"Александр I" - читать интересную книгу автора (Сахаров (редактор) А.)ГЛАВА VIIМир объявлен, и наше войско стало быстро готовиться к выступлению на родину. Пётр Петрович, произведённый в полковники, тоже готовился ехать в Петербург. За несколько дней до выступления он был чем-то взволнован. Быстрыми шагами расхаживал он по своей комнате, останавливался, поправлял мундир и опять принимался маршировать. – Эй, Щетина! – громко крикнул Пётр Петрович. – Тут, ваше высокородие! – откликнулся денщик, входя в комнату. Но Зарницкий забыл, зачем звал денщика, и не обратил на него внимания. – Ты что здесь торчишь? – крикнул он на Щетину. – Вы звали, ваше высокородие! – Врёшь, старый чурбан! – Звать изволили, ваше высокородие! – Врёшь, говорят тебе! Зачем ты мне? Зачем? – наступал на денщика Пётр Петрович. – Не могу знать, ваше высокородие! – тараща глаза на полковника, робко ответил Щетина. – Ну, вон пошёл! – Слушаю, ваше высокородие! «Надо объясниться, думать нечего! Была не была, объяснюсь… Ведь какой характер: смерти не боюсь – на носу висла – и не боялся; а с женщиной объясниться робею. Фу, глупо! Жаль, Гарина нет; с ним бы посоветовался!..» Едва мир был объявлен, как князь Сергий Владимирович Гарин поспешил взять продолжительный отпуск и поехал в Австрию на ферму Карла Гофмана. – Ваше высокородие! Их благородие пришли, – поспешно доложить полковнику денщик. – Надежда Андреевна? – обрадовался тот. – Она самая, дожидается. – Проси, скорей проси! – засуетился Пётр Петрович. – Слушаю! – Можно войти, господин полковник? – проговорила Дурова, останавливаясь в дверях. – Что это за официальный тон? Входите, рад, душевно рад. – Я пришла с вами проститься, Пётр Петрович: я завтра еду. – Слышал-с… Едете? Куда? – Поеду к отцу погостить, а потом в Мариупольский полк. – Вы окончательно решили ехать? – Еду. Как же иначе, Пётр Петрович? По воле государя я получила назначение в другой полк. – Знаю-с. – Я упросила главнокомандующего дать мне разрешение остаться в вашем полку, Пётр Петрович, до окончания войны. Война окончена, и я принуждена ехать. – Положим, вы… вы можете остаться… – Как это? – с удивлением спросила Дурова. – Остаться вы можете… – Не могу, Пётр Петрович! – А я говорю, можете. Не спорьте! – Не понимаю. – Скажу – поймёте. – Сделайте одолжение! – Извольте-с… Выходите за меня замуж, – как-то вдруг проговорил Пётр Петрович, красный как рак; он сам испугался своих слов и быстро отошёл в сторону от Дуровой. Надежду Андреевну эти слова поразили. Она никак не ожидала их и первое время сама так растерялась, что не знала, что отвечать. – Вы молчите-с? Не отвечаете? – искоса посматривая на Дурову, тихо сказал полковник. – Позвольте, дайте оправиться, я так удивлена! – Удивлены-с? – Не только удивлена, поражена… – Стало быть, я вам не пара, стар… – Не то, совсем не то! Вы забыли, мой дорогой, у меня есть муж. – Ах, чёрт возьми, про это я и забыл! – Положим, с мужем я не живу и жить с ним никогда не буду!.. По приезде домой я стану хлопотать о разводе. – Ну, вот и отлично-с! – обрадовался полковник. – Но я должна вам откровенно сказать, замуж я ни за кого не пойду… Вы знаете, дорогой мой, как я вас глубоко и искренно уважаю. Быть вашей женой составит большое счастие всякой. Вы честный, благородный. Вы герой! Вам преданным вечным другом я с радостью буду, но не женой! – проговорила девица-кавалерист, крепко пожимая руку Петра Петровича. – Благородный отказ! Дружбу предлагает… – И надеюсь ей пользоваться, Пётр Петрович! – Так-с! – Мы расстанемся друзьями? – Конечно-с, конечно. – Я поеду завтра и приду ещё с вами проститься. «Нарвался! Видите ли, что задумал, – жениться! Да на ком ещё? На идеальнейшей из женщин… На женщине, которая в храбрости нас заткнёт за пояс! Фу! Ну и блажь же пришла мне в голову! А ведь это от безделья: который месяц сидим без дела. Жениться? Хорош, нечего сказать! Голову надо мне облить холодной водой. Лучше пойду проветрюсь». И Пётр Петрович поспешил выйти из своей комнаты и пошёл бродить по берегу Немана. В день отъезда Надежды Андреевны Дуровой Пётр Петрович был сам не свой, мрачнее чёрной тучи. Нелегко было ему расставаться с кавалерист-девицей. Встал Пётр Петрович ранее обыкновенного, долго ходил по своей комнате, заложив руки за спину и низко опустив голову. Его старик денщик несколько раз заглядывал в дверь, но, видя мрачное настроение полковника, не смел с ним заговорить. Заметив Щетину, Пётр Петрович крикнул: – Что тебе? Что ты мне кажешь свою глупую образину!.. – Кипит, ваше скородие, – скороговоркой проговорил денщик. – Кто кипит? Что?.. – А чайник. – Ну и чёрт с ним, пусть кипит. -Чай я давно заварил. – Ну и пей. – Я для вас, ваше скородие. – Что для меня? Что? – Приготовил чай. – Убирайся к чёрту с своим чаем!.. – Слушаю, – хмуро ответил Щетина. Он быстро скрылся за дверью, но спустя немного опять приотворил дверь и так же просунул в дверь свою седую голову. – Ты опять! – крикнул на него Пётр Петрович. – Да я всё насчёт чаю, какое ваше будет приказание? – Слушай, старый кикимора, уйдёшь ты?.. – Что же, уйду, а всё-таки жалко чай выливать, уж оченно крепок… – Вон! – выходя из себя, крикнул полковник. Щетина исчез. Пётр Петрович всё продолжал маршировать по своей комнате; наконец он накинул на плечи плащ и отправился к бараку, где жила Дурова; он застал её совсем готовой в дорогу; у барака уже дожидался небольшой тарантасик, запряжённый парою лошадей, а лихой конь кавалерист-девицы был крепко привязан позади тарантаса. Алкиду, видно, было это неприятно: он бил копытами землю и сильно ржал. – Едете? – упавшим голосом спросил Зарницкий у Дуровой. – Еду, Пётр Петрович, – так же грустно ответила она. – Час добрый! – Спасибо, мой дорогой. – Вы вот что, барынька, забудьте мои слова, которые я вчера вам говорил, – глупы они и необдуманны. – Не говорите так, Пётр Петрович. – Не поминайте меня лихом, барынька. – И не грех вам это говорить! Не лихом буду я вас вспоминать, а добром; вы многое для меня сделали, и скажу вам, полковник, я, кроме глубокого к вам уважения, люблю вас, как отца, как брата. И то время, которое мы с вами провели здесь на кровавом пиршестве, стану помнить до могилы, – с чувством проговорила молодая женщина, крепко пожимая руку Петра Петровича. – Вы поедете к отцу? – спросил у ней Зарницкий. – Да, я обещала ему приехать погостить – надо же потешить старика, он так меня любит. Погощу немного в родимом гнёздышке, а там опять скажу прости и отцу, и родимому дому, и всем родным. – И опять в полк? – Да, Пётр Петрович, в полк, только, к сожалению, не в ваш. – А славно бы, чёрт возьми, если бы вы опять к нам приехали. – И приехала бы, дорогой мой, да нельзя: сам государь назначил мне Мариупольский гусарский полк. Настало время отъезда. Проводить Дурову собралось много офицеров, и со счастливыми пожеланиями простились они со своим боевым товарищем-женщиной. Прощаясь с Петром Петровичем, Дурова не стеснялась собравшихся офицеров и крепко обняла его; на её красивых глазах видны были слёзы; не выдержал и Пётр Петрович: по его загорелому, мужественному лицу тоже скатилась предательская слеза… Надежда Андреевна уехала, и Зарницкий, понуря голову, побрёл в своё жилище. |
|
|