"Тень Эсмеральды" - читать интересную книгу автора (Орбенина Наталия)

Глава восьмая

Следователь полиции Сердюков уже почти целый день находился в кабинете управляющего. Перед ним прошли все, кто обслуживал пациентов лечебницы. Пот ручьем стекал за ворот, светлые волосы прилипли ко лбу. Но Константин Митрофанович не замечал неудобств, наоборот. Бодрость, необычайный прилив сил охватил его. И он даже знал почему. Причиной тому являлось единственное лекарство, которое помогало ему от любой хвори. Это его служба, его работа. Теперь он снова находился в своей стихии, приказывал, задавал вопросы, сравнивал факты. Наконец он избавился от покровительственно озабоченного тона доктора, которым тот обычно разговаривал с пациентами.

– Что же у нас получается? – следователь мерил просторный кабинет огромными шагами. – Получается, что ничего не получается. Никто ничего не видел, не предполагал. Странно, ведь тут не безлюдное место. Даже поздно вечером или днем в самую жару кто-нибудь да пройдет по улице, или сидит у окна, или случайно откроет дверь номера в гостинице. А вы абсолютно всех работников призвали сюда?

Следователь резко остановился около уставшего и разомлевшего от духоты доктора. Тот сменил управляющего, который в совершеннейшем изнеможении покинул комнату, где Сердюков долго и обстоятельно опрашивал персонал лечебницы. Можно было только диву даваться, как неутомимо, без всякого раздражения, он задавал людям одни и те же вопросы, как ловко выуживал разные мелкие детали и подробности жизни лечебницы. В ходе этих нескончаемых бесед вдруг выяснилось, что кое-кто слегка приворовывает на кухне, кто-то не очень тщательно следит за чистотой простыней, и прочие неприятные обстоятельства. Управляющий уже и не рад был, что связался с этим въедливым полицейским. Что еще он раскопает? Умер Боровицкий, что ж, такова его печальная участь. Только ведь, если умер он не своей смертью, и если вдруг еще кто… не дай бог, ох, не дай бог. Ведь так и закрыться недолго, если дурная слава пойдет, мол, пациентов морят, до смерти залечивают.

Доктор, сменивший управляющего, молча следил за тем, как следователь меряет длинными ногами кабинет. Точно циркуль! И нос длинный, острый как иголка. Глаза маленькие, глубоко сидящие, внимательные. Такие глаза ничего не пропустят, все видят!

– Что вы изволили сказать? – встрепенулся доктор, когда полицейский еще раз повторил свой вопрос. – Извините, сударь, задумался. Все стоит у меня перед глазами эта картина. Покойный в грязелечебнице. Не идет из головы. Всех ли вы опросили? Сдается мне, что всех, хотя, впрочем…

– Насколько я помню, несколько раз грязь мне накладывала фельдшерица очень странной наружности. Невысокая такая и горбатая. Где она?

– Да, да. Вы правы. Была у нас такая женщина, Лия Гирей. Она из местных жителей, из Евпатории. Да только она взяла расчет несколько дней тому назад, и больше я её не видел. А жаль, толковая была, расторопная, смышленая. Несмотря на свое уродство, ловко с больными управлялась.

– Я тоже обратил на это внимание. Сколько ей лет?

– Понятия не имею, не знаю, но она не старуха, хотя из-за горба выглядит старше. Прикажете за ней послать?

– Да, для порядка поговорим и с ней.

Пока дворник искал горбунью, Сердюков снова двинулся на берег лимана к домику для грязевых процедур. Покойника уже унесли, навели порядок. Два мужика в закатанных до колен полотняных штанах собирались черпать лопатами грязь со дна лимана для процедур следующего дня. Огромные корзины валялись на песке. При виде следователя они бросили лопаты и поклонились.

– Уже, поди, слышали о несчастье? – спросил следователь.

– А то ж! Наслышаны! – хором ответили мужики.

– Вы грязь когда берете, утром или с вечера?

– А это когда как, – ответил один, побойчее. – Когда доктор назначит, кому, сколько и в который час. Оттого и берем иногда с вечеру, иногда рано утром. Чаще по утрам, ранехонько, чтобы напарилась от солнца как следует. Иногда так нагреется, что в руки не возьмешь!

– Стало быть, и пациенту нельзя такое прикладывать?

– Это мы не можем знать, доктор знает. Он говорит, что горячая именно и лечит.

Работники потоптались, ожидая еще расспросов.

– А на сегодняшнее утро вы когда грязь брали?

– С вечера, господин, с вечера она тут оставалась. Мы её приготовили, разложили. Только на нынешнее утро не было надобности, не было пациентов.

– И вы утром не приходили?

– Нет, – оба собеседника замотали косматыми головами.

– Но кто же управился с грязью, дал её пациенту? Что, любая из фельдшериц могла обойтись без посторонней помощи?

Работники переглянулись.

– Нет, – неуверенно протянул один. – Сдается мне, что только одна горбунья и могла управиться сама, а прочие нет, подсоблять им приходилось.

И тут Сердюков сам вспомнил, что, действительно, когда горбунья его обслуживала, они находились в грязелечебнице совершенно одни. В другие дни женщине помогали работники или другая прислуга справиться с тяжелой и тягучей грязью.

– Значит, вас не было тут утром, и никого не было?

Работники опять переглянулись.

– Брат мой тут спал, – сказал наконец первый работник. – Только он рано уходит.

– Уходит? Значит, это не в первый раз? – следователь повел носом, как гончая, почувствовавшая добычу.

– Он как выпимши с супружницей своей повздорит, она его со двора гонит, так он тут иногда спит. А что, тепло, чисто. Только вы господам-то не говорите, меня ведь сразу попрут прочь!

– А где он сейчас?

– Да вон, в теньке прохлаждается, где ему еще быть! Оболтус!

– Так зови его!

Подошедший мужичонка помятого вида угрюмо смотрел из-под насупленных бровей.

– Ты, брат, вот что, скажи господину следователю, как ты тут дрых всю ночь.

– Как же, дрых! Зверюка моя меня из дому выгнала, бока поотшибала. Маялся, маялся на жестком топчане. Только задремал, а тут еще одна стерва явилась. Мол, чего это я тут улегся, убирайся вон, сейчас пациент придет! Надо грязь ему готовить.

– Какая стерва? – затаив дыхание, спросил Сердюков. Ему казалось, что он уже знает ответ.

– Как какая, да эта уродина, горбатая! – процедил мужик и сплюнул в сторону.

– А пациента ты видел?

– Видел, видел, высокий такой господин, представительный, румяный. Я ведь недалеко уполз, тут на бережку отдыхал от трудов праведных. И слыхал, что она ему говорила.

– И что же?

– Доктор её послал, назначение сделать и все такое, а потом уже не помню, сморило.

Оставив рабочих на берегу лимана ковырять следующую партию грязи, Сердюков двинулся в обратную сторону. Интересненькое дело! Медсестра, которая на тот момент уже взяла в лечебнице расчет, умышленно пригласила в неурочный час пациента, наложила ему грязь, вероятно наперед зная, что в этот день она ему противопоказана, и тем самым убила его. Но зачем? Какой в этом смысл? Полицейский пытался припомнить свои собственные впечатления от этой женщины, но даже не мог вспомнить её черты, как будто он их и не видел. Платок почти закрывал лицо. Старое или молодое? На руки, по которым можно понять возраст женщины, он не обращал внимания. Да они почти всегда в грязи. Молчалива, кажется, он не слышал ни слова, или ему это только казалось, потому что она выполняла все безукоризненно? Черт знает что!