"Ярость и страсть" - читать интересную книгу автора (Корнилова Наталья Геннадьевна)

Глава третья КАК СТАТЬ КОРОЛЕВОЙ

Мы решили пока не начинать строительство седьмого этажа, а подождать с этим до поздней осени, когда, по расчётам босса, клиентов станет меньше. Тем более что в последнее время клиенты словно с ума посходили со своими проблемами, и не успевали мы содрать деньги с одного, как тут же появлялся другой, желающий поделиться с нами своими сбережениями. Мы не возражали.

В дверь позвонили рано утром, не успела я как следует устроиться в своём кресле. Я включила Монитор и увидела весьма респектабельную особу с волевым лицом. Она требовательно смотрела прямо на меня, то есть в глазок видеофона.

— Слушаю вас, — проворковала я.

— Добрый день. Мне срочно нужна помощь, — решительно заявила она. — И я не намерена торчать здесь на виду у всех до вечера.

— Пожалуйста, проходите. — Открыв электрическую задвижку на двери, я тут же соединилась с боссом по селектору и обрадовала:

— Пришёл клиент, босс. Впускать?

— Немедленно, — проворчал тот.

Женщине было не меньше пятидесяти, но она из последних сил цеплялась за тридцатник, что было так же нелепо, как и вызывающе короткая юбка на её увядающих бёдрах, легкомысленно расстёгнутая на груди прозрачная блузка и густой макияж на обрамлённом короткой стрижкой в стиле последних парижских веяний лице. В ушах и на пальцах сверкали довольно крупные бриллианты. Говорила она так, словно наслаждалась своей правильно поставленной речью.

— Мне нужен детектив, — не допускающим возражений тоном произнесла она, оказавшись передо мной. — Срочно.

— Проходите, вас уже ждут, — вежливо улыбнулась я, показав на двери кабинета.

Она ринулась туда, громко стуча высокими каблуками и высоко подняв голову. Через полминуты послышался голос Родиона:

— Мария, зайди с блокнотом.

Если он меня вызывает с блокнотом, значит, уже решил, что дело стоящее, за него можно браться и немного подзаработать. Обычно он определяет это по внешнему виду клиента. На этот раз, судя по всему, его сразили бриллианты.

Женщина сидела в кресле очень прямо, закинув ногу на ногу, и, не отрываясь, смотрела в очки Родиона, который спокойно посасывал трубку и изредка бросал на неё внимательные взгляды, очевидно, прикидывая приблизительную сумму, которую можно будет выкачать из этой особы. Судя по виду, он был доволен. Усевшись в своём кресле, я положила блокнот на колени и приготовилась стенографировать, не забыв включить диктофон, спрятанный в висящей на спинке кресла сумочке.

— Итак, я вас слушаю, — пропыхтел Родион.

— Моя фамилия вам не понадобится, а зовут меня Виктория Романовна, — важно заговорила она. — Видите ли, я очень люблю своего сына, которого зовут Валерик. Ему всего двадцать пять лет, он редкий красавец, блестящий спортсмен — у него второй разряд по шахматам, — он очень талантлив, умен и, если бы не проклятая перестройка, уже наверняка был бы профессором. Но под давлением нынешних прискорбных обстоятельств он был вынужден забросить науку и заняться бизнесом. Мне это очень не нравится, но ничего не поделаешь — время нынче такое, сами понимаете…

— Короче, — мудро изрёк босс.

Женщина удивлённо взглянула на него, словно впервые видела человека, которому не нравилось звучание её голоса, пожала плечами и продолжила:

— В общем, я всегда была против его бизнеса, чтоб вы знали. Теперь к делу. Как я уже сказала, я его очень люблю и стараюсь по мере сил оберегать его от всяческих неприятностей. Так я поступаю с тех пор, как впервые увидела его в роддоме. Я уже тогда хотела перегрызть горло медсестре, которая недостаточно бережно несла на руках мою крошку. Меня, к сожалению, удержали… — В глазах её блеснуло негодование, и она умолкла, погрузившись в воспоминания. Я порадовалась в душе, что не была той медсестрой, которой эта разъярённая мамаша наверняка до сих пор является в страшных снах и перегрызает горло. Она вновь заговорила:

— Так вот, если бы не мои постоянные бдительность и опека, моего Валерочки уже давно бы не было в живых. Он постоянно попадает в пиковые ситуации по вине неблагодарных людей, не способных по достоинству оценить его таланты и выдающиеся качества. Они все время строят ему козни, подставляют, предают, пытаются унизить моего бедного мальчика, и, если бы не я, он уже давно лежал бы в могиле. Но слава Богу, этого не случилось и, надеюсь, никогда не случится, пока я жива…

— Может, лучше напишете мемуары дома и принесёте их мне — я с удовольствием почитаю на досуге, — предложил босс, поморщившись, как от зубной боли.

— Да как вы смеете?! — вскричала возмущённая мамаша. — Со мной ещё никто так не разговаривал!

— Не сомневаюсь. Извините. Продолжайте, ради Бога.

— То-то же! И не смейте меня перебивать, — успокаиваясь, прошипела она. — Если хотите получить заказ на работу, то лучше помолчите. Так вот, уважаемый Родион Потапович, моему Валерочке грозит серьёзная опасность. Его хотят убить. Причём очень скоро. Сегодня. Но… он об этом ещё не знает.

— А вы, значит, знаете?

— Естественно.

Босс удивлённо воззрился на неё:

— Откуда, если не секрет? Уж не хотите ли вы сами его…

Открыв сумочку, она вытащила перетянутую синей атласной ленточкой пачку писем и торжествующе потрясла ею в воздухе.

— Вот откуда!

— Что это?

— Не подгоняйте меня! Я сама все объясню.

Как вы уже слышали, я стараюсь оберегать сына от неприятностей, чтобы он лишний раз не волновался и не расстраивался. Поэтому я… э-э-э, как бы вам это лучше сказать…

— Читаете его почту, — мягко подсказал босс.

— А как вы догадались? Впрочем, неважно. Десять дней назад я, будем откровенны, как обычно, просматривала его письма перед тем, как они попадут к нему. Знаете, у него даже нет ключа от почтового ящика — у нас так принято в доме. Почту приносят, когда он на работе, и у меня достаточно времени, чтобы как следует со всем ознакомиться и сделать необходимые вырезки и поправки, чтобы он, не дай Бог, не расстроился, читая свою корреспонденцию. Будьте уверены, я не считаю это сколько-нибудь предосудительным в наше тревожное время. Даже наоборот — мне памятник нужно поставить при жизни. Если бы вы знали, от скольких бед я его избавила таким образом! Но моё воспитание и врождённая скромность не позволяют хвастаться этим перед сыном, хотя, наверное, когда буду лежать на смертном одре, я все же не удержусь и все расскажу, чтобы он мог оценить подвиг любящей его матери… — Она прижала к глазам батистовый платочек и всхлипнула.

— Мария, принеси воды, — сочувственно вздохнул босс, и я поднялась.

— Нет!!! Только не воды! — вскричала та в ужасе, словно её собирались угостить раствором цианистого калия. — Со мной уже все в порядке, спасибо.

Я села на место.

— На чем я остановилась? — требовательно спросила она у босса.

— На том, что вашего сына завтра прикончат.

— Не шутите так, — слабо простонала она. — Вы — кощунственная личность! Если бы не обстоятельства, я бы сейчас… — Она скрипнула зубами, но не бросилась на Родиона, и у меня отлегло от сердца. — В общем, десять дней назад я получила письмо. Вернее, письмо, конечно, предназначалось Валерику, но даже под страхом смерти я не отдала бы его ему — это сразило бы его наповал. Вы даже не представляете, что там было написано! Я не буду сейчас вам читать, потому что вы и сами сможете это потом сделать, а расскажу вкратце. Это были самые настоящие угрозы, составленные вырезанными из газет буквами. У меня чуть не остановилось сердце, когда до меня дошёл смысл этого кошмарного послания. — Она схватилась за сердце. — Эти мерзавцы обещали оторвать моему сыну его чудесную голову, если он не подпишет какие-то там бумаги во время какой-то там встречи. Естественно, я не стала ему этого показывать, чтобы не травмировать его и без того слишком ранимую психику. Вы меня понимаете?

— С трудом, — буркнул босс. — Продолжайте.

— Через два дня пришло ещё одно письмо. На этот раз негодяи грозились оторвать не только голову, но и все конечности Валерочки, если он ко всему тому не изменит ещё и условия контракта в пользу известной ему фирмы. Как я поняла, встреча должна была состояться очень скоро. Мой сын все время ходил такой радостный, возбуждённый, все твердил о том, что скоро станет весьма состоятельным бизнесменом. Я бы считала себя преступницей, если бы омрачила его радужное настроение, показав эти ужасные письма. Мне казалось, что все это лишь пустые угрозы, дешёвый блеф, и потом, мне было так приятно видеть его счастливым и довольным… — Она печально вздохнула. — А ещё через три дня опять пришло письмо. В нем говорилось, что коль мой сын молчит и ничего не предпринимает, то они воспринимают это как согласие с их требованиями, а значит, ему будет нетрудно подменить в контракте реквизиты и поставить другие, чтобы деньги за поставки шли на их счёт, как я поняла. Бандиты предупреждали, что в случае отказа ему отрежут… — тут она опять всхлипнула, — отрежут его маленькую пипочку, его хорошенькую писюлечку и заставят… съесть… — Она застонала. — Изверги, недоноски, сволочи! — полилось из неё вместе со слезами. — Как они смеют только предполагать такое! Он же тогда не сможет жениться и иметь детей!!! — Она застыла с открытым ртом, потом вдруг сразу успокоилась и решительным тоном произнесла:

— Таким людям не место в нашем обществе! Я требую, чтобы вы разыскали их и поставили на место — в тюрьму!

— А почему не обратились в милицию?

— Я смотрю телевизор и читаю газеты, чтобы доверить этим равнодушным и продажным органам своё единственное сокровище. И потом… они наверняка начнут следствие, и выплывет то, что я скрывала от сыночка эти письма. Не знаю, как он к этому отнесётся, но мне кажется, что на памятник тогда я вряд ли смогу рассчитывать, — сокрушённо проговорила она. — Помогите мне, умоляю…

— А с чего вы решили, что его убьют именно сегодня?

— Вчера пришло ещё одно письмо. В нем говорится, что если он все не сделает, то в этот же день они выполнят все свои угрозы.

— Значит, контракт подписывают сегодня? — догадался босс.

— Да. — Она уронила голову, и плечи её дрогнули. — Я ещё вчера хотела показать ему письма, но не решилась. Он купил мне цветы, дорогой коньяк, и мы так мило посидели за ужином… У меня просто не повернулся язык. Он ведь у меня такой впечатлительный, что обязательно натворил бы какую-нибудь глупость. А сегодня утром (я, между прочим, половину ночи не спала) он попросил пожелать ему удачи. Естественно, я не смогла сунуть в его счастливое, полное надежд и ожиданий лицо эти грязные бумажки. Я сказала ему «ни пуха ни пера», поцеловала в щёчку, и он уехал на своё совещание. А я помчалась к вам…

Я невольно присвистнула, и в кабинете воцарилась гробовая тишина, нарушаемая лишь тихим сопением босса, уставившегося на несчастную Викторию Романовну с нескрываемым ужасом. Наконец, очухавшись, он выдавил:

— Вы — фантастическая мамаша. Но пусть это останется на вашей совести. Когда он уехал?

— Чуть больше часа назад.

— Значит, время ещё есть, — облегчённо выдохнул он. — Сколько вы готовы выложить за то, чтобы ваш Валерочка смог в будущем иметь детей?

Подняв голову, она тихо произнесла:

— Деньги значения не имеют. У меня есть… э-э-э, кое-какие накопления. Не очень много, но все же.

— Тогда в случае благоприятного исхода вы заплатите нам… тысячу долларов. Согласны?

Она полезла в сумочку, вытащила ещё один конверт и вместе с остальными положила на стол.

— Ради сына мне ничего не жалко. Здесь пятьсот. Если спасёте, получите ещё столько же. А если нет — вернёте.

Почесав лоб, босс кивнул и спросил:

— Где он работает?

— Понятия не имею, — заявила эта несносная кочерга, и мы с боссом опять застыли. Она же, как ни в чем не бывало, продолжала:

— Он никогда не говорил, а я никогда не интересовалась. Знаете ли, я демонстративно, из принципа не проявляла никакого интереса к его делам, чтобы он знал, как я к ним отношусь. Он не настаивал.

— Но может, вы хоть что-то слышали? Имена, разговоры по телефону, род занятий фирмы, название, приблизительное местонахождение и так далее.

— По-моему, его фирма торгует сигаретами.

— С чего вы взяли?

— Видите ли, он у меня не курит и никогда не курил — я не разрешала. Валера всегда был очень послушным мальчиком…

— Почему был?

— Простите, — спохватилась она, смутившись, — просто у меня плохие предчувствия в последнее время. Так вот, когда он начал работать год назад, у него в комнате появились нераспечатанные пачки сигарет и все разные.

— Может, он их просто коллекционирует?

— Что вы! Мой сын никогда бы не стал собирать такую гадость! — Она брезгливо поморщилась. — Ему с самого детства нравились марки и фантики. Потом, это не какие-нибудь редкие сигареты, а самые обыкновенные, какие во всех ларьках продают, — я проверяла. Мне кажется, это просто образцы продукции.

— Хорошо, допустим, — нахмурился босс. — Ну а название фирмы краем уха не слышали?

— Нет. Ему почти не звонили домой — я запретила. А со мной о делах он тем более не разговаривал. Бумаг у него тоже никаких нет — я проверяла.

— Какой фирмы сигареты, помните?

— Конечно. «Мальборо», «Кэмел», «ЛМ» и прочее. Все с акцизными марками, как положено.

— А на работу он на метро ездил?

— Разумеется! У него нет таких денег, чтобы разъезжать на такси, — он у меня порядочный человек.

— А до какой ветке он ездит?

— Послушайте, зачем вам нужна вся эта ерунда? — раздражённо спросила она. — Вы лучше езжайте спасать моего мальчика, а не сидите здесь, изучая его биографию!

— Мы тронемся в путь в ту же секунду, как узнаем, куда, собственно, ехать, — усилием воли сдерживая себя, вежливо проговорил босс, поправляя раскалившиеся очки.

— Так вы бы сразу и спросили об этом, — удивлённо заявила она. — Я бы и сказала.

Если бы босс мог себе позволить, он бы непременно запустил в неё огромной бронзовой пепельницей, заслужив мои аплодисменты. Но он лишь с тоской посмотрел на тяжёлый предмет и произнёс:

— Вам цены нет, мамаша. Говорите.

— Перед отъездом он сказал, что едет в ДК «Горбунова» и пробудет там почти весь день.

— Надеюсь, вы принесли его фотографию?

— А как же. — Она порылась в сумочке и вытащила пачку снимков. — Альбом я решила не брать, но здесь есть и из роддома, из детсада, из школы и совсем недавние. — Она протянула все Родиону. — А здесь, на бумажке, я записала все детали: наш домашний адрес, телефон и так далее. Это пригодится?

— Посмотрим.

— Тогда напишите мне расписку, что взяли деньги, и я пойду, — засуетилась мамаша.

— Не беспокойтесь, у нас есть уже готовые формы договора с клиентами. Вы получите второй экземпляр у секретарши. — Он кивнул на меня. — Если что-нибудь ещё произойдёт — сразу звоните мне.

Минут через десять, внимательно прочитав каждую букву договора, она степенно удалилась, потребовав напоследок ничего не говорить сыну о её приходе и письмах.

Вызвав меня в кабинет, босс спросил, разглядывая письма:

— Ну, что ты думаешь?

— Думаю, придётся вернуть деньги, потому что её Валерочку уже наверняка пришили, — уверенно ответила я.

— Судя по всему, это будет самым счастливым днём в его жизни, — мрачно пошутил босс, швыряя письма в ящик стола. — Сделаем так. Ты поезжай к ней домой, попроси разрешения осмотреть его комнату, пошарь там, может, на что и наткнёшься, помимо сигарет. Попробуй что-нибудь узнать о его личной жизни: записки от женщин, презервативы или ещё что-нибудь. Если я не ошибаюсь, то он должен вести двойную жизнь: одну для мамы, а другую для себя. Откопай мне её. И сразу же возвращайся обратно, никуда не лезь, ни во что не вмешивайся, что бы ни происходило. — Он строго посмотрел на меня, и я скромно кивнула:

— Как скажете, босс. Мне уже ехать?

— Да, времени у нас нет. А я отправлюсь в самое пекло — в «Горбушку». Попробую его перехватить, если ещё не поздно.

…Позвонив в обитую дерматином дверь сороковой квартиры, я заставила себя улыбнуться, что стоило мне больших трудов. Почти сразу послышались шаги, щёлкнул замок, и дверь открылась.

— Здрассьте, — растерянно брякнула я, увидев перед собой худощавого молодого человека с большими голубыми глазами и полными губами на бледном лице.

— Простите, — пробормотал он испуганно, — я думал, это мама. Что вам угодно?

— Только не говорите мне, что вы — Валерий, — ещё не веря в такую удачу, пробормотала я.

— Да, а вы кто? — подозрительно спросил он.

— Я? Э-э-э, я подруга вашей мамы, Виктории Романовны. Меня Мария зовут. Можно войти?

Мне хотелось поосновательнее удостовериться, что клиент жив-здоров, ни от кого спасать его не нужно и задание можно считать выполненным. Осмотрев меня с ног до головы, он посторонился; я вошла в просторную прихожую. Он показал на маленькую кушетку около телефонной тумбочки.

— Присядьте пока. Мама скоро придёт.

— А вы давно дома? — невинно спросила я, разглядывая огромную китайскую вазу в углу, из которой торчал целый сноп пшеничных колосьев.

— Да я, собственно, только на секунду забежал, — нервно проговорил он, повернувшись ко мне спиной и что-то укладывая в кейс. — Нужно было взять кое-что. А мама мне про вас ничего не рассказывала. Вы давно её знаете?

— Не очень. А вы куда собираетесь, если не секрет?

Удивлённо обернувшись, он похлопал своими девичьими ресницами.

— А вам какое дело?

— Да так, просто интересуюсь. — Я потрогала руками колоски. — Сами собирали?

— Извините, но я спешу, — ледяным тоном произнёс он, подходя к двери. — Вам придётся подождать маму на площадке. Прошу, — и распахнул передо мной дверь.

— Может, отложите свои дела, посидим, поболтаем? — без всякой надежды спросила я.

— У меня очень важные дела.

— Ну, как хотите.

Пропустив меня, он вышел сам, держа в одной руке кейс, запер дверь на два оборота и направился к лифту. Я за ним.

— Спущусь с вами вниз, — пояснила я, видя его удивлённый взгляд. — Подышу свежим воздухом.

— Ради Бога, — пожал он худыми плечами и пропустил меня в лифт.

В полном молчании мы начали спускаться. Он упорно разглядывал стенку, а я — его. Он был почти ничего, если бы не забитый бегающий взгляд и нервный румянец на впалых щеках. Одет не броско, в отличие от мамаши; на нем хорошо сидели просторные светлые брюки и такая же рубаха, красиво подчёркнутая тонким чёрным галстуком. Мускулы, судя по всему, хорошо развиты у него были только на челюстях. Он немного сутулился, но все равно был чуть выше меня, хотя и я не подарок для пигмеев. И ещё было похоже, что он не вёл никакой двойной жизни, а во всем слушал свою тираническую мамашу. Хотя в тихом омуте…

Лифт остановился, и мы вышли из подъезда.

— Пройтись, что ли, с вами немного? — небрежно бросила я, не желая отпускать его от себя ни на шаг, пока не сдам на руки матери.

— Как хотите.

Мы зашагали вдоль дома по тротуару в сторону выхода со двора. Я решила дойти с ним до метро, а там придумать ещё что-нибудь, чтобы увязаться за ним и дальше. Валерик был такой мрачный и так старался не смотреть в мою сторону, что у меня не возникало никакого желания с ним разговаривать. Но долг был прежде всего.

— Вы сейчас в какую сторону едете? — вежливо спросила я.

— На Бауманскую, в свой офис.

— Ой, а я как раз там живу! — радостно соврала я. — Значит, нам по пути.

— Вы же хотели увидеть маму.

— Уже расхотела. В другой раз как-нибудь…

В этот момент из-за дома с диким колёсным визгом выскочила иномарка и, заскочив на тротуар, с рёвом помчалась прямо на нас. Двор был совершенно пустынным, и ни одна живая душа не смогла бы дать свидетельские показания против этих бандитов, если бы они нас раздавили. Валерик застыл на месте с открытым ртом и непременно погиб бы, если бы я с силой не толкнула его в кусты, растущие под окнами дома. Едва я успела нырнуть следом, как в том месте, где мы находились мгновение назад, с воем пронеслась машина и тут же затормозила уже где-то в другом конце двора. Ничего не объясняя, потому что на разговоры не было времени, я ухватила оторопевшего парня за рубашку и поволокла вдоль кустарников к выходу со двора, туда, где ходят люди, то бишь живые свидетели, при которых на нас вряд ли решатся напасть ещё раз. Изодрав руки, ноги и лицо о колючие ветки, я вытащила его на открытое пространство между двумя домами. Но и там почему-то свидетелей не оказалось. А со двора уже доносилось надсадное гудение мотора машины-убийцы, несущейся к нам на всех парах. Как кролик, завидевший удава, Валерик опять застыл на месте, глядя на приближающуюся смерть, и только губы его слабо прошептали:

— Мамочка…

С этими словами он бы и умер, не отпихни я его в последний момент обратно в кусты. Выхватив у него «дипломат», я швырнула его прямо в тонированное лобовое стекло машины, а сама отскочила подальше. Кейс был металлический, поэтому легко вошёл в салон, разбил стекло и врезался в жирную морду сидящего рядом с водителем пассажира. Осколки со звоном разлетелись, машина вильнула, но не потеряла управления, пронеслась мимо и скрылась за поворотом, увозя с собой дипломат.

— Ни хрена себе! — дрожащим голосом проговорил Валерик, выбираясь из кустов. — Чего это они? Психи, что ли?

— А ты их не знаешь? — спросила я, помогая ему отряхнуться.

— Нет, первый раз вижу эту машину. Кстати, а где мой кейс?

Я хотела уже разразиться проклятиями в адрес его и его мамаши, родившей на свет такого идиота, как из-за дома опять выскочила чёртова иномарка с разбитым стеклом. Пассажир с окровавленной рожей держал в поднятой руке пистолет и целился в нас через проделанную кейсом дыру. И Валерик, этот недотёпа, опять принял смиренную позу, готовый принять неотвратимую смерть. И опять я, схватив его за локоть, вытащила балбеса буквально из-под колёс и заволокла в угловой подъезд стоявшей рядом кирпичной пятиэтажки. Когда мы были на втором этаже, у подъезда заскрипели тормоза, захлопали дверцы и послышался топот вбегающих в подъезд людей. Мне стало страшно. Пулей мы взлетели на последний этаж и остановились, тяжело дыша от бега и ужаса. Мой незадачливый кавалер дико вращал глазами, руки и колени его тряслись, и он не мог выговорить ни слова. Снизу стремительно приближались бандиты, производя страшный шум своими ногами. Мы оказались в мышеловке. В отчаянии я воздела глаза к небу, чтобы произнести предсмертную молитву, и увидела в потолке открытый люк, ведущий на чердак. Лестницы к нему почему-то не было. Но бывают моменты в жизни, когда выбирать не приходится, потому что не из чего. В мгновение ока я оказалась на чердаке и тут же, свесив руку, прокричала Валерику:

— Дай руку!

— Что? — пролепетал он, теряя остатки разума.

— Руку дай, болван!!! — рявкнула я, и он протянул мне свою тонкую конечность.

Крепко ухватившись за неё, я одним резким рывком, как когда-то поднимала штангу весом в сто пятьдесят килограммов, вдёрнула его в люк на глазах у уже бегущих по последнему пролёту двоих убийц с пистолетами в руках и с грохотом захлопнула крышку. Снизу тут же раздались выстрелы. В деревянной крышке, обитой жестью, появились рваные дыры. Валерик, стоя на карачках рядом с люком, тупо смотрел на них, словно не понимал, что происходит, и каждый раз вздрагивал. Рассчитывать на его помощь мне не приходилось.

— А-а!!! Убили! — вскрикнула я, словно в меня попали, и громко застонала. Валерик чуть не потерял в пыли свои глаза, вытаращившись теперь на меня, но я прижала палец к своим губам и продолжала стонать, пока выстрелы не прекратились и снизу не раздался довольный бас:

— Нормально, братан! Телку пришили. Карауль здесь, а я пойду с другого подъезда зайду, чтобы чувак не сбежал.

— Лады, корешок, — ответил второй. Послышались удаляющиеся по лестнице быстрые шаги. Стараясь не производить шума, я осторожно заглянула в пулевое отверстие в люке. Бандит, которому я заехала чемоданом в морду, стоял прямо под крышкой и вытирал толстой рукой с зажатым в ней пистолетом пот с лоснящегося лба. Сделав Валерику, который все ещё стоял на четырех конечностях, знак отползти подальше, я подобрала увесистый обломок кирпича с присохшими кусками цемента, тихонько приоткрыла крышку и сбросила все это добро острым концом прямо на темечко амбала. Потом быстро закрыла люк и стала ждать выстрелов. Их не последовало. Тогда я снова заглянула в дырочку. Жирный стоял, подняв вверх тоскливые глаза, и глядел прямо на меня. Потом плаксиво скривился, словно я отобрала его любимую игрушку, пистолет выпал из руки, зрачки закатились, он перевалился через перила и с жутким грохотом обрушился вниз, отчего все здание содрогнулось, и мне даже показалось, что оно сейчас развалится. Открыв люк, я спрыгнула вниз. Валерик, в котором, наверное, наконец-то включился инстинкт самосохранения, сам последовал за мной. С его бледной физиономии ещё не сошёл ужас, он очень страдал и плохо понимал, что происходит. Увидев лежащего на лестнице окровавленного бугая, он чуть не потерял сознание.

— Не бойся, он тебя не укусит. — Я взяла его за руку и потащила вниз, перепрыгнув через бесчувственное тело.

Я была уверена, что бандитов только двое и что второй громила сейчас пытается забраться в люк во втором подъезде, так что нам удастся беспрепятственно смыться. Но когда мы выскочили на улицу, моё настроение резко упало — у входа стояло ещё двое головорезов и дула их пистолетов были направлены в нашу сторону…

Везли нас долго и нудно. Никто не говорил ни слова. Угрюмые амбалы только скрипели зубами и играли желваками от злости, глядя на разбитое лобовое стекло, а мы с Валериком не могли пере кинуться даже парой слов: у меня был залеплен скотчем рот, а его вообще везли в багажнике. Машина уже давно выехала за город, что я поняла только по отсутствию привычного городской шума и частых остановок на светофорах, ибо глаза у меня были завязаны. Я думала о своём боссе. На этот раз ему точно не удастся меня вы тащить, ведь он не знает, кто и куда меня увёз Значит, придётся выбираться самой да ещё вытаскивать этого тюфяка Валерика, чтобы босс смог получить с его мамаши причитающийся остаток «фантастического» гонорара. А выбраться судя по всему, будет нелегко. Люди, которые нас схватили, были самыми настоящими урками, молодыми, наглыми и жестокими. Видимо, из пост-перестроечной поросли бандитов, для которых нет ничего святого даже среди себе подобных К тому же они явно были не местными, говорили слегка окая на волжский манер, хотя, впрочем, на способность убивать ближних это никак не влияет. Больше всего меня угнетало присутствие Валерика. Не будь его, черта с два бы они меня взяли, да и сами бы не ушли. А теперь вот заботься о нем…

Иномарка свернула с трассы и заколыхалась на ухабах. Я сидела между двумя подонками, от которых крепко несло перегаром, и тряслась вместе с ними, с жалостью вспоминая о Валерике, гремевшем костями в багажнике. Так мы ехали с полчаса. Наконец смачно запахло навозом, залаяли собаки и закудахтали куры — мы въехали в деревню. Машина остановилась, меня выволокли, куда-то завели и оставили, пихнув в спину так, что я со связанными за спиной руками пролетела метров десять, шмякнулась головой во что-то твёрдое, видимо, в деревянную стену, и там же и свалилась, мыча от боли и возмущения. Пока я пыталась принять удобное положение, внесли Валерика, и только после этого нас развязали и оставили в покое, заперев деревянную дверь на железный засов.

Это было похоже на сарай, в каких колхозники держат кур или свиней. Пол, стены и потолок были загажены помётом и навозом, в углу валялись полусгнившие ящики, на стенах под самым потолком виднелись куриные насесты, на которых не было кур, а через многочисленные щели между досками в убогое помещение проникал яркий солнечный свет, разрезая полумрак десятками косых лучей. Валерик, которого перед тем, как скрутить и уложить в багажник, амбалы немного побили, морщась и постанывая, трогал разбитые в кровь губы и ощупывал ушибленные ребра. На меня он, подлец, даже не смотрел, хотя было на что: бандит, на чью голову я сбросила кирпич, в порыве праведного гнева чуть не выдрал мне все волосы и посадил синяк под глазом, который уже почти весь заплыл.

— Ну, может, объяснишь наконец, во что ты меня втравила? — сердито спросил виновник всех моих бед.

— Я?! — Мне показалось, что ветхий потолок обрушился на меня вместе с помётом и насестами. — Да как ты смеешь такое говорить, подлец?! Это ты меня втравил!

Он посмотрел на меня, как на врага народа, усталые глаза его зло сощурились, и в этот момент он стал похож на свою мать. Мне даже показалось, что сейчас он прыгнет на меня из своего угла, вцепится в горло и задушит. Вместо этого он презрительно усмехнулся:

— Ещё скажи, что ты здесь совершенно ни при чем. Я тут же поверю и рассыплюсь в извинениях.

Задохнувшись от возмущения, я вскочила и стала ходить вдоль стены, пиная валявшиеся на земле ящики.

— Именно так, дружок, — бросила я, успокоившись немного. — Я не имею к этим людям никакого отношения, в отличие от тебя! Это ты во всем виноват. Из-за тебя меня чуть не убили и, думаю, в скором времени все-таки убьют! А у тебя ещё хватает наглости в чем-то меня обвинять! Да ты просто… — У меня не хватило слов, и я замолчала, не переставая возбуждённо мерить шагами сарай.

— Да кто ты такая вообще?! — замахал он руками. — Тоже мне, нашлась невинная курица! Или хочешь сказать, что не за тобой гнались эти придурки? Ха-ха-ха, сейчас лопну от смеха!

— Заткнись, придурок! — прошипела я, метнув на него взгляд Медузы Торгоны. — Меня тошнит от твоего голоса.

Он послушно умолк, и мне сразу стало его жалко. Зачем накричала на беднягу? Он и так вон еле дышит от страха. По-видимому, он и вправду ни о чем не догадывается. Что ж, мамаша постаралась на славу: её сынуля умрёт, даже не зная, за что. Хотя нет, ему, наверное, бандиты скажут перед смертью. А вот я действительно могу пострадать ни за что. Оно мне надо? Может, бросить его здесь и смыться, пока не поздно? Мне вовсе не трудно проломить дыру в стене этого сарая и задать стрекача до ближайшего леса, а там мне никакие пистолеты не страшны…

Но, посмотрев на побитого Валерика, я тут же отказалась от этой мысли. В конце концов, он тоже ни в чем не виноват. Усевшись на ящик, уже не боясь испачкать своё платье, я пробормотала:

— Ладно, извини.

Он поднял удивлённые глаза и с усмешкой проговорил:

— Бывает. Тебя, по-моему, Мария зовут, так?

— Ну да, а тебя Валера.

— Слушай, надо во всем разобраться. Если они гнались не за тобой, тогда они ошиблись и взяли не тех, правильно? Нужно немедленно им сообщить, пока они что-нибудь нехорошее с нами не сделали. Они ведь думают, что я с тобой заодно…

— Ну ты и типчик.

— Да нет, просто нужно все поставить на свои места, и нас отпустят, я уверен.

— Ну так что ж ты сидишь? Иди, скажи им…

— Почему это я? — изумился он. — Это ты в них моим кейсом и кирпичами бросалась, вот и разбирайся сама. Что до меня, так я никогда бы ни с кем не стал связываться — больно надо!

— Ах вот ты как? — опять взбеленилась я. — Да если бы не я, тебя давно бы в живых не было! Он как-то сразу поник.

— Мама мне тоже это всегда говорит, — вздохнул он. — Она считает, что постоянно спасает меня от каких-то бед и несчастий, которых на самом деле нет и быть не может. Вы с ней что, сговорились? Ах, ну да, ты же её подруга…

— Ни с кем я не сговаривалась, я сама по себе, понял? До тебя разве ещё не дошло, что они хотят тебя прикончить? Тебя, а не кого-нибудь другого! Ты что, идиот или прикидываешься?

— Но за что меня убивать? — опешил он. — Я ничего плохого не сделал, честное слово. — Его глаза вдруг округлились. — Послушай, а может, нас похитили с целью выкупа?

— У тебя много денег? — усмехнулась я.

— Есть кое-что, правда, мама о них не знает, — смутился он. — Но вот как эти типы пронюхали, если я вообще никому не говорил? Вот сволочи!

— И много у тебя денег?

— Достаточно, чтобы затеять такую бучу, — гордо сказал Валерик. — Почти две тысячи баксов. Провернул одно лихое дельце на работе месяц назад.

— Да ты богач! — рассмеялась я. — А ты в курсе, что одно только разбитое мной лобовое стекло машины стоит, может, в два раза больше? Неужели ты всерьёз думаешь, что они хотят разбогатеть на твои жалкие две тысячи? Нет, ты точно идиот, Валерик.

— Не называй меня так. — Он изменился в лице.

— Это ещё почему?

— Меня мама так называет. — Он покраснел и отвернулся.

— Неужто мамочку не любишь?

— Не твоё дело! — Он с ненавистью глянул на меня и вдруг сник. — Но если не выкуп, тогда что им нужно? Мне страшно, честно говоря.

— Ты сегодня где был?

— На совещании, а что? — удивился он.

— Договор подписывал?

— Было дело. Только не я подписывал, а моё начальство. Я только менеджер, нашёл клиентов, договорился, все проверил, а мой шеф сегодня уже подписывал контракт — ничего особенного.

— А тебе с этого что-нибудь светит? — продолжала допытываться я.

— Конечно, процент от сделки, как всегда.

— Много?

— Не очень, но больше, чем обычно, потому что контракт долгосрочный и объёмы большие. А почему ты спрашиваешь?

— Так, интересуюсь, зачем ты этим гаврикам понадобился.

— И напрасно. Можешь мне не верить, Мария, но лично я уверен, что никому в этой жизни и даром не нужен. А тут целую делегацию на «Вольво» снарядили да ещё с оружием. Я даже расходов на бензин для этой поездки не стою, не то что…

— Ты уж не прибедняйся так-то. Видимо, бензина ты все-таки стоишь, если приехали. Это я, дура, им все карты спутала! Так бы им не пришлось нас сюда везти…

— Как это?

— А так — прикончили бы тебя с первого заезда и сейчас бы уже спокойно водку пили.

Валерик совсем раскис и засопел, уставившись в пол. Я все время была в напряжении — боялась ляпнуть что-нибудь про приход его мамаши и тем самым нарушить условия контракта. Одно мне было уже совершенно ясно: Валерик просто физически не мог выполнить того, что требовали в письмах, ибо контракт подписывал его шеф. Неужели бандиты об этом не знали? Им нужно было брать ферзя, а они кинули все силы на ничтожную пешку, которая никак не влияет на исход дела. Может, сдуру рассчитывали, что ко времени заключения контракта он станет большим начальником? Нет, Валерик не из таких, он умрёт таким же блеклым и никчёмным, каким родился, — мамаша все сделала для этого. Так что в этом деле что-то не сходилось. Или этот тюфяк скрывает от меня что-то? Может, он и есть начальник, просто не хочет, чтобы его мамаша узнала об этом через меня? Или, к примеру, увёл не пару тысяч, а пару миллионов и теперь прикидывается простачком. Почему, в конце концов, я должна верить ему на слово? Да, была бы у меня голова, как у Родиона, я бы давно решила эту задачку, атак…

— О чем задумалась? — спросил он тихо.

— С близкими прощаюсь перед смертью, — буркнула я.

— Не шути так — мне не по себе. Скажи лучше, откуда мою маму знаешь.

— В магазине познакомились. Я там продавщицей работаю. Разговорились как-то, она меня в гости пригласила, вот я и пришла. Про тебя много трепалась, какой ты у неё хороший да симпатичный. Говорила, жениться тебе пора, хотела, чтобы я на тебя глянула, может, на что и сгодишься, — усмехнулась я.

Он покраснел, как рак, часто заморгал глазами и пробормотал:

— Это она шутила, не обращай внимания. Меня тоже с женитьбой достала.

— А ты что же, убеждённый холостяк или голубой? — легко поинтересовалась я.

Посмотрев на меня с укором, он обиженно проговорил:

— Я не голубой. Просто… стесняюсь. И потом, в душе мама сама не хочет, чтобы я женился.

— А ты хочешь?

— Грешно говорить так, но только после маминой смерти. Не могу представить, как она уживётся с моей женой. Если начнёт её так же поучать, как и меня, а она обязательно начнёт, то я просто не имею морального права так подставлять любимого человека, жену то бишь. Уж лучше один помучаюсь, привык уже…

— Да ты, как я посмотрю, настоящий рыцарь Благородное Сердце! — рассмеялась я. — А отец твой где?

— Умер два года назад. Но он дома почти не жил, все по командировкам мотался или на работе пропадал. Тоже маму боялся, ни во что не вмешивался. Я его и не знал толком…

— Ладно, хватит нюни пускать. — Я поднялась. — Похоже, они про нас забыли. Значит, нужно выбираться отсюда, пока и в самом деле не прикончили.

— Как это? — испугался он сразу. — Может, все-таки лучше сказать им, что мы не виноваты?

— Пошёл ты…

Подойдя к двери, я выглянула в щёлочку. Огромных размеров дом стоял посреди большого деревенского двора, отгороженного от улицы частоколом. В дальнем конце у открытого гаража стояла машина, на которой нас сюда привезли, около неё стояли незнакомые парни и о чем-то тихо переговаривались. На веранде тоже находились какие-то люди, их лиц не было видно. Судя по всему, тут была целая армия бандитов. Интересно, откуда они здесь взялись и что делают в этой глухой деревне… По двору от петуха бегали курицы и громко кудахтали, видать, от радости. Глядя на эту идиллию, я грустно вздохнула. Когда уже и мне попадётся такой мужик, чтобы вот так гонялся за мной днями и ночами, а я верещала от счастья? А то все какие-то Валерики или махровые преступники попадаются. А сейчас и того хуже — убьют, зароют где-нибудь на пустыре, даже креста не поставят, и прощай, сладкие мечты о любви и счастливом замужестве…

— Ну, что там? — шёпотом спросил Валерик, сам не решаясь подойти и посмотреть.

— Все хорошо — ножи уже наточили, теперь могилу роют. Скоро позовут.

— Какая ты все-таки, — обиделся он и опять засопел.

Отойдя от двери, я начала осматривать сарай на предмет побега. Побитые кости мои ныли уже не так сильно, и я вполне могла совершить марафонский забег с ускорением хоть до самой Москвы, если бы не мой подопечный, вид у которого стал ещё более жалкий, чем вначале. Но я уже смирилась с мыслью, что придётся тащить его на себе всю дистанцию, и особенно по этому поводу не расстраивалась. Мы подрядились спасти его детородный орган, и в крайнем случае уж его-то я точно доставлю любящей мамаше.

От мысли сломать стену сарая я сразу отказалась, чтобы не производить шума. Мне нужна была какая-нибудь щель, в которую можно было бы тихо и незаметно выскользнуть. Осмотрев все углы, я начала тихонько переставлять ящики от стены. Она выходила на огород, в котором буйно росла ещё не выкопанная картошка. За ним расстилалось ничем не засеянное поле, а дальше виднелся мой любимый лес. В нем-то, родимом, мы с Валериком и спрячемся. Если добежим…

К моей радости, за ящиками открылась прорытая в земле под стеной дыра, достаточная, чтобы в неё пролезла курица или маленький поросёночек: Опустившись на колени, я начала разгребать землю руками, чтобы увеличить отверстие.

— Ты что, сбежать хочешь?! — в ужасе прошептал Валерик.

— Нет, в туалет сходить, — огрызнулась я. — Помоги лучше, а то описаюсь.

Опасливо приблизившись, он присел и стал неуверенно отгребать землю.

— Слушай, а может, лучше попроситься у них выйти в туалет? — испуганно предложил он. — А то ещё рассердятся, если увидят…

— Заткнись, горе ты моё! Копай лучше…

Он тяжело вздохнул и заработал чуть быстрее. Вскоре дыра уже была вполне приемлема для побега. Подойдя к двери, я, убедилась, что во дворе все спокойно и до нас нет никому дела, после чего вернулась к Валерику, который стоял и задумчиво смотрел на дыру.

— Вылезай первым, только не шуми, понял? — скомандовала я.

К моему вящему удивлению, он тут же упал на карачки, потом лёг на пол и пополз. Когда грязные подошвы его ботинок скрылись, я последовала за ним. Осмотревшись, я пригнула ему голову, пригнулась сама, и мы побежали по картофельному полю. Никто за нами не гнался, все было спокойно. Перепрыгнув через прогнивший плетень, мы пересекли заросшую травой дорогу, усеянную свежим коровьим навозом, и, продираясь сквозь растущие на другой стороне густые и колючие заросли, понеслись к открытому полю. Валерик дышал, как паровоз, лицо его раскраснелось, в глазах бегал страх, но он все же ломился вперёд, и уж за это я была ему признательна. Видать, не все ещё потеряно…

Поле оказалось перепаханным. Большие комья вывороченной земли, казалось, сами бросались под ноги, мешая бежать, но я мужественно переставляла свои длинные ноги, пока одна туфля не завязла и не осталась где-то глубоко в пашне. Пришлось сбросить и вторую — искать было некогда. Валерик, как поджарый жеребец, сопел впереди и не заметил, что я замешкалась. Он был так напуган, что если бы я упала и осталась лежать, он бы, наверное, и не остановился. Вот и спасай таких! Солнце нещадно палило, я быстро вспотела и стала вся мокрая, словно только что выкупалась прямо в одежде в видневшемся справа небольшом пруду, где плавала пара гусей. До леса, который оказался гораздо дальше, чем я думала, оставалось ещё довольно много, когда сзади послышались крики и выстрелы. Я даже не обернулась, а мой спутник, идиот, тут же остановился и задрал руки. Со всего разбега я толкнула его в спину и прорычала:

— Беги, болван!

От удара он зарылся носом в землю, но тут же вскочил и, слава Богу, побежал. Пули свистели где-то совсем рядом, но с такого расстояния вряд ли кто мог попасть из пистолета в движущуюся цель, тем более что солнце светило им в глаза. Наконец поле кончилось, мы перебежали через ещё одну дорогу, заскочили в лес, пробежали с десяток метров, и тут мой Валерик, не говоря ни слова, взял и рухнул как подкошенный в высокую траву. В первый момент я испугалась, думая, что его подстрелили, но потом поняла, что парень просто выбился из сил. Его бордовое лицо напоминало большую спелую землянику, грудь вздымалась до макушек деревьев, изо рта вырывались громкие хрипы, а глаза молили меня о пощаде. Ему просто необходимо было немного отдохнуть, иначе он не сможет сделать и шага. Но преследователям до этого не было никакого дела. Со стороны посёлка уже слышался гул моторов, и я бросилась к опушке, чтобы посмотреть, что там происходит. По насыпному грейдеру вдоль поля мчались, поднимая пыль, две легковые машины. Одну из них, «Вольво» красного цвета, я сразу узнала, а другая, чёрная «девятка», мне на глаза ещё не попадалась. Обе были забиты людьми. Я так и видела их злые и мрачные рожи, особенно ту, жирную, по которой уже пару раз проехалась. Надо бы изловчиться и долбануть его ещё раз — Бог троицу любит. Я пошла назад.

— Вставай, любовь моя, бежать нужно, — быстро проговорила я, прислушиваясь к шуму машин.

— Не могу, — просипел бедняга, ещё глубже зарываясь в траву. — Хоть режь… Беги одна, спасайся… Передай моей маме, что я погиб смертью храбрых…

— Она мне глотку перегрызёт! Вставай! — Я схватила его за руку и сильно дёрнула. — Ну же, тюфяк безмозглый!

Он вдруг вскинулся, бросил на меня затравленный взгляд, вскочил на ноги и ринулся в чащу, на разбирая дороги. Мне почему-то показалось, что он теперь не от бандитов убегал, а от меня, но это были уже мелочи. Я побежала за ним. Углубившись дальше в лес, мы услышали, как на опушке, там, где мы отдыхали, остановилась машина, раздались злые голоса и хруст веток под мощными ногами амбалов, проламывающихся сквозь чащу. Я пошарила на бегу глазами, в надежде найти хоть какое-нибудь убежище для Валерика, чтобы спрятать его, а самой уже потом ланью носиться по окрестным лесам, пока бандиты не полягут замертво от усталости. Но ничего подходящего, как всегда, не было. А тут ещё впереди показался просвет, и до меня дошло, что это вовсе не лес, а обыкновенная посадка, в которой нас можно было поймать так же легко, как и в трех соснах. К тому же впереди тоже послышался скрип тормозов и раздались голоса. Видимо, бандиты все-таки были местными, если так хорошо знали все в округе. Догнав обезумевшего от страха и ничего не соображающего Валерика, я схватила его за рубаху и потащила в сторону, вдоль посадки, чтобы, чего доброго, не кинулся прямо в объятия прущих ему навстречу дуболомов. И почти сразу увидела довольно разлапистый куст волчьей ягоды. Ни слова не говоря, я впихнула под куст головой вперёд своё «сокровище», замаскировала, как могла, сама забежала с другой стороны и тоже юркнула в густую листву. Светлое платье моё к этому времени уже приобрело как раз такой же грязно-зелёный цвет, так что я не боялась быть обнаруженной. Валерик был едва виден сквозь ветки, он, казалось, и не дышал уже, закрыв лицо дрожащими руками. Я поглядела на уже мелькавшие между деревьев силуэты преследователей. Кроме уже знакомых мне мордоворотов, здесь было ещё пятеро здоровых парней в спортивных брюках и майках. Рожи у всех чисто бандитские, потные и злые. Я начала молиться, чтобы Валерик не вскрикнул, когда они подойдут поближе.

Они двигались с двух сторон, и, когда встретились, на их лицах появилось удивление.

— Вы что, их не видели? — спросил жирный, взмахнув пистолетом.

— Мы думали, вы их уже взяли, — удивлённо протянул кто-то.

— Вот скоты! — выругался ещё один, озираясь по сторонам. — Они же точно на вас бежали, я слышал.

— Найдём, — процедил жирный, — отсюда им деваться некуда. Давайте в шеренгу, на хрен, и прочешем эту посадку. Заглядывайте под каждый куст. Они где-то близко, я их чую. — Он повёл разбитым носом. — Духами воняет.

Быстро распределившись, урки пошли сразу в обе стороны, нагибаясь над кустами. До нас было метров десять. Мордатый шёл как раз на Валерика, и я поняла, что это конец, сейчас его обнаружат и пристрелят прямо там, под кустом, а мне придётся на все это смотреть. Мою вспотевшую спину обдало холодом, душа ушла в пятки, но я сидела не шевелясь и боялась даже вздохнуть. Да, все-таки лучше было бы засунуть Валерика с моей стороны. Но сейчас уже ничего не поправишь…

Мордатый был уже совсем рядом. По бокам, метрах в пяти, шли, разгребая ветки, его дружки. Когда он подошёл к волчьей ягоде и начал шарить под кустом, мне почему-то захотелось плакать — так было жалко несчастного маменькиного сыночка. Я могла выскочить, наброситься на жирного и свернуть ему шею, но меня тут же пристрелили бы его дружки, и тогда Валерика уже ничто бы не спасло. А так оставался шанс, что хоть меня не обнаружат и я смогу потом как-нибудь его вытащить. Правда, шанс этот был очень маленьким. Очень маленьким…

— А, вот вы где, ублюдки! — радостно завопил мордатый. — Нашёл, братва! Валите сюда! Ну-ка вылезайте, а то ноги прострелю! — скомандовал он и направил пушку в куст, под которым, свернувшись калачиком, дрожал бедный Валерик.

Подбежали ещё четверо и стали смотреть, как затравленный зверёк выбирается из своего ненадёжного убежища. Вид у него был жалкий и подавленный, лицо напоминало предсмертную маску, его всего трясло, и, на моё счастье, говорить он не мог, а то, чего доброго, ещё сказал бы бандитам, где меня искать. Один громила подхватил его за грудки, рывком поставил на ноги и со всей дури врезал по лицу. Голова Валерика запрокинулась, брызнув кровью, и безжизненно свесилась на плечо. Бандит разжал руку, и бесчувственное тело мешком свалилось к его ногам.

— У, подлюга! — проскрежетал тот. — Будешь знать, как бегать.

— Ты давай полегче, Юрбан, — проговорил кто-то. — А то Зойка втык сделает, если он подохнет.

— Да я легонечко вроде, — пожал тот плечами. — Ничего, очухается, хлюпик хренов.

— А где баба-то? — спросил кто-то.

— Тут должна быть, — уверенно кивнул один из парней, обходя куст, и раздвинул стволом пистолета ветки с моей стороны. — Эй, курва, вылезай давай!

В тот момент, когда он увидел меня, в глаз ему пулей влетела пущенная мной сухая еловая шишка. Он сразу закричал и схватился за лицо, бросив пистолет, а я, оттолкнув его, стремглав кинулась прочь, петляя меж деревьями. Мне уже было ясно, что Валерика не убьют, пока какая-то там Зойка не даст на это разрешения, значит, я могла спокойно убегать. Через полминуты я уже слушала редкие выстрелы и громкое матюганье с другого конца посадки. Они не стали за мной гнаться, потому что, видно, я была им совсем не нужна, или решили, что пешком я все равно далеко не уйду, ведь до Москвы черт знает сколько километров. А может, просто им вообще все было до фени в этой жизни…

Я видела, как на опушке они швырнули бесчувственное тело Валерика в багажник «Вольво», будто мешок картошки, как подъехала «девятка» и они вместе умчались в сторону деревни, поднимая клубы пыли. Можно было лишь догадываться, что ждёт теперь несчастного парня. Видимо, ему ещё никогда в жизни не приходилось иметь дело с подобными типами, он не знал, как вести себя с ними и что в таких случаях делать. Мужество, если какие-то зачатки и были в нем вообще, оставило его ещё в Москве, и сейчас он вполне мог умереть от разрыва сердца, когда мозг устанет бояться этих грубых и безжалостных тварей. Если такие, как Валерик, случайно попадают за решётку, да ещё в одну камеру с прожжёнными урками, они сразу ломаются, становясь или «шестёрками», или самоубийцами, или сходят с ума. Здесь несколько иной случай, но все равно такое испытание явно не для маменькиных сынков. Нужно срочно спасать паренька, пока с ним не сотворили что-нибудь страшное и непоправимое.

Подождав, когда уляжется пыль на грейдере, я двинулась к полю, где потеряла свои туфли. Отыскав их, выбралась на просёлочную дорогу, по ней вышла на грейдер и пошла, не скрываясь ни от кого, в посёлок, на безлюдную центральную улицу.

Добравшись без приключений до окраины, я остановилась. Дом, в котором нас держали, я узнала сразу. Он был четвёртым от края и отличался от остальных, ветхих и убогих, своими размерами и ухоженностью. Если бы дело происходило где-нибудь в конце двадцатых годов, я бы решила, что там живёт кулак. Отсюда не было видно, что происходит во дворе, и только тёплый летний ветер доносил оттуда громкие звуки музыки. На дороге в пыли валялись куры, в канаве копошились утки и гуси. Людей видно не было — то ли все вымерли, то ли разбежались от выстрелов по домам. Свернув к крайнему домику на другой стороне улицы, я вошла в покосившуюся калитку и по выложенной камнями дорожке потопала к двери. Большая и грязная псина, лежавшая около своей конуры, построенной, наверное, в одно время с домом, то есть лет сто назад, лишь лениво подняла лохматую голову, сонно похлопала глазами и снова предалась воспоминаниям, уложив морду на лапу. Без стука открыв дверь, я вошла в низкие сени, распахнула ещё одну дверь и очутилась в маленькой комнате с низким потолком и русской печью в полстены. За столом у окошка сидел худосочный дедок и не мигая смотрел на меня.

— Привет, дедуля, — хрипло поздоровалась я и прокашлялась.

— Здорово, коль не шутишь, — проскрипел он, не шевелясь. — Чё надо?

— Воды попить, если можно. — Я устало опустилась на табуретку у стола и оттянула пальцами прилипшее к голой груди платье. — Фух, запарилась вся.

— Вода в сенцах, в ведре, — спокойно сказал он. — Надо бы до колодца сходить, свежей принести, а то эта согрелась за день. Да мочи вот нету никакой.

— Ничего, мне и такая сойдёт.

Я поднялась, вернулась в сени, отыскала в тёмном углу ведро, набрала целый ковшик и сделала несколько глотков тёплой, не пахнущей хлоркой, мягкой воды. Потом ополоснула лицо и сразу почувствовала облегчение и бодрость. И пошла к деду.

— А кто вон в том доме живёт? — Я показала в окно, где виднелся трехэтажный кирпичный особняк, до отказа набитый бандитами.

— А как же ты не знаешь, если сама оттелева надысь сбежала? — усмехнулся дедок.

— А ты откель знаешь, деда? — перешла я на его диалект. — Шпионишь, стало быть?

— Гляделки тренирую от безделья, — охотно пояснил он. — А там Зойка живёт со своими оглоедами. Фермерша она, ядрёна корень, а они работники ейные — кобели то есть.

— Ну-ка, расскажи мне про них, дедуля, а то, смотрю, тебе и поделиться не с кем, — попросила я, удобнее устраиваясь на табуретке, чтобы видеть, что происходит во вражеском лагере.

— А че рассказывать? — хихикнул дед, оживляясь. — Стерва она — вот и весь сказ. Все земли нашенские в аренду взяла вместе с деревней, а мы, старики, теперь голодные сидим. Обещалась кормить, пенсию выдавать, то да се, а сама и на бутылку не даст, кобра! Поля вон вишь, незасеянные стоят, землица сохнет, а ей хоть бы хны. Понабрала вокруг себя мужиков, они только её и обхаживают, а не землю, значить. Кутят круглые сутки, водку жрут да баб привозят. Весело живём. — Он вздохнул. — А ты, стало быть, не захотела с ними резвиться, али как?

— Ой не захотела, деда. Они меня силком привезли, а я сбежала. Теперь вот думаю, как отомстить. Не подскажешь ничего?

— Где там! — махнул он морщинистой лапкой. — Они вон какие бугаи здоровенные, с ними никакого сладу нема, а как понажираются, так и вовсе хоть беги к пруду и топись. Мотай лучше отседова подобру-поздорову.

— А эта Зойка, сколько ей лет? Она местная?

— Не, не здешняя. Приехала год назад с этими бандитами и давай все скупать. Каких-то хохлов наняла, они им эту домину отгрохали. Молодая ещё совсем, как ты вот будет. Но задиристая — спасу нет! — Он покачал головой, шейные позвонки его подозрительно захрустели, но голова, к счастью, не упала. — Тяперича вся деревня, почитай, под ней ходит. Правления у нас нет, милиции тоже, вот она и хозяйничает на всех правах. — Что захочет — отберёт, а нет, так просто сломает. Все ей нипочём, лярве бесхвостой. Скоро вот приедет и начнётся шабаш…

— Так её сейчас нет?

— Нету. С утра ещё на своей белой «Мерседесе» в город укатила. Во, глянь, уже и баньку затопили, вишь, дым повалил? Значит, скоро будет. Они завсегда к её приезду баньку готовят. Она их гоняет, как Сидоровых коз, бандитов этих, а они её боятся почему-то пуще огня.

— Что ж в ней такого страшного?

— Да ничего вроде, однакось боятся. Глаза у неё недобрые. Бабка Горошиха сказывала, что у ней глаз дурной, ведьма, стало быть, во как!

— А зачем она землю взяла, если ничего не выращивает?

— А кто её, паскуду, знает? Как арендовать, так деньги были, а как семян купить, так, говорит, денег-то и нету. А откуда этим деньгам взяться, если они жрут целыми днями да девок тискают? Не-ет, не выйдет из неё толковой фермерши, помяни моё слово. Пока урок ентих не прогонит от себя — нечего и говорить. Я в ГУЛАГе двенадцать лет промаялся, на Колыме, так там вот точно такие урки у нас были — злые, здоровые и бессовестные. Нелюди они, точно тебе говорю. Я эту породу знаю…

— Скажи, деда, а что это вообще за деревня и как далеко от Москвы?

— Как же это ты не знаешь? — удивился он, а потом махнул рукой, мол, что с меня взять, приезжей. — Рябуховка это, сорок километров от столицы в сторону Тулы, да ещё пять по грейдеру.

— Спасибо за рассказ, дедушка. — Я поднялась. — Пойду я, попробую тот дом, что ли, поджечь, как считаешь?

— А что им дом — тьфу! Новый построют. Не лезь на рожон, девка, беги отседова, пока тебе самой хвост не поджарили. Тут тебе никто не поможет, они словно звери бешеные, парни эти. Околдовала она их, не иначе. В том месяце вон одну девку апосля бани опозорили, прямо голяком из деревни выгнали. Так, говорят, до дома и добиралась.

— А у тебя случайно ружьишка не найдётся? — вкрадчиво спросила я, осенённая гениальной мыслью.

— Может, и есть, а на что тебе? — лукаво прищурился старый.

— Да ворон пострелять хочу, — заулыбалась я. — Давно мечтала.

— Ишь какая — ворон пострелять, — проворчал он. — Смертоубийство небось затеяла. Грех это, девка, нехорошо живых людей в гроб загонять… Вон, за спиной у тебя, на стенке, висит под кожухом. Да заряженное, не балуй, а то сама ещё покалечишься…

— Спасибо, деда! — Я вскочила и пылко расцеловала его в сморщенные щеки.

Двустволка действительно оказалась заряженной. Это было очень древнее ружьё с засаленным от долгого употребления прикладом и расщеплённым цевьём, но вид у него был вполне внушительный и грозный. Осмотрев его, я спросила:

— А патроны ещё есть?

— А как же. Вон там, в коробке под лавкой у печи. Все на кабана. Возьми пачку, да только гильзы потом верни, я их снова набью. Вдруг после тебя ещё кто заявится… Мне для доброго дела ничего не жалко, лишь бы польза была. Ну, иди уже с Богом.

Я выглянула в окно. Машины стояли во дворе, у дома не наблюдалось никакого движения, все тихо и спокойно, и где-то там, в его недрах, маялся бедный Валерик, которого мне нужно было вырвать из грязных лап этих ублюдков и при этом желательно со всеми конечностями, включая самую интимную.

— Слышь, деда, тебя как зовут? — спросила я.

— Митрофан Дмитрии, а на что тебе?

— А я — Мария. Есть чем записать?

Он выдвинул шкафчик стола, вытащил огрызок химического карандаша и старую тетрадку в клеточку. Я написала номер телефона офиса.

— Вот что, Митрофан Дмитрич, если меня, не дай Бог, прикончат, то позвони как-нибудь по этому телефону, что, мол, так и так, легла на поле боя за счастье простых колхозников и всего остального человечества. Сделаешь?

На глаза старика навернулись слезы, он заморгал, вытер их маленьким кулачком, шмыгнул носом и пробормотал:

— Сделаю, почему нет. Могу и схоронить, если скажешь. У нас тут кладбище недалече и места много, не то что в Москве — там ни жить, ни умереть негде, сказывают…

В этот момент на улице послышался шум приближающейся машины, и мы с дедом одновременно выглянули в окно. К забору особняка подкатил ослепительно белый «Мерседес». Водитель — рослый загорелый парень в блестящих чёрных брюках и белой рубашке с бабочкой — вышел, открыл заднюю дверцу и подал руку пассажирке — очень привлекательной стройной девушке в обтягивающем хорошенькую фигурку золотистом платье, с длинными чёрными волосами, хвостом спадающими на спину из-под модной золотистой шляпки, кокетливо сидящей на голове красавицы. Она по-хозяйски взяла парня под ручку, они вошли во двор и скрылись из виду.

— Зойка-шалава, — тяжело вздохнул дед. — И ейный Григорий. Они завсегда вместе ездят. Теперича скоро вдвоём в баньку пойдут.

— А где, говоришь, банька?

— За сараем, видишь, где дым из трубы идёт. Там у них с огорода ещё дверь есть — дрова через неё носят. — Он тоскливо покачал головой. — Ой, девка, худо тебе будет…

— Помолись за меня, деда. — Закинув на плечо ружьё, я пошла к двери.

— Так хоронить нужно иль как? — послышалось за спиной жалостливое, и я обернулась.

— Нет, просто позвони…

Банька была что надо. Внешним видом она чем-то напоминала крематорий — большое кирпичное строение с длинной чёрной трубой, из которой валил густой дым. На задней стене окон не было, только небольшая деревянная дверь, рядом с которой громоздилась поленница дров. Лёжа в картофельной ботве на огороде, я выжидала, прислушиваясь ко всем звукам. Дверь открылась, из неё вышел один из тех, кто преследовал нас в лесу, набрал дров и скрылся. Почти сразу появился опять, набрал ещё дров и опять скрылся и больше не появлялся. Судя по всему, баню уже раскочегарили докрасна и пришла пора готовить веники. Добравшись ползком до двери, я поднялась на ноги и приложила к ней ухо, взяв ружьё на изготовку. Внутри было тихо. Приоткрыла дверь, заглянула и увидела что-то вроде небольшого коридорчика, в котором стояла лавка, а на ней лежали сухие берёзовые веники. Одна дверь была открыта и вела во двор, а другая, видимо, в саму баню. Чьи-то голоса и музыка слышались со двора, кто-то громко насвистывал где-то совсем рядом, но из бани не доносилось ни звука. Открыв дверь пошире, я шагнула внутрь, в предбанник, где, очевидно, развлекались в перерывах между парилкой и бассейном Зойкины прихлебатели. Шикарно, ничего не скажешь! Стены и потолок отделаны светлым деревом, такого же цвета и стол со стульями, и вся остальная мебель. На столе самовар, чашки, рюмки, тарелки и прочая белиберда. Здесь и холодильник, и телевизор с видиком, и два кожаных дивана, и даже спортивный тренажёр в углу. Дверь в противоположной стене вела в парилку, которая оказалась в чисто русском стиле: полки, котёл с водой, раскалённые докрасна камни для пара, дымящиеся веники в тазике с кипятком и запах, головокружительный запах распаренной берёзы. Здесь стояла адская жара, как в домне, и царил полумрак, что мне было на руку. У меня уже созрел гениальный план, но я и не сообразила поначалу, что претворять его в жизнь мне придётся при такой кошмарной температуре. Но только здесь я могла добиться своего, если, конечно, дед ничего не перепутал и Зойка пойдёт париться. Сунув ружьё в самый тёмный угол около котла, я быстро разделась, спрятала в тот же угол одежду, подошла к маленькому запотевшему оконцу, выходящему во двор, и стала поджидать виновницу всех моих несчастий. Тело моё быстро покрылось потом, и через минуту мне уже показалось, что поры выворачиваются наизнанку и сползают по мне вместе с водой. И как они только выдерживают в этом аду? Видать, привыкшие, вот только где они привыкли, откуда они вообще сюда приехали и какое отношение имеют к сыну Виктории Романовны — это мне ещё предстояло выяснить. По двору ходили бандиты, но никаких признаков несчастного Валерика не было. Интересно, жив он ещё или Зойка уже дала команду лишить его детородного органа, за целостность которого так волновалась себялюбивая мамаша…

Дверь веранды открылась, и на крыльцо выпорхнула Зойка. В лёгком халатике, с распущенными волосами и банным полотенцем на плече она выглядела весьма привлекательно. Я ещё раз подивилась её природной красоте. Было в ней что-то и вправду ведьминское, таинственное, сильное и властное, все движения естественны и уверенны, а огромные глаза так и сверкали в лучах заходящего солнца. Пожалуй, ей могла позавидовать любая фотомодель из парижских журналов, но, разумеется, до меня ей ещё далеко. За ней в роскошном махровом халате и тапочках шёл Григорий — настоящий исполин, редкий красавец, Бельмондо российского розлива. Почти на две головы выше её и в пять раз шире в плечах. Волосатая грудь мощно вздымалась под халатом и напоминала лицевую броню танка. Каюсь, я даже слегка позавидовала этой Зойке.

Весело смеясь, они двинулись к баньке, держась за руки. Идиллия, мать их! Ничего, сейчас мы её разрушим… Плеснув на камни воды, чтобы было побольше пара, я набрала полный ковш кипятка из котла, поставила его на средний полок, на случай неадекватной реакции хозяев на моё появление, а сама легла с самым независимым видом на верхний, как Диана, устремив томный взор к дверям.

В предбаннике послышался шум открываемой двери, весёлый голос Григория и звонкий девичий смех. Ещё минута — и в парилку вошла обнажённая Зойка. За ней в таком же виде — Григорий. За паром они не сразу меня разглядели, да и не смотрели никуда, только друг на друга, зато я их видела прекрасно. Впрочем, в основном я глядела, как загипнотизированная, на то, что просто не могло не приковать женский взгляд, — на громадную сущность Григория. У меня аж мышцы свело внизу живота от такой потрясающей картины. Видела я в своей жизни мужиков, но чтобы такое! Все-таки счастливая она, эта Зойка, небось пользуется всем этим добром, когда и сколько захочет. Вот и сейчас, только вошли, она тут же ухватилась руками за эту сущность и стала баловаться. Парень довольно замычал, мышцы его заходили ходуном, он весь напрягся, потом подхватил девушку на руки и понёс к полкам. В следующий момент мутные глаза его повстречались с моими. Он поначалу чуть не выронил от неожиданности свою трепещущую ношу. Глаза его округлились, брови удивлённо поднялись, он бережно опустил блестящее от пота тело Зойки на нижнюю полку и распрямился всей своей статью, ничуть не стесняясь собственной наготы.

— Ну иди же ко мне! — капризно потребовала Зойка, хватаясь за его вздыбленную гордость.

— Ты кто такая?! — рявкнул тот так, что банька зашаталась и чуть не развалилась.

Зойка подпрыгнула на полке и тоже закричала:

— Ты что, спятил, козёл?! Чего разорался?!

Но, увидев его взгляд, застыла, потом медленно повернулась в мою сторону. И тут же вскочила на ноги, и глазищи её поползли на лоб.

— Ни хрена себе! — протянула она. — Гоша, это ещё кто?

— Вот и я спрашиваю, — грозно прорычал тот, по-бычьи наклоняя голову. — Кто ты такая?

— Здрассьте вам с кисточкой! — весело проговорила я, садясь и свешивая ноги с полка. — Вам Толик разве ничего не сказал? Вот поросёнок! — Я огорчённо скривилась. — Сам привёз сюда, красивых слов наговорил, сказал, иди в баньке помойся, а теперь ко мне ещё и претензии? Хорошенькое дело! А вы-то сами кто?

Они ошарашенно переглянулись. Зойка процедила:

— Вот мудак этот Толян! Какого черта он ещё тут устраивает? Забыл, кто в доме хозяин? Иди, вставь ему, барану! — Её глаза зло сверкнули.

— Да ладно, давай уже мыться, — нарочито небрежно бросил Григорий, жадно облизывая мои голые груди глазами. — Она нам не помешает, правильно говорю? — и похотливо подмигнул мне.

Зойка взвилась до потолка:

— Пошёл вон, кобель!!! Я сказала! — и замахнулась на него кулачком.

Тот испуганно дёрнулся, попятился к дверям и залепетал:

— Да ладно, что ты сразу начинаешь… Иду уже…

И как ошпаренный выскочил вон из парилки. Зойка повернулась ко мне и прошипела:

— Это мой бык, поняла? И не лезь к нему. Трахайся со своим придурком Толяном, сколько влезет.

Было в её манерах что-то от дешёвой вокзальной шлюхи, такое же блатное, грубое и вызывающее, что никак не вязалось с её почти ангельской внешностью. Но я не собиралась выяснять, где она понахваталась своих манер, в какой тюрьме или на какой панели, — у меня были дела поважнее. Я без лишних слов легонько ударила её ногой в подбородок. Ведьма отлетела к дверям и растянулась на полу. Из разбитой губы побежала кровь. Соскочив вниз, я бросилась в предбанник, заперла массивную дубовую дверь на засов и только тогда перевела дух. Все, теперь у меня было на что обменять Валерика. Лёгкость, с которой я провернула это дельце, прибавила мне сил, и настроение сразу улучшилось. Вытащив Зойку из парилки, я уложила её на диван, и тут в дверь затарабанили.

— Зоя, открой! — закричал Гоша. — Толян говорит, никакой бабы он не привозил, слышь? Подойдя к двери, я громко сказала:

— Заткнись, идиот! Врёт все твой Толик! Он привёз меня на «Вольве» вместе с каким-то парнем. Иди и спроси!

Он замолчал. Потом неуверенно промычал:

— Так… ты та самая баба? А почему Зойка молчит? Зойка, ты где?! — снова забарабанил он. — Ну-ка открой, сука!

— Сейчас, все брошу и открою, — усмехнулась я, поглядев на зашевелившуюся на диване атаманшу.

— Подожди, тебя же в лесу грохнули, как мне сказали! — глупо прорычал за дверью Гоша, — Или ты не та?

— Та, та, успокойся, хлюпик! — поддразнила я, смеясь.

— Ну подожди, шалава! — рявкнул он и выбежал из баньки.

Теперь мне предстояли долгие и нудные переговоры. Разорвав полотенце, я связала тупо глядевшую на меня Зойку по рукам и ногам, усадила за стол, налила из самовара горячего чаю и поставила перед ней чашку. Потом пошла в парилку, основательно и с удовольствием вымылась (когда ещё попаду в русскую баню) под грохот высаживаемой дубовой двери и крики осатаневших от злости мордоворотов, надела Зойкин халат, чтобы не пачкаться о своё грязное платье, и уселась рядом с ней за стол, положив рядом ружьё и пачку патронов. Ружьё мне требовалось для пущей убедительности, чтобы лишний раз не пускать в ход свои когти, доказывая, что меня следует бояться.

— Скажи им, чтобы дверь не портили, — сказала я спокойно. — А то я тебя пристрелю, — и отхлебнула из её чашки слегка остывшего чайку.

Чувствовала я себя превосходно.

— Болваны, перестаньте ломиться!!! — завизжала она, и за дверью сразу все стихло. Судя по топоту, там собралась вся честная компания.

— Умница, — похвалила я. — А теперь ответь мне на один вопрос…

— Пошла ты! — презрительно скривилась она. — Кто ты вообще такая?

— Это долгая история. А вообще я хотела спросить, нет ли у вас тут холодненького пивка?

Посмотрев на меня, как на умалишённую, она процедила:

— А ху-ху не хо-хо? Подавишься моим пивом!

— Почему твоим?

— Потому что здесь все моё, поняла, сука?

— Фу, как грубо, — поморщилась я. — А с виду такая красивая девочка. На каком дереве тебя воспитывали?

Оставив её раздумывать над моим вопросом, я подошла к холодильнику, открыла его и ахнула: он до отказа был набит импортными напитками всех мастей, в том числе и баночным пивом. Вытащив три банки, я вернулась к голой пленнице, вскрыла банку и стала с наслаждением пить, не обращая на неё внимания.

— Что тебе нужно? — спросила она немного позже, сжигая меня взглядом. — Тебе все равно крышка — отсюда не выберешься. Мои люди тебя на части разорвут за меня.

— Чем это ты их так обворожила? Уж не своими ли прелестями?

— Не твоё дело! — огрызнулась она. — Говори, что нужно, и уматывай!

— Мне нужен Валерик.

— А-а, так это ты его невеста, ха-ха! — Она противно заржала. — Видный же у тебя женишок! — и прошипела:

— Я устрою вам свадьбу на кладбище под звуки похоронного марша…

Мне не хотелось разубеждать её относительно своей роли во всем этом. Если ей нравится считать меня невестой Валеры, то пусть так и будет, главное, чтобы на самом деле замуж не выдали…

— Не кипятись, Зойка или как тебя там. Я не хочу неприятностей ни тебе, ни себе, ни Валерику. Ответь: зачем он тебе понадобился, и я оставлю вас в покое. В противном случае мне придётся поджарить кое-кому симпатичную задницу на камнях в парилке, а потом разворошить все ваше осиное гнездо. Поверь, мне это будет совсем нетрудно.

— Не много ли на себя берёшь? — хмыкнула она.

— Нормально, в самый раз. Так что лучше скажи своим архаровцам, чтобы не трогали Валерика и дали нам с тобой спокойно поговорить. Если хочешь жить, разумеется, — небрежно закончила я, допивая пиво.

Скривившись, она посмотрела на ружьё и крикнула:

— Толян, приведи сюда того ханурика! И не трогайте его, пока не скажу. У неё тут ствол, слышишь? Она опасна!

— Ты в порядке? — послышался испуганный вопль мордатого.

— Да, идиот!!! Тащи сюда говнюка! А с тобой мы потом поговорим, расскажешь, как пришил эту стерву в лесу, козёл пархатый!

За дверью что-то пробубнили и послышался топот — кто-то отправился выполнять приказ. Остальные верные псы сидели под дверью и жалобно скулили. Ублюдки! Поняли, что жареным запахло, и сразу же хвосты поджали. Ничего, я им ещё устрою красивую жизнь. Пока они беспокоятся за Зойкину жизнь, мне нечего бояться за Валерика.

В помещение бани можно было проникнуть, кроме двери, только через маленькое оконце в парилке, в которое даже я бы не пролезла, не то что амбалы, и через печную трубу, что им тоже вряд ли бы удалось. Поэтому я была спокойна, хотя червь сомнения все же точил мою душу, что-то подсказывало, что не все я учла и не все просчитала в этой блестящей, на мой взгляд, операции по освобождению Валерика. Но пока все шло хорошо и беспокоиться не приходилось.

— Ну что, заткнулась? — усмехнулась Зойка. — Как ты его вычислила, этого пентюха? Или мамаша-дура проболталась?

— Давай я первая буду спрашивать, — мягко проговорила я. — Все же ты у меня в руках, а не наоборот…

— Ха! Не смеши людей, глупая! Это ты у меня в руках! Живой тебе не уйти, а если меня прикончишь — тем более.

Тут в предбаннике раздался шум и крик Толяна:

— Ну притащил! Что с ним делать теперь?

— Ждите! — ответила Зойка и вопросительно глянула на меня.

— Ладно, хватит ваньку валять! — повысила я голос. — Выкладывай мне все, или начну мучить. На тебя потом ни один мужик не взглянет. Я тебя в кипятке сварю. Я — садистка, маньячка, из психушки сбежала. Не веришь?

Она с усмешкой покачала головой, но в глазах мелькнул испуг.

— А зря, — продолжала я ледяным тоном. — Жалко, что я сумочку дома забыла — в ней справка из психушки. Но я и так тебе докажу. — Я поднялась и пошла в парилку.

— Ты куда это? — подозрительно спросила она.

— За кипятком, куда же ещё, — удивлённо ответила я. — Сейчас наберу ковшик и буду тебя поливать, пока не поверишь…

— Постой, дура! — в ужасе воскликнула связанная Зойка. — Я верю, верю, только сядь на место!

Довольная, я вернулась за стол. Зойка сидела бледная, глаза горели, носик заострился, губы подрагивали.

— Не вздумай меня уродовать, слышишь? — тихо произнесла она, и голос её дрогнул. — Не хочу быть уродиной, не смогу… — Она уронила голову. — Ладно, подавись своим Валериком и его бабками. Будем считать, что ты выиграла в честной борьбе.

— О чем это ты? — опешила я. — Какие ещё деньги? Он же нищ…

— Не прикидывайся дурой! — с горечью воскликнула она. — Ты все прекрасно знаешь. Иначе зачем тогда замуж собралась за этого пентюха? Уж с твоей-то внешностью можно и получше найти. Черт, а ведь я уже почти все сделала! И все уже почти получилось! — Она посмотрела на меня с ненавистью. — И откуда ты взялась на мою голову?

— С неба. Слушай, я честно ничего не понимаю. О каких деньгах идёт речь? Поверь, я не в курсе.

Зойка не поверила.

— Заливай мне ещё, — усмехнулась она. — Какого же хрена ты тогда не сбежала, а сюда за Валериком припёрлась? Уж сам по себе он абсолютно никакой ценности не представляет. — Она презрительно скривилась. — Братик называется. Дал же Бог такого телёнка!

Мне показалось, что я ослышалась.

— Брат? Он что, твой брат? — переспросила я удручённо.

— Что, не похожи? И слава Богу. Я бы повесилась, если бы это было не так.

Тут я поняла, что нужно немедленно менять тактику. И ещё почувствовала себя дурой, которую провели на мякине. Все мои логические построения этого простого дела рассыпались в прах. Я видела глаза Зойки и знала, что она не врёт. Значит, врала Виктория Романовна и врал Валерик. Но зачем?! Мне необходимо было это выяснить, чтобы знать, как себя вести дальше. А то, может, стоило бросить здесь Валерика и бежать отсюда, пока притихшие за стеной звери не разбушевались и не изрешетили меня из своих пистолетов…

— Слушай, Зойка, давай по-своему, по-бабьи поговорим, а? — Я подалась к ней через стол. — Мне не нужны никакие деньги, я правда ничего не знаю. Расскажи мне все, а? Умоляю! Ты такая загадочная девчонка, меня прямо ужас берет. Кто ты, скажи?

Она сразу приосанилась, подняла красивую головку и самодовольно произнесла:

— Да ты описаешься от зависти, если расскажу. А я правда… красивая?

— Безумно! — искренне заверила я. — Даже в дрожь бросает. Давай, прогони своих кобелей, пусть идут водку пьют, а мы посидим, побалакаем, в баньке попаримся. А то у тебя все одни мужики да мужики — поговорить-то небось не с кем. Ну, согласна?

Что-то прикинув в уме, она нагнала на глаза тоску и печаль, скромно кивнула и тихо произнесла:

— Ты права — поговорить не с кем. Только развяжи меня, а то париться неудобно будет. Не бойся, я ничего тебе не сделаю. Ты мне понравилась, честное слово. Я таких девчонок ещё не встречала, кроме себя, естественно. Ну как, развяжешь? — Она умоляюще посмотрела на меня.

— Конечно, — улыбнулась я. — Только сначала скажи своим парням, чтобы убирались в дом и не мешали. А Валерика пусть в предбаннике оставят вместе с Толяном. Давай, моя хорошая, а я в окошечко посмотрю, как они выйдут.

…Через пять минут мы с ней уже сидели перед початой бутылкой «Токайского» и пили за знакомство из хрустальных бокалов.

— Так ты не невеста его? — спросила после третьего бокала Зойка.

— Нет. Случайно познакомились.

— Слава Богу. Надеюсь, мы станем подругами. Знаешь, у меня никогда настоящей подруги не было — все больше мужики вокруг вертятся, вернее, кобели. — В её красивых глазах мелькнула грусть. — А они все такие тупые…

— А у меня есть подруга, — похвасталась я. — Валентиной зовут. Классная баба, скажу я тебе. Простовата немного, зато честная и преданная, ни за что не предаст.

Зойка с завистью посмотрела на меня.

— А эти кобели — все подлецы и трусы. Уж я-то знаю, поверь. Они только в постели хороши, а в жизни — полное дерьмо.

— Что ж ты с ними связалась?

— А, не спрашивай, — махнула она рукой. — Ладно, идём париться, а то мне что-то холодно стало.

— Ты иди, а я посижу немного, допью. Пожав плечами, она ушла в парилку, покачивая стройными бёдрами. Теперь, когда мы немного поговорили, она мне уже нравилась. Я н испытывала к ней той злости, как прежде, и готова была отказаться от своих планов мщения, если меня убедят, что Валерик виноват во всем сам. Впрочем, решать это не мне, а боссу. А пока нужно продолжать играть свою роль.

Допив вино и предприняв кое-какие меры безопасности, я отправилась вслед за ней. Вскоре нам уже не нужны были никакие мужики, деньги и Валерики — мы от души парились, непринуждённо болтали, словно были знакомы сто лет, и вообще забыли обо всем. По крайней мере я хотела так думать. В основном болтала Зойка, а я больше слушала.

— А что мне оставалось? — говорила она, вздрагивая под ударами веника, которым я нещадно её хлестала. — Естественно, пошла на вокзал ишачить — жить-то как-то надо. Городок у нас маленький, и я там со своей красотой просто не помещалась, задыхалась я, тесно мне было, на простор тянуло, в Москву, в Париж, в Америку — там моё настоящее место. А на вокзале все-таки поезда, люди все время новые, рассказывают обо всем. Так иногда лежишь под кем-нибудь, а он тебе про Амстердам травит или как в Африку ездил в командировку. Здорово так! Будто сама за границей побывала. Мать заездила совсем: учись да учись. А на хрен кому сегодня тот диплом нужен, правильно говорю? Ну вот я и научилась тому, что лучше всего к моей внешности подходит. Мне ведь это красивое тело даром досталось при рождении. Кто-то во дворцах рождается, а я вот в этом теле. Значит, и должна использовать его на всю катушку. Ко мне очереди стояли, ей-Богу!

Не поверишь, но из других городов мужики приезжали, чтобы ещё раз меня заполучить. Дураки они все-таки. Их так легко обмануть — прямо смех берет иногда. Ну вот, думала, что так и проживу, пока страшной не стану. А тут вдруг мамаша сообщает, что отец, которого я даже в глаза не видела и который жил где-то в Москве, умер и оставил мне наследство, представляешь? Я ошизела прямо, чуть в обморок не шарахнулась, ушам своим не поверила. Меня поверенные отца как-то отыскали и сообщили, что мне сберкнижка полагается с совершенно бешеной суммой. То есть такой бешеной, что до конца дней уже могу с мужиками бесплатно спать. Так что, когда мне двадцать один год исполнился, я пошла в сберкассу и стала богачкой. Что ты! Все сразу как налетели, коршуны! Знакомые и незнакомые, друзья и враги — все слетелись на халяву, сволочи! Но я не дура, не стала в своём городе пылить — меня ведь там уже только как проститутку знали, так что особо не развернёшься. А тут ещё юрист один знакомый подвернулся, Сашка, он из клиентов моих бывших. Я его наняла, чтобы узнал, куда можно выгодно деньги вложить. Он уехал в столицу, потом приезжает и говорит, что нужно земли скупать в Подмосковье по дешёвке или в аренду брать, я уж не знаю всех тонкостей — Сашка всем занимается. Скоро, говорит, закон о частной собственности на землю выйдет, тогда вся эта земля автоматически твоей будет, а это ой какое богатство! Вот я и приобрела эту деревню со всеми угодьями за бесценок. Собрала в своём городе на Волге знакомых уголовников, которым уже терять в этой жизни нечего, положила им зарплату хорошую, чтобы меня охраняли, и переехала сюда, ждать, когда закон в Думе выйдет. А Сашка предложил охотничий курорт для иностранцев здесь построить. Тогда бы вообще был полный улёт. Но деньги уже кончались, нужно было где-то искать на строительство, а где? Сашка попробовал спонсоров подбить, так рэкетиры сразу понаехали из Долгопрудного. Примчались, козлы, грозить начали, подонки вшивые, денег требовали… — Она усмехнулась. — Потом волки их кости по лесам растаскивали. У меня мальчики что надо, их на понт не возьмёшь. Они за меня в огонь и в воду, только плати вовремя. Им тут лафа, вот они и держатся за меня. А что, здесь спокойно, властей нет, стреляй, сколько хочешь. Моя земля, в конце концов, что хочу — то и ворочу, правильно говорю?

— Конечно, Зоенька. Ты все правильно делала.

— Ну вот, тогда я и вспомнила про папашу. Откуда, думаю, у него такие денежки взялись? Может, ещё что осталось? Послала Сашку в Москву. Тот все разузнал, приезжает и говорит, что у меня есть брат Валерик, живёт с матерью и, судя по всему, понятия не имеет, что папаша ему кучу денег оставил, потому как ведёт нищенский образ жизни. Видать, мамаша все себе захапала, не знаю. Папаша у нас секретным академиком был, свои открытия продавал за границу, а деньги на книжку складывал. Меня он хоть не видел никогда, но знал, что я есть, поэтому и оставил мне половину своих сбережений. Такой же придурок, наверное, был, как и Валерик. Я его как сегодня увидела, так меня чуть не стошнило. Тьфу, прости Господи, а не брат! Ну вот, стали мы думать, как себе оставшиеся денежки прикарманить. Ну не ждать же, в конце концов, когда братик сам окочурится? А деньги мёртвым грузом на книжке лежат. Если брат и его мамаша умрут, то по закону все мне достанется, потому что отец перед смертью меня своей наследницей признал, так-то. Сашка все про Валерика разузнал, где работает, то да се, и предложил неплохой вариант. Он у меня знаешь, какой умный? Всех московских профессоров за пояс заткнёт. Короче, сделали мы вид, что Валерику угрожают письмами из-за работы, чтобы потом, когда он умрёт, все подумали, что его конкуренты прихлопнули. Гениально, правда? Обо мне тем более никто и не догадывался. В общем, все сделали, а сегодня мои гаврики поехали, чтобы его прикончить, и вот вернулись с живым да ещё тебя прихватили. Они решили, что ты его жена или невеста и побоялись, что вы уже как-то свои отношения оформили. Тогда бы вся наша затея рухнула. На всякий случай привезли сюда вас обоих, чтобы все выяснить.

— Постой, а как же мать? Она ведь жива ещё.

— Ой, какая же ты глупая, однако!

Мы поменялись местами. Я легла на полок и она начала нещадно избивать меня веником, не переставая весело щебетать:

— Мать бы потом нашли повесившейся с горя в своей квартире. Неужели так трудно догадаться! Сын случайно погибает под колёсами, а мать вешается, будучи не в силах пережить смерть любимого чада. Причём, перед тем, как её повесить, мои мальчики заставили бы написать предсмертную записку, в которой она просила бы отдать все её имущество той, неизвестной ей дочери мужа, которой он завещал половину состояния. И все баста, сливайте воду, господа! И деньги мои, и квартира московская, и охотничий курорт в Подмосковье. Приезжайте в гости и любуйтесь на новоиспечённую королеву предместья, ха-ха! Здорово, правда?

У меня по коже, несмотря на жару, бегали холодные мурашки от таких дивных речей. Но я не подавала виду и весело улыбалась в ответ, понимая, однако, что каким бы ни был Валерик телёнком, хуже своей сводной сестрёнки ему уже никогда не быть.

Закончив париться, мы вернулись в предбанник. Я все никак не могла понять, на что она рассчитывала, рассказывая мне весь этот бред, ведь теперь все её планы известны и ей вряд ли удастся завладеть чужим состоянием. Деваться от меня ей было некуда, она это знала… или, может, я что-то упустила? Но нет, все по-прежнему было спокойно, она продолжала увлечённо рассказывать о том, как выбирала себе мужика для постели в окрестных подмосковных деревнях. Она, не стесняясь, измеряла их члены линейкой, чтобы удовлетворяли всем её запросам, осматривала мускулы и зубы, как у породистых жеребцов, и они не роптали, зная, что им за это хорошо заплатят. Перебрав с десяток, она остановилась на Григории. Он стал её персональным, как она выразилась, живым фаллоимитатором, который может сам передвигаться, трахать и даже разговаривать на самые простые темы. Зойка при этом громко смеялась, а я с трудом сдерживалась, чтобы меня не вырвало.

— А откуда вы приехали сегодня? — спросила я чувствуя, что голова кружится от выпитого вина.

— С обеда. Я каждый день в «Метрополе» обедаю, чтобы к цивилизованной жизни приобщаться. Пока деньги есть, нужно жить, разве не так?

— Ой так, Зоенька, — вздохнула я жалобно. — Только вот где их взять, эти деньги-то?

— Ну милая, это уж кому как. Ты вот кто такая: студентка или секретарша?

— Секретарша, — стыдливо ответила я.

— Вот и будешь всю жизнь трубить на таких, как я. — Она подняла пустую бутылку и посмотрела на свет. — Хочешь ещё выпить? Я принесу.

— Неси, — пьяно кивнула я.

Она встала и, пошатываясь, пошла к холодильнику, стоявшему у меня за спиной. Я закрыла глаза и стала прислушиваться к шуму в голове…

— Тебе чего, вина или водки? — спросила она, копаясь у холодильника.

— Неси все, разберёмся…

— Руки, сучка!!! — раздалось сзади. — Быстро. И не поворачивайся, а то пристрелю!

Что-то твёрдое ткнулось мне в спину, и я догадалась, что это ружьё, которое я поставила за холодильник. Затем она осторожно обошла меня и уставила оба дула мне в лицо. Глаза её были почему-то совершенно трезвыми, и вместо прежней весёлости в них светились ненависть и злорадство.

— Ну что, допрыгалась, дурёха? — процедила она. — Развесила уши, все выслушала? Теперь пора бай-бай. Молиться будешь?

— Знаешь, ты не похожа на амазонку, — устало вздохнула я. — Они, правда, тоже были голыми и с оружием, но на этом твоё сходство заканчивается. Ты не боец, Зойка. Положи ружьё, и давай договорим, пока я не разозлилась.

— Кончай мне мозги полоскать, сука! — про цедила она и крикнула:

— Толян, ты там?

— Все мы здесь! — раздалось из-за двери. — Что там у тебя, долго ещё ждать? Мы этого петуха уже по третьему кругу пустили!

У меня все похолодело внутри, и я мгновенно протрезвела. Хотя чего ещё можно было ждать от урок? Ну ничего, главное, что Валерик ещё жив…

— Подождите, не тратьте силы! — крикнула Зойка. — Сейчас я вам ещё и курочку подкину Оттрахаете её на моих глазах, а я посмеюсь!

За дверью раздался радостный гомон и крик мордатого:

— Ты её заломала, что ли?! Так открывай дверь, на хрен!

— Не дёргайся, — предупредила она меня и попятилась задом к двери, выставив ружьё и не спуская с меня глаз.

Я встала и спокойно пошла к ней, чтобы прекратить эту комедию.

— Стоять, сука!!! — завизжала она, пытаясь, не глядя, отодвинуть одной рукой засов на двери. — Не подходи, а то ведь выстрелю!!!

Откуда ей было знать, что засов я замотала куском найденной за диваном проволоки, а из ружья вытащила патроны? Она не знала этого, потому что принимала меня за себе подобную, то есть за алчную и глупую девку. И если только на это рассчитывала она, откровенничая со мной, то я зря волновалась.

Засов все никак не открывался, а я не спеша приближалась. Лицо её исказилось, она бросила быстрый взгляд на дверь и увидела проволоку. Однако это не убавило её решимости.

— Ну все, стерва, прощай! — фальцетом крикнула она и нажала сразу на оба курка.

В тишине оглушительно прозвучали два сухих щелчка, и она, бедняжка, вздрогнула, как от настоящих выстрелов. Судорога пробежала по её красивому лицу, ненависть сверкнула в чёрных глазищах, она перехватила ружьё за ствол и, как с дубиной, пошла на меня.

— Ничего, я тебя и так пришибу, курва позорная! — дрожащим голосом проговорила она, замахиваясь с плеча.

Ну почему так получается в жизни? Почему две красивые девушки, совершенно обнажённые, можно сказать, мечта любого мужчины, вместо того, чтобы заниматься любовью в объятиях непревзойдённых красавцев, читать стихи и смотреть на звезды, даря мужчинам радость и счастье, непременно должны драться между собой и ненавидеть друг друга? Никогда этого не понимала и даже не хочу понимать.

Приклад просвистел у меня над головой, я легко перехватила ружьё, вырвала его из слабых рук проститутки и аккуратно поставила к стенке, рассчитывая им ещё воспользоваться в скором времени. Зоенька аж вся перекосилась, затряслась, занервничала и бросилась на меня с когтями. Но тут же упала, получив пяткой в лоб, и удивлённо уставилась на меня, не понимая, как это случилось. Вся спесь её мгновенно улетучилась. Съёжившись в углу, она тихонько заскулила.

— И больше не пытайся, — сказала я тихо. — А то точно задницу поджарю.

Собственно, мне здесь больше делать было нечего. Я уже все узнала, что хотела, тайна писем с угрозами Валерику раскрыта, поэтому можно уходить. Ах да, ещё нужно спасти Валерика, но это уже дело техники. Так мне по крайней мере казалось. Накинув халатик, я зарядила ружьё, рассовала по карманам патроны и сказала притихшей в углу королеве:

— Теперь скажи своим оглоедам, чтобы вышли во двор. Валерика пусть оставят. И не дай Бог что-то пойдёт не так — сразу сделаю тебе больно. Ты любишь боль?

— Пошла ты!

— Неужели любишь? Какая удача! А я люблю её причинять. Мы с тобой найдём общий язык, подружка.

— Толя-ан!!! — завопила она не своим голосом, видя, что я приближаюсь к ней. — Уберите её от меня! Быстрее, а то она меня прикончит! Она сумасшедшая!!!

— Что случилось? — закричал в ответ тупорылый Толик. — Я не понял, кто там кого заломал? Зойка, ты в порядке? Почему не открываешь?

— Придурок! Уходи скорее из бани и выводи всех! Она меня сейчас пришьёт, слышишь?!

— Опять?! Ну ты даёшь, Зой! — удивлённо откликнулся Толик. — А что с твоим брательником — пришить или как?

— Господи, больной ты, что ли?! — простонала она. — Делай, что говорят!

— Кто больной? Братан твой? Мы что, заразились все?!

— Убира-айтесь!!! — плаксиво проорала она в изнеможении.

— Все понятно, киска! — прокричали за дверью. — Ты только не волнуйся, все будет на м Никуда она от нас не денется…

В окно я видела, как из бани вышли несколько парней с раскрасневшимися физиономиям остановились неподалёку, что-то тихо обсуждали. Страха на их лицах не было, наоборот, они ухмылялись, и это мне не понравилось. Я вернулась предбанник.

— Сколько у тебя псов? — спросила я у сидящей в углу королевы предместья.

— Девять, — буркнула она.

— А Сашок твой?

— Он в Москве живёт, на квартире.

— Смотри, если обманешь.

— Не вру я, правда! — Она закатила глаз начала заламывать руки. Не сделайся она проституткой, из неё могла бы выйти неплохая актриса провинциального театра.

Открутив проволоку, я открыла засов и тихонько выглянула в коридор. И содрогнулась. Валерик лежал прямо у входа на бетонном полу. Он был голый, все тело покрывали синяки и ссадины, а ягодицы были испачканы кровью. Он не шевелился и, казалось, уже не дышал, но точно рассмотреть я не могла. В меня даже закралось сомнение, стоит ли вообще везти все это в Москву и предъявлять Виктории Романовне. Ведь она не только не заплатит оставшуюся половину гонорара, но и ещё потребует с нас компенсацию за причинённый сыну ущерб. С неё станется… Прислонившись спиной к стене, я уставилась нeвидящими глазами перед собой и стала слушать, как колотится сердце. Если бы я могла творить чудеса, первое, что я бы сделала, это выкорчевала и людей жестокость. Уничтожила бы вообще то место в организме, где рождается это страшное чувство.

Зойка испуганно моргала, глядя на меня, боясь шелохнуться, и мне захотелось подвергнуть её такому же унижению, чтобы она кричала и извивалась от ужаса и боли и никогда уже не смела потом так поступать с другими. Я даже пошла на неё, плотно сжав губы, она закрылась руками, собравшись в комок, и приготовилась к наказанию, как нашкодившая кошка. Я вдруг представила её маленькой девочкой, непослушной и своенравной, которую лупит мать, а та лишь терпит, сжав зубы и затаив в душе злобу, чтобы потом выместить её на других, слабых и беззащитных. Может, так и рождается жестокость? Нет, таких бесполезно воспитывать, они из другого теста, их можно лишь отторгнуть от общества, заперев в клетку. Мне стало противно смотреть на эту мелкую подленькую тварь, на это чудовище, поселившееся в красивом теле, явно украденном у кого-то, более достойного. Акира говорил, что злые духи намеренно стараются вселиться именно в красивые тела, чтобы получить побольше наслаждений, ради которых, собственно, они и стремятся проникнуть в человеческую жизнь. Они убивают душу, уже готовую вселиться в новое тело, и занимают её место. А потом все только диву даются, в кого пошёл такой несносный ребёнок…

Набрав полную грудь воздуха, я резко выдохнула, и сознание сразу прояснилось. Мной вдруг овладело какое-то нездоровое спокойствие.

— Поднимайся, — сухо бросила я. — Крикни своим, чтобы подогнали к дверям машину, открыли ворота, а сами убирались в дом. Объясни, что это для твоей же безопасности. И не нервируй меня.

— Ты меня… не убьёшь? — всхлипнула она в страхе.

— Пока не знаю. Вставай.

Я подвела её к двери, приставив ружьё к её голове так, чтобы это видели бандиты, и ткнула в бок:

— Говори.

— Мальчики, слушайте меня! — истерично закричала она. — Не дёргайтесь и делайте, что скажу, ясно?

Гоша, уже одетый в спортивный костюм, выступил вперёд, вращая растерянными глазами, и пробасил:

— Зойка, ты как, в порядке?

— А ты что, болван, не видишь?! У меня дуло к голове приставлено!

— Да нет, я так, — стушевался тот, побледнев. — Мы все сделаем, только скажи. Хочешь, мы её на части разорвём, суку?

— Заткнись, идиот! Подгоните сюда мой «мерс» и откройте ворота! А сами ступайте в дом и не высовывайтесь, ради Бога, а то мне конец!

— Все будет на мази, сестрёнка! — засуетился Гоша. — Братва, слышали приказ? Давайте, гоните сюда тачку…

Больше всех из этой их своры мне не нравился жирный Толик. Он почему-то молчал, словно что-то обдумывал, а если бандит начинает думать, ничего хорошего не жди, потому что у них у всех мозги наперекосяк.

Машину поставили прямо у дверей баньки и даже услужливо распахнули дверцы. Ворота открыли и, бросая в нашу сторону злобные взгляды и кривя свои дебильные морды, поднялись по крыльцу и сгрудились на веранде.

— Скажи, пусть зайдут в дом; — попросила я Зойку.

— Спрячьтесь в дом, скоты!!! — заорала она. Те послушно скрылись. Пока они заходили, я ещё раз их пересчитала, чтобы убедиться, что их девять, а не семь или восемь и что потом никто не выскочит из-за угла и не всадит мне нож или пулю в спину. Наступил самый ответственный момент. Втащив Зойку в коридор, я навела на неё ружьё и взвела курки. Потом нагнулась, пощупала у Валерика пульс. Тот слабо, но бился.

— Тащи своего братика в машину. И побыстрее, — сказала я, отступив.

Она тут же схватила измочаленное тело за ноги и потащила лицом по полу к выходу, словно заколотого поросёнка. Тот не издал ни звука и даже не дёрнулся, видимо, был без сознания.

— Да возьми его по-человечески, — вздохнула я. — Он же твой брат, в конце концов.

— Да, да, конечно, — засуетилась та, — только ты не нервничай!

Бросив ноги, она кинулась поднимать тело со стороны головы, ухватив под мышки. С большим трудом доперев его до машины, кое-как запихала на заднее сиденье так, что голова оказалась на полу, а ноги сверху. Но Валерик и на это не отреагировал. Зойка вытянулась по стойке «смирно» у машины и вопросительно уставилась на меня. Похоже, чтобы спасти свою никчёмную жизнь, она была готова на что угодно. Почему, интересно, больше всех боятся смерти те, кому вовсе, на мой взгляд, не следует жить? Вот она стоит передо мной, красивое обнажённое ничтожество, и прикажи я ей сейчас вылизать весь двор языком, она с готовностью это сделает, только бы не умереть. Однако других лишает жизни с невероятной лёгкостью…

— Скажи своим, чтобы не вздумали гнаться за нами. Как только увижу их машины — сразу тебя прикончу. У меня уже давно руки чешутся это сделать, так что нужен лишь повод. Все поняла?

Зойка вздрогнула, как от удара, и прохрипела:

— Может, я не поеду? За тобой не погонятся, честное слово. — Она умоляюще посмотрела на меня, жалкая и растерянная.

— Лезь в машину.

Глаза её потухли, губы дрогнули, она поникла и, словно на эшафот, заползла на пассажирское сиденье, где и замерла, опустив голову. Но я знала, что, как только представится возможность, она — тут же выцарапает мне глаза или вообще разорвёт на части. Впрочем, я надеялась, что преимущество уже никогда не будет на её стороне. Теперь мне нужно поскорее убраться отсюда. Сев за руль и положив ружьё на колени стволом ей в бок, я завела мотор, посмотрела на веранду и сказала:

— Ну, чего ждёшь, предупреди их, чтобы не гнались.

Вздрогнув, она подняла голову и прокричала:

— Не гонитесь за нами!!! Я скоро вернусь, поняли?

Мордатый Толик высунулся из окна дома и с перекошенным от ярости лицом выдал:

— Ты спятила, Зойка?! Она же на понт берет!

— Заткнись, осел!!! Господи, вы меня точно убьёте, скоты! — простонала она. — Все, я сказала!

Бросив на меня красноречивый взгляд, мордатый нырнул обратно. Мне стало не по себе. Но, что бы ни задумали бандиты, пока их атаманше грозит опасность, они не станут ничего делать По крайней мере не должны — без неё они нули без палочки. В крайнем случае, придётся пускать в ход когти, а это опять кровь и трупы, чего мне очень не хотелось бы. Впрочем, среди этих трупов вполне может оказаться и мой собственный…

Я выехала со двора на дорогу и остановилась, глядя во двор. Гоша уже спускался с крыльца, остальные за ним. У всех в руках были пистолеты.

— Ты им получше объясни, а то ведь я могу и передумать и прямо сейчас тебя замочу, — процедила я Зойке.

Метнув на меня ненавидящий взгляд, она заорала в окно:

— Я вам что сказала, шакалы?! Назад! Ни копейки больше от меня не получите, болваны! С голоду подохнете!!!

Урки замерли, остановившись, недоуменно посмотрели на неё и нехотя поползли обратно на веранду. Тихая ярость сквозила в каждом их движении и взгляде, она, похоже, уже переполняла чашу их терпения, и я не стала ждать, когда эта чаша переполнится окончательно. Резко рванув с места и подняв клубы пыли, я помчалась к выезду из деревни. В зеркало заднего вида увидела деда Митрофана. Он стоял у своей калитки и грустно смотрел на меня, видать, скорбел по своей двустволке. Ничего, верну как-нибудь, если выживу.

— И что дальше? — осмелев, усмехнулась Зойка, когда мы выехали из деревни на грейдер, ведущий к трассе. — Сдашь меня ментам? Мне все равно срок не светит — я ничего не совершала. Так что давай быстрее покончим с этим. — Она обернулась назад. — Видишь, за нами не гонятся. Так что высади меня около трассы и езжай себе спокойно. Можешь даже выйти замуж за Валерика. — Она обернулась назад и с презрением посмотрела на бесчувственного брата. — Если, конечно, он ещё сможет тебя трахнуть, ха-ха! Хорошая будет семейка! Ничего, зато богачкой станешь…

— А далеко до трассы?

— Пять километров. Во-он за тем лесом. Жалко, что дорога плохая, а то бы там уже были. Ну как, высадишь меня?

— А ты уверена, что твои псы не передумают?

— Эти идиоты? Ха-ха! Да они дрожат от одного моего вида! Они, как собаки дрессированные. Я их, можно сказать, в люди вывела, работу стоящую дала. Они хоть и тупые, но преданные, так что не волнуйся, все сделают, как я сказала, даже не пыркнутся. Думаешь, я только бабками их около себя держу? Что ты, милая! — Она довольно усмехнулась. — Да каждый из них только и ждёт своей очереди, чтобы со мной переспать. Я ведь, когда на работу их нанимала, кроме бабок, ещё и себя каждому обещала. Теперь плачу. До сих пор удивляюсь, что эти глупые мужики в голых женщинах находят?, — Она посмотрела на свою обнажённую грудь. — Ну тело и тело, ничего особенного. А они прямо с ума сходят. Впрочем, мне только того и нужно! — Она весело рассмеялась. — Если сходят, то почему бы этим не пользоваться, правильно?

— А ты в любовь веришь?

— Я неверующая, — серьёзно проговорила она. — Вообще ни во что не верю: ни в Бога, ни в черта, ни в любовь, ни в справедливость — нет ничего этого! Все это выдумки для дармоедов и бездельников. А если человек пашет день и ночь, чтобы выжить, ему не до рассусоливаний и рассуждений. Недаром говорят, что бизнес и мораль — вещи несовместимые. Я это тоже поняла, когда бизнесом занялась. Главное — Выжить и выжить хорошо, как говорил какой-то классик, а все остальное побоку.

— Да ты философ, как я посмотрю, — усмехнулась я, сбавляя газ перед огромной ямой.

— А ты думала, я полная идиотка? Нет, дорогуша, я иногда очень даже размышляю: о жизни и все такое… Эх, мне бы только денег загрести, чтобы сесть на завалинку и уже думать, думать… И чтобы мысли о деньгах не мешали. Так-то вот!

— Сложная ты натура, Зойка. Противоречивая. А в монастырь не хочешь уйти? Там бы и предалась размышлениям, без суеты, в тиши…

— Что я, дура? Ты знаешь хоть одного гения, который бы написал или открыл что-то, сидя в монастыре? Нет. Красивые мысли только от красивой жизни появляются. Кто у нас в прошлом веке о красоте и любви писал? Правильно, дворяне, графы и прочие дармоеды. А будь они бедными, то горбатились бы целыми днями, хрен бы какая красота им в голову пришла. Ну представь: идёт Пушкин за плугом, весь в рваньё, голодный, перегаром несёт, и сочиняет: «Я помню чудное мгновенье…» — Она скривилась. — С ума сойти можно! Нет, я не верю ни в любовь, ни в красоту, и не я в этом виновата, а жизнь наша долбаная, так-то вот!

Я уже была готова согласиться с ней, как мой взгляд упал на зеркало, и внутри все опустилось: две знакомые машины, пыля и подпрыгивая, во всю дурь мчались за нами.

— Кажется, твои псы не так уж и преданы тебе, — пробормотала я, прибавляя газ.

Зойка обернулась и сразу изменилась в лице.

— Сволочи, что они ещё задумали? — испуганно проговорила она и посмотрела на меня.

— Не догадываешься?

Её глаза расширились от ужаса, кровь отхлынула от лица, и она начала ругаться:

— Проклятие! Трусы вонючие! Гони быстрее, Марусечка, только не останавливайся, прошу тебя! Они и меня прикончат, шакалы, лишь бы шкуру свою спасти! Я их знаю, они хуже зверей, урки поганые!

Но по избитому колеями грейдеру набрать приличную скорость без риска слететь в кювет было непросто. Руль бешено запрыгал у меня в руках, и машину стало бросать во все стороны. Погоня стремительно приближалась — видимо, бандиты выучили на этой дороге каждую колдобину. Трассы ещё не было видно, с двух сторон нас обступал лес, и нигде не было никакого спуска. Душа моя заметалась в страхе, я гнала, стараясь не слететь с высокого грейдера, а Зойка, вцепившись руками в переднюю панель, о чем-то лихорадочно думала, прикусив нижнюю губу. Я не боялась, что меня смогут обогнать и остановить на узком пространстве дороги, но они могли открыть пальбу, и тогда нам конец. Только бы добраться до трассы, а там уж я легко оторвусь…

Не знаю, как я упустила этот момент, но только Зойка, до чего-то додумавшись, молниеносно выдернула ключ зажигания и тут же вышвырнула его в окно. Занятая ездой, я даже не успела среагировать. Мотор сразу заглох, и машина покатилась, быстро сбавляя скорость, по инерции.

— Что ты наделала?! — завопила я и, видя, что она уже пытается открыть дверь, чтобы выпрыгнуть, от злости сильно врезала ей по шее. Она тут же увяла, глаза закатились, и тело начало сползать вниз.

Я осталась одна в остановившейся машине с двумя голыми полутрупами и двустволкой. А сзади уже подъезжали уголовники. Сладить с разъярёнными вооружёнными бандитами с помощью одного ружья не было никаких шансов. Не зная, что ещё можно сделать, я быстро зафиксировала все замки на дверях и наглухо позакрывала стекла. И стала смотреть в зеркало. На душе вдруг стало так погано, что захотелось плакать.

Первым подъехал на «Вольво» Толян и сразу выскочил на дорогу. Его дружки, размахивая пистолетами и радостно скалясь, повыползали за ним. Потом сзади тормознула «девятка», из неё вылез Гоша с остальной братвой. Нас тут же окружили со всех сторон и начали дёргать за ручки, пытаясь открыть дверцы. Толян с Гошей стояли у капота и заправляли всей этой дикой оргией. Остальные, наставив пистолеты на окна, молча ухмылялись, не спуская с меня глаз.

— Ну, сучка, вылезай! — прохрипел мордатый, раздувая щеки от злости. — Не заставляй тачку портить!

Я держала уже очухавшуюся Зойку за волосы, приставив дуло к виску, и всем видом показывая, что намерена её пристрелить.

— А Зойку тебе не жалко? — крикнула я.

— У тебя мочи не хватит её замочить! — пробасил Гоша. — Давай, открывай, падаль, и кончай туфту гнать!

— Мальчики, уезжайте! — хрипло провопила Зойка. — Она же меня прикончит! Я не успела выпрыгнуть! Пожалуйста, не доводите до греха…

Мордатый ухмыльнулся:

— Не успела, говоришь? Тогда извини, родная. Эту телку отпускать нельзя — сама понимаешь. Она на нас сразу ментов наведёт, и кранты халяве. Ты, Зой, конечно, телка классная, но сама пойми: нам своя шкура дороже…

— Вы что?! — забилась она в моих руках. — Охренели совсем?! Я же вас кормила, говнюков, все вам отдавала, а вы что задумали?! Вы же без меня пропадёте, на зону сразу загремите!

— Видал, как злится? — ткнул Толяна в бок Гоша. — Хороша все-таки стерва. Я бы её и мёртвую трахнул…

— Ещё трахнешь, подожди ты! — разозлился Толян и посмотрел на меня своими маленькими глазками. — Короче, так, слышь, курва? Давай, мочи Зойку и открывай двери! Один хрен ты наша. Я тебя лично на молекулы разрежу!

Зойка потеряла дар речи и ошарашенно хлопала длинными ресницами. До неё только сейчас начало доходить, каких питонов пригрела она на своей красивой груди. Стрелять в неё уже было бесполезно, да я и не собиралась, а вот отпускать волосы я пока не хотела, чтобы она не вздумала открыть двери. А тут ещё сзади зашевелился, застонав, Валерик, наверное, хотел принять удобную позу. Но я даже не обернулась.

— Слушай, Зойка, ты на них хоть какое-то влияние имеешь? Ты чем их кормила? Брось им какую-нибудь кость, а то и тебя сейчас сожрут.

— Какой там! — просипела она. — Они уже с цепи сорвались, не видишь, что ли? Отпусти меня, я выйду и попробую договориться…

— Придумай что-нибудь получше.

Она судорожно вздохнула и в отчаянии крикнула:

— Слышь, Гоша, ты же говорил, что любишь меня, забыл?

Тот гнусно заржал, а все дружки подхватили.

— Конечно, говорил, а как же! За такие бабки ещё и не то скажешь! — Его глаза стали злыми. — На хрен ты мне сдалась, кошёлка! Я таких, как ты, в день по пачке могу напяливать! Думаешь, кому-то красота твоя нужна? Дура ты, Зойка, и цена тебе алтын в базарный день. Мы тебя только из-за бабок терпели, а ты нам ещё и давала всем, ха-ха! Так что давай вылезай, если сможешь, а нет, так скажи этой телке, пусть тебе башку отстрелит. Или мы сами сейчас это сделаем! Хватит уже базарить. Кстати, чтобы ты не беспокоилась зря, твои бабки мы вместе с сейфом с собой прихватили…

Зойке стало совсем плохо, её всю затрясло, она побелела как полотно, и я испугалась, что её сейчас хватит сердечный удар, но волос не отпустила. Я не могла понять, чего они ждут, почему не разобьют окна и не вытащат нас отсюда, а ведут какие-то переговоры. Живой они меня все равно уже не отпустят — это ясно, как день, — Зойка им теперь уже не нужна, деньги они забрали и теперь улетят в неизвестном направлении, ищи-свищи ветра в поле по всей России. Такие «орлы» в наше время не пропадут, им всегда найдётся подходящая работёнка в потерявшей разум стране. Вот только чего они ждут?

Они стояли и нетерпеливо ждали, когда я пристрелю их королеву. Видеть это было противно и мерзко.

— В общем, так, молодцы! — начала я бойко, пытаясь оттянуть час расплаты. — Предлагаю компромисс…

— Засунь себе в задницу свои компромиссы! — прорычал Толян. — Давай, мочи её и выходи!

— А у самих что, рука не поднимается? — усмехнулась я.

Они вдруг слегка стушевались, отвели глаза, и Гоша прорычал:

— Неохота свои пули тратить. Не тяни, у нас времени нет…

— Ишь какой шустрый! Я же не самоубийца. Сами делайте первый ход, а я посмотрю. Предупреждаю: стреляю я метко.

Они переглянулись и о чем-то пошептались. Толян проревел:

— Не вздумай по стёклам палить, дура! Тачка нам ещё пригодится.

— А, так вам машина нужна! — злорадно прокричала я. — Ну и крохоборы! Что, боитесь, что с разбитым стеклом менты остановят? Правильно боитесь! Я сейчас вот ещё по передней панели пальну, так вообще никуда на ней не уедете! — и направила ружьё на приборный щиток. — Так что лучше послушайте, что я предлагаю.

Толян явно занервничал. Конечно, вдевятером на двух машинах разъезжать не Бог весть какое удовольствие, а тут целый «Мерседес» пропадает. Было над чем призадуматься.

— Ладно, говори, — промычал он.

— Толик, милый, — плаксиво заверещала вдруг Зойка, — отпустите нас! Я ещё у Сашка бабок возьму и вам отдам. Все отдам, и землю в придачу, только не убивайте! Пошевели мозгами, Толик, умоляю тебя! Ну куда вы поедете? По свету опять мотаться? Вас же заметут через два дня и на зону отправят! Вы же тупые все! Миленький, хороший, любимый, прошу тебя, отпусти, ты видишь, я плачу даже… — и Зойка на самом деле расплакалась.

— Пошла ты, — пробормотал Толян и повернулся к своим. — Ладно, братва, кончать нужно этот базар. Тащите канистру с бензином.

— Ты что задумал? — удивился Гоша.

— Обольём машину на хрен и подожжём! — зло проговорил тот. — Не захотят гореть — вылезут, как миленькие. А тачку потом вымоем. Только не стреляйте, когда выпрыгивать начнут — трасса близко. Ножами лучше…

— А если не вылезут?

— Что она, дура? — Он нагло посмотрел на меня. — Все слышала? Мне тачку не жалко. Не выйдешь — сгоришь. А мы и двумя машинами обойдёмся. Все, братва, вперёд!

— Не-ет!!! — нечеловеческим голосом закричала Зойка, вырываясь от меня, но я крепко держала её волосы на вытянутой руке. — Сволочи, бляди, уроды…

Из багажника «девятки» вытащили зеленую канистру и поднесли к нашей машине. Затем отогнали свои тачки подальше, чтобы огонь не переметнулся на них, и начали поливать «Мерседес» бензином. Все это время Толян стоял у капота и смотрел прямо мне в глаза, надеясь, видимо, что я сдамся и он получит автомобиль. Хрен вам с маслом… Мной вдруг овладело безразличие ко всему, и я воспринимала все происходящее как во сне, словно со стороны смотрела на готовящееся собственное аутодафе и не испытывала никакого желания что-то делать и даже кричать от ужаса. Единственное, что я в тот момент понимала, что скоро умру и встречусь с отцом и братьями. Жаль вот только, что Родиона с Валентиной больше никогда не увижу…

Внутри противно запахло бензином, он просачивался в салон сквозь щели в дверях, и, стоило только поднести спичку, вся машина мгновенно вспыхнет факелом и никто не успеет выскочить, даже если захочет. Отбросив канистру в кювет, бандиты отошли на безопасное расстояние. Остался один Толян. Он стоял все там же, у капота, держа в руке незажженную зипповскую зажигалку, и, не отрываясь, с мерзкой ухмылкой пялился на меня.

— Ну, ты ещё можешь спастись! — крикнул он. — Последний раз говорю: выходи.

— Толик, она сумасшедшая!!! — опять дико закричала Зойка, забившись в судорогах, и мне пришлось обхватить её двумя руками, чтобы не вырвалась, и заткнуть ей рот.

Я решила утащить её с собой в могилу. И на том свете объяснить ей, что она не правильно жила, — здесь на это времени уже не было. Валерик снова затих, и я понятия не имела, пришёл он в сознание или нет, а может, уже и умер, счастливчик, очнувшись и увидев, что происходит вокруг, Честно говоря, до него в тот момент мне не было абсолютно никакого дела. Я готовилась к переходу в иной, более справедливый и разумный мир и мысленно уже настраивала себя на новые ощущения, о которых так много нам рассказывал Акира.

— Ну, не хочешь — твоё дело, — пожал плечами Толик и щёлкнул зажигалкой, с жалостью посмотрев на «Мерседес». Похоже, он уже устал блефовать и понял, что придётся сжечь машину.

Я закрыла глаза. Зойка в последний раз дёрнулась и притихла. Все, слава Богу, весь этот кошмар сейчас закончится…

И тут со стороны трассы, куда был направлен капот нашей машины, послышался вой милицейских сирен. Открыв глаза, я увидела, как рука Толика вместе с зажигалкой взорвалась и разлетелась кровью на мелкие куски. Ещё через секунду то же самое произошло с его головой. За его спиной мерцали огни мигалок на приближающихся милицейских машинах, а бандиты, попрыгав в свои тачки, уже разворачивались и газовали в сторону деревни. Повернув голову, сквозь падающую на глаза пелену я увидела Родиона, выбегающего из ближнего леса со снайперской винтовкой в руках. А может, мне это уже снилось, потому что в следующее мгновение сознание моё помутилось и я провалилась в тёмную яму…

Виктория Романовна в помпезной траурной шляпке с чёрной вуалью и таком же чёрном платье с огромным декольте спереди и сзади положила перед боссом конверт с остальной частью гонорара и скромно уселась в кресло. Вся её спесь куда-то подевалась, она была тиха, как монашка, и уже не бросала на нас высокомерных взглядов. Валерик лежал в самой дорогой московской клинике и лечился от последствий «братской» любви.

Оказывается, босс, побывав в «Горбушке» и поговорив с шефом Валерика, сразу смекнул, что эпистолярные угрозы служили лишь для отвода глаз. Он вернулся в офис, а там уже сидела перепуганная Виктория Романовна. Она сказала ему, что соседи видели из окон, как какие-то вооружённые люди, устроив пальбу в подъезде, увезли потом на машине её сына и молодую девушку. Ему не составило труда догадаться, что это была за девушка и что с ней могут сделать бандиты. Проклиная себя за то, что послал меня туда, он насел на мамашу и вытянул из неё все. И про покойного мужа, и про деньги, и про завещание, и даже про незаконнорождённую дочь в провинциальном волжском городке недалеко от Саратова. В его гениальной голове тут же сложилась правильная картина всего происходящего. Оставалась мелочь — найти меня. Подняв на ноги всех своих однокурсников, он вычислил адрес Зойкиной матери, позвонил ей и сообщил, что её дочь замешана в покушении на жизнь сводного брата. Мать, которая никогда не ждала от дочери ничего, кроме несчастий, тут же выложила Родиону адрес подмосковной деревни Рябуховки, сказав, что Зойка-стерва проживает там с бандой уголовников и занимается бизнесом. Друзья в милиции ему сообщили, что все эти уголовники находятся во всесоюзном розыске за многочисленные убийства и разбойные нападения. Уже к вечеру, собрав все сведения, он вместе с собровцами помчался в деревню, почти не рассчитывая застать меня в живых. Он вместе с командиром отряда ехал впереди на «СААБе» и, увидев, что творится на грейдере, взял снайперскую винтовку с оптическим прицелом, попросил остальных немного подождать, чтобы не вспугнуть матёрых убийц, и побежал в лес. Он видел в прицел, как обливали бензином «Мерседес», как я сидела внутри, держа вырывающуюся голую Зойку, а потом, отдав команду включить сирены, двумя разрывными пулями снёс Толяну руку и голову, чтобы другим неповадно было сжигать его секретарш. Мой босс, как выяснилось, был ещё и мастером спорта по стрельбе. Остальных бандитов взяли через полчаса. Валерика увезли в больницу, а я, придя в себя на краткое мгновение, попросила вернуть деду Митрофану его двустволку и оклемалась потом уже только дома, рядом с Валентиной. Голую королеву бандитов, завернув в плащ-палатку, отвезли прямиком в сумасшедший дом — она проявляла все признаки помешательства.

И вот сегодня, через день после случившегося, Виктория Романовна пришла к нам, чтобы заплатить за спасение сына.

— Здесь пятьсот долларов, — тихо сказала она, кивнув на конверт.

В ответ босс вынул из стола конверт с первой половиной гонорара, положил его сверху и сказал:

— Вот вам тысяча баксов, только умоляю, скажите, почему вы скрывали от сына, что он богат? Вы ведь чуть не погубили его.

Та потупилась и пролепетала:

— Хотела сделать ему сюрприз перед своей смертью. Представляете, как бы он удивился, узнав, что у него есть деньги и он может не ходить на свою проклятую работу? И потом, я столько раз видела во сне его счастливое лицо в этот момент, его благодарный взгляд, с любовью и нежностью обращённый на меня, умирающую, что просто не имела права лишать его такого удовольствия…