"Штурмовики идут на цель" - читать интересную книгу автора (Гареев Муса Гайсинович)

Глава восьмая Редкий случай

Уже осень. Погода часто портится и мешает нам летать. Колеса вязнут в грязи, взлет затруднен, посадка опасна. Но воевать надо. Пехота ждет нашей поддержки.

Сегодня неожиданно посветлело, и мы с раннего утра в воздухе. Близится двадцать шестая годовщина Октябрьской революции, и всем летчикам хочется преподнести любимому празднику побольше боевых подарков. Недавно мы группой два раза летали бомбить и штурмовать аэродром, уничтожили и повредили более тридцати вражеских самолетов. Есть на нашем счету танки, автомашины, артиллерийские батареи. А сегодня должны быть снова танки. Как-то сложится этот день?..

Мне вспоминается один из последних моих боевых вылетов, чуть не стоивший мне жизни.

Группа наших самолетов вылетела штурмовать вражескую колонну танков. Работали на минимальной высоте. Не успел я сбросить все бомбы, чувствую, самолет мой дрожит. Бросаю взгляд на правое крыло — в плоскости огромная дыра. Пытаюсь развернуться для нового захода — машина не слушается руля, тянет в сторону.

Пришлось уйти с поля боя и впервые в жизни сбросить бомбы вне цели. Очень обидно, но что поделаешь! Главное теперь — перетянуть через линию фронта и спасти машину. А она шла очень тяжело. Много сил приложил я, чтобы дотянуть до аэродрома. Посмотрели техники удивились, как мог лететь самолет с развороченным крылом? Пришлось заменить плоскость.

Сегодня в полет меня провожала Галя. Она и раньше часто выходила к старту и украдкой махала мне рукой. Нам казалось, что этого никто не замечал. Но мы, конечно, ошибались.

Близкая дружба наша началась летом, во время нашего отдыха. Галина часто оставалась в Должанской, а наш полк отвели на один из аэродромов подальше от фронта. Скучно мне было без нее. Медленно тянулись дни. Тогда по-настоящему и понял я, что дороже этой девушки для меня Никого нет. Как-то меня послали в Должанскую проверить, как идет ремонт самолетов. Я разыскал ее. По вечерам мы подолгу бродили в окрестностях станции, собирали цветы, шутили. А однажды, не знаю, откуда только смелость взялась, я признался, что люблю ее, и тут же спросил, когда будет наша свадьба.

Галя слушала меня молча. На щеках ее заблестели две полоски. Она почему-то плакала.

— Сейчас война, Муса, — сказала она. — Время ли свадьбы играть?

— На войне, Галя, не только воюют. На войне и любят, и ненавидят. Жизнь продолжается. И я никаким фашистам не позволю отнять мое счастье!

О дне свадьбы мы тогда не договорились. Нужно было получить разрешение начальства, а это не так просто. Недавно женился Ларик Павлов. Пойду по его следам. Думаю, не откажут. А на Октябрьские праздники и свадьбу сыграем! Так мысленно рассуждаю я, сидя в кабине самолета. Наша группа подходит к району цели. Пикирую. Нажимаю на кнопку бомбосбрасывателя. Обычно мы дублируем сброс бомб вручную с помощью аварийного сбрасывателя. Но на этот раз я только хотел это сделать, как послышался голос Кирьянова:

— Все уже отбомбились. Мы одни… Нас атакуют! Нас атакуют!

Я хорошо знаю, что это значит, особенно, если к хвосту самолета пристроился вражеский истребитель. Теперь не зевай. А если растеряешься, промедлишь — будешь сбит. И я уже не думаю об аварийном сбрасывании — не до него.

Маневрируя, бросая самолет из стороны в стороны, ухожу из-под прицельного огня. Отчетливо слышу стрекот пулемета Кирьянова. Значит, «мессершмитт» продолжает нападение. Упрямый попался фашист. Я снова бросаю самолет из стороны в сторону. А Саша строчит и строчит! Отбив атаки истребителя, беру курс на свой аэродром.

На душе радостно. Хочется перекинуться с кем-нибудь словом, разрядить возбуждение. И я кричу Кирьянову:

— Ну как, Саша, жив?

— Все в порядке, товарищ командир, — бодро докладывает стрелок.

— Нас взять не так просто!

— Маневр был что надо. Спасибо.

— И тебе спасибо. Патроны небось все расстрелял?

— Самая малость осталась.

Сели, зарулили на свою стоянку. Как ни в чем не бывало ведем разговор с Кирьяновым.

— А крыло, гад, он все-таки нам попортил. Смотри, сколько дыр пробил?

— Залатают, — успокаиваю Кирьянова.

— Все равно жалко — совсем новое…

Вдруг слышу возбужденный шепот техников. Спрашиваю:

— Что там у вас? Молчание.

— Вы что, оглохли?

— Товарищ командир, вы бомбы сбросили?

— Сбросил, а что?

— Посмотрите!

Чувствую, как по спине бегут мурашки, на лбу выступи холодный пот. Гляжу на Кирьянова — он бледен. Стоим ошарашенные, слова сказать не можем. Оказывается, электросбрасыватель не сработал и бомбы остались на месте. Выходит, мы целых полчаса сидели на «пороховой бочке».

Я на секунду представил, что могло случиться. Взрыв мог произойти также и при посадке. Известно, что сажать самолет с подвешенными бомбами запрещено.

Наконец ко мне возвращается способность говорить, и я спрашиваю:

— Висят, значит?

— Висят. Полюбуйтесь.

Впоследствии, когда я уже командовал эскадрильей, а затем стал штурманом полка, всегда рассказывал подчиненным об этом случае для «узелка» на память.

Молва о посадке с бомбами облетела весь полк. Узнала о том и Галя. Встретившись со мной вечером, печально покачала головой и укоризненно сказала:

— Как же так, Муса? Ведь мы могли сегодня уже не увидеться больше.

Мне стало стыдно. Как это я забыл продублировать сброс? Не должен я допускать такие оплошности: в полку каждая машина на счету. Да и жизнь свою подвергать такой опасности глупо.

Я мог оправдываться перед командиром эскадрильи, перед техниками, перед самим собой, наконец, но перед Галей я оправдываться не мог. Она каждый день живет в тревоге, и всякий раз, когда заставляю ее лишний раз волноваться, я чувствую перед ней большую вину. Вот как сейчас, например.

— Так уж получилось, — говорю я. — Но обещаю, что больше такого не будет.

Галя вскинула на меня темные, полные слез глаза и торопливо кивнула.

— Только ты, пожалуйста…

Я не дал ей закончить, взял под руку, и мы не спеша пошли вдоль деревни.

У ворот дома, где она временно проживала с подругами, мы остановились. Летом мы посидели бы на лавочке, а сейчас сырой осенний холод пробирает до костей.

— У тебя ноги в сапогах совсем застыли, кашлять будешь. Иди. Завтра встретимся, — говорю я.

А она как-то особенно задумчива. Ей хочется что-то сказать. Я замечаю это и прихожу к ней на помощь.

— Ты что-то скрываешь от меня, Галя?

— Нет, нет… Хотя… Я давно хотела тебе сказать? Она начинает внимательно рассматривать свои рукавички.

— Я давно хотела сказать, Муса.

— Ну, ну, говори.

— Только ты, пожалуйста, не сердись!

— О чем ты хочешь сказать?

— Я давно думаю, может быть, нам лучше расстаться?

— Ты этого желаешь?

— Не во мне дело.

— А в ком?

— В ком, в ком.., как маленький. Неужели ничего не видишь?

— А что я должен видеть?

— Летчики подсмеиваются. Некоторые приставать с вопросами стали.

— Кто?

— Ну, хотя бы инженер полка.

— Что ему надо?

Не пойму; в шутку или всерьез, но упрекает… Инженер полка Григорий Иванович Суглобов, Галин начальник, не раз говорил мне:

— Ох, Гареев, Гареев! Сбиваешь с пути истинного моих подчиненных. Смотри — женю!

— Я бы рад…

— Рад, рад… Знаю я вас, ухарей! Ходит, ходит, а потом, глядишь, и «подарочек». Куда она с ним пойдет, в войну-то?

— Да что вы, Григорий Иванович! Разве можно!

— То-то! Женился бы лучше. Вон Павлов — раз, два и свадьба!

Инженер Суглобов был добрым и порядочным человеком. Конечно, над Галей он подшучивает, как и надо мной.

Галя смотрит на меня вопросительно. И я решился на то, к чему готовился уже не один месяц.

— Завтра пойду к командиру полка.

— Зачем?

— За разрешением на свадьбу.

— Что ты, Муса! Не разрешит! — тихо сказала она.

— Разрешит. Павлов женился? А я что, хуже? Пойдем завтра вместе.

— Что ты, что ты! Иди один, я боюсь… Это уже было согласие. А разрешения командира полка я добьюсь.

На следующее утро мы пошли к полковому. Спрятавшись за самолетами, Галя осталась ждать моего возвращения, а я решительно направился к землянке командира полка. К моему счастью, он в этот момент зачем-то вышел на улицу. Я — к нему.

— Товарищ майор, разрешите обратиться?

— Слушаю тебя, Гареев.

— Хочу жениться. Дайте разрешение!..

— Жениться?

— Так точно!

— Недавно Павлов женился, теперь тебя потянуло. А воевать кто будет?

— Мы, товарищ майор!

— Какой ты летчик, если обзаведешься женой? Полетишь, а думать о чем или о ком будешь?

— Как лучше выполнить приказ, товарищ майор! Полковой задумался, вздохнул и недовольно сказал:

— Война, а тут хоть ясли открывай. На ком хоть жениться собираешься?

— На укладчице парашютов Галине Мигуновой.

— На той сибирячке?

— Так точно!

— Хорошая девушка, плохого не скажешь, — сказав так, командир полка запрокинул голову вверх и стал рассматривать забившие небо низкие осенние тучи.

— Опять погода мокрая, а воевать надо. Только что из дивизии звонили: нужны штурмовики.

Он долго еще глядел в небо, ругал погоду, ворчал на кого-то, а я стоял и ждал.

Выговорившись, он окинул меня сердитым взглядом:

— Ты все стоишь, Гареев? Чего еще надо?

— Так, товарищ майор. Я за разрешением.

— А я что, запретил? Женись, раз не терпится. Но чтобы летал мне лучше всех в полку!

— Постараюсь, товарищ майор. Спасибо! — радостно выпалил я.

— Передай привет невесте. Жалко мне ее, намается она с тобой.

— Ничего, привыкнет! — крикнул я. В этот момент я простил полковнику и его крикливость, и грубоватость. Я был очень благодарен ему и не скрывал своего ликования. Галя ждала. Увидев меня, она словно засветилась.

— Разрешил?

— Еще бы не разрешил!.. Разрешил, Галинка! Готовься к свадьбе!

Подхватив девушку на руки, я закружил ее на виду у всего аэродрома.

Несмотря на плохую погоду, группа наших штурмовиков, тяжело гудя и разбрызгивая колесами жидкую черную грязь, вырулила на старт.

В этой группе ведущим пары лечу и я бомбить вражеский аэродром.

Самолет за самолетом медленно разбегаются по разбухшему от осенних дождей полю аэродрома и с трудом отрываются от земли. В воздухе, собравшись в группу, мы берем курс на запад и вскоре подходим к линии фронта.

Густая низкая облачность буквально прижимает нас к земле. Линию фронта проскакиваем на бреющем полете без особых трудностей.

Теперь — на аэродром!

Противник, видимо, не ожидал, что в такую погоду авиация поднимется в воздух, и всполошился лишь тогда, когда наши бомбы стали рваться на стоянках самолетов. Заработали зенитки, но огонь их не достигал цели. Вдобавок наш комэск для борьбы с ними выделил два самолета. Продолжаем наносить удары по аэродрому.

На поле стоит несколько «юнкерсов» и «мессершмиттов». Один «юнкере» горит, вспыхивает и «мессершмитт». А куда это под бомбами спешит юркий заправщик?

На крайней стоянке я различаю длинное тело истребителя. Теперь все ясно-хочет взлететь! Ну, нет. Этого мы не допустим!

Пикирую на заправщик. Несколько выстрелов из пушки — и он вспыхивает так ярко, что я невольно закрываю глаза.

Налетаю на пытающегося подняться в воздух «мессершмитта». Вижу, как снаряд точно попадает в цель.

Задание выполнено, можно возвращаться домой…

На стоянке меня уже поджидает Галя. Спрыгнув на землю, беру ее под руку, и мы отправляемся искать инженера полка Суглобова, чтобы доложить о нашей женитьбе и пригласить на свадьбу. Какое веселье без Григория Ивановича! Его уважают в полку и считаются с его мнением»

Суглобов встретил нас приветливо:

— Все боитесь разлучиться? Все вместе?

— Мы поженились, Григорий Иванович. Доложить вам пришли.

— Ну! Решились наконец. А у полкового были? Разрешил?

— Разрешил. Против свадьбы не возражает.

— Это хорошо…

Суглобов согласился взять на себя роль посаженного отца, хозяйка, у которой он жил, — роль посаженной матери. «Даже на фронте все должно быть как следует, — говорил Григорий Иванович. — Свадьба — самый большой праздник в жизни человека». И мы были согласны с ним.

Свадьба прошла весело, шумно, с тысячами всяческих пожеланий.

А на следующий день рано утром полк подняли по тревоге.

Через несколько минут, попрощавшись с Галей, я шел к своему самолету.

Кирьянов встретил меня веселой улыбкой;

— Вот как начался ваш медовый месяц, товарищ командир!

— Да, Сашок, начался. Постараемся, чтобы фашистам он запомнился так же, как и мне.