"Homo Гитлер: психограмма диктатора" - читать интересную книгу автора (Манфред Кох-Хиллебрехт)

3.1. Винтовки, плетки, кулаки и канарейки

Исходным пунктом господства нацистов была не теория или программа партии, а сильные страсти Адольфа Гитлера. Он был человеком, исполненным ненависти, зависти и чувства неполноценности, его способности имели архаическую природу.

Гитлер был народный трибун и обладал великолепной памятью. Такие люди чаще всего оказываются в варьете или в цирке, выступая наравне с гипнотизерами, фокусниками и прорицателями. Именно в этом ключе и проходили первые большие публичные выступления Гитлера. Для своих представлений национал-социалисты арендовали цирк «Крона». Мюнхенская публика ходила смотреть выступления Гитлера как на спектакль и воспринимала жестикулирующего на трибуне фюрера как своего рода первобытное существо.

Эти представления действительно захватывали. Его речи целиком состояли их страстных лозунгов, позаимствованных у других правых партий. Карл фон Осицки оставил описание первого публичного выступления Гитлера после прихода к власти, которое состоялось в зале «Вельтбюне» 7 февраля 1933 года: «Его платформа настолько же скудна, насколько сильное впечатление она оказывает». Гитлер виртуозно манипулировал массовым сознанием. Логические структуры оставляли желать лучшего, аргументация была неудовлетворительной. Талантливый оратор совершенно особенно относился к слову, которое интересовало его только как орудие риторики, как средство для передачи длинных тирад и форма выражения своей безостановочной речи. Он никогда не придерживался текста, равно как и публично данных обещаний и подписанных договоров.

«Понимание ценности и значения книги для формирования духа и мировоззрения было ему совершенно чуждо», — писал Макс Домарус.[1] Псевдорелигиозное движение национального социализма обходилось без своего святого писания. Гитлер не верил в «ценность немецкого евангелического книжного образования» и не был приверженцем германской книжной культуры. По мнению Фридриха Хеера, фюрер следовал в своей пропаганде старым рецептам времен эпохи барокко и контрреформации, с которыми ознакомился на родине еще в юности.[2]

Протестантской книжной культуре, основанной на Библии Лютера и назидательных трактатах, Габсбурги противопоставили иезуитское искусство театральности, помпезные процессии, впечатляюще роскошные барочные здания, прекрасные церкви и монастыри, колонны в честь Святой Марии на рыночных площадях, столбики с распятием на каждом перекрестке, шумные ярмарки с праздничной музыкой и проповедниками в ярких одеждах. Пропаганда Гитлера была рассчитана не на критически настроенного читателя, она предназначалась для восхищенного обывателя, которого пленяли роскошь представления, гремящая музыка марша и грубая сила полувоенной формы.

Гитлер восхищался демагогами и презирал теоретиков. Он открыто заявлял: «Я не верю, что французская революция выросла из философских теорий». Точно так же обстояло дело и с октябрьской революцией; русских воодушевили не книги Карла Маркса, а тысячи агитаторов, «наполненная ненавистью деятельность бесчисленных больших и малых апостолов».

Гитлер был весьма странным теоретиком. Он презирал теорию, и вместе с тем его политика в известной степени являлась продуктом его мировоззрения, которое, однако, было равно удалено от реальности, логики и разума. Его фанатичная борьба против мнимого всемирного еврейского заговора стала идеологической конструкцией, которой не хватало основы в виде конкретных исторических событий. Утрата чувства реальности была очень велика, как это случается с психотиками. И как действия психотика зависят от его элементарных влечений, так политика зависела от данной основы.[3]

За преступлениями Адольфа Гитлера стояли не высокие идеалы, а чисто эгоистические побуждения. Благодаря насильственным толчкам, которыми он в течение короткого времени высвобождал свои пагубные страсти, он «психологически эксплуатировал страх, эгоизм, необразованность, ненависть к иностранцам, агрессию, алчность, обострение энергии разрушения».[4] Базис в виде корыстолюбия и темные импульсы оказались связанными с хлипкой надстройкой из беспорядочных идей. Его память подобно губке впитывала это из всех возможных источников. Не имеет особого значения, откуда именно происходят отдельные составные части его мировоззрения. Свой отпечаток наложило австрийское католическое воспитание, многое было заимствовано из школьных учебников, бульварных газет, книжек и брошюр, фальсифицированных «Протоколов сионских мудрецов», кое-что стало плодом собственных наблюдений за окружающим миром. Большая часть его экономических идей была почерпнута из лекций Готфрида Федера о ликвидации «процентного рабства», которые он прослушал на курсах агитаторов, организованных баварской армией. Позднее он написал в «Майн кампф»: «После того как я прослушал первый доклад Федера, мне сразу же пришла в голову мысль, что теперь должен быть найден путь к одной из главных предпосылок для основания новой партии».

Его картина мира была похожа на лоскутное одеяло. Гитлер некритически включал в свое мировоззрение все, что на данный момент соответствовало его склонностям и желаниям. Причем спокойные взвешенные суждения не имели ни малейшего шанса стать составной частью этой мешанины. В его мыслях и действиях все было построено на голом насилии. Адольф Гитлер воздействовал на свою публику, апеллируя не просто к остаткам архаизма, но к полностью деградировавшим атавизмам. Он открыто проповедовал возврат к диким проявлениям нецивилизованных страстей.

Постановки, срежиссированные Гитлером, были наполнены сценами насилия, уличными потасовками, плебейством и руганью. Зло зачаровывало: жестокое угнетение, пытки в подвалах гестапо и пылающие синагоги были не просто побочным эффектом «коричневой» диктатуры, именно в них заключалась истинная суть господства нацистов. Все знали, что существуют концентрационные лагеря, поскольку об этом не без злорадства писали газеты. И вряд ли у кого-либо возникали сомнения, как там обращались с противниками нацизма.

Также нет никаких сомнений о том, что вместе с Гитлером к власти пришли отбросы немецкого общества. Уже во время «марша на Фельдхеррнхалле» за хрупким фасадом героизма весьма отчетливо показалось алчное рыло плебса. Участники этого героического марша прихватили с собой из пивной «Бюргербройкеллер» 134 столовых прибора.[5]

Всем должно было быть ясно, что «коричневые» господа, пришедшие к власти, обладали интеллектом плохо развитого ребенка. Тем не менее самые убедительные предупреждения относительно того, чем и кем является Гитлер, не были услышаны. Еще осенью 1932 года Курт Шумахер буквально кричал: «Национал-социализм является проявлением всего самого скотского в человечестве». Однако это пророческое предупреждение из лагеря правых осталось гласом, вопиющем в пустыне. Незадолго перед тем, как назначить Адольфа Гитлера рейхсканцлером, рейхспрезидент фон Гинденбург получил письмо от своего соратника по первой мировой войне Эриха фон Люден-дорфа, вместе с которым осенью 1914 года разгромил русских при Танненберге в Восточной Пруссии и спас кайзеровскую Германию: «Я торжественно предрекаю вам, что этот безумный человек столкнет наш рейх в пропасть и доставит непостижимые бедствия нашему народу. Если вы сделаете это, то потомки будут плевать на вашу могилу». Правда, законченный антисемит Людендорф предостерегал рейхспрезидента от Гитлера прежде всего потому, что считал фюрера марионеткой евреев.

Исследование повседневной жизни показало, что, по всей видимости, людям казалось нормальным, что их жизнью управляли, это им нравилось и это было освещено нацистской идеологией. Если кого-то и раздражала жестокость нацистов, то это чувство было притуплено. Гитлер с трибуны в рейхстаге открыто заявил об убийстве своего соратника и мнимого изменника Рема. Протестов не последовало.

Вне всякого сомнения, Гитлер был преступником, и третий рейх являлся не чем иным, как безумным и бесполезным мероприятием. Все это было ясно современникам, что отличает их от некоторых более поздних исследователей. По мнению Алана Буллока, Адольф Гитлер смог прийти к власти, только скрыв свою расовую доктрину. Но уже в 1940 году один из ранних исследователей Гитлера назвал его «плохо маскирующимся бандитом».[6]

Для большинства нацистских руководителей национал-социализм был «прежде всего инструментом захвата и удержания силы», исходя из чего Геринг честно признался перед судом в Нюрнберге, что учение Гитлера было «идеологическим хламом».[7]

Даже такие заинтересованные в идеологии деятели, как Розенберг и Геббельс, должны были вскоре признать, что вступили в партию, целью которой является борьба за власть, а не обсуждение пунктов программы. Воспитание молодежи было направлено именно в данное русло. Как писал Мартин Брозцат, «создаваемая гитлерюгендом молодежная культура воспитывала не только умственную дисциплину и моральную чуткость, определяя коллективный жизненный опыт, характер подростка, закаливая и подготавливая к службе в армии его тело, но также развивала в детях поразительную жестокость».[8]

Национал-социалистический принцип фюрерства предоставлял каждому, кто занимал должность, большое поле деятельности. В государстве действовал закон джунглей: должности занимались в полном соответствии с теорией естественного отбора Чарльза Дарвина, степень близости к фюреру определялась способностью к выживанию. Данный способ отбора элиты «развивал во власть предержащих не только неслыханную энергию, но и невиданную жестокость».

Исследование государственной системы, созданной Гитлером, построенное только на изучении документов, не сможет в полной мере отразить истинные побуждения и причины тех или иных действий нацистского руководства. Как правило, в документах отношения между руководителями третьего рейха предстают намного более нормальными, разумными и рациональными, чем они были на самом деле.

Тем не менее сохранились документы, которые раскрывают все первобытные инстинкты нацистской элиты. Преследование евреев проходило полностью открыто, если исключить тот факт, что лишь немногие знали, что все заканчивается газовой камерой. Депортация евреев осуществлялась у всех на глазах. Предшествовавшие этому антисемитские законы раскрывают нам жуткую картину самого отвратительного разгула наиболее низких и темных страстей. Власти использовали любую возможность, чтобы административно ущемить свои жертвы. Не испытывая ни малейших угрызений совести, чиновники освещали преступления силой закона и «придавали своим злодеяниям форму постановлений, указов и распоряжений». Они лишали евреев права заниматься определенными видами профессиональной деятельности и отнимали у них недвижимое имущество. «Они не могли наследовать имущество или передавать его по наследству, не имели права сидеть на скамейках в парке и держать канареек, пользоваться общественным транспортом, посещать рестораны и концерты, ходить в театры и кино. Права и человеческое достоинство евреев обратились в пыль, их депортировали в концентрационные лагеря и убивали в газовых камерах… Все это было убийство с целью ограбления, которое совершал нацистский режим, и лишь немногие евреи смогли спастись бегством».[9]

Вполне возможно, что мотив ограбления в антиеврейской политике Гитлера появился раньше, чем мотив уничтожения. Уже первый бойкот в начале 1933 года был обусловлен завистью к богатым магазинам состоятельных евреев. «Четырехлетний план», принятый в 1936 году, имел своей целью захват еврейской собственности. В 1938 году референт по еврейскому вопросу службы безопасности Эйхманн, организовывавший выселение евреев Вены, заявил, что предстоит выбрать между тотальным грабежом и выселением, поскольку ни одна страна в мире не примет нищих евреев. Как известно, Гитлер выбрал грабеж.

Прежде чем передать жертвы в кровавые руки Гиммлера и СС, Гитлер передал еврейский вопрос в ведение Геринга, уполномоченного по выполнению «Четырехлетнего плана», продемонстрировав тем самым корыстный экономический интерес. 11 ноября 1938 года сразу после «Хрустальной ночи» Геринг прекратил заранее организованные погромы словами: «Господа, я сыт по горло этими демонстрациями», — поскольку они только вредили немецкой экономике. Однако это не помешало ему поставить на поток холодный, систематический и технократический грабеж евреев. Даже тогда, когда 20 января 1942 года на Ваннзейской конференции инициатива окончательно перешла в руки Гейдриха и СС, мотив ограбления продолжал главенствовать над стремлением уничтожить всех евреев.

СС назвали Холокост акцией «Рейнхардт». Для посвященных это кодовое наименование однозначно говорило, что речь идет вовсе не о том, чтобы как можно быстрее, незаметнее и практичнее уничтожить евреев при помощи массовых расстрелов, которые изматывают нервную систему. Созданные в течение осени 1941 — лета 1942 года лагеря уничтожения Бельзец, Собибор и Треблинка стали не только местом, где евреев травили газом. В этих лагерях у жертв отнимали все ювелирные изделия, драгоценные камни, золото и валюту, которые они смогли тайно сохранить в гетто, после чего забирали часы, очки и уже у трупов вырывали золотые коронки. Стоимость награбленных ценностей перевалила за 180 млн рейхсмарок. Данная акция получила свое кодовое наименование вовсе не от Рейнхардта Гейдриха, как ошибочно полагают многие исследователи. Она обязана своим именем Фрицу Рейнхарду, государственному секретарю рейхсминистерства финансов, который переводил в Рейхсбанк полученные у СС ценные предметы.

Бесцеремонное холодное отношение садистов, которые, сидя за письменными столами в чистых теплых кабинетах, прекрасно знали, что делали, поражает намного сильнее, чем произвол по большей части молодых и неопытных эсэсовцев из бригад «Мертвая голова», которые находились под строгим контролем, чем бесчеловечное отношение надзирательниц, необразованных подсобных рабочих, которые держались за место и боялись попасть на военный завод.

Холокост по своему значению превосходит обычные бойни, которые довольно часто имели место в различных частях Земли, именно своей холодной рациональностью и индустриальным подходом. Фактически он был плодом исполнения принятых законов, решений и точных указаний иерархически выстроенной системы, проявлением ее «бюрократического импульса». Имперское управление железных дорог установило для Имперского главного управления безопасности групповые тарифы, по которым жертвы депортировались в лагеря смерти, из расчета четыре пфенинга на каждый километр. «Дети в возрасте до 10 лет провозились за полцены».[10] Мальчики и девочки моложе четырех лет ехали умирать бесплатно. Однако мерзость пропитала не только немецких чиновников, которые приложили к этому руку. Убийство евреев было прежде всего делом «винтовки, кнута и кулака».[11] Именно с этой точки зрения мы и должны рассматривать Гитлера.

Дэниель Голдхеген считает, что Холокост стал временем разгула низменных страстей. Он представил себе, что чувствовали солдаты резервных полицейских частей, когда они отнимали младенцев у еврейских женщин и убивали их. Голдхеген приписал это ненормальное поведение полицейских немецкому антисемитизму, который в течение целого поколения отравлял немецкую культуру и, в конце концов, довел людей до того, что они в бешенстве принялись убивать евреев. Однако подобные аргументы способны убедить немногих. Жестокость нацистов сидела в них гораздо глубже и была направлена не только против евреев. Приспешники Гитлера мучили коммунистов, пытали в камерах социал-демократов, издевались над советскими военнопленными в каменоломнях Маутхаузена и устраивали на тех немногих, которым удавалось бежать из этого ада, зверскую «охоту на зайцев». Антисемитизм не имел никакого отношения к убийству многих тысяч поляков и украинцев.[12]

Кроме того, не следует забывать, что Холокост был общеевропейским мероприятием под немецким руководством. Только тот, кто мыслил идеологическими штампами, не желает признавать, что были немцы, которые открыто отстранялись от чудовищного обращения с евреями. Когда Виктор Клемперер впервые появился на улицах Дрездена с желтой «звездой Давида» на пальто, он не встретился ни с одним проявлением народного презрения, наоборот, многие горожане стали обращаться со своими униженными нацистами согражданами с особой предупредительностью. Многие немцы рисковали своей головой, укрывая евреев. Не в последнюю очередь благодаря Стивену Спилбергу весь мир знает о предпринимателе Оскаре Шиндлере, который взял на свой завод из концлагеря Краков-Плашов почти 900 евреев и спас их от смерти.

Голдхеген спекулирует на психическом состоянии преступников. Однако материалов судебных процессов, которые он использовал в качестве исходного материала для построения психограммы, явно недостаточно. Для этого намного больше подходит анализ страстей и влечений Гитлера. Так мы сможем установить, насколько в действительности жестокость была составной частью его душевной организации. Эти темные инстинкты с самого начала отвечали его темпераменту. Причем он не только считал их положительными качествами, но и побуждал других людей поступать подобным образом и превращаться в преступников.

Ночью 10 августа 1932 года пять штурмовиков убили шахтера, который был членом компартии. 22 августа суд в Бойтене приговорил их к смерти. Адольф Гитлер послал осужденным телеграмму, в который заявил о своей солидарности с ними и поклялся, что их освобождение является для него «вопросом чести». Фон Папен заменил смертный приговор пожизненным заключением, а в марте 1933 года после прихода нацистов к власти преступники оказались на свободе.

8 ноября 1938 года Геббельс передал Гитлеру сообщение, что еврей совершил покушение на атташе немецкого посольства в Париже Рата, и спросил, следует ли организовать стихийные всплески народного негодования. Эти два человека знали друг друга достаточно давно, чтобы прекрасно понимать, какие зверства скрываются за этими гладкими формулировками. В результате Геббельс устроил в Германии жуткие по размаху погромы. Штурмовики и простые члены партии жгли синагоги, громили магазины, принадлежавшие евреям. По официальным данным, был убит 91 человек.

В течение всего времени правления Гитлера его стиль руководства определялся плохо скрываемыми ненавистью и насилием. Уже 13 мая 1941 года он показал свое истинное лицо, издав распоряжение «О военной подсудности в районе "Барбаросса" и об особых полномочиях войск». Солдаты вермахта почти полностью освобождались от уголовной ответственности за совершаемые военные преступления. «Судебное преследование возможно только в исключительных случаях, например при проявлении половой распущенности или преступных наклонностей».[13]