"Северная война. Северная война и шведское нашествие на Россию. Русский флот и внешняя политика Петра I" - читать интересную книгу автора (Евгений Тарле)

21

Начались для России трудные времена, и эти трудности увеличивались потому, что ни на одно слово своего «союзника» Августа II, короля польского и курфюрста саксонского, положиться было нельзя, и вместе с тем, никак нельзя было ссориться с ним, напротив, должно было всячески его «ублажать». Ведь блестящие достижения 1701–1705 гг., начиная от победы при Эрестфере в конце декабря 1701 г, и кончая взятием Митавы и Бауска в сентябре 1705 г., были в значительной мере облегчены именно тем, что все это время Карл был занят войной с Августом в Литве и Польше.

Петру важно было удержать перепуганного Августа от сепаратного мира с Карлом, потому что такой мир сразу же освободил бы всю шведскую армию для начала немедленного похода против русских.

Но Карл XII совершил тут одну из своих многочисленных ошибок. Во-первых, он низверг в 1704 г. Августа с польского престола и посадил Станислава Лещинского, отрезывая этим Августу пути к миру, о котором тот давно мечтал; однако, посадив на престол Лещинского, шведский король только возбудил в Польше междоусобицу, но мира не добился. Во-вторых, чтобы прекратить эту междоусобицу (им же возбужденную), Карл решил из Польши вторгнуться в Саксонию, т. е. в наследственное немецкое курфюршество Августа, и здесь заставить его отречься от польского престола, грозя в противном случае выгнать его также из Саксонии.

Вследствие всего этого Август пока должен был волей-неволей держаться за союз с Россией, выжидая случая перебежать к шведам, если только грозный шведский воитель хоть немного смилостивится. Петр все это понимал, но делал вид, будто верит «союзнику», хотя уже появлялись тревожные симптомы будущего предательства со стороны Августа. Одним из таких симптомов был внезапный арест саксонскими властями в Дрездене Иогана Рейнгольда Паткуля, русского посланника при саксонском дворе.

Паткуль был арестован 23 декабря 1705 г., а уже 9 января 1706 г. Петр послал первый протест Августу против этого предательского по отношению и России поступка, показывавшего полную готовность польского короля ценою предательства умилостивить победоносного шведского короля.[86] Поступок Августа был зловещим. Тучи сгущались, враг грозил русским пределам: "В Курляндию уже трижды писал, чтоб что нибудь зделали, понеже неприятель зело утесняет границы близ Пскова, и почитай живут и от часу ближатца".[87]

Петр, заняв еще в конце 1705 г. войсками Гродно, укрепив русское положение взятием Митавы и Бауска, отрезав Левенгаупта в Риге, собирался дать отпор Карлу в Польше, чтобы этой войной в Великапольше и польской Литве возможно дольше препятствовать нашествию на Россию Карла с шведской армией и польской армией Станислава Лещинского. Но у Августа II, сидевшего в Гродно под охраной русских войск, был готов уже другой план. Этот другой план был старательно продуман с такого рода целью, чтобы вся тяжесть войны пала исключительно на Россию и чтобы при этом русская армия вовсе по возможности не входила бы в Польшу, а воевала в Швеции и отвоевывала бы для Августа Курляндию и Ливонию. В соответствии с этим планом Август дает Петру, еще не имевшему флота, следующий добрый совет: осадить (т. е. наводнить) Ингерманландию большим войском ("доволно людми"), затем "вооружить эскадру" (еще только начатую постройкой) и "сколь скоро возможно" идти прямо на Стокгольм, чтобы "потревожить королевство Свейское" и этим воспрепятствовать воюющему в Польше Карлу получать "весь транспорт и помощь". В виде награды Август сулит Петру: "ваше величество могли бы на королевство Свейское контрибуцию наложить… и весма все взятые пушки паки отобрать". А кроме того, пусть русские и Курляндию отвоюют, откуда проистекут две выгоды: во-первых, Август получит Курляндию и, во-вторых, русский корпус, стоя на Двине, ограждал бы Августа с тыла.[88] Этот нелепый план обличает не только грубый, откровеннейший эгоизм, но и глубокое непонимание всей обстановки. У Петра еще только будет со временем эскадра, но Август уже предлагает ему поскорее взять Стокгольм. Петр имеет все основания ждать нашествия на Россию, но Август советует ему думать не о русской обнаженной границе, а о контрибуции, которую он взыщет с Швеции…

Таков был единственный «союзник» России в конце 1705 г. Нечего и говорить, что Петр не обращал внимания на эти цинично-себялюбивые по умыслу и детски-наивные по своей неисполнимости советы Августа, не прекращая в то же время самого ласкового обращения с ним.

К концу лета 1705 г. собственно власть Августа в Польше была почти ликвидирована, и шведский король мог бы уже тогда вторгнуться в Саксонию и ликвидировать также царствование Августа в его наследственном курфюршестве, но его остановили слухи, подтвердившиеся уже в сентябре, что Петр с очень большой армией вошел в Литву, что главные пехотные силы русских заняли Гродно, а кавалерия сосредоточилась в Белоруссии, в Минске. Раньше чем идти в Саксонию, Карл счел необходимым покончить с этим русским вторжением в польские владения. Начало зимы он провел в Варшаве, где устроил очень торжественное коронование Станислава Лещинского, своего "соломенного короля", как его называли, а затем двинулся на север и в середине января перешел через замерзший Неман.

Русской армии, очень большой, грозила не только опасность серьезного штурма, в случае если Карл подойдет к городу (30 тыс. русских при довольно исправных укреплениях Гродно не очень боялись внезапного нападения), но длительная голодная блокада или со временем тесная осада могли быть опасны. Петр был в Москве. В Гродно, кроме русских, находился Август с очень малой частью своих польско-саксонских войск. Петр перед отъездом осенью в Москву, когда ждали, что до начала лета 1706 г. сначала болота и речные преграды, а потом морозы задержат движение Карла к Гродно, поручил главное командование Августу. Но когда совсем неожиданно Карл в середине января оказался почти со всей своей армией на Немане, то король Август пришел к внезапному умозаключению, что в высшей степени целесообразно будет для общего дела. чтобы он, пока еще пути свободны, покинул Гродно и отправился в Варшаву с частью польских и саксонских войск. Здесь, близ Варшавы, правда, стоят шведы под командой фельдмаршала Реншильда, но это ничего не значит: он, Август, разгромит Реншильда, соберет вокруг себя поляков, оставшихся ему верными, соединится с саксонцами, которые подойдут из курфюршества, и уж тогда снова явится под Гродно, чтобы разбить Карла XII и выручить русских. А чтобы достигнуть столь блестящих результатов, ему необходимо покинуть, не теряя золотого времени, находящееся под угрозой Гродно.

Он уехал и верховное командование над порученной ему армией передал в руки фельдмаршала Огильви, который доживал уже последние месяцы своей русской службы.

Трудные были эти 1706 и 1707 годы, и не только о движениях Карла XII должно было думать Петру, и не только с Шлиппенбахом и Левенгауптом и Мардефельдом приходилось сражаться Борису Петровичу Шереметеву. Едва утихало восстание в одном месте, как начинались волнения в другом, едва успокоилась временно Астрахань, как надвигались тучи с востока. Грозно волновалась Башкирия. "Доношу вам, что больше надобет от башкирцов опасения иметь нежели от астраханцов. Вам известно, сколько их много, и каракалпаки с ними, и до самой Сибири все Орды. Унимать их будет с трудом. Не надобет их слишком злобить, полно нам покуда шведов", — пишет летом 1706 г. Шереметев Федору Алексеевичу Головину. В самом деле, «полно», вполне достаточно было забот и тревог с шведами, и фельдмаршал рекомендовал избегать всего, что могло еще больше раздражить как русское крестьянство, которому так страшно трудно приходилось от двойного гнета — от помещиков и государственных воевод, так и восточные народы по Волге, по Уралу и за Уралом.[89] А какую прекрасную службу вскоре сослужили те же башкиры, те же казахи и каракалпаки при обороне России во время шведского нашествия 1708–1709 гг. — в этом тот же Шереметев убедился, наблюдая великолепные, сильно тревожившие шведов налеты нерегулярной конницы на арьергард Карла XII и на разбитого наголову и отступавшего от Пропойска (после поражения под Лесной) Левенгаупта, и дальше, в течение всей войны.