"Где отец твой, Адам?" - читать интересную книгу автора (Олди Генри Лайон)

Тетрадь вторая

Когда прародители бежали из рая, Адам, вероятно, сказал Еве: «Дорогая, нам выпало жить в переходный период!» Уильям Индж

Зубная паста закончилась весьма не вовремя.

Выдавив из тюбика «Blend-a-med» жалкие остатки, Кирилл рьяно орудовал щеткой. Сказывалось напряжение, не отпускавшее с прошлого четверга. Десна на месте двух выпавших зубов слегка кровоточила. Надо сходить к стоматологу. Надо. Но позже. Он лукавил, зная: это «позже» будет тянуться до последнего. Всегда боялся боли, вторжения в святыню тела. Не по-мужски? Настоящий мачо запросто отгрызет себе лодыжку, лишь бы не показаться трусом. А мы и с лодыжкой… Так, теперь побриться. Хочешь быть красавцем? – запросто.

Мачо – они в придачу бреются редко. Со щетиной ходят.

Голуби-сизари.

Сегодня Ванда вернется из тест-центра. После разлуки – домой. После огромной, чудовищной, невероятной разлуки в целую вечность: пять дней. Когда сам уезжаешь в недельную командировку, собирая материал или желая урвать эксклюзив-интервью, не испытываешь ничего особенного. Знаешь, что жена дома, что она ждет… Есть большая разница: когда ждут тебя, и когда ждешь ты. Очень большая. Покидая дом, ты движешься, покупаешь билеты, ешь сваренные вкрутую яйца, посыпая их солью, говоришь с попутчиками о пустяках, теряешь взятые в дорогу шлепанцы, встречаешься с людьми, возвращаешься, наконец. Поток жизни не прерывается, создавая иллюзию постоянства. Зато отсутствие любимого человека, пусть короткое… Ждешь, ждешь, ждешь, утопая в бездействии – что бы ты ни делал при этом, бездействие неотвратимо, как похмелье после недельного запоя! – в полной уверенности, что вернется кто-то другой, подменыш, восковая кукла с глазами-пуговицами, и никаким делам, никакой водке не выбить этого странного и страшного ощущения. По идее, если верить рассказам приятелей, следовало устроить загул. Праздник одинокого мужчины. Навести баб, учинить дым коромыслом и сейчас спешно выносить на помойку пустые бутылки и мятые лифчики, испещренные предательскими отпечатками пальцев. Матерясь, опаздывая в тест-центр и с ужасом представляя грядущий скандал.

Кирилл улыбнулся.

Жуткое зрелище: улыбка тонет в пене для бритья.

Соскучился. И чуть-чуть страшновато: увидеть Ванду с «ментиком». Умом понимаешь, что все просто, обыденно, что это сродни жене, сидящей за рулем автомобиля, – чудо техники, приятный подарок прогресса. Чужих людей видел навалом. Сразу и не поймешь: очки, слуховой аппарат, обруч в волосах, крупные, яркие клипсы – или?.. Иногда под шляпой прячут. Каждый располагает «ментик» там, где ему нравится. Никаких чипов, электродов, вживленных в висок – лишь бы вплотную к голове. Но это чужие, посторонние люди… чужие головы. Почему мы, еще больше вторжения в тело, боимся вторжения в мозг?! В душу?! Хотя душа здесь ни при чем. И «мы» ни при чем. Боящееся «мы» – это мычание тринадцатипроцентного отряда сейфов и стариков, ворчащих по поводу любых новшеств. Отряд не заметит потери бойца…

Брызги одеколона (Ванда в марте подарила…) обожгли щеки. Хватит думать о глупостях.

Пора одеваться.


Во дворе бегал эрдельтерьер Маргинал, для друзей Марчик или Маря. Лохматый кирпич морды излучал буйное удовольствие от выгула. Временами пес падал на спину, катаясь по траве, и надо было числиться закоренелым пессимистом, чтобы не позавидовать «брату меньшему». Кирилл порадовался теплому деньку за компанию с Марчиком, вдруг сообразив, что, несмотря на брюзжание синоптиков, погода напрочь избаловала народ. Теплая, обильно снежная зима. Мягкое лето. Даже обычные ливни в мае и начале июня… Ванда называла их «шампанским». Легкие, прозрачные, искрящиеся. Пена на лужах, и почти сразу: умытое дождем солнце. В небесной канцелярии у человечества явно объявился тайный протекционист.

– Маря, Маря… Эй, сардель-терьер! Ты это брось! Лапами грязными…

Хозяин пса, Семен Григорьевич, лежал под истасканным «Фордом», временами брякая инструментом. Иногда казалось: в отличие от непоседы-Марчика, без почесывания железного пуза «Форд» с места не двинется.

– Здрасьте! Как жизнь?

– …Бурлит! – утробным эхом всплыло из-под днища. – Кириллище, ты?

– Ага!

– За Вандейкой? – сосед очень вкусно именовал жену Кирилла, вызывая цепь ассоциаций, от Вандеи до рождественской индейки. – Обожди пяток минут, я тебя подвезу. Вишь, «Форд» это… фордыбачит.

– Спасибо, Семен Григорьевич! Я лучше на такси.

Кирилл прекрасно знал: «пяток минут» для соседа – понятие растяжимое. Ухватив за шкирку разомлевшего эрделя, он смотрел, как Семен Григорьевич мало-помалу являет себя миру. Сперва ноги в стареньких джинсах, следом – широкий пояс с заклепками, над которым громоздился внушительный живот любителя пива. Расстегнутая до пупа рубашка-ковбойка, цепь с крестом… Время поджимало, но вдруг очень захотелось увидеть соседа целиком. Человека с «ментиком». Пусть дешевым, внутригородского радиуса действия. Если трудишься «дяденькой на побегушках», сводя гору с горой и имея навар от пасьянса случайных знакомств, собираемого с кропотливым тщанием, без «ментика» не обойтись. Иногда Кирилл и сам пользовался связями Семена Григорьевича: например, в мэрии.

– Сигареткой угостишь? Барской?

– Вот… – курить Кирилл начал в прошлом году. Без видимых причин.

Эрдель чихнул, удрав от курильщиков подальше. Принялся гонять голубей: жирных, ленивых.

– Ты, Кириллище, не дрейфь, – обманчиво туповатый с виду, сосед с первого взгляда подметил «мандраж» собеседника. Этим и брал: тюфяк-увалень, с таким хочешь, не хочешь, а расслабишься. – Привыкнешь. Моя тоже поначалу дергалась. Ночами фырчала: сними да сними, иначе не дам! А я ей: Маруся, ша! Это навроде мобильника, только лучше. Угомонилась…

– Я не боюсь. Так… странно просто.

Губы Семена Григорьевича слегка дрогнули невпопад. Сложились в беззвучные слова. Сигарета двинулась в уголок рта, где и замерла. Лицевые мышцы «проиграли» десяток разных гримас: эскизно, малозаметно, как опытный музыкант спешит пальцами по клавишам, переходя от одной мелодии к другой. Окно, откуда, быстро меняясь, выглянули жильцы. Поймав взгляд Кирилла, сосед тронул пальцем очки, дужки которых были вдвое толще обычного. Громко рассмеялся:

– Что? Засек?! Расслабься, еще у супружницы насмотришься… Это поначалу бывает. Начинаешь машинально говорить. Врачи предупреждали: спонтанный эффект вербализации и это… Микс-мимика, вот!

Сложный термин сосед выговорил без запинки, явно гордясь эрудицией.

– Пока устаканится. Я себе новую модель взял, в рассрочку. Радиус: аж до Югославии! Или за Урал шибает, если на восток.

Кирилл не понял, почему на восток «шибает» дальше, чем на запад. А спрашивать постеснялся.

– Зачем вам такой радиус?

– Надо. Скоро, говорят, все модели будут вообще… Безразмерные. Через спутник, что ли?.. А у твоей какой «ментик»?

– Не знаю. Наверное, безразмерный. Ей издательство оплачивает. Им по авторским правам постоянный контакт с зарубежом требуется. Франция, Германия… Штаты…

– А-а… Кто б мне оплатил? Найдешь – звони.

– Мне пора, Семен Григорьевич.

– Ну, бывай! Вандейке привет…

Уже собравшись идти, Кирилл не удержался:

– Семен Григорьевич, вы… А как оно? Ну, действует?

Работая над статьями, он сто раз слышал мнение специалистов. Читал брошюры. Но сейчас позарез захотелось услышать это от знакомого, привычного человека. Не научная белиберда, а «на пальцах», для своих.

– Эх, Кириллище… – в глазах Семена Григорьевича мелькнуло искреннее сочувствие к сейфу. – Как бы тебе объяснить? Знаешь, как на пианино играют? Левой рукой вот так, а правой по-другому? Вразнобой, значит. А ногой еще и по педали топают. И губами шевелят. И носом шмыгают, если насморк. Короче, пять дел сразу. С «ментиком» так же, только для мозгов. Умственный осьминог получается. Уяснил?

– Выделение субличностей?

– Ну, это для врачей. Суб, шмуб!.. Я тебе по-нашенски. Иначе, извиняй, не умею. Здесь главное другое: врать не получается. Вранье, оно кислое. Сразу оскомина. Для дел – лучше не придумать. Хотя, знаешь, не всегда…

– Кислое?

– Ну, такое… Вроде яблочка. Зеленой антоновки. Пробовал?

Кирилл кивнул, делая вид, что понял. Значит, вранье кислое. А правда сладкая. Зеленая антоновка и варенье из малины. А эротические фантазии пахнут пармскими фиалками, сияя перламутром. Трудно, почти невозможно представить себе всю цепочку образов, передаваемых «ментиками». Информация, сращенная с чувствами. Текст, неотделимый от ощущений. Слово «кипарис», как абстрактное понятие «хвойное дерево», слово из семи букв, трех гласных и четырех согласных, вкупе с йодистым ароматом моря, огнем заката, криками чаек над водой…

Пять дел одновременно. Сто дел. Тысяча. Только для мозгов.

Пора ехать за Вандой.

– Я тебе вот что скажу, Кириллище, – бросил в спину сосед, прежде чем вновь скрыться под днищем машины. – Дурят нашего брата. Я слыхал, «ментики» – они… Короче, с самого начала безразмерные были. Их с глушаками в продажу пустили, временно. Чтоб капусты побольше срубить. Ох, дурят…

Эрдель Маргинал проводил Кирилла до угла и умчался обратно: жировать на травке.


Такси подкатило сразу, едва потенциальный клиент успел встать на обочине и поднять руку. Распахнулась дверца:

– Далеко?

– На Отакара Яроша. Возле отеля «Мир».

– В тест-центр, шеф? Тогда червонец.

– Сам ты шеф. Семь, и ни копейкой больше.

– На восьми сойдемся? – таксист попался молодой, веселый. Бывают такие ухари: кепка с залихватским напуском, лоб скрыт под козырьком. Одни глаза блестят зайчиками. И руки на баранке: сплошь в синеве наколок. – Мне алименты платить, рубля не хватает!

– Поехали…

– Дверью сильней хлопни, ладно?

Шины зашуршали по асфальту. Обогнав скучную «Мазду», такси набрало скорость.

– Заказывать едешь, шеф? Или так, приглядеться?

– Приглядеться, – разговаривать не хотелось. – Я сейф, мне только глядеть осталось.

– А-а… – таксист вдруг стал чертовски похож на Семена Григорьевича. – Ясно. Ну и правильно. Хрена там, в этих железках. Я, когда женихался, «патник» сдуру нацепил. Чую сердцем: клевая у меня телка! Всегда радостная, довольная, душа поет… И у меня в ответ: соловьем. Потом, после штампа, выяснил: стерва она. Радостная. Дусту в чай подсыплет, и по жизни счастлива. Чувства, м-мать иху…

– Разошлись?

– Ну! Говорю ж: алименты… Пацан растет. Хороший пацан, ласковый. В меня. А «ментик» я себе не возьму, нет! Башка не арбуз, чего ее на ломтики, иху м-мать…

Кирилл вдруг обиделся. За Ванду.

– Никто вашу башку резать не собирается. Телепатическая связь – гигантский прорыв в истории Человечества! Выделение субличностей с узкой специализацией, их расслоение и интеграция по первому желанию…

Таксист сбил кепку на затылок.

– Тиграция-хренация! А башку все одно не дам… И потом, шеф: ты-то чего разоряешься? Если не врешь, что сейф. Платят тебе за рекламу, что ли? М-мать иху, куда прешь! Не дергайся, шеф, это я не тебе…

Замолчав, Кирилл стал смотреть в окно. Они уже выехали на проспект, и теперь вдоль дороги тянулись витрины, вывески, рекламные щиты. На троллейбусных остановках толпились люди, у входа в метро торговали арахисом, батарейками и журналами. Таксист, видимо, обидевшись, тоже не пытался продолжить беседу. Включил радио, нашел хриплый «блатняк» и принялся наслаждаться. Кирилл вдруг подумал, что этот таксист, скорее всего, еще до Нового года обзаведется «ментиком». В кредит. Или у друзей подзаймет. Потому и бранится, сам себя накручивает – чтобы страх преодолеть. Этот страх, свойственный многим, преодолевается быстро. Только у стариков, закосневших в ненависти к переменам, он доминирует. Вот и таксист: спрячет «ментик» под кепкой, станет крутить баранку, одновременно делая десять дел. Одна субличность обсудит с шоферней вчерашний матч «Торпедо – Металлист», другая договорится с дружками, кто прихватит пиво для воскресной рыбалки, третья подцепит заказ у диспетчера – напрямую, без вечно ломающегося радиомаячка…

– Приехали, шеф.

Расплачиваясь, Кирилл втайне удивился, ибо таксист не стал клянчить «прибавочки за скорость». Вместо этого кепка доверительно подалась к клиенту:

– Слышь, шеф… А правда, что все армяшки – сейфы?

– Глупости. Кто вам такое сказал?

– А ты наш, местный?

– Наш. А что, на армянина похож?

– Не-а… Они носатые. И с усами. Витек, козел, в гараже брехал! Вот я и…

Не договорив, таксист захлопнул дверцу и стал разворачиваться.


Ванда ждала в скверике возле тест-центра. Едва не уронив купленный на углу букет роз – любимых Вандиных гладиолусов, как назло, не нашлось, – Кирилл сперва испугался, что опоздал. И лишь потом, видя сияющее лицо жены, понял: она нарочно. Вышла заранее, села на скамейку, желая встретить мужа не в казенном фойе, а снаружи, под старой липой. Ускорив шаг, он обогнул памятник мрачному деятелю искусств и подошел, почти подбежал к жене.

– Ну как ты? Как здоровье?

Уже выдохнув вопрос, удивился собственной глупости: при чем тут здоровье? Тест-центр – не больница. Здешние процедуры скорее сродни медитациям или приемам у психоаналитика. С единственной целью: выработать у клиента навык обращения с «ментиком». В газетах писали: в ближайшее время, благодаря новым методикам, такие навыки будут формироваться амбулаторно – один, максимум, два дня.

– Кирюша… я очень соскучилась…

Букет все-таки упал на землю. Пенсионер напротив, блестя иконостасом орденов, неодобрительно наблюдал за обнимающейся парочкой. В его время… Небось, еще и не расписаны, молокососы. Впрочем, даже предъяви «молокососы» свидетельство о браке, это не поколебало бы блюстителя нравственности. Семья – дело серьезное. Грешно на людях лизаться. Думают, ежели в мозгах репродукторы, так теперь и все дозволено?

Нет, милые!

– Ванда…

Потом они долго собирали рассыпавшиеся розы – Ванда терпеть не могла обертки из фольги, и Кирилл об этом знал. Смеялись. Шутили. Говорили о пустяках. Медленно, обнявшись, шли к стоянке такси, потом к стоянке автобуса, потом – по проспекту, решив двинуться домой пешком. Съели по мороженому в открытом кафе. Все было чудесно. Лучше не бывает. Кирилл усердно делал вид, что не замечает обруча в коротко стриженных волосах жены. Получалось хорошо. Гораздо труднее было не заметить периодической игры лицевых мышц и шевеления губ. «Это скоро пройдет, Кирюша! – Ванда смущенно улыбнулась. – Консультант заверял: в течение месяца…»

Кирилл, смутясь, махнул рукой: ерунда, мол!

И подумал: кажется, они стесняются своих «ментиков». Чуть-чуть, самую малость. Возможно, только поначалу. Возможно, навсегда. Но стеснение это удивительно по самой природе. Так близорукий подросток стесняется очков. Хромой мальчишка – костылей. Если учесть, что задача «ментика» – вовсе не компенсировать физический недостаток, а наоборот… Странно. Стесняться хорошей машины? дорогой квартиры? кольца с бриллиантом?! Или все-таки очки с костылями? – просто они еще не знают, но догадываются, чувствуют подспудно…

Черт возьми, надо быть сейфом, чтобы морочить себе голову такими дурацкими мыслями!

– Слушай, а давай пойдем в кино?

Ночью он будет очень стараться, чтобы все прошло как обычно. Жена вернулась домой. Любящий муж сгорает от нетерпения. В сущности, правда. Но ощущение, что они теперь в постели не одни, сохранится надолго.

Обруча Ванда не снимет, сославшись на рекомендации консультанта.

Еще через месяц они уедут отдыхать на море.