Ворожейкин А. В. Под нами Берлин. – Горький: Волго-Вятское книжное издательство, 1970.

Аннотация издательства: Книги нашего земляка дважды Героя Советского Союза, генерал майора авиации Арсения Васильевича Ворожейкина уже известны самому широкому кругу читателей. Новая книга «Под нами Берлин» тематически и хронологически завершает три его предыдущие («Истребители», 1961 г.; «Над Курской дугой», 1962 г.; «Рассвет над Киевом», 1966 г.). Каждая из этих книг посвящена одному из определенных периодов военной биографии автора.

4

После завтрака перед похоронами я сидел один в своей комнате. Потеря друзей опустошила душу и вызвала ощущение одиночества. И какая нелепая гибель. Никто даже и подумать не мог, что смерть подстережет их на широком колхозном поле вдали от фронта. Как теперь нам будет не хватать их в бою и в жизни.

Особенно были мне близки Кустов и Априданидзе.

Постель Кустова аккуратно заправлена. К кровати сиротливо прижалась тумбочка. Больше он ничего не оставил. Да и это имущество не его, оно казенное, им скоро будет пользоваться тот, кто заменит Кустова. «Заменит Кустова». Какая чушь! Да разве можно заменить Кустова! Погибших бойцов не заменяют. На их место становятся другие, и ряды сжимаются плотней»

Я взглянул на часы. Стрелки приближались к десяти. Пора собираться.

На фронте летчиков редко хоронят друзья, родной полк. На передовой, когда идет бой, наземные войска хоронят их вместе со своими в братской могиле.

Случается и так: самолет снарядом уходит в землю. И только она знает о его погребении.

Погода стояла нелетная, и весь полк вышел проводить товарищей в последний путь. Легкий морозец подсушил землю. Породил пушистый снег. От безветрия он тонким покрывалом ложился на город, улицы, дома, синева неба тоже зашторена снежными облаками. Казалось, природа специально все выбелила, чтобы усилить траур по погибшим. И действительно, авиаторы, одетые в черные куртки, регланы или же темно-синие шинели довоенного образца, на белом фоне представляли внушительный похоронный церемониал.

Притих пригород Киева Соломенка. Замер аэродром. Ни слез, ни причитаний. Горе крепит сердца воинов и сушит глаза. В скорбном молчании под печально-траурные звуки духового оркестра плывет похоронная процессия. Впереди шествия – друзья погибших. Они на красных подушечках несут их ордена. У меня на руках Золотая Звезда Героя Советского Союза Игоря Кустова с орденом Ленина и Красного Знамени. Сзади идут две машины с гробами, потом оркестр и колонна полка. То и дело нам встречаются киевляне и спрашивают: «Кого хоронят?» Я безмолвно показываю подушечку с Золотой Звездой и орденами. «О-о!» – слышится почтительно-скорбное восклицание, и после этого большинство встречных пристраиваются к шествию. Смерть даже и незнакомого человека краешком печали, а задевает. Не пройдя и половины пути, похоронная процессия увеличилась в несколько раз, запрудив всю улицу.

Приближаемся к развалинам сахарного института. За ним – кладбище. Этим маршрутом мы с Кустовым шли с месяц тому назад к Люсе в гости. Какое трагическое совпадение! Надо же – дорога любви стала дорогой в могилу.

У могил, вырытых в ряд, гробы опустили на землю. Короткой, но яркой речью открыл траурный митинг заместитель командира полка по политической части полковник Клюев.

Близко к могилам подошла Люся, поддерживаемая под руку Ольгой Ильиничной. В лице девушки ни единой кровинки. Одетая в черное поношенное пальто с вытертым меховым воротничком, она выглядела состарившейся женщиной. Ей всего восемнадцать. Ее глаза испугали меня: остекленевшие, они с каким-то бессмысленным упрямством глядели на закрытые гробы, словно хотели сквозь плохо обструганные доски во что бы то ни стало увидеть, что под ними находится. Глядя на Люсю, на ее страдания, невольно подумалось, что она была бы надежной спутницей Игорю. Такие неразлучны и в радости и в горе.

Я подошел к ней. Просто подошел и поздоровался. Она взглянула на меня и, видимо не узнав, безразлично ответила:

– Здравствуйте, – и снова уставилась на могилы. Прошло несколько секунд, и Люся, словно очнувшись, рывком высвободила руку от Ольги Ильиничны и со странной лихорадочной поспешностью взглянула на меня:

– А ведь Игоря здесь нет…

Потом с болезненной решительностью, требовательно спросила:

– Скажите, только откровенно скажите: он не самовольно вылетел?…

Артиллерийские залпы…

Полк строится перед развалинами сахарного института. Руины института и только что выросшие на кладбище могилы – единое целое.

Все – мертвые и живые – заняли свои места. Строй авиаторов, чеканя шаг, направился на аэродром.