"Волчья верность" - читать интересную книгу автора (Игнатова Наталья Владимировна)

ГЛАВА 4

Что делать, Казимир не знал. Но просить помощи ему не хотелось. Он не считал зазорным обращаться за консультациями в тех вопросах, в которых не был специалистом, но совершенно невозможно было расписаться в своей некомпетентности сейчас, когда Моргенштерн был собран и испытан, а обещанного оживления так и не произошло.

В чем проблема, Казимир не понимал. Работая над машиной, он все сделал правильно, он вложил в болид душу. Не в буквальном смысле, конечно, но все равно этого должно было быть достаточно, отец говорил, что этого достаточно, а отец знал о живых машинах все, что только может знать изобретатель о своем детище.

Да, отец работал в другом мире и машины собирал не из стали и дерева. Светлому князю Себастьяну Мелецкому служила материалом чистая энергия, почерпнутая на разных мировых планах и искусно заключенная в материальную оболочку, однако сам он всегда говорил, что с энергией должны работать люди, а драконы способны вложить душу в любой объект. Главное, подойти к процессу с любовью, а в идеале – создать этот объект своими руками… Речь не шла именно о руках, смысл был в том, чтобы создать самому, а чем – неважно.

Казимир смотрел на свой болид, безучастно покоящийся на козлах. Черный, мощный, усеянный толстыми, прочными шипами… черт бы его побрал, он действительно походил на ежа. Это все Тир, язви его, сбил с толку дурацкими сравнениями. Не понимает он тяжелых машин, считает, что бой выигрывается маневром и скоростью, а между тем керты успешно доказывают преимущество бронированных болидов. И доказывали бы еще успешнее, если бы старогвардейцы не лупили их, используя свои сверхъестественные возможности.

– Ну Суслик!.. – Казимир сердито покачал головой и отвернулся от машины.

Называть Тира этим прозвищем он так и не привык, несмотря на то, что сам же прозвище и придумал.

Каждый раз приходилось делать усилие.

Хотел-то ведь выдумать что-нибудь обидное, сейчас уже и не вспомнить зачем и почему; потому, наверное, что сам, в свою очередь, обиделся на что-то. Хотел обидеть в ответ, а получилось, что насмешил. И прозвище прижилось.

Казимир знал силу слов. И знал, почему Тиру понравилась глупая, смешная и безобидная кличка.

Но что же делать с Еж… с Моргенштерном? Называть по имени, относиться как к живому существу с самого начала, еще с того момента, пока нет машины, а есть лишь набор деталей, любить… все это само собой разумеется, но, как выяснилось, этого недостаточно.

Неужели отец ошибался?

Нет, отец не мог ошибаться хотя бы потому, что никогда не озвучивал свои мысли до тех пор, пока не проверял их на практике. Отец работал только с компьютерами, но это не имеет значения, ведь сказано же: «Драконы способны вложить душу в любой объект…»

Значит?..

Казимир хмыкнул. Мысль, пришедшая в голову, вызывала сомнения, потому что форма не имела значения, потому что он оставался драконом в любом облике, хоть человеческом, хоть змеином. И все же, если предположить, что отец имел в виду истинный облик, если вспомнить, что только в истинном облике представителям их рода был доступен весь спектр возможностей и только в истинном облике драконы являлись людям, когда долг призывал к выполнению божественных функций, мысль становилась не такой уж глупой.

Во всяком случае, никто не мешал попробовать.

Вот если не получится, тогда придется просить помощи у Тира… Нет! Нет, пусть уж лучше машина останется неживой.

Казимир вытащил свой болид на просторный двор. Здесь места было достаточно. На всякий случай он огляделся, чтобы удостовериться в отсутствии наблюдателей – не хватало еще перепугать до смерти Дару, или Себастьяна, или кого-нибудь из слуг.

Вот так и развивается паранойя, ведь слуг он сам отпустил до завтрашнего утра, а Дара с сыном улетела на неделю к родителям в Лонгви.

Ну иногда лучше перестраховаться…

На этой разумной мысли Казимир и превратился в дракона.

…В первые секунды преображения он просто наслаждался забытыми ощущениями, наслаждался своим совершенством, своей силой и могуществом. Он расправил крылья, накрыв ими двор от края до края, он вытянулся, озирая окрестности поверх крыши собственного дома. Нет, дом принадлежал Даре. Но это неважно. Казимир улыбнулся. Не все ли равно, кому принадлежит игрушка?

Он с игривой нежностью обвился вокруг дома, прикусил свой хвост и задумчиво взглянул на крохотный болид во дворе. Потрогал машину кончиком когтя…

Тир ошибался – в болиде не было ни капли жизни, нечего там было будить, нельзя было дозваться до души – невозможно дозваться до того, чего нет. Зато отец не ошибался. «Вложить душу» означает нечто совсем другое, не то, о чем говорит Тир.

Дракон полуприкрыл глаза, прислушиваясь к ощущениям, настраивая биение сердца в такт с биением мира, с импульсами жизни и смерти, неравномерно и беспорядочно сменявшими друг друга. Человек так не сможет. И дракон в человеческом облике тоже не способен раствориться в неосмыслимом, безостановочном беге волн мироздания. Только приняв истинное, змеиное обличье, ты можешь нырнуть в вечно волнующийся океан, и только в истинном, змеином обличье ты можешь вернуться оттуда с добычей.

С человеческой душой, пойманной в прицел узких змеиных зрачков.

Все случилось одновременно. Казимир вернулся к реальности, унося плененную душу. Увидел взблеск клинков, нацеленных в его сердце. С невыносимым для слуха звоном эти клинки столкнулись с двумя другими.

Казимир слышал не ушами – сердцем.

И звенела не сталь – дух, столкнувшийся с духом.

Воин, атаковавший его, скользнул в сторону и назад, текучим, мягким движением отступая от второго – того, который защитил. Первый был человеком – бледным, черноглазым брюнетом. Второй…

– Езус! – вырвалось у Казимира, непроизвольно вернувшегося в человеческий облик.

Вторым был Лонгвиец!

Казимир еще попытался не упустить пойманную душу, попытался заточить ее в свой болид, но при этой попытке болид взорвался, разлетевшись по двору тысячами маленьких осколков.

Оба… Мечника словно растеклись в воздухе, превратились в смазанные, призрачные силуэты. Осколки болида выщербили камень стен и ограды, вышибли стекла в доме, но ни один не попал ни в шефанго, ни в человека, ни в дракона. Первый Мечник, как будто забыв о том, что мгновение назад он пытался убить Казимира, сшиб его с ног и отбил свистящую по двору сталь своими клинками.

– Что? – спросил он сразу, как только смерч улегся.

– Роланд, он не знал, – ответил Лонгвиец.

– Он покусился на человеческую душу!

– По неведению.

– Знаешь что, Эльрик, – мечи исчезли из ладоней Роланда, – ты слишком любишь драконов. Когда-нибудь…

– …это меня погубит, – продолжил Лонгвиец. И оскалился в ответ на улыбку.

Наверное, это была старая шутка.

Казимир сел. Потом встал. Ему показалось, что про него забыли, и стало даже как-то обидно. Но нет – в него уперлись две пары глаз.

– Не делайте так больше, светлый князь, – сказал Лонгвиец. – Вообще не принимайте истинного облика. Здесь очень не любят драконов. Вам повезло, что вы христианин, иначе Роланд убил бы вас, не прислушиваясь к моему мнению.

– Ну что ты, Эльрик, – неубедительно возразил Роланд, – как же можно не прислушаться к твоему мнению?

– Весь вопрос в том, когда к нему прислушиваться. – Лонгвиец кивнул. – Запомните, князь, покушение на чужую душу – это преступление.

– Использование драконьей магии – это тоже преступление, – добавил Роланд.

– Надо же! – Казимир почти против воли вскинул подбородок. – А кто вы такие, позвольте узнать, чтобы диктовать мне условия и навязывать свои законы?

Он прекрасно понимал, что Роланд чуть не убил его, причем с помощью неведомого Казимиру оружия – эти их мечи, они только выглядели как мечи… Да, брюнет застал его врасплох, но Казимир понимал и то, что вдвоем Роланд и Лонгвиец могут убить его даже сейчас – когда он готов к бою.

Могут, впрочем, и не убить – еще неизвестно, кто кого. А обращаться с собой, как… как непонятно с кем, позволять нельзя никому. Ни под каким предлогом.

– Мы Мечники, – ответил Лонгвиец. – Тайная надгосударственная организация, контролирующая все, что контролируется, и убивающая все, что не контролируется.

Он произнес это настолько серьезно, что Казимир даже растерялся. И если бы не усмешка Роланда, он, пожалуй, надолго задумался бы над услышанным. Роланд, однако, тут же стал серьезным. Коротко и довольно высокомерно кивнул Казимиру и исчез. Следом за ним исчез Лонгвиец. Этот не потрудился хотя бы изобразить поклон.

Оставшись один, светлый князь Мелецкий обвел взглядом усыпанный осколками двор, выбитые стекла, щербины на стенах и тихо выругался. В болид было вложено много денег, очень много. Деньги превратились в стальной мусор, но это сейчас совершенно не беспокоило. Так же, как не беспокоили предстоящие объяснения с Дарой по поводу произведенных взрывом разрушений. Единственное, о чем думал сейчас Казимир, – это о том, что в Саэти нашлись люди, посмевшие ему что-то запретить. И что делать с этими людьми, он пока не знал.

А Тир не проявил ни малейшего сочувствия. Пожал плечами и сказал:

– Ничего ты с ними не сделаешь.

– Почему? – скептически поинтересовался Казимир.

– Они круче. – Тир, как всегда, был чужд тактичности.

– Я ни в чем им не уступаю, – напомнил Казимир с холодком, – уж кто-кто, а ты должен об этом помнить. И если Мечникам знакомо понятие «честь», то один на один…

Он замолчал, увидев ухмылку Тира, одновременно снисходительную и недоверчивую. Эта ухмылка взбесила сильнее любых возражений.

– Что я сказал смешного? – спросил Казимир ледяным тоном. Второй раз в жизни ему по-настоящему захотелось дать Тиру в зубы. Врезать так, чтоб хотя бы ненадолго вправить недомерку мозги!

– Цыпа, ты струсил. – Тир заглянул ему в лицо с такой искренностью, что ударить его просто не получилось. – Если бы ты не испугался – ты сцепился бы с этим Роландом. Не важно, защитил бы тебя Лонгвиец или нет, ты сам должен был что-то предпринять, а не смотреть, как двое посторонних парней решают твою судьбу. Но ты смотрел. Значит, позволил им решать за себя. Они и порешали. Так на что ты злишься?

– Ты еще будешь меня учить? – Казимир уже не злился, теперь ему стало смешно. Кто бы другой, но не Суслик рассуждал о трусости. – Ты сам-то даже от «Стальных» шарахаешься, а настоящих Мастеров, кроме меня, в глаза никогда не видел.

– Легат «Стальных» – Мастер, – непонятно к чему сообщил Тир. – Слушай, князь, я сейчас у тебя спрошу, что ты собираешься делать. А ты скажешь, что не желаешь оставаться в мире, где кто-то посмел тебе угрожать. Потом подведешь под свое решение облагораживающую его базу, так что в итоге будешь выглядеть не убегающим с поля боя солдатом, а возвращающимся домой путешественником. А я тебя послушаю и соглашусь, просто из жалости. Мы будем все это проделывать, или достаточно того, что я рассказал сценарий?

– Ты ни черта не понял!

– Естественно. Я нарушаю законы по-тихому, чтобы меня не поймали, а ты таким подходом брезгуешь, какое уж тут понимание. Ну что, ты попробуешь уйти?

– Из Саэти?

Тир в ответ только закатил глаза.

«А откуда же еще?» – отчетливо читалось в его взгляде.

– Ты хочешь, чтобы я ушел? – прямо спросил Казимир.

Ответ последовал мгновенно:

– Не хочу.

Тир сделал паузу, видимо, давая князю Мелецкому время на то, чтобы проникнуться благодарностью, и добавил:

– Но мне интересно посмотреть, как ты это сделаешь. Говорят, уйти из Саэти невозможно.