Ворожейкин А. В. Под нами Берлин. – Горький: Волго-Вятское книжное издательство, 1970.

Аннотация издательства: Книги нашего земляка дважды Героя Советского Союза, генерал майора авиации Арсения Васильевича Ворожейкина уже известны самому широкому кругу читателей. Новая книга «Под нами Берлин» тематически и хронологически завершает три его предыдущие («Истребители», 1961 г.; «Над Курской дугой», 1962 г.; «Рассвет над Киевом», 1966 г.). Каждая из этих книг посвящена одному из определенных периодов военной биографии автора.

Арсений Васильевич Ворожейкин
Под нами Берлин
(Истребители-4)
Тимоха
1

Мы только что возвратились на землю. Около наших самолётов хлопотали техники, оружейники, готовя их к новому вылету.

Шел октябрь, но солнце припекало, словно летом. Безветрие. После тесных кабин мышцы просят разминки. Игорь Кустов лихо спрыгнул с крыла самолета… Высокий, тонкий, он потянулся и стал, кажется, еще выше.

– Какая прекрасная погода, – проговорил он и взглянул на меня. – А зря нам не дали вступить в бой.

Кустов начал воевать с нашим 728-м истребительным полком с января 1942 года. В воздушных боях за год сбил пятнадцать самолетов. Ему присвоили звание Героя Советского Союза. Два раза был тяжело ранен. Возвратился в полк и недавно узнал о гибели своего отца в партизанском отряде на Орловщине. Все это не прошло даром: Игорь выглядел значительно старше своих двадцати двух лет. И горел желанием поквитаться с фашистами, поэтому и был недоволен, что нам сейчас в воздухе ограничили инициативу.

– Подожди, войны еще много, – заметил я.

Игорь поправил свой черный чуб и одну-две секунды собирался с силами, потом подпрыгнул и, сделав сальто, встал на руки и колесом покатился по земле. Он любил эти упражнения, что укрепляют мышцы и вестибулярный аппарат.

Коля Тимонов – Тимоха, как мы его звали, глядя на Игоря, подхватил Надю Скребову, принесшую ему парашют после переукладки, и закрутился с ней, напевая:

Цветок душистых прерий,

Твой смех нежней свирели…

– Товарищ Тимоха, вы мешаете мне работать, – смеялась девушка. – Разве можно в служебное время заниматься пустяками?

– В нашем распоряжении есть одно время, один закон – война, – с серьезным видом отвечал Тимонов. – Знаете что, братцы, – обратился он к нам, – пойдемте-ка на озеро ловить рыбу. Теплынь! Можно искупаться.

– Идея! – подхватил Кустов. – Но чем ловить? Орудий производства – никаких.

– Пошли! – приглашаю я, вспомнив, как однажды в детстве мы с двоюродным братом Григорием без всяких рыболовных приспособлений наловили целое ведро щук.

…Вся наша деревня тогда выехала на сенокос под Балахну на Волге. При весеннем половодье эти луга заливало, а когда вода спадала, в небольших ямах и болотцах оставалось много рыбы. Мы стали купаться в одной из таких ям. Через несколько минут замутили воду, и, к нашему удивлению, она зарябила от каких-то невесть откуда взявшихся существ. Мы сначала испугались и выскочили на берег. Потом разобрались. Это была рыба – небольшие щучки. Они задыхались в пожелтевшей от глины и песка воде…

Решив испробовать этот способ, мы шумно месили илистое дно в маленькой рукаве озера, прилегавшего к аэродрому. Брызги, шутки, смех! Мы даже не заметили, как подъехал к нам комдив Герасимов с командиром полка.

– Так вот вы чем развлекаетесь! Вместо того чтобы подробно разобрать свои ошибки в бою, беситесь, как черти.

Командир дивизии был явно не в духе. Таким хмурым и раздраженным мы его еще ни разу не видели. Я, не одеваясь, попытался объяснить, что мы только вернулись с задания и наши машины еще не готовы к вылету, но где там – комдив и слушать не хотел.

Наверное, немцы отбомбились по переправе? Неужели это случилось при нашем патрулировании? Теперь несколько переправ севернее Киева. Мы охраняли только одну. В двух районах от нас шел воздушный бой. На свой страх и риск мы попытались было помочь одной группе истребителей, но «Земля» строго предупредила: «Назад! Ни на шаг от своего района патрулирования!» А самолетов, и наших, и фашистских, было кругом полно. В такой толкучке какой-нибудь ловкач мог проскочить к нашей переправе, а мы и не заметили. Неужели наш порыв обернулся преступлением? Хотя и говорят, что, когда начальство в гневе, лучше всего молчать, но я не выдержал и спросил:

– Значит, немцы все же прорвались к нашей переправе?

– А вы что, не видели?

– Нет. Как раз в это время мы атаковали противника.

– А почему вы все сразу вышли из боя? Почему не стали драться?

Эти вопросы меня совсем сбили с толку. Я думал, что комдив ругает за то, что мы помогли соседям, а в это время немцы отбомбились по нашей переправе. Оказывается, не так. Поэтому я переспросил:

– Так чью же переправу немцы разбомбили: которую мы прикрывали или соседнюю?

– Ну ясно, у соседей! – с раздражением ответил Герасимов. – И сразу же, как только вы сбежали.

Я рассказал, как все происходило.

Герасимов вопросительно взглянул на командира полка.

– Это точно. Я сам слышал все команды, – подтвердил Василяка.

Комдив почесал затылок.

– Значит, в этой катавасии кто-то в чем-то не разобрался, – уже спокойно начал было он, но откуда-то взявшаяся собака, нарушая все порядки субординации, непочтительно подала голос. От неожиданности Герасимов вздрогнул:

– А-а! На аэродроме псов развели! Может, думаете охотой заняться?

Пока полковник отчитывал майора, мы оделись. Комдив повернулся к нам и удивился. Какую-то секунду стоял молча. Потом его хмурое лицо прояснилось, и Николай Семенович примирительно рассмеялся:

– Вот это по-истребительски! Быстро сработали… Все в гимнастерках, брюках. – Герасимов оценивающе осмотрел нас и показал рукой на машину: – Садитесь, довезу до самолетов. Сейчас полетите.

– Тут напрямик две минуты пешком, а машиной в объезд дольше, – заметил командир полка.

– Ну ладно, – согласился комдив и приказал: – Пускай и Сачков с Выборновым идут в эскадрилью Ворожейкина.

Мы поняли, что предстоит ответственное задание, раз заранее решено, кто полетит. Все подтянулись и приготовились слушать. Герасимов на ходу коротко объяснил наземную обстановку…

На правом берегу Днепра, на одном из плацдармов, фашисты атакуют и теснят наши войска. Авиация противника рвется к переправам. Нашему полку поставлена задача: прикрыть только что наведенный мост через Днепр у деревни Сухолучье.

Николай Семенович предупредил:

– Смотрите, не прозевайте… – и после небольшой паузы, то ли шутя, то ли просто подчеркивая важность задачи, добавил: – Если, не дай бог, немцы разбомбят мост – можете делать переворот у самой земли.

Переворот у земли? Значит, врезаться в землю?

– Эх, товарищ полковник, зачем же так-то… – медленно, с сожалением и укором проговорил Тимонов.

Герасимов порывисто остановился и обвел нас напряженным внимательным взглядом. На его открытом лице не было ни извинения, ни начальственной строгости. Оно выражало досаду и недоумение. Мы прямо смотрели на комдива. Он понял, что Тимонов высказал нашу общую обиду, но только спросил:

– Вы уяснили важность задачи?

Дело – важнее любых неосторожно сказанных слов. После дружного ответа полковник, глядя на Тимонова, упрекнул:

– Гордость – вещь хорошая. Но лезть сейчас в амбицию из-за сказанной мной глупости еще глупее, чем сказать глупость. Под горячую руку не всегда подвертывается нужное слово.

Тимонов покраснел:

– Виноват, товарищ полковник.

– То-то! Соображать надо! Истребители должны все ловить на лету.

Герасимов по опыту знал: какие бы ценные указания летчики ни получали от командира, как бы хорошо они ни изучили свое задание, перед вылетом необходимо остаться одним и посоветоваться с глазу на глаз. Николай Семенович взглянул на свои ручные часы.

– Сейчас 13.28. Через пятнадцать минут вылет, – и он обвел рукой небо. – Ни облачка. При такой погоде противник внезапно не нагрянет. Только в воздухе нужно быть не просто летчиком, а настоящим истребителем – хозяином положения. Да что вам говорить! Желаю успеха! – И Герасимов с Василякой ушли.

Для уточнения задания нам не требовалось много времени. Мы провели вместе несколько десятков воздушных боев, сбили около сотни вражеских самолетов и с полуслова понимали друг друга.

– Ну как, Миша? – я посмотрел на Сачкова.

– Давайте я пойду с Выборновым в сковывающей группе выше вас.

– Хорошо. Вы будете драться с истребителями, а мы четверкой полетим в ударной.

Больше нам не о чем было договариваться. Все ясно.