"Тень Эсмеральды" - читать интересную книгу автора (Орбенина Наталия)

Глава четвертая

Сердюков с удивлением прислушивался к самому себе. Внутри его некие голоса пели самые разные песни. С одной стороны, уже завтра он должен сесть на поезд и отправиться назад, в Петербург, в привычную горячку службы. Там все покатится по накатанной дорожке. Департамент полиции, сыск, мошенники, душегубцы, погони, головоломки преступлений. И он, Сердюков, в центре всего, он на своем месте, он один из лучших! Прелесть, как хорошо!

Но с другой стороны, совершенно незнакомый голос говорил, что жизнь состоит не только из трудов праведных. Что есть еще теплое море и яркие, с головокружительным ароматом, цветы. Открытая веранда в ресторане, жареная кефаль, маслины и терпкое красное вино в бокале. Высокое небо и ослепительное солнце. Шуршание прибоя о мелкие камешки, по которым так приятно пройтись босыми ногами, обычно запертыми в форменные сапоги. Есть приятная нега в теле и нежелание встать с постели, да и зачем? Нет, это опасный голос, он должен замолчать навеки!

Константин Митрофанович посетил в последний раз доктора, выслушал наставления о необходимом правильном образе жизни, пожелания продолжить лечение в следующий год. Непременно, непременно! Сердюков почти вприпрыжку направился к себе, надеясь не повстречать по пути знакомое семейство. Иначе придется обмениваться адресами, пообещать визиты в Петербурге. Боже упаси! Но Боровицких нигде, по счастью, не было видно. Следователь беспрепятственно добрался до своего номера. Предстояло собраться в путь. Вещей у Сердюкова было немного, и Константин Митрофанович довольно быстро покончил с этим делом. Неожиданно раздался стук в дверь. На пороге стояла горничная, её лицо выражало растерянность и испуг. Накрахмаленная наколка сбилась набекрень, видимо, от быстрой ходьбы.

– Сударь, доктор и управляющий просят вас без промедления вернуться к ним!

– Я разве не все оплатил? Или что случилось?

– Случилось, господи боже мой! Случилось! Просили вас прийти тотчас же!

– Да что такое?

– Не велено говорить, пойдемте, ваше высокоблагородие!

Сердюков раздраженно пожал плечами. Еще чего не хватало! Однако он последовал за горничной, которая, несмотря на полноту, бежала бегом впереди него.

В кабинете управляющего лечебницей следователь застал самого управляющего и доктора, обоих в крайне возбужденном состоянии. Оба господина были до странности похожи. Невысокие, плотные, почти в одинаковых светлых пиджаках. И тот и другой носили аккуратные бородки и имели одинаково озабоченный вид, так что поначалу Сердюков, хоть и хорошо всегда помнил лица собеседников, даже путал несколько дней доктора и управляющего.

– Благодарю вас, господин Сердюков, что вы не замедлили вернуться, – вскричал доктор. – Приношу вам свои извинения, что потревожили вас, но у нас безвыходное положение, сударь. И мы вынуждены просить вашей помощи уже как полицейского следователя.

– Что же случилось, господа?

– Умер один из наших пациентов. И вы знаете его. Это господин Боровицкий! – сокрушенно произнес доктор.

– О господи! – невольно вырвалось у следователя. А он-то еще радовался, что не простился с семейством! Сердюкову стало стыдно перед самим собой.

– Но, господа, однако я мало что смыслю в санаторном лечении, хотя полагаю, что, как и во всяком лечебном заведении, такое иногда случается?

– Нет, господин Сердюков. В нашем заведении такого несчастья никогда не было! И не могло быть до сего дня! Мы неукоснительно следим за состоянием наших пациентов, надеюсь, вы сами в этом убедились. Вы же понимаете, как подобный случай повлияет на нашу репутацию, что подумают иные люди, узнав, что в нашей лечебнице происходят подобные прискорбные происшествия, – продолжал стенать доктор.

– И все же, господа, я не понимаю, при чем тут полиция, если один из ваших пациентов умер. Ведь он был болен. Не так ли?

– Да, господин Боровицкий не был здоровым мужчиной, – в разговор включился управляющий. – Но его недуг не носил смертельного характера. К тому же обстоятельства его смерти нам пока не совсем понятны. И мы бы хотели их прояснить, но очень аккуратно, чтобы не повредить репутации нашего заведения и не испугать других пациентов. К тому же, насколько я знаю, вы были знакомы с покойным и его семьей. Это обстоятельство могло бы вам тоже помочь в расследовании.

– В расследовании! – изумился Сердюков. – Вы хотите, чтобы я остался и принялся за это дело?

– Именно, – подтвердил управляющий, – разумеется, мы берем на себя все расходы по вашему лечению, по вашему пребыванию тут на время расследования, и, безусловно, мы выплатим вам такую сумму, которую вы сочтете нужным запросить с нас в подобном случае.

– Я должен телеграфировать в Петербург, испросить начальство… – засомневался следователь.

– Умоляю вас! – заломил руки доктор. – Всего несколько дней задержки! Спасите нас! Мы не останемся в долгу!

Сердюкова терзало сомнение. Остаться и приняться за расследование? В конце концов, какая разница, где снова приступить к делу! К тому же очень жаль беднягу Боровицкого, а уж о его осиротевшем семействе нечего и говорить!

Следователь хрустнул сплетенными пальцами. Доктор поморщился. Да-с, плохое состояние суставов!

– Господа! В сложившихся обстоятельствах христианский долг и мой долг полицейского принуждают меня согласиться на вашу просьбу. Чрезвычайно прискорбно, что мне придется расследовать смерть отца многодетного семейства, с которым я сам был знаком. Он казался мне приятным и безобидным человеком. Что ж, пройдемте к месту происшествия! – и Сердюков решительными шагами двинулся к двери.

Втроем они подошли к помещению, в котором пациенты принимали грязевые ванны.

– Сегодня мы отменили все процедуры, дожидались вас, чтобы все оставалось нетронутым, – прошептал управляющий.

– Разумно, – похвалил предусмотрительного управляющего полицейский.

Помещение было знакомо Сердюкову: он почти каждый день принимал тут процедуры. Дощатый домик прямо на берегу лимана, из которого добывалась грязь. Огромные, в рост человека, лепешки черной блестящей грязи специальными черпаками вытаскивались со дна мелководного лимана и нагревались на солнце. Постепенно поверхность лепешек тускнела и становилась очень горячей. Два мужика ровняли лепешки и делили по числу пациентов. Кого целиком укутывали в плотную тягучую массу, кому накладывали вокруг шеи – «египетский воротник», кому на другие болезные места.

Полицейский приблизился к топчану в углу комнаты. Нечто черное и бесформенное, казалось, расползлось по поверхности лежака и вот-вот упадет. Сердюков пригляделся и в ужасе отпрянул. Эта черная липкая куча раньше была жизнерадостным и румяным господином Боровицким. Грязь покрывала его всего, и даже лицо. Белыми были только белки глаз, вылезших из орбит. Все лицо и тело покойного было искажено судорогой, рот открыт, остатки пены засохли на подбородке. Грязь застыла в волосах, и они стояли дыбом, что придавало покойнику еще более ужасающий вид.

– Бог мой! – полицейский перекрестился. – Царство небесное!

Сердюков много видел покойников, но вид несчастного Боровицого потряс его. Какая ужасная смерть! Полицейский притронулся к грязи. Она уже давно остыла.

– Когда, по-вашему, это произошло? – спросил он у доктора.

– Видите ли, мы грязи, как вы сами знаете, даем, с десяти часов. Но ведь у господина Боровицкого на сегодня не было назначения! К тому же, я в последние дни не предписывал ему процедур, которые охватывали все тело, да еще при высокой температуре! У него пошаливало сердце. Как он оказался сегодня в грязелечебнице, кто наложил ему такую ванну? Несомненно, у него просто не выдержало сердце, ему стало плохо.

– К тому же, судя по выражению его лица, он узрел пред смертью нечто ужасающее, – задумчиво произнес следователь, вглядываясь в искаженные черты покойника.

– Или понял, что смерть его неминуема, – добавил доктор. – А помощи нет!

– Но кто сегодня работал здесь? Какая из фельдшериц?

– Мы уже опросили всех. Никто не накладывал грязь Боровицкому в этот час. На этот час сегодня вообще не было назначений!

– Но ведь кто-то сделал это! Не мог же он сам измазать себя и уморить!

– Вот то-то и оно! – поднял палец управляющий. – Вот почему мы попросили вашей помощи в этом странном деле.

Сердюков с доктором еще долго осматривали труп. Необходимо было побыстрее покончить с этим малоприятным занятием, чтобы обмыть тело и убрать с глаз долой. Ведь назавтра лечебница должна как ни в чем не бывало отпускать грязь!

Покинув грязелечебницу, полицейский двинулся к семейству Боровицких. Константин Митрофанович невольно медлил, его просто ноги не несли. Единственное для него облегчение заключалось в том, что ужасающую новость управляющий уже сообщил семье. Потоптавшись перед дверью номера, он собрался с духом, постучал и вошел.

Боровицкие занимали просторный трехкомнатный номер, в котором, впрочем, им было довольно тесно. Сердюков ожидал услышать крики и плач, но вокруг стояла тишина. Навстречу ему быстрыми шагами вышла, с красными от слез глазами, Зина.

– Вы знаете?! – вскричала она. – Ах, вижу, знаете!

Она всплеснула руками и осталась стоять в оцепенении.

– Зинаида Ефремовна! Приношу вам свои глубочайшие соболезнования! Какое страшное несчастье для вашего семейства!

После этих слов Сердюкова, сказанных с самым искренним чувством, Зина бросилась к нему на шею. Он аккуратно погладил её по спине и тихонько отстранил.

– Я бы хотел высказать свои соболезнования госпоже Боровицкой. Могу ли я видеть её?

Зина с плачем повела полицейского в соседнюю комнату. Там на широкой двуспальной кровати лежала пластом несчастная вдова. Она смотрела в потолок пустыми, невидящими глазами и беззвучно шевелила губами.

– Вот, поглядите. И так с самого утра. С того самого мига, как узнала. Упала и лежит!

– А дети? Где же дети?

– Я их отослала с няней! Они еще ничего не знают, да и не понять им!

– Сударыня! – Сердюков приблизился к кровати. – Примите мои искренние соболезнования!

Полицейский присел на краешек кровати и взял Боровицкую за безжизненную руку.

– Таисия Семеновна! Я тут не только как ваш добрый знакомый. Я буду вести дело о смерти вашего супруга. Доверьтесь мне, ради бога.

– Ах! – снова всплеснула руками Зина. – Я так и знала, что это не просто случайность! Это убийство, убийство!

– Почему вы так подумали? – следователь обернулся к плачущей девушке.

– Он не должен был нынче брать процедур. Поэтому вчера в ресторане он много пил вина. Надо знать Анатолия – если доктор предписал ему накануне процедур не есть тяжелой пищи, не пить вина, он неуклонно это выполнял!

– Но почему он сегодня утром пошел в грязелечебницу, кто его туда пригласил? Доктор? Фельдшерица?

– Я не знаю, – растерянно покачала головой девушка. – Я была, как всегда, занята с детьми!

– Таисия Семеновна, голубушка! Посмотрите на меня! – следователь легонько потрепал Боровицкую по щеке. – Вы меня слышите?

Женщина замотала головой и застонала.

– Как я буду жить без него! Смерти! И мне смерти! – Боровицкая привстала, а потом снова откинулась на подушки.

Зина от этих слов невестки зарыдала еще пуще и кинулась прикладывать к голове вдовы холодный компресс.

– М-да! – протянул следователь. – Таисия Семеновна! Может, вы все же что-нибудь припомните?

– Он… он пройтись вышел после завтрака… чтобы не ждать, пока детей соберут гулять. Его это раздражало… Крики, плач, возня… Долго… Уговорились встретиться в парке, в тени… Мы долго ждали, вернулись сюда. Потом, – она начала всхлипывать, – потом пришел управляющий и сказал… Он сказал… А… А!..

Дальше продолжать разговор с вдовой было бессмысленно. Она зашлась в истерическом плаче. Зина металась вокруг, стала трясущимися руками капать успокоительное лекарство и себе, и Таисии. Позвали горничную принести холодной воды. Сердюкову ничего не оставалось, как удалиться.

Выйдя из гостиницы, полицейский увидел, как по дорожке прямо навстречу ему с радостным шумом приближается веселая ватага детей Боровицких под приглядом няньки. Сердюков вздрогнул, поспешил перейти на другую сторону и свернуть за угол.