его московский адрес письмо. Конверт был плотный, в нем лежало несколько фотографий и небольшая записка, составленная из вырезанных газетных слов.

– Что с тобой? – спросила жена.

На полковника было страшно смотреть: он резко побледнел, глаза, казалось, выскочат из орбит, то ли от бешенства, то ли от сильного испуга.

– Можешь ты хоть раз в жизни оставить меня в покое?! – закричал он, убегая в другую комнату и закрываясь там.

Он не хотел верить своим глазам, но… Фотографии были весьма низкого качества, и все же на них без труда можно было узнать мертвую девушку, возле руки которой что-то лежало. Это «что-то» было на другом снимке, более крупным планом, и представляло собой не что иное, как утерянный штабной пропуск полковника Вадим Алфеева, с каким-то темным пятном в уголке. Можно было с известной долей вероятности предположить, что это кровь. Хотя Алфеев никогда не был провидцем, даже ему было ясно, чья это кровь.

– Я погиб, погиб!.. Я пропал! Все пропало… Жизнь пропала! – подумал он, закрывая лицо руками и без сил опускаясь на диван. – Как это возможно? Ведь никто не видел! И как мог там, возле Маргариты, оказаться его пропуск? Он всегда носил его в кармане кителя…

В тот роковой день он надел китель, не проверив, на месте ли содержимое карманов. Правду сказать, он никогда не проверял. А в том возбуждении, которое он испытывал тогда, ему это тем более не пришло в голову. Пропажа пропуска обнаружилась только на следующий день, когда ему нужно было предъявить его при входе в штаб. Вадим привычным жестом полез в карман, и… Куда делся пропуск, он так и не узнал. И вот, пожалуйста! Словно какая-то злая сила взяла его судьбу в свои руки и начала ее безжалостно кромсать! Что за наваждение на него нашло там, в саду? Как будто чья-то чужая воля вселилась в него и заставила совершить этот чудовищный поступок! Он не хотел. Он собирался уговорить Маргариту, добиться ее согласия… Господи! Что же теперь делать? Покончить с собой?

От этой мысли его тело покрылось холодной испариной. Он еще так молод, его жизнь в самом расцвете! Почему она должна окончиться так бесславно, так страшно, нелепо?

Блуждающий взгляд полковника упал на листок с наклеенными газетными словами.

« Если не хочешь, чтобы фотографии попали, куда не следует, положи деньги завтра в урну, которая у магазина на станции Мамонтовка. После этого садись в электричку и уезжай. Вздумаешь обмануть или подставить, – пожалеешь. Действовать буду без предупреждения».

Сумма была написана карандашом, печатными буквами, так же, как и название станции. Видимо, в газете такого слова не нашлось.

– Черт! Это шантаж! Наглый, неприкрытый шантаж! – с отчаянием и злостью подумал полковник.

Но что он мог сделать? Он не знал, не имел понятия, кто мог видеть его на даче? Может, кто-то из сослуживцев, которые давно ему завидуют из-за его карьеры! А может, приятель, который приревновал его к своей очкастой жене? Или это соседи по даче? Впрочем, это уж вовсе смешно: полуслепые и полуглухие дед с бабкой промышляют шантажом. У них есть внук, но тот еще ребенок. Такое не каждому взрослому взбредет в голову, не то что пацану несмышленому! А может быть, это проклятый недоносок, преподаватель по классу скрипки в консерваторской школе? Он влюблен в Лизу… Мог следить. Впрочем, на него не похоже. Он слюнтяй, а тут видна работа профессионала. Надо было целенаправленно преследовать, носить с собой фотоаппарат. Как этот «кто-то» мог догадаться, что я и Маргарита, что… Это дьявол! Только дьявол мог спланировать и рассчитать такое!

У полковника волосы встали дыбом от всех этих мыслей. Ему показалось, что его ум пришел в серьезное расстройство. Однако, неизвестный не оставил ему выбора. Фотографии, конечно, еще не доказательство: Вадим может сказать, что потерял пропуск, а кто-то нашел и воспользовался. Но… все равно возникнут подозрения. Начнется разбирательство, лабораторные исследования, анализы, экспертиза! Из этого дерьма не выкарабкаешься! Делать нечего, придется платить! Пока это даст некоторую «отсрочку приговора», а там видно будет. Должен же быть какой-то способ избавиться от этой петли?

Полковник сделал все, как было написано. Приехав на станцию, он положил завернутые в целлофан деньги в урну, дождался электрички на Москву и уехал. Пока было возможно, он пытался рассмотреть из окна вагона, кто придет за деньгами. Увы! К урне никто так и не подошел. Вадим и не ожидал, что ему так легко удастся установить шантажиста. В конце концов, тот мог использовать подставное лицо. Мало ли, сколько есть способов остаться неизвестным?!

Так началась карьера Дениса Матвеева. Всего этого про полковника он знать, конечно, не мог, но у него было чутье, интуитивная уверенность, четкое представление, как тот поведет себя. Если Денис и ошибался, то незначительно. Он мог промахнуться касательно мелких деталей, но в главном, – никогда. Он верил в себя. Он знал, на что он способен!

Денис Матвеев блестяще закончил школу. Учителя гордились им, как способным учеником, но как человека они его не любили и втайне побаивались.

Однажды Денису пришло в голову, что у директора школы интимная связь с молоденькой учительницей математики. Вряд ли он даже сам себе мог объяснить, как он об этом догадался?! Просто увидел их вместе на школьном вечере, как они разговаривают, смотрят друг на друга, и – все. Картина стала ему полностью ясна. Учительницу звали Элеонора Алексеевна, она была высокой, стройной брюнеткой с высокой грудью и ласковыми серыми глазами. Это сочетание, – серые глаза и черные волосы, а также бархатистая родинка над верхней губой, и свели с ума директора престижной Московской школы. У директора была пышнотелая сварливая супруга, которая работала в этой же школе завучем, и двое сыновей.

Когда Денис видел директора и учительницу вдвоем, в школьном коридоре, или в учительской, его мучил один и тот же вопрос: где они могли встречаться? То, что они это делали, не вызывало у него ни малейших сомнений. Он взялся следить за Элеонорой Алексеевной, и преуспел в этом.

Учительница снимала квартиру недалеко от школы, за старым, заросшим кустами желтой акации и шиповника, парком. Денис любил прятаться в кустах и наблюдать: это напоминало ему детство. Стояла теплая сухая осень, под ногами шуршали листья, но деревья и кусты были еще почти все зеленые, с редкой, просвечивающейся в солнечных лучах, золотинкой. Сквозь пыльную листву было прекрасно видно, как Элеонора Алексеевна возвращается из школы домой, входит в подъезд и исчезает в его темной глубине.

Директор, Петр Максимович, был человек семейный, и длительные задержки по вечерам могли вызвать у его жены подозрения. Поэтому, как считал Денис, он будет стараться использовать для встреч дневное время. Поскольку супруга директора тоже работала в школе, это осложняло задачу Петра Максимовича. Но влюбленное сердце преодолевает все преграды, и чем их больше, тем усерднее изыскиваются способы их обойти.

Директор школы был постоянным посетителем шахматно-шашечного клуба, куда иногда, от нечего делать, захаживал и Денис. Игроком Петр Максимович был никудышным, а в клуб ходил просто для удовольствия, – поболтать, развеяться, и отдохнуть от работы и семьи.

– Клубное время самое подходящее для интимных встреч, – решил Денис. – Если бы я был на месте директора, то именно его и использовал бы.

Петр Максимович хоть и играл в шахматы из рук вон плохо, человеком был неглупым, преподавал в школе физику, вел научный кружок для старшеклассников, и тоже, наконец, додумался, как ему и с молоденькой учительницей встречаться, и привычный «режим отлучек из дома» не менять. Итак, он вместо игры в шахматы занимался любовными играми, в то время как его ученик Денис Матвеев вычислил все маневры влюбленных и без труда нащелкал из кустов своим фотоаппаратом счастливого Петра Максимовича, входящего в заветный подъезд.

Когда роман директора и учительницы развился, как следует, Денис начал писать им письма. Элеоноре Алексеевне он писал от имени безнадежно влюбленного и сходящего с ума от ревности ученика, который выследил, с кем и как проводит время его возлюбленная. А Петру Максимовичу он писал все то же самое, только от имени горячо и беззаветно влюбленной в него ученицы. В письмах он угрожал обоим любовникам разоблачением, скандалом, позором, и, напоследок, самоубийством. Несчастные «ученик» и «ученица» должны были вот-вот расстаться с жизнью, причем прямо на уроке соответственно Петра Максимовича и Элеоноры Алексеевны. Иногда Денис вкладывал в письма фотографии дома и подъезда, в котором жила учительница.

В сущности, и письма, и фото никаких серьезных вещей не доказывали. Но, как известно, «на воре шапка горит»! Денис потешался; он подкладывал письма любовникам то в классный журнал, то в учительскую, то в сумочку Элеоноры или портфель Петра Максимовича. До чего же это было забавно! Оба стали брать журнал с опаской, стараясь, чтобы оттуда не вылетело письмо, или чтобы оно случайно не попало в чужие руки. То директор, то учительница, тайком перетряхивали журналы, перерывали учительскую, боялись оставлять без присмотра свои вещи, и, в конце концов, начали шарахаться друг от друга. Они стали походить на затравленных кроликов, со всех сторон ожидающих внезапного нападения. Оба начали присматриваться к ученикам, стараясь определить авторов писем. Они похудели, побледнели, и выглядели, как два привидения. Петр Максимович все чаще стал держаться за сердце и ложить под язык таблетки валидола. Элеонора Алексеевна начала принимать снотворное, так как потеряла сон. Ей не давали покоя мысли о скандальном разоблачении. Нет, не того, что ее уличат в сожительстве с директором, она боялась. Гораздо больше ее пугало обвинение в совращении ученика и доведении его до самоубийства!

Но самое смешное во всем этом было то, что они скрывали друг от друга, что происходит. Вскоре Денису надоело одно и то же, и он решил несколько разнообразить программу. Он написал письмо директору от «влюбленного в Элеонору ученика», который грозился покончить с собой, если Петр Максимович не оставит учительницу в покое. Тот оказался бешено ревнив, и устроил Элеоноре скандал. Учительница плакала, но по тому, как она испугалась, директор понял, что в письме изложена правда.

– Я не могу держать в школе преподавателя, который развращает несовершеннолетних! – орал Петр Максимович, умирая от ревности и бешенства. Оказывается, молоденькая кокетка водила его за нос, наставляла рога, да еще и посмеивалась! Этого он уже перенести не мог. Он уволил Элеонору, а на следующий день у него случился легкий инсульт. Пара месяцев на больничном вернули ему здравый смысл. Он встретился с учительницей, попросил у нее прощения, каялся и бил себя в грудь, но она наотрез отказалась возвращаться в школу.

Элеонора устроилась преподавать математику в техникум, – так ей было спокойнее, – влюбленные помирились и возобновили свои встречи. Тогда Денис сделал новый ход: написал супруге директора, чтобы она проверила, где проводит время ее муж, отправляясь якобы в шахматный клуб. Разразился грандиозный скандал. Школу трясло и качало, как корабль во время сильного шторма.

Развлекаясь, Денис не заметил, как подошел к концу учебный год, и начались выпускные экзамены. Он отлично отвечал, получал свои пятерки, – у него было прекрасное, весеннее настроение. А самое главное, ему не пришлось изнывать от скуки весь этот год! Между делом он получал деньги от полковника Алфеева, который уже стал генералом. Не часто, чтобы не злоупотреблять терпением высокопоставленного лица, а раз в год, – в день смерти Маргариты.

Все эти школьные перипетии окончательно убедили Дениса, что люди, – всего лишь фигуры на жизненном поле, и их можно переставлять то так, то этак, – в зависимости от фантазии игрока. Это забавно. Но есть один недостаток в такой игре, – она слишком проста. Оказывается, людей невообразимо легко спровоцировать на глупости, которые выдавали их с ушами. Их ничего не стоит убедить в чем угодно, заставить бояться, ожидать неведомой опасности, наказания, разоблачения, обвинения… Денису даже не надо было особенно скрываться. Ослепленные страхом, люди даже не интересовались, кто стоит за всеми свалившимися на них неприятностями. Они были озабочены своими чувствами и переживаниями. Им было не до Дениса. Они мыслили стандартно, – а выигрывает тот, кто способен на оригинальную комбинацию! Непохожесть, индивидуальность, – вот залог успеха! Не лепить по заданному образцу, а творить, – свое, неповторимое, особенное! Не участвовать в дешевых и вульгарных водевилях, а разыгрывать шекспировские драмы, где величие страстей соперничает с грандиозностью замысла!

Денис впитывал информацию, как губка. Он собирал сведения по крупицам и никогда ничего не забывал. Все и про всех – легко умещалось в его голове и всегда было доступно. Он запоминал все. Никогда не знаешь заранее, что может пригодиться! У него была феноменальная память на лица, причем он легко мог определить родство по внешнему сходству. Глядя на человека, общаясь с ним, Денис как бы проникал в собеседника, вползал в его душу, незаметно, как клещ, который впрыскивает обезболивающее, прежде чем намертво вцепиться в свою жертву и питаться ее кровью. Находясь в обществе людей, он как бы становился ими, растворяя границы, и уже непонятно было, где он, а где они. Он руководил ими изнутри них самих, подчиняя их своим мыслям.. Денис чувствовал, ощущал все то же, что и его персонажи, которых он выбирал и использовал на свою потеху. Он был кукловодом, который не просто водил их на веревочках, а вдыхал в кукол свою собственную душу. Он читал их желания, предоставляя то, чего они больше всего хотели. Он вручал им то, что лежало у них под носом, но что они сами не могли взять. А они за это отдавали ему в руки свою силу и свои судьбы.

Окончив школу, Денис задумался, что ему теперь следует предпринять. Вроде понятно: получить образование, – но какое? То, что наличие диплома об окончании высшего учебного заведения в жизни особой роли не играет, он усвоил еще в начальных классах. Жизнью двигают совершенно иные рычаги, и для того, чтобы получать от нее все, что хочется, нужно об этих рычагах знать и уметь ими пользоваться. Совсем не интересно львиную долю времени просиживать на опостылевшей работе, чтобы потом выкраивать жалкие часы для любимых занятий, тех, которые по-настоящему увлекают.

Денис решил, что деньги, – это не проблема, они у него будут, и в таком количестве, какое ему понадобится. Он уже примерно знал, каким образом они будут приходить к нему. Но в этой жизни очень опасно быть самим собой. Даже не столько опасно, сколько просто глупо. Обязательно нужно иметь дежурную маску, к которой привыкли окружающие люди, и которая не будет вызывать ни излишнего любопытства, ни излишней настороженности. Совсем неплохо, если бы эта необходимая социальная роль была еще и приятна.

Денис заявил деду и бабке, что хочет стать ветеринаром. Какую бурю возмущения, споров и слез вызвало это его сообщение! Дедушка мечтал видеть внука блестящим военным, по меньшей мере, генералом. Бабушка считала, что ее Дениска вундеркинд, и прочила ему карьеру выдающегося ученого. Желание мальчика получить профессию ветеринара повергло стариков в глубокий шок, от которого они не скоро оправились. Но делать было нечего, – оба знали, что их внук умеет добиваться того, что хочет, – и препятствовать не стали.

Уже заканчивая учебу в институте, Денис решил стать хозяином престижного клуба собаководства, который будет называться «Звезда». Возник вопрос, где взять деньги на помещение и развитие дела?

Денис пару раз в неделю ходил к одинокому старику-соседу играть в шахматы. Старик был совершенно дряхлый, немощный и по квартире передвигался в инвалидной коляске. Ни жены, ни детей, ни других родственников у него не было. Раз в месяц к нему приходила старушка, которая делала уборку и покупала кое-какие продукты. Всю свою жизнь старик посвятил собиранию коллекции произведений искусства. Его квартира представляла собой настоящий музей. Денис в искусстве понимал мало, но у него с детства была тяга ко всему красивому и дорогому. Он часами разговаривал со стариком, слушал, задавал вопросы, рассматривал альбомы и каталоги, которыми были сплошь уставлены полки старинного орехового шкафа. Казимир Варламович, как звали старика, через полгода уже не мог обходиться без Дениса, который носил ему продукты, покупал лекарства, делал уколы, а самое главное, – слушал и разговаривал. Они коротали время за шахматной доской или за написанием писем, которое для старика стало непосильной задачей. Подвижность его суставов настолько ухудшилась, что удержать в руках ручку или печатать на машинке он уже не мог.

Казимир Варламович вел обширную переписку с другими коллекционерами, многими музеями, библиотеками и журналами по искусству. Без Дениса ему пришлось бы туго.

Денис стал ему необходим, как бывает на закате жизни необходим кто-то близкий рядом, чтобы не пришлось умирать в одиночестве; кто-то, кто в страшный момент подаст свою руку, облегчая этим жестом единения переход в мир иной, – неведомый и туманный, – загадочную Долину Покоя.

Казимир Варламович, отдавший жизнь собирательству, составлению своей коллекции, нуждался в понимании и живом человеческом тепле, ибо вещи, какими бы ценными они ни были, глухи и немы. Ими можно любоваться, гладить их и ласкать, восхищаться ими и любить их, но нельзя получить то же самое от них. Они не будут восхищаться вами и любить вас, как бы вы ни старались! Старик дарил им все самое прекрасное, на что была способна его душа… Жизнь шла своим чередом. Стал уже виден ее конец. И Казимиру Варламовичу вдруг страшно, до сердечной боли захотелось получить что-то в ответ на свои долгие, порой тяжкие усилия. Коллекция не могла дать ему этого. Зато это мог дать старику Денис Матвеев, который своим дьявольским чутьем уловил эту жажду человеческого внимания.

Денис знал, как ему надо себя вести, что и как говорить, о чем спрашивать, а чего лучше не касаться. Он слышал зов и отвечал на него. Он чувствовал отторжение и отходил в сторону. Эти два простейших попеременных действия привели его к успеху. Казимир Варламович медленно слабел, и к зиме тихо и спокойно умер, умиротворенный и почти счастливый. Большую часть коллекции он завещал музею, а меньшую, но особо горячо любимую, – Денису Матвееву. Это удивило всех, кроме самого Дениса. Он поставил перед собой четкую цель и достигал ее с неослабевающим упорством.

На похороны Казимира Варламовича он не пошел, отправившись вместо этого в поход по антикварным магазинам, чтобы узнать, сколько стоит «бесценный дар» надоедливого и изрядно раздражавшего его старика, на которого пришлось угробить столько времени.

– Впредь надо придумывать менее хлопотные способы заполучить желаемое! – решил Денис.

Когда он выяснил, сколько денег сможет выручить только за некоторые предметы из оставленной ему части коллекции, его самооценка значительно выросла. Он похвалил себя. Теперь ему хватит средств создать клуб, – при том, что придется продать всего пару вещиц Казимира Варламовича.

Итак, в Москве появился собаководческий клуб «Звезда», в котором Денис начал разводить и обучать собак редких и дорогих пород. Постепенно эта его деятельность упорядочивалась, приобретала свои собственные оригинальные черты. У Дениса Матвеева появилась своя клиентура, – определенный круг людей, с определенными вкусами и возможностями, которые могли себе позволить приобретать и воспитывать щенков в клубе «Звезда». Популярность клуба росла, особенно благодаря специфической дрессировке псов, которая одних людей ужасала, а других приводила в восторг. Сам Денис Аркадьевич из высокого привлекательного юноши превратился в импозантного, интересного и загадочного мужчину.

Денис достиг очередной цели, и ему стало скучновато. Он начал присматриваться к посетителям и клиентам клуба. С каким намерением? Поразвлечься! Ничего иного.

Весьма привлекательная леди, занимающаяся «оказанием дорогостоящих сексуальных услуг», купила в клубе очаровательную таксу, которую назвала Гетера. У Гетеры был несносный характер, и на почве оказания помощи в воспитании собаки, Денис познакомился с хозяйкой таксы. Ее звали Юлия, и у нее была идея-фикс, – найти очень обеспеченного и, желательно, власть имущего мужа. Возраст заставлял ее спешить с поисками. Появился подходящий вариант, но… на него, как на жениха для своей дочери, имел виды один человек.

– Не представляю, как мне быть! – откровенно призналась Юлия, когда они с Денисом наблюдали за тренировками таксы.

И Денис Матвеев помог ей. Он сначала расспросил Юлию обо всем, включая малейшие подробности и тончайшие нюансы дела, а потом разработал подробный план, как ей осуществить свое желание.

– Если вы сделаете, как я сказал, – то у вас все получится!

Юлия смотрела на него огромными, густо подведенными глазами. Она не могла поверить, что все так просто. Но все оказалось именно так, как предсказывал Денис Аркадьевич.

Кандидат в мужья заинтересовался Юлией, начал за ней ухаживать, и, спустя несколько месяцев, женился. Денис Аркадьевич получил немалую сумму за пикантную услугу, а Юлия осуществила свою мечту. Прошел год, и она привела к Матвееву свою подругу, у которой внезапно и без видимых причин умер муж. Подруга и сама ужасно плохо себя чувствовала, подозревая, что ее хотят отравить. Ситуация казалась ей безвыходной: в деле были замешаны большие деньги, и сталкивались интересы двух влиятельных семей.

Денис Аркадьевич помог ей выпутаться с наименьшими потерями.

Он стал приобретать репутацию «сверхчеловека», который в очень большой тайне, за очень большие деньги может помочь во многих безвыходных ситуациях, причем самых запутанных и непонятных. Постепенно круг лиц, обращающихся к нему за определенного рода услугами, медленно, но неуклонно расширялся.

Не все дела, которые Денис Аркадьевич брался улаживать, были ему интересны. Иногда его увлекали сами люди, которые просили его о помощи, – работники посольства, частные детективы, известные артисты. Ему доставляло удовольствие проникать в их внутренний мир, пробовать на вкус их чувства, мысли и то, как они воспринимали действительность и реагировали на нее. В посольстве работали невероятно осторожные и подозрительные люди, артисты были необычайно импульсивны, а детективы – нетерпеливы и вспыльчивы. Но все они, так или иначе, начинали плясать под ту гениальную мелодию, которую придумывал и исполнял для них господин Матвеев.

Иногда сами обстоятельства, ставившие людей в тупик, вызывали его интерес своей сложностью, необычностью, сверхъестественными явлениями, которые вмешивались в ход событий. Словом, партия в шахматы с чемпионом устраивала Дениса Аркадьевича куда больше, чем с рядовым игроком.

Однажды школьный приятель Дениса, который только и говорил о деньгах, потому что никак не мог их заработать в достаточном количестве, засиделся у него в гостях. Денис, шутки ради, возьми да и скажи, что, в сущности, деньги и зарабатывать не надо, – люди сами их отдадут, если их правильно об этом попросить.

– Как это «отдадут»? Просто так, что ли? – не поверил приятель.

– Спорим! – сказал Денис. Он уже несколько месяцев скучал. – Если кто-то даст тебе большую сумму денег, – половину мне! Идет?

– Идет! – согласился приятель, которому особо терять было нечего.

– Ты знаешь человека, который способен выложить большую сумму наличными или перевести на счет?

– Ну… – приятель задумался. – Знаю… Ты серьезно, что ли?

– Серьезней не бывает! – засмеялся Денис. – Так кто это?

– Есть один… бизнесмен, машинами торгует.

– Он не против выгодно вложить капитал?

– Кто ж против? – удивился приятель. – Да только куда?

– Я тебя научу, что надо делать! – сказал Денис. – Ручка есть?

– Есть…

– Тогда пиши…

И он изложил приятелю подробный план того, как выманить у бизнесмена его деньги.

– Сначала тебе придется немного потратиться, но потом это окупится сторицей. Создай видимость, что работаешь в крутой фирме, например, русско-швейцарской, которая представляет собой закрытое акционерное общество.

– А как?

– И это расскажу. Ты пока слушай. Бизнесмен заинтересуется и начнет тебя расспрашивать, как да что. Но ты молчи, держись, как партизан на допросе! И только когда он тебе уже «сильно надоест», скажешь, – и про фирму, и про акции. Ну, а дальше совсем просто. Он женат?

– Нет, кажется…

– Отлично! Окажешь ему услугу: сделаешь фиктивное свидетельство о браке с «сотрудницей фирмы» и продашь ему акции этой несуществующей фирмы.

– Ты что? Он же начнет собирать сведения о фирме… не совсем же он лопух?!

– Любую информацию, которую человек хочет получить, ему можно предоставить, причем так, что он примет ее за чистую монету.

– Как это?

– Подробности потом.

– Ладно. Но… он же захочет прийти на фирму, и…

– Пусть приходит.

– А…как же? Офис, сотрудники, и все прочее…

– Будет! На два часа. А потом исчезнет, и с концами! Деньги будут уже у тебя. Половину отдашь мне, а со своими делай, что хочешь. Ты ведь в туристической фирме работаешь?

– Ага.

– Вот и уезжай за границу, пока все уляжется, успокоится и забудется…

– Но…

– Никаких «но»! Тебе что, уже не нужны деньги?

– Нужны.

– Так в чем дело?

И они принялись за работу. Денис предусмотрел все, – и как заинтересовать бизнесмена, и как организовать покупку акций, и как избежать ответственности, и как заставить самого пострадавшего скрываться и трястись от страха.

Эта идея была настолько блестяще исполнена, что все прошло без сучка, без задоринки. Денису везло.

Клуб «Звезда» процветал, дела шли в гору. Жизнь становилась все более захватывающей. Но и годы тоже шли. Дед с бабкой умерли, и Денис похоронил их рядом с родителями. Он ненавидел кладбища, и нанял человека, который ухаживал за могилами, чтобы самому ходить туда как можно реже. Он остался совсем один.

Женщины… В каждой из них он видел Маргариту. Маргариту, загорающую на пляже, читающую книгу, гуляющую в просвеченном солнцем насквозь саду. Маргариту, снимающую легкое ситцевое платье, льющую на себя воду из тазика, подставляющую лицо и ладони душистому летнему дождю. Маргариту, стоящую на крыльце дачного дома, любующуюся звездами в тишине и неподвижности ночи. Маргариту, в сумрачной комнате, среди свеч и пыльных гардин, играющую на виолончели…

Она так и не дала ему то, что он хотел! Так и не дала… Ей помешали. А может быть, и нет. В жизни не бывает однозначных ответов. Все зыбко, все непрочно… изменчиво, как волна морская. Вот и Маргарита… то ли есть, то ли исчезла, растворилась в лунном свете…

Денис Матвеев не думал о женитьбе. Разве что потом, когда-нибудь, в старости… Ему нравились женщины, но он быстро разочаровывался. Они слишком легко поддавались его чарам, и так «прилипали» к нему, что невозможно было от них отделаться. А если еще и жениться?! О, нет! Только не это! Женщина, которая все время рядом, – это так утомительно. Это лишит его свободы, ограничит его. Ни в коем случае!

Женщины…они прекрасные, такие соблазнительные игрушки! Но очень хрупкие. И быстро надоедают. Никто из них по-настоящему не похож на Маргариту!

Денис не стал продавать дачный дом в Мамонтовке, а полностью перестроил его, как только появились деньги. Он любил мечтать, сидя в плетеном кресле и глядя на сосны, которые дышали покоем… Здесь всегда хорошо думалось. Здесь он грезил о Маргарите, о ее страстных, безумных глазах, огромных и блестящих, как у Царевны-Лебедь на Врубелевском полотне. Это была настоящая невеста «падшего ангела», Демона, сверхчеловека… В нем было что-то от пророков Сикстинской капеллы[23], от титанов Микеланджело[24]. Красота, сила и печать проклятия, – вот сплав, достойный восхищения!..

Денис и не надеялся, что когда-нибудь вновь встретит такие же глаза, как у Маргариты. Но чудо всегда приходит неожиданно. Однажды, в ночном клубе, из сине-лилового полумрака на него посмотрела Она…бледное лицо; пышные волосы, собранные в пучок; черные, вразлет, брови, а под ними – две бездны, подернутые дымной поволокой. Эти бездны решили все.

Денис начал сходить с ума. Чего он только не делал ради этой женщины! Но все его безумства были четко выверены и продуманны. Он не должен оступиться, не должен сделать ни одного ложного шага, иначе Царевна-Лебедь взмахнет крыльями и улетит… Другой такой же ему не найти! Она так похожа на Маргариту, – тонкая фигура, высокая грудь, длинная линия шеи… – невозможно потерять ее во второй раз! Неужели, она снова достанется другому?

Женщина была замужем, но это не могло его остановить. Его ничто не могло остановить. Он уже не вздрагивающий от вожделения мальчик, а зрелый мужчина, – он ни за что не отступит! Теперь он добьется своего, получит свой приз, во что бы то ни стало!

Это стало его наваждением, больной сердечной раной, которая не давала ему забыться ни днем, ни ночью. Он расставил сети, расположил ловушки и начал «загонять дичь», что оказалось совсем не просто. Женщина, очаровавшая его, сказочная Царевна-Лебедь, оказалась осторожной и капризной. Он подбирался к ней медленно, делая длительные остановки и прикидываясь то тем, то другим, чтобы не спугнуть. Он менял маски и роли, пытаясь нащупать ту единственную, которая позволит ему поймать это прекрасное волшебное существо и завладеть им полностью, безраздельно. Наконец-то, ему удастся досмотреть вожделенный сон, который, словно медленный яд, разъедал ему душу все это время!

Этот сон о Маргарите, гуляющей в саду, полном утреннего тумана, ускользающий, который вечно возникает и длится, измучил его. Эта тоска по неизведанным до конца ощущениям и неиспытанным чувствам доводила его до исступления. Эта пытка должна разрешиться, так или иначе! В противном случае он снова проиграет…

Мысль о возможном проигрыше была немедленно изгнана, как не имеющая права на существование. Он, Денис Матвеев, – победитель! Это его стиль жизни, и он должен еще раз доказать это себе и окружающим. В первую очередь себе! Он знает, какой червячок возникает в райском яблочке, если человек хотя бы один раз позволит неудаче вкрасться с его жизнь. Червячок будет расти и крепнуть не по дням, а по часам, а яблочко уменьшаться и чахнуть, пока не исчезнет полностью. Неудачу необходимо исключить как явление, когда речь идет о том, чтобы получить желаемое!

Царевна-Лебедь постепенно становилась все более покладистой, все более податливой и беспечной. Она «повелась» на приманку, упиваясь теми знаками внимания, тем восторгом, которыми он окружил ее. Он поклонялся ей, как неистовый карфагенянин[25] языческой Богине, он безумствовал, – и она нехотя, мало-помалу сдавалась. Ее волосы, подобные черному шелку, свободно рассыпались под его руками, ее тело, подобное жемчужине в глубине непроницаемых вод, наконец, открылось перед ним, но ее душа, загадочная, как лик Богини под золотисто-прозрачным покрывалом, все еще оставалась вне пределов досягаемости… И он считал победу обманом, потому что не смог добыть главное сокровище. Эта изысканная, утонченная, жгучая и чувственная игра превращалась в великое противостояние мужской силы и нежной женственности, оказавшейся гибкой и неуловимо настойчивой. Она превращалась в игру титанов, противоположных по своей сути, но единых в одном – жажде власти над другим существом!

Вся разница состояла только в том, что женщина была искренна: она шла до конца, подчиняясь своим истинным страстям, – а Денис играл. Он притворялся, с самого первого мгновения, как только встретился с ее бездонными, сверкающими нездешним огнем, глазами, – гениально, неподражаемо притворялся. Женщина переживала , и он играл переживание. Она отдавалась, а он играл с ней, как кошка с мышью. Царевна-Лебедь сбросила свой волшебный наряд, и стала уязвимой, но еще более прекрасной и желанной. Охотник потирал руки, торжествуя, какую дичь удалось поймать в расставленные силки…

Перефразируя известную поговорку, можно было сказать: торжествует тот, кто торжествует последним.

Понадобилось не так уж много времени, чтобы Охотник обнаружил: в наряде пойманной Жар-птицы не хватает перьев, необходимых ему для полноты блаженства! Сияющий райский хвост и переливающиеся радужные крылья прикрывают бурлящий огонь, а не стыдливую покорность…

Денис почувствовал себя ловцом луны в садовом пруду. Ему уже казалось, что блестящий голубой диск у него в руках, а получилось так, что сверкающая вода протекла сквозь пальцы, и каждый остался при своем, – луна на небе, а ловец на берегу. Он был в бешенстве: столько усилий потрачено напрасно! Великолепная, недосягаемая Маргарита снова оставила его ни с чем! Вернее, не совсем так, – что-то, он, конечно, поимел… но давние замыслы остались недовоплощенными. Эта незавершенность вызвала взрыв боли и разочарования. Неужели, золотая рыбка ускользнула из его сетей? Но такого просто не должно быть!

Он все-таки нашел ее, невесту падшего ангела, и то, что ее облик несовершенен, не страшно! Он найдет недостающие черты в другой женщине!

И Денис снова вышел на охоту. Не выпуская из рук Жар-птицу, он отправился на поиски окруженной ореолом святости, чистой женственности, – чтобы сорвать с нее покровы стыда и целомудренного смирения. Вместо горящих глаз он стал искать опущенные и покорные; вместо живого темперамента – непробужденность желаний; вместо стихийного бунта – робкое подчинение… Ему снова повезло. Он с детства был не таким, как все, – счастливчик! везунчик! – ему все удавалось. На поляну, за которой он следил настороженным, чутким глазом, вышла грациозная пугливая лань. Она ничего не заподозрила, и доверчиво пришла на его зов, взяла у него из рук приманку и признала в нем своего хозяина.

Вторая женщина тоже была замужем. «Идеальная» жена «идеального» мужа. Прекрасная, «крепкая», надежная семья; взаимоотношения, полные любви и уважения друг к другу.

Легкие задачи никогда особенно не привлекали Дениса. Кроме того, именно его умение за внешними, видимыми фактами угадывать и распознавать скрытые, которые чаще всего и оказывались истинными, помогало ему добиваться успеха. Он внимательно изучал «идеальную» семью, присматривался к ней, искал в ней «слабое место», – и нашел! Он всегда находил то, что ему было нужно.

Денису очень не нравился «идеальный» муж. Что-то в этом с виду серьезном и спокойном мужчине настораживало. Он странно смотрел, странно разговаривал и даже молчал странно: словно глубоко внутри себя таил тяжкую сердечную рану. Денис пытался проникнуть в его мир, но безуспешно, каждый раз натыкаясь на плотную непроницаемую стену. За этой стеной подстерегала опасность, – Матвеев это чувствовал, но пока не мог понять, в чем она заключается. Одно было ясно: «идеальный» супруг не так прост, как кажется.

Игра Дениса невероятно усложнилась. Две женщины не должны были знать друг о друге, – даже догадываться! Они не должны были случайно встретиться, поэтому приходилось точно рассчитывать время свиданий и тщательно выбирать места, где бы они ни при каких обстоятельствах не могли наткнуться друг на друга. У них были разные вкусы, разные привычки, разные темпераменты, разные капризы и разное отношение к любовнику. Секс они предпочитали тоже разный.

Господину Матвееву приходилось менять маски иногда так стремительно, что он сам запутался, – а кто же он на самом деле? Какой он? Он так отточил технику притворства, что она засверкала алмазными гранями, разбрасывая вокруг феерию образов, слов и поступков, где галантное ухаживание сменялось страстными объятиями, а сладкие слова – неистовыми ласками. Безумство и отчаянная погоня за наслаждениями, которые требовали все больше изощренной фантазии, все большего напряжения сил!..

Денис оказался словно в самом сердце смерча, в его темной, глубокой и страшной неподвижности, в которой и зарождается буря, сметающая все на своем пути. Но ему уже было этого мало. Не хватало еще чего-то острого, необычного… И он поехал посреди ночи из Мамонтовки в Москву, чтобы найти там проститутку и переспать с ней. Откуда родилось это желание, он не знал. Может быть, ему не хватало двух женщин, чтобы заменить Маргариту? Может быть, ее никто и никогда так и не сможет заменить?

Была зима… Его автомобиль мчался по заснеженному и скользкому Ярославскому шоссе. В лобовое стекло мело снежной крупой, все вокруг тонуло в крутящейся пелене снега, земля и небо слились в объятии длиной в ночь… Денис забыл, на какой улице к нему в машину села ярко накрашенная блондинка в короткой шубке, в черных колготках и сапогах в обтяжку, – озябшая, вся в снегу. Они занимались любовью на заднем сиденье, под завывание непроглядной московской метели, одни на всем земном шаре, погруженном в ледяную тьму…

Проснувшись утром, Матвеев не сразу понял, что произошло, кто это спит, запрокинув беловолосую голову на спинку сиденья. В сером свете, проступающем сквозь занесенные снегом стекла, женщина показалась ему не просто некрасивой, а отвратительной, – до тошноты, до спазма в желудке. Ее вчера такие блестящие и прекрасные волосы оказались пережженными перекисью, и имели вид свалявшейся пакли; на тусклой коже лица, в разводах тонального крема, обозначились глубокие морщины; тушь осыпалась со слипшихся ресниц и размазалась по щекам; губная помада, вульгарно яркая, наполовину стерлась… Денис посмотрел на сухую и жилистую шею женщины, острые, выступающие ключицы, и…еле успел открыть дверцу машины: его вырвало на девственно-белый снег, покрывший все вокруг. Снежный покров показался ему саваном, – мертвенно-бледным, холодным и безжизненным, как и проститутка, уснувшая в его машине. Это была не женщина, а костлявая тень смерти…

Потом Денис долго пытался объяснить себе, почему его так поразил тот серый рассвет, та женщина, тот снег…Почему тогда он испытал настоящую жуть, липкий, предательский страх, от которого застыло сердце?

Но это были еще не все неприятности. Та женщина, – ее звали Мила – начала преследовать Дениса. Она запомнила номер его машины и разыскала его клуб «Звезда». Она подкарауливала его в клубе, у подъезда его дома, надоедала ему звонками. Каким-то образом ей удалось узнать про Мамонтовский дом, и она явилась туда. Оказывается, она давно мечтала о «таком мужчине» и настаивала, чтобы их встречи продолжались. Мила оказалась назойливой, грубой и вульгарной особой, – она частенько находилась в подпитии, замысловато ругалась, громко кричала, плевалась, беспрестанно курила и везде разбрасывала пепел и окурки. При всем своем уме, господин Матвеев никак не мог отделаться от этой нахальной «ночной бабочки». Денису понадобилась вся его невероятная изворотливость, чтобы Мила не столкнулась с его женщинами. Сия дама существенно осложнила ему жизнь. Она могла все испортить!

Далее дневники господина Матвеева содержали массу экстравагантных и пикантных подробностей. Он весьма увлеченно и откровенно описывал интимные сцены с его женщинами, включая мельчайшие детали, такие как описание белья, привычек в постели, поз, особенностей темперамента, слов, сказанных в моменты близости, и еще бесчисленное множество того, что в приличном обществе не выносится за пределы спальни. Здесь же с болезненным удовольствием описывалось самое сокровенное, тайное и глубоко личное…

Описывались приемы и методы, которые Денис Аркадьевич использовал, чтобы добиваться от женщин того, что ему было нужно. Все, все он планировал заранее: что и как говорить, какие дарить подарки, во что одеться, куда пригласить, когда переспать, как ненавязчиво подчеркнуть недостатки и промахи других мужчин, – в том числе и в первую очередь мужей, – какие комплименты пустить в ход, о чем беседовать за ужином: об искусстве или о «движениях души». Это был «театр изнутри», – то, что не видно зрителям, замирающим от восторга, – заучивание роли, зубрежка реплик, отработка каждого жеста, примерка костюмов: репетиции до седьмого пота, чтобы получить желаемый эффект.

Много всего было написано о незнакомых ни Еве, ни Всеславу людях, – об их привычках, уязвимых местах, сердечных тайнах, компрометирующих обстоятельствах. Вся история Наумова и его дочери, убитой психически неуравновешенным охранником; история с похищением Громовского внука, а также перипетии самого Игоря Анатольевича и его привязанности к секретарше, история слепого, Нади, других сотрудников и клиентов собаководческого клуба «Звезда», и многое, многое другое было изложено с такими подробностями, что могло послужить материалом для целой серии романов. Целый тайный, глубоко скрываемый фантастический мир, наполненный неистовыми страстями, причудливыми желаниями, невероятными совпадениями, жадностью, подлостью, клеветой, ненавистью, любовью, предательством, жаждой господства, смертью и кровью! Целый мир в белоснежно-черно-багровых тонах, то сверкающий, как райский сад, то мрачный, как преисподняя!..

Погружаясь в этот зыбкий и клокочущий мир, Всеслав и Ева чувствовали себя летящими над бездной, которая дышит тьмой и адским пламенем. Что за изуверская душа родила эти строки, эти мысли, эти откровения? Что за театр масок, где под личиной любви вершится трагедия гибели?..

Обоим показалось, что пока они читали эту «исповедь падшего ангела», свет вокруг померк, и ясное небо покрылось черными тучами. Ева содрогнулась, осознав, в чьих объятиях она засыпала после «восторгов» насквозь фальшивой любви. Тот бриллиант, который она хранила в своем сердце, которым она любовалась и на который втайне молилась, при дневном свете оказался обыкновенной стекляшкой… Она даже не могла заплакать.

Всеслав испугался, увидев, как она побледнела.

– Успокойтесь, Ева, – мягко сказал он и обнял ее за плечи. – Это всего лишь жалкий актеришка! Ему никогда не сыграть по-настоящему! Его удел – дешевые приемы провинциальной труппы, мишура и бумажные декорации…

Ева слегка отодвинулась. Ей было холодно, но она не смела сказать об этом. Как будто она потеряла право чувствовать и говорить о своих чувствах и ощущениях.

– Вам не противно находиться рядом со мной? – спросила она.