"Птичка- уходи" - читать интересную книгу автора (Спарк Мюриэл)

III

В колонию Дафна вернулась в самые дожди. От сырости Чакату совсем замучил ревматизм. О ревматизме он в основном и говорил и, спросив что-нибудь про Англию, даже не слушал ответа.

– Вест-Энд страшно разбомбили,-сказала Дафна;

– Когда я поворачиваюсь в постели, в паху словно ножом режет, -ответил он.

Заходили соседи повидать Дафну. Молодежь переженилась, некоторых она вообще впервые видела.

– К югу от нас купил ферму какой-то парень из Англии, говорит, что знает тебя,- сказал Чаката. – Кажется, его фамилия Каш.

– Касс, – сказала Дафна. – Майкл Касс. Правильно?

– Это снадобье, что мне прописали, совсем не помогает. Только хуже себя чувствую.

В доме Старого Тейса теперь жил новый табачник. Старый Тейс жил в хозяйском доме, у Чакаты. Он сидел в углу веранды и нес околесицу либо сло нялся по двору. Чаката раздражался, когда Старому Тейсу не сиделось на месте, поскольку сам он передвигался с трудом. "Не приведи бог, – говорил он, провожая взглядом Старого Тейса, – вот и руки-ноги есть, а в голове никакого соображения. Я хоть еще соображаю". Чаката предпочитал, чтобы Старый Тейс сидел в своем кресле на веранде. В такие минуты он говорил: "Знаешь, после стольких лет я очень привязался к Старому Тейсу".

За едой Старый Тейс чавкал. Чаката словно не замечал этого. Дафне пришла мысль, что она теперь не очень и нужна Чакате, коль скоро ее не надо спасать от Старого Тейса. Она решила пожить на ферме месяц, не больше. А потом найти работу в столице.

На третий день погода разгулялась. Все утро она слонялась по ферме, облитой солнцем, а после обеда пошла в крааль Макаты. Новый табачник с большой охотой согласился заехать за ней на машине.

Она отвыкла ходить и после первой мили выдохлась. В небе она заметила облако саранчи и безотчетно бросила тревожный взгляд в сторону маисовых полей Чакаты. Стая пролетела, не опустившись. Дафна села на камень передохнуть и спугнула ящерку.

– У-хо-ди. У-хо-ди, – услышала она.

– Господи, – позвала она, – помоги. Нет больше моих сил.

Мальчик прибежал к сушильням, где, опершись на две трости, передыхал Чаката.

– Баас Тейс ушел стрелять антилопу. Негритенок говорит: он взял ружье стрелять антилопу.

– Кто? Что?

– Баас Тейс. Ружье.

– Куда он пошел? В какую сторону?

– К северу. Негритенок видел. После обеда, говорит негритенок, сказал, что идет стрелять антилопу.

Подошло несколько туземцев.

– Бегом за ним! Отберите у Старого Тейса ружье. Приведите обратно.

Они нерешительно взглянули на него. Чтобы туземцу велели отобрать у белого человека ружье – такое услышишь не каждый день.

– Отправляйтесь, болваны. Бегом!

Еле живые от страха, они приплелись через полчаса. Тем временем, ожидая их, Чаката дотащился до конюшни:

– Где Тейс? Вы его нашли?

Они не сразу ответили. Потом один туземец ткнул пальцем на дорогу через маисовое поле, по которой, шатаясь от усталости, брел Старый Тейс и что-то волочил за собой.

– Возьмите ее, – велел Чаката.

– Подстрелил антилопу,- объявил Старый Тейс собравшимся. – Выходит, на что-то еще гожусь. Подстрелил антилопу.

Он внимательно вгляделся в Чакату. Он не понимал его безучастности.

– Чаката, у нас антилопа на обед, – сказал он.

С похоронами в колонии не тянут, потому что климат торопит. Провели дознание и на следующий день Дафну похоронили. На похороны приехал. Майкл Касс, кладбище было неподалеку от дорпа.

– Вообще-то мы были довольно хорошо знакомы. Она жила у моей матери, – сказал он Чакате. – Мать подарила ей птицу – или что-то в этом роде.

Он хихикнул. Озадаченно взглянув на него, Чаката не увидел на его лице улыбки.

Чакате помогли сесть в машину.

– Надо показаться настоящему специалисту, – сказал он.

Случившееся потрясло Ральфа Мерсера. Получалось так, что некая догадка подтвердилась. Встретившись с ним, Дафна только и начала жить, а расставшись – в определенном смысле умерла. Он пытался растолковать это своей матери.

– Как те цветы, что растут в саду. Ведь нельзя сказать, что они существуют, пока не увидишь их собственными глазами. Или другой пример…

– Цветы, сад… Тут душа человеческая.

Через год Ральф пережил творческий кризис. Его книги расходились, однако серьезная публика не принимала их всерьез.

У всех его романов были счастливые концы. Он решил написать трагедию.

В поисках трагического он поворошил свой жизненный опыт. Он обдумал и забраковал домашние неурядицы своих прошлых и теперешних друзей – слишком все банально. Забраковал историю своей матери, рано овдовевшей, разочаровавшейся в сыне, но все еще не павшей духом, – слишком частная история. И задумался о Дафне. Тут забрезжило нечто экзотическое и трагическое. Он вспомнил ее рассказы о Старом Тейсе и Чакате, историю их пожизненной вражды. Он взял билет на самолет и улетел в колонию, чтобы собрать необходимый материал.

В колонии им почти сразу завладели поклонники; С ним еще никогда так не носились, он был нарасхват. Его пригласили к губернатору. В его честь устраивали обеды, и, хотя реки разлились, гости съезжались издалека. Он уже не каждым приглашением соблазнялся. Всякий белый человек знал это имя -Ральф Мерсер, даже если и не читал его книг. А главное, отдыхая после обеда на просторных верандах, он мог разглядывать общество, не опасаясь уколоться о встречный взгляд какого-нибудь критика, кошмарного типа, даже по имени вряд ли известного читательской публике, который дома обязатель но затешется в компанию и будет портить Ральфу кровь. Он склонялся к мысли, что весьма недооценивал своего читателя.

– Я подумываю о том, чтобы сменить творческую манеру. Подумываю написать трагедию.

– Великий боже, – сказал его собеседник, отставной генерал, – не пугайте нас.

И все его поддержали.

Еще в одном отношении все были единодушны: "Отчего бы вам не обосноваться у нас?" Или: "Отчего бы вам не купить дом и не жить в нем несколько месяцев в году? Это единственный способ избежать высоких налогов".

В клубе он встретил Майкла Касса, который приехал в столицу похлопотать о ссуде в земельном банке.

– Моя жена обожает ваши книги,- сказал Майкл и хихикнул. Ральф забеспокоился, не критик ли он. – У нас с вами есть общая знакомая,-сказал Майкл,- вернее, была. Дафна дю Туа. Я приезжал ее хоронить.

И хихикнул.

– Я, собственно, приехал, чтобы побывать на ее могиле,- сказал Ральф в свое оправдание.- И еще – поговорить с ее дядей.

– У вас есть машина? – спросил Майкл. – Если нет, то я вас отвезу. Я живу недалеко от них.

Ральф догадался, что хихиканье Майкла – это просто нервный тик.

– Я думаю обосноваться в колонии, – поведал он, – жить здесь семь месяцев в году.

– Недалеко от нас есть прекрасный дом,- сказал Майкл. – Его скоро будут продавать.

Только пробыв в колонии два месяца, объездив страну вдоль и поперек, повидав все достопримечательные места и интересных людей, Ральф смог наконец ответить на приглашение Майкла и приехал к ним на ферму.

– Вы сейчас что-нибудь пишете? – спросила его жена Майкла.

– Нет, сейчас я собираю материал. – Так это будет про колонию?

– Трудно сказать.

Вдохновленный образом Дафны замысел книги уже не казался ему столь заманчивым. Он не мог вообразить читателя, способного воздать должное такой теме, – во всяком случае, здешние его почитатели, когда он узнавал их поближе, для этого не годились.

Майкл возил его на ферму, объявленную к продаже. Ральф сказал, что почти наверняка купит ее.

Ходили к Чакате, Ральф поговорил с ним о Дафне.

– Почему она не осталась в Англии насовсем? – сказал Чаката. -Почему вернулась?

– Наверное, ее, тянуло назад, – сказал Майкл и хихикнул.

Чаката заговорил о ревматизме. Он проковылял на веранду и крикнул, чтобы принесли выпить. Гости вышли следом, и Ральф увидел сидящего в углу долговязого старика, что-то бормочущего себе под нос.

Он спросил Чакату:

– Это не мистер Тейс? Дафна рассказывала мне о мистере Тейсе.

– Не удался в этом году маис, – сказал Чаката. – Не жилец я на белом свете.

Майкл отвез Ральфа на кладбище. Жена предупреждала: "Оставь его там ненадолго одного. По-моему, он любил девочку". Майкл уважал деликатную натуру своей жены. Хихикнув, он оставил Ральфа у могилы, объяснив, что у него неотложные дела в деревне и что он вернется за ним.

– Но вы, – сказал Ральф, – ненадолго?

– Нет-нет, – сказал Майкл.

– Тут что-то очень много москитов. У вас бывает малярия?,

– Нет-нет.

Он хихикнул и ушел.

Постояв перед камнем с надписью "Дафна дю Туа. 1922-1950", Ральф стал нетерпеливо расхаживать по кладбищу. Его рассеянный взгляд ухватил надпись: "Дональд Клути". Что-то знакомое, но откуда выплыло это имя – он не мог вспомнить. Возможно, его упоминала Дафна.

– У-хо-ди, у-хо-ди.

Птичка сидела как раз за могилой Дафны. Дафна часто ее поминала:

– Она свистит: "У-хо-ди, у-хо-ди".

– И что из этого? – спрашивал он, раздражаясь, потому что иногда он с пронзительной ясностью видел в ней самое Глупость.

Без всякого конкретного повода она то и дело объявляла: "У нас есть птичка, которая свистит: "у-хо-ди", "у-хо-ди"; она навязывала ему эту птичку, словно он орнитолог, а не писатель.

– У-хо-ди, у-хо-ди,- сказала птичка с той стороны могилы.

Все шесть недель, что он ездил по сельским районам, он каждый день слышал птичку. Вернуться в столицу и больше не слышать ее голоса было большим облегчением. В клубном уюте все предстало таким образом, что никакой птички никогда и не было.

Но вот он пошел с губернатором посмотреть раунд гольфа.

– У-хо-ди, у-хо-ди.

Он заказал билет на самолет в Англию – к сожалению, только на будущую неделю. В "Уильяме-отеле" он случайно встретил Майкла Касса.

– Насчет той фермы, – сказал Майкл. – Кто-то еще приценивался. Вам надо побыстрее решать.

– Я не хочу ее покупать, – сказал Ральф. – Я не хочу здесь оставаться.

Они сидели на веранде и пили виски с содовой. За москитной сеткой торчала птичка.

– Вы ее слышите, эту птичку-"уходи"?

Майкл прилежно вслушался:

– Нет. Не скажу, что слышу.

Он хихикнул, и Ральфу захотелось его ударить.

– Я ее везде слышу, – сказал Ральф. – Она мне не нравится. Поэтому я и уезжаю отсюда.

– Господи, твоя воля. Вы что, птицами интересуетесь?

– Нет, не особенно.

– Ральф Мерсер не будет покупать ферму, – сообщил Майкл своей жене вечером.

– Мне казалось, это решенное дело.

– Нет, он возвращается домой. К нам уже не приедет. Говорит, ему не нравятся здешние птицы.

– Надо бы тебе полечиться от этого хихиканья, Майкл. Что, ты говоришь, ему не нравится?

– Птицы.

– Птицы? Так он что – орнитолог?

– Нет, по-моему, католик.

– Дорогой, я имею в виду специалиста по птицам.

– А! Нет, он говорит, что не особенно интересуется птицами.

– Оригинал, – сказала она.