"Подземная Канцелярия" - читать интересную книгу автора (Мусаниф Сергей)Часть вторая. ИСКУШЕНИЕ ОДНОГОВот тогда-то я в первый раз и задумался о том, что что-то идет не так. Скагги – умница, я не спорю, однако слишком у него все ровно проходило. Три искушения на раз-два-три, это тебе не бесенятам рога подпиливать. Я ничего плохого про Скагса сказать не хочу, но что-то мне не особенно верится, что он, без опыта работы, вот так лихо начать может. Да, я старый демон, а потому – параноик. И если что-то идет слишком хорошо, мне это кажется подозрительным. Пари было поганой штукой с самого начала, и никто не думал, что Скагс вот так запросто будет справляться с новой для себя работой, поэтому мне было тревожно. Теперь мне стало .тревожно вдвойне. Прошло три недели, и три четверти победы у нас в кармане, но… Да, я нудный. И ты станешь нудным, если с мое поживешь. Только ты сначала попробуй поживи, а потом критикуй. Первое искушение было простым. Клиент был молод, глуп, загнан в угол и даже не пытался торговаться. Второй случай был словно списан с учебника, писатель получил муза, а мы – его душу. Третий случай мог создать проблему даже для опытного искусителя, однако Скагсу удалось рассмотреть в грешнике авантюриста и сыграть на этом. Он предложил грешнику авантюру, тот не устоял. Вроде бы все логично. Но что-то все равно не так. Только я никак не могу взять в толк, что именно. Выбранные для жребия монеты я сам проверял, с ними все было чисто, и смухлевать противная сторона не могла. Да я пока и не видел смысла. Зачем им было подсовывать нам людей, которых так легко искусить? Да еще и троих подряд? Стоп. Нет, это я не тебе «стоп» говорю, а себе. Стоп, дружище Бегемот. Кандидатов всего четверо, правильно? И Азраель мог слить нам троих только для того, чтобы мы расслабились, поверили в собственные силы и без дальнейших задержек и проволочек добрались до четвертого. Хотя это чушь. Во-первых, жребий он и есть жребий и заранее сказать ничего нельзя. Во-вторых, если даже ангел что-то со жребием и сотворил, то почему проблемы должны поджидать нас именно на четвертом кандидате? Не на третьем, не на втором, не на первом, наконец? Глупо. Глупо-то глупо, но мое внутреннее чутье подсказывало мне, что что-то в этом есть. Как Азраель и его сообщник обошли случайный выбор, я же сам проверял монеты? Этого я пока не знаю. Но, думаю, что они могли это сделать, такие способы есть наверняка. Если бы я хотел провернуть подобную махинацию у противника под носом, я бы что-нибудь придумал. Надо бы пошептаться со специалистами. Осталась еще целая неделя до активации четвертой монеты. Четвертая монета, четвертый кандидат, четвертое искушение Скагса в его короткой профессиональной карьере искусителя. Четверка решит все. Несмотря на то что со мной кружило уже двенадцать машин, мне пришлось закончить пораньше, и после третьего круга, когда не было еще и двух часов ночи, я включил правый поворотник и слинял. Мне надо было работать. Работать – ночью? – спросите вы. Именно так. Ночь лучше всего подходит для той работы, за которую мой шеф платит мне большую зарплату. А что, неужели вы могли подумать, что зарплату с тремя зелеными нолями на конце я получаю за красочное оформление нашего сайта? Ха. И еще два раза ха. Любой студент может сделать то же самое за триста долларов, я это знаю. И шеф тоже знает. Оформление сайта – это халтура, чтобы занять мое дневное время. Чтобы создать иллюзию моей работы, потому что о моем настоящем занятии в нашей конторе никто, кроме шефа, не знает. Я вас заинтриговал? Что это за тайная работа, спрашиваете вы, которую лучше всего проводить ночью, о которой никто, кроме шефа, не знает и за которую платят тысячи долларов? На ум сразу же приходят черные плащи, темные переулки и отравленные кинжалы. Или, если хотите, грязные подъезды с выбитыми лампочками, одноразовые пистолеты и угнанные машины. Да, я – киллер. Но я не обычный отморозок, всю ночь сидящий в машине или скрывающийся за мусоропроводом в ожидании своей жертвы. Я не выпускаю в человека пять пуль в упор и не делаю контрольного выстрела в голову, хотя после моего визита клиент так же мертв, как если бы его убили на самом деле. Я – киллер нового поколения, я устраняю конкурентов нашей организации. Я – киллер техногенного мира, виртуальный убийца, или, как сказал бы Уильям Гибсон[34], киберпространственный ковбой. Я не убиваю клиента в буквальном смысле, но из бизнеса почти всегда устраняю. Кого на время, а кого и навсегда. Бизнес жесток. Угрызения совести меня не мучают. Я, знаете, не наезжаю на сирых, нищих и убогих, у них просто нет компьютеров с выходом в Интернет. И я считаю, что мой метод устранения гораздо более гуманен, нежели тот, что был распространен в российской деловой практике несколькими годами ранее. Правда, справедливости ради следует отметить, что несколькими годами ранее «1-С Бухгалтерия» не применялась повсеместно, а базы данных по старинке записывались на бумаге и хранились в архивах, так что сделать с ними я бы ничего не мог. Но зато теперь… Шеф – мужик ушлый. Он одним из первых понял, что для устранения конкурентов совсем не обязательно связываться с криминальным миром, платить бешеные бабки посредникам и вешать на свою совесть несколько нераскрытых ментами «глухарей». Без хранившейся на жестком диске информации конкурент будет почти так же беспомощен, как и в могиле. Да и под статью сие деяние не попадает – в отличие от заказного убийства, нет у нас в законе статьи против хакеров. А даже если бы была, как засечь хакера, как поймать его на месте преступления и как подвести под его поступок доказательную базу? Не в Штатах мы, нет у нас таких профи. Правда, по телевизору говорили, что организовало МВД такой отдел, да и в Сети уже давно слухи гуляют, но реальных случаев никто привести не может. Многие фирмы нанимают для охраны своих электронных интересов частных специалистов, те гораздо опаснее будут. Прослеживают адрес, потом совершают звонок тем же криминальным структурам, а дальше все по накатанной дорожке. Стрелки, разборки, наезды… Но на этот случай у шефа тоже криминальные структуры имеются. Еще какие криминальные, из самой ФСБ. Утром шеф вызвал меня к себе и – выражаясь чужими профессиональными терминами – «сделал заказ». Контора примерно такого же калибра, как и наша, работающая в той же сфере экономики (то есть в любой, где можно заработать деньги), имела неосторожность прямо у нас под носом отбить один выгоднейший заказ на строительство подмосковного торгового комплекса, предложив чиновнику на лапу на двадцать процентов больше, чем обычно предлагал в таких случаях шеф. Более того, мальчики из этой конторы имели еще большую неосторожность прислать к шефу двух личностей, в народе ласково именуемых быками, и те весьма недвусмысленно ему намекнули, чтобы он держался подальше от строительных подрядов в том районе. Это было фатальной ошибкой. Шеф еще мог стерпеть потерю выгодного контракта в честной конкурентной борьбе, но на угрозы у него просто аллергия. Полученное мною задание было простым и понятным: мне следовало уничтожить электронные базы данных конкурентов. В том числе базы, хранившие проекты предполагаемого строительства. Итак, я получил заказ в десять два ноля. В десять тридцать я вызвонил своего подельника, занимающегося разведкой в «медленном времени», и уже в одиннадцать два ноля он проник в офис клиента под видом ошибшегося адресом разносчика пиццы, коим он в сущности и являлся. В одиннадцать тридцать охрана обратила внимание на без толку слоняющегося по кабинетам мальчика с давно остывшим продуктом итальянской кухни и выпроводила его на улицу, обменяв продукт на обещание оторвать ноги, если в следующий раз… В одиннадцать тридцать две подельник позвонил мне и доложил обстановку. Семнадцать компьютеров, объединенных в локальную сеть с выходом в Интернет. Как раз то, что доктор прописал. В двенадцать двадцать шесть подельник заехал к нам в офис, привез мне горячий продукт итальянской кухни в обмен на обычные в таких случаях две сотки баксов, и укатил на своей служебной «оке», вполне довольный собой и полученным гонораром. В тринадцать два ноля я доел последний кусок пиццы, сунул в карман сидиром с весьма своеобразным пакетом программ и покинул офис посредством своей «восьмерки». В тринадцать тридцать четыре я заказал чашку кофе в одном из многочисленных интернет-кафе, уединился в кабинке и закачал в машину программы из своего пакета. Потом я выпас электронные адреса фирмы клиента и принялся пить кофе и ждать. В четырнадцать сорок шесть один из скучающих бездельников, получающих у конкурента зарплату, вышел в Интернет со служебной машины и с головой ушел в просмотр порногалерей. Я допил третью чашку кофе и, пока он любовался на голеньких девочек, закачал в его компьютер программу-жучок, вполне безвредную и практически недоступную для обнаружения. На этом подготовительная фаза операции была завершена, и я со спокойной совестью покинул электронное заведение. После того как я дочищу жесткие диски противника, жучок тоже будет уничтожен. Если же мне не повезет, причем крупно не повезет, и кто-то обнаружит жучка до конца рабочего дня (что в принципе нереально) и даже ухитрится проследить весь его путь, ничего, кроме адреса интернет-кафе, в котором за день бывают сотни посетителей, он не обнаружит. В шестнадцать ноль четыре я заехал в контору, занимающуюся недвижимостью, и за пятьсот долларов снял квартиру в новом элитном доме. Однокомнатная халупа обладала целым рядом неоспоримых достоинств, главным из которых была выделенная линия в Интернет. Только полные идиоты и герои американских фильмов ведут лом из собственной квартиры. Телефоны, а выделенки тем более, определяются элементарно, и вычислить по ним реальный адрес не составит проблемы даже для дошкольника. Квартиру я, разумеется, снял не на свое имя. Это было проще простого, потому как шеф в самом начале моей карьеры выдал мне паспорт и водительские права с моей собственной фотографией, но на имя какого-то Васи Пупкина. Где он их достал, я, сами понимаете, не спрашивал и по улицам с подделкой не ходил, но в подобных случаях она была вещью незаменимой. Чем меньше следов, тем оно спокойнее. Я заехал в свое временное жилье, оплаченное на месяц вперед, проверил, все ли работает, и оставил там свой пиратский ноутбук. Пиратским я его называл не потому, что сделали его нелегально на какой-нибудь подпольной китайской фабрике – с подобной машиной не то что на взлом, просто в Сеть сунуться стремно. Я называл его пиратским, потому что с его помощью брал врага на абордаж. В отличие от обычного киллера, бросающего оружие на месте преступления, я всегда пользовался одной и той же машиной. Сорок гигабайт, тактовая частота тысяча шестьсот, оперативка двести пятьдесят шесть, скоростной дивидиром, два модема… Если учесть, что жесткий диск был забит больше чем наполовину и ничего, кроме хакерских программ, не содержал, ноутбук был страшным оружием. На одно его создание у меня ушло около года, и каждые полгода я подвергал его апгрейду. Таким оружием, сами понимаете, разбрасываться грех, и использовал я его только для взлома. В семнадцать два ноля подготовительные фазы операции были закончены, оставалось только дождаться конца рабочего дня. Чтобы действовать наверняка, я назначил проведение операции на глубокую ночь, а то мало ли, вдруг кто-нибудь из конкурирующих тунеядцев останется на работе допоздна. В ноль два два ноля я заехал на подземную стоянку своего дома, сменил доморощенного скакуна на его более породистого собрата и отправился на работу. «Порше» – это «порше», а случай может быть всякий. Лучше иметь под рукой надежное средство отступления. Правда, за всю мою карьеру виртуального киллера до этого еще ни разу не доходило, но перестраховаться никогда не помешает. В два сорок восемь я вошел в квартиру, пробудил свой ноутбук и вошел в Сеть. У меня оставалось еще двенадцать минут. Достаточно для того, чтобы выкурить сигарету. В ноль три два ноля в сети клиента активизировался мой жучок и сразу начал выполнять заложенную в него программу. Первым делом он активизировал компьютер слабого на «клубничку» тунеядца, на жестком диске которого он был записан, потом вошел в Сеть через модемное соединение и установил связь с базой. То есть со мной. Я отложил окурок и принялся за работу. Проверив устойчивость соединения, я вошел в локальную сеть клиента и пошарился в поисках чего-нибудь интересного. У администратора была выделенная линия для выхода в Интернет, так что я пробудил его машину и переподсоединился через нее. Такая коммутация на несколько порядков устойчивее, чем обычное телефонное соединение, и на десять порядков скоростнее, а мне требовалось перекачать нехилый объем информации. Убедившись, что все ровно и идет по плану, а соединение устойчиво, как Останкинская телебашня до пожара, я активизировал основную программу и принялся закачивать ее в локальную сеть клиента. Обычно этот процесс занимает шесть минут. После того как вирус закачивается на жесткий диск компьютера, объединенного с другими в местную сеть, он начинает действовать. Пробуждает соседние компьютеры, переписывается в их память, теперь этот процесс занимает всего пятнадцать секунд, и форматирует жесткий диск. В соседних компьютерах он действует таким же образом, перекидывается на ближайшие машины и, будучи уже скопированным, форматирует их жесткие диски. Цепная реакция, словом. В итоге вся локальная сеть заваливается за несколько минут. Я этот вирус сам придумал. Страшный я человек. Когда до тотального заражения осталось две с половиной минуты, кто-то снаружи стукнулся в компьютер администратора, через который я вел работу. Несильно стукнулся, но настойчиво. Поскольку выделенная линия была занята мной и сильно перегружена, незваный гость ушел к модемному соединению. Вряд ли это администратор сети с домашней машины решил файлы посмотреть, подумал я. Это защита. Дяденька с весьма мощным компьютером, сидящий на другом конце города и подключенный к Сети. И есть у него такой будильничек, который звонит, если наблюдаемые компьютеры включаются в неурочное время. Дяденька должен отслеживать все эти включения. Хакер на корпоративной зарплате, вот как я это называю. Неприятно, но еще далеко не катастрофа есть. Посмотрим, чья возьмет. И началось захватывающее противостояние. Понимаю, что со стороны картинка выглядит весьма и весьма статично. Сидит человек перед дисплеем компьютера, пальцы все время нажимают на какие-то клавиши, а по экрану текут колонки цифр, непонятные трехмерные диаграммы и графики. И точно такая же картина на другом конце города. Это только в сериале «Матрица» и в книгах Брюса Ветке компьютерные ковбои в кожаных куртках рассекают по информационному хайвею на виртуальных аналогах «харлея-дэвидсона». Но и за этой внешне спокойной и даже миролюбивой картиной скрывается настоящая война, противостояние умов, а ценой ошибки зачастую бывают очень нехилые деньги. А иногда и собственная жизнь. Я вызвал на свой дисплей список навешанных на административный компьютер устройств, вышел на модемы и стер все драйвера. Серьезного человека это, конечно, не остановит, но на какое-то время замедлит. А много времени мне и не надо. Минута ноль три до полного закачивания вируса на жесткий диск. Виртуальный охранник стукнулся в модем, не получил ответа и сразу ушел. Конечно, зачем ему ломиться через стену, если в наличии есть еще шестнадцать открытых дверей и он может войти в любую. Если бы я физически был в офисе, проще всего было бы пробежаться по кабинетам и выдернуть все телефонные шнуры из розеток. Но если бы у бабушки был ковш, это была бы уже не бабушка, а экскаватор. Я был снаружи, и охранник был снаружи, но у меня было преимущество – я вошел в локалку раньше, и теперь мог его обламывать. Я прошерстил систему. Пока везде чисто… Вот оно! Самый удаленный от администратора компьютер, и он лезет через модем. Знает, гад, как машины расположены. Возможно, сам все коммуникации протягивал. Пока я копался в устройстве этого удаленного компа, он все-таки пролез. Пятнадцать секунд до закачивания вируса. Мерзавец был хорош, очень хорош, черт побери, и у него была очень мощная машина. Конечно, он сидел у себя дома и мог себе позволить оборудование любых размеров, мне бы на его месте пришлось таскать за собой целый грузовик с «железом». Когда до окончательного закачивания вируса осталось пять секунд, виртуальный страж попытался отсечь компьютер от сети. Если бы у него получилось, он сохранил бы хранящуюся на жестком диске информацию, а кто его знает, какая там информация? Может, самая важная. Может быть, это компьютер их генерального директора. Но я протянул туда свои щупальца и заблокировал канал, гоняя по нему всякий мусор. Держа его постоянно занятым, я обеспечивал устойчивость связи и не позволял компьютеру вывалиться из локальной сети. Административный компьютер предоставлял мне для этого широкие возможности. Это длилось ровно пятнадцать секунд. Вирус скопировал себя на три соседние машины и принялся форматировать диск. Я едва успел перескочить на другой комп, тоже зараженный, а с него на третий, пока еще чистый. Впрочем, запущенный мной вирус уже гулял по сети, и долго он таким не останется. У виртуального охранника было две машины, это как минимум. Потому что одновременно с попыткой спасти одну машину из сети он подключился к моему каналу и отследил его, умница какой, до самого конца. Моя стандартно установленная почтовая программа сообщила, что мне пришло послание. Я быстро кликнул на «загрузить», продолжая следить за распространяющимся вирусом. Послание было коротким, но информативным. «Тук-тук. Кто там? Это мы, твои большие неприятности. Сиди дома и никуда не уходи, мы скоро будем. Пока». Размечтался. Связь – это, между прочим, палка, а точнее, кабель о двух концах. Если он может обратиться ко мне, я могу послать ему ответ. Я врубил свой самый мощный фильтр, потому что одновременно с посланием на мою машину принялся записываться вирус. Вирус был мне неизвестен, но принцип действия я понимал. Сейчас он загрузится и сделает мне то же самое, что я сделал со всей локалкой, только в меньшем масштабе. Фильтр его притормозил, но полностью остановить не смог. Придется, наверное, весь хакерский пакет по новой устанавливать. Хорошо хоть, что он у меня на сидюк скопирован. Хакерские программы – это расходный материал. Да и расходы на новый ноутбук мне шеф возместит, если что. При условии, что я конкурентов грохну. Девять машин из семнадцати, образующих локальную сеть противника, уже рухнули, остальные были заражены и держались на честном слове и на обращениях виртуального стража к известной всем матери. Только вот теперь этот гад, коль вырубиться ему не удалось, закачивал через захваченную машину мощнейший антивирус, что сильно притормаживало развитие событий. С того момента, как он меня засек, прошло уже около минуты. Если у него есть система глобального поиска и любой, даже самый занюханный справочник по улицам Москвы, мое местоположение он засечет секунд через тридцать. Сколько времени у него уйдет на звонок своим ребятам? Минута – полторы, чтобы обрисовать ситуацию, и еще столько же, чтобы продиктовать адрес. Считаем по минимуму, две. Наемная квартира в новостройках за МКАД, шансы, что мальчики катаются по соседству, мизерные. Допустим, мальчики в центре. Машина у них мощная, пробок по ночам не бывает, а на гаишников и светофоры они просто наплюют. Сколько времени уйдет на дорогу? Минут пятнадцать как минимум, даже если они на болиде «Формулы-1». Тут ведь еще и поворачивать надо. Итого самый урезанный минимум – семнадцать минут. Но это в самом плохом варианте. Если посмотреть на вещи реально, то мальчики, конечно, не спят, но и в салоне Энцо Феррари не курят. Так что в запасе от получаса до сорока пяти минут. Но мы будем считать от семнадцати. Сколько мне надо времени, чтобы выдернуть из розеток два шнура, хлопнуть крышкой ноутбука, дойти до двери, открыть ее, спуститься на пять ступенек вниз, поскольку квартира на первом этаже, прыгнуть в стоящий рядом с подъездом «порше» и дать по газам? Минуты полторы. Здесь надо брать по максимуму, значит, две. Минута ушла на подсчеты. Итого, у меня есть четырнадцать минут на то, чтобы доконать локалку противника. И показать невидимому виртуальному охраннику вполне реальные зубы. Запущенный в сеть вирус делал свое дело, теперь уже медленно, но все еще верно. В строю оставались четыре машины, остальные лежали в руинах. Я предоставил вирусу полную свободу действий, а сам занялся охранником. Отправил ему послание, короткое, их трех букв всего. Он ведь бывший хакер, а хакеры – народ любопытный. Прочтет. Буквенное послание было коротким не потому, что у меня не было воображения. Просто слишком длинное сообщение он не примет, побоится, а так мое было стандартной длины. Если брать в общем и целом. Три буквы и несколько колонок цифр. Индикатор вируса показывал время до окончательного разгрома локальной сети врага. По его версии оставалось тринадцать секунд, только вот цифры на счетчике менялись слишком медленно. Вирус подвисал. Присланный мне вирус не загрузился еще и наполовину. Охранник клюнул. Он распечатал сообщение, и на его рабочий стол вывалилась куча цифрового мусора, а я получил доступ к его файлам. Охранник оказался парнем весьма серьезным, дома у него было установлено аж три машины и еще куча всякого дооборудования. Он мое проникновение просек. Я даже представил, что он сейчас говорит, потому что сам сказал бы то же самое на его месте. Но вы этого не узнаете, потому что сказать это можно, а вот напечатать – нельзя. Он попытался обрубить канал, но я был уже внутри и мог пробить новый. Через его же выделенную линию. А выдернуть штекер он не мог, потому что тогда вырубился бы закачиваемый им в локалку антивирус. Такой вот пат. Тогда я и врубил по его железу самой мощной программой из моего пакета. Она не просто форматировала диски, она стирала их напрочь, более того, она оставалась в глубинах системной памяти и гасила все попытки восстановления системы. Тут не просто переустановкой программ пахло, а заменой самого винчестера. Этот вирус я не сам придумал, мне его из Америки прислали, в запечатанном конверте дипломатической почты. Поставщик содрал за него десять тысяч долларов, счет я шефу предъявил как накладные расходы. Поставщик клялся, что вирус этот – последняя разработка Агентства национальной безопасности США. Я его опробовал только раз на раздолбанной машине, которую специально для эксперимента купил. Убита напрочь. Грохнулись еще три машины локальной сети, осталась одна, та самая, с которой страж целебные программы закачивал. Бесполезно, брат. Пришло еще одно послание. Очень короткое, отчаянное, как последний хрип. «Сволочь». Еще какая, подумал я и отстучал ответ. Палец замер над клавишей ввода. Тут важно момент выбрать правильный, чтобы лучше сработало. Последний психологический росчерк, подпись мастера, так сказать. Три секунды до окончания атаки, доложил вирус. Четыре минуты до полного обвала системы, сообщил фильтр. Шесть минут до порогового времени, сказал циферблат наручных часов. Успеваем. Пятнадцать минут работы, зато какой адреналин! И дело даже не в деньгах, которые шеф мне заплатит за сегодняшний вечер, хотя и деньги, конечно, лишними не будут. Но даже если бы и не заплатил, я бы все равно попробовал. Сцепиться с матерым профессионалом, а мой сегодняшний оппонент явно был из таких, судя по оперативности, с которой он отреагировал на вторжение, и оборудованию, которое сейчас гнулось и корежилось под моим натиском, вступить с ним в бой и выйти победителем – это ли не истинно мужское занятие? Виртуальный бокс, когда сражаешься один на один и побеждает сильнейший. Нет, неправильное сравнение, бокс слишком груб и прямолинеен. Тактика там, конечно, есть, пусть боксеры на меня бочку не катят, но эта тактика проста до примитивизма, а у нас все замешено на обводных ударах, блоках и изощренных финтах. Виртуальное карате с гарантированным летальным исходом. Две секунды до окончания атаки. Три двадцать до обвала моей собственной системы. И больше четырех минут до того, как надо будет рубить кабели и выскакивать за дверь. Тут во всей красе себя проявил штатовский вирус. За несколько секунд он обвалил одну из машин охранника, причем умудрился угадать ту самую, с которой он антивирусы в локалку закачивал. Счетчик атаки мелькнул цифрами «один» и «ноль», а потом вывел на экран сообщение «Атака благополучно завершена» и так же благополучно отрубился. Тут же освободился фильтр, потому как охранник отсоединил вторую машину и перестал закачивать свой вирус мне. Тщетная попытка спастись, вытащить хоть что-то, но связь еще держалась, и я нажал на клавишу ввода. Я видел эту картину перед своими глазами так же ясно, как если бы сидел с виртуальным охранником в одной комнате. Гудение мощных процессоров, сигаретный дым, бледное от нервного перенапряжения лицо и графики, рисующие обвал собственного оборудования. Тут все три его монитора одновременно мигают, и на них появляется все перекрывающая надпись: «Связался с лучшим – умри, как все». А потом мониторы гаснут. Одновременно. Вырубаются процессоры, перестают крутиться жесткие диски, останавливаются кулеры, в последний раз пищит и мигает модем, а в атмосферу врывается трехэтажный окопный мат. Потом включается принтер и печатает один лист, вечное напоминание о том, что случается, когда связываешься с лучшими. Абзац, полная тишина. Я выдернул из розеток кабели, сунул ноутбук в сумку, повесил сумку на плечо, еще секунда ушла на то, чтобы вспомнить, до каких вещей, которые не собирался забрать с собой я в этой квартире дотрагивался, – выяснилось, ни до каких, – хлопнул входной дверью и скатился вниз по лестнице. «Порше», как и положено очень породистой машине, завелся с половины тычка, нога в газ, педаль в пол, сцепление, первая, трогаюсь с пробуксовкой, черт с ней, резину новую купим. Через тридцать секунд после того, как я выехал со двора, мне навстречу на бешеной скорости промчался черный затонированный «Форд-Бронко». Не надо быть Нострадамусом, чтобы догадаться, по какому адресу он летит. Я прикинулся обычным путником, возвращающимся из поздних гостей, и поехал к себе домой, по дороге поглядывая в зеркало заднего вида на предмет обнаружения нежелательных попутчиков. Попутчиков не обнаружилось. Я повилял по городу, потому что осторожность, как и точность, никогда не бывает лишней, выкурил сигаретку и направился домой. Киберпространственный ковбой возвращается к себе на ранчо. Под вечер у меня зачесалось правое копыто. Точнее, у меня зачесалось то место, где у меня было бы правое копыто в том случае, если бы я был в своем обычном демоническом обличье. А поскольку в последнее время я ходил в облике человека, полагаю, это была правая пятка. Но чесалась она просто адски. Пару тысяч лет назад во время одной локальной стычки с силами нашего извечного противника я был ранен в правое копыто Копьем Света. Рана была весьма болезненной и долго не заживала, с тех пор это место у меня стало очень чувствительным. Знаете, у кого-то раны ноют перед изменением погоды, а мой шрам реагирует на изменения магического поля. Я прислушался к своим ощущениям. Да, совсем недалеко, в радиусе двадцати километров, не больше, кто-то пытался сотворить магию. Пытался довольно-таки неумело, но настойчиво. Магия на Земле в эти дни стала редкостью, и совсем не потому, что каждый волшебник должен продать душу дьяволу и так далее, как утверждает вражеская пропаганда, пытаясь установить в этой области монополию. Просто смертные сейчас больше полагаются на придуманную ими самими технику и с течением времени перестали доверять всяким оккультным штучкам. Это их право, в конце концов. Вот кто-то пытается возродить забытое искусство. Мне стало любопытно, да и пятка чесалась так, что думать ни о чем другом я просто не мог. Я открыл окно и вдохнул полную грудь городского смога. На улицах быстро темнело, толпы прохожих становились все более жидкими, машины включали фары и мчались по своим делам. Я заметил, что современные городские жители очень редко смотрят на небо. В деревнях все по-другому. Поскольку урожай напрямую зависит от погодных условий, крестьяне частенько поглядывают вверх, и небо для них сохраняет старый, мистический смысл, но горожанам на него наплевать. Пойдет дождь, так они просто помянут недобрым словом синоптика, который их об этом не предупредил, и постараются убраться с открытого пространства. Чего интересного там, на небе? Звезд не видно, они закрыты смогом собственного приготовления, наука давно доказала, что рая прямо над головой нет, самолеты уже лет сто как перестали быть чудом технического прогресса, так что пролети над ними сейчас ангел с медной трубой и размахом крыльев как у птеродактиля, никто его не заметит. Демона, сливающегося с темным фоном небес, тем более. Я вылетел в окно и сделал два круга над домом, прислушиваясь к ощущениям в своей пятке. С таким указателем ошибиться в выборе направления практически невозможно, и спустя полминуты я уже летел над вечерним городом. Москва с высоты демонического полета представляет собой весьма любопытное зрелище. Если попытаться определить его одним словом, вот вам это слово – «огни». Огни огромных рекламных щитов, вспыхивающие всеми цветами радуги, белые снопы от автомобильных фар, хаотично снующие по городу, как молекулы грешника Броуна, желтые огни окон, обещающие уют и покой, отдых после суматошного рабочего дня. Скагс, а ты становишься поэтом на старости веков! Или это пребывание в образе смертного на тебя так подействовало? Через несколько минут я вылетел из центра города и направился в один из периферийных районов, которые сами смертные называют спальными. Это должно означать, что люди приезжают туда только для того, чтобы спать. Работают они в других местах. Развлекаются, выходит, тоже в других. Зуд стал еще сильнее, хотя раньше казалось, что это невозможно. Я приближался к его источнику. Кружить пришлось долго, но мне все-таки удалось определить дом, в котором находились доморощенные чародеи. К этому времени стемнело окончательно и вечер уступил свое место теплой летней ночи. Я просто стал летать и заглядывать во все окна подряд. Ничего интересного там не обнаружилось, смертные большей частью уже отошли ко сну, даже мало кто занимался… Ну и ладно. Может, они все уже давно состоят в браке. На четвертом этаже мне повезло. Хотя нельзя назвать это везением. Я ведь точно знал, что следует искать, и искал целенаправленно. Правильно говорят, удача – шанс для подготовленного. Заклинателей, точнее заклинательниц, было трое. Молодые девчонки, лет по шестнадцать. Они занавесили окна, зажгли свечи, нарисовали на полу пентаграмму и, читая заклинания из какой-то древней книжки, принадлежавшей, очевидно, еще прабабке одной из них, пытались вызвать демона. Причем делали это весьма неумело. Да на такой вызов даже бесенок из команды растопки поленится прийти. Но ты же пришел, скажете вы. Неправда. Заклинание вызова должно запутать демона, заставить его явиться против его воли, подчинить его себе. А демоны, между прочим, не плюшевые мишки, нашу волю подавить довольно трудно, а склонить к долговременному сотрудничеству практически невозможно. Я же пришел по собственной воле, из чисто демонического любопытства, и имел возможность уйти в любой момент. Но мне захотелось пошутить. И у демонов имеет место чувство юмора. Я уменьшил свои размеры до размеров комара и пролетел через открытую форточку. Затем опустился в самый центр пентаграммы и прислушался к бреду, который несли начинающие заклинательницы. Потом это занятие мне наскучило. – О, Люцифер, Барбазон, заклинаю тебя! – Бессмысленный набор сотрясающих воздух звуков. – Барбазон так Барбазон, – громко сказал я и увеличился в размерах где-то до полуметра. Чтоб в обморок раньше времени не попадали. Барышни уставились на меня с таким удивлением, словно секундой раньше не они вызывали демона, называя имена не самых последних обитателей преисподней, на фоне которых мое собственное имя ничего не значило. Словно не они зажигали магические свечи и рисовали пентаграммы. Кстати, по поводу пентаграммы. Вообще-то, как следует из названия, у пентаграммы должно присутствовать пять углов, а не шесть, и образующие ее линии должны быть замкнуты. Так что даже если бы бесенок из команды растопки и не поленился прийти, внутри они не смогли бы его удержать ни минуты. – Звали? – спросил я. – А зачем звали? Все-таки одна хлопнулась в обморок. Закатила глаза, прислонилась к стене и медленно так осела. Слабые нервы, должно быть. Мельчают демонологи, мельчают. Помню, в старые времена один опытный демонолог, лет ему, правда, было раза в три побольше, чем этим пигалицам, выдернул меня из самого ада, да так скрутил, что я месяца два находился в услужении. Конечно, потом я нашел брешь в его защите, самого заклинателя убил и забрал его душу с собой в ад, но поединок был тот еще, я вам скажу. Бились часов пять, два квартала выгорело. Это только при мне. А потом говорят – Большой лондонский пожар. – Изыди, тварь! – храбро сказала одна пигалица и плеснула на меня святой водой. Святой водой на демона! А ничего глупее придумать нельзя? Во-первых, настоящей святой воды на Земле сейчас днем с огнем не сыскать, даже в Ватикане ее может не оказаться. Есть она в каких-нибудь заброшенных монастырях, о которых никто, кроме монахов, их населяющих, и не помнит, что-то парни с небес доставляют, но только своим, избранным. Никаких шансов на то, чтобы святая вода оказалась у этих трех девиц, быть не могло. А во-вторых, на демонов святая вода не действует. Что мы, бесы, что ли? Так, аллергия может выступить, небольшой ожог, если сильная концентрация и неслабый, настоящий святой эту воду благословлял, но это в самом худшем случае. А тут я просто умылся. – Простите, – сказал я. – Я, по-моему, чего-то не понимаю. Вы меня вызывали? Вызывали. Я явился? Явился. Тогда почему сразу «изыди»? Это, еще раз простите, несколько непоследовательно. – Гм, – сказала она. – Тогда не изыди. Тогда… – Заклинаю и связываю тебя именем Князя тьмы, твоего хозяина! – выпалила вторая. Я зевнул: – Давайте без всей этой тягомотины. Говорите, чего надо, и я пошел. – Замуж хотим, – сказала вторая. – За меня?! – Я просто ужаснулся. – Ты что, больной? – спросила она. – Ростом полметра, крылья какие-то обвисшие, весь сморщенный… Да кто ж за тебя пойдет? Я подумал, не вырасти ли мне до своих нормальных размеров, чтобы они уж так уничижительно обо мне не говорили, но решил, что рано. Испорчу все веселье, не иначе. Они же сразу за подругой в обморок свалятся, или визжать начнут, или еще чего похуже. – Тогда за кого? – спросил я. – Я – за Брэда Питта, – сказала первая. – Я – за Джонни Дэппа, – сказала вторая и указала на мирно лежащую подругу. – А вот она – за Петкуна. И она презрительно фыркнула, не одобряя выбор подруги. Хотя мне-то было все равно, я не знал ни одного из троих. Наверное, какие-то парни, живущие по соседству. – Понятно, – сказал я. – А я здесь при чем? – В смысле? – В прямом, – сказал я. – В самом что ни на есть прямом. Браки, как вам известно, заключаются на небесах. Это не моя специализация. – Но ты же демон? – Определенно. – И это не твоя специализация? – Нет. – А в чем тогда твоя специализация? – Ну, – сказал я, – вообще-то вам повезло. У меня очень, очень приличная специализация. Я, если позволите, демон войны. Демон разрушения. Может, пару городов разрушить, тысяч сто народа истребить, чуму наслать или пневмонию атипичную? Не желаете? – Брось заливать, – сказала вторая. – Ты себя в зеркале когда в последний раз видел? Ты – демон войны! Да это просто смешно. – Тогда посмейтесь, – предложил я и вырос еще на метр, сравнявшись с ними в росте. Смеяться они не стали. – И-изыди! – сказала первая. – Боюсь, твои услуги нам не потребуются. – Изыду, – пообещал я. – Как только, так сразу. Но сначала мне нужны ответы на мои вопросы. – На какие вопросы? – спросила вторая. – Что ты о себе возомнил? Вообще ты ведешь себя не так, как положено демону! Вопросы здесь задаем мы! – Вам опять повезло, – сказал я. – Что я себя веду не так, как положено демону. Потому что если бы я вел себя так, как положено демону, то вы трое валялись бы сейчас разорванные на кусочки в лужах собственной крови, а ваши бессмертные души уже полыхали бы в аду, и вы только спрашивали бы себя, как это произошло. Они побледнели до такой степени, что стали похожи на неделю как преставившихся, но еще не закопанных покойниц. – Пентаграмма… – Эта пентаграмма? – спросил я, затирая один угол левым копытом. Кстати, правое уже почти перестало зудеть, осталось только легкое покалывание, являющееся остаточным эффектом. Покалывание это будет продолжаться еще пару дней, уж можете поверить моему опыту. – Эта пентаграмма не остановит и таракана. Геометрию, девочки, учить надо. Хотите, я вас с Евклидом познакомлю? – Мы… – И мел у вас не тот, – сказал я. – Школьный мел для черчения пентаграмм не подходит. Кто вас вообще надоумил демонов вызывать? – Я… мы… как «Зачарованные». Слово она произнесла явно с большой буквы и в кавычках, тем более что на самих заклинательницах никаких чар я не видел. Интуитивно я догадался, что они имеют в виду героинь какого-нибудь фильма. – Книгу заклинаний где взяли? – Купили у антиквара. – Можете сдать обратно, – сказал я. – Липа. – Но ты же… – Я – особый случай, – сказал я. – А кроме того, известно ли вам, что вызов демона является ритуалом черной магии, что, занимаясь черной магией, вы рискуете своими бессмертными душами? Вы хотите коротать вечность в компании таких существ, как я? Поверьте, я еще один из самых приятных персонажей. – Мы больше не будем, – сказала вторая. – Мы ошиблись. Честно. – Не лги мне, смертная, – сказал я, вырастая до своих нормальных размеров. Левые рога уперлись в потолок и на голову посыпалась штукатурка. Ну да ладно, это им на память. – Я не вру, честно… – Может, и не врешь, – сказал я. – А может, и врешь. Но мне все равно. Я пощажу вас на этот раз только потому, что на сегодня убил и сожрал уже достаточно магов[35]. Но я буду следить за вами, и если еще хоть раз повторится что-нибудь подобное, я приду и заберу вас с собой. После чего я дохнул огнем на книгу заклинаний, превратив ее в пепел, сделал страшные глаза и вылетел в окно. Прямо через занавески, стекло и раму. Пусть потрудятся родителям объяснить, что здесь произошло.' И еще это поможет им завтра утром убедиться в реальности произошедшего и подругу убедить. А то подумают, что это все им приснилось. Я летел к своему временному пристанищу, а сам думал о глупости смертных, особенно молодых смертных. Они пытаются заигрывать с материями, в которых ничего не понимают, ставят, сами того не осознавая, на кон свои бессмертные души. Увы, только тот, у кого нет души, может трезво оценить все преимущества, что она предоставляет. Сиятельный дон Скагс! Имея честь выполнять возложенную на меня миссию, я имел неудовольствие быть представленным господину Вовану, входящему в число тех трех личностей, что представляют для Вас непосредственный интерес. Господа Колян и Левчик до сих пор находятся в Сибири, в непосредственном контакте с приобретенным им буром, и пытаются пробить проход в представляемую Вами организацию. Я не хотел бы сообщать подробности в письме, считая необходимым обсудить их при личной встрече. Если Вы не возражаете, то сегодня в полночь оставьте свое окно открытым и ждите меня. С уважением, Мигель. Испанский гранд вампирского происхождения был пунктуален, как король. Как он и просил, я оставил окно открытым, и ровно в полночь в мое временное жилище залетел нетопырь, упал на пол и обернулся человеком. Точнее, вампиром. Разумеется, он был абсолютно голый, так что я принес ему шелковый халат. Негоже испанскому гранду щеголять с голой… сами понимаете. Но смущения ни я, ни он не испытывали. Смущение – это чувство, которое покидает тебя уже на втором веке жизни. – Чаю? – спросил я. Вампир любил черный чай, настоянный на травах, так что я из уважения заварил к его приходу целый чайник. – Вы очень любезны, – сказал он и налил себе ароматной жидкости в фарфоровую чашечку. – Есть какие-нибудь новости? – Боюсь, что у нас могут быть проблемы, – сказал Мигель, делая глоток. – При переубеждении. – Они очень упрямы? – Как ослы, – сказал Мигель. – Я до сих пор не понимаю, почему вы их просто не убьете. Ведь сделку можно заключить только с живыми смертными. – Убийство на первый взгляд кажется самым очевидным, простым и логически обоснованным выходом из нашей проблемы, – сказал я. – Но не все так просто. – Но как Небеса будут настаивать на выполнении условий проигрыша, если заинтересованная сторона уже будет находиться под вашим контролем? – спросил он. – Дело не в том, что их физическое устранение ничего нам не даст, – сказал я. – Даст, и очень многое. Но проблема заключается в том, что для их физического устранения нет никаких оснований. – Как такое может быть? – Имеет место обычный рабочий процесс, – сказал я. – Они предложили сделку, мы ее отвергли, они настаивают на ее принятии. Это дискуссия и торговля, а не война. Здесь нет повода для кровопролития. Убив их мы нарушим правила. – Но они же грешники! – Ну и что? Наше ведомство не занимается истреблением грешников, мы наказываем их лишь после их физической смерти. Репрессии – это по части наших соперников, и даже им на каждую казнь требуется отдельное разрешение, обоснованное по всем правилам. Я не имею права никого убивать, только если это не самооборона. Есть какие-то шансы, что они на меня нападут? – Только если их спровоцировать, – сказал Мигель. —Но, честно говоря, вряд ли. Не такие уж они глупцы. К тому же, я так понимаю, что, если вы спровоцируете ситуацию, при которой они будут вынуждены на вас напасть, самообороной это можно будет назвать с большой натяжкой. Ведь будет расследование? – Обязательно будет, – подтвердил я. – Тогда этот вариант отпадает. – Как вам удалось познакомиться? – Очень просто. – Он отпил еще чаю. – Прикинулся обычным предпринимателем, вошел в кафе, где он завтракает, и попросил защиты. Поговорили минут десять о том о сем. Достаточно, чтобы составить о человеке мнение. С моим-то знанием людей. – И? – Убедить Вована отказаться от своего предложения, а это, как я понимаю, единственный приемлемый для вас вариант, будет очень сложно. Вован – отморозок, если вам знаком этот термин. – Знаком. – Он ничего и никого не боится, – сказал Мигель. – Ни вашего Шефа, ни начальства ваших соперников. Не говоря уже об окружающих его смертных. – Может быть, мне самому надо с ним поговорить, – сказал я. – Как это лучше устроить? – Люди его круга лучше всего воспринимают информацию на разборках, – сказал Мигель. – Значит, нужно забить ему стрелку. Но для стрелки нужен повод. – Повод будет, – сказал я. У меня появилась очень интересная мысль. Для того чтобы разговаривать с преступником на равных, надо самому быть преступником или кем-то в этом роде. С утра я стал преступником. В человеческом понимании, конечно. Лично я не видел в своем поведении ничего особенного, но здесь мой проступок считается преступлением. В некоторых странах за него даже сажают в тюрьму. Я угнал машину. Мигель еще ночью объяснил мне, что и как делать, чтобы управлять этим четырехколесным самодвижущимся агрегатом, ничего сложного там не было. Автомобиль был нужен мне как повод для разборки. Можно было, конечно, пойти в магазин и купить его там, но это слишком долго. Да еще потом наша бухгалтерия может обвинить меня в нецелевом расходовании средств. Угнать было быстрее и проще. Признаю, что автомобиль – не самый лучший повод для разборки, зато самый быстродействующий. Другие варианты требовали больших временных затрат, а времени до активации последней монеты осталось совсем ничего. Абы какой автомобиль мне не был нужен. Я просмотрел каталоги, выбирая наиболее дорогие и престижные модели, потом прошелся по улицам в поисках подходящего экземпляра и уже через полчаса увидел то, что мне требовалось. «Лексус». Там были еще какие-то цифровые и буквенные обозначения, но я в них не разбирался. Я знал главное, «лексус» – машина дорогая. Значит, она подойдет. Завладеть чужой частной собственностью было несложно. Сигнализацию я отключил ультразвуковым свистом, потом отрастил коготь и вставил его в замок зажигания. Коготь повторил формы личинки, и машина завелась. Я включил переднюю передачу, нажал копы… ногой на газ – и был таков. Дороги днем были перегружены машинами, но к «лексусу» они относились уважительно, иногда даже пропускали вперед и старались не притирать. Через час я уже припарковался поблизости от того кафе, в котором имел привычку завтракать пресловутый Вован. Вскоре появился автомобиль Вована. Черный, длинный, с затемненными окнами, как мне и описывал Мигель. На заднем бампере была крупная табличка с надписью «Вова», сделанная специальной фосфоресцирующей краской. Я двинулся за ним и, когда он притормозил у кафе, тормозить не стал. Наши машины столкнулись – не слишком сильно, но ощутимо, – и табличка с его именем упала на асфальт. Вместе с бампером, задним фонарем и еще какой-то мелочью. Вован вышел из машины, и я впервые получил возможность полюбоваться на него воочию. Ростом около двух метров, высокий, толстый. Он носил кожаные штаны, шелковую рубашку и ковбойские сапоги, отделанные так, что любая корова умрет со смеху. Суммарный вес его золотых украшений тянул под два килограмма. Справа из-за пояса торчала рукоятка пистолета, на другом боку висел мобильный телефон. Я тоже вышел из машины. – Круто ты попал на бабло, – сказал Вован, даже не глядя на причиненные его транспорту повреждения. – Ты че, совсем слепой или как? – Реально зрячий, – сказал я. – О, – сказал он. – Ты знаешь, на сколько тонн тут ремонт теперь потянет? Так посмотри сам, раз ты зрячий. – Смотрю, – сказал я. – Ну и что? – Бампер – шестьсот, крыло – штука, фонарь – еще пятьсот. Плюс покраска и установка. Это штук пять. Плюс потеря товарного вида, это еще десять. С тебя пятнадцать штук, реально. Это с одной стороны. С другой стороны, знаешь ли ты, кого боднул? – Я – не бык, – сказал я. – Хотя бодаться иногда приходится. – Я – Вован Люберецкий, – сказал он. Цезарь, насколько я помню, представлялся с меньшей помпезностью. – И я на битых машинах не езжу. Так что этот «мерин» теперь твой. А с тебя точно такой же, в той же комплектации, лады? – Нет, – сказал я. – Мне это вообще по барабану. – Как это? – не понял он. – А так, – сказал я. – Это не моя тачка. – Как не твоя? – А я ее угнал, – сказал я. – И платить я тебе ничего не буду. – Ты че, беспредельщик? – спросил он тихо. – Ты слышал, на кого прешь, отморозок? – А мне и это по барабану, – сказал я. – Ну ты отморозок реальный, – сказал он с внезапно возникшим в голосе уважением. – Стрелу тебе забью, лады? – Ладно, забивай, – сказал я. – Приеду, побазарим. – Сотый километр МКАД, завтра в полночь, идет? – Забили, – сказал я. – А ты сам чьих будешь? – спросил он. – Кого ты знаешь, реально, кто за тебя врубится? – Кого я знаю, тех ты не знаешь, – сказал я. – Завтра поговорим. После чего я развернулся и пошел прочь. – Брателло! – окликнул он. – Слышь, а тачка? – За ней приедут, – сказал я. На машине стояла спутниковая система слежения, выключать которую я не стал, так что служители правопорядка уже должны быть на подходе. «Слушай сюда. Если у тебя нет компьютера, это послание не для тебя. Если ты чайник, это послание не для тебя. Если ты ламер, это послание не для тебя. Если ты рядовой пользователь, это послание не для тебя. Если ты программист, это послание не для тебя. Если ты системный администратор, это послание не для тебя. Если даже ты хакер, это послание не для тебя. А вот если ты не просто хакер, а хакер с гипертрофированной наглостью, отягощенной суицидальными наклонностями и клиническим идиотизмом, то ты именно тот, кто мне нужен. Поэтому читай внимательно, пишу крупными буквами: ТЫ ИМЕЛ НЕОСТОРОЖНОСТЬ 14 ИЮНЯ ЭТОГО ГОДА ЛОМАТЬ ЛОКАЛЬНУЮ СЕТЬ ФИРМЫ, НАЗВАНИЕ КОТОРОЙ ТЫ САМ ЗНАЕШЬ, ПОЭТОМУ ЗДЕСЬ Я ПРИВОДИТЬ ЕГО НЕ БУДУ. ТОЛЬКО НАМЕКНУ. ТЫ НАЧАЛ СВОЕ БЕЗОБРАЗИЕ В ТРИ ЧАСА НОЧИ, А В СЕТИ БЫЛО СЕМНАДЦАТЬ МАШИН. ТАК УЖ СОВПАЛО, БРАТИШКА, ЧТО ЭТА СЕТЬ НАХОДИЛАСЬ ПОД МОЕЙ ОХРАНОЙ. ЧТО ЭТО ЗНАЧИТ? ЗНАЧИТ, ТЫ ПОПАЛ. ПОКА ТЕБЕ ВЕЗЛО. Я НЕ ЗНАЮ, ЧТО ЗА ХРЕНЬ ТЫ ВОТКНУЛ В МОЕ ЖЕЛЕЗО, ТОЛЬКО СИЛЬНО НЕ ОБОЛЬЩАЙСЯ, ТО, ЧЕГО Я НЕ ЗНАЮ СЕГОДНЯ, БУДЕТ ИЗВЕСТНО МНЕ ЗАВТРА. В КРАЙНЕМ СЛУЧАЕ ПОСЛЕЗАВТРА, И НА ЭТОМ ВЕЗЕНИЕ ТВОЕ ЗАКОНЧИТСЯ. Я ЗНАЮ ВСЕХ ТОРГОВЦЕВ СОФТОМ. Я ЗНАЮ ВСЕХ ПРОГРАММИСТОВ, КОТОРЫЕ МОГЛИ НАПИСАТЬ ЭТУ ХРЕНЬ. МНЕ ИЗВЕСТНЫ ВСЕ БОЛЕЕ-МЕНЕЕ ПРИЛИЧНЫЕ ХАКЕРЫ МИРА. РАНО ИЛИ ПОЗДНО Я УЗНАЮ, ЧТО ЭТО ТАКОЕ, КТО ЭТО НАПИСАЛ И КТО ЭТО ТЕБЕ ПРОДАЛ. РАНО ИЛИ ПОЗДНО, НО Я НАЙДУ ТЕБЯ. ПУСТЬ ДАЖЕ НА ЭТО УЙДУТ ГОДЫ ВРЕМЕНИ В РЕАЛЕ И ВСЕ МОИ НАЛИЧНЫЕ И БЕЗНАЛИЧНЫЕ СБЕРЕЖЕНИЯ, НО Я ТЕБЯ НАЙДУ. ТЫ ТЕПЕРЬ – МОЙ КРОВНИК. ХОЧЕШЬ БЕСПЛАТНЫЙ СОВЕТ? УЕЗЖАЙ. УЕЗЖАЙ В ЦЕНТРАЛЬНУЮ АФРИКУ, В АВСТРАЛИЙСКИЕ ПУСТЫНИ ИЛИ НА СЕВЕРНЫЙ ПОЛЮС, ВЫБЕРИ НА ГЛОБУСЕ ТАКОЕ МЕСТО, ГДЕ НЕТ КОМПЬЮТЕРОВ И НЕ СВЕТИТ СОЛНЦЕ. ВОЗЬМИ С СОБОЙ ЛОПАТУ И ВЫКОПАЙ САМУЮ ГЛУБОКУЮ ЯМУ, КАКУЮ ТОЛЬКО СМОЖЕШЬ. ВОЗЬМИ С СОБОЙ ЦЕМЕНТ И ЗАМУРУЙСЯ ИЗНУТРИ. ТОЛЬКО НЕ БЕРИ С СОБОЙ БОЛЬШИХ ЗАПАСОВ ПРОВИЗИИ, ПОТОМУ ЧТО ДОЛГО ТЫ ТАМ ВСЕ РАВНО НЕ ПРОСИДИШЬ. Я ТЕБЯ ДОСТАНУ. И КОГДА Я ТЕБЯ НАЙДУ, ТЫ ПОЖАЛЕЕШЬ, ЧТО У ТВОЕЙ МАТЕРИ НЕ БЫЛО ПРИ СЕБЕ ПЯТИ РУБЛЕЙ НА АБОРТ. КОГДА Я ТЕБЯ ДОСТАНУ, ТЫ ОСТАНЕШЬСЯ ДАЖЕ БЕЗ ТРУСОВ. НО ЭТО ТЕБЕ НЕ СИЛЬНО ПОВРЕДИТ, ПОТОМУ ЧТО ТОГО, ЧТО ОБЫЧНО БЫВАЕТ В ТРУСАХ, У ТЕБЯ К ЭТОМУ ВРЕМЕНИ ТОЖЕ НЕ БУДЕТ. ПОТОМ Я ВЫРВУ ТВОИ РУКИ, ЧТОБЫ ТЫ НИКОГДА БОЛЬШЕ НЕ КОСНУЛСЯ КЛАВИАТУРЫ. Я КУПЛЮ САМУЮ БОЛЬШУЮ МЫШЬ, КОТОРУЮ ТОЛЬКО ПРОИЗВОДИЛИ В ИСТОРИИ, И ЗАСУНУ ЕЕ ТЕБЕ СОВСЕМ НЕ В УХО. Я ЗАХВАЧУ С СОБОЙ БЕЙСБОЛЬНУЮ БИТУ И ПЕРЕЛОМАЮ ТЕБЕ НОГИ. Я ВОЗЬМУ С СОБОЙ КЛЮШКИ ДЛЯ ГОЛЬФА И СЛОМАЮ В ТВОЕМ ТЕЛЕ ВСЕ КОСТИ, ПОТЕРЯ КОТОРЫХ НЕ СМОЖЕТ ПОВРЕДИТЬ ПРОЦЕССУ ТВОЕЙ ДАЛЬНЕЙШЕЙ ЖИЗНЕДЕЯТЕЛЬНОСТИ. А ЖАЛКИЙ ОСТАТОК СВОЕЙ НИКЧЕМНОЙ ЖИЗНИ ТЫ ПРОВЕДЕШЬ, ПОБИРАЯСЬ В ПЕРЕХОДЕ МЕТРО, ОТСТОЙНЫЙ КАЛЕКА, КОТОРОГО НИКТО НЕ БУДЕТ СЛУШАТЬ И КОТОРЫЙ ВСЕ РАВНО БУДЕТ ВСЕМ РАССКАЗЫВАТЬ ЖАЛОСТЛИВУЮ ИСТОРИЮ О ТОМ, ЧТО ЖИЗНЬ ЕГО ЗАКОНЧИЛАСЬ В ТУ САМУЮ СЕКУНДУ, КОГДА ОН РЕШИЛ ЗАМАХНУТЬСЯ НА МОИ ФАЙЛЫ. Я НЕ ПРОЩАЮСЬ С ТОБОЙ, БРАТИШКА, Я ГОВОРЮ ТЕБЕ «ДО СВИДАНИЯ!» ДО ОЧЕНЬ, ОЧЕНЬ, ОЧЕНЬ СКОРОГО СВИДАНИЯ, КОТОРОГО ЛИЧНО Я ЖДУ С НЕТЕРПЕНИЕМ. И ПОМНИ, ЖИЗНЬ ТВОЯ ТЕПЕРЬ ЗАКОНЧЕНА. СО ВЧЕРАШНЕЙ НОЧИ ТЫ ПРОСТО ВЛАЧИШЬ СУЩЕСТВОВАНИЕ, НЕ БОЛЕЕ ТОГО. И ЕЩЕ ДЕСЯТЬ ТЫСЯЧ РАЗ». Вместо подписи под посланием был рисунок, совсем небольшой, с темно-синей заливкой. Осьминог с извивающимися щупальцами. Кракен В первую секунду я запаниковал. Я подумал, что меня каким-то образом вычислили, хоть холодным своим рассудком и понимал, что это практически невозможно. Но паника ведь не всегда поддается доводам рассудка. Паниковал я секунд тридцать. Потом я начал думать. Взлом я произвел вчера и произвел его чисто. Вычислить меня по арендному договору на квартиру было невозможно, пусть Васю Пупкина ищут. По номеру машины? Тоже весьма сомнительно. Я встретился с наземной бригадой уже даже не на той улице, на которой располагался дом со снятой мною квартирой. И даже если бы мальчики меня в чем-то заподозрили, они, ослепленные светом моих фар, не смогли бы прочитать номер. А табличка над задним номером у меня не горит, я там лампочку уже давно выкрутил, от греха подальше. И все же на «порше» в ближайшее время лучше не светиться. Пусть пока на подземной стоянке постоит.. Что еще? В самой квартире я не наследил и ничего не забыл, потому что у меня с собой ничего, кроме ноутбука, и не было. Ноутбук у меня с собой. Отнести на вокзал и сдать в камеру хранения до следующего раза. А ключ от камеры хранения запереть в банковском сейфе. А ключ от сейфа отдать шефу. Я выкурил там одну сигарету, а окурок положил в карман, кстати, надо выкинуть. Пепел стряхивал на пол, потом растер подошвой. Ни одна ищейка по таким следам не найдет. Нет, ушел я чисто. И сработал чисто. Тогда откуда послание? Я включил свой компьютер утром, перед тем как идти на работу, и сразу же проверил почтовый ящик. В почтовом ящике было «это», так что логично было бы предположить, что «это» предназначалось мне. «Это» и предназначалось мне, только из самого текста следовало, что личность моя на данный момент Кракену неизвестна. И, скорее всего, таковой и останется. Послание было недружелюбным. Если отбросить эвфемизмы, каждая его строка была напоена яростью, но яростью холодной, контролируемой, расчетливой и оттого еще более опасной. Я бы тоже злился, если бы меня так слили. Самой пугающей частью послания была подпись. Кракен. Есть ли в мире хоть один человек, считающий себя хакером, который может позволить себе не знать, кто такой Кракен? Нет, нет и еще раз нет. Кракен – личность легендарная, хотя никто и не знает, кто он такой в реале. Но от этого его легенда только крепнет. Ранние слухи о начале его профессиональной деятельности восходят к тем седым и поросшим мхом временам, когда ЭВМ весили сотни килограммов и перемещались в пространстве при помощи подъемных кранов и седельных тягачей. Уже тогда Кракен был велик. Его называют дедушкой всех хакеров. Говорят, что он учился и работал вместе с Биллом Гейтсом. Говорят, что Билл Гейтс украл у него идею форточек и с тех пор Кракен стал хакером. Говорят, что Кракен единственный, кому удалось вскрыть базы данных АНБ США и оставить на каждой странице секретных документов свой личный автограф. Говорят, что он обрушил больше десяти тысяч систем. Говорят, что он нашел личный сайт Бен Ладена и написал на титульном листе матерное слово. Говорят, что он ломал системы Лэнгли, Лубянки и Моссада. Говорят, что МИ-6 внесла его имя в списки самых опасных людей мира. Говорят, что за его голову назначена награда в пять миллионов долларов. Говорят, что и в десять. Его называют дедушкой всего хакерства. Его называют живым богом виртуального мира. Его называют хакером номер один. Ему завидуют и его уважают. Его боятся. Его знают все, кто хоть чего-то стоит. И я его хакнул!!!!!! С одной стороны, можно ликовать. Хакнул самого Кракена, и хоть такого никому и не расскажешь, да и кто такому поверит, это немереный повод для гордости. Хакнуть Кракена – это все равно что обыграть в шахматы Каспарова, забить мяч Оливеру Канну, без фола остановить атаку Роналдо, отправить в нокаут Мохаммеда Али и на машине собственной конструкции обогнать болид Михаэля Шумахера с самим Михаэлем за рулем. С другой стороны, можно кричать «КАРАУЛ!». Если это реально был Кракен, то мне хана. Тут ведь не в файлах, не в локалке и не в железе дело. И не в потерянных деньгах, и не в неустойке, которую Кракену придется подопечным заплатить. Дело в принципе. А в принципе Кракен этого не простит. Он на весь Интернет объявил, что его хакнули, – считай, на весь мир. И весь мир теперь, затаив дыхание, ждет продолжения. А Кракен жаждет крови, моей крови. И раз уж он объявил мне войну, причем сделал это публично, останавливаться он не будет. Ни за что и никогда. Но паниковать тоже рано. Паника – это такая вещь, которая никогда и никуда не денется. В нее всегда можно удариться, в любой момент. Сначала надо разобраться, откуда «это» вообще в моем компьютере взялось. В моем, а не в ноутбуке мифического Васи Пупкина. Я снял трубку и отстучал номер. – Алло. – Доброе утро, Алехандро, – сказал я. – Кто это? – спросил Сашка. – Гоша, ты? – Собственной персоной. – И чего тебе не спится? – Уже девять утра. – У меня выходной сегодня. Я, между прочим, только лег. – И что ж ты делал всю ночь, тунеядец? – В Сети висел, что еще: Новости знаешь? – Какие? – заинтересовался я. – Почту свою проверь, – сказал он. – Найдешь кое-что любопытное. – Уже проверил и нашел, – сказал я. – Теперь вот хочу узнать, что бы это означало. – Кракена хакнули, – сказал он. – Да ты что? – В нолину. В дым. В лом. Вдрабадан. – И? – В четыре пятьдесят пять это сообщение было разослано всем без исключения пользователям Интернета. – Так уж и всем? – Всем, кого я знаю, это точно. Придешь на работу, загляни в почтовый ящик. Оно будет там. – Как это было? Я имею в виду, как его хакнули? Подробности кому-нибудь известны? – На сайте хакеров все подробности, – сказал он. – Кракен сам вывесил. – Нет времени читать, – сказал я. – Мне на работу. Можешь изложить в виде конспекта? – Я спать хочу. – Ящик пива. – Светлого. – Заметано. – Тогда слушай. Есть контора одна, не бог весть что, конечно, локалка из семнадцати машин, но ребята башлявые, и Кракен имел там халтуру на предмет безопасности. Конечно, в реале они его в глаза не видели, но деньги на счет слали, не в том суть. Систему саму знаешь? Вешаешь в локалке звоночек, и, как там что вдруг не то, он тебе и сигнализирует. У Кракена таких систем по одной России штук двести, а сколько в мире – никто и не считал. Короче, в три ноль-ноль московского в систему кто-то влез. Влез по-умному, с обратной связью, и принялся систему крошить. Сечешь? Не информацию скачивать, а диски форматировать. Типа, киллер виртуальный. Кракен это дело просек, но его забили, и в локалку он попасть реально не смог. Тогда он засек этого киллера, сел ему на линию и вычислил его, короче, вплоть до адреса в реале. Вышел на связь и забил ему вирус в машину, чтоб помнил, короче. Ну, все как обычно. Кто-то хакнул твоего клиента, ты ему вирус в машину вогнал, и разошлись, как в море корабли. Но не тут-то было. Тот парень ему в обратку какой-то вирус вкачал, таких никто еще не видел, реально[36]. Монстр, а не вирус. И этот монстр ему не просто диски форматнул и всю информацию стер. У Кракена винчестеры расплавились, модемы перегорели и чуть пробки по всей квартире не повышибало. – А так бывает? – скептически спросил я. Потому что подобное заявление моего собеседника просто-таки требовало скептического вопроса. – Я сам думал, что только в кино. Но Кракену в такой ситуации врать какой резон? – Никакого, – согласился я. – Вот и я говорю. Короче, тема такая – все на ушах. Кракен жаждет крови, половина всех пользователей в Сети висит, продолжения ждет, другая половина вырубилась напрочь и работает в локале, нового вируса боится. А Кракен, говорят, половину всех отморозков поднял, хакера того ищут. – Да где ж его найдешь, – сказал я. – А что с тем адресом, который Кракен в Сети пробил? – Квартиру сняли за полдня до лома, какой-то Вася Пупкин. Липа, короче говоря. – Его голос аж дрожал от возбуждения. – В агентстве пробьют, конечно, да сколько у них там этих Пупкиных за день проходит? – Это да, – сказал я, а сам подумал, что в следующий раз пошлю снимать квартиру кого-нибудь другого. Мало ли кто там мою рожу запомнить мог. А паспорт с правами выброшу. Нет, лучше сожгу, как Штирлиц. – А сам ты что поэтому поводу думаешь? – Дело темное, – сказал он. Я даже видел, как он сейчас чешет свой взъерошенный затылок. – Аки полночь у негра в ухе. Но я полагаю так. Кракен, по всему, грешит, что кто-то полез локалку ломать, не зная, кто ее охраняет, и попутным ущербом его самого цапанул. Я так не думаю. Это ж полным лохом надо быть, чтобы ломать базу, не зная, кто там и зачем, а у полного лоха такого продукта в жизни не сыскать. Я думаю, что Кракену спецслужбы вломили, что локалка – это повод был, а целили в самого Кракена с самого начала. То ли достал он их слишком, то ли новую игрушку свою испытывали. Но мое мнение такое. А ты как поэтому поводу? – Пока никак, – сказал я. – Узнаю подробности, сообщу. – Лады, – сказал он. – Гош, без обид, я спать пойду. – Какие обиды, – сказал я. – Пиво за мной. – Вместе выпьем, – сказал он и повесил трубку. Полный лох. Быть может, и так. Нет, разведку отныне надо проводить по всем правилам, а то что это за работа? Утром заказ – вечером лом. Нагло, конечно, а наглость – второе счастье, но ведь в следующий раз может так не повезти. Разведка! Ведь подельник мой меня в лицо знает, машины он считал, адрес и название конторы у него есть… И компьютер у него есть, и в Сети он часто бывает, там мы с ним и познакомились. И… Не дай бог где-нибудь что-нибудь не тем людям скажет. Я набрал его номер. – Гоша? – спросил он вместо «алло». – Не надо больше имен, – сказал я. Судя по тому, как он меня приветствовал, он моего звонка ждал. А если он ждал моего звонка, то уже в курсе. – Ты – глухой, немой и слепой от рождения. И тупой вдобавок. – Что я, маленький, что ли?! – возмутился он. – Ты же понимаешь, что в случае чего нас обоих похоронят, – сказал я. – Черт, – сказал он. – Конечно, понимаю. И, я тебе скажу, две сотки за такое мало. – Через месяц зайдешь ко мне в офис, – сказал я. – Получишь пять штук. Так нормально будет? – Вполне, – сказал он. – До тех пор обо мне забудь. Не звони, не приходи, писем не пиши. С незнакомыми людьми не разговаривай, дверь никому не открывай, передачи через цепочку бери, понял? – Да понял я, – сказал он. – Через месяц зайду. Так, с одной стороны я подстраховался. Теперь от моего здоровья зависит его материальное благополучие, так что он мое здоровье беречь будет. Молчанием. Что еще? Я посмотрел на часы. Черт, я ж на работу уже опоздал со всем этим. Конечно, сегодня опоздание мне простительно, но лишнего внимания все равно привлекать не стоит, так? – Зайди к шефу, – сказал мне Толик, наш охранник, как только я переступил порог офиса. Голос у него был неодобрительный, взгляд такой же. Наверное, думает, что я в чем-то провинился, да еще и на работу опоздал, – Он тебя с самого утра ищет. – Угу. Разубеждать Толика я не стал, наклонил голову и проскользнул в начальственный кабинет с самым виноватым видом, который был способен изобразить. – Ну ты и орел, – сказал шеф. – Орел, – согласился я. – А вы-то откуда знаете? – У меня, между прочим, еще и дочь есть, – сказал он. – Которая из Интернета не вылезает. А складывать два и два меня в школе хорошо научили. В первом классе. Не думал я, что такого специалиста в штате держу. – Премия будет? – спросил я. – Будет, будет, – заверил он. – Контракт, считай, уже наш. Директор в той конторе параноик, копий никому делать не разрешал, тем более домой уносить, так что все их проекты накрылись, а мы на очереди следующие стояли. Уважил ты меня, старика, чего хочешь теперь проси. Только в разумных пределах. – Отпуск на две недели за свой счет, – сказал я. – Нет, лучше за ваш. – Боишься? – серьезно спросил он. – Не боись. Я своих в обиду не даю, отобьем, если что. – Просто в отпуск хочу, – сказал я. – Сайт я доделал, сегодня вывешу всем на загляденье. Работы по основному профилю, я надеюсь, в ближайшие две недели не предвидится, так что ничто не мешает мне уйти в отпуск. Это в разумных пределах? – В разумных, – сказал он. – Вечером зайди, отпускные получишь. – Зайду непременно, – сказал я. И ушел вывешивать сайт. К профессионалам я, конечно, не пошел. Профессионалы они на то и профессионалы, чтобы вопросы задавать, а ответов у меня нету. Точнее, они есть, но дать я их никому не могу. Такое вот у них свойство странное. Разумнее в той ситуации было привлечь любителей. Любители среди них такие есть – почище любого профессионала во всем разбираются. Один такой любитель жил у нас в четвертом круге. Тихое такое местечко, спокойное, почти курорт. У него там небольшой домик на склоне огненных гор, в котором он жил и живет в свое удовольствие. В четвертом круге таких домиков много. В них грешники живут конечно же, других у нас и нет, но эти грешники на особом положении, сам понимаешь. Ценный, так сказать, загробный материал. Я приземлился на аккуратное крылечко, сложил крылья и постоял пару минут, приводя в порядок дыхание. Транспортные демоны здесь не летают, а я слишком стар, чтобы практиковаться в самостоятельных полетах, вот вам и одышка. На косяке висел дверной молоточек, так что я постучал. – Не заперто, входите! – крикнули мне изнутри, и я вошел. Внутри домик был самым обычным, в любом пригороде любой страны планеты Земля вы встретите тысячи ему подобных. Само собой, здесь он был экстремальной экзотикой. Обитатель и владелец этого жилища ждал меня в своем рабочем кабинете. Он сидел за массивным дубовым столом и читал какую-то рукопись. – Добрый день, Профессор, – сказал я. – Добрый, – согласился он. – Что привело вас ко мне на этот раз, Бегемот? Или же вы просто решили навестить старого заблудшего грешника? – Не говорите так, Профессор, – сказал я. – Вы совсем не старый и вовсе не заблудший. – По сравнению с вами я просто младенец, – согласился он. – Но вы никогда не приходите просто так, Бегемот. Вам что-то от меня надо? – Да, – сказал я. – Работа такая. – Знаю я вашу работу, – недовольно проворчал он. – Демоны работу не выбирают, – сказал я. – Работа выбирает нас. Право выбора было даровано только смертным, и вы свой выбор сделали, так что нечего теперь роптать. – Я уже давно не ропщу, – сказал он. – С тех пор как понял, что это бесполезно. Просто я не ожидал такого развития событий. Мне казалось, что при жизни я был хорошим человеком. – Не мне, демону, об этом судить, – сказал я. – Но я вполне допускаю, что вы были хорошим человеком. – Я никого не убивал, не грабил, я верил в Сами Знаете Кого, ходил в церковь, регулярно исповедовался… И вот я здесь, в аду. – Не на общих условиях, – напомнил я. – И это еще хуже, – сказал он. – Если бы я хоть мучился наравне с остальными. А так у меня создается впечатление, что я в аду – желанный гость. Что мне рады. – Вас судили, – сказал я. – Вы знаете свою вину. – Знаю. Каждая наша с ним беседа начиналась с этой дискуссии, так что я уже привык. Это было типа ритуала, понимаешь? – Не сотвори себе кумира, – сказал я, – как гласит одна из заповедей Сами Знаете Кого. – Я не сотворил себе кумира. – Зато вы сотворили его миллионам других людей. И даже не одного кумира, а целую толпу. – Я просто написал книгу. – И по своей популярности она превзошла Библию. Неужели вы думаете, что это вам когда-нибудь простится? Вы повели за собой миллионы, и именно вы увели их из лона церкви, из-под ее влияния. – Как вы не понимаете, Бегемот, что я никуда не шел? Я никого никуда не призывал. Я просто написал книгу, книгу о Добре и Зле, хорошую книгу, в которой победило Добро. Я же не призывал ко Злу! Мои герои умны, добры, справедливы и милосердны. – Это не имеет значения, и вы это знаете не хуже меня. А может быть, и лучше. Ведь вас судили. – Меня судили на небесах, – сказал он. – Зато под землей отнеслись ко мне с пониманием. – Есть грешники и грешники, – сказал я. – Грехи у всех разные, каждый из них требует своего наказания. Вы свое уже получили, так что терзать вас в котлах и сковородках не имеет никакого смысла. А так вы даже приносите пользу. Он усмехнулся. – Кстати, об этой пользе, – сказал он. – Что-то вы давно не организовывали ко мне платных[37] экскурсий. Популярность моей книги пошла на убыль? – Наоборот, – сказал я. – После того как ваше творение в очередной раз экранизировали, на этот раз в Голливуде, мы ожидаем новую волну поклонников. – Все переврали, – сказал Профессор. – И сюжетные линии, и героев, и мотивацию. Вы третью часть видели? – Пока нет. – Наверное, и там все так же, как в первых двух. Сплошные спецэффекты и никакой философии. – Вы же знаете Голливуд. – Я пожал плечами. – Обещаю познакомить вас с режиссером, как только случай представится. – Я не тороплюсь, – сказал он. – Пусть еще поживет. В конце концов, это не самая плохая экранизация из тех, что вы мне приносили. Так что же тогда случилось с экскурсиями? – Произошли небольшие изменения в курсе внешней политики, – сказал я. – Политика. – Он вздохнул. – В политику я не лезу. Старался не лезть на Земле, а тут уж мне и подавно делать нечего. Так что же вас привело ко мне на этот раз? – Я пришел за советом, – сказал я. И выложил ему всю эту историю. Ты спрашиваешь, почему именно ему? Попав к нам, Профессор увлекся прикладной магией и быстро достиг огромных успехов. В конце концов, при жизни он был ученым и вообще большим талантом, так почему бы и нет? Грех такой кадр на сковородку кидать. У Профессора гости редко бывают, так что вряд ли он кому-то что-то расскажет, даже случайно. У нас к нему относятся с уважением и стараются без повода не беспокоить. И вообще, он грешник разумный, без моего предупреждения понимает, что кому и когда говорить можно, а чего ни в коем случае нельзя. И с Асгаротом он никак не связан, а на ангелов тем более плевать хотел, хотя плевать снизу вверх не очень-хорошо получается. Ну да ладно. Короче, все я ему рассказал. – Да, – задумчиво протянул он, когда я закончил. – Ситуация действительно не из лучших. Но что заставляет вас думать, что в ней есть еще какой-то подвох? – Слишком гладко все шло, – сказал я. – Моя интуиция подсказывает мне, что так быть просто не может и с четвертым кандидатом мы нарвемся на крупные неприятности. – С интуицией лучше не спорить, – сказал он. – Иногда себе дороже выходит. Вы сами проверяли монеты? – Да. – И ничего, кроме стандартных чар… то есть стандартного благословения, на них не было? – Нет. – Все монеты были зачарованы… то есть благословлены одинаковым образом? – Именно. Только чары были пронумерованы в хронологическом порядке их активации. – Если бы там было что-то еще, вы бы заметили, – сказал он. – Мог ли кто-то повлиять на монеты после того, как они были брошены? Скользящим заклятием, то есть благословением? – Сомнительно, – сказал я. – Я сидел на том облаке еще некоторое время и почувствовал бы любые магические проявления. – Значит, там все чисто. – Сам понимаю, что чисто, – сказал я. – Только что-то мне в это не верится. – Не судите ли вы ангелов своими категориями? – спросил он. – Поверьте моему большому опыту, Профессор, —сказал я. – Только моими категориями их и судить. Ангелы – это те же демоны, только крылья у них белые. Отличить демона войны от ангела мщения можно только по их внешнему виду. Философия и стиль работы у них одинаковые. – Я знаю этого Скагса? – Вряд ли. Он не слишком часто показывал нос из внешнего круга. – А за что его сослали? – Он сам себя сослал, – сказал я. – Но почему? – Со всем уважением, Профессор, но на этот вопрос я ответить не могу, – сказал я. – Это не моя личная тайна. – Простите за любопытство, – сказал он. – Я могу еще чем-то вам помочь, конечно, если можно считать помощью то, что я уже сделал? – Нет, Профессор, – сказал я. – Спасибо. – Может, чаю? – Извините, дела, – сказал я. После чего вышел за дверь, расправил крылья и взмыл вверх. Шеф побери, в моем возрасте пора бы уже личным транспортным демоном обзавестись. Стрелка состоялась на том же злополучном месте, где в свое время получил по рогам направленный Шефом В., только ночью. Я не стал особенно изгаляться и угонять еще одну машину, чтобы на ней приехать на разборку, и прилетел туда самым элементарным образом, минут на десять раньше назначенного срока. Вована на месте еще не было. Я присел на бетонный бордюр и закурил сигару. Мимо неслись машины. Штук сорок проехали необычно плотно для этого времени суток, они явно превышали разрешенную максимальную скорость. Любопытно, что машины в процессии были самые разные – и разбитые местные рыдваны, и новые, очень дорогие спорткары зарубежного производства. Это было странно, и над этим стоило поразмышлять, как стоит размышлять над многими придуманными смертными странностями, но сейчас мне не было до них никакого дела. Вован появился на пять минут позже им же самим назначенного срока, что изначально характеризовало его не с самой хорошей стороны. Он и друзей с собой позвал. Пять одинаковых черных машин окружили меня кольцом, и из них повалили грешники. Все они были одинаковые, как близнецы, с одинаковыми короткими стрижками, в одинаковой одежде, с одинаковым отсутствием мысли в глазах и с одинаковыми массивными перстнями на одних и тех же толстых мясистых пальцах. – Слышь, – сказал Вован, – я тут сейчас не понял. Ты че, один сюда приперся? – Один, – подтвердил я. – А на хрен ты вообще тогда приперся? – Поговорить, – сказал я. – А кто с тобой разговаривать будет, сука? – спросил он. – Ты зачем мне паленую тачку подсунул, тварь? – Я предупреждал, что за ней приедут. – Ага, покемоны в сером, – сказал Вован. – Они ж на меня чуть угон не повесили, хорошо, алиби у меня было. Ты че, меня под статью подвести хочешь? – А ты что, в штаны наложил уже? – спросил я. – Что ты сейчас сказал? – поинтересовался он. – Могу повторить. – Ты себя за кого ставишь, а? Ты че тут, один пацан реальный, а мы просто так катаемся? – Можно и так сказать. – Слышь, – вмешался кто-то из близнецов, – Вов, да че мы с ним вообще базарим? Давай его положим и обратно, в баню. Девчонки ждут. – Положить мы его всегда успеем, – сказал Вован. – А бабки кто отдавать будет? – Бабок не будет, – сказал я. – Они от поезда отстали, еще в тридцать седьмом. – Слышь, а ты кто сам такой? – не унимался близнец. – Ты че, блатной-заводной? Ты кого знаешь, а? Ты Борю Корявого знаешь? – А ты Князя тьмы знаешь? – Стоп, – сказал Вован. – Погоди, братва, это он про тех сусликов, которых мы с Коляном и Левчиком крутим. Помните, пацаны, как мы одному рыло уже начистили? А вот и второй нарисовался. Че скажешь, брателло? – Я самым настоятельным образом рекомендую вам снять ваше предложение. – С чего это? Я не знаю, как вы, но мы – пацаны конкретные, базар фильтруем и всегда готовы за него ответить, понял? И мы обратку не включаем, понял? Был базар – надо ответить, понял? – Ты ошибаешься, – сказал я. – Причем очень крупно, понял? – Я никогда не ошибаюсь, – сказал он. – И мы предъяву снимать не будем, понял? – Боюсь, что вы, мужики, сами не понимаете, во что ввязываетесь. – Слышь, – сказал его близнец, – мужики в деревне сидят. Здесь – конкретные пацаны. – В таком случае, вы не понимаете, во что вы ввязываетесь, пацаны. – Мы не снимем предъяву, – сказал он. – И что ты тогда сделаешь? – Слышь, Вов, давай ему врежем, – сказал близнец. – Как первому. – Не советую, мальчик, – сказал я, глядя ему прямо в глаза. Кулак вылетел из-за его спины, как метеор в американских фильмах-катастрофах. Быки умеют драться. По сути, это единственное, что они умеют. Они большие, сильные и накачанные. В них легко попасть из пистолета, поэтому они не любят стрелять. Стреляют другие. А такие, как этот, умеют только драться. Он может искалечить обычного человека. Он может причесать банду хулиганов. Он может оказывать недолгое сопротивление взводу омоновцев. Но против меня у него были такие же шансы, как у таракана против танка. Я перехватил его кулак и сжал в своей ладони. Хрустнули кости, глаза парня вылезли на лоб, и он рухнул на колени. Я отпустил его руку и позволил ему упасть на асфальт. – Демонстрация закончена, – сказал я. – Слышь, Вов, – сказал другой близнец. – Этот покруче, чем первый, да? – Позвони своим корешам, – сказал я, – и передай им то, что я сейчас тебе скажу. Если в течение недели вы не снимете предложение о сделке, вы будете иметь дело со мной. Меня зовут Скагс. – И что? – спросил он. – Ты меня не пугай, я не из пугливых, понял? Меня такие пугали, тебе и не снилось. В мире смертных у меня никогда не было устрашающей репутации, впрочем, у В. она была, но ситуацию это не спасло. – Скагс тебя зовут? Да хоть хрен с горы, понял? Думаешь, я управу на тебя не найду? Вот это уже интереснее. Какую управу он хочет на меня найти? Вован не производил впечатления религиозного человека, человека верующего. Но откуда в голове атеиста могла вообще появиться мысль о заключении сделки с дьяволом? Сама она там родиться не могла. Значит, кто-то ее заронил. Заронил и пообещал защиту, если что-то пойдет не так? Не длинные ли уши Азраеля торчали из всего этого дела? – Не найдешь, – сказал я. – Ты на своего ангела особо не рассчитывай, Вова. Не знаю, чего он там тебе наплел, но он ведь не твой ангел-хранитель. Он вообще не хранитель. – Ты че несешь? – Подумай сам, Вова, – сказал я. – Пораскинь мозгами, они ведь должны у тебя быть, если ты жив до сих пор. С чего это ангелу тебе такие предложения делать, а? – Потому что… – Потому что он тебя использует, – перебил я. – Использует, как лоха, использует и подставляет. – Че ты несешь? – Как бы там дальше ни повернулось, ты все равно будешь крайним, – сказал я. – Тебя назначили стрелочником, Вова, и ты ответишь за все. На тебя все и спишут. – Как бы там ни было, – сказал Вован, – как бы карта ни выпала, мы от предъявы не откажемся. Иначе это беспредел, фишку рубишь? – Я ее уже давно зарубил, – сказал я. – Но ты все равно подумай, что я тебе сказал. Дальнейшие переговоры были бесплодными, поэтому я обернулся демоном и улетел, три раза взмахнув крыльями. Упертые они личности. Мигель был прав, переубедить их нам не удастся ни при каких условиях. Значит, что нам остается? Выигрывать пари. Будем ждать активации четвертой монеты. Ждать осталось недолго, ибо произойдет она завтра. На всякий случай я позвонил Мигелю и попросил приглядывать за группой товарищей из Люберец, по мере его возможностей, разумеется. Как сказал кто-то из великих грешников, только глупцы и мертвые никогда не меняют своих мнений. После смерти он свое мнение изменил. Удастся ли Вовану изменить свое при жизни? Скорее всего, нет. Тогда его жизнь скоро закончится. Азраель использует его, а потом… Со свидетелями во всех мирах поступают одинаково. Отработанный материал выбрасывается. Встретимся мы с Вованом в аду и снова поговорим, подумал я. Может, тогда он посговорчивее будет. У нас многие крепкие орешки становятся посговорчивее. Специфика такая. И вот оно свершилось. Активировалась четвертая монета, и посвященные в дело лица и морды смогли посмотреть на личность последнего искушаемого. Та еще личность, я тебе скажу. Возраст как у второго кандидата, то бишь постарше первого и помладше третьего. Род занятий – неопределенный. Я сразу посмотрел, на что его можно брать. Четыре основных крючка ты сам знаешь: секс, деньги, слава, власть. Дальше возможны варианты, как с третьим кандидатом. Индивидуальный подход к каждому клиенту – вот девиз настоящего искусителя. Итак, давай прикинем. Деньги нужны всем, так смертные говорят, но у этого парня особых материальных проблем не наблюдалось. Да и вообще не наблюдалось, чего уж тут темнить. Собственный самолет и остров в океане он себе позволить не мог, но все остальное – пожалуйста. Разве уж слишком много предложить, неприлично много, и то имеет реальный шанс не сработать. Слава его не особо интересовала, власть тоже. Есть такие смертные, есть, мало, но все еще встречаются. С сексом у него не было никаких проблем. Секса у него было хоть отбавляй. Смазливый, по человеческим меркам конечно, денежный, с хорошо подвешенным языком. Какие у него проблемы с сексом могут быть? Ага, и я говорю – никаких. Значит, Скагсу придется импровизировать. Но было в этом парне что-то еще, помимо отсутствия основных крючков, что-то такое, что мне сильно не нравилось. Что-то знакомое. Нет, не во внешности, я в поле редко бываю, для меня все смертные на одно лицо. Что-то в его поведении, что ли? Но я тогда не мог понять, что именно. На неберущегося он не был похож, праведником тоже не являлся, хвала Шефу. Но кроме того, что было на самой поверхности, в его личности было что-то еще. Что-то не совсем мне понятное. Дай Шеф, чтобы Скагс разобрался, что именно. Орки атаковали ближе к полудню. На них это было похоже. Безмозглые твари, никакой тактики, никакой выдумки, никаких военных хитростей, они просто навалились на нас со всех сторон. Они могли себе это позволить, потому что их было больше. Подавляющее численное превосходство лучше любой тактики, у кого угодно спросите. Стратегия важна, когда речь идет о десятках тысяч воинов с каждой стороны. Численное превосходство еще не гарантирует победы в большой войне. Чингисхан, Мухаммед, Наполеон и Гитлер в начале своей карьеры были знамениты как раз тем, что колошматили превосходящие в несколько раз силы противника. Но когда вопрос стоит о десятке человек против нескольких сотен орков, никакая тактика не поможет. Мы начали бой, как и должны были. Ведь для этого мы были здесь. Арагорн валил орков направо и налево, как и положено сыну Арахорна и владельцу Андрила. Леголас тоже был неплох. Он эльф, ему проще. Я отбивался, как мог, правда, на меня они не очень-то и наседали. Устрашающая репутация, вот что главное в нашем деле. Арагорн замочил очередного орка, картинно вытер меч о его одежду и крикнул: – Отступаем к форту! Поскольку он у нас был вроде как за руководителя, мы принялись отступать. Хоббитов наша группа потеряла из виду в самом начале схватки, а Гендальф только начинал карабкаться по отвесным скалам морийской бездны, на дне которой хранились нехилые запасы мела, так что рассчитывать нам приходилось только на себя. Был еще Боромир, но я давно его не видел. Он ушел в лес вслед за Фродо. О его судьбе можно было только догадываться. – Где хоббиты?! – крикнул Леголас. Под ударами его кинжала орки падали один за другим. – Не знаю, – признал я. – Найди их, друг! Мы дали слово доставить Кольцо! – Помню, помню, – сказал я. – Прикрой! Он развернулся и бросился на врагов, атакующих с моей стороны. Пока он привлекал внимание орков к своей персоне и отвлекал их внимание от моей персоны, я проскользнул мимо него, полоснул парочку орков мечом и отправился на поиски полуросликов. Кто меня заставил ввязаться в эту историю? В лесу было довольно сыро после вчерашнего дождя, и моя одежда очень быстро промокла. Солнце не пробивалось сквозь заслон деревьев, поэтому тут, внизу, было прохладно, и я мог еще и простудиться вдобавок. Вдали затихали звуки битвы, а я шел по лесу в поисках трех обычных хоббитов и одного необычного, самого главного, кольценосного. Через полчаса я понял, что заблудился. Звуки битвы не доносились уже ни с какой стороны, были слышны только обычные лесные шорохи, и никаких признаков разумной, цивилизованной жизни. Зачем я в это влез? Потому что мне было скучно в том подмосковном санатории, куда я уехал сразу же после того, как вывесил наш официальный сайт в Интернет. Перед тем как приступить к своим служебным обязанностям, я слазил на официальный сайт хакеров и прочитал историю, вывешенную Кракеном. Там были все подробности, за исключением одной. Не хватало только моего финального послания, моего росчерка. «Связался с лучшим – умри, как все». Обидно. Значит, он все-таки не признал меня лучшим. Или расставил ловушку, подумал я. Дескать, сейчас меня одолеет тщеславие, и я дополню его рассказ финальной подробностью. И тогда он меня вычислит. Черта с два. Я тщеславен, но не глуп. Моя сегодняшняя тактика – молчание. Шеф предложил мне смотаться на Кипр, но у меня не было загранпаспорта, а оформление требовало времени, поэтому я остановил свой выбор на Подмосковье. С одной стороны, зависнув в санатории, я резко менял привычный круг общения, как случается при выезде на любой курорт, с другой стороны, я не слишком удалялся от дома. Если что, на машине можно добраться за пару часов. В первый день все было довольно-таки интересно, для меня, жителя городского, и подмосковный лес – экзотика. Потом стало скучно. Лес стоит на месте последние пятьсот лет, молодежи в санатории мало, а та, которая есть, не в состоянии поддерживать интеллектуальную беседу более пяти минут, не вставляя в речь связки типа: «реально», «без базара» и «конкретно». Иными словами, в санатории было два типа курортников: обеспеченные пенсионеры, объединившиеся в своеобразный клуб «Кому за 60», и местная братва, знакомиться с которой я никакого желания не имел. И был я как белая ворона, не пишущаяся ни в одну компанию. К пенсионерам по возрасту, а к братве – из-за несовпадения интересов и жизненных приоритетов. Впрочем, сомневаюсь, что и с пенсионерами у меня интересы и приоритеты совпали. Тогда я и понял, что на самом деле «завис». Тянуло в Интернет, но Интернета здесь не было. Всей связи – телефонный автомат в холле и моя мобила, которая брала сеть через раз и могла вырубиться прямо на середине разговора. Телевизор транслировал три канала, ближайшее кино было за двадцать километров, а торчать две недели в бассейне, сауне и спортзале было просто невыносимо. Блуждая по лесу на второй день этой тягомотины, я наткнулся на толкинистов. У них тут проходили очередные ХИшки. Кто не в курсе, ХИ – это хоббитские игры. Ролевые игры, основанные на бессмертном творении Толкина. Если кто не знает Толкина, до свидания. Вы потеряны для общества. Ага, Толкин – это тот самый чувак, который написал книжку по фильму Питера Джексона. Толкинисты, они же толканутые, это такие люди, вполне взрослые, разумные и даже в какой-то степени состоявшиеся, которые верят в то, что на самом деле они вовсе не люди, а эльфы, гномы, хоббиты, орки и волшебники. Думаете, они на ХИшках притворяются? Черта с два. Они притворяются не на ХИшках, наоборот, в обычной своей жизни они притворяются людьми. Типа, их истинная суть проявляется только на ХИ. Нет, я лично Толкина тоже читал и ничего против его творения не имею. Оно мне даже понравилось, но не настолько, чтобы я вообразил себя хоббитом или эльфом. Может быть, дело в том, что творение Толкина было не самой первой книгой жанра фэнтези, которую я прочитал. До него был «Амбер» Желязны и «МИФические истории» Асприна. Может быть, это я такой невпечатлительный. Спросите меня о «Властелине Колец», и я скажу вам – хорошая книжка. Но хороших книжек много, так почему же никто не играет в штурм Корвина и Блейза, когда рыжая бестия свалилась с вершины Колвира и ушла через козырь, а Корвин был схвачен сторонниками Эрика и ослеплен? Для меня это до сих пор остается парадоксом. Но несмотря на свои заскоки, большая часть толкинистов была приятными для общения людьми. И когда их вожак, Арагорн, сын Арахорна, в миру – Вася Пупкин, предложил мне присоединиться к игрищам, я долго не раздумывал. Знаете, что мне в них больше всего понравилось? У толкинистов были горящие глаза. Понимаете? Как у героев братьев Стругацких, как у истинных коммунистов, не знаю, как у кого еще. И пусть они занимались далеко не самым важным в жизни делом, но отдавались они ему полностью, и я это уважал. Сейчас так редко можно встретить человека с горящими глазами. Сегодня утром мы должны были разыграть схватку, в которой погиб Боромир, а Фродо с Сэмом ушли в Мордор. Пиппин и Мерри должны были быть захвачены орками, а мы должны были их отбить, но чуть позже. Отбить Мерри и Пиппина было бы приятно, они были чертовски симпатичными девушками, и одна из них строила мне глазки. Я думал, что мне, как новичку, достанется роль рядового орка, но толкинисты расщедрились и назначили меня одним из главных действующих лиц. Я не совсем понял логику их выбора, но отказываться от такого предложения было бы оскорбительно для них, и я согласился. А теперь я заблудился в лесу. Но мой герой и не должен хорошо ориентироваться в лесу, подумал я. С другой стороны, я ведь даже не знаю, где мой санаторий, а до Москвы отсюда километров сто двадцать. Интересно, сохранились ли в здешних лесах волки или медведи? Белки точно сохранились, я уже видел штук пять. Тут я увидел его. Он был староват для толкиниста, но у него в руке был деревянный меч, как и у меня, значит, он тоже был игроком. Он шел мне навстречу и стучал мечом по стволам деревьев. На вид ему было лет сорок, на нем был серый деловой костюм, который как-то не слишком гармонировал с деревянным мечом и образом толкиниста в лесу. – Вы кто? – спросил я. Если он орк, мне придется вступить с ним в бой, чего бы мне не хотелось. Смотрелся он очень внушительно и держал меч так, словно тот не был деревянным. И словно парень умел им пользоваться. – А вы? – спросил он. – Я этот, как его… Гимли, сын Глоина из Твердыни Подземного Короля. – А я – Скагс из внешнего круга ада. – Я что-то не помню такого персонажа, – сказал я. – А вы не слишком похожи на гнома, – сказал он. – Я знаю, – сказал я. – Гномов ростом метр восемьдесят не часто встретишь, да? Но так уж решило местное руководство. – Демона из внешнего круга ада тоже не слишком часто встретишь, – сказал он. – Вы не похожи на демона. – Только поначалу, – сказал он. – Кстати, вы не первый, кто мне об этом говорит. – И я не помню демонов во «Властелине Колец». Разве что Балрог, но я слышал, что его вчера сразили. Гендальфа-то с нами нет. – Вы об этой странной игре? Видите ли, дело в том, что я в ней не участвую. – А это? – спросил я, указывая на его меч. – А это, – сказал он, – я отнял у трех личностей, которые набросились на меня с явным намерением вот этим самым пронзить. – И что вы с ними сделали? – Нейтрализовал и отобрал мечи, что же еще? – Но они живы? – уточнил я. Ребята увлеклись, а этот тип мог быть кем угодно. Я имею в виду, он же псих? – Конечно, – сказал он. – Их убийство было бы неадекватно исходящей от них угрозе. – О как, – сказал я. – Так кто вы, говорите, такой? – Скагс, демон из внешнего круга ада. А вы – Гоша. – Откуда вы знаете? – несколько удивленно спросил я. – Я – демон, – напомнил он. – Я многое знаю. – Что, например? – Многое, – повторил он. – Но я здесь не для того, чтобы хвастаться своими знаниями. Я здесь, чтобы сделать вам предложение. – Стоп, – сказал я. – Стоп, стоп, стоп… Кто-то из нас явно болен, и я надеюсь, что это не я. – Я совершенно точно здоров, – сказал он.. – Да и вы тоже. Просто у вас культурный шок. – С чего бы это? – От встречи с демоном. – А вы – демон? – тупо спросил я. – Демон. – Доказать можете? – А вы действительно этого хотите? Я прислушался к своим ощущениям. – Нет, – сказал я. – Не хочу. Но если вы хотите продолжить нашу беседу, нам обоим придется через это пройти. – Хорошо, – сказал он. – Какое доказательство вас удовлетворит? – Надо подумать, – сказал я. – А что вы можете делать? – Летать. – Копперфилд тоже может. – Он – фокусник. – Откуда я знаю, что вы не фокусник? – А какой смысл мне показывать фокусы одному-единственному зрителю, да еще и в лесу? – Не знаю, – сказал я. – Но это не значит, что смысла нет. Что вы еще можете? – Могу спалить этот лес, – сказал он. – Это вас устроит? – Вряд ли, – сказал я. – Кроме того, спалить лес может любой дурак с зажигалкой. Экология нынче плохая, леса то и дело горят. Не надо усугублять. – Не буду усугублять, – сказал он. – Отрастить рога и копыта? – Если это доставит вам удовольствие, – сказал я. И он отрастил. Не знаю, как у него это получилось. Я успел только раз моргнуть, а человек в сером костюме и с деревянным мечом в руке исчез. Вместо него передо мной стоял самый натуральный демон. Два с половиной метра ростом, плюс рога, по два с каждой стороны, один короткий и один длинный. Тело было матово-черным и поблескивало чешуей, ноги заканчивались копытами такого размера, что самый матерый бык на корриде дал бы дуба от одного их вида. Еще у него был хвост, длинный, чешуйчатый, напоминающий гремучую змею. Глаза у него полыхали пламенем, а из пасти торчали огромные зубы. – Вы довольны? – спросил он. Голос у него тоже изменился, теперь он был хриплым и гортанным, словно со мной разговаривал крокодил. Вполне, – сказал я. – Вернитесь к своему прежнему облику, если это вас не затруднит. Я не отношу себя к демонофобам, однако, не ровен час, мимо кто пройдет. Страшно даже представить, что он подумает. – Вы правы, – сказал он, так же мгновенно превращаясь в человека. – Никогда не следует забывать об осторожности. – Истинная мудрость сквозит в ваших речах, – сказал я. – Так чего вы от меня хотите? – Поговорим? – спросил он, присаживаясь на пенек и прикуривая большую сигару от указательного пальца. – Поговорим, – согласился я. Пеньков вокруг больше не было, так что я сел прямо на землю, прислонившись спиной к стволу. – Сигару? – спросил он. – Не откажусь. Он угостил меня сигарой. Оказалось, что зажигалки у меня с собой нет, так что и мне пришлось прикуривать от его пальца. Серой от пальца не пахло. – И что вам нужно? – спросил я. – А сами вы, конечно, не догадываетесь? – Вы не еврей? – спросил я. – Почему вы спрашиваете? – Потому что вы отвечаете вопросом на вопрос. – Я – не еврей, – сказал он. – Я – демон. – В это я уже верю, – сказал я. – Цена, которую должен заплатить я, мне понятна. Какова ваша? – Назначьте ее сами. – Боюсь продешевить, – сказал я. – А вы не бойтесь, – сказал он. – В случае чего я вам намекну. Мы работаем для клиентов и не хотим, чтобы кто-то чувствовал себя обиженным. – Что-то мне в это не очень верится. – Тем не менее это так. Итак, что вы хотите в обмен на предмет, от которого до сих пор не получали никакой практической пользы и который в ближайшее время вам в любом случае не понадобится? – Вы имеете в виду душу? – Да, душу. – И тогда после смерти я гарантированно попаду в ад? – Вы снова абсолютно правы. – И как там, в аду? Он пожал плечами: – Нормально. – Не жарковато, нет? – Местами жарко, местами не очень, есть места, где совсем холодно. Ад – он большой и разный. – Ад – город контрастов? – Можно и так сказать. Хотя размерами он превосходит все города мира, объединенные в один мегаполис. – Очень много грешников? – На недостаток клиентов не жалуемся. – Тогда к чему вам еще и меня обрабатывать? – Вы – особый случай. – С чего бы это? – Мы провели нечто вроде лотереи силами нашего ведомства. В целях поощрения, так сказать, – сказал он. – И сделали наши фирменные предложения всем победителям. Вы – последний. – Они все согласились? – спросил я. – Я не имею права раскрывать вам эту информацию, – сказал он. – Каждая сделка конфиденциальна. – Но я не помню, чтобы я что-то выигрывал в лотерею в последнее время. – Правый внутренний карман вашей куртки, – сказал он. – Тот самый, что закрывается на «молнию». – Там мой бумажник. – И еще кое-что. – Откуда вы знаете? – Я – демон. – Я помню. – Вы проверите карман? – Проверю, – сказал я. Я положил сигару на землю, чтобы не прожечь прокладку куртки во время манипуляции с «молнией», и влез в карман. Бумажник был на месте, впрочем, его тяжесть я чувствовал на каждом шагу, но было там что-то еще. Большое, плоское и круглое. Я вытащил предмет на свет, им оказалась старинная монета. А я совсем о ней забыл. Я нашел ее, гуляя по лесу в первый день своего незапланированного подмосковного отпуска. Она лежала на самом видном месте и прямо-таки просила ее прибрать, удивительно, что никто не наткнулся на нее раньше меня. Возможно, она даже была золотой, но я не могу определить этого на ощупь. Я знаю, что во времена, когда золотые монеты были в широком обращении, люди имели привычку прикусывать им край и смотреть на отпечатки зубов, но у меня не было никакого желания тащить найденные предметы в рот. Монета была красивой. С одной стороны был изображен ангел со здоровенным мечом, расправляющий крылья, с другой – какая-то мерзкая тварь, выбирающаяся из-под земли. Никаких цифр, обозначающих ее стоимость и год выпуска, никаких букв. Как я мог забыть о такой находке? Вот сейчас демон напомнил мне, и эта история встала у меня перед глазами, а минуту назад я ничего о ней не помнил. Я же хотел отнести монету к антиквару и поинтересоваться, что это, собственно говоря, такое и сколько может стоить. Но продавать я ее не собирался, хотел оставить себе. Может быть, она положила бы начало целой коллекции странных предметов. Учитывая проходящие здесь игрища, монета могла оказаться собственностью толкинистов и играть роль того же Кольца Всевластья или любого из остальных колец. Надо будет спросить у Арагорна… – Вот ваш лотерейный билет, – сказал тот, кто утверждал, что он демон, а потом убедительно доказал свое утверждение. – Я должен вернуть его вам? – Нет, – сказал он. – Пусть останется у вас в качестве сувенира. – Спасибо, – сказал я и убрал монету обратно в карман. И тут же снова о ней забыл. – Вернемся к сделке, – сказал он. – Вы определились с ценой? – А разве стандартных предложений у вас нет? – Есть, конечно. – Тогда начните с них, – сказал я. – А то мне как-то ничего в голову не приходит. Может быть, это даст толчок моему мыслительному процессу. – Хорошо, – сказал он. – Хотите миллион долларов? – Зачем? – спросил я. – Все хотят миллион долларов, – сказал он. – Я не хочу. – Почему? – Не знаю. А почему я должен хотеть миллион долларов? – А два миллиона? – Милейший, – сказал я, – вы работаете в такой солидной конторе, и я просто не поверю, что, прежде чем прийти на эту встречу, вы не наводили обо мне справок. – Наводили, – сказал он. – Тогда вам должно быть известно, чем я занимаюсь. – Вы – программист. – Я – хакер, – поправил я. – Это ваше хобби. – Не совсем так, но это не столь важно, – сказал я. – Важно то, что я хакер. Вы знаете, чем занимаются хакеры? – Воровством, – сказал он. – Верно, – сказал я. – Хотя и не только воровством. Поверьте мне, если бы я хотел миллион долларов, то уже давно хакнул бы его со счета какого-нибудь швейцарского банка. – Я думал, вас останавливает уголовная ответственность за это противозаконное деяние. – У нас нет закона против хакеров. А служба безопасности банка никогда меня не найдет. – Я вижу, вы прорабатывали этот вопрос. – Чисто любопытства ради, – честно сказал я. – Значит, деньги вам не нужны? – Деньги всем нужны, – сказал я. – Но у вас я их не возьму. – Даже десять миллионов? – А каков ваш верхний лимит? – То есть сколько я могу вам дать по максимуму? – Да. – Вы можете стать богаче султана Брунея. – А богаче Билла Гейтса? – Можете, – сказал он. – А кто такой Билл Гейтс? – Самый богатый человек в мире. – Только дайте свое согласие, и по сравнению с вами он будет просто нищим. – Интересно, – сказал я. – Вы всем такое предлагаете? – Нет, только вам. – Почему? – Потому что вы выиграли в лотерею. – Я нахожу это весьма странным, – сказал я. – Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось вашим мудрецам. – Вы знаете Шекспира? – Конечно. Хотите, я вас познакомлю? – Не хочу. Что я, покойников не видел? – Таких не видели. – Все равно не хочу. О чем мне с ним разговаривать? Зачем же ты, старина Вилли, Гамлета с Офелией замочил? И Ромео с Джульеттой? – Он даст вам аргументированный ответ. – А оно мне надо? – спросил я. – Давайте подведем итог под первым пунктом моего предложения, – сказал он. – Деньги вам в любом количестве не нужны? – Боюсь, что нет. – Вы знаете, вы второй клиент за последнюю неделю, который отказывается от денег. – Деньги – не главное. – Тогда назовите, что для вас главное. – Если бы я это знал, – сказал я. – Что еще в стандартном пакете? – Хотите знакомства с самой красивой женщиной мира? – А кто у нас самая красивая женщина мира? – Вы сами выберете. – И как вы устроите наше знакомство? – Это уже наша работа, – сказал он. – Мы своих методов не раскрываем. – Что у меня с ней будет? – Все, что вы захотите. Включая законный брак. – Не, – сказал я. – Не пойдет. Это скучно. В знакомстве с женщиной самое интересное – это ее завоевание, преодоление, так сказать, преград. А вы мне ее на блюдечке преподносите. В чем же кайф? – В обладании той, о которой мечтают все мужчины мира. – Обладание ради обладания скучно, – сказал я. —Женщина – это не вещь. – Многие мужчины думают иначе. – Это их личное дело. Я так не думаю. – Похвально, – сказал он. – Я вижу, у вас очень прогрессивный взгляд на вещи. – Вполне обычный. – Значит, головокружительного секса вы тоже не хотите? – А кто ж его не хочет, – сказал я. – Двести долларов, Ленинградское шоссе в сторону области, и вы будете иметь столько секса, сколько вам и не снилось. – А мэром Москвы вы никогда стать не хотели? – Лужкова вы куда денете? – Он сам скоро уйдет, – сказал демон. – Как вы сказали, вас зовут? – спросил я. – А то я запамятовал. – Скагс, к вашим услугам. – Послушайте, Скагс, быть мэром, губернатором или президентом – это очень престижная и высокооплачиваемая, с темной стороны налогообложения разумеется, работа, но она еще и очень нервная. Ответственность давит, знаете ли. А я никакой ответственности не хочу. – Знаменитым вы быть тоже не хотите? – Знаменитым кем? – Кем хотите. Но знаменитым. Знаменитым гонщиком, знаменитым ученым, знаменитым писателем, знаменитым философом. Можете выбрать сами. Вас будут знать миллионы. Вас будут уважать миллионы. К вашему мнению будут прислушиваться правительства всех стран. – Это тоже ответственность. – В жизни никуда не уйти от ответственности. – Но можно ее минимизировать. – Тогда мой стандартный пакет предложений исчерпан, – сказал он, – Давайте начнем вариации. – Давайте начнем. – В каком занятии вы бы хотели преуспеть в этой жизни? Вот тут я задумался. – Это сложный вопрос, чтобы ответить на него с ходу. Я работал программистом, звезд с неба не хватал и понимал, что программист я посредственный. Но становиться вторым Биллом Гейтсом мне тоже не хотелось. Хакером я был лучшим, чем программистом, и, после того как заделал самого Кракена, выше мне уже, наверное, и не прыгнуть. К тому же популярный хакер – мертвый хакер. О Митнике стало известно только после его ареста, например. А что я еще умею? Машину водить да монстров по виртуальным коридорам стрелять. – Приключений хотите? – Приключений мне и так хватает, – сказал я. – Эта игра не может считаться приключением, – сказал он. – А я не о ней говорю. Вот скажите мне лучше, господин Скагс, в чем смысл жизни? – Вы спрашиваете о смысле жизни у демона? – А у кого мне еще спрашивать? Вы наверняка видели дьявола, вы вполне могли видеть Бога, – при этом слове демона передернуло. – Вам и карты в руки. Тут настала его очередь задуматься и курить молча. – Вы знаете, Гоша, – осторожно сказал он после паузы, – я никогда не задавался этим вопросом относительно смертных. У нас, демонов, все гораздо проще. У нас есть правила, есть обязанности, есть долги, есть кое-какие права. Мы просто делаем свою работу, которая с самого начала четко определена. У нас нет свободы выбора, так что нам не приходится задумываться о смысле нашего существования. – Откровенно, – признал я. – А если вы все-таки задумаетесь над этим вопросом? Вам-то со стороны должно быть виднее. – Я подумаю, – сказал он. – Я тоже, – сказал я, – подумаю над вашим предложением. Вам же не нужен мой ответ прямо сейчас? – Нет, – сказал он. – Прямо сейчас не нужен. – Так давайте встретимся позже и поделимся своими соображениями друг с другом. – Давайте, – сказал Скагс. – Завтра, в это же время, годится? – Давайте послезавтра, – сказал я. – Мне не хотелось бы затягивать, – сказал он. – И все-таки, – сказал я. – Такие вопросы с кондачка не решаются. – Понимаю, – сказал он. – Договорились, послезавтра, в это же время. – А где? – Это не важно, – сказал он. – Я вас найду. Я же демон. – Я помню, – сказал я. – Удачи, – сказал он. – И вам того же, – сказал я. После чего он отрастил себе крылья и улетел. Вот так, прямо средь бела дня. А я-то думал, что демоны – создания ночи. Нет пророка в своем отечестве, слышь, чего я говорю? Я знал, что с четверкой возникнут проблемы, вот они и возникли. Я внимательно наблюдал работу Скагса в реальном времени, а потом просматривал запись на своем компьютере, не один раз просматривал, между прочим. Этот случай обещал быть самым тяжелым из четырех. Конечно, нет ничего страшного в том, что клиент взял себе два дня на размышление, сроки ведь оговаривались в одну неделю, так что какой-то запас времени у нас был. Встречались на моей памяти случаи, когда кандидата приходилось окучивать по полгода, и даже тогда он не давал окончательного согласия, но это еще была не катастрофа. Катастрофа была в том, что его просто не на что было брать. Видел, как он реагировал на предложения из стандартного пакета? То-то же. Никак не реагировал. Его ничего не заинтересовало, абсолютно ничего. Он даже не задумывался. Конечно, многие так реагируют. Я видел, что сама возможность подобной сделки кажется ему привлекательной, интересной, любопытной, но он никак не может определиться с ценой. И Скагс не может, тут опыт побольше, чем у него, нужен. Что клиенту можно предложить? Тщеславие, алчность и похоть уже не сработали. Проблема была в том, что клиент сам не знал, что ему нужно. Писатель, который был вторым, точно знал, что ему нужно. Предприниматель, ставший третьим, это примерно представлял. Пацан, которого Скагс захомутал первым, твердо знал, что ему не нужно. Крючки были более-менее очевидными. А у этого вообще никаких не было. А как тебе понравился вопрос, который он Скагги в самом конце беседы выкатил? Мне лично никак не понравился. В чем смысл жизни? Да над этим голову такие мудрецы сломали, и так никто ничего и не понял. А ведь не дашь ему послезавтра более-менее вразумительного ответа, он дальше вообще разговаривать откажется, как пить дать. В чем смысл? А хрен его знает. Но у нас есть два дня, чтобы что-то придумать. И чтобы это что-то еще и звучало убедительно. А в чем он, смысл-то этот? С моей точки зрения, смысла вообще нет. Вот сам представь – ты, к примеру, человек. Ну, к примеру. А я говорю, представь, для пользы дела. Представил? С трудом представляешь? Ну все-таки… И вот, ты – человек. Ты родился и живешь. Для чего? Твоя земная жизнь ограничивается одним веком, твоя загробная жизнь практически бесконечна. Хорошо, теоретически бесконечна, на практике еще никто не проверял. Но суть в том, что по сравнению с загробной жизнью твоя земная жизнь – один миг. А от того, как ты поведешь себя в этот миг, зависит, где и как тебе придется коротать вечность. Справедливо? По-моему, не очень. Этакий абсурдный короткий тест, от которого зависит твоя будущая жизнь, точнее, жизнь твоей бессмертной души. На мой взгляд, никакого смысла в этом нет. А на твой? Говоришь, лучше попасть в рай, чем к нам? Тоже не факт. От вечного блаженства, я тебе скажу, тоже свихнуться можно. Нет, сам не проверял, но догадываюсь. Однообразие, друг мой, вот худшее наказание. У нас хоть личности поинтереснее подобраны. А в чем смысл жизни, я не знаю. Не я правила устанавливал, я их только блюду. О смысле Сам Знаешь Кого спрашивать надо. Может, он тебе и ответит, если в хорошем настроении будет. Он всю эту кашу заварил, ему и знать. Что говоришь? Если смысла нет, его надо придумать? Вот возьми и придумай, два дня у нас еще осталось. Не придумаешь – уволю. Уволю к Шефовой матери, к бесам сошлю, в команду растопки, так и знай. Нет, я не шучу. Куда это ты собрался? В библиотеку, смысл придумывать? Ну и флаг тебе в руки, и ангельскую колонну тебе навстречу. Иди придумывай. Кого спросить? Ага, ты еще Папу Римского спроси. Которого? Да у нас их штук пять только в третьем круге парится. А я пока Скагги позвоню, может, вдвоем что-нибудь придумаем. Асгарот. А, на этот раз вы решили прийти. Азраель. Я в прошлый раз занят был. Я, между прочим, оперативный агент, а не крыса архивная. Асгарот. Я попросил бы вас воздержаться от личностных высказываний. Азраель. Ну что, нашла коса на камень? Асгарот. Пока рано об этом судить. Имела место только первая предварительная беседа, и у нас согласно условиям пари есть еще шесть дней. Азраель. Есть-то они есть, только хрен что у вас получится. Асгарот. Это еще бабушка надвое сказала. Азраель. Какая бабушка? Асгарот. Любая. Азраель. Какие бы бабушки тебе что ни говорили, этого клиента за неделю не взять. Асгарот. И не таких брали. Третий клиент посложнее был. Азраель. Ничего подобного. Третий был авантюристом и скрытым романтиком, таких развести – как два пальца сам знаешь чего. А этот, он сам не знает, чего хочет. И вы хрен узнаете. Асгарот. Узнаем, узнаем. Азраель. Ага. Слушай, приятель, некогда мне тут с тобой впустую тереть. Шесть дней у вас есть, не покажете контракт – будете выполнять условия, понятно? Асгарот. Мы от своего слова не отказываемся. Азраель. Вот то-то же. Ладно, бывай, демонишка. (Улетает.) Асгарот. А ведь он прав. Меня терзают смутные сомнения… (Улетает.) Итак, впервые за мою короткую, но успешную карьеру искусителя процесс вышел из фазы первого визуального контакта с нулевым результатом. Четвертый кандидат оказался крепким орешком, по крайней мере гораздо более крепким, чем первые три. Или мне три раза просто везло? Сложно сказать, но дело сейчас не в этом. У меня есть еще почти неделя, чтобы заполучить его душу, а я не знаю, что ему предложить. Надежда на то, что он сам придумает, есть, конечно, но сильно на это лучше не рассчитывать. Как говорится, демон предполагает, а смертный располагает. Как гласит одно из правил искусителей, если клиент не знает, чего хочет, надо заставить его чего-то захотеть. «Запомните, нет клиента, которого вы не сможете обработать. Неберущихся душ нет, это лишь оправдание для неудачников. Если вы не заполучили контракта, значит, вы не разобрались в сути пожеланий клиента и не смогли сделать ему предложение, которое он отвергнуть не мог. Если у вас нет контракта, это только ваша ошибка, ваша халатность и ваша недостаточная квалификация». Цитата из справочника, подсунутого мне Бегемотом. «Неподписанному контракту нет оправданий. Неподписанных контрактов быть не должно. Работайте, работайте, работайте». Общие фразы, без спору, хороши, но хотелось бы хоть немного конкретики. Словно по заказу, у меня зазвонил телефон. Кто говорит? Не слон, Бегемот. – Алло, Скагги. – Здорово, дружище, – сказал я. – Здорово, – сказал он. – Решил вот тебя немного подбодрить. – Валяй, – сказал я. – Моральная поддержка мне не помешает. – Видится мне, Скагги-бой, что сели мы с тобой в глубокую лужу. – Спасибо, подбодрил. – Не хочу уходить от реалий, – сказал он. – Что думаешь делать? – Как раз над этим вопросом работаю. – Много ли уже наработал? – Не очень, – признался я. – Надо с клиентом подольше пообщаться. – Пошли своего вампира за ним приглядеть, – сказал Бегемот. – Одно дело – слежение через монету, совсем другое – чей-то визуальный контакт. Может, он заметит то, что ты не увидел. Он-то людей лучше тебя знает. – Хорошая мысль, – сказал я. – А откуда ты про вампира знаешь? – Я, брат, много чего знаю, – сказал он. Вот и поделись знаниями, – сказал я. – Слей мне, пожалуйста, всю информацию, что у тебя на этого Гошу есть. – Солью еще до вечера, – пообещал он. – Не только стандартную, – попросил я. – Всю, что сможешь нарыть. – Постараюсь, – сказал он. – Слушай, есть у меня один практический совет. – Было бы неплохо. – У тебя когда встреча следующая с клиентом? – Послезавтра. – Так подошли ему суккуба завтра под вечер. – А зачем? – В самом худшем случае на встречу он придет невыспавшимся, разбитым и туго соображающим. В лучшем он может захотеть продолжения. – Это вряд ли. – Чем Шеф не шутит, – сказал он. – Но ты попробуй, ладно? – Хорошо, уговорил, попробую, – сказал я. – Пришли кого-нибудь, ладно? Я документы задним числом оформлю. – Лады, – сказал он. – Жду информацию, – сказал я. – Будет, – пообещал он. Сразу после этого я позвонил Мигелю, присматривающему за Вованом, и перенацелил его на Гошу, снабдив координатами и точным словесным портретом. Он заверил меня, что все сделает и присмотрит, а потом выкатил новость. – Дон Скагс, – сказал он, – касательно Вована есть информация. Сегодня, часа два назад, он имел встречу с какой-то личностью нечеловеческого происхождения, после чего сразу созвонился со своими коллегами, находящимися в Сибири. – Откуда вам известно о нечеловеческом происхождении той личности? – Человеческие личности не имеют обыкновения упархивать на небо после окончания разговора, – сказал он. – Ангел? – спросил я. – Никогда не наблюдал ангелов живьем, но очень похож на те картинки, что мне приходилось видеть. – Я его знаю, – сказал я. – Это значит, что они зашевелились. – Зашевелились, – подтвердил он. – Мигель, – сказал я, – постарайтесь отнестись к моим словам очень серьезно. Если вам снова встретится этот ангел, бегите от него без оглядки. Ни за что не вступайте с ним в контакт. Опасайтесь его, как… как осины, окропленной святой водой. Даже больше. – Он так опасен? – Он очень опасен, Мигель. И он – наш враг не просто по названию, он активно работает против нас. Мне он ничего сделать не сможет, но вот для вас представляет непосредственную угрозу. Мои коллеги уже знают, что я привлек вас к этому делу, значит, знают про это и мои враги. Будьте очень осторожны, Мигель. – Буду, дон Скагс, – сказал он. – Мне бросить слежку за Вованом окончательно? – Да. До получения от меня дальнейших инструкций вы все свое время должны посвятить этому смертному, Гоше. Если у нас все выйдет, Вован и его ангел будут против нас бессильны. – Хорошо, дон Скагс, – сказал он. – Тогда я отправляюсь. – Отправляйтесь, Мигель, – сказал я. – И берегите себя. Не знаю почему, но относительно Мигеля у меня были очень плохие предчувствия. Правда, я – демон, и хороших предчувствий у меня не бывает по определению, но мне почему-то все время казалось, что я подвергаю Мигеля страшной опасности. Прав был этот Гоша, когда не хотел никакой ответственности. Я привлек истинного вампира к этому делу, и теперь я за него в ответе. Если с ним что-нибудь случится, виноват буду я. Ну да ладно, пока не случилось, нечего огород городить. Может, у меня уже просто паранойя. Говорят, для демона моих лет это вполне нормально. Итак, Гоша. Был ли он случайным кандидатом или меня на него вывели специально? Бегемот советовался с экспертами и говорит, что никаких чар применено не было и быть применено не могло, но… Всегда есть какой-то способ, о котором мы пока не знаем. Способ этот в данный момент представляет лишь академический интерес. А вот честный ли это случай или подстава – вопрос первостепенной важности. Потому что если это подстава, то ждать можно чего угодно. Но он не праведник, это уже радует. Если бы я был ангелом и мне был бы нужен гарантированный выигрыш и если бы я имел возможность смухлевать со жребием, я бы попытался вывести искусителя на праведника. Причем не на пассивного праведника, просто не имеющего возможности грешить, а на праведника активного, регулярно посещающего церковь, истово верующего в Сами Знаете Кого и боящегося геенны огненной как… геенны огненной. А меня вывели на Гошу, который праведником не был. Почему? И вывели ли вообще? Праведники на Земле есть, и много, почему же мне не попался ни один из этих четырех? Ведь четыре случая – это уже повод для статистики. Хорошо, прикинем, что нам точно известно. За спинами группы товарищей из Люберец стоит Азраель, это уже подтверждено двумя разными источниками. Азраеля я знаю хорошо, у него одного на такую комбинацию мозгов бы не хватило, значит, есть кто-то еще. Но не факт. Азраель плетет заговор, используя группу товарищей из Люберец в качестве рычага давления. Это довольно-таки опасная игра, и вряд ли он мог доверить ее исход обычному жребию. Такая комбинация не могла родиться спонтанно, скорее всего, на ее подготовку ушли годы. За это время можно подстраховать себя со всех сторон. Ладно. Какие он может преследовать цели? Спровоцировать преждевременный Армагеддон? Зачем? Вряд ли небесная рать именно сейчас готова для последней и решительной битвы. Или Азраель хочет использовать ситуацию для собственного возвышения? До каких высот способен подняться ангел? Или сам Азраель – только пешка вроде того же Вована и за его спиной стоит более опытный игрок? Но если так, то кто? Конкурентная борьба довольно развита и в нашем ведомстве, и в организации противника, но использовать апокалипсис в качестве способа продвижения по службе – на мой взгляд, слишком радикальный метод. Но это все лирика. Насущный вопрос, главный вопрос, который стоит на повестке дня, – искушение Гоши. В этом направлении и надо работать. И для начала хорошо бы дать ответ на его вопрос. Бегемот тоже над ним думает, я уверен. Он, как и я, должен понимать, что это ключевой момент всей игры. Если предоставить клиенту ответ, мы получим крючок. Останется только подсечь и вытащить. Но ответ еще надо найти, причем за два дня. А его никто тысячелетиями найти не может. Да, Скагги-бой, попал ты в переплет. Доигрывать с толкинистами я не стал, сами должны такие вещи понимать. Погулял немного по лесу, пока не набрел на знакомые места, и вернулся в санаторий. Меч себе оставил как сувенир. Если за ним кто придет, отдам, но сейчас меня занимали более интересные вопросы. Главный формулировался очень просто. Друг мой Гоша, а не псих ли ты? Как еще назвать человека, ведущего беседы о смысле жизни с демоном из внешнего круга ада? Но я же не псих. Мне двадцать шесть лет, и у меня даже продолжительных депрессий никогда не было, не говоря уже о нервных срывах. Шизофрения подкрадывается незаметно? Вряд ли. Сам я свое психическое здоровье адекватно оценить не могу. Думаю, ни один псих сам себя таковым не считает. Значит, надо обратиться к специалистам. Был ли демон плодом моего больного воображения или на самом деле он был демоном, но он должен следовать правилам, так? Сумасшествие ведь тоже должно быть последовательным. Значит, у меня есть еще два дня до нашей следующей встречи. За эти два дня я должен убедиться в собственной адекватности и, если она окажется на высоте, поговорить с людьми, разбирающимися в вопросах общения с демонами. Я сел за стол, выдрал из записной книжки лист бумаги и набросал список предполагаемых визитов: 1. Психиатр. 2. Священник. 3. Колдун. Потом посидел еще немного и дополнил список следующими кандидатурами: 4. Серега. 5. Геныч. 6. Шеф. Немного подумав, кандидатуру шефа я вычеркнул. Он мужик неглупый, но лучше к нему со своими проблемами не лезть. Бизнес есть бизнес, и ему совсем не обязательно знать, что его штатный программист свихнулся. Остальные кандидаты смотрелись в списке вполне уместно. Сначала, конечно, психиатр, чтобы убедиться в собственной адекватности либо в отсутствии таковой. Если она отсутствует, то на этом визите все закончится. Например, длительным пребыванием в палате, где на окнах решетки, двери без ручек с внутренней стороны, а стены обиты войлоком. Грустно, но в душе надо быть готовым и к такому варианту. Если же психиатр не найдет в моем психическом здоровье никаких отклонений, настанет очередь следующих визитов. Священник может пролить свет на теоретическую сторону предлагаемой сделки, колдун – на некоторые практические вопросы. Серега – писатель, человек творческий, обладающий богатым воображением. Он может что-нибудь присоветовать. (Например, пойти к психиатру. Но к тому времени, когда (если) я буду с ним говорить, этот совет уже потеряет свою актуальность.) Геныч – просто умный мужик, много на своем веку повидавший. Вот. Составив план действий на завтра, я пошел в ванную, разделся и пристально рассмотрел свое тело в большое настенное зеркало. Не знаю, что я искал. Наверное, родимое пятно в виде трех шестерок, сросшихся верхними закорючками. Не нашел. Дурдом. Почему демон пришел именно ко мне? Действительно ли в аду могут проводить лотерею? Я достал из кармана монету. Монета как монета, старинная, может быть. А может быть, современная поделка. От нее не пахло серой, не исходили какие-то зловещие флюиды. Обычный кусок металла, еще не факт, что благородного. Ангел с одной стороны, и демон с другой. Может ли это что-то означать? Может означать что угодно. Я подкинул монету, чтобы посмотреть, какой стороной она упадет. Монета повела себя странно. Она крутанулась в воздухе, полетела вниз по крутой дуге, ударилась об стол, подпрыгнула, еще раз крутанулась и приземлилась на ребро. Ребро было толстым, так что ничего удивительного в этом не было, и все же… Я подбросил монету еще раз, и она снова встала таким же образом. Для чистоты эксперимента я подкидывал монету до десяти раз, и она ни разу не приземлилась ни на одну сторону, кроме как на ребро. По теории вероятности это было невозможно. Еще одна загадка. Я посмотрел на часы. Половина третьего. Еще куча времени, а мне нечем себя занять. Тогда я собрал вещи в спортивную сумку, закрыл номер, ключ оставил пока у себя, плюхнулся в машину и поехал в Москву. Отпуск все равно был безнадежно испорчен. Районная поликлиника работала до семи вечера, в полседьмого я уже припарковал своего коня перед главным вестибюлем. Мой лечащий врач был еще на месте. Я изложил ему свою просьбу, он одарил меня весьма удивленным взглядом, попросил высунуть язык и даже попытался измерить температуру, и только потом выписал направление к психиатру. Но самого психиатра в его кабинете я уже не застал. Табличка на двери извещала, что сегодня свой прием он закончил еще в четыре часа, зато завтра принимает с восьми. Зайду в восемь, подумал я и двинул свои стопы к машине. Ладно, поликлиника – это государственная организация со строго ограниченным рабочим днем, зато служители культа по идее должны принимать страждущих круглосуточно. Возможно, стоит начать поход со священника. В связи с этим возникла другая проблема. Я не знал, где находится хотя бы одна церковь. Но Москва – чертовски большой городишко, и церквей в ней должно быть предостаточно. Я принял соломоново решение – буду ездить по разным улицам до тех пор, пока не найду хотя бы одну церковь. Уже через полчаса принятое решение себя оправдало, и я остановил машину на обочине. Церковь находилась в глубине улицы, обнесенная черным железным забором, калитка была открыта, и я решил попытать счастья. Я – человек не слишком религиозный и до сегодняшнего дня никогда не задумывался о Боге как о конкретном персонаже. В смысле, что Бог – это существо, всемогущее, всезнающее и вездесущее. Конечно, отрицать существование каких-то высших сил, влияющих на нашу жизнь, с моей стороны было бы откровенной глупостью, однако в высшие силы я и верил. В силы, а не в какую-то конкретную личность, по чьему образу и подобию я был создан. Родители у меня были инженерами, бабушка – вообще из правоверных коммунистов, так что крестить меня никто не крестил, и внутренность церкви в своей жизни я видел только в кино. Что ж, пора заполнить этот пробел. Хотя на улице еще было светло, внутри церквушки царил полумрак. Ровные ряды скамей, свечи, горящие перед иконами, и истово молящаяся старушка перед одной из них. Наверное, такие богобоязненные старушки есть в каждой церкви. Я немного постоял на пороге, потом не слишком решительно прошел внутрь. Кроме меня и старушки других живых существ не наблюдалось. Я прислушался к своим внутренним ощущениям. Никакого дискомфорта не испытывалось, руки не дрожали, и непонятный страх не поднимался из самых темных глубин подсознания. Это уже хорошо. Минут через пять прислушиваться к своим внутренним ощущениям мне надоело. Я походил по залу, рассматривая картинки, полюбовался горящими свечами. Если бы я имел какое-то отношение к Сатане, это бы уже проявилось, правильно? – Хватит ходить-то, – раздался прямо над ухом чей-то голос. Я вздрогнул и узрел старушку, которая уже не молилась, а смотрела прямо на меня. Я и не слышал, как она подошла, хотя стояла она почти вплотную. В спецназе она, что ли, тренировалась? – Ходют и ходют. А чего ходют? Чего хочут? Ты чего ходишь-то? – Так, – сказал я. – Просто. – Вот и иди отсюда, – сказала она. – Просто. Простите, – сказал я. – Но я здесь по делу как бы. Вы не знаете, где мне священника найти? – Батюшку-то? – Угу, – сказал я. – Батюшку. – А что у тебя за дело? – Э, – сказал я, – это личное дело. Между мной и батюшкой. – Не хочешь говорить, не надо, – обиделась старушка. – Вон в ту дверь за алтарем стукни, там отец Алексий должон быть. – Спасибо, – сказал я. – Не за что. А то ходют тут, а чего хочут, чего ходют, непонятно… Она снова заладила свою песню, на чем я ее и оставил. Прошел мимо алтаря, стукнул в указанную дверь, прочности которой могла бы позавидовать иная московская квартиpa, и получил глухой ответ, дескать, батюшка сейчас выйдет, обождите, грешная душа. Удовлетворившись этим, я отошел и стал ждать. Хотелось курить, но не думаю, что это здесь было дозволено. Минуты через три в церковь вошла девушка. Девушка была симпатичной, и в другое время и в другом месте я уделил бы ей гораздо больше внимания, а так остался просто сторонним наблюдателем. Девушка подошла к иконе какого-то святого или чьей-то матери, вынула из своей сумочки свечу, зажгла ее и поставила перед иконой. До того как она это сделала, девушка была не слишком похожа на верующую. По крайней мере, как я это представлял. На ней были кожаные штаны, короткая блузка с блестками, больше подходящая для ночного клуба, чем для церкви, роскошная грива каштановых волос покоилась на плечах. Лицо было довольно приятным, насколько мне позволял разглядеть полумрак церкви. Она выглядела представительницей того слоя молодежи, который представлял и я сам, а людей из нашего слоя загнать в церковь могли только чрезвычайные обстоятельства. Как меня, например. Отворилась дверь за алтарем, и я увидел отца Алексия. Вопреки моим ожиданиям он был вовсе не стар, чуть постарше меня, быть может, и только окладистая борода прибавляла ему солидности. На нем была ряса, из-под которой торчали носки черных кожаных кроссовок. – Кто тут искал аудиенции со мной? – вопросил он хорошо поставленным голосом профессионального проповедника, словно в церкви было не три человека, а целая толпа. – Я, – сказал я. – Машину, что ли, освятить хочешь, сын мой? – Это зачем? – не понял я. – Многие хотят, – сказал он. – И что, освящаете? – Освящаем с Божьей помощью, – сказал он. – За деньги. – И сколько стоит? – пересилило мое любопытство. – Это смотря какая машина, сын мой, – сказал он. —За наши дешевле берем, за нечестивый металл дороже. – Логично, – сказал я. – И что, помогает? – Не знаю. – Он пожал плечами, как мирянин. – Кто говорит, что от угона уберегает, кто говорит, что ломается реже. – А свою машину вы освятили? – спросил я. – У меня велосипед. – Тоже хорошо, – сказал я. – Но я не по этому поводу. – А по какому? – спросил он. – Я посоветоваться хотел. – Пойдем в исповедальню, сын мой, – сказал он. Вообще такое обращение со стороны почти ровесника было нелепым, но говорить священнику об этом я счел нетактичным. Пришел в церковь – блюди ритуалы. – Вы не поняли, – сказал я. – Я не исповедоваться пришел. Мне совет нужен. – Исповедь никогда не помешает, сын мой, – сказал он. – Исповедуешься, глядишь, и легче на душе станет, может, тебе и совет мой без надобности будет. – Вы думаете? – Я знаю, сын мой, – мягко сказал он. – А можно без исповедальни? – спросил я. – Так сказать, в приватной беседе? – Здесь все беседы приватны, – сказал он. – Ты, я и Бог. Без исповедальни так без исповедальни. Главное не то, где ты исповедуешься, главное – твоя искренность. – Вот и я о том же. – Следуй за мной. Мы прошли в ту дверь, из которой он вышел. За ней обнаружилась небольшая комната, в которой стояли два стула и стол. На столе лежала какая-то древняя книга явно религиозного содержания. Отец Алексий сел на один стул, я опустил свое бренное тело на другой. – Ты вообще крещеный? – спросил он. – Нет, – сказал я. – А это обязательно для того, чтобы посоветоваться? – Не обязательно, – сказал он. – Просто для информации спрашивал. Итак, начнем. Грешен ли ты, сын мой? – Наверное. – Должно отвечать: «Грешен, батюшка». – Понял, – сказал я. – Так грешен ли ты, сын мой? – Грешен, батюшка. – Теперь подробно о грехах своих рассказывай. – Обо всех? – спросил я. – Только о тех, которые самыми главными считаешь. – А вы никому не расскажете? – Тайна исповеди священна, сын мой. – О, – сказал я, – это хорошо. – Рассказывай, – поторопил он. – Мне еще вечерню служить. – Извините, – сказал я. – Просто не знаю, с чего начать. – Я тебе помогу, – сказал он. – Начнем с худших грехов. Лишал ли ты когда-нибудь жизни Божьих тварей? – Это людей, что ли? – И людей тоже. – Нет, – сказал я. – Один раз кошку на машине задавил, нечаянно. Это считается? – Если нечаянно, то не считается. Умышленно зла не причинял? – Разве что тараканам. – Тараканы тоже не считаются. Крал ли когда-нибудь? – А электронная информация считается? – Считается. – Грешен, батюшка. Я, вообще-то говоря, хакер. – Богопротивное это занятие. – Грешен, батюшка, – повторил я, потому как не знал, что еще можно сказать. – Не страдаешь ли ты пороком гордыни? – Э… – Грешен, батюшка, – подсказал он. – Грешен, батюшка, – покорно повторил я. – Алчности? – Грешен, батюшка. – Не совершал ли ты блуда? – Это в смысле секса? – Верно, сын мой. – Грешен, батюшка. – Не способствовал ли ты абортам? – Нет. – Уже хорошо, – сказал он. – Не возжелал ли ты имущества ближнего своего? – Да как-то… – Грешен, батюшка. – Грешен, батюшка. – Отпускаю тебе грехи твои, сын мой, – сказал он. – Иди и больше не греши. – Как это – иди? – не понял я. – А посоветоваться? – Это формула такая, – сказал он. – Обозначающая конец исповеди. Прочитай десять раз «Богородицу» и десять раз «Отче наш» и не греши более. – Я текста не знаю. – Возьми, – сказал он, вытаскивая из кармана брошюру. – Здесь все, что тебе потребно. – Спасибо, – сказал я, убирая брошюру в карман. – Не за что, – сказал он. – Так о чем ты хочешь посоветоваться? – У меня дело деликатное, – сказал я. – И, наверное, несколько необычное. – Не словоблудствуй, – сказал он. – Не буду, – сказал я. – Видите ли, я… словом, я встретил демона. – Нет ничего удивительного в этом, сын мой, – сказал он. – Даже так? – изумился я. – Нас всех время от времени одолевают демоны, – сказал он. – Демоны тщеславия, демоны алчности, демоны гордыни, демоны прелюбодеяния и демоны прочих пороков. – А, – сказал я. – Видите ли, батюшка, вы сейчас говорите метафорически. А я встретил демона, так сказать, во плоти. – Вот как? – удивился он. – И как он выглядел? – Как демон, – сказал я. – Большой, рогатый и хвостатый, а из глаз пылал огонь. – Сын мой, ты к психиатру обращался? Завтра с утра собираюсь, – сказал я, показывая направление. – Хотел сегодня, да там закрыто уже. – Любопытно, – сказал он. – Ты сходи обязательно, сын мой. – Я схожу, – сказал я. – А вы мне что посоветовать можете? – Странный случай, – сказал он. – Лгать не буду, впервые на моей практике. И что хотел от тебя демон? – Душу, – сказал я. – Хм, – сказал он. – Искушал? – Еще как. – Что предлагал? – Деньги предлагал, красавиц предлагал, мэром Москвы обещал сделать. – И ты отказался? – удивленно спросил он. – Да. – Почему? – Не знаю, – сказал я. – Бредово это как-то все выглядит. Иду себе по лесу, никого не трогаю, а тут бац – демон. И деньги предлагает. Подозрительно как-то. – Не то слово как подозрительно, – сказал он. – А чем его душа твоя так заинтересовала, ты не спрашивал? – Спрашивал, – сказал я. – Лотерею, говорит, они там в аду проводили. Типа, я выиграл. – Подозрительно, – сказал он. – На чем вы с ним расстались, сын мой? – Договорились послезавтра встретиться. – Где? – Не знаю, – сказал я. – Он сам должен меня найти. – Ну и чего ты от меня хочешь, сын мой? – Совета, – сказал я. – А какой я тебе совет могу дать? – спросил он. – Знаешь ли ты, что рискуешь своей бессмертной душой? – Знаю. – Ну так своей головой и думай. Как служитель церкви я тебе могу только одно посоветовать – демону отказать и прийти в истинную веру. – И все? – Все. А ты чего ожидал, сын мой? Что я тебе сейчас бригаду православного спецназа кликну? Группу боевых экзорцистов быстрого реагирования? – Ну… – То-то и оно, сын мой, – сказал он. – Нет у нас таких групп[38]. – Могу я вам личный вопрос задать? – Задавай, сын мой. – Вы сами в Бога верите? – Верую. – А мне верите? – И тебе верю. Не знаю почему, но верю. На сумасшедшего ты не похож. Впрочем, к врачу все же сходи. Я, как ты сам понимаешь, не специалист. – Схожу, – сказал я. – А сам-то что делать думаешь? – Не знаю, – честно сказал я. – Боишься? – Есть немного. – Демоны присланы Сатаной, чтобы смущать наш разум и искушать нас, – сказал отец Алексий. – И вред, который они могут причинить, находится в нас самих. Смутить можно только неуверенный в себе разум, искусить можно только порочную душу. Не бойся и будь уверен в себе. Демон не может причинить тебе физического вреда. – Да? – Это утверждение ввиду личных параметров демона казалось мне весьма неубедительным. – Могу предложить тебе только одну вещь, сын мой, —сказал он. – Послезавтра демон придет к тебе, он ведь найдет тебя, где бы ты ни был, ты сам так сказал. А ты в это время будь здесь, рядом со мной. – И это мне сильно поможет? – Он не сможет войти в дом Господа нашего. – Но я не смогу сидеть здесь вечно, – сказал я. – Кроме того, если демон меня не найдет, он может расстроиться. А расстроенные демоны могут быть весьма неприятными типами. И что мне после этого, всю жизнь по монастырям прятаться? – Не сможешь, – сказал он. – Даже я не провожу здесь все свое время. – Так какой смысл оттягивать неизбежное? – спросил я. – Может быть, смысла и нет, – сказал он. – Но… понимаешь, я хотел бы посмотреть на демона собственными глазами. – Вы мне не верите, что ли? – В том-то и дело, что верю, сын мой. – Так вы никогда не видели демонов, батюшка? – Таких, как ты описываешь, нет, – сказал он. – Сын мой… как тебя зовут? – Гоша. – Гоша, – сказал он. – А я в миру – Алекс. – Очень приятно. – Взаимно. Мы пожали друг другу руки. Затем он замолчал, переворачивая страницы лежащей перед ним на столе книги. Лицо его было задумчиво и сосредоточено. Я вытянул из кармана сигарету и сунул было в рот, но спохватился. От внимания Алекса мое движение не ускользнуло. – Да кури ты, – сказал он. – А можно? – В принципе нельзя, – сказал он. – Но у тебя случай особый. А я потом тут благовониями все окурю, никто и не заметит. – Спасибо, – сказал я и закурил. – А сам? – Бросил, – сказал он. – Как принял сан, так сразу и бросил. – А зачем ты вообще в монахи пошел? – Не в монахи, а в священнослужители. – поправил он и добавил коротко: – Уверовал. И дано ему было откровение, подумал я, или что-то еще в этом роде. Вот он точно должен знать, в чем смысл жизни, но задавать такой вопрос священнику мне показалось неудобным. – Ты знаешь, Гоша, – сказал он наконец, – я тебе завидую. По-хорошему завидую. – С чего бы? – В последнее время Господь не дает прямых доказательств своего существования, – сказал он. – И вера основывается на, прошу прощения, косвенных уликах и давно устаревших фактах. Я понимаю, что таким образом Господь испытывает нас в нашей вере и все такое, но даже священников порой охватывают сомнения. А тебе было явлено чудо. – Не такое уж это и чудо, – сказал я. – Чудо, – сказал он. – У тебя есть прямое доказательство существования загробной жизни. У тебя есть прямое доказательство существования бессмертной души. Веками люди дискутировали на эту тему, придумывали псевдонаучные, отвергающие божественное происхождение человека гипотезы, которые смогли убедить множество людей и отвернуть их от лона церкви. Но до сих пор никто не мог похвастаться тем, что он знает абсолютно правильный ответ. – Вера и знание – это две разные вещи, – сказал я. – Ты хочешь сказать, что знание убивает веру? – спросил он. – Наверное, – сказал я. – Вот этот стол. Я знаю, что он существует, вот он стоит передо мной. Я вижу его, могу его понюхать, потрогать, попробовать на вкус. Но это же не значит, что я верю в стол. Я просто знаю, что он есть. Может быть, прямых доказательств нет именно потому, что они могут поставить под вопрос сам факт наличия веры. – Люди, знающие о существовании Бога, будут праведниками только потому, что испугаются адских мук, – задумчиво сказал Алекс. – Это как преступник не идет на преступление, потому что боится кары закона. В этом что-то есть. Чем, говоришь, ты занимаешься? – Я – программист. – И хакер, – сказал он. Ничего-то он не забыл. – В первый раз в церкви, да? – Так заметно? – Заметно, – сказал он. – И как тебе здесь, нравится? – Нормально, – сказал я. – Алекс, что мне делать? – Укрепи свою веру, молись и руководствуйся своим разумом. – Это понятно, – сказал я. – Но что мне делать? – Я не знаю, что тут можно посоветовать, – признался он. – К тебе явился искуситель, а единственный задокументированный факт встречи с искусителем имел место очень давно, в райском саду. Закончилось все, как ты знаешь, очень и очень плохо. – Это как посмотреть. – Как посмотреть, – сказал он. – Слушай, ты человек взрослый, должен уже знать, чего ты хочешь в этой жизни. Неужели ты думаешь, что, если ты этого достигнешь благодаря сделке с Сатаной, ты будешь удовлетворен? Знаешь эту фразу: остерегайся высказывать свои желания вслух, потому что они… – Могут исполниться, – закончил я. – Сделка с демоном в любом случае не даст тебе мира и спокойствия, – кивнул он. – Ни в этой жизни, ни в загробной. Благодать может снизойти на тебя только вместе с истинной верой. Подумай об этом, Гоша. Сатана никогда не дает ничего просто так, всегда есть какой-то подвох. Что такое мирские радости по сравнению с вечными муками в аду? – И действительно, – сказал я. – Что? – Вот мой телефон, – сказал он, протягивая мне карточку. Телефон оказался мобильным, с «кривым» номером. – Держи меня в курсе, ладно? Звони в любое время, даже ночью, я поздно ложусь. – Постараюсь, – сказал я. – И помни: самое ценное, что есть у каждого человека, – это его душа. Снабженный таким напутствием, я пожал руку отцу Алексию и покинул церковь. И старушка, и девушка ушли. О старушке я нисколько не сожалел, но девушка была симпатичной, и при другом раскладе я… Не о девушках надо сейчас думать, Гоша, не о девушках. Я вышел на улицу и закурил еще одну сигарету. Рядом с моей «восьмеркой» стоял какой-то небольшой и явно дамский «кореец» с поднятым к небу капотом. Рядом была та самая девушка из церкви. Засучив рукава, она рылась в потрохах иномарки. Нетипичное для девушки поведение, должен заметить. На заднем стекле иномарки обнаружился лист бумаги формата А-4 со сделанным на компьютере рисунком. Рисунок был незатейливый – золотое колечко с длинными продольными полосами. Под колечком была сопутствующая подпись: «Братство Кольца». Еще одна толкинистка, подумал я. Везет мне на них в последнее время. Бросать девушку в беде было негоже. Я подошел поближе и оперся бедром о крыло. – Сударыня, – сказал я. – Простите, если лезу не в свое дело, но я не мог не заметить, что вы испытываете проблемы с транспортом. – Еще какие проблемы, милостивый государь, – в тон мне ответила она. – Говорил мне папа, что не стоит доверять повозкам импортного производства. Ездила три года на «шестерке», никаких проблем не было. – Надо было слушать папу, – сказал обладатель коллекционного «порше». – Теперь вы знаете, что импортные повозки ненадежны. – Еще мне папа говорил, чтобы я не заговаривала на улицах с незнакомыми мужчинами. – Мудрый человек ваш папа, – сказал я. – Но я не незнакомый мужчина. Я – Гоша. – Тот самый Гоша? – изумилась она. – Да вы что? – В этом мире есть только один Гоша, – сказал я. – И он всецело к вашим услугам. – Вы разбираетесь в импортных машинах? – Если честно, то и в отечественных не разбираюсь. – Тогда ваши услуги мне вряд ли потребуются, – сказала она. – Не стоит рубить сплеча, сударыня, – сказал я. – Я не разбираюсь в машинах, но обладаю одной из них, так что вполне могу буксирнуть вас до ближайшего сервиса. – Ближайший сервис мне не потребен, – сказала она. – Мне нужен фирменный, потому что машина на гарантии. – Как скажете, сударыня, – сказал я. – И у вас даже есть трос? Потому что у меня троса, как вы сами понимаете, нет. – У меня есть трос, – сказал я. Я приобрел его на следующий день после покупки машины, наслушавшись от коллег всяких ужасов о детищах отечественного автопрома. По всему выходило, что на наших машинах ездят без троса в багажнике только самоубийцы. Поскольку дальнейших возражений со стороны прелестной незнакомки не последовало, я подогнал свою машину к «корейцу», вытащил из багажника новенький, еще не распечатанный буксировочный трос и зацепил «корейца» за переднюю проушину. – Вас когда-нибудь буксировали, сударыня? – Не волнуйтесь, милостивый государь, – сказала она. – Я умею ездить на буксире и не въеду вам в багажник. – Мерси, – сказал я, склоняя голову. – Тогда по экипажам. – Дайте мне ваш номер телефона, – попросила она. – Я вам буду звонить, если что. – Конечно, сударыня, – сказал я и продиктовал ей номер, который она сразу же внесла в записную книжку своего телефона. Фирменный корейский сервис оказался не столь уж далеко, а мой скакун груза на хвосте практически не чувствовал. Девушка позвонила мне только один раз, когда я чуть не пропустил поворот. Потом она пошла сдавать своего скакуна в ремонт профессиональным сервисменам, уверявшим ее, что завтра в это же время она уедет на своей машине, а я сидел на капоте и курил. Договаривающиеся стороны удалились в недра офиса для оформления документов и подписания бумаг. Я докурил сигарету и спросил себя, какого черта я делаю. Ко мне приходят демоны и предлагают распроститься с бессмертной душой, а я, вместо того чтобы отдаться во власть глубоких философских размышлений и теологических исследований, пытаюсь закадрить понравившуюся мне девчонку. Причем встреченную мною в церкви. Но что-то мешало мне сесть за руль и уехать, хотя обязанным сделать для незнакомки что-то еще я себя не чувствовал. Еще не темно, точнее, скоро стемнеет, ну и что? Общественный транспорт курсирует до часа ночи, а такси можно вызвать круглосуточно. Нехорошо бросать женщину в беде, но сломанная машина – это еще не беда, тем более если она на гарантии. Тем не менее, когда девушка вышла из здания гарантийного центра, я все еще был на месте. Она взглянула на меня удивленно, черт побери, да я и сам был удивлен. – Вы не уехали? – спросила она. – Как видите, сударыня. – Видимо, я что-то вам должна, – заключила она и полезла в свою сумочку. – Простите, – сказал я, – но как вы могли разглядеть за моим бескорыстным поступком мелкие меркантильные интересы, которых там не было и в помине? – Я не очень-то верю в рыцарей на белых конях, —сказала она. – Тем более в рыцарей на немытых «восьмерках». – В области забыли протереть асфальт перед моим приездом, – сказал я. – Вас подвезти куда-нибудь? – Ну раз уж вы здесь остались, милостивый государь, не вижу смысла вам отказывать. – Мудрое решение, – сказал я, галантно распахивая перед ней пассажирскую дверцу. – Но ехать далеко, – предупредила она, оказавшись в салоне. – Я живу в спальном районе. – Вам повезло, я люблю дальние поездки по городу, – сказал я, поворачивая ключ зажигания. – Меня зовут Гоша, но я это уже говорил. А вас? – Вы уверены, что это необходимо? – Нет, если вы хотите остаться в моей памяти прелестной незнакомкой, которая позволила отбуксировать ее машину в сервис, а потом отвезти домой ее саму. – Это, наверное, жутко неблагодарно с моей стороны? – Ужасающе, – сказал я. – Меня зовут Марина. – Какое красивое имя, – сказал я. – И главное редкое, – сказала она. – Гоша, вы позволите мне один вопрос? – Конечно, – сказал я. – Что вы делали в церкви? Вы не очень-то похожи на человека, посещающего церковь, а молящимся я вас вообще представить не могу. – Каким же вы можете меня представить? – Ну… – Она задумалась. – Вы – молодой пофигист[39], вы любите красивую жизнь, большие скорости – это ясно по тому, как работает двигатель вашей машины, – вы не лезете за словом в карман и не страдаете никакими комплексами. Вы достаточно симпатичны, не испытываете финансовых проблем, и при этом вы не слишком похожи на бандита, замаливающего свои грехи. Так что же такому человеку, как вы, делать в церкви? – А что, церковь – это пристанище сирых, убогих и бандитов? – В нашей стране – большей частью, хотя на самом деле так не должно быть. Но если живущий в этой стране человек не может состояться в жизни, он обретает веру в свое высшее предназначение и уходит из мира, который ему не нужен и которому не нужен он сам. – Папа Римский не одобрил бы ваших слов. – Я сама – пофигистка, – сказала она. – Тем не менее вы тоже были в церкви. – Отец попросил свечку поставить, – сказала она. – У него на работе какие-то неприятности. – А вы всегда делаете то. о чем просит ваш отец? – Всегда, – сказала она. – Если это не противоречит моим принципам. Вы уходите от ответа? – Я ухожу? – Уходите, уходите, – сказала она. – Каким ветром вас занесло в дом Господа? – Попутным, – сказал я. – У меня был вопрос для теологического диспута с местным священником. – И что он вам ответил? – Нельзя сказать, что его ответ меня удовлетворил, —сказал я. – Но большего я и не ожидал. Сложно, понимаете ли, ожидать практического совета от человека, чья организация вот уже две тысячи лет занимается одной только теорией. – Практического совета в церкви? – удивилась она. – Но какой там можно получить практический совет? – Как выяснилось, никакого. Одни общие фразы. – Гоша, – сказала она серьезно, – мне кажется, что у вас большие проблемы. – Это так заметно? – Да, – сказала она. – Конечно, мне трудно судить, потому что я не видела вас раньше, когда проблем у вас не было, но то, что я вижу сейчас, вопит о ваших проблемах во весь голос. – Вопит, – сказал я. – Расскажите мне, – попросила она. – Иногда, когда рассказываешь о том, что тебя волнует, постороннему человеку, сам можешь взглянуть на вещи под другим углом зрения и обратить внимание на то, о чем раньше не задумывался. – Это очень странная история, – сказал я. – Я обожаю странные истории. – Такой вы еще не слышали, – сказал я. – Так расскажите мне. – Хорошо, – сказал я. И выложил ей все. Наверное, это было глупо, если я хотел составить у Марины хорошее впечатление о своей персоне. Глупо, потому что я не ожидал, что она мне поверит, да я и сам бы не поверил, если бы кто-нибудь малознакомый мне рассказал нечто подобное. Но я рассказал. Действительно, рассказывать об этом людям, которых видишь в первый раз в жизни, гораздо проще, чем выкладывать историю тому же Сашке, с которым мы знакомы с младых ногтей. – И, предупреждая ваш следующий очевидный вопрос, – сказал я в заключение, – могу сообщить, что направление к психиатру лежит у меня в кармане и откладывать визит дальше завтрашнего утра я не намерен. – Вам это не поможет, – сказала она. – Вот как? – Списать все на болезнь собственного разума проще всего, – сказала она. – Но, Гоша, вы не похожи на психа. – А вы видели много психов? – Достаточно, – сказала она. – Я – дизайнер интерьера. – Понятно, – сказал я. – Но если я не псих, значит… – Вы можете полностью исключить тот вариант, что над вами кто-то подшутил? – Я уже над этим думал, – сказал я. – Но демон был вполне реальным, и не думаю, что кто-то мог подсыпать мне галлюциногены. У меня не было знакомых в том санатории. – Тогда что вы там делали? Залечивали сердечные раны в гордом одиночестве? – Отдыхал, – сказал я. Вопрос был щекотливым. – Просто хотелось сменить обстановку и уехать туда, где меня никто не знает. – Если это не розыгрыш, – сказала она, – а вы не псих, тогда демоны действительно существуют. – И что мне делать? – спросил я. Задавать такие вопросы легко, понимаю, и я даже не надеялся, что она даст мне конкретный ответ. – В церкви вам вряд ли помогут, – сказала она. – Они больше занимаются теорией и не имели дела с практикой уже очень давно. Надо бы обратиться к практикующему магу. Демоны – это их специальность. – И у вас есть знакомый маг? – Да, – сказала она. – Разворачивайтесь. – Что, прямо сейчас? – А чего тянуть? – спросила она. – У вас осталось меньше двух дней, так что времени терять не стоит. – Но сейчас ночь… – Для мага ночь – самое плодотворное время, – сказала она. – Поехали. – Хорошо, – сказал я, включая левый поворотник и разворачиваясь. – Только не могу понять, зачем вам это все. – Вы повели себя со мной как добрый самаритянин, – сказала она. – Позвольте мне ответить вам взаимностью. Кроме того, мне стало любопытно. Ваш случай, между прочим, способен изменить не только вашу жизнь. Я закурил сигарету и приоткрыл окно. Марина тоже оказалась курящей, она выудила из сумочки дамскую «виргиния слим» и прикурила от позолоченной зажигалки. А может, и от золотой. Дизайнеры интерьера должны в наше время неплохо зарабатывать. – Делай то, что по душе, на своем стальном коне, – сообщил из динамиков товарищ Кипелов. – Детская музыка, – сказала Марина. – От нее так и веет неким инфантилизмом. Стальные кони, горячий асфальт, пиво, ночь… Вы заметили, что в песнях «Арии» нет ни одного слова о женщинах? – Заметил, – сказал я. – Но люди слушают «Арию» не из-за текстов. – Музыка и энергетика, – сказала она. – Однако такой хороший голос, как у Кипелова, грех загружать такими глупыми и ничего не значащими словами. – У меня тоже есть свои претензии к поэтам-песенникам, – сказал я. – Включить другую музыку? – Пусть поет, – сказала она. – Мне все равно, к тому же это ваша машина. Маринин знакомый маг, точнее, это был не маг, а старушка, занимающаяся белой магией, не знаю, как ее назвать одним словом, жила довольно далеко, за пределами МКАД, но улицы уже опустели, и мы доехали туда достаточно быстро. Обычная такая деревенька ближнего Подмосковья. Старые, почерневшие от времени дома местных жителей чередуются с краснокирпичными особняками тянущихся к природе обеспеченных москвичей, собаки лают, фонари не горят, и неформальная молодежь горланит песни под гитару, распивая «продвинутое» пиво. Мы остановились перед непримечательным, но аккуратным и ухоженным домом, в окнах которого горел свет. Забор вокруг него был чисто символическим, а калитка открыта. – Здесь живет баба Нюра, – сказала Марина. – Я к ней обращаюсь периодически снять порчу или сглаз. Она – наша семейная волшебница, если можно так сказать. Подождите в машине, я пойду и предупрежу ее о вашем визите. – Как угодно, – сказал я. О таком варианте я думал, но в последнюю очередь. Священник – да, но вот практикующие маги… В последнее время средства массовой информации вываливают на нас кучу рекламы всяких ясновидящих, магов, колдунов и потомственных целителей, так что я не слишком доверяю этой братии. Однако в чрезвычайной ситуации требуются чрезвычайные меры. В конце концов, в толпе шарлатанов может оказаться и настоящий специалист. Марины не было минут десять, потом она появилась на крыльце и махнула мне рукой, приглашая войти. Я закрыл машину на предмет безопасности, преодолел четыре ступеньки и вошел в дом. Не знаю, как должен выглядеть дом белого мага, но явно как-то не так. Никаких хрустальных шаров, книг, посвященных оккультизму, и прочих магических предметов непонятного вида и назначения. Обычный дом одинокого пенсионера, чистый, аккуратный, без особых изысков и цветного телевизора. В одном углу комнаты висел иконостас, перед которым горела лампада. Но такое, я думаю, можно встретить во многих домах в сельской местности. – Баба Нюра ждет вас там, – сказала мне Марина, указывая на дверь в другую комнату. – Я сказала ей, что у вас проблема, но о сути не рассказывала. – Спасибо, – сказал я и прошел в другую комнату. Вы думаете, она утопала в полумраке, освещаемая только горящими свечами, стены были увешаны масками африканских шаманов, а на столе лежал нож для жертвоприношения вуду? Ничего подобного. Там действительно был стол, на котором лежали засушенные ингредиенты для гербария, два стула и шкаф, заставленный маленькими баночками с разноцветной жидкостью. Сама баба Нюра сидела за столом. Это была маленькая, живенькая старушонка из тех, которым часто уступают место в автобусе, но которые категорически отказываются на него сесть. Небольшого роста, в простом платье, седые волосы спрятаны под цветастым платком. Особой доброты и мудрости в ее глазах я не заметил, но меня можно простить. Я же не физиономист. – Заходи, сынок, – сказала баба Нюра. – Сглаз на тебе или порчу кто-то навел? Может быть, и навел, – сказал я. – Но я по другому поводу. Мне бы посоветоваться. – Посоветуемся, – сказала она. – Ты садись, садись, в ногах правды нет, как говорится. Я сел на предложенный стул, и мои глаза оказались на одном уровне с глазами старушки. – Ты мне ничего не говори, – сказала она. – У меня в роду ясновидящие были, да и сама я кое-что умею. И тебе так проще поверить будет. Посмотри мне в глаза. Я посмотрел. Потом еще раз посмотрел. Со старушкой происходило что-то странное. Сначала она пристально вглядывалась в зеркала моей души, потом ее взгляд вдруг остекленел, словно она увидела что-то, чего в любом зеркале в принципе быть не должно. Я никогда не видел, как кролик смотрит на удава, но впечатление складывалось именно такое. Но я ведь не удав. Лицо старушки окаменело, и сама она стала похожа на статую, сидящую за столом. Только ее правая рука елозила по белоснежной скатерти, рисуя указательным пальцем непонятные мне фигуры. Так продолжалось минут пять, и только редкое дыхание старушки говорило о том, что престарелый организм все еще функционирует. – Алло, – сказал я, когда мне стало скучновато,—Алло. Абонент был либо недоступен, либо находился вне зоны действия сети. Осторожно, стараясь не скрипеть дореволюционных времен стулом, я поднялся на ноги и на цыпочках вышел из комнаты. Марина рассматривала иконы с самым заинтересованным видом. – Вы быстро, – заметила она. – Я и сам не ожидал, – сказал я. – Но, видите ли, дело в том, что ваша семейная… То, что произошло сразу вслед за этим, было и для меня, и для Марины еще большей неожиданностью. По степени ожиданности это событие можно было сравнить только со стонами множественного оргазма, раздавшимися в стенах женского монастыря. Мой уход вывел старушку из ступора, это факт. Но вот куда он ее ввел, можно определить только специальными медицинскими терминами, которыми я не владею. Дверь распахнулась, и ведунья появилась на пороге. Платка на голове не было, седые волосы находились в полнейшем беспорядке, и баба Нюра напоминала теперь отнюдь не обычную тихую старушку, занимающуюся ведовством. Фурию из ада, вот кого она напоминала. – Изыди, посланник диавола! – прокричала она, осеняя себя крестным знамением. – Изыди! Отче наш, иже еси… Но избави нас от лукавого! Чур меня, чур! Это было интересное сочетание христианских молитв и народных суеверий, однако мне было совсем не так любопытно, как могло бы быть при другом раскладе, ибо в правой руке старушка сжимала топорик. Такой, знаете, совсем не магический, а обычный топорик, предназначенный для колки дров. У него еще название такое есть, по-моему, колун. Думаю, череп им тоже запросто можно расколоть. – Баба Нюра, – строго сказала Марина. Так воспитательница в детском саду называет по имени нашкодившего малыша, чтобы тот прекратил свои безобразия. Старушка взвизгнула и замахнулась своим бытовым холодным оружием, не переставая читать молитвы, и только моя феноменальная, развитая «Думом» реакция позволила мне ускользнуть от удара. Топорик вошел в деревянную стену за моей спиной сантиметра на три. Но разбушевавшимся старушкам всё нипочем. Она запросто выдернула из гнилой доски свое оружие и предприняла вторую попытку. Я отскочил в сторону, схватил Марину за руку, и мы предприняли маневр уклонения с последующим отступлением. Я пикнул брелоком сигнализации еще на ходу, и мы ввалились в машину. Старушенция была уже на крыльце, когда я воткнул заднюю передачу, вонзил педаль газа в пол и, выворачивая руль, принялся уходить по улице задним ходом. Ездить задним ходом неудобно, поэтому, отъехав от дома ведуньи метров на двести, я развернулся. – Гоша, – сказала Марина, – я прямо-таки не знаю, что на нее нашло. Всегда такая добрая… – Добрейшей души человек, – согласился я. – Хорошо хоть, топором ограничилась, а то ведь могла и из двустволки пальнуть. Словно в подтверждение моих слов сзади что-то громыхнуло, я успел увидеть в зеркале заднего вида лишь короткую вспышку, а потом заднее стекло моего авто осыпало нас крошками. Глубокой ночью пришла информация, обещанная мне Бегемотом, так что я сразу отложил сигару и сел за компьютер. Итак, Игорь Эдуардович Соболевский, дата рождения 11 мая, год рождения 1976-го от Рождества Сына Сами Знаете Кого. Место рождения – город Москва. Роддом номер 34, ныне носящий название «Голубая мечта». Двусмысленное название для роддома. Родители имели место оба и имеют его до сих пор. Дедушка с отцовской стороны обретается у нас, а предки по материнской линии, все как один, угодили к конкурентам. Бабушка по отцовской линии еще жива. Есть старшая сестра. Младший ребенок в семье должен быть избалованным, как говорят смертные. Надо копать. Так, в воспитании сына участвовала в основном мать, отец все время занят на работе. До сих пор, кстати, занят. Детский сад, начальная школа… Нам это неинтересно, какие могут быть зацепки в таком возрасте? Ага, в пятом классе наш герой стал выделяться из толпы своих однокашников. Прогуливал уроки, но не за компанию с хулиганами, а потому, что ему было скучно. Одноклассникам любил рассказывать всякие истории о том, что дома у него есть настоящий компьютер, собственный видеомагнитофон, а папа его ездит в командировки в Африку и Новую Гвинею. Ему, конечно, никто не верил, но рассказывал он так убедительно и так красочно придумывал детали, что слушать его любили даже учителя. Ложь, тщеславие, гордыня. Желание быть не таким, как все. В шестом классе взял первое место на школьной олимпиаде по математике. На районный конкурс ехать категорически отказался, ссылаясь на болезнь. Три недели не ходил в школу, родители его прикрывали. Учителя, которых Бегемот за столь короткое время успел разыскать по нашему ведомству, характеризуют его как мальчика талантливого, несомненно умного, но чрезвычайно ленивого. Лень – это тоже порок. В девятом классе на занятия стал ходить редко, все свободное время проводил либо дома, читая книги и осваивая все-таки купленный отцом компьютер, либо в походах в кино со смертными противоположного пола. Это еще не похоть, но то ли еще будет, правда? В десятом классе практически бросает учебу, однако имеет серьезный разговор с отцом и заканчивает школу всего с двумя четверками. По химии и физкультуре. Химичка его ненавидит за то, что он не уважает преподаваемый ею предмет, Гоша отвечает ей взаимностью. Физкультуру просто прогуливает. Так. Поступает в МГУ, на факультет программирования и вычислительной техники. В это время его отец бросает работу в государственном учреждении и начинает заниматься коммерцией, в чем преуспевает. В армии не служил, отец отмазал его за три тысячи долларов военкому. Диагноз – плоскостопие. Бросает институт на третьем курсе и начинает работать программистом. Уже через полгода возвращает отцу деньги, все три тысячи. Отец до сих пор хранит их отдельно, в своем сейфе на работе, и к деньгам не прикасается. Хакер. Это, конечно, воровство, а воровство – это грех. В общем, в обычном режиме мы получим его душу без всяких усилий, если только он не выкинет какой-нибудь экстраординарный фортель. Шансы, конечно, на это есть, но они невелики, и после смерти он попадет к нам. Но нас-то это не устраивает. Нам надо, чтобы он заключил контракт сейчас, в течение шести дней. Я взял телефон и позвонил Мигелю. – Вы на месте? – Да, как вы и просили, веду наблюдение за новым объектом. – Как он себя ведет? – Собрал вещи и уехал из санатория, но это вы, наверное, и без меня знаете. – Я не слежу за монитором, – сказал я. – У меня тут проблемы поважнее. Что он еще делал? – Посетил своего врача, – сказал Мигель. – Потом поехал в церковь, где пробыл около часа. Познакомился на улице с девушкой, помог ей оттащить сломанный автомобиль в сервис. Очевидно, девушке он все рассказал, потому что они внезапно изменили направление и поехали в деревню Абрамцево, к местной ведьме. – Любопытно, – сказал я. – Дальше будет еще любопытнее, – сказал он. – У ведьмы они пробыли очень недолго, а когда ушли, она гналась за ними и стреляла из охотничьего ружья. – Ого, – сказал я. – А это стандартное поведение для местных ведьм? – Большого опыта общения с ними у меня нет, но едва ли. Я немного понаблюдал за старушкой, по-моему, она до смерти напугана. – Чем, хотелось бы знать. – Несомненно нанесенным ей визитом, – сказал он. – Я, честно говоря, хотел у вас о причине ее испуга спросить. – Мне она так же неизвестна, как и вам, – сказал я. – И, как и вам, мне хочется ее узнать. Как зовут ведьму? Он сказал и продиктовал мне ее адрес. Надо будет пробить по нашим базам данных. Если она действительно обладает талантом, а не является обычной истеричкой и шарлатанкой, может быть, есть смысл с ней тактично побеседовать. – Что они делают сейчас? – Сидят в кафе и едят. – Понятно, – сказал я. – Продолжайте наблюдение. Визиты к врачу и священнику были вполне предсказуемыми шагами, но откуда взялась девушка? Не происки ли это Азраелевы? Думай, Скагги, думай. Во всем надо видеть свою положительную сторону, не так ли? Если бы у бабы Нюры окромя двустволки нашелся бы еще и гранатомет, то не читать бы вам сейчас моего дневника, правда? По счастью, гранатомета у нее не нашлось, и выстрел, вынесший мне заднее стекло, был единственным из тех звуков, что нарушили бы мирный сон деревеньки с вполне заурядным названием, которое я не запомнил. Обратно в город мы ехали в молчании. Наверное, нас одолевали одни и те же мысли. Что такого разглядела во мне старушка? Что могло вызвать у нее столь неадекватную реакцию на наш поздний визит? Точнее, на мой визит, потому что на зашедшую первой Марину она отреагировала вполне нормально. – Ой, – сказала вдруг Марина. – «Макдоналдс». Гоша, давайте остановимся, я жутко есть хочу. Я прислушался к своим внутренним ощущениям, и организм, наконец-то удостоенный внимания, сообщил мне, что тоже не прочь принять в себя некоторое количество пищи. – В машине поедим или внутрь пойдем? – поинтересовался я, подруливая к стоянке. – Лучше внутрь, – сказала она. – В машине есть как-то не слишком удобно. И стеклянная крошка шуршит под ногами, добавил я мысленно. Конечно, я выбросил все, что можно было, ухитрившись порезаться при этом не более трех раз, остальное можно было вычистить только пылесосом, которого у меня с собой не было. Я припарковал машину перед рестораном, дабы не упускать ее из виду, поскольку без заднего стекла мой аппарат стал весьма уязвимым для всякого рода вандалов, и мы прошли в зал. Я заказал себе два «ройял чизбургера», большой пакет картофеля и большой кофе. Марина взяла «филе-о-фиш» «чикен макнаггетс» и молочный коктейль. Не знаю почему, но женщины всегда заказывают молочный коктейль. Было уже далеко за полночь, поэтому в маленьком зале придорожного ресторанчика, кроме нас, почти никто не ужинал. – Гоша, – сказала Марина, разворачивая снедь, – не молчите. Что там произошло? – Ничего, – сказал я. – Она попросила меня ничего ей не рассказывать, сказала, что ясновидящая, посмотрела мне в глаза и выпала в осадок. Я вышел, а потом она вышла вслед за мной. Остальное вы видели сами. – Да, – сказала она. – И я до сих пор в шоке. – Я тоже, – сказал я. – В меня никогда раньше не палили из огнестрельного оружия. – Такая милая, такая тихая, такая добрая, – сказала Марина. – Когда я приходила, она всегда называла меня «дочкой» и поила чаем с вареньем собственного производства. – Значит, у нее сегодня день неудачный, – сказал я. – Можно сказать, критический. – И он совпал по времени с нашим визитом? Гоша, вы же сами не верите в то, что говорите. – Не верю, – признался я, высыпая сахар из пакетика в пластиковый стакан и помешивая напиток. – Но думать о чем-то другом мне совсем не хочется. – Она что-то увидела в вас, – сказала Марина. – Она же ясновидящая. Жалко только, что мы не знаем, прошлое она видела или будущее. Или еще что-то. – Если вы предлагаете вернуться и спросить, – сказал я, – то я – пас. Но одно знаю точно: это было явно не прошлое. У меня в прошлом ничего такого не было. – А если она заглянула в вашу предыдущую жизнь? – Глупости, – сказал я. – Вот так, запросто, без транса, без подготовки, за десять секунд? Она ясновидящая или где? И вообще, я в реинкарнацию не верю. – Думаю, что вчера вы не верили и в демонов. – Туше, – признал я. – Но все равно не факт, что она там еще увидела. – Она назвала вас посланником диавола. – А это не фразеологический оборот? Или некоторое преувеличение с ее стороны? Знаете, в запале чего только не наговоришь, а потом сам пожалеешь. – Мне так не кажется, – сказала Марина. – У меня создалось впечатление, что она точно знала, о чем говорила. – Тут есть неувязочка, – сказал я. – Если бы я был посланником дьявола, я бы об этом знал. – Может быть, и нет. Может быть, время вашего проявления, проявления вашей истинной сути, еще не наступило. – Неувязочка номер два, – сказал я. – Если я – посланник дьявола, то на кой, простите, фиг, меня еще и искушать? – Этот аргумент более серьезен, – согласилась она. – Действительно, в этом случае визит демона-искусителя кажется не совсем логичным. – Ага, – сказал я, откусывая кусок королевского чизбургера. – Возможно, что старушка просто ошиблась. – Послушайте, Гоша, – сказала она, – я вообще никак не могу понять, почему вы сразу не согласились. – Я и сам толком ничего не понимаю, – сказал я. – Я не праведник, это мне понятно, но все-таки… Мне показалось, что это неправильно. – Или вы просто не знали, чего попросить, – сказала она. – Может быть, – сказал я, хотя верить именно в этот вариант мне не хотелось. Мы доели американские бутерброды, сделанные из российских продуктов российскими поварами, допили напитки и покинули ресторан. Через десять минут, когда мы мчали по темной и пустынной трассе, Марина попросила меня остановиться. Я списал просьбу на естественные физиологические потребности ее организма и притормозил. Но она никуда не пошла. – Гоша, – сказала она, – а вы знаете, что после пережитой вместе смертельной опасности у человеческих организмов появляется стремление к… – Знаю, – сказал я. – Ну. – Прямо здесь? – Вы можете предложить другой вариант? – Поедем ко мне. – Это слишком долго. Придумайте что-нибудь, вы же мужчина. Я и придумал. Ощущая себя американским школьником из середины восьмидесятых годов, экспериментальным путем я выяснил, что если переднее пассажирское сиденье выдвинуть до упора вперед, а спинку опустить до того же упора, то получается вполне сносное спальное место. Хотя должен заметить, что американские монстры с диванами вместо передних сидений для этой цели подходят куда лучше. Самая большая проблема была с пространством. Пространства в салоне катастрофически не хватало, рубашка снялась с превеликим трудом, а для стягивания джинсов пришлось открыть дверцы и выставить нижние конечности наружу. Из скромности, а также врожденного такта следующие сорок минут своей жизни я описывать не буду. Скажу только, что, несмотря на прохладу за бортом, в салоне было жарко. Мы так и не поехали ко мне, и она не хотела, чтобы я отвез ее к ее отцу. Мы вообще никуда не поехали этой ночью, богатой на события. Мы сидели в машине на обочине темного, пустынного шоссе, а вокруг нас были черный лес и тишина, изредка нарушаемая ревом проносящихся мимо машин. Мы просто разговаривали, причем демоны и прочая эзотерическая тематика всплывали в наших разговорах все реже. С Мариной было удивительно просто и легко беседовать, она могла поддержать разговор на любую тему. Это меня зацепило, потому что для меня всегда было сложно найти такого собеседника. Разве что такой была мама, да и то в моем далеком безоблачном детстве. Сейчас я четко знал, с кем и о чем можно разговаривать. Этого интересует то, но он ничего не понимает в этом, зато об этом можно поговорить вон с ним, следует только помнить, что кое о чем упоминать ни в коем случае не следует… С Мариной мы поговорили о детстве, школе, молодости, первых успехах и разочарованиях. Мы поговорили о политике и экономике, поговорили о ее работе, о моей работе, о последних голливудских новинках, о книгах Стивена Кинга и актерских работах Аль Пачино, признав, что в «Запахе женщины» он был просто великолепен, но выше «Адвоката дьявола» ему уже не подняться. Поговорили о Ельцине и Путине, о не-помню-какой-по-счету ирако-американской войне, о парниковом эффекте и об очередном московском лете, преподносящем сюрпризы. Короче, практически все темы были обсуждены нами в салоне моей «восьмерки» с выбитым задним стеклом. А потом начало светать. Марина подправила косметику при помощи подручных средств, и я отвез ее на работу. Напоследок она оставила мне все свои телефоны, включая домашний, рабочий, сотовый и папин, попросила держать ее в курсе событий и назначила свидание на семь вечера. – Слушай, Гоша, – сказала она, уже выйдя из машины. – А у тебя, случаем, нет каких-то других, более мирских проблем? – Нет. А почему ты спрашиваешь? – Потому что за тобой следят, – сказала она. – Посмотри назад. Я посмотрел. – Видишь тот «порше»? – Ну. – Я его еще вчера вечером засекла. – Любопытно, – сказал я. – Я разберусь. – Будь осторожен, – сказала она. Мы поцеловались на прощание, и она пошла на работу, а я поехал на запланированное рандеву. С психиатром. И черный «порше», с моей точки зрения слишком броская машина для слежки, по крайней мере в Москве, а не в пригородах Монако, тронулся следом за мной. Психиатр был маленьким, толстым и лысым. У него были толстые очки с большим количеством диоптрий, из-за чего его взгляд казался мне несколько ненормальным. Впрочем, я слышал мнение, что психиатры, общаясь по ходу своей профессиональной деятельности с большим количеством психов, и сами могут стать… немного того. – Никак не могу взять в толк, молодой человек, зачем вам это надо, – сказал он, когда я попросил об обследовании. – От армии косите? – Нет, – сказал я. – Уже откосил. – Справка на оружие нужна или на права? Так это вам в больницу надо, там такие справки в регистратуре выдают. – Справка мне не нужна. – А что же вам нужно? – Обследование, – сказал я. – На предмет моего психического здоровья. – А у вас есть сомнения по поводу вашего психического здоровья? – Есть. – Вы позволите мне полюбопытствовать? – Нет, – сказал я. – Это личное. – Но как я смогу вам помочь, не зная, в чем дело? – Вы врач? – Врач. – Вы клятву Гиппократа давали? – Давал. – Так обследуйте меня. – Но что мне искать? – Отклонения. – Какого рода? – Любого. – Послушайте, – сказал он, – психиатрия – это целая наука. Мозг человека – вселенная, и ко мне приходят люди с самыми разными проблемами, алкоголики и наркоманы, люди с депрессиями и нервными срывами, люди с шизофренией и кататонией, правда, эти не всегда сами приходят. Букет неисправностей мозга слишком велик, чтобы я искал в вашей вселенной черную дыру наугад. Дайте мне хотя бы намек. – Я хочу знать, нет ли у меня склонностей к галлюцинациям. – Какого рода галлюцинации вас посещали? – Я не уверен, галлюцинации ли это, потому и пришел к вам. – Хорошо, я сформулирую вопрос по-другому, – сказал он. – Что вы такого видели, что вызывает ваши сомнения? – А вы смеяться не будете? Он закатил глаза. – Молодой человек, я – психиатр. Я Ленина видел. Я одних только Наполеонов видел штук пять. Я видел людей, которых похищали пришельцы, и самих пришельцев тоже. Я встречался с Цезарем и вот этой самой рукой подписывал диагноз Клеопатре. Так что можете мне поверить, удивить меня будет очень трудно. – Хорошо, – сказал я. – Я видел демона. – Ага, – сказал он, делая пометку в блокноте. – Демона. Когда это было? – Вчера. Около полудня, может, чуть позже. – Как выглядел демон? – Обычно выглядел. Как человек. – Тогда откуда вы знаете, что ой демон? – Он мне сказал. А потом, когда я потребовал доказательств, он на время принял свою демоническую форму. – Ага, – сказал он. – Значит, одного его слова вам было недостаточно? – Я же не идиот. – Ага, – сказал он. – Вы не идиот. И как он выглядел, когда… э-э-э… принимал свою демоническую форму? – Большой, рогатый, с хвостом. – Пламя изо рта было? – Вроде не было. – Серой пахло? – Не очень. По крайней мере, я не почувствовал. – Нетипичный демон. Где это было? – В лесу. Тут недалеко. – Правильно, – сказал он. – Где же еще встретить демона, как не в подмосковном лесу. Другие звери там уже все повывелись. Долго вы его видели? – Довольно долго. Мы с ним разговаривали. – Вот как? И о чем? – Он предлагал мне продать ему душу. – А что обещал взамен? – Много чего. – И вы отказались? – Да. – Тогда вы правильно сделали, что ко мне пришли, – сказал он и тут же добавил: – Не обращайте внимания, это шутка. Вы пьете? – Изредка. – Но не постоянно? – Нет. – Курите? – Только сигареты. – А марихуану? – Пару раз пробовал. – И что? – Не вставляет. – А другие наркотики? Кокаин, героин, ЛСД? – Нет. – Понятно. – Еще одна пометка в блокноте. – Что вы делали в лесу? – Спасал хоббитов. – Простите? – Там орки напали, пришлось отбиваться. Арагорн с Леголасом приняли бой, а меня отправили спасать хоббитов. – Простите, – сказал он. – Я сейчас не понял. Арагорн с Леголасом послали вас спасать хоббитов, и вы наткнулись на демона? – Да. Видите ли, мы, гномы… – Ага, – сказал он. – Так вы гном? – Только по условиям игры. – Это хорошо, – сказал он. – А то вы не особо на гнома похожи, я уж засомневался. – Это игра была, – объяснил я. – Ролевая, по Толкину. – Толкина знаю, он в районной больнице в пятой палате лежит, – сказал врач. – Значит, ролевая игра? – Да. – А почему вы считаете, что некто, представившийся вам демоном, не был участником этой игры? – У Толкина нет демонов. – А Балрог? – Балрог к тому моменту был уже сброшен с моста. – А вдруг он выбрался? Гендальф же выбрался. – Гендальф – волшебник. – А Балрог – крылатый демон. У него как раз шансов поболе должно быть. – Послушайте, – сказал я, уже начав сожалеть, что упомянул про хоббитов, – забудьте про игру. Она никакого значения не имеет. Она тут вообще ни при чем. – Как ни при чем? – спросил он. – Вы же в лес за хоббитами пошли? – Но даже если бы я не пошел в лес за хоббитами, даже если бы меня вообще не было в том санатории, демон все равно пришел бы ко мне. – Почему вы так в этом уверены? – Он сказал, что я выиграл в лотерею, – А вы выиграли? – Они провели лотерею в аду, – объяснил я. – И мой приз – сделка с дьяволом. – Так это был дьявол или демон? – А есть разница? – Принципиальная, – сказал он, но разъяснять не стал. – Значит, вы выиграли в лотерею. А где вы купили лотерейный билет? – Я не покупал никакого билета. – Что не помешало вам выиграть, – сказал он. – Понятно. – Что вам понятно? – Мне все понятно, – сказал он. – Ранее у меня не наблюдались? – Нет. – И то верно, я бы запомнил. Последите за пальцем. Он начал водить пальцем перед моим лицом, я следил за ним. Потом мы поиграли в ассоциации, потом он показывал мне какие-то кляксы из теста Роршаха, требуя описать, что я вижу. По мере возможности я пытался описывать, но получалось у меня неискренне, потому что видел я только кляксы. – Все, – сказал он через двадцать минут. – Обследование закончено. – Уже? – Чего время зря терять, – сказал он. – А вы чего ожидали? Электродов на голове? Это, батенька, уже не обследование. Это лечение. – Но вы меня даже молотком по ноге не стукнули. – А вы хотите? – с любопытством спросил он. – Так я стукну. – Обойдусь, – решил я. – И какой диагноз? – Я похож на идиота? – Я вообще-то о своем диагнозе спрашивал. – А я о вашем и говорю. Похож я на идиота? – Смотря на какого. На князя Мышкина точно не похожи. – Издеваетесь, – констатировал он. – Так я вам скажу, что я не идиот, и нечего из меня идиота делать. Вы, молодой человек, абсолютно здоровы, разве что у вас чересчур богатое и извращенное воображение. Вам бы книги писать. – Я здоров? – Да. Вы – не псих, или психиатрия со вчерашнего дня претерпела радикальные изменения, а мне о них не сообщили. Вы реагируете на все тесты как абсолютно психически здоровый человек и вместе с тем несете какую-то несусветную чушь. Из чего я делаю вывод, что вы не псих. Вы – врун и симулянт. – Я симулянт? – И я вам скажу, не самый лучший. Да с такой историей вас к больнице на пушечный выстрел не подпустят. – Я сам ближе не подойду, – сказал я. – До свидания, – сказал он. – Дверь прямо за вами. – Спасибо, доктор, – сказал я. – Будете в следующий раз проходить мимо, – тепло посоветовал он, – проходите мимо. – Всенепременно, – сказал я и ушел. «Порше» стоял на улице, из вестибюля его было хорошо видно. Возможно, в Европе, где-нибудь в Монте-Карло, филеры и ездят на «порше», у нас же они предпочитают серые «жигули» преимущественно первой или шестой модели[40]. У слежки могло быть два объяснения. Во-первых, это мог быть Кракен, каким-то путем все-таки меня выследивший, но в это мне не слишком верилось. Из санатория я в Интернет не выходил, даже с официального своего адреса. И домой уже три дня не заходил, так что даже если Кракен каким-то чудом выпас мою квартиру, мальчика подослать он все равно бы не успел. Во-вторых, это мог быть тот демон или кто-то из его подручных. Может, они за всеми кандидатами следят. Я вышел из поликлиники, закурил сигарету и направился прямо к «порше». Если его все же послал Кракен, сей мой ход можно было расценивать как акт суицида, но мне твердо верилось, что это не так. Я подошел к водительской дверце и стукнул пару раз в затонированное стекло. «Порше» не выказывал никаких признаков беспокойства по поводу собственного обнаружения, не пытался сорваться с места с пробуксовкой и раствориться в окрестных переулках. А стекло, в которое я постучал, ушло вниз с тихим гудением электромоторчика. За рулем обнаружился смуглый длинноволосый тип в темных очках. Он безмятежно посмотрел на меня и широко улыбнулся. Зубы у него были ровные и белые. – Чем могу быть вам полезен? – спросил он. – Зачем вы за мной следите? – Потому что об этом меня попросил дон Скагс. – О, – сказал я. – Вы тоже демон? – Нет, я вампир. – Ага, – сказал я. – Вампир и испанец? – Да, – сказал он. – Я вампир и испанец. А еще я мечник, дворянин, настоящий мачо, антиквар, бабник, неплохой стрелок и бретер. Меня зовут Мигель. – Очень приятно, – сказал я и пошел прочь. В последнее время меня трудно чем-нибудь удивить. Можно было подвести итог. Я нанес первые три визита из моего списка, те самые, что могли, как я думал, прояснить ситуацию. Но прояснили ли они ее? Беседа со священником оказалась не слишком плодотворной и, я бы даже сказал, бесполезной. Он был теоретиком и понятия не имел, как его теории можно применять на практике. Укрепи свой разум и руководствуйся сердцем. Да такое кто угодно может сказать. Его предложение встретиться с демоном в его, священника, присутствии вряд ли было бескорыстным. Возможно, увидев демона в этом мире, он хотел укрепить только свою веру, а не оказать мне помощь. Встречаться с демоном при свидетелях, да еще и на святой земле мне не слишком хотелось. Откуда я знаю, как он это расценит и не придет ли в ярость? Но все же свой поход в церковь потерей времени я не считал, потому что там познакомился с Мариной. Марина мне нравилась. Очень. Но речь сейчас не о ней. Самым плодотворным был разговор с психиатром. Психиатр уверил меня в том, что я здоров. Раз я здоров психически, значит, демон имел место на самом деле. Значит, надо что-то делать, что-то решать. Старушка-колдунья замутила всю ситуацию до безобразия. Без нее было бы гораздо легче. Мы не пробыли наедине и пяти минут, а дело закончилось молитвами и стрельбой. Что вызвало у нее такую реакцию и почему она обозвала меня посланником дьявола, я не знаю. Нужно спросить у демона, когда он придет. А вообще, чего я парюсь? Как там у Карнеги? Надо представить, что с вами случилось самое худшее, что могло случиться в данной ситуации, примириться с этим, а потом искать пути выхода. Чем мне грозит еще одна встреча с демоном, если она состоится? Допустим, если я заключаю сделку, то тем самым обрекаю себя на вечность в аду, получая взамен все, чего захочу, на Земле. Второе приятно, первое не очень. С другой стороны, колхоз – дело добровольное, и никто не заставляет меня подписывать договор силой. Это пока не заставляет. О фактах, когда демоны применяли насилие с целью оказания давления на партнера по сделке, мне известно не было. Классика по этому поводу молчала. Заключать или не заключать? Я не испытывал особенных иллюзий по поводу своей безгрешности, как и все мы, наверное. Мы просто не задумываемся об этом, а если и задумываемся, то полагаем, что еще не все потеряно и все можно будет исправить. Потом, в старости, исповедуясь чуть ли не каждый день и делая щедрые благотворительные взносы. Но если я умру сегодня, куда я попаду? Несомненно туда, откуда ко мне явился посланник. Почему он пришел ко мне? В адскую лотерею мне почему-то не слишком верилось. Хотя кто знает. Пару дней назад мне не слишком верилось в сам ад. Привет, старушка. Как жизнь, как сама? Давно мы с тобой не встречались и хвосты не переплетали. Шутка. Хотя я и сейчас не прочь. Слушай, тут у нас на Земле одна проблемка нарисовалась, надо бы посодействовать. Ты мне какую-нибудь из своих девочек пришли, не для личного пользования, не боись, стар я уже для твоих красоток. Я ее проинструктирую и служебную командировку ей оформлю. Есть клиент любопытный. Записку мою сожги, мой парень тебе потом всю сопроводиловку переправит, задним числом оформим. Дело адски важное, так что поторопись. Подробности, извини, в письме сообщить не могу, но в приватной беседе обсудить не откажусь. Если что, ты знаешь, где меня найти, да? Твой Бегги. P.S. Прости за тот раз, ладно? Возраст и все такое, сама понимаешь. Я позвонил Генычу. Геныч не был священником, не был магом и не был психиатром. Он был просто умным и опытным человеком и мог дать мне совет в сложной ситуации. Хотя я и понимал, как сложно дать дельный совет в такой ситуации. Я надеялся, что разговор с Генычем поможет мне прочистить мозги. – Внимательно, – сказал Геныч после третьего гудка. Звуковым фоном к его приветствию был девичий смех и плеск воды. – Здорово, – сказал я. – Ты что, в бассейне? – Ни черта ты не угадал, Гога, – сказал он. – Я на Багамах. – И что ты там делаешь? – Да как тебе сказать… На пляжу я лежу, на девчонок гляжу. Ну и глажу, конечно, по мере возможностей своих. – Ты ж еще вчера в Москве был. – Гош, – сказал он серьезно, – может быть, ты еще не в курсе, но совсем недавно было сделано одно изобретение, которое здорово облегчает передвижение по нашему шарику. Называется оно самолет. – Черт, – сказал я. – А я посоветоваться хотел. – Советуйся, – сказал он. – Я весь к твоим услугам. – Гм, а у тебя денег на счете много? Ты ж в роуминге. – У меня неограниченный кредит и очень выгодный тариф, – сказал он. – Так что о моих деньгах можешь не беспокоиться. Хочешь, я тебе песенку спою? – Не стоит, – сказал я. – Тогда говори, – сказал он. – Ко мне приходил демон. – Любопытно, – сказал Геныч. – И предложил мне продать душу. – Ты к психиатру ходил? – Ходил. – И как? – В психушке мобильные телефоны отбирают. – Это верно. Что он тебе предлагал? – Все, что угодно. – И ты теперь думаешь, соглашаться или нет? – Ага. – И ты хочешь, чтобы я тебе что-нибудь посоветовал? – Снова ага. – Даже не знаю, – сказал Геныч. – Религия – выбор сугубо индивидуальный, душа, если она есть, тем более, так что тут ты сам решать должен. – А ты бы что сделал на моем месте? – А я могу оказаться на твоем месте? – Гипотетически. – Если гипотетически, то не знаю. Гош, у меня очень тяжелый случай. Меня практически нечем искушать. – Но если бы нашлось чем, ты бы согласился? В обмен на вечность в аду? – Гош, меня на Небеса и так не пустят, даже на самолете. – Значит, ты бы согласился? – Возможно, – сказал он. – Но при условии, что твой демон извернулся бы и нашел способ меня соблазнить хоть чем-нибудь. – Ясно, – сказал я. – Но ты это только не принимай как руководство к действию, ладно? – Не буду, – сказал я. – Ты когда в Москву? – Вечером, думаю. Сразу после обеда. Или ужина. У меня же самолет свой, забыл? – Забыл, – сказал я. – Ладно, увидимся. – Понимаю, что не сильно тебе помог, но ты держи меня в курсе, лады? – Буду держать, – сказал я и нажал на «отбой». Прочистились мозги? По-моему, не очень. И Геныч, и священник сходились в одном: решай сам. Действительно, взваливать проблему принятия такого ответственного и судьбоносного решения на чужие плечи просто некорректно. И все же я позвонил Сереге, надеясь, что он позовет меня к себе и мы там все обсудим. Телефон писателя был выключен. Потому что даже он, с его стоической ненавистью к средствам связи, вряд ли вытерпел бы более шестидесяти звонков в течение трех минут. Я завел двигатель и поехал к нему домой. Серега жил в квартире, доставшейся ему от родителей. Родители Сереги были академиками и еще при Союзе успели отхватить себе кусок жилья, которое после развала Союза получило звание элитного. В старом доме в центре города, с консьержем и лифтом, двери которого приходилось закрывать вручную. – Вы куда? – спросил консьерж, едва я сумел справиться с тяжелой деревянной дверью подъезда. – В сто девятую, – сказал я. – Проходите. – Спасибо. – Пожалуйста. – Вы очень любезны. – Желаю приятно провести день. Я поднялся на шестой этаж по лестнице – не потому, что я слежу за своим здоровьем, а потому, что не доверяю лифтам, которые консервативны настолько, что не озаботились обзавестись автоматическими дверями, – и позвонил в дверь. По сути, я стоял и трезвонил около десяти минут, непрерывно терзая кнопку электрического звонка, а лишь потом мне открыли. У Сереги явно было вдохновение. Он был в трусах, тапочках и сомбреро. Изо рта у него свисал потухший окурок, а дымящуюся сигарету он зажимал правой рукой. – А, – сказал он. – Это ты. Чего надо? – Поговорить. – Гош, извини, – сказал он. – Некогда мне разговаривать. У меня роман на мази. – Куда торопиться, – сказал я. – Работа писателя – самая медленная работа в мире. – Черта с два, – сказал Серега. – Я начал его позавчера, а сейчас у меня уже сто восемьдесят шестая страница. – Ого, – сказал я. Раньше его темпы были гораздо ниже. Две страницы в день, и то если повезет. – К тебе пришла муза? – Ага, муз, – сказал он. – Чего хотел-то? – Может, я войду? – Лучше не надо, – сказал он. – А то еще спугнешь. – Кого? – Муза. – Ты что, не один? – Со мной мое вдохновение. – И как зовут твое вдохновение? Ира? Катя? – Гоша, – сказал он, – я тебя очень прошу, зайди вечером, а? Или давай где-нибудь пересечемся. Днем я работаю. – А я вот в отпуске. – Сочувствую, – сказал он и захлопнул дверь прямо перед моим носом. Нет, я все понимаю, писатели – народ эксцентричный, но не до такой же степени. Я снова позвонил, пока он не успел далеко уйти. – Чего еще? – Мне предложили заключить сделку с дьяволом, – сказал я. – Так соглашайся, – буркнул он и снова закрыл дверь. На этот раз окончательно. – Чтоб тебя приподняло, хлопнуло, придавило, размазало да так и оставило, – сказал я закрытой двери и поплелся вниз. От Сереги я отправился домой, спать. После бессонной, но незабываемой ночи меня слегка шатало, а в мозгах стоял густой туман. Восемь – десять часов здорового сна еще никому не вредили. Наоборот, кто-то во сне даже ухитрялся принимать правильные решения, Менделееву вон вообще таблица его приснилась. Пришел домой и плюхнулся на диван. Сны мне не снились. В половине восьмого меня разбудил стук в дверь. Стук и звон. Кому-то очень не терпелось со мной повидаться. Я подумал, что это у Сереги проснулась его писательская совесть, и пошел открывать. Сереги за дверью не было, но я об этом не слишком пожалел, ибо… Самая роскошная женщина, которую я видел в жизни, стояла на пороге моей квартиры. Высокая блондинка с настолько идеальными параметрами, что подходить к ним с сантиметром показалось бы кощунством. У нее были огромные голубые глаза, широкие скулы и ровные, идеально белые, как из рекламы «Блендамеда», зубы, которые она обнажила в очаровательной улыбке. А еще на ней был домашний халатик, отнюдь не скрывающий очертания ее тела и отсутствие лифчика, и меховые тапочки. – Здрасьте, – тупо сказал я. – Добрый вечер, – произнесла она голосом с весьма эротичной хрипотцой. – Могу ли я зайти? – Не вижу причин, чтобы отказать вам, – сказал я, распахивая дверь настежь. Она вошла, точнее, вплыла в мою квартиру. Зачарованный этим зрелищем, я чуть не оставил дверь открытой. Что этому чуду понадобилось от меня? – Я – ваша новая соседка, – сказала она. – Вчера только переехала. – Очень приятно, – сказал я. – Меня зовут Тамара, – сказала она. – А вас? – Гоша. – Чудное имя, – сказала она. – Гоша, я собралась пить чай, а я очень люблю пить чай, и обнаружила, что у меня совершенно нет сахара. А я так люблю сладенькое. – Хм, – глубокомысленно сказал и. – Вы не одолжите мне пару ложечек сахара? – спросила она. – Я буду очень признательна. – Конечно, – сказал я. Не знаю, что со мной происходило, но в тот момент я готов был одолжить ей свои легкие или там, скажем, печень и никогда не требовать возврата. – Вы очень любезны, – сказала она. Я пошел на кухню, а она пошла за мною следом. Открыл тумбочку, достал из нее сахарницу и протянул ей. Она взяла посудину из моих рук, слегка соприкоснувшись со мной пальцами, отчего по моему телу пробежал электрический разряд, и поставила ее на стол. – Даже не знаю, как вас отблагодарить, – сказала она. – Наверное, лучше всего так. С этими словами она обвила мою шею руками и поцеловала меня в губы. А что же было дальше?! – возопит любопытный читатель. Мы хотим знать все подробности: как, где, каким образом и сколько раз. Дудки. Я эти подробности тоже хотел бы знать, но ни черта не помню. С того самого момента, как она поцеловала меня на кухне, и до того мгновения, как я проснулся на своей кровати. Ничего. И это обидно, потому что женщина была сногсшибательная, причем в прямом, а не в переносном смысле. И все же я ничего не помню. Но могу сделать кое-какие выводы по тому, в каком состоянии я проснулся. Это было так. – Ой-е, – сказал я, открывая правый глаз. Итак, сначала о фактах. Я был у себя дома. Я лежал на своей кровати, правда, поперек. На моей левой ноге почему-то был женский чулок. Что-то давило мне в бок, и, когда я полез выяснить, что именно, это оказались разомкнутые наручники. На подушке валялась бельевая веревка со следами губной помады. Под подушкой покоилась пустая фляжка из-под эротического массажного масла. Тело находилось в настолько разобранном состоянии, что казалось удивительным, что оно могло ходить, дышать и мыслить. Ныли все мышцы, даже те, о существовании которых я раньше не подозревал. Такое впечатление, что я всю ночь играл в американский футбол, причем за всех игроков одновременно, а иногда брал на себя и роль мяча. Едва переставляя ноги, я доплелся до ванной и взглянул на себя в зеркало. Мать честная! Я повернулся к зеркалу спиной на предмет выяснения, почему она так зудит. Трое сбоку, ваших нет. Вся спина была исцарапана самым зверским образом, словно я оказался в одном вольере с тремя дикими гепардами, у которых жутко чесались когти. Засосов не было только на лице и ушах. Ну и под волосами, наверное, все же остальное тело носило на себе отметины страсти. Я посмотрел на него. Он… гм, эту интимную, деталь я описывать не буду. Скажу только, что, на мой взгляд, он даже уменьшился в размерах. Потом я пошел считать использованные презервативы. Один, нет, два валялись на простыне, один справа от кровати, четвертый слева, пятый был почему-то в прихожей и игриво выглядывал из моего осеннего ботинка. Шестой висел на люстре, а седьмой лежал на подоконнике. Может, я еще и не все нашел, поскольку окно было открыто, а у меня вполне могло хватить ума выкидывать резину за борт. Господи, с кем же. я провел ночь, со сногсшибательной красоткой, живущей по соседству, или с демоном из ада… Стоп, сказал я себе. Стоп, Гоша. А ведь ты, вполне возможно, и прав. Как называются эти демоны? Инкубы? Нет, инкубы – это те, которые с женщинами. А наши, мужские… Суккубы, точно. Может ли быть так, что мне подослали одну из них? И, если так, означает ли это, что моя душа уже проклята? Насчет души не знаю, но все остальное было довольно просто выяснить. Я надел спортивный костюм с длинными рукавами, чтобы скрыть следы бурной ночи, оставшиеся на руках, и позвонил в дверь своей соседки. Пенсионерки всегда дома, подумал я. И они всегда знают все о новых жильцах. Через минуту, гремя цепочками, Лидия Ивановна открыла мне дверь, и я как можно тактичнее попытался навести справки на интересующую меня тему. Я так и знал. Никаких новых жильцов в нашем подъезде не было. Как не было их и в двух соседних подъездах, где у Лидии Ивановны были свои информаторы. Я поблагодарил старушку, одарившую меня неодобрительным взглядом[41], отказался от предложения попить чайку и побрел к себе. Может, это была обычная клофелинщица, подумал я. Проверил ценности, вроде ничего не пропало, только все телефоны были отключены, очевидно, чтобы нам не помешали. Может быть, я сам их отключил. Клофелинщицы так не работают. Они цепляют клиента в баре, приезжают к нему домой, усыпляют его и уносят все ценности, что в состоянии поднять на борт. И ни в коем случае не занимаются с клиентом сексом. Тем более всю ночь. Кстати, а который сейчас час? Одиннадцать ноль две, сообщили мне вмонтированные в радиоприемник часы. Да у меня же до встречи с демоном осталось меньше часа! Никаких сомнений, решил я, это был суккуб, и его подослали ко мне специально. С какой целью? Об этом надо будет спросить у демона, если (когда) он придет. Я подключил мобильный к зарядному устройству, ибо аккумулятор был разряжен в нулину, и набрал Маринин номер. – Алло. – Гоша, где ты пропадал? Я тебе весь вечер звонила, и полночи, и все утро! Что стряслось? – Ничего страшного, – сказал я. – Просто я вырубился. Уснул. – Ну ты и спишь! – Мне требовалось выспаться и быть бодрым. – Голос у тебя не слишком бодрый, – заметила она. – К врачу ходил? – Ходил. Здоров, как стадо бегемотов. – Я так и думала. – Почему? – Потому что ты сомневался, – сказала она. – А психи обычно очень уверены в себе и никаких сомнений не испытывают. – Спасибо за поддержку, – сказал я. Мы поболтали еще немного о том о сем, стараясь не касаться волнующей нас обоих темы, а потом она пожелала мне удачи, сказала, что верит в мое здравомыслие, и заверила, что позвонит мне вечером, если я раньше сам ей не позвоню. Потом я пошел в душ, пытаясь привести себя в божеский вид перед предстоящим разговором. Простите за каламбур, само собой получилось. К двенадцати я успел навести в квартире относительный порядок, оделся в чистое[42] и закурил сигарету. Дверь открывать не стал. Стены для демона препятствием быть не должны. Моя уверенность в том, что с четвертым клиентом что-то нечисто, только укрепилась после того, как я проанализировал события последних дней. Итак, после того как я сделал предложение четвертому кандидату, он предпринял следующие шаги. Вернулся в санаторий, выйдя из своей ролевой игры на середине, и прервал отпуск. После чего нанес визит к священнику. Допустим, это может быть логично. Священники, призванные нести слово Сами Знаете Кого в народ, уже давно превратились в абсолютно нежизнеспособный институт, однако заработанный тысячу лет назад авторитет еще давал о себе знать. Он пошел к священнику, чтобы получить совет. Совет он конечно же получил, только совсем не такой, на какой рассчитывал. Священники сейчас не в состоянии решать подобные вопросы. Прошло то время, когда они несли свою веру с огнем и мечом, когда проповеди собирали толпы верующих и число обращенных увеличивалось прямо на глазах. В старые времена Гошу в лучшем случае бросили бы в застенки инквизиции по обвинению в демонологии и ереси и вызвали бы отряд ватиканского спецназа, натасканного на обнаружение и истребление демонов. А тут просто похлопали по плечу и предоставили решать проблему самому. Не слишком это правильно со стороны служителей культа. Правда, до визита к священнику он попытался обратиться к врачу. В тот день врач уже не принимал, и Гоша пришел к нему утром. Врач констатировал факт его психического здоровья, как и должен был, потому что слабоумным мы подобных предложений не делаем. Клиент пытался убедиться в собственном здравомыслии. Как-то очень спокойно и взвешенно он к этому вопросу подошел, на мой потусторонний взгляд. Обычно смертные страшатся услышать окончательный диагноз. После разговора со священником он познакомился с девушкой. Это была чистая случайность, я проверял. Девушка была скорее праведницей, чем грешницей, однако Азраель за ее спиной не стоял и на моего клиента не науськивал. Девушка отвезла его к колдунье, которая утверждала, что занимается белой магией[43], старушка пальнула в него из ружья. Я отправил к ней Мигеля, на время сняв его с наблюдения за объектом. Мигель должен был прикинуться другим белым магом, тоже почувствовавшим эманации зла, и попытаться выяснить у старушки, что же именно ее взволновало. Старушка была ясновидящей, это точно, Мигель может подтвердить. Она с первой же минуты раскусила в нем плод греховного союза демона и смертной женщины, то бишь истинного вампира, и, заливая ему в уши всякую благочестивую дурь, пальнула из своего дробовика прямо в спину. Истинный вампир отделался рваной курткой и испорченной рубашкой и вылетел в окно, отчего душевного спокойствия у старушки не прибавилось. Но старушка и ее душевное спокойствие меня не слишком интересовали. Потом началось самое странное. Нет, в том, что наш клиент согрешил со смертной, встреченной всего несколько часов назад, я ничего удивительного не заметил. Но вдруг выяснилось, что Гоша был знаком, и даже более чем просто знаком, с клиентами номер три и номер два. Немного порывшись в нашей базе данных, я установил, что он также имел шапочное знакомство с клиентом номер один. Это было невероятно. Но это было фактом. С точки зрения теории вероятности не могло получиться так, что из всего десяти с лишним миллионного населения Москвы жребий мог пасть на четверых смертных, знакомых между собой. Этот Гоша просто притягивал монеты к себе, как магнит, и они доставались тем, кого он знал. Или он их притягивал, или кто-то подбрасывал их в те места, где он мог их найти, а находили их его знакомые люди. На суккуба он как-то странно отреагировал, хотя, возможно, девчонка перестаралась. Дорвалась наконец до практического применения своих навыков, так что ничего удивительного. Но он даже не сопротивлялся и всю ночь получал удовольствие. А утром уснул и никаких терзаний по поводу ее исчезновения не испытывал. Странно. Почему Гоша? Почему именно он? Как говорит мой старый знакомый, Бегемот, почему именно его нам птичка в клюве принесла? Птичка в клюве, птичка в клюве… И где-то за час до назначенного мною самим времени встречи с четвертым кандидатом я начал понимать, что тут к чему. Первым делом мне требовалось удостовериться в том, что мои подозрения имеют под собой основания. Я связался с Бегемотом и попросил его переслать мне один специальный приборчик, который помог бы пролить на эту дело тьму. Бегемот воспринял обоснованность моей просьбы всерьез, потому требуемое оборудование появилось у меня на журнальном столике уже через пятнадцать минут. Я подсоединил его к своему ноутбуку и протестировал. Все работало нормально, насколько я мог об этом судить. Потом я вытащил из субпространства свой боевой топор. Для человеческого воплощения он был слишком тяжел, и мне пришлось обернуться демоном. Несколько взмахов, и память о старых временах вернулась ко мне. Топор был остро наточен и готов к употреблению. После таких моих действий вы можете подумать, что я ожидал неприятностей. Нет, в тот момент я даже не думал, что мне придется вспоминать навыки владения оружием. Просто я демон, а демон должен быть готов ко всему. И сошлись они, светлый ангел мщения против темного демона войны. И ужасны были их лики, и кровь застывала в жилах смертных при взгляде на них, и творили они смерть. Могучи были противники, и равна была их сила. Ангельский меч против демонского топора, не раз они скрещивали свое оружие, и многие смертные нашли свой конец в той битве. Каждый взмах ангельского меча уносил с собой жизни, каждый удар топора демона разжигал пожары. Рушились дома, огненный дождь проливался с небес, и хаос воцарился на мирной доселе Земле. И пал Скагс… Минут за сорок до того, как Скагги должен был нанести второй визит нашему четвертому кандидату, у меня зачесался правый задний рог. У демонов это в порядке вещей, именно так у нас пробуждаются предчувствия. Предчувствия меня никогда не обманывают, может быть, именно поэтому мне и удалось дожить до столь преклонного возраста. У демонов интуиция практически такой же надежный инструмент, как обоняние или осязание. Я прислушался к своему предчувствию и направил свои копыта в библиотеку. Ты в библиотеке вообще бывал, нет? Нет? А сколько тебе веков, ты говоришь? Так сходи обязательно, пора бы уж тебе основы знать. Книги в нашей библиотеке не такие, как везде. В смысле, что у них нет авторов, сечешь? Демоны кропают свои воспоминания и мемуары, грешники пишут беллетристику и тискают заметки в периодическую прессу, но вся эта муть хранится в наших архивах и к библиотеке никакого отношения не имеет. Библиотечные книги пишут себя сами. Некоторые делают это в обычном режиме, после того, как событие уже произошло, некоторые пишут в режиме реального времени, а некоторые, хотя я готов признать, что таких меньшинство, проявляют очередную главу еще до того, как событие имеет неосторожность произойти. Книги-пророки? Да, это ты верно подметил. Практической пользы от них все равно нет, потому что изменить ничего нельзя, но иногда ты можешь узнать заранее о том или ином факте. К таким книгам относится и Книга Битв. Она хранится в закрытом отделе, так что мне пришлось трижды показывать свое удостоверение и совать рога в сканирующие устройства, прежде чем меня пропустили. Что такое Книга Битв? Это рукопись, в которой описаны все столкновения нашего ведомства с организацией наших конкурентов, начиная с дней Падения и до этой самой минуты. Даже до этой самой минуты плюс несколько часов, потому что именно таково ее время упреждения. Я помнил, где она лежит, среди многих древних гримуаров, прикованная цепями во избежание несчастных случаев. Нет, не несчастных случаев с книгой, несчастных случаев с теми, кто рискнет ее прочитать. Я открыл книгу примерно посередине, там, где начинались чистые листы, оставленные для описания будущих схваток. Записи кончались триста пятьдесят пятой главой, события, о которых в ней шла речь, произошли больше пяти веков назад. С тех пор наши с ними пути редко пересекались, а если и пересекались, то до открытого противостояния дело не доходило. Но я не верил, что пришел зря, потому оставил книгу лежать открытой, а сам закурил сигару. Что значит нельзя курить сигары в библиотеке? Это еще почему? Какая безопасность? Ты совсем сдурел, что ли? Адские рукописи не горят. Ага, еще они не тонут и не рвутся. Ты даже циркулярной пилой страничку от нее не отхватишь. Что такое циркулярная пила? Знаешь, чем дольше я с тобой общаюсь, тем сильнее мне кажется, что я только время теряю. Никак мне не удается пробудить у тебя тягу к самообразованию. Ну вот, сижу я, значит, сигару покуриваю и жду. Ну и на часы посматриваю, естественно, думаю, как там у Скагги-боя дела. И тут вдруг атмосфера сгустилась, из потолка вырвалось пламя, для библиотеки это обычное дело, и упало прямо на страницу. И проявилась новая глава. Но проявилась она не до конца, а только в том виде, в каком ты ее чуть выше прочитал. Так что непонятно было, окончательно ли пал Скагс или так, отдохнуть прилег. Зато точно стало ясно, что они с Азраелем пересекутся. Не, насчет пожаров и огненных дождей это все лажа. Книги, они, как и писатели, тоже преувеличивать любят, метафоры там всякие использовать. Так что ты этому не особенно верь. Дочитал я эту хрень, да она и короткая была, чего там ее долго читать, и к монитору помчался, смотреть, что там у Скагги происходит. Предупреждать его насчет Азраеля не имело смысла, да и изменить было ничего нельзя. Странно только, подумал я. Они на Земле еще ни разу не встречались, тем не менее книга утверждает, что всего через несколько часов они будут биться насмерть. С чего бы? Час пробил, и я взглянул на экран, чтобы определить, куда мне являться. Клиент ждал меня дома, что было весьма разумно. Дома и стены помогают, как говорится. Я отрастил крылья, сунул ноутбук в субпространство, где уже находились мой боевой топор и присланный Бегемотом приборчик, и отправился на встречу. Влетел через окно, оно было открыто из-за летней жары. Гоша не повел и бровью и даже не сдвинулся с места, никак не отреагировав на мое эффектное появление. – Добрый день, – сказал я. – Добрый день. Я знал, что вы появитесь. – Я же демон, – сказал я. – И я всегда держу свое слово. – Официальная религия говорит о вас другое. – Официальная религия придерживается точки зрения наших конкурентов, – сказал я. – Вражеская пропаганда вряд ли может претендовать на объективность. – И то верно, – сказал он. – А почему ваше ведомство не ведет разъяснительной работы? – Вы хотели бы прочитать анти-Библию? – Это было бы любопытно. – Этот вопрос находится не в моем ведении, – сказал я. – Если такой книги нет, значит, она не очень-то и нужна. – Может быть, – сказал Гоша. – Вернемся к нашему вопросу, – сказал я, усаживаясь на диван. – Вы ничего не придумали? – Нет, а вы? – Я работал над этим все время, – сказал я. – Могу я задать вопрос? – Конечно. – Сегодня ночью, – сказал он, – это был суккуб, да? – Да. – Вы его послали ко мне? – Я. – Зачем? – Хотел, чтобы вы немного расслабились, получили удовольствие. Вам понравилось? – Трудно сказать, – ответил он. – Потому что я не помню. – Похоже, она перестаралась. – Может быть, – сказал он. – Даже очень может быть, что она перестаралась. – Хотите, в следующий раз я попрошу ее быть более сдержанной? – А следующий раз обязательно должен быть? – Только если вы этого хотите. – Не хочу. – Почему же? – Не знаю. Это как-то неестественно. Ненатурально. Суррогатно. – Как скажете, – сказал я. – Больше я к вам ее не направлю. – Спасибо, – сказал он. – Итак, ваши предложения? – А ваши пожелания? – У меня особых пожеланий нет. Хотя как насчет бессмертия? – Увы, – сказал я. – Это невозможно. Сделка в таком случае теряет всякий смысл. Вы сами понимаете, нам нет никакого резона ее заключать, если мы не получим вашу душу до самого Страшного Суда, когда и если он произойдет. – Что значит – если? Вы хотите сказать, что Страшного Суда может и не быть? – Я думаю, что он будет, – сказал я. – Но я лично при этом присутствовать бы не хотел. – Разве вы не бессмертны? – Нет, – сказал я. – Я – демон, а бессмертны только создания, обладающие душой. – Значит, у вас души нет? – Увы, – сказал я. – Вы сожалеете об этом? – Нет, – сказал я. – Как можно сожалеть о том, чего у тебя никогда не было и на что у тебя нет никаких шансов? Я – демон, и выбора у меня нет. Я был рожден демоном, и демоном я умру. – Вы можете умереть? – Только насильственной смертью. Хотя именно это у нас, демонов, называется смертью от естественных причин. – И как часто демоны умирают? – Реже, чем смертные, – сказал я. – Хотите, я организую вам ознакомительную экскурсию в ад? Познакомитесь с демонами, пообщаетесь с великими грешниками на короткой ноге. – Это что, стандартный ознакомительный тур? – Нет, но и ситуация нестандартная, – сказал я. – Так что могу устроить. Хотите познакомиться с Шекспиром? Его трактовка «Гамлета» весьма оригинальна. – Не хочу, – сказал он. – О чем мне с ним разговаривать, с покойником-то? К тому же я не слишком большой поклонник его творчества. – А Джон Леннон? – спросил я. – Легенда рок-н-ролла. – Я не знаю английского. – В аду все говорят на одном языке. Законы Вавилона у нас не действуют. – А ознакомительную экскурсию в рай вы мне устроить можете? – Это будет трудно, но могу, – сказал я. – Только зачем вам это надо? – На всякий случай. – Гоша, – сказал я, – будьте же вы реалистом. Ваши шансы попасть на Небеса исчезающе малы. – Но они есть? – Шансы есть всегда, сколь бы мизерными они ни были. Но для того чтобы попасть в рай, вам придется много и упорно работать над собой, причем начать надо будет уже сейчас. – А если я начну? – А вы думаете, что в раю намного лучше, чем у нас? Горстка консервативных снобов, с которыми и поговорить-то не о чем, поверьте, это не та компания, в которой вам хотелось бы коротать вечность. – Разве все праведники скучны? – Не все, – сказал я. – Но подавляющее большинство. – Откуда вы знаете? По роду вашей деятельности вы имеете дело только с грешниками. – Я был на Небесах пару раз, по служебным делам. Мне там не понравилось, и я не думаю, что там понравится любому здравомыслящему человеку. – Вы судите предвзято. – Возможно, – согласился я. – Так хотите, я устрою вам эти экскурсии и вы сможете сравнить все сами? Он задумался, а я закурил сигару. Дело даже не в том, что я люблю курить сигары, но они создают атмосферу взаимного доверия. Человек или демон, который курит сигару в вашем присутствии, уже не может ассоциироваться у вас с врагом. Так мне кажется. – Нет, – сказал он наконец. – Не хочу. – Вы понимаете, от чего отказываетесь? – спросил я. – Многие готовы были продать душу только за одну такую возможность. После одной подобной экскурсии Данте создал «Божественную комедию». После другой Гете написал «Фауста», а Булгаков «Мастера и Маргариту». – Но я не писатель. – Вы можете им стать. К тому же неужели вам не любопытно? – Любопытно. – Тогда почему же вы отказываетесь? – Я все увижу в свое время, так зачем же мне торопиться? – Чтобы знать заранее. – А я не хочу знать заранее. – Это ваше право, – сказал я. – Значит, этот вариант тоже отпадает? – Совершенно верно. А вы можете сделать меня властелином мира? Или вы туда сейчас Буша двигаете? – Минуточку, – сказал я, потянулся в субпространство и нащупал свой ноутбук. – Хороший фокус, – сказал Гоша. – Фирменный, – пояснил я. – Какая машина? – «Хеллиум 3». – А тактовая частота? – Шестьсот шестьдесят шесть мегагерц. – Маловато. – Такова традиция, – сказал я. – Понятно. Я отстучал на клавиатуре запрос и тут же получил ответ, хотя особо в нем и не сомневался. – Нет, – сказал я. – Буш – это ваше собственное произведение. Вы хотите стать властелином мира? Есть на примете одна развивающаяся страна, очень быстро развивающаяся, хочу заметить, и если вы возглавите ее в ближайшие две недели, то в обозримом будущем… – Я пошутил, – сказал он. – А что, вы действительно можете это сделать? – Можем, хотя это и связано с преодолением достаточного количества всяческих бюрократических препон. Начнем с гражданства, но если плотно поработать… – Нет, я просто так спросил, – сказал он. – Боюсь, мое воображение не слишком подготовлено к решению такого рода вопросов. – Для этого здесь я, – сказал я. – Чтобы вам посоветовать, оказать посильную помощь. – А из-за чего вообще весь этот сыр-бор? Властелин мира, куча бабок… Зачем я вам так нужен? – Это вопрос принципа, – сказал я. – Вы выиграли в лотерею, значит, мы должны удовлетворить ваши самые сокровенные желания. Для нашего ведомства это вопрос чести. – Демон, говорящий о чести, – довольно редкое явление. – А вы много демонов до меня встречали? – Нет. Просто принято думать, что демон и честь – две вещи несовместные. – Опять вражеская пропаганда, – сказал я. – Вы же не слышали мнения демонов на этот счет. – Потому что вы не высказываете его публично. – Такова наша внешняя политика. Не я ее придумал. – Не вы, – сказал он. – Но вас такая политика устраивает? – Вы хотите обсудить нашу внешнюю политику? – Не особо, – сказал он. – Тогда не будем о грустном, – сказал я. – Вражеская пропаганда и так сделала из нас рогатых кровожадных монстров. – Но вы на самом деле рогатые. – Но не кровожадные. – Хотелось бы верить. – Я ни разу вам не солгал, – сказал я. – Вроде бы так, – сказал он. – Могу я высказать предложение? – Конечно, – сказал он. – Ведь я могу ответить на него отказом? – Это ваше право, – сказал я. – Вы можете отказаться от любого моего предложения. Об этом я должен был предупредить вас с самого начала. – Значит, я волен отказаться и мне за это ничего не будет? – Совершенно верно, вам за это ничего не будет. Ваша жизнь войдет в обычную колею и будет катиться по ней до самой смерти. И лишь тогда вы пожалеете, что ответили мне отказом. – Это угроза? – Никоим образом, – сказал я. – Это факт. Так вот, суть моего предложения в следующем. Мы в тупике, вы не знаете, чего хотите, и я не знаю, что вам предложить. В шахматах эта позиция называется патом. – Из пата нет выхода. – В шахматах, – сказал я. – Но у нас он есть. Я прошу у вас позволения просканировать вашу душу и снять с нее отпечаток. Возможно, это поможет мне лучше узнать о ваших потребностях. – Просканировать душу? – Да, – сказал я, снова протягивая руку в субпространство и доставая из него прибор, присланный мне Бегемотом. – С помощью вот этого аппарата. – А это не опасно? – спросил он. – Нет, – сказал я. – Это как рентген. Вы же делали рентгеновские снимки? – Неоднократно. – И никакого вреда это вам не нанесло. – Те снимки делали не демоны. Откуда я знаю, может быть, этот прибор заберет у меня душу без моего согласия? – Без вашего согласия и вашей подписи на договоре это невозможно сделать. – А что даст вам этот снимок? – Я увижу вашу душу. И вы тоже сможете на нее посмотреть и решить, так ли она вам нужна. – Это больно? – спросил он. – Процесс абсолютно безболезнен. И займет он всего несколько секунд. Как «полароид». Результат будет на экране моего компьютера. – Хорошо, – сказал он. – Я даю свое согласие на снимок. Валяйте. Самое удивительное, что он абсолютно не нервничал с самого начала разговора и не занервничал даже сейчас. Смертные обычно начинают хоть как-то реагировать на предложение увидеть собственную душу. Многим это зрелище может сильно не понравиться. Вообще, предложение заключить с нами сделку является событием исключительным в жизни любого смертного, событием, которое способно при любом исходе кардинальным образом повлиять на его жизнь, так что в такой ситуации трудно сохранить полное самообладание. Но Гоше это каким-то образом удавалось. Вполне возможно, что снимок его души может дать мне ответ и на этот вопрос. Я подсоединил сканер к своему ноутбуку, попросил клиента встать, потому что в таком положении снимок получается наиболее четким, и запустил процесс, не сводя глаз с монитора. Сначала пошли контуры и всякая незначительная информация. Аура, биополя, трам-тарарам. Для того чтобы всю это тягомотину правильно расшифровать, специалист нужен, я же таковым не являюсь. Но то, что я искал и что вполне могло иметь место, видно даже невооруженным глазом абсолютного дилетанта. Кстати, ноутбук был постоянно включен в сеть, и то, что видел я, имел возможность наблюдать и Бегемот, и даже Асгарот, наверняка ошивающийся поблизости. Вот это уже интереснее. Клиент не был праведником, но, как выяснилось, закоренелым грешником он тоже не был. Инь и янь его души делились ровно пятьдесят на пятьдесят. Редчайший случай как в моей практике, которая столь незначительна, что не стоит ее даже упоминать, так и вообще в этом мире. Обычно к этому возрасту какая-то половина души уже берет вверх. Осталась незаполненной только одна строчка, да и рисунок уже был почти прорисован до мельчайших деталей. Я видел на мониторе его пороки, главными среди которых были тщеславие и гордыня, любимые грехи Князя. А потом последняя строчка была заполнена, и я посмотрел на результат. Думаю, все, кто на него посмотрел вместе со мной, были огорошены так же, как я, возможно, даже сильнее, потому что где-то в глубинах своего разума я ожидал увидеть нечто подобное. Клиент не был первичен в этом мире. В смысле, что он пришел в этот мир не в первый раз, как это происходит с девяносто девятью и девятью десятыми процента смертных. Он уже жил раньше, возможно, именно его генетическая память о прошлых жизнях и позволяла ему не нервничать при заключении сделки. Потому что такие сделки он заключал с нами уже не раз и даже не два. Седьмое воплощение. На сегодняшний день на Земле существует множество религий, и ты сам должен понимать, что любая из них, даже самая бредовая, имеет под собой реальные основания. Про христианство я даже говорить не буду. Христианство – это официальная политика Сам Знаешь Кого. Почему оно разделилось на множество течений? Католицизм, протестантизм, православие и другие, более мелкие. Почему? Это старый рекламный ход, которым вовсю пользуются и сейчас. Один и тот же товар фасуется в разные коробки и продается под разными названиями, что позволяет увеличить количество потенциальных покупателей. Тебе нужны примеры? «Тойота» и «лексус». Или, скажем, фруктовый сок, выпускаемый одним из московских молочных заводов и продающийся по всей стране под четырьмя или пятью разными брендами. Ты чуть-чуть меняешь имидж, и вот ты уже заполучил клиентов, на которых с прежним названием рассчитывать не мог. Мусульманство относится к той же категории, что и христианство, только тут все более сложно. Вроде бы оно даже призывает к войне с неверными, но ты попробуй копнуть чуть глубже. Улови суть. Если отбросить имена и всякие истории, способствующие развитию сюжета, то и Коран, и Библия говорят об одних и тех же вещах. Будь хорошим – и ты попадешь в рай. Будешь плохим – и тебя ожидаем мы. Соблюдай правила – а правила там одни и те же. Джихад, газават, ваххабиты, оголтелые фанатики? А крестовые походы кто устраивал? Мальчики из воскресной школы? И они же костры инквизиции зажигали, на которых умерло очень много достойных людей, далеко не все из которых были нашими клиентами? О чем это я? А, о религиях. Прости, иногда меня заносит, но это возрастное. Доживешь до моего возраста… Что, я всегда так говорю? И правильно говорю. Доживешь до моего возраста, и я все равно буду в два раза старше. Самые любопытные верования возникали в азиатских странах. Там сконцентрировано слишком много смертных, вот они и плодят всякие религиозные течения в промежутках между другими своими занятиями. Индуизм, теория кармы и вечного перевоплощения. Бред, ты говоришь? Но очень любопытный бред, и он не мог возникнуть на пустом месте. Конечно, вечного перевоплощения нет, вечны только мы и наши противники и работа, которую мы делаем. Но случаи реинкарнации все-таки бывали. Например, живет такой Вася Пупкин. Живет себе и ничего не делает, а потом умирает. И как его судить, если он ничего не делал? Куда его отправить? В ад нельзя, потому что он не грешил, но и в рай тоже вроде бы не за что. Или другой Вася Пупкин. Грешил он, допустим, всю жизнь напропалую, зато под занавес такой благочестивый поступок выдал, что все его грехи перечеркнуть может. Куда его? В рай после всего, что он сделал, нельзя. А в ад, учитывая, что раскаялся он и хорошее дело сделал, тоже вроде бы не совсем можно. Или третий Вася Пупкин, который и хорошие, и плохие поступки совершал. Допустим, крал и бедным отдавал. Знаешь такого? Да, старина Робин, у нас в четвертом круге парится. Но ведь не сразу же он к нам попал. И вот предстает этот Ро… Вася Пупкин перед Судом, где все его поступки взвешиваются на весах. И получается поровну. А поровну ведь быть не может, либо одно, либо другое. Золотой середины Сам Знаешь Кто не предусмотрел. Какой выход? Предоставить им всем вторую попытку, чтобы уж наверняка определиться. И судить потом по итогам двух жизней. Праведник так праведник, грешник – будьте любезны. Я тебя уверяю, второго раза обычно хватает. Нет, конечно, смертный не знает, что это у него вторая жизнь, иначе, сам понимаешь, утрачивается чистота эксперимента. Что будет, если он и во второй раз себя никак не проявит? Пойдет в третью ходку, но я тебе говорю: такие случаи – большая редкость. Больше трех ходок мало кто делает. Четыре – случай экстраординарный. А у этого сколько? Есть и другие случаи реинкарнации. Если, допустим, Князю нашему или Сам Знаешь Кому этот человечек на Земле позарез нужен. Он его и в третий раз может отправить, и в четвертый, и в пятый, и так до бесконечности. То есть до самого Страшного Суда. Типа, в командировку. Нет, конечно, и такой парень ничего не помнит о предыдущих своих жизнях, суть не в том. чтобы он помнил. Просто душа-то у него все та же остается, и то, что он делает, что бы он там ни делал, Князю на руку. Ну или не Князю. Это как в шахматах – двигаешь пешку, а она становится ферзем. Седьмое воплощение! Ты знаешь, что это означает? Не знаешь. Зато я знаю, учитывая, что мальчик – совсем не праведник. Фифти-фифти, как нам машинка сообщила. Ясно, что это наша фигура, иначе Азраель бы нас на него ни за что не натравил. Случайность? В случайности я не верю. В жребии сомневаюсь. К тому же к таким, как он, жребий и случайность вообще никакого отношения не имеют. Ты говоришь, я темню, тумана напустил, что ты уж ничего разобрать не можешь? Кто это такой, ты спрашиваешь, что вокруг него такой сыр-бор загорелся? Так я тебе скажу, и ты сам поймешь, как глубоко нас уже засосало, учитывая, что Князя на месте нет. Это дурацкое пари, в которое нас Асгарот втянул по дурости своей и неопытности, поставило под угрозу одну из ключевых фигур Князя. Таких фигур с каждой стороны по всей доске штук пять-шесть наберется, и, судя по тому, что остальные мне известны, этот – один из самых крутых. Мы его в начале прошлого века потеряли, ну так он сам того попросил. Князь его уже лет тридцать как ищет и найти не может. А тут нам его просто птичка в клюве принесла. Тогда что я паникую, раз все так удачно сложилось? Ничего ты в этой жизни еще не понимаешь, сосунок. Сложилось-то как раз все крайне неудачно. Неудачнее некуда. Если мы контракт с ним не заключим, то потеряем его навсегда. А такие контракты ох как непросто заключить. Ими обычно или сам Князь занимается, или кто-то из профи высшего класса, тот же Змий, например. Потому что торговаться этот парень будет до последнего, и убедить его чрезвычайно сложно. Такой уж у него склад ума, во всем он сомневается и никому, кроме себя, не верит. И Князю не верит, и Сам Знаешь Кому тоже, а Скагсу его тем более не убедить. Тут особый талант нужен, торговаться и сделки с Потерянным Разрушителем заключать. – Вы себя хорошо чувствуете? Седьмое воплощение! Демоническая ярость начала просыпаться в глубинах моего существа, грозя затопить рассудок. Ярость не на Гошу, который ничего не знал и по сути ни в чем не был виноват. Ярость была направлена против Асгарота, который заключил пари, даже не пытаясь вникнуть в его суть, и не разглядел интриги, против Азраеля, который эту интригу закрутил, и против себя, что позволил меня в нее впутать. Седьмое воплощение! Теперь замысел ангела был для меня прозрачен. Он лежал у меня на ладони. Я наконец осознал истинный смысл пари и увидел стены ловушки, в которую угодил, но увидел их, как это и бывает с ловушками, слишком поздно. Потому что любовался на них уже изнутри. Седьмое воплощение! Да чтоб у этого Азраеля рога выросли! Но он молодец, просто красавец, мастер своего дела. Как он все задумал с момента получения нами первого письма от группы товарищей из Люберец, как он все просчитал, хотя просчитывать предсказуемого идиота, каковым являлся личный секретарь Князя, дело не архисложное. Но рука мастера все равно чувствовалась. Как меня красиво вывели на этого Гошу и как рассчитали момент! И монеты они специально подкидывали его друзьям и знакомым, чтобы запутать дело. И я уже почти знаю то, чего не может понять Бегемот, знаю, как именно им удалось жульничество со жребием. А мы всё чары искали, гадали – что за новое заклятие им удалось разработать?! Ловкость рук, и никакого мошенничества! Седьмое воплощение! Шефа им всем в ребро! А он еще сидит передо мной и спрашивает, хорошо ли я себя чувствую. Да выложи я ему сейчас всю правду, мы еще посмотрим, кто тут себя плохо почувствует. Теперь я знал, кто он такой и почему так вяло реагирует на все мои предложения. Знал, но никакого практического смысла в моем знании не было, потому что… Я не мог сказать ему правду. Или мог? Это был клиент явно не моего уровня. С ним либо сам Князь обычно беседовал, либо Змий или кто-то еще из матерых профи. А я? Что я могу, кроме как города разрушать и армии по ветру развеивать? Князя в пределах досягаемости нет, да если бы и был, толку с этого уже ноль. Потому что есть правило. Тот, кто делает предложение, должен и завершить сделку, никакие замены по ходу игры неуместны. Никаких отговорок быть не может. Если демон по каким-то причинам – по любым, объективным или нет, без разницы, – не может завершить сделку, предложение аннулируется. Вторая попытка тоже не предоставляется, только по одному заходу для каждого клиента. Это Азраель тоже предусмотрел. Седьмое воплощение! Да я вот сейчас, с ходу, могу назвать предыдущие шесть! Теперь и реакция старушки, которая в него из ружья шмальнула, мне понятна. Не будущее она увидела, а прошлое, далекое прошлое. Впрочем, может, и не слишком далекое. Может, она шестое воплощение еще при жизни застать могла. Потерянный Разрушитель! Точнее, Разрушитель, который сам хотел потеряться! И что теперь делать, я вас спрашиваю? – Алло, Скагс, вас вызывает база. Алло! – Да, – сказал я. – Я вернулся, я снова с вами. – Что вы там такое увидели? – спросил он. – Много всякого, – сказал я. – Вы не поймете. – А вы постарайтесь объяснить, – сказал он. – Когда кто-то чего-то не понял, это еще не значит, что он тупой от рождения. Вполне может быть, что ему просто неправильно объяснили. Я понятно излагаю? – Нет, – сказал я. – Я думал, у демонов нет чувства юмора, – заметил он. – Слухи об отсутствии чувства юмора у демонов сильно преувеличены, – сказал я. – Так могу я посмотреть? – Пожалуйста, – сказал я и развернул ноутбук так, чтобы ему было видно. – Фигня какая, – сказал он. – И что это должно означать? – Это – ваша аура, – сказал я. – Внешняя нематериальная оболочка. Видите, она имеет здоровый зеленовато-желтый окрас. – Это считается здоровым? – Да, – сказал я. – Это – ваше биополе, или энергетическое поле, как говорят. Никаких отклонений в нем нет. – А вот эти темные пятна? – Это ваши пороки. – Я думал, их гораздо больше. А вот эти светлые? – Это ваши добродетели. – Так их поровну? – Да, – сказал я. – Их поровну. Ваше будущее пока не определено. – Так это же здорово! – Не так здорово, как вы думаете. – Это еще почему? – Не имеет значения. – Скагс, – сказал он, – вы не лгали мне до сих пор, теперь я это ясно вижу. Потому что сейчас вы начали врать, и получается у вас плохо. Что вы такого увидели в моей душе, что вызвало у вас такой шок? – А у меня был шок? – Вне всякого сомнения. – Гоша, – сказал я, – я обычный демон и не могу предсказывать будущее в большинстве случаев. Но в вашем случае я могу это сделать, потому что будущее ваше не слишком длинно. Вас убьют. – Кто? – Это не важно, – сказал я. – Для меня – очень даже важно. – Нет, – сказал я. – Вы задаетесь не тем вопросом. Вы спрашиваете – кто, когда вам следовало бы спросить – почему. – Так почему? – А вы хотите услышать ответ на этот вопрос? – Иначе бы я его не задавал. – Посмотрите вот сюда, – сказал я, указывая когтем… пальцем на монитор. – Видите вот эту цифру? – Вижу. Семерка. Что она означает? – Количество ваших воплощений на Земле, – сказал я. К тому моменту я уже принял решение. Скажу ему всю правду, и будь что будет. Пусть сам решает, это дает хоть призрачный, но шанс. Других шансов у меня уже не было. Разве что сотворить пистолет и приставить его к виску клиента. Но так мы не работаем. И никогда не работали. – Семь воплощений? Так что, реинкарнация действительно есть? И законы кармы? – Реинкарнация есть, – сказал я. – Законов кармы нет. Это всего лишь красивая сказка. – Тогда расскажите мне неприглядную правду. – Извольте, – сказал я. – Вы знаете, что такое Страшный Суд? – Апокалипсис, – сказал он. – Конец света. – Верно, – сказал я. – Это день, когда мир закончит свое существование и каждый получит свое, получит по заслугам, которые он имел или не имел при жизни. Это правила игры, которые придумал Сами Знаете Кто. Он придумал и саму игру и не может отказаться от нее или изменить единожды установленные условия. Но по этим самым правилам он может и проиграть. – Как так? – Если грешников окажется больше, чем праведников. Мир – это азартная игра между адом и раем, и ставками являются ваши души. – Поэтому вы хотите заполучить мою? – Нет, – сказал я. – Ваша душа сама по себе не представляет большой ценности. В мире сейчас около восьми миллиардов смертных, и в десять раз большее число уже перешло в вечную фазу своего существования, так что на фоне этих цифр одна душа ничего не значит. Но ваша душа может привлечь на нашу сторону миллионы душ. Или, что одно и то же, отвернуть эти миллионы от Небес. – Каким образом? – Потому что вы – Разрушитель. – Кто? – Разрушитель, – сказал я. – В первый раз вы были рождены как простой смертный, но вы совершили что-то такое, что сделало вас орудием в руках Князя. – Бред, – сказал он. – Нет, – сказал я. – Факт. У каждой стороны помимо армий демонов и ангелов есть свои агенты в этом мире. Законспирированные агенты, агенты, которых невозможно разоблачить, потому что они смертные. И они выполняют задания своих нанимателей, в то время как остальные смертные ничего не подозревают об истинной сути событий. – Что вы имеете в виду? – Я объясню вам, если вы не будете меня постоянно перебивать. – Простите. – Не за что, – сказал я. – Итак, Сами Знаете Кто сотворил человека по своему образу и подобию. Но то ли он слегка поторопился после пяти предыдущих рабочих дней, то ли в базовую программу забралась какая-то ошибка, но модель получилась не совсем такая, как он рассчитывал. Грех оказался для нее более привлекательным, нежели обещанное в конце праведной жизни вечное блаженство. И с тех пор как райский сад посетил Змий, люди принялись грешить. Понятное дело, Сами Знаете Кому такая ситуация не понравилась. Вам бы на его месте она тоже не пришлась бы по вкусу. Воды Всемирного потопа еще не успели схлынуть, как выжившие смертные снова принялись за свое. Он взывал к совести людей, послал к ним своего сына, но все было напрасно. Проходило время, и человечество снова погружалось во грех. Конечно, после того как он пожертвовал своим сыном, количество праведников несколько возросло, однако все еще оставалось достаточно низким. Точнее, недостаточно высоким для победы в этой игре. Именно тогда Сами Знаете Кто понял, что метод пряника, метод ласковых увещеваний и обещаний более не срабатывает. И он перешел к методу кнута. Он понял, что допустил ошибку, и решил исправить ее, создав другую Вселенную. Но прежде чем завершить ее творение и уйти туда, с головой погрузившись в новые проблемы, надо было завершить вопрос с этим миром. А проигрывать не любит никто, тем более проигрывать в игре, которую сам придумал. Он знает, что может устроить апокалипсис и объявить Страшный Суд в любой день, даже сегодня. Всего и делов-то, что послать ангела с трубой. Но, говоря откровенно, если апокалипсис произойдет сегодня, куда отправится большее количество народа? Не отвечайте, это был риторический вопрос. Конечно, к нам. И тогда он решил превратить людей в праведников насильно, – закончил я, наблюдая за выражением лица своего слушателя. Сейчас оно было удивленным, но не столь удивленным, как в начале моего рассказа. Значит, мне удалось пробить броню его непроницаемости. – Каким образом? – спросил он. – Очень просто, – сказал я. – За всеми великими диктатурами вашего мира стоит его рука. – А не ваша? – Нет. – Я покачал головой. Без рогов эффект получался явно не тот. – Диктатура предполагает порядок, а Князь питает большее уважение к хаосу. – Это абсурд, – сказал он. – Это ересь. – Это правда, – сказал я. – Подумайте сами, ведь далеко за примерами ходить не надо, ваша собственная страна совсем недавно выбралась из одного такого эксперимента. – Вы имеете в виду коммунизм? – ужаснулся он. – А что еще? – спросил я. – Сравните кодекс строителя коммунизма с десятью заповедями и найдите десять отличий. Моральный облик настоящего коммуниста – настоящего, а не того, во что он превратился спустя несколько десятков лет, – это и есть образ праведника. – Но коммунисты отвергали религию. – Тут Сами Знаете Кто смошенничал. При тех условиях поддерживать в них еще и веру в себя он просто не смог бы. По сути, конечно, они не были праведниками, праведниками по духу закона. Но по букве того же закона все совпадало. – То, что вы рассказываете, невероятно. – Но факт. Диктатура делает людей одинаковыми, диктатура навязывает правила поведения, диктатура отнимает у грешника возможность грешить и делает его праведником поневоле. – Но это не могло сработать. – Не знаю, – сказал я, – могло бы это сработать или нет. В теории все выглядит достаточно логичным, но на практике модель еще ни разу не была доведена до конца. – Почему? – спросил он. – Из-за тебя, – сказал я, и это была правда. И я более не видел необходимости говорить ему «вы». Мы были из одного лагеря, хотя он в это еще не верил. – Из-за тебя и из-за таких, как ты. – Бред, – повторил он, но уже далеко не так убежденно, когда произносил это слово в первый раз. И пал Скагс под ударом ангельского меча, и был он ранен, и кровь, пылая, покидала его адскую плоть. И возопил он, посылая проклятие небесам, и страшен был его крик, и падали без чувств смертные, которым довелось услышать его. И Азраель спустился с небес, и гневен был его лик, и ангельский меч пылал в его правой руке. И расхохотался он, и занес он свой меч для последнего удара. Но увернулся Скагс, и ослабевшая рука его нащупала топор, и снова принял он бой. И атаковал он ангела с яростью многих, и под адским его напором дрогнул Азраель и был ранен… И сказал тогда Бегемот: «Етить тебя в душу, чертова брошюрка!» Нет, ну ты сам подумай, как можно выдавать информацию такими маленькими кусочками? А я, между прочим, не мальчик, между своим офисом и библиотекой все время курсировать, там без малого четверть круга по расстоянию. И ни книгу из библиотеки вынести, ни компьютер в нее затащить. Так и приходилось мотаться туда-сюда, как душе неприкаянной, то на Скагса посмотреть, как он правду-матку Разрушителю режет, то почитать, что же у него там с Азраелем вышло. Знать бы еще – почему. Нет, то, что эта крылатая скотина с нимбом нас капитально подставила, это факт. Но еще не повод, чтобы такую бучу затевать, как в книге написано. Есть проблема – пожалуйста. Выйди в нейтральное измерение, чтобы ненароком кого не зацепить, и решай там свою проблему хоть до самого Страшного Суда, хотя такие схватки особо и не затягиваются. Но чтобы там, в мире… такого давненько не бывало, это я тебе как специалист говорю. Знаешь, что такое попутный ущерб? Это когда двое по пьянке в баре дерутся, а третьему пустой бутылкой по голове засветили, чисто случайно. Так в случае драки ангела с демоном, причем не самого последнего ангела с не самым последним демоном, попутный ущерб среди смертных даже не на сотни исчисляться будет. А если еще учесть, что они прямо в столице подведомственного мне региона драться удумали, а там без малого миллионов одиннадцать смертных проживает, подумать об этом было страшно даже мне. Да во время Всемирного потопа меньше смертных полегло. Я плюнул в Книгу Битв, прямо на первую чистую страницу, где через пару минут продолжение появиться могло, сказал охраннику, что я еще вернусь, так что пусть помещение не опечатывает, и помчался на работу. Компьютер в моем запертом кабинете работал, и кого, ты думаешь, я там обнаружил уставившимся в экран? Асгарота, конечно. – Ну что, доволен? – спросил я. – Понимаешь, под что ты нас всех подписал? А он серый весь какой-то и копытами по полу стучит. Нервничает, наверное. Хотя какое тут «наверное». Я-то нервничал, а я такое на своем веку повидал – этому молокососу и не снилось. Я-то, считай, с Князем с самого Падения. – Как? – спрашивает он. – Как они его нашли? – Это теперь уже не важно, – говорю. – Нашли и нашли. Ты о другом подумай. – Что делать-то теперь? И тут я подхожу к нему так неспешно, беру его за передние рога и из кресла своего вытряхиваю. И в глаза смотрю, так пристально, можно сказать, душевно, хотя души у меня отродясь не было. – А теперь, – говорю, – мы будем эту ситуацию исправлять. Если ее еще можно как-то исправить. И теперь ты, меня уже раз не послушавший, будешь делать все, что я тебе говорю, понял? Он молчит, но кивает, дескать, понял он все. – Пойдешь, – говорю, – в кабинет к Князю и все ему расскажешь. В чувство приведешь, понял? У нас пара часов всего осталась до того, как все рухнет. Понимаешь? – Он, – говорит, а сам еще серее делается, – меня убьет. – Может быть, и убьет, – говорю я, а сам продолжаю в глаза ему смотреть. – А может быть, и нет. Но если ты туда не пойдешь, я сам тебя убью, причем прямо сейчас. Веришь? Он молчит. – Ты не смотри, что я старый, – говорю я ему. – Я таких, как ты, до сих пор пачками укладываю. Он молчит, но по глазам вижу, что верит. – Делай что хочешь, – говорю. – Делай как знаешь. Но чтобы через час Князь полностью в курсе был, понял? И не просто в курсе, чтоб он все подробности знал, чтоб все нюансы прочувствовал. – Сделаю, – говорит он, и я вижу, что сделает. Что понимает, какую кашу заварил, и что без Князя нам ее уже не расхлебать. Отпустил я его, себе горячительного плеснул, в кресло бухнулся и снова за экраном слежу. Интересная там баталия разворачивается. Нет, еще не драка. Пока только Скагс с Разрушителем словами перекидываются. Но чую я, что до драки уже недалеко. X (являясь). Вы следите за происходящим? Азраель. Конечно, слежу, без базара. X. Скагс уже понял, с кем имеет дело. Азраель. Но он и должен был это понять. Рано или поздно. Это тоже было частью нашего плана. X. Да, я помню, но тяжелые мысли одолевают меня. Азраель. Откуда бы им взяться в такой маленькой голове? X. Я попросил бы вас!.. В конце концов, мой возраст далеко превосходит ваш собственный. Азраель. Всего-то на пару веков. И ничего значительного в то время не происходило. X. Ладно, оставим это. А вы не думали, что будет, если этому вашему Скагсу удастся его убедить? Ведь прямо сейчас он выкладывает ему всю подноготную! Азраель. Скагсу? Убедить Разрушителя? Да никогда в жизни! Кроме того, у меня есть план на этот случай. Даже два плана. X. Мне не нравится ваш настрой. Противник не должен получить Разрушителя обратно, раз уж разрешил ему выскользнуть из своих лап в прошлый раз. Азраель. Он его и не получит. Мамой клянусь. X. У вас не было матери. Азраель. Тогда папой. Папа-то у меня был. Папа у нас общий, так сказать. X. Мне хотелось бы обойтись без нашего прямого вмешательства. Азраель. Перышки в крови боишься испачкать? Не волнуйся, справлюсь и без тебя, и без твоих соплей. X. Мы не должны доводить дело до открытого столкновения. В таком случае последствия будут ужасными и неконтролируемыми. Азраель. Да все будет ровно, пернатый. Если что, я этим Скагсом сам займусь. Давно уже по нему мой меч плачет. X. Вот как раз этого я и опасаюсь. Азраель. Ситуацию без контроля я не оставлю, обещаю. Как только представится удобный случай, я сам займусь этим Разрушителем. По всем правилам займусь, не волнуйся. Нам ведь что главное? Чтобы они его не получили и пари проиграли. Вот они его и не получат, так что считай, победа уже у нас в кармане! X. У смертных есть хорошая поговорка, Не говори «гоп», пока не перепрыгнул. Азраель. Знаешь что? Валил бы ты отсюда, паникер пернатый, только все удовольствие мне от просмотра портишь. (Очевидно, вытаскивает из кармана телефон.) Слушаю. – Все великие империи со времен Римской были глобальными попытками превратить людей в единообразную массу праведников, – говорил Скагс. – Стратегия состояла из двух фаз. Сначала было необходимо территориальное завоевание как можно большей части пространства, потом в ход шло насаждение на завоеванных землях идеологии победителей. Римская империя была первой, за ней были другие. Англия, маленькая страна, благодаря своему флоту подмявшая под себя полмира, Наполеон, которому дали отпор только тогда, когда под его железной пятой лежало пол-Европы, фашистская Германия и коммунистическая Россия. Это только самые очевидные примеры. Во времена инквизиции люди были запуганы до такой степени, что элементарно боялись грешить, боялись сделать хоть что-то, что могло вызвать неудовольствие церкви. Большинство монархий, львиная доля всех военных хунт, все это были попытки наших конкурентов. – Не может быть, – сказал я в очередной раз. – Коммунизм и фашизм столкнулись между собой, так какой же в этом смысл, если за ними стояла одна и та же фигура? – Ситуация с Гитлером вышла из-под контроля, – сказал Скагс. – Небеса не собирались устраивать бойню, в которой погибли больше тридцати миллионов смертных. Но от тесного общения с посланцем Сам Знаешь Кого Адольф просто слетел с катушек, как у вас говорят, и возомнил себя чуть ли не пророком Мухаммедом. – Сталин тоже пай-мальчиком не был. – Не был, – согласился демон. – Но жесткий диктат подразумевает жесткие меры, по крайней мере на начальной стадии. Он кое-где перегибал палку, но, между прочим, некоторые смертные в вашей стране до сих пор вспоминают те времена с ностальгией. Германия же вспоминает Адольфа только со стыдом. Так вот, когда эксперимент с Гитлером вышел из-под контроля, Небесам пришлось бросить на него вторую свою перспективную структуру в этом мире. Поскольку изначально за обеими армиями стояли высшие силы, война получилась такой длительной и кровавой, какой она получилась. – Ладно, – сказал я. – С этими империями и диктатурами мне все более-менее понятно, хотя скорее менее, чем более. Но я никак не могу взять в толк: при чем здесь я? – Я как раз подхожу к этому вопросу, – сказал он. – Если Сам Знаешь Кто хочет завершить игру с максимальным перевесом на своей стороне, потому что ему не терпится начать другую игру, на новом поле и по другим правилам, его извечный противник, наш Шеф, заинтересован в прямо противоположном. – Разве он тоже не стремится к победе? – Нет, потому что победа будет означать окончание игры. А Князя устраивает такое положение дел, ему нравится этот мир, и он не хочет уходить, тем более что уходить ему некуда. Конец игры будет означать конец для него самого. Поэтому он всеми силами пытается сделать так, чтобы игра продолжалась. – Show must go on, – сказал я. Демон кивнул. – Но для того, чтобы шоу продолжалось, Князю следовало расстраивать все попытки другой стороны закончить игру. И тогда появились вы, Разрушители. – Так я такой не один? – Нет, – сказал Скагс. – Понимаешь, свои агенты есть и у той, и у другой стороны. Потому что для наших целей нужны не просто смертные, нужны смертные, за которыми готовы будут пойти толпы, которые своими речами могут зажечь сердца миллионов, смертные, которые не остановятся ни перед чем для достижения поставленной цели. Не каждый человек способен построить империю или организовать новое религиозное течение, и не каждый человек сможет в одиночку этому противостоять. На стороне Сам Знаешь Кого работают Созидатели, а противостоят им заключившие договор с Князем Разрушители. И ты один из них. – Любопытно, – сказал я. – И в чем заключается моя основная специализация? – Ты разрушаешь империи, – сказал он. – Ты пробуждаешь сомнения в человеческих головах, разучившихся думать. Ты призываешь к свободе выбора тех, у кого этой свободы никогда не было. – И так уже шесть раз? – Верно, – сказал он. – Разрушителей мало, как и Созидателей, и ты был одним из первых. – Могу я услышать свой послужной список? – Нет, – сказал он. – Это не по правилам и выходит за рамки моих полномочий. – Ладно, – сказал я. – К этому вопросу мы еще вернемся. Но я так и не понял, почему вы здесь и почему моей жизни угрожает какая-то опасность. – Потому что ты – Разрушитель, – сказал он. – А каждый Разрушитель представляет огромную опасность для замысла наших конкурентов. Чем меньше в нашем распоряжении Разрушителей, тем больше у них шансов воплотить в жизнь очередную модель. – Но если я действительно Разрушитель, то какого рожна вам меня искушать? Меня, орудие в руках вашего Князя? – Все не так просто, – сказал он. – Ты являешься орудием, но не инструментом, не собственностью Князя. Ты, если позволишь, наемный рабочий, и каждый раз с тобой надо перезаключать контракт. И, можешь мне поверить, торговаться с тобой каждый раз очень сложно. – Вы уже торговались? – Нет, – сказал он. – Я ни разу с тобой не встречался, как ни разу не встречался ни с одним из Разрушителей. Я оказался здесь совершенно случайно, и для меня это такой же сюрприз, как и для тебя. – Это я заметил, – сказал я. Недаром же он был в ступоре минут десять после того, как получил снимок моей грешной души. Хотя она оказалась и не такой грешной, как я ожидал. – Но, если я так важен для представляемой вами организации, почему же так случилось, что здесь именно вы? – Это долгая история, – сказал демон. – Но мне придется тебе ее рассказать, а тебе придется ее выслушать. – Я весь в нетерпении. – Сейчас, – сказал он, прикуривая сигару, как обычно, от пальца. Я заметил, что, когда он стряхивает пепел, тот до пола не долетает. Очень удобно, можно обходиться без пепельницы. Как бы и мне такому фокусу научиться? – Как я уже говорил, торговаться с Разрушителями очень трудно, и этим делом обычно занимается либо сам Князь, либо кто-то из его непосредственных помощников. Ты, как я опять же уже говорил, являешься одним из первых Разрушителей, и с каждым твоим воплощением заключить контракт было все труднее и труднее. А после твоего последнего дела ты вообще наотрез отказался продолжать сотрудничество, заявив, что тебе надоели бесконечные войны. – Как я себя понимаю, – пробормотал я. – Ты должен узнать процесс заключения сделки, чтобы тебе все стало понятно, – сказал он. – Допустим, в самый первый раз ты невольно нарушил планы нашего противника, чем вызвал пристальный интерес Князя к своей персоне. Тогда он явился к тебе и заключил вашу первую сделку, касающуюся только твоего первого воплощения. Сделка, как ты сам понимаешь, была не совсем обычной. Она подразумевала, что, когда у Князя возникнет такая необходимость, он вернет тебя на Землю в то время и в то место, которое посчитает нужным. Конечно, тебе придется начинать с нуля и ты ничего не должен помнить ни о своей прошлой жизни, ни о загробной, ни о заключенном тобой соглашении. – Тогда как же я могу выполнить задание вашего Князя, если я ничего о нем не знаю? – Потому что разрушение и хаос в твоей крови, – сказал он. – Ситуация, требующая твоего присутствия, вполне прогнозируема, сам понимаешь, многоходовые комбинации нашего противника не разворачиваются в течение одного-двух дней или даже лет. Сначала в обществе создаются необходимые предпосылки, смертных готовят к началу операции, потом появляется и взращивается Созидатель, и только тогда начинается решающая часть игры. К тому времени ты уже взрослый и готов противостоять замыслам противника. Видишь ли, ты – дитя хаоса, и ты не терпишь порядка, а любые замыслы противника основаны на порядке. Но для того чтобы продолжить ваше сотрудничество, Князь должен заключить сделку с очередным твоим воплощением, иначе после смерти ты пойдешь в чистилище на общих основаниях. – Но я же все равно попаду в ад. – Не факт, – сказал демон. – Далеко не факт. То, что я сейчас скажу, может показаться тебе невероятным, но в этом случае твои шансы попасть в ад равняются пятидесяти процентам. Даже меньше, если дело дойдет до твоего личного Суда. Поверь, вытащить тебя из чистилища будет очень сложно, отбить тебя из рая просто немыслимо. – Но я же грешник по определению! – Да, – сказал он. – Но не все грешники попадают в ад. Для таких, как ты, в раю существуют специальные места. Можешь мне поверить, тюрьма на небесах гораздо более неприятна, чем личные чертоги в аду. Тебя просто не пустят в ад, потому что там ты окажешься в поле досягаемости Князя. – Меня не пустят в ад, потому что я там нужен? – Да, – сказал Скагс. – И случаи потери Разрушителей уже бывали? – Нет, – сказал он. – Так что, если это тебе польстит, упорствуя, ты можешь создать прецедент. – Но почему я здесь? – спросил я. – В этой стране и в это время нечего разрушать, тут и так все разрушено еще до меня. – Ты здесь, потому что ты сам этого хотел. Как я уже говорил, ты до последнего отказывался от сотрудничества, и тогда Князь, занимавшийся тобой лично – а это очень большая честь для любого смертного, – пошел на радикальные меры. Ты устал от войны, сказал он. Тогда твое следующее воплощение не будет воевать и разрушать. Это будет отпуск, отпуск длиною в жизнь, и тогда тебе снова будет сделано предложение и ты снова будешь решать. И ты настоял, чтобы Князь не знал, в какое время и в какой стране ты объявишься вновь. Так что вот уже три десятка лет ты проходишь по нашим ведомостям как Потерянный Разрушитель. – Князь сдержал свое слово? – Князь всегда держит слово, которое он однажды дал. – Значит, когда вы говорили об адской лотерее, вы лгали? – Никоим образом. – Так это совпадение, что в вашу лотерею выиграл человек, которого вы ищете три десятка лет? – Это не совпадение, – сказал он. – Это заговор, направленный против тебя, а во вторую очередь против Князя и всего ада. И от твоего решения сейчас зависит не только твоя судьба. Короче, сам понимаешь, ситуация была поганая. Поганее некуда. Не знаю, как Азраель его надыбал раньше нас, но это далеко не суть есть. Нет, Князь свое слово держал. Обещал отпуск, значит, будет отпуск. Обещал, что не будет контролировать седьмое воплощение, так и не контролировал, правда, потом все полевые агенты с ног сбились, его разыскивая. А как его разыскивать, если он настоял на отпуске и выбрали ему такую страну, в которой разрушать нечего было? И как Разрушителя найти, если не по следам, которые он за собой оставляет? Да не развалины он оставляет, как ты этого понять не можешь. Разрушение, оно не внешнее, внутреннее оно. Разброд в мозгах, сомнения, которых раньше не было, творческий подъем, знаешь, разумный смертный – это сомневающийся смертный. Вот он сомнения и рождал там, где раньше твердая убежденность была. А в убежденности упертой, я тебе скажу, ничего хорошего нет. Порядок – это окончательное состояние, из которого выхода уже нет. Хаос созидателен, но порядок – путь к самоуничтожению. Не успей кто из Разрушителей вовремя, и мы бы с тобой уже не беседовали. Потому что после Страшного Суда уже ничего не будет, понимаешь? Для нас – ничего. Сам Знаешь Кто себе лазейку приготовил, а вот про нас с тобой забыл. Итак, надыбать-то его Азраель надыбал, а дальше-то что? Разрушитель – наш агент, и право первого хода за нами узаконено, так что сам ангел ничего сделать не мог. Так же, как мы с Созидателями ничего сделать не можем. Что ты говоришь? Почему он его втихую не грохнул – и дело с концом? Да потому что ни ангел, ни демон не могут смертных без санкции истреблять, санкции, с двумя сторонами согласованной, а кто бы ему такую санкцию дал? Нет, не просто по закону не могут, физически. Рука у них не поднимется, а если и поднимется, то уже не опустится. Итак, первый ход за нами, но сколько Азраелю ждать, пока мы Разрушителя найдем? А если и найдем, то Князь им сам займется, и шансы ангела стремятся к нулю, потому что сам Князь, между прочим, еще ни одной сделки не прошляпил. Значит, ангелу надо было, чтобы мы сделали первый ход, но сделал его не Князь. Как тут быть? Очень просто. Князя надо было устранить. Князь – существо предсказуемое, по его поведению на Небесах уже диссертации пишут, как у нас Сам Знаешь о Ком. И спровоцировать очередную его «депрессию» было совсем несложно, надо было только полное неуважение со стороны смертных выказать. И Азраель находит эту самую группу товарищей из Люберец, они балбесы те еще, так и не поняли, для чего их втемную использовали, и излагает им свое видение их ситуации. И начинают эти балбесы письма оскорбительные строчить. Я эту тему с самого начала видел, наш местный клоун ко мне все время за советами бегал. Но тогда катастрофы еще не было, так я ничего и не делал. В общем, после того как В. по башке получил, Князь, естественно, в меланхолию свою черную впал, ну и запил, хотя это секрет и я тебе ничего такого не говорил. Считай, первый ход сделан. Вторым ходом надо было нашу братию на Разрушителя натравить, да так, чтобы профи на него не вышли, а их у нас и без Князя хватает. Правильно мыслишь, тут Азраель это пари и придумал. И довезло ему, что в секретарях у Князя такой дурак ходил, Асгаротом кличут. Если бы ангел с таким предложением к кому поумнее подкатил, его бы сразу послали, без всякого базара. Ну, я бы точно послал. Но Асгароту выслужиться захотелось, победителем себя перед Князем выставить, он и подписался. Тогда я еще не знал, как Азраель и напарник его с жребием смухлевали, однако вывели они Скагги четвертой монетой прямиком на Разрушителя. Ты правила знаешь? По одной попытке на каждого клиента. И завершить сделку должен тот, кто ее начал. То есть после того, как Скагги предложение сделал, никто из наших вмешаться уже не мог. Заключит – герой, не заключит – сам понимаешь. Все, приветик Разрушителю. Будет он нам письма из райской тюрьмы мелким почерком писать. В чистилище бы он обычным путем попал, правильно, коли сделка не заключена и душа его прямиком, без всяких остановок в ад не отправилась. А чистилище – оно хоть территория и нейтральная, но у Сам Знаешь Кого влияния там поболе. И Суд, между прочим, он и его ставленники вершат. Так что вытащить Разрушителя шансов уже не будет. Или заключенная по всем правилам сделка – или прощай, орудие Князя. Но и это еще не фунт изюму. С этим парнем сам Князь месяцами торговался, а у Скагги сроку-то была всего неделя. Тут, конечно, Асгарот напортачил, но он много где напортачил и свое уже получил, так что не будем о нем. А в случае проигрыша пари, что, по мнению Азраеля, было неминуемо, нам бы пришлось условия этой самой группы товарищей из Люберец выполнять, а это, сам понимаешь, ни к чему хорошему привести не могло. Неприятностей бы нам это принесло немерено, и в лучшем случае, если бы Князю удалось дело замять, мы бы в таком долгу перед Небесами оказались – того гляди всех Разрушителей сдать бы пришлось. То есть комбинация двухходовая. Первым шагом они у нас Разрушителя оттяпывают, вторым весь ад в огромную такую калошу сажают. Плюс наши собственные внутренние разногласия. Какие разногласия, говоришь? Да Князь после такого провала знаешь какие репрессии бы устроил? Варфоломеевская ночь в адском масштабе, не иначе. И наши с Асгаротом и Скагсом головы первыми бы покатились, как будьте-здрасьте. То есть на тот момент выход был один – всеми правдами и неправдами сделку с Разрушителем заключить. Азраель, конечно, за рамки вышел, но, пока высшего начальства нет, приструнить его некому. А на то, что Асгароту удастся до Князя достучаться, у меня надежды большой не было. В общем, посмотрел я, как Скагги-бой Разрушителю правду-матку режет, а тот в лице меняется, и рванул опять в библиотеку, Книгу Битв почитать. Лучше заранее знать, кто там кого сделает, раз уж выяснить не удастся, на какой почве у них разногласия появились. Пока. А так… Время покажет. Оно, зараза, всем все показывает. …и был ранен. Но битва на том не завершилась[44]. Бились они долго и яростно, и земля тряслась от их ударов, и плавились стены, и рушились дома, и многие смертные нашли в тот день свою погибель, как будто Армагеддон пришел в их дома раньше назначенного срока. Но слабели силы бойцов, и медленнее становился бой, хоть ярость и ненависть, копимая веками[45], горела в них. Но сказал тогда Скагс: – Довольно уж нам кровь смертных проливать! Но расхохотался Азраель и напал на него с новой яростью[46] … В общем, все я ему выложил и ситуацию, как она есть, обрисовал. Он задумался, конечно, ничего удивительного в том не было. Тут бы на его месте любой задумался. – Значит, – спросил он, – выбора у меня нет? – Выбор есть всегда, – сказал я. – Ты можешь заключить со мной сделку, а можешь не заключать. Но в случае твоего отказа последствия будут катастрофическими. Во-первых, тебя убьют. – Кто? Я ткнул пальцем в потолок, хотя имел в виду нечто, расположенное куда выше соседней квартиры. Но он мой жест правильно понял. – Но почему? – спросил он. – И как? Ведь вы сами говорили, что ангел не имеет права убить человека. – А он сам этого делать и не будет, – сказал я. – Да и зачем ему? Если ты вдруг забыл, у него под контролем целая группа отморозков, которым человека убить, как высморкаться. А почему? Да очень просто. Допустим, ты мне сейчас отказываешь, да? – Ну, – сказал он. – И что происходит? – Мало чего приятного. – Мы проигрываем пари, – сказал я. – Выполняем условия соглашения и так далее. Для нас приятного в этом мало, но ведь есть шанс, что после этого все устаканится. – И что? – Неделя на искушение отведена только по условиям пари, – сказал я. – Само же искушение срока действия не имеет. Ограничение есть только по участникам, но я могу повторить свое предложение через десять, двадцать, тридцать лет. И у нашего противника не будет никаких гарантий, что ты снова откажешься. Однако по условиям игры для заключения сделки нужны две стороны: искушаемый и демон, который сделал первоначальное предложение. Если убрать одного из них, любого, не важно кого, контракт аннулируется. Значит, для предотвращения сделки у них есть два варианта – убить либо тебя, либо меня. Но я – демон, и убить меня не так то просто, по крайней мере не так просто, как загасить огонек жизни обычного смертного. Шансы можешь сам посчитать. Как, по-твоему, кого они выберут? – Я бы на их месте выбрал смертного, – сказал он. —Хотя для уверенности лучше бы шлепнуть обоих. – Ты сам сказал, – заключил я. – Подпиши договор, заключи сделку, обрети мирские блага и спаси мир от Армагеддона. И в следующий раз ты сможешь отказаться. – А нельзя передать монету кому-нибудь другому? – спросил он. – Так было бы легче для нас обоих. – Увы, – сказал я. – Монета может менять своего владельца только до активации. После активации надо искусить того, у кого она оказалась, каким бы путем она к нему ни пришла. Что-то переиграть мы уже не в силах. – Хреново, – сказал он. – Но я правда не знаю, чего попросить. И я совсем не уверен, что вообще хочу заключать с вами какой-либо договор. – Даже ради спасения мира? – А откуда я знаю, что вы не лжете? – спросил он. – Слово демона. – Слово демона не является приемлемым ручательством в этом мире, – сказал он. – Мне очень жаль, Скагс, но, даже если все, что вы говорите, правда, я не хочу заключать контракт. – Ты допускаешь большую ошибку, Гоша, – сказал я, – Я – смертный, – сказал он. – И я имею на нее право. – Да, – сказал я. – Но не давай сейчас окончательного ответа. У нас есть еще несколько дней, так что поразмысли над тем, что я тебе сказал. Я вижу, что ты колеблешься, так взвесь все «за» и «против» твоего выбора, каким бы он ни был. – Хорошо, – сказал он. – Давайте так решим. Вы оставите меня в покое на пару дней, никаких больше суккубов, никаких вампиров для внешнего наблюдения. А потом мы встретимся и еще раз все обсудим, идет? – Хорошо, – сказал я, потому что у меня, демона, выбора никогда и не было. – Я буду у тебя ровно через три дня. В это же время. – Договорились, – сказал он. – Пожмем друг другу руки? – Что-то не хочется. – Как угодно, – сказал я и ушел. Обычным путем, через дверь. Конечно, я понимаю, что вывалил на него за один прием слишком много информации и ему потребуется время, чтобы ее переварить. Но у меня этого времени катастрофически не хватало, так что покидал я его с тяжелыми предчувствиями. А предчувствия демонов никогда не обманывают. Едва я оказался в подъезде, у меня зазвонил телефон. Я подумал, что это Бегемот хочет задать мне вполне заслуженную Азраелем взбучку, но ошибся. Это был Мигель. – Добрый день, дон Скагс, – сказал он. – Добрый, – сказал я, хотя сам подобного ощущения и не испытывал. – Вы знаете, что засветились? – Да, но я полагал, что незаметность не входит в рамки моего задания. – Не входит, – согласился я. – А у меня новости, – сказал он. – Поскольку вы находились в непосредственном контакте с объектом наблюдения номер два, я взял на себя смелость временно оставить свой пост, чтобы проверить, как обстоят дела с объектом номер один. Дела обстоят неважно для нас. – Как так? – Сегодня утром из Сибири прибыл чартерный рейс, на котором в Москву прилетели субъекты, известные под именами Коляна и Левчика. Сейчас они и еще несколько личностей из их бригады во главе с Вованом находятся на территории принадлежащего им подземного гаража. – И что они делают? – спросил я. – Насколько я могу судить, готовятся к войне, – сказал Мигель. У смертных есть одно выражение, которое очень точно характеризует создавшуюся ситуацию. Дерьмо попало в вентилятор. Так вот сейчас оно в него точно попало, и я понял, что игра вошла в решающую стадию. Трех дней у меня не было. Мы сделали первый ход, и теперь противник имел полное право нам ответить. А отвечать за него будут стволы его подручных. Но Гоше требовалось время на размышление, хотя бы пара часов, иначе он может принять неправильное решение. – Мигель, – сказал я, – я пока не могу вмешиваться, поэтому сейчас попрошу вас о том, о чем не имею права просить. Но если вы выполните мою просьбу, я сделаю все для того, чтобы ваша жизнь далее текла спокойно и безмятежно. Я даже готов выбить для вас непыльную должность в нашем ведомстве, где смертные охотники не будут угрожать вам осиновыми кольями и будет масса времени для разговоров с интересными личностями. – Я слушаю вас, дон Скагс. – Защитите объект номер два от нападения объекта номер один, – сказал я. – Не вижу особых проблем, – сказал он. – Я вижу. Имейте в виду, что пули этих парней могут быть – и, скорее всего, будут, поскольку противник уже наверняка знает о нашем сотрудничестве, – окроплены святой водой, причем самой настоящей святой водой, благословленной самым настоящим святым. Попадание такой пули будет болезненно даже для меня, для вас оно будет смертельно. – Значит, под пули лучше не подставляться, – сказал вампир, страдающий комплексом человекоподобия. – Я буду на месте через несколько минут. – Я тоже буду поблизости, – пообещал я. Значит, Азраель намерен выиграть пари любыми способами. Я решил найти удобный пункт для наблюдения и засесть там до того времени, как события потребуют моего появления на сцене. Почему-то я был уверен, что события не заставят себя ждать. Скагс сам закрыл за собой дверь, за что я был ему чрезмерно благодарен, ибо груз свалившейся на меня информации и ответственности был настолько велик, что с места двинуться я практически не мог. Вот вы сами посудите: жил себе обычный человек, думал, как бы ему заработать немного денег и как их потом лучше потратить, чтобы повеселее было, и вдруг выяснил, что он и не обычный человек вовсе, а потерянный в незапамятные годы Разрушитель, да еще и не кем-то потерянный, а самим Сатаной, который Князь ада и Отец всяческого Зла. И хоть был он атеистом, но пришлось ему поверить в Бога и в дьявола и в ангелов и демонов, потому что глупо не верить в то, что собственными глазами видел. И узнал он, что то, что большинство его сородичей принимают за религию, вовсе не религия есть, а пропаганда одной из противоборствующих сторон. И что Бог стремится устроить апокалипсис, всеобщий такой мировой кирдык, который уж незаметно никак не подкрадется, а Сатана, враг рода человеческого, всеми силами ему препятствует. Самым простым выходом для меня было подумать о некомпетентности обследовавшего меня психиатра и списать события последних дней на собственное помешательство. Но это было бы слишком просто, а потому неправильно. Допустим, все так и есть, как этот демон говорил. Хотя он мог и соврать, только черт их, демонов, и знает. Но допустим, что все это правда. Быть орудием в чьих-либо руках мне не слишком улыбалось, но и стать причиной Армагеддона тоже. И как теперь жить? Три дня на принятие такого решения слишком мало. Оно либо принимается спонтанно, под влиянием момента, либо, если с этим не срослось, вынашивается годами. А годы никто ждать не будет. Правду ли он сказал, что ангел на меня братков своих карманных натравить может? А если и правду, то куда мне теперь идти? В РУБОП? И что я там скажу? Дяденьки, помогите, Азраель на меня люберецкую братву натравить хочет. И что они сделают? 03 на своем телефоне наберут, вот что. Вляпался ты, Гоша, по самые уши. А пару дней назад тебе твоя неприятность с Кракеном проблемой казалась. Да кто такой этот Кракен по сравнению с ангелом, который Армагеддон спровоцировать хочет?!. Спасти мир ценой собственной души? А если Скагс врал и никакого следующего, восьмого воплощения, не будет? Если его компьютер просто так, от балды картинку нарисовал? Я сам хакер, так что не надо мне о высоких технологиях рассказывать. Может быть, это все ложь, для того чтобы душу мою оттяпать. Невелика ценность, на мой взгляд, и при их-то размахе, а с другой стороны, что я о демонах вообще знаю, кроме того, что мне этот красавец наплел? Правильно, ничего. Но если я Разрушитель, то что мне вообще после смерти светит? Тюрьма на небесах? Собственные чертоги под землей? И как узнать, что чего тут лучше? От моих невеселых размышлений меня оторвал звонок в дверь. Вот сволочь, подумал я, дал, называется, три дня на размышление. Я и не сомневался, что это был Скагс, а кто еще ко мне в рабочее время прийти мог? Но это был не Скагс. Это был незнакомый мне чувак в кожаных штанах, в майке, чтобы выставлять напоказ гипертрофированную мускулатуру, и весь в золоте, как яйцо Фаберже. Допрыгался, подумал я. Это ж кто-то из люберецких наверняка. И снова ошибся. – Здорово, пацан, – сказал незнакомый чувак. – Я пройду, а? А то ты как не родной. – Проходите, – сказал я и закрыл за ним дверь. В комнате чувак расположился на месте, которое до него занимал Скагс, оно, наверное, и остыть еще не успело. – Вы кто? – спросил я, усаживаясь в свое кресло. —Какое у вас ко мне дело? – Ямщик, не гони, – пропел он. – Ты гонишь, ямщик, ты гонишь. Я, если ты хочешь знать, ангел. – Не слишком похожи, – заметил я. – Я натурализовался. – По-моему, чересчур. – Да и хрен с ним, – сказал ангел. – Азраель я, уже слышал, небось? Что там тебе мой приятель Скагс наплел? – Много всего. – Но про меня только плохое? Типичная позиция для демона. – А вы, конечно, такой хороший и весь сверкаете. – А ты наглый, – сказал он. – Знаешь, кто я, и так со мной разговариваешь. Я, между прочим, тебя на месте истребить могу. – Не можете, – сказал я. – Санкции у вас нету. – А, так он и про санкции тебе рассказал? Ну ничего, в крайнем случае, задним числом оформлю. Я, знаешь ли, на хорошем счету. Внутреннее расследование мне повредит, но не сильно. – Вы не представляете, как я за вас рад. – Наглый и глупый, – сказал Азраель. – Ты, по идее, трепетать сейчас должен, а ты мне такие глупости говоришь. – Сейчас затрепещу, – сказал я. Что они там о себе возомнили, а? – Шнурки только поглажу/ – Ладно тебе, – сказал он. – Не горячись, Разрушитель. – С чего вы вообще взяли, что я Разрушитель? – А кто? – удивился он. – Разрушитель и есть. – Доказательства представить можете? – спросил я. – Да в легкую, – сказал он. – Ты давеча пару дней по дороге, окружающей ваш городишко, катался, по несколько кругов за ночь наматывал. Зачем? – Хотел проверить одну теоретическую поведенческую модель. – О, – сказал он, – как ты все завернул. А попроще объяснить можешь? – Я хотел проверить утверждение о том, что дурной пример заразителен, – сказал я. – Если это утверждение верно и я день за днем буду повторять одну и ту же глупость, упорно и последовательно, то у меня должны появиться подражатели. – Они и появились, – сказал он. – Да, в последний раз было около двадцати машин. – Ты гонишь, – сказал он. – Их сейчас по кругу уже полторы тыщи катают. А знаешь почему? Потому что ты —Разрушитель и люди за тобой идут. Даже когда ты сам на месте стоишь. – Полторы тысячи? – переспросил я. – А вы ничего не путаете? – Ничего я не путаю, мальчик, – сказал он. – Тебя просто отвлекли, вот ты давно свою затею и не проверял. Гаишники уже на ушах стоят, ничего понять не могут. Откуда, думают, такая процессия каждую ночь? Знаешь, как твои последователи себя называют? «Братство Кольца». – Но это же бред, – сказал я. – Один-два, это я еще могу понять, двадцать было уже хорошим результатом, но чтобы полторы тысячи? – Может, уже и больше, – сказал он. – Идиотизм смертных расширяется в геометрической прогрессии, дай только повод. – Не верю, – сказал я. Он демонстративно зевнул и почесал под мышкой. Переборщил он с камуфляжем, на мой взгляд. Скагс как-то более органично в картину окружающего мира вписывался. Хотя и таких вот отморозков на улице сотни. – Верить или не верить, это дело твое. Мы тут не в игрушки играем. – Постойте, – сказал я. Его слова о «Братстве Кольца» мне что-то напомнили, и совсем не книгу Толкина, а что-то именно в том контексте, о котором он говорил. Да у Марины на ее «корейце» была такая табличка! Я потянулся за своим сотовым и набрал номер. – Это Гоша. – Как все прошло? – спросила она. – Ты с нами или уже нет? – Еще. ничего не прошло, – сказал я. – Слушай, у меня тут к тебе один вопросец, который может внести ясность кое во что. Ты машину из сервиса забрала? – Да, вчера еще, – недоуменно сказала она. – А это здесь при чем? – Может, и ни при чем, – сказал я. – А что у тебя за табличка на заднем стекле висела, а? – Ну, – она смутилась, я это даже по телефону почувствовал, – так просто. – А все же? – Ну, это типа клуба по интересам, – сказала она. – И чем вы в этом клубе занимаетесь? – Да ничем. По МКАД на своих машинах ездим. – Но это же бессмысленно. – Бессмысленные занятия высвобождают подсознание и настраивают человека на философские размышления. Что такое наша жизнь, как не одно большое кольцо? – С этим я бы поспорил, – сказал я. – Постой-ка, дружок, – сказала она. – У меня все время было такое впечатление, что я о тебе где-то слышала.«Восьмерка» с каким-то супердвигателем, зовут Гоша, программист. Это же ты все начал, да? – Что начал? – Наше движение. Ты – его отец-основатель, и не отнекивайся. О тебе уже легенды ходят и о твоем исчезновении тоже. – Послушай, но это же… – Ой, – сказала она, и связь прервалась. Азраель развел руками. – Что и требовалось доказать. Ты бегал по кругу, а они все равно шли за тобой. – И что из этого следует? – Только то, что ты – Разрушитель. – Но я еще ничего не разрушил! – Это ты так думаешь, – сказал он. – На самом деле ты разрушил жизненный уклад полутора тысяч человек. Из-за тебя они нашли смысл там, где его не было и быть не могло. Ты открыл им дорогу в никуда. Их семейная жизнь, их карьера, их души находятся под ударом, и виноват в этом ты. И только ты. Ты внес смущение в их души, ты внес сомнения в их жизнь. Ты всегда так делаешь. – Значит, вы не будете скрывать, что за Сталиным и Гитлером стояло ваше ведомство? – Это была тактическая ошибка, – сказал он. – Но общая стратегия была правильной. Человека нельзя убедить быть праведником, но его можно заставить. Вася Пупкин будет хлестать водку и бить свою жену, и никакие ласковые увещевания не заставят его бросить и то, и другое. Но если отнять у него водку… – И жену, – подсказал я. – …и дать ему знать, что за его поступком последует неминуемое наказание, причем не где-то далеко, в загробной жизни, а здесь, на Земле, он дважды задумается перед тем, как сделает свой следующий ход. Да, я готов признать, что у нас были ошибки. Но это были маленькие ошибки, а вы, смертные, принялись раздувать из мухи слона. И этих ошибок могло не быть вовсе, если бы на самой ранней стадии процесса в него не вмешивались такие, как ты. Царская Россия была нашим самым перспективным проектом за все время существования генерального плана. Народ верил в возможность появления доброго царя, и мы готовы были ему такого царя дать. Царя, который был бы суров, но справедлив, наказывал и поощрял по заслугам и воздавал каждому свое. Который бы не отвергал веры в Бога и сам подавал бы своим подданным пример. И когда мы уже были готовы вывести такого царя на сцену, появился ты, с пламенным взором и лысиной, которую скрывал под кепкой, толкнул пару речей с броневика, и в стране вместо мира и порядка воцарился хаос. Мы убрали тебя до того, как ты успел натворить что-то большее, но время было уже потеряно, в умах воцарился разброд. И нам в спешном порядке пришлось выдумывать коммунизм, эту жалкую пародию на наш первоначальный замысел. Но те, кто пришел после тебя, развалили и его. – Так я – Ленин? – Нет, – сказал он, – ты не Ленин, но ты был Лениным в прошлом своем воплощении. Скагс не сказал тебе? Ничего удивительного, что он испугался. Потому что ни один здравомыслящий человек не хочет быть Лениным сейчас. Ты бы запаниковал и не пошел бы на сделку, которая продолжила бы цепь твоих воплощений. – Кем я был еще? Вы можете назвать мне все мои воплощения? – Пожалуйста, – сказал он. – Ты был Аттилой, вождем варваров, разрушивших Священную Римскую империю, самый первый наш проект. Ты был Робеспьером, утопившим монархическую Францию в крови. Ты был монахом, чье имя сейчас предано забвению, и твои проповеди, направленные против святой инквизиции, должны были собрать целые площади. Тебя сожгли на костре в тот раз, но и это тебя не остановило, и инквизиция пала. – Они казнили невиновных. – Они карали еретиков! Благодаря тебе и таким, как ты, никто сейчас не знает об истинных целях и методах инквизиции! Вы сделали кровожадных монстров из святых людей, настоящих праведников! Ты хочешь знать больше? – Пожалуй, хватит и этого, – сказал я. – А когда твоя душа возопила, не в силах больше продолжать эту бесконечную войну, сам Сатана явился к тебе и принялся увещевать. Я дам тебе отдохнуть, говорил он, я не буду использовать тебя в следующий раз, и ты спокойно сможешь принять решение. Но он солгал! Он всегда лжет! Он не оставит тебя в покое, и раз за разом ты будешь находиться внутри порочного круга, противостоя намерениям Неба, бросая оскорбление в лицо нашего Творца! Ты хочешь этого, смертный? – Не надо только орать, – сказал я. – Как я понимаю, из ваших слов следует, что есть какая-то альтернатива. Я готов выслушать ваше предложение. – Ты готов выслушать? Да после всего того, что ты сделал, ты должен молить меня о пощаде! – Молить о пощаде не в моих принципах, – сказал я. – Или у вас есть что мне сказать, или нет. Говорите или уходите. – Хорошо, – сказал он. – Я милосерден, в конце концов, ведь я – ангел, а ты – всего лишь заблудшая душа. Я готов сделать тебе предложение, удостоить тебя великой чести, которой удостаивались не многие смертные, а лишь самые достойные единицы. Но я готов сделать это для тебя. – Нельзя ли без предисловия? Он вонзил в меня столь яростный взгляд, что мне стало немного не по себе, и я задал себе вопрос, не слишком ли я рискую, дразня ангела. Но ангелы и демоны, вмешивающиеся в мою жизнь, мне уже, простите, до чертиков надоели, и терпеть их издевательства я более не был намерен. – Я хочу склонить твою душу на сторону Добра и Света, – сказал он. – Каким образом? – Ты подпишешь договор, – сказал он. – Договор с нами, гораздо более редкий и ценный, нежели сделки, заключаемые с нашим врагом. И после своей смерти ты гарантированно попадешь на небеса, и тебе больше не придется прислуживать Врагу Рода Человеческого. – Никогда о подобном не слышал, – сказал я. – Лишь избранные удостаиваются такого предложения, – сказал он. – Тебе повезло. – Все так говорят в последнее время, – сказал я. – Только вот сам я почему-то этого не чувствую. – Ты станешь праведником и после смерти вкусишь райского блаженства, и жизнь твоя будет примером для остальных. – Любопытное предложение, – сказал я. – А что будет в том случае, если я согрешу после подписания этого договора? Скажем, убью кого-нибудь, совершу прелюбодеяние или возжелаю вола ближнего своего? – После подписания договора у тебя не будет физической возможности согрешить. – Значит, – осторожно сказал я, – после подписания вашего договора я стану пацифистом, импотентом и дебилом? – Ты станешь праведником! – Простите, но в том, как вы это описываете, большой разницы я не вижу. – Ты богохульствуешь, рассуждая подобным образом! – прогремел он. – И ты совершаешь еще большее богохульство, раздумывая над моим предложением больше одной минуты! Подписывай и спаси свою душу! В тот же момент что-то хлопнуло и в воздухе перед моими глазами завис лист бумаги. Белоснежной такой бумаги с пылающими письменами. Текст был очень короткий, и к копии контракта предлагалась булавка. Очевидно, чернила оба ведомства использовали одни и те же. – Простите, – сказал я. – Я не уверен, что готов к такому повороту. Вот этого, наверное, говорить не следовало. Ангел и так находился на пределе своего терпения, и мой отказ немедленно подписать бланк соглашения стал последним перышком, сломавшим спину верблюду. Азраель вскочил с дивана, словно подброшенный пружиной, и вырос в полтора раза. Одежда жалобно треснула и слетела с его мускулистого и поджарого… покрытого белоснежными, как из рекламы «Тайда», перьями. Ангел развернул крыла, и в моей квартире ему явно стало тесно. Он повел рукой, и вдруг в ней оказался огромный меч, пылающий огнем. От этого меча веяло таким жаром, что меня сразу же бросило в пот. – Подписывай, – сказал ангел. – Подписывай – или распрощайся со своей жалкой жизнью. – Вы не имеете права, – сказал я, понимая, насколько жалобно и жалко это звучит. Что такое права какого-то смертного для настоящего ангела с белоснежными крылами и огненным мечом? Окно было вынесено вместе с рамой, и ангела окатило стеклянными брызгами. А в комнате стало еще теснее, ибо теперь в ней возник еще и Скагс. И тоже в своем настоящем обличье. Очевидно, время маскировки прошло. – Нет, – сказал он, – Азраель, мы так не работаем. Суть искушения состоит в том, чтобы сделать предложение, предложение, от которого можно отказаться. В воздухе хлопнуло еще раз, и рядом с Азраелевым контрактом появился договор Скагса. На темной бумаге с черными письменами, и булавка была более темной, очевидно, от долгого использования. – Азраель, – сказал Скагс, – ты сейчас покушаешься на самое святое, на самый драгоценный дар, который твой шеф даровал смертным. На свободу выбора. – Как это? – удивился Азраель. – Ни на что я не покушаюсь. У него бездна свободы выбора. Он может подписать мой контракт, он может подписать твой контракт, и он может немедленно умереть. Так что у него есть целых три варианта, и он может выбрать любой из них. Пусть выбирает. – Смерть не должна быть альтернативой такого предложения, – сказал Скагс, и в его руке появился огромный топор. Черный, от лезвия которого исходило зловещее зеленоватое свечение. – И это говоришь мне ты? – Да, – сказал Скагс. – Я – демон, и я всегда соблюдаю правила игры. А вот ты ведешь себя не так, как должен вести себя ангел. – Не дело демона – учить манерам самого Азраеля! – Мы делаем предложение, – сказал Скагс. – Мы настойчивы, мы увещеваем и уговариваем, мы приводим в свою пользу различные доводы, мы соблазняем и развращаем. Но мы не заставляем клиента подписывать договор силой. – Значит, пришло время изменить правила игры. – Не в твоих силах сделать это. – Хочешь посмотреть? – зловеще спросил ангел. – Тогда отойди в сторонку и не мешай мне разделаться с этим смертным. – Я не могу тебе этого позволить, – сказал Скагс. – Ты собираешься защищать этого смертного? – спросил Азраель. – Нет, – сказал Скагс. – Я не собираюсь защищать этого смертного. Но я буду защищать его право на выбор и вместе с тем право на выбор всех смертных этого мира. – Дадим же ему последнее слово, – сказал Азраель. – Итак, мальчик, перед тобой две бумаги, и ты знаешь последствия любого твоего хода. Какую ты подпишешь? – Никакую, – сказал я. – Почему? – Этот изумленный вопрос они задали дуэтом. – Потому что это неправильно, – сказал я. – Вы говорите, что жизнь – это игра, и я склонен с вами согласиться. Но какой смысл продолжать игру, зная, что результат предопределен? К чему жить, если заранее знаешь, что будет потом? – В этой игре нет смысла, – сказал Азраель. – Есть только правила. – К черту ваши правила и вас обоих, – сказал я с решительностью, которой от себя не ожидал. И приготовился принять неминуемую смерть. Думаю, что своим отказом я разозлил и демона, доселе довольно миролюбивого, а ангел и так не пылал ко мне братскими чувствами с самого начала. Когда Гоша отказался от подписания обоих договоров, я понял, что стычки с Азраелем не избежать. Вот здесь я хочу, чтобы вы поняли меня правильно. Мне не нравился этот Гоша. Он был Разрушителем и знал об этом, однако отказывался делать следующий по логике вещей ход. Он знал, что своим отказом он подписывает смертный приговор себе, возможно, мне, а возможно, и всему миру, однако он это сделал. У него было право выбора, и он выбрал. Но иногда я думаю, что он поступил правильно. Право выбора, на которое покушался Азраель, было даровано смертным с самого начала, и, если отнять его у смертных, апокалипсис мог свершиться в ту же секунду. Потому что никому не позволено покушаться на подарки Сами Знаете Кого. Право выбора и душа – это то, что отличает смертных от прочих обитателей обоих миров. Азраель покушался и на то, и на другое, а подобные действия безнаказанными для мироздания пройти просто не могли. Не думаю, чтобы Гоша понимал это в тот момент, когда отверг оба сделанных ему предложения. Если бы он подписал договор со мной, он предал бы себя. Он не подписал ничего – и поставил под угрозу весь мир. Но в этом случае у нас еще был шанс – мизерный, но шанс – уладить ситуацию без Армагеддона. А вот если бы он подписал договор с Азраелем, воспротивившимся воле своего начальства и бросившим ему вызов, апокалипсис был бы неминуем в ту же минуту. Или если бы Азраель его убил. Потому что ангел не может убить смертного, не признанного грешником, а Гошу грешником при жизни никто не признавал. Нарушение любого закона мироздания ведет к апокалипсису. Это я сейчас так думаю. Тогда подумать я просто не успел. Передо мной был разъяренный ангел мщения с огненным мечом в руке. Не самое подходящее время для теологических изысканий. Но Гошу надо было спасать, спасать любой ценой. Иначе всему миру хана. А для продолжения нормальной жизнедеятельности Гошиного организма в этом помещении был один явно лишний ангел с мечом. Поэтому я бросил топор, точнее, не бросил, а выпустил из рук и позволил ему упасть, а сам прыгнул на заносящего меч Азраеля, нырнул под удар, схватил ангела поперек туловища и выкинул в окно. Там он и остался. Три взмаха крыльями вернули его на высоту нашего этажа. С каждым взмахом Азраель увеличивался в размерах, словно не крыльями махал, а невидимым насосом себя накачивал. И остановился он, только достигнув размеров пятиэтажного дома. И это все на улице, в разгар рабочего дня. Естественно, смертные не могли сего факта не заметить, а заметив, не могли не отреагировать. И отреагировали они совершенно правильным образом, лучшим, какой можно было придумать в тот момент. Примерно так же люди в Нью-Йорке реагировали на приплывшую в их город Годзиллу. То есть они побросали все свои дела, машины и жилища и бросились врассыпную. Кто молча, кто с визгом. А умнее тут и придумать ничего нельзя. Я высунулся в окно. – Слышь, – сказал я, – я так понимаю, что ты настроен подраться? – Да! – прогремел он. – Никогда ничего не имел против хорошей драки, – сказал я. – Но ведь для дуэли есть свои правила. Прими свой нормальный размер, выйдем в другое измерение и изметелим друг друга до потери пульса. – Здесь и сейчас. – Ты отдаешь себе отчет, что, если мы с тобой схлестнемся в мире, да еще и в боевых воплощениях, погибнет куча смертных? – Они умрут, а Суд определит, кто был праведен, а кто грешен, – сказал он. – Мне нет до них никакого дела! Вот так вот. Если у нас теперь ангелы так рассуждают, то я уж совсем в этой жизни ничего не понимаю. Но выбора не было, поэтому я поднял с пола свой топор и вылетел Азраелю навстречу, по ходу принимая свой боевой облик, который когда-то обращал в бегство целые армии. Давненько я этим не занимался, но такие навыки никогда полностью не исчезают. И когда мы сравнялись в размерах с разбушевавшимся ангелом, я уже точно помнил, как, что и когда следует делать. Перевести бой в иное измерение, специально для таких боев предназначенное, у меня никакой возможности не было. Чтобы минимизировать урон среди смертных, мне следовало вернуть Азраелю его нормальные размеры. Было у меня для этого случая соответствующее заклятие, но для того, чтобы оно вступило в силу, ангельская кровь должна была смочить лезвие моего топора. Азраель начал махать крыльями, как налетевший на огонь свечи мотылек, и резко ушел вверх. Я отправился за ним, но не столь быстро. Мне, старому демону, торопиться некуда. Пусть нападает, когда сочтет нужным. Он выбрал идеальную позицию, зайдя со стороны солнца. Белоснежный ангел на фоне ясного неба, да еще и заходящий с солнечной стороны, практически не виден, так что я едва не прозевал момент атаки. На высоте пяти километров он атаковал. Этакое белоснежное ослепительное летящее копье с огненным мечом на острие. Он сложил крылья за спиной и пикировал прямо на меня. Я взмахнул левым крылом, предпринимая маневр уклонения, и выставил вперед свой топор. Он успел изменить траекторию своего полета в последний момент, и оружие наше скрестилось с оглушительным треском, от которого у смертных должны были полопаться барабанные перепонки. Отдача от удара еще долго звенела в моих руках. Такое впечатление, что я со всей силы вломил по скале. – Когда-то ты был хорош, Скагс! – прогремел он, выходя из пике. – Когда-то тебе не было равных! Теперь есть! – Я вижу, ты усердно тренировался после своего проигрыша, – сказал я. – Тебе просто повезло в тот раз. – Все неудачники так говорят, – сказал я, отражая его следующую атаку. Удар был такой силы, что расшвырял нас в стороны. Мне удалось удержать высоту, а Азраель опустился чуть ниже. Теперь солнце было сбоку, одинаково мешая нам обоим, и позиции наши были равны. Моя даже чуть лучше. Но Азраель был хорош. Гораздо лучше, чем в прошлый раз, когда я одержал над ним победу. Видимо, действительно весьма усердно тренировался и работал над собой все это время. А что еще делать сидящему без работы ангелу мщения? Не искать же себе место в огромном бюрократическом аппарате, как это сделал я. Ярость боевого воплощения захватила все мое существо. Ярость стала моей кровью и бурлила в моих жилах. Ярость и смерть. Как этот ничтожный ангел посмел бросить вызов мне, Скагсу, демону разрушения?! Тысячи лет назад в ином измерении Сатана вел в бой легионы демонов, и я был его знаменосцем. Это была война, о которой не написано ни в одной человеческой книге, война, о которой смертные никогда ничего не узнают, потому что Сами Знаете Кто никогда не позволит такой книге выйти в мир. Потому что в той войне он проиграл. Он хотел навязать свою волю аду, раз и навсегда разобраться со своим падшим ангелом, который предпочел царствовать в аду, чем прислуживать на Небесах. И он бросил в бой свои лучшие силы, легионы ангелов и херувимов, героев и святых. Это произошло вскоре после Падения. По замыслу Сами Знаете Кого в той войне ад должен был быть уничтожен. В той войне он хотел рассчитаться за Змия, за грехопадение и за первую неудачу своего эксперимента. В той войне он хотел уничтожить своего единственного конкурента. Многие погибли тогда. Лучшие ангелы были сражены на поле боя, и цвет демонов остался лежать среди них, и кровь их смешивалась и вспыхивала, как взрывается вещество, встретившись с антивеществом. Но ад, потеряв многих, выстоял, и это означало, что Небеса потерпели поражение. Это был первый Армагеддон, битва между силами Света и тьмы. После этого произошло разделение сфер влияния, было заключено перемирие, длящееся и по сей день. Да, мы остались конкурентами, соперниками, но перестали быть врагами. Между нами был заключен договор. Но это все равно был первый Армагеддон. И Азраель, пылающий жаждой отмщения, хотел устроить второй Армагеддон прямо здесь и сейчас. Он приблизился, и мы сошлись в схватке, обмениваясь ударами, маневрируя, атакуя и отходя в глубокую защиту. Мы сбивали случайно оказавшиеся в зоне нашей схватки самолеты, пилоты просто не понимали, почему машина ведет себя столь странным образом, и последнее, что их пассажиры видели в своей земной жизни, это нашу схватку. Трам-тарарам! Трам-тарарам и еще три тысячи раз трамтарарам! А что еще можно сказать по поводу того, что произошло до этого момента и продолжало происходить теперь? Пока большие мальчики вышли на улицу, чтобы выяснить свои отношения раз и навсегда, мне тоже не приходилось особо скучать. Не успел след Скагса растаять в безоблачном небе, как дверь моей квартиры была буквально снесена с петель. И на фиг я ее вообще покупал? Не квартира, а проходной дом. Ангелы, демоны, суккубы, теперь вот еще истинный вампир и настоящий мачо заявился. Да, это был Мигель, хотя я и не слишком ожидал его увидеть. Он был в джинсах, в клетчатой рубашке и при двух пистолетах, как герой фильмов Джона By. Волосы были растрепаны, и вообще выглядел он весьма запыхавшимся. – Жить хочешь? – спросил он, озираясь по сторонам. – Хочу, – сказал я. – А… – Тогда пошли, – сказал он и, не говоря больше ни слова, выскочил в подъезд. Его безумное лицо не оставило мне никаких поводов для раздумий, хотя довериться вампиру можно только в самой безвыходной ситуации. А моя какая была? Я выскочил в подъезд вслед за Мигелем, и тут же сильная рука вампира схватила меня за шиворот и буквально забросила на следующий лестничный пролет. – Вверх, – прошипел он. – Вниз нам уже не пройти. Конечно, я посмотрел, что там такого опасного снизу. По лестнице поднималась целая бригада отморозков, по сравнению с которыми Космос и Саша Белый были просто примерными мальчиками из старшей группы детского сада. Азраелевы прихвостни из Люберец, не иначе. Как только они нас увидели, сразу стали из всех своих бортовых орудий шмалять, а орудия у них нешуточные, не с водяными пистолетами они на это дело пошли. Мне сразу все глаза осыпавшейся штукатуркой запорошило. Когда они взяли паузу на предмет оружие перезарядить, мы с Мигелем наверх поползли. Мигель вяло отстреливался в просвет между лестничными пролетами, братки отвечали ему автоматными очередями. Жильцы, за последние годы привыкшие к звукам стрельбы в столице, затаились в своих квартирах, и у меня лишь теплилась надежда, что кто-то из них позвонит в милицию. Интересно, подумал я, перебираясь на очередную лестничную площадку, почему тот, который точно есть и которого демон не называет в разговоре по имени, никак не реагирует на творимый его подручными беспредел? Не может же Азраель действовать так нагло без его ведома. Или может? Или это вообще Армагеддон? А дом-то, между прочим, у нас не двадцатиэтажный. Всего только пятнадцати, и мы уже до тринадцатого этажа доползли. – Через слуховое окно на крышу, – скомандовал Мигель. – Я прикрою. – А дальше? – спросил я. – Пошел! – сказал он, выскакивая на площадку и открывая огонь с двух рук. У меня от этой постоянной канонады заложило уши, но стоны и не самые добродушные матерные выкрики снизу я услышал довольно отчетливо. Преодолеть в такой ситуации еще два этажа было плевым делом и заняло всего несколько секунд. Но наверху я уперся в очередную проблему – слуховое окно место имело, но так же имел место и замок, его запирающий. Стоит ли говорить, что у меня не было ключа? И стоит ли упоминания тот факт, что я был почти законопослушным гражданином и не обладал навыками открывания замков без ключей? Наверное, не стоит. Вот я и стоял там дурак дураком, а звуки выстрелов доносились все ближе и ближе. Мне надоело мотаться как маятнику между своим кабинетом и библиотекой, и я вызвал своего помощника, взяв с него страшную клятву молчать о том, что он увидит[47]. Выдал ему свой пропуск, настрочил бумажку для охранника библиотеки, снабдил своим сотовым и отправил наблюдать за Книгой Битв. Он оказался шустрым малым, впрочем, сам понимаешь, другого я бы себе в помощники и не взял, быстро добрался куда надо и отзвонил мне, что никаких кардинальных изменений в книге нет. Хотя описанные события уже происходили и время ее упреждения уменьшилось в ноль. Впрочем, сколько этой книге лет! Зависает старушка. Теперь я точно знал, из-за чего Скагс схлестнулся с Азраелем, и мог ему только посочувствовать. Но Скагс был абсолютно прав. Не знаю, понимал ли Азраель, что творит и что он поставил на карту. Но если бы Потерянный Разрушитель подписал его гадский контракт под давлением или если бы Азраель его грохнул, нам всем была бы хана. Так что выбора у Скагса не было никакого. Да, мы проигрывали пари, но сейчас уже не до пари было. Условия проигрыша надо было на следующий день выполнять, а при таком раскладе следующего дня вообще могло не быть, понимаешь? Скагсу надо было сохранить жизнь Разрушителя любой ценой. И когда я говорю «любой», я имею в виду – любой, понимаешь? Не понимаешь. Почему всем хана, спрашиваешь? Да потому что. Потому что Сам Знаешь Кто даровал человеку свободу выбора. Пусть человек и не всегда знает, что с этой свободой следует делать, и использует ее не совсем так, как нам бы всем хотелось. Смертные могут делать со смертными что угодно, это их право. Но мы, демоны, и они, ангелы, обязаны следовать правилам, иначе все провалится в тартарары. Мы не можем покуситься на жизнь смертного по собственной воле. И мы не можем отобрать у смертного свободу выбора. .Это – законы мироздания. А законы мироздания, друг мой, это не законы, придуманные смертными, их обойти никак нельзя. И наказание будет суровым. В этой ситуации Азраель взял на себя слишком много. Он бросил вызов своему начальству. Он плюнул в лицо всему аду. И Скагс должен был заставить его за это заплатить. Надеюсь, у него это получится. И как только я об этом подумал, земля под моими копытами задрожала, а стены здания заходили ходуном. В воздухе ощутимо повеяло ароматом серы, а яростное шипение разносилось на все круги нашей территории. «Ура!» – завопил я тогда. Потому что сей катаклизм локального характера мог означать только одно – Князь снова вернулся в наши ряды! И теперь старый больной демон может переложить непомерную ответственность на его могучие плечи. Откуда взялся старый больной демон с непомерной ответственностью? Да это я о себе говорю, идиот! В общем, Князь не заставил себя долго ждать. Когда он вошел в мой кабинет, стены уже частично оплавились, а крыша начала отъезжать в сторону, где, как ей казалось, любой порядочной крыше будет безопаснее. Князь был в одном из самых своих злобных воплощений, и стены плавились от одного только его взгляда. Копыта вышибали искры даже из паркета, а рога оставляли в Наших не самых низких потолках длинные борозды. В одной руке Князь нес свой огромный кривой меч, в другой – зеркальный щит тьмы, третьей он курил сигарету, а в четвертой держал оторванную секретарскую голову. – Что происходит?! – рявкнул он. – Сам посмотри, – сказал я, указывая на экран, где Скагс и Азраель молотили друг друга изо всех сил. – Я иду туда, – сказал он. – А с тобой я потом разберусь. – Флаг в руки, – сказал я. – Может, хоть это здесь оставишь? Он проследил за направлением моего взгляда и недоуменно уставился на башку Асгарота, которую держал в левой нижней руке. – Да, – сказал он. – Это мне уже не понадобится. Он швырнул Асгаротову голову мне под стол, взмахнул крыльями и доказал крыше, что она была права в своих опасениях, но все же недостаточно проворна, чтобы принять адекватные меры. Иными словами, он снес крышу и исчез в направлении внешнего круга. Что ж, какое-то время дорога у него займет. Я наклонился под стол, достал Асгаротову башку и исследовал ее на предмет наличия мозгов. Их, как я и ожидал, оказалось не слишком много. Я поставил башку рядом с собой, чтобы ей тоже было видно экран и то, что на нем происходит, погладил между рогов и сказал: – Ну что, дурашка, допрыгался? – Вообще-то, когда я отправлял его к Князю, уже тогда я знал, чем для глупого секретареныша закончится попытка до Князя достучаться, но разве его не предупреждали раньше? Так что даже если бы у меня была совесть, она бы меня ничуть не мучила. – Так ты и не узнаешь, чем дело закончится. Может быть, хоть в этом тебе повезло. Мой бой с Азраелем я могу описывать очень долго. Я буду сыпать профессиональными терминами, известными только узкому кругу боевых демонов, давать комментарии каждому выпаду, финту или блоку, характеризовать тактические приемы противника и свою собственную стратегию. Но это будет длинно и скучно. И вряд ли кто-то, кроме самых оголтелых фанатиков, сможет оценить сей труд по достоинству. Поэтому я постараюсь сократить описание боя до минимума. Минут через пять после того, как мы обменялись первыми ударами, он сумел пробить мою защиту и его меч царапнул мой бок. Боль была, как и следовало ожидать, адская, и я ее хорошо помнил. Левая половина туловища сразу онемела, это явление временное, но очень неприятное. Потому что одно мое крыло тоже находилось с этой стороны. Размахивая правым крылом, как подстреленный охотником селезень, я принялся кружить над городом, выбирая место для приземления. Азраель, желая увеличить свое преимущество, постоянно атаковал, так что мне пришлось пикировать. Приземлился я не слишком удачно, подмяв под себя небольшой сквер с гуляющими по нему и автобусную остановку. Кстати, автобус тоже на ней был, и его крыша больно впилась мне в правую ногу. Оставшиеся в живых смертные разбегались во все стороны с криками ужаса. Ангел не заставил себя долго ждать. Он спикировал прямо на меня, но мне удалось отклониться на одной правой ноге и голом энтузиазме. Паралич начал меня отпускать. Я помахал левым крылом и принял вертикальное положение. Руку и ногу еще покалывало, но они уже вполне функционировали. Азраель приземлился на развалины сквера рядом со мной, самые высокие деревья едва доставали нам до пояса. – Готовься принять свою смерть, демон! – заявил он. – А ты уже приготовился? – спросил я. Он ударил яростно и сильно, и в этом была его ошибка. Он не ожидал, что ко мне уже полностью вернулась подвижность, поэтому не думал, что я сумею уклониться. Я уклонился, и меч просвистел над моей головой, а демон инерции, мой любимый союзник, развернул ангела и подставил мне его для удара. Конечно, из той позиции ударить высоко я не мог и не успел бы поменять позицию. Ангел вышел бы из своего поворота и успел бы выставить защиту. Поэтому я и ударил, куда доставал из положения сидя. В ногу. Но удар был сильный и чуть не отсек ангелу ногу. Азраель взвыл, и существо недалекое могло бы принять этот вопль за трубный глас, предвещающий начало Судного дня. Однако это был всего лишь крик раненого ангела. – Ашкаллар, Азраель! – крикнул я. – Азраель кабалла дар! Заклятие сработало, и Азраель принялся сдуваться, словно проколотый булавкой воздушный шарик, выходя из своего боевого воплощения. Я мог бы убить его тогда, думаю, что мог бы. Но мои силы тоже таяли, и поддерживать аватару воина было все труднее и труднее. Удары ангельского меча никогда не заживают полностью, и эта рана будет еще долгое время беспокоить меня. При условии, что я доживу до конца сегодняшнего дня. – Прими мое благословение, – прохрипел Азраель, прыгая на одной ноге. – А ты – мое проклятие, – сказал я. Он взмахнул крыльями, поднимаясь в воздух. Я выдернул из земли дерево и бросил в него, он отбил снаряд своим мечом, разрубив ствол на две части. – Ты все равно проиграешь! – крикнул он, набирая высоту. – Так или иначе, но этот день станет для тебя последним. – Если ты ангел, – пробормотал я, работая крыльями, чтобы сократить расстояние между нами, – это еще не значит, что ты пророк. Мигель дал браткам настоящий бой. Люберецкие пацаны с пушками обладали достаточно устрашающей репутацией, но по сравнению с моим знакомым вампиром они были просто мальчиками. Пока я стоял и пялился на закрытый люк слухового окна, преградивший мне путь к возможному, но не стопроцентному спасению, Мигель дрался, как сотня львов. Разве что львы не стреляют с двух рук, как Джон Траволта или Николас Кейдж в фильмах Джона By. Но ужас он наводил такой, что и львы могли бы молча отойти в сторонку и покурить. У него была нечеловеческая скорость. Потому что он не был человеком. И разил он без промаха. В то время как братаны расстреливали свои боеприпасы в «молоко», Мигель воплощал в жизнь принцип, озвученный Томом Берренджером в фильме «Снайпер». Один выстрел – одна смерть. Думаю, что еще на лестнице пресловутые Вован, Колян и Левчик потеряли половину своей бригады. Когда братки перестали лезть под пули испанского гранда и устроили себе перекур, изо всех сил пытаясь вспомнить, каково это – шевелить извилинами, Мигель поднялся ко мне, бросил взгляд на остановившее меня препятствие и сорвал замок, схватившись за дужку двумя пальцами. Потом он обхватил меня за талию, словно хотел протанцевать па какого-то странного танца, и буквально забросил меня на крышу, минуя лестницу. И сам оказался рядом со мной уже через секунду. Крыша современного московского дома в спальном районе разительно отличается от тех крыш, что демонстрируют нам с экрана западные боевики. На ней практически невозможно вести перестрелку, так как простреливается она вся. Были только пеньки выводов вентиляционных труб и низенькие будочки, в которых находились машинные отделения лифтов. За одной такой будочкой мы с Мигелем и спрятались. Соседние дома были слишком далеко, чтобы на них перепрыгнуть, по крайней мере для меня, и я сильно сомневаюсь, что при всем своем желании Мигель физически смог бы взять меня в такой полет. – Их стало на двенадцать человек меньше, – сообщил мне Мигель, выщелкивая из своих пистолетов отстрелянные обоймы. – Это меня радует, – сказал я. – А сколько их осталось? – Примерно столько же. – А вот это меня не радует, – констатировал я. – Что будем делать? – Драться, – сказал он. – Пожарной лестницы здесь нет. – Это хорошо, – сказал я. – А то я дико боюсь высоты. Он одарил меня долгим задумчивым взглядом. – А смерти ты не боишься? – спросил он. – Боюсь, – признался я. – Но в свете последних известий я решил, что высоты я боюсь больше. – У тебя нет с собой темных очков? – неожиданно спросил он. – Как-то не прихватил с собой, когда ты вынес мою дверь. – А я свои выронил, – сказал он. – Это не есть хорошо, между прочим. На солнце я вижу гораздо хуже. Насчет двери он извиняться не стал, хотя мой намек был более чем просто прозрачным. Тут подаренная нам передышка истекла, и на плавящийся от жары гудрон крыши посыпали люберецкие отморозки. Но стрелять сразу они не стали, и это было подозрительно. Мигель осторожно высунул голову из укрытия и выругался. Ругался он по-испански, но смысл сказанного был интернациональным, так что я хорошо его понял. – Слышишь, ты! – заорали с той стороны. – Как там тебя, Гоша! Ты бы вышел и посмотрел, кто тут у нас! – Нет! – закричал до боли знакомый женский голос. – Ты будешь дураком, если выйдешь! Марина! Она-то здесь с какого боку? И тут я вспомнил, как странно закончился наш последний разговор, когда вместо «до свидания, звони» мне было сказано «ой», и возненавидел этого Азраеля всеми фибрами души. Если у моей души были какие-то фибры. Я высунул голову. Здоровенный бугай выкручивал Марине руку, стоя за ее спиной и используя девушку в качестве прикрытия, в другой его руке был пистолет. – Выходи, сука! – орал он. – Выходи и подписывай! Что подписывать? – подумал я, а потом понял. Договор с Азраелем. Все было логично. Если его братки меня здесь просто грохнут, у демонов еще останется призрачный шанс вытащить меня из чистилища до Суда, а если я подпишу договор, никакого Суда не будет. А после подписания мной договора они меня все равно грохнут. Что они, зря, что ли, сюда из самих Люберец приперлись? Да еще и половину своей бригады положили. И Марину тоже грохнут, подумал я. Независимо от того, подпишу я этот гребаный договор или нет. – Это классический гамбит с заложником, – сказал мне Мигель. – И она права, ты будешь дураком, если выйдешь. Она уже в любом случае мертва. – Значит, не судьба, – сказал я, показываясь из-за стены служившей нам укрытием будочки. – Соображаешь, – сказал бугай. – Левчик, дай ему бумагу. Другой бугай, похожий на первого, как его клон, швырнул в мою сторону кусок небесного пергамента и булавку. Вышеозначенные предметы довольно мало весят, что делает их не слишком подходящими для швыряния, поэтому они рухнули на крышу, не пролетев и половины разделяющего нас расстояния. Пока я буду идти к пергаменту и подписывать договор, мне ничто не угрожает. И Марине тоже. И я пошел. Я слышал, как за моей спиной страшно ругается Мигель. Почему он так переживает за меня? Возможно, этого я уже никогда не узнаю. Братаны улыбались. Они считали, что дело уже в шляпе. Похоже, что на тот момент они были правы. Я подошел к бланку договора и поднял его с гудрона. На него уже налип всякий мусор, зато булавка следовала за ним, как приклеенная. – Нет! – крикнула Марина. – Не подписывай! Почему она так не хочет, чтобы я умер праведником? Потом я понял, что она может не знать, вернее, точно не знает, на кого работают эти уроды и чьи приказы выполняют. Не могла она ожидать от ангела подобной подлости. Да и я, признаться, не мог. Я сделал вид, что ткнул булавкой в большой палец, и даже нарисовал на лице соответствующую гримасу, а потом нацарапал на листе свою подпись. Просто нацарапал, без крови, что делало контракт недействительным. Но братаны тоже были не дураки. По крайней мере, не законченные дураки, да и выросли они в этой стране, так что цену разным бумажкам знали. – Левчик, – сказал бугай с пистолетом. – Иди и проверь, что он там накалякал. Левчик пошел проверять. Это была большая ошибка. И эта ошибка стала последней в его жизни. Потому что, поравнявшись со мной, он закрыл зону поражения своей могучей тушей и убрал меня с линии огня. Чем развязал руки Мигелю. Вампир выскочил из своего укрытия, как чертик из табакерки. Не как демон, влетающий в окно вашей квартиры, когда вы ведете душеспасительные переговоры с ангелом, а именно как чертик из табакерки. Быстро, бесшумно, по крайней мере до тех пор, пока не начал стрелять. Стрелял он как в тире. Или как в компьютерном «3D-шутере». Пацаны пытались отвечать ему, но, не ожидая такого молниеносного нападения, немного перенервничали и все время мазали. Мигель успел положить шестерых из тринадцати, прежде чем до Вована дошло, что происходит. Но, видимо, хотя до него доходило долго, соображал после этого он достаточно скоро. Первым выстрелом Вован уложил Левчика. Пуля попала быку в затылок, когда он был в двух шагах от меня, и разнесла полчерепа, забрызгав меня кровью и мозгами. И что-то твердое и острое, наверное осколок кости, поцарапало мне бровь. Труп Левчик начал валиться на гудрон, открывая линию огня. Скорее инстинктивно, чем осознанно, я последовал примеру его трупа. Ноги подогнулись сами собой, и черное вязкое покрытие крыши стало приближаться к моему лицу. Мое восприятие напоминало замедленные съемки, когда герои боевиков делают что-то настолько быстро, что зритель просто не может рассмотреть красоту и гармонию их действий без замедленного в несколько раз показа. Я видел, как Мигель в едином прыжке преодолевает больше четырех метров и перепрыгивает через меня. Я видел, как один за другим отшатываются назад пацаны, когда их тела принимают в себя пули испанского гранда и истинного вампира. Я видел, как на лбу Вована расцветает кровавый бутон и голова запрокидывается от ударной волны. И я видел, как последним движением в своей жизни или первым движением в своей смерти, может быть, чисто рефлекторным, а не осмысленным, его правая рука, сжимавшая пистолет, направляет дуло Марине в висок. А палец нажимает на спусковой крючок. Азраель опередил меня, подлетая к дому, в котором жил Разрушитель, но ненадолго, не больше чем на три взмаха крыла. Еще приближаясь, я увидел, что сцена основных событий переместилась из Гошиной квартиры на крышу его же дома. Действующих лиц явно прибавилось, там были Гоша, его знакомая девушка, мой добровольный помощник Мигель и вся бригада группы товарищей из Люберец. И все, кроме Гоши и Мигеля, были мертвы. При взгляде на Гошу тоже несложно было ошибиться и принять его за мертвого. Лицо его было залито кровью и забрызгано мозгами, и только потом я понял, что это не его кровь и не его мозги. Его кровь и его мозги находились внутри него, там, где они должны были быть. Он сидел на гудроне, обеими руками обхватив голову мертвой девушки, лежащую на его коленях, и ритмично раскачивался вперед-назад, словно шаман, следующий слышной только ему одному колдовской музыке. Группа товарищей из Люберец валялась в самых живописных позах. Между ними с потерянным видом бродил Мигель, из многочисленных ран которого струилась кровь, и искал хотя бы одного живого пацана, чтобы взять его жизнь и его кровь. Но тут он сработал сам против себя. Все они были трупами и жизненной силой с вампиром поделиться не могли. Азраель приземлился на крышу. Приземлился плохо, его подвела раненая нога, и он перелетел через голову с криком боли. Пока он вставал на ноги и отыскивал свой меч, я был уже рядом. – Смертные, – презрительно сказал он. – Ни в чем нельзя положиться на них до конца. Я сказал им: заключите контракт. А не сможете – убейте. И посмотри, они не сделали ни того, ни другого. Я оставил это замечание без комментариев. Комментарии тут излишни. Поднял топор и двинулся на него. – Скагс, – сказал он, – ты все такой же упрямый. Но ты до сих пор не понял, что проиграл. Внезапный ураганный порыв воздуха сбил меня с копыт. Я вскрикнул, задев раненый бок, извергнул подходящее случаю проклятие и попытался встать, и тогда этот гад, уже оказавшийся рядом, отсек мне руку. Правую, в которой я держал топор. На этот раз боли я не почувствовал. На какой-то ступени, когда болевой порог уже превышен, демон войны перестает чувствовать что-либо. Обычно это случается перед самой его смертью. Мне только было интересно, откуда взялся этот предательский ветер, да еще такой сильный, что смог сбить меня с ног? Адское пламя, служившее мне кровью, вырывалось из обрубка моей руки, в глазах начало темнеть, и перед затуманенным взором пошел снег. Азраель занес меч для последнего удара. Мигель атаковал сзади, вцепившись трансформированными клыками в ангельскую шею. Это он зря. Ангельская кровь для вампира не пища, а яд. Мигель отшатнулся с гримасой отвращения. Азраель развернулся на сто восемьдесят градусов и рубанул его наотмашь своим мечом, разрубая вампира пополам. Мигель вскрикнул и в тот момент, когда ангельский меч отделил верхнюю половину его тела от нижней, превратился в сгусток кровавого тумана, который тут же был развеян ветерком. Истинный вампир дон Мигель де Эсперанса-и-Вальдес более не существовал ни в одном из известных мне миров. Жалко. После удара ангельского меча снег в моих глазах зарябил с новой силой, и я понял, что это вовсе и не снег. Это выпадали перья из ангельских крыл. Сначала по одному, а потом уже пучками, и, несомые ветром, покрывали крышу снежным покровом. – Азраель, – позвал я. – Я… – Сюрприз, – сказал я, и тут он заметил. Перья выпадали не только из крыльев, они лезли уже из всего тела, словно из разорванной наволочки. Кожа, обнаружившаяся под ними, не была белой, как положено коже всякого уважающего себя ангела. Она была коричневой и сильно напоминала мне чешую. Он замахнулся своим мечом, и в тот же миг его огненное оружие погасло, превратившись в кусок ржавого железа, тут же рассыпавшегося в прах. На лице Азраеля был написан испуг. Испуг и удивление. Видели когда-нибудь испуганного ангела мщения? Не самое приятное зрелище в любом из миров. – Что происходит? – спросил он. – Что со мной происходит? – Догадайся с трех раз, – сказал я. Он не догадался. По мере того как большая часть его тела осталась без перьев, он начал уменьшаться в размерах, съеживаться. Ноги ангела из длинных и стройных стали тонкими и кривыми, руки превратились в короткие лапки, а на голове начали пробиваться маленькие, как пародия на настоящие, рожки. – Ты вел себя не как ангел, – сообщил я ему. – И был за это наказан. Это падение, Азраель, твое личное падение. – Нет! – взвизгнул он голосом мелкого беса. Даже не беса, а бесенка, таким у нас в аду только уголь в тачках таскать доверяют. – Нет! – Да, – сказал я. – Добро пожаловать в ад! Падение ангелов не ново, и ничего удивительного в нем нет, хотя лично я наблюдал подобное впервые. Правда, никто до Азраеля не падал так низко. Тут мне в лицо снова ударил ураганный ветер, чуть не опрокинув меня навзничь. Только теперь я уже точно знал, откуда он взялся. – Выходи, – сказал я. – Вы потерпели фиаско. И он появился из-за края крыши, одним могучим взмахом своих гигантских крыльев поднявшись сразу на двадцать метров. Он был огромен и белоснежен, а размерами напоминал древнего дракона. И только опытный наблюдатель вроде меня мог определить истинную породу птиц, к которой он принадлежал. – А у тебя теперь перья начнут пробиваться, да, Скагс? – спросил он. – Я что-то не вижу, чтобы ты сильно посветлел. Мне не с чего светлеть, – сказал я. – Я своих принципов и общих правил никогда не нарушаю. – И то верно, – сказал Голубь. – Видно, ты не сильно удивлен моим появлением? – Я ждал тебя, – сказал я. – С той самой минуты, как понял, каким образом вам удалось скорректировать результаты жеребьевки. А Бегемот искал заклинания, которых он мог не знать. Чары, заклятия, благословения. Мы были слишком зациклены на магии и чудесах, чтобы разглядеть столь очевидный вариант, находившийся прямо у нас перед носом. Никакой магии не было. Был только Голубь, вестник Сами Знаете Кого, маленькая пташка, которую никто не заметил и которая схватила одну из монет своим клювом и придерживала ее три недели только для того, чтобы подкинуть Разрушителю перед самой активацией. – Операция вышла из-под контроля, – сказал Голубь. – Я не думал, что Азраель настолько мстителен и упрям. – Мы все еще можем выиграть, – пискнул Азри. Своего прежнего имени он уже не заслуживал. – Убей Скагса и убей Разрушителя! Даже пав, он не утратил своей жажды мести. Голубь раздумывал. Он мог убить нас обоих, потому что я был слишком слаб и беспомощен без одной руки, чтобы оказывать ему сопротивление, а Разрушитель настолько поглощен своим личным горем, что не станет даже бежать. Он просто ничего не заметит, не обратит внимания на тот момент, когда гигантский клюв расколет его голову, словно перезрелый орех. Голубь сложил крылья и приземлился на край крыши. – Не думаю, что это будет правильно в сложившихся обстоятельствах, – сказал он. – Правильное решение, – констатировал знакомый мне голос, который я уже и не ожидал услышать. И в тот же момент я понял, что мир спасен и в ближайшие дни Армагеддона не предвидится. Мой командир лично прибыл на поле боя, чтобы закончить войну. – Я бы даже сказал, дьявольски правильное решение. Мой разум словно отключился после гибели Марины. Это было сродни потере сознания, наверное, хотя никогда раньше я сознание не терял. Просто щелчок – и темнота, словно вилку из розетки выдернули. А потом ее кто-то вставил, и я осознал, что сижу на крыше собственного дома, а на коленях у меня лежит мертвая девушка, которую я знаю всего несколько дней. Но как она попала ко мне на колени, я не помнил. Все мои чувства и эмоции словно умерли, осталось только восприятие. Я фиксировал происходящие события, словно цифровая камера, поставленная на запись и забытая своим владельцем. Может быть, переживания придут позже, если это «позже» когда-нибудь наступит, но в тот момент мне все было по барабану. Вот он, апофеоз истинного пофигизма! Мизансцена на крыше несколько поменялась. Братаны имели место быть, только уже не совсем в живом состоянии, Мигеля и Азраеля в поле видимости не наблюдалось. Имел место Скагс с отрубленной рукой, незнакомый мне высокий худощавый человек в элегантном костюме, сшитом по моде прошлого века, маленький бесенок и гигантская птица, размахом крыльев напоминающая птеродактиля, но являющаяся всего лишь увеличенной копией обычного городского голубя, из тех, которые гадят на памятники и являются вечной головной болью всех горожан. – …дьявольски правильное решение, – сказал элегантный незнакомец и щелкнул пальцами. Тотчас же под его седалищем оказалось роскошное кресло с резными ножками, обитое каким-то дорогим и экзотическим материалом. Он вальяжно развалился в этом кресле и закурил появившуюся из воздуха сигару. Судя по тому, как смотрел на него Скагс, передо мной было его начальство. Причем из самого верхнего эшелона власти. – Сатана, – сказал Голубь. Почему-то меня не удивило, что птица умеет разговаривать. Наверное, от Голубя, умудрившегося вымахать до таких размеров, можно ожидать чего угодно. – Зови меня Князем, – сказал Сатана. – Так мне привычнее. Скагс, мальчик мой, я вижу, в наших рядах пополнение? – Да, Князь, – сказал Скагс, хищно улыбаясь. – Думаю, мы найдем для него самую пыльную работенку во внешнем круге. – Нет! – взвизгнул бесенок. Странно, подумал я, почему это бесенок не хочет возвращаться в ад? – Найдем, – сказал Князь. – Нет! – раздался голос настолько могучий, что у меня зазвенели все внутренности. Барабанные перепонки готовы были лопнуть от невыносимой нагрузки, и в то же время казалось, что источник голоса находится непосредственно внутри моего черепа. – Будем милосердны! – Ты бы проявился, – сказал Сатана. – А то как-то неудобно беседовать, знаешь ли. – Хорошо. И на крыше вдруг заполыхал огненный куст. Не горящий куст. Горящий куст подразумевает объятое пламенем растение. Никакого растения не было и в помине, было только пламя, по форме и размерам напоминающее живую изгородь. Куст огня. В тот же миг бесенок вспыхнул ярким белым пламенем, и три удара сердца спустя от него не осталось даже пепла. – Впечатляет. С пиротехникой ты всегда был на короткой ноге, – сказал Сатана. – Голубчика своего тоже спалишь? – Нет, – сказал огненный куст. – Я вижу, что он заблуждался и действовал исходя из благих намерений. – Благие намерения ведут ко мне, – напомнил Сатана. – Я вижу, что он хотел сделать, – сказал огненный куст. – Он хотел привлечь мое внимание к проблемам созданного мною мира и напомнить мне об ответственности, которую я сам на себя возложил и которую теперь не имею права снять. Я уделял этому миру слишком мало внимания в последние годы. – Века, – сказал Сатана. – Может быть, – согласился огненный куст. – Я виноват в том, что произошло с Азраелем. Я признаю свою вину. Мне не стоило бросать свои творения на произвол судьбы. Я был слишком увлечен созданием новой Вселенной, но теперь это дело забыто. Отложено на неопределенный срок. У меня слишком много дел на Земле. – Это верно, – сказал Сатана. – Давай поговорим о деле. Поскольку обе стороны, заключившие пари, мертвы, можем мы его аннулировать? – Да. – Чудесно. Как будем решать вопрос с Разрушителем? – Вопрос уже решен. Он сделал свой выбор. Он более не Разрушитель, если сам того не пожелает. – Я готов оставить его в покое. А ты? – Да. Его жизнь и смерть отныне будут протекать на общих основаниях, и Суд будет справедлив. Его будут судить только за то, что он сделал в этой жизни, не принимая во внимание прошлые воплощения, когда он служил тебе. – Договорились, – сказал Князь. – Кстати, мальчики тут немного набезобразничали, если ты еще не заметил, но начал все твой. Тебе и прибираться. – Согласен. Все павшие невинные жертвы будут воскрешены. Все разрушения устранены. Прошу только об одном, этих (тут тела пацанов вспыхнули тем же ослепительным пламенем, что и бесенок минутой ранее) забери с собой сразу. Не стоит терять времени на Суд, пусть их наказание начнется уже сегодня. – Легко и непринужденно, – сказал Князь. – Вампира не вернешь? Он, между прочим, за правое дело бился. – Нет, об этом даже не проси. Я не буду воскрешать создание, лишенное души. – Нет так нет, – сказал Князь. – С Голубчиком твоим что будем делать? – Я сам его накажу. Голубь в момент уменьшился до подобающих птице его калибра размеров, взмахнул крыльями и исчез, взлетев, как американский истребитель «харриер», вертикально вверх. – Тогда все вопросы можно считать улаженными, —сказал Князь. – Приятно было снова поговорить. Пойдем, Скагс. – Еще увидимся. – Вот в этом я никогда не сомневался, – сказал Князь, щелкнул пальцами и исчез вместе со Скагсом, его топором, отрубленной рукой и креслом. И тут я осознал, что на крыше, кроме меня и огненного куста, никого не осталось. Поправка: осталась Марина – и она, о чудо, зашевелилась на моих руках. Кровь исчезала с ее лица, а страшная рана от пистолетной пули затягивалась сама собой. – Спасибо, – сказал я. Я осторожно переложил ее голову со своих колен и встал. Мне показалось, что разговаривать с огненным кустом сидя будет с моей стороны верхом неприличия. – Самое малое, что я мог сделать после того, что натворили мои сотрудники. Я вынужден принести тебе свои извинения, смертный. Так не должно было быть. – Да ничего, – сказал я. – Принято. С подбором персонала всегда проблемы. – Ваша память, твоя и твоей подруги, о событиях последних дней будет стерта, – сказал огненный куст. —Смертные не должны помнить таких вещей. – Но я сохраню из всего этого хоть что-нибудь? – Да, сохранишь. Ты сохранишь нечто более драгоценное, чем обычная память. Я благословляю вас, дети мои. – Но мы с ней знакомы всего пару дней… – Смертный, ты забыл, где заключаются браки. – О, – сказал я. – Полагаю, если моя память все равно будет стерта, нет никакого смысла задавать тебе вопросы? – Я знаю, о чем ты хочешь спросить[48]. – И что бы ты ответил, если бы я спросил? – Я бы не ответил. – Понятно, – сказал я. – Теперь, когда мы закончили со всякими формальностями, я хотел бы задать вопрос тебе, – сказал огненный куст. – Я создал вас, людей, по своему образу и подобию, наделил вас душой и свободой выбора, тем, что делает вас уникальными существами в этом мире, но со временем я перестал вас понимать. Твоя жизнь, жизнь, которую я тебе подарил, всего лишь миг по сравнению с вечностью, которая тебя ожидает, но ты цепляешься за этот миг с непонятным для меня упорством, даже несмотря на то что тебе был предложен выбор, который, на моей памяти, никогда не предлагался ни одному смертному. И вот ты получил свой желаемый миг. Так скажи: что же ты будешь с ним делать? – А что еще можно сделать с мигом? – спросил я. – Я его проживу. – Удовлетворительный ответ, – сказал огненный куст. – Может быть, ты этого пока не понимаешь, но ты ответил и на свой вопрос. Огненный куст вдруг вырос в размерах – впрочем, в последнее время все окружающие меня существа выказывали склонность к подобной тенденции спонтанного роста, – и меня окружила стена огня. Как же так, подумал я, ведь они обещали оставить меня в покое. Это что же, совсем никому в этом мире веры нет? И тогда огненное кольцо, в центре которого находилась моя скромная персона, сомкнулось, и мир для меня исчез в ослепительно-белом сиянии. Все хорошо, что хорошо кончается. Слышишь, что я говорю? А поди скажи, что все закончилось не так хорошо, как могло бы. Армагеддона не случилось, апокалипсиса тоже, да и Судный День отодвинулся на неопределенный период. Мир, и мы вместе с ним. отделались легким испугом. Все получили по заслугам, и жизнь вошла в свою обычную колею. Азраель пал так низко, как только может пасть ангел, и был уничтожен собственным начальством. О том, что Князь самолично башку Асгароту оторвал, ты уже и так знаешь, я об этом рассказывал. Потерянный Разрушитель так и остался потерянным, он выразил желание, чтобы его оставили в покое, и было решено ему не препятствовать. Куда он попал после смерти? Да ведь с той поры не так уж много времени прошло, он еще тот мир топчет. Да я за ним особо и не слежу. Сам Знаешь Кто понял, что слишком долго пренебрегал собственноручно возложенными на него обязанностями, и вернулся к делам этого мира, бросив свою недостроенную Вселенную, так что план Голубя сработал. Сам Голубь, насколько я знаю, отделался устным взысканием и несколькими тысячелетиями исправительных работ. За то, что за Азраелем недосмотрел, за что же еще. Ну, не думаю, чтобы его там сильно напрягали, на работах на этих. Он птица старая, стреляный воробей, прости за каламбур, они там как-нибудь на Небесах сами разберутся, без нас. Голубь, он же в принципе герой. Эту историю с пари он сам придумал, хотел побольше шума поднять, чтобы Сам Знаешь Кто снова свой взор на Землю обратил и из новой своей придуманной Вселенной вылез. Только один он все это провернуть бы не смог, вот и привлек к делу Азраеля, а Азраель чуть все дело и не испортил. Из-за мелочности своей и мстительности. Голубь думал, что может его контролировать, но ошибался, и Азраель исключительно по злобе своей и ненависти к Скагсу чуть нам всем Армагеддон не устроил. Хорошо хоть, что начальство и наше, и ихнее вовремя среагировало и успело это дело пресечь если не на корню, то в последний момент. Голубь, он что хотел? Разрушителя одним ходом убрать, так это для конкурентов нормальное явление, мы бы сами с удовольствием пару Созидателей себе заимели, а следующим ходом он хотел устроить такую ситуацию, которую без вмешательства высшего начальства было бы не разрулить. Так и вышло, в принципе, только разруливать пришлось очень уж жестко. Ну не может Голубь, пусть он и в авторитете, ангела мщения под своим контролем удерживать. Скагс, как герой всей операции и спаситель мира от рехнувшегося ангела, был представлен к награде, получил отпуск и кучу всякого барахла. Князь даже предложил ему выбрать себе любое занятие по вкусу, но наш скромняга решил остаться во внешнем круге на своей прежней работе. Говорит, привык он там за столько веков. Грешники его возвращение только приветствовали. Я? А что я? Моя роль во всем этом мизерная была. Конечно, получил я и на орехи, что Асгарота вовремя не остановил, ну и поощрение, конечно, что Скагса к этому делу подключил, процесс контролировал и вообще пытался Князя в курсе держать. Премию я пропил, от новой работы отказался, так как регион этот по-прежнему для меня большой интерес представлял, и вот теперь новое поколение пестую. А ты, гаденыш этакий, как я смотрю, не очень-то и пестуешься. Только и знаешь, что по кабакам за мной бегать да истории всякие выспрашивать. Ну, сгоняй к стойке за пивом, раз уж ты здесь, и я тебе еще что-нибудь расскажу. Как мы с Вавилонской Блудницей в покер на раздевание играли, слышал?[49] Еще пива, гарсон… Хрр… Квартира моя сгорела. Вместе со всей мебелью, со всем оборудованием и, конечно, с моим прежним дневником. Так что пришлось заводить новый. В больнице я лежал долго, пару месяцев, наверное. Врачи говорили, что чудом меня спасли, так много ожогов было по всему телу. Пожарные говорили, что чудом меня из огня вытащили. Считай, говорили, братец, заново родился. Я так и считал. Новая жизнь, новый дневник. Все закономерно. Только вот часть памяти у меня отшибло. Последнее, что я помнил, это как в отпуск уехал, в санаторий, и с «толканутыми» в тамошних лесах познакомился. Марина ко мне заходила, я помнил о ней что-то хорошее, а что именно – не помнил. Но мы с ней много разговаривали, и я в нее заново влюбился. То есть я не знаю, был ли я в нее влюблен до этого, но теперь уж точно. Друзья приходили, знакомые, сослуживцы. Страховой агент заглядывал, сказал, что всю компенсацию мне выплатят, и сумму назвал такую, что я о погибшем оборудовании и о прочей технике сразу думать перестал. Евроремонт на такие деньги можно сделать. Странную он мне вещь сказал, этот страховой агент. Говорит, квартира моя сгорела дотла, словно в печи плавильной побывала, а ни одну соседнюю квартиру огонь даже не задел. Но потом пожал плечами, обозвал меня Горацио – дескать многое есть на этом свете, чего нам и не снилось, – заверил меня в том, что с выплатами не будет никаких проблем, пожелал выздоравливать побыстрее и отчалил. А у меня, пока я в больнице лежал, много было времени и было над чем задуматься. О многом я передумал за те месяцы – и о себе, и о жизни своей. Жизнь была тупиковой и бесполезной. Надо было что-то менять, но что именно и как менять, я и понятия не имел. Я на Марину доверенность выписал, и, пока я окончательно выздоравливал, она на деньги страховой компании ремонт в моей квартире сделала, в конце концов, она же дизайнер. Так что, когда меня выписали, мне уже было куда ехать. В день выписки она за мной заехала и повезла домой. Я попросил ее остановиться, зашел в ювелирный магазин, купил кольцо и сделал ей предложение, встав на одно колено, хоть и больно это было. Она согласилась, так что скоро распишемся. Еще три недели я дома провалялся, занимался лечебной гимнастикой, книги умные читал и поправлял здоровье. Марина меня каждый день навещала, а потом и совсем переехала. И вот я выздоровел. Надел новый костюм, который мне Марина купила, старая одежда сгорела вся, спустился в гараж и вывел на улицу свой «порше». Шеф удивился, когда меня увидел. Еще больше он удивился, когда я бумажку ему на стол положил. – Что это? – спросил он, не глядя на стол. – Вы знаете, – сказал я. – Заявление по собственному? – Совершенно верно. – Но почему? Тебе денег не хватает? – Хватает. С избытком даже. – Конкуренты переманили? – Нет. – Тогда почему? – Не знаю, папа, – сказал я. – Устал я. – Так возьми отпуск, – сказал он. – После больницы-то. Отдохни, съезди куда-нибудь с молодой женой… – Я съезжу, – сказал я. – Только ты заявление все равно подпиши, ладно? – Я подпишу, – сказал он. – Но я хочу знать почему. Я имею на это право. Как твой начальник и как твой отец. – Имеешь, – сказал я. – Как отец. – Тогда я жду объяснений. – А чем я тут занимаюсь? – спросил я. – Я сколько уже у тебя работаю и за все это время только один сайт и вывесил. Днем подменяю тех, кто что-то не успевает или там не может. А ночами чужие системы ломаю. Что я, разрушитель, что ли? – И теперь ты хочешь созидать? – спросил он. – Я не знаю, – сказал я. – Я еще не знаю, чего я хочу. Но я это обязательно узнаю. – Возможно, так и выглядит взросление в твоем поколении, сынок, – сказал он, подписывая бумагу. – За выходным пособием завтра зайди, хорошо? – Хорошо, папа. – Нас-то с матерью на свадьбу пригласишь? – Обязательно, – сказал я. Он поднялся из-за стола – высокий, немолодой уже человек в очень дорогих очках без диоптрий – и протянул мне руку. – Удачи, сын, – сказал он. – Спасибо, – сказал я. И мы завершили разговор дружеским рукопожатием. А вечером мне предстояло познакомиться с Марининым отцом, о котором я уже очень много слышал. Мы поехали на ее машине, потому что я не слишком хорошо себя чувствовал. И потому что ей доставляло удовольствие меня возить. Ее отец жил на даче. Обычная такая дача, добротный деревянный дом, одноэтажный, зато с большой террасой, участок в десять соток, весь заросший сорняками, что сразу выдавало в Маринином родителе человека, к приусадебному хозяйству равнодушного. Сам мой будущий тесть оказался молодым человеком лет шестидесяти, маленьким, лысым и жизнерадостным. Он напоил нас чаем с печеньем, рассказывая сотни уморительных историй времен своей молодости и вообще произвел на меня самое благоприятное впечатление. Кажется, я на него тоже. Кроме того, он оказался моим коллегой и, узнав, что я тоже программист, повел показывать свой кабинет. В кабинете стояло много профессионального железа, и я искренне выражал свой восторг по этому поводу, пока под фотографией играющего на скрипке Эйнштейна не увидел сделанную на цветном принтере распечатку, искрящуюся всеми цветами радуги и содержащую только одну фразу. «Связался с лучшим – умри, как все». После этого искренности в моих восторгах несколько поубавилось, но он на это никакого внимания, к счастью, не обратил. На обратной дороге мы с Мариной болтали о пустяках, слушая музыку и прищуриваясь, когда кто-то из встречных забывал переключить дальний свет фар, а потом я сказал: – Марина, а твой отец – Кракен. – Знаю, – сказала она. – А ты – тот умник, кто его хакнул. – Откуда ты знаешь? – А ты как свой автограф у него на стене увидел, сразу в лице переменился. – Это что, так заметно было? – Ага, – жизнерадостно подтвердила она. Я ее восторгов по этому поводу не разделял. – Как ты думаешь, он тоже заметил? – Конечно. – Так он же… – Не волнуйся, – сказала она. – Ничего он тебе не сделает. Он – самый добрый и самый миролюбивый человек на свете. – Это с тобой. – Нет, со всеми. – А те сообщения в Сети? Я копию получил, между прочим. – Это так, шутка, – сказала она. – Шаг для поддержания своего имиджа, не более. Откуда он мог знать, что ты о своем подвиге на всю Сеть не растрезвонишь? Вот и подстраховался заранее, чтобы деловая репутация не пострадала. А искать тебя он даже и не думал, и бумажку твою на стенку специально повесил. Сказал, слишком долго задирал свой нос, вот и получил по нему щелчок. Рано, говорит, мне в легенды записываться. Купил новое железо, взял новую линию, теперь под другим псевдонимом работает. Так что Кракена больше нет, и беспокоиться на этот счет тебе не надо. – А на какой счет мне надо беспокоиться? – спросил я. – Сам подумай. Пока ты лежал в больнице, мне жутко хотелось секса. И продолжает хотеться все время. – Что, прямо сейчас? – А почему бы нет? – Может, ко мне поедем? – Слишком далеко и долго, – сказала она, притормаживая у обочины. – Здесь? – Ты же мужчина, – сказала она. – Придумай что-нибудь. Испытывая легкое дежавю, я придумал. И вот на этом позвольте мне опустить занавес и закончить свою первую запись в новой книге моей новой жизни. Товарищи дорогие! Демоны родненькие! Это что ж творится-то, а? Мужу моему, Василию Васильевичу, совсем жизни не стало. Заикается все время, пятнами красными покрылся, уши прямо горят, и зуд на спине такой, что хоть теркой ее чеши! Руки у него трясутся, с работы его уволили, запил он, сильно запил, кодироваться не желает, да и где на то кодирование денег взять? В общем, плохой он стал совсем, того гляди помрет. Это что ж делается, а? Как же так можно? Как надо кого вашим архаровцам в пример привести, так сразу Вася Пупкин, как будто никого больше и нет. Отец его покойный, тоже Вася, так он в гробу уж так извертелся, что землю над могилой по два раза в месяц приходится трамбовать! Вы уж там разберитесь, а чтобы Ваську-то моего в покое оставили, очень вас прошу. А то что задела: как где что, так сразу Вася Пупкин, Вася Пупкин. Нельзя же так, в самом-то деле. С уважением, Фекла Пупкина. Резолюция: 1. Провести необходимые исследования с целью установления самого редкого на Земле сочетания имени и фамилии, дабы далее в служебных и личных разговорах использовать только его. (Примеры: Петя Попкин, Гена Хренкин и так далее.) 2. Организовать комитет по защите прав Васи Пупкина, следящий за надлежащим исполнением первого пункта данной резолюции. 3. Выплатить вышеупомянутому Васе Пупкину 100 000 (сто тысяч) долларов США в качестве компенсации за моральный и физический вред, ненамеренно нанесенный смертному. 4. Копию данной резолюции направить в Небесную Канцелярию и самым настоятельным образом рекомендовать принятие адекватных мер. 5. Помнить, что мы работаем для наших клиентов, и никогда более, даже косвенно и за глаза, не нарушать их прав. Руководитель Подземной Канцелярии, Князь тьмы, Отец Зла и прочая, прочая, прочая Сатана. И помните, что наши двери всегда открыты для вас. |
||
|