Можаев БорисБез цели

Борис Можаев

БЕЗ ЦЕЛИ

- Тут у нас еще один вопрос, - сказал председатель, вставая. Самоченков!

- Есть!

Самоченков, малый лет двадцати пяти, сидел на корточках возле порога, но, услыхав свое имя, встал и прислонился к косяку.

- Ты чего с колхозной картошкой сделал? Ну-ка, расскажи нам.

Самоченков снял с головы старый овчинный малахай и потупился.

- Ты чего молчишь? Иль язык проглотил? Куда картошку дел? Рассказывай!

Мерлушка на малахае свалялась сосульками и легко выщипывалась. Самоченков выдергивал шерсть, скатывал ее в комочки и бросал на дно малахая.

- Что, стыдно стало?

Самоченков тяжело вздохнул и еще ниже склонился над малахаем.

Члены правления, как по команде, повернулись от стола к Самоченкову и тоже молчали.

- Ну, тогда я сам доложу, - сказал председатель.

Он вынул из папки квитанцию и высоко потряс ею в воздухе:

- Можете полюбоваться!.. Значит, Самоченков возил колхозную картошку с поля на спиртзавод... И одну машину записал на свое имя. Получил он за это сто восемьдесят семь рублей. Ты с целью это сделал или без цели? Отвечай!

- Нет... я без цели.

- А как же?

- Просто так.

- Перепутал колхозную картошку со своей?

- Да.

- А деньги где?

- Пропили.

- С кем?

Молчание... Только шерстяные шарики падают на дно малахая.

- А может быть, ты взял картошку все-таки с целью присвоения?

- Нет, я без цели.

- Но ведь деньги ты получил?

- Получил.

- Так что же ты думал?

Молчание.

- Взял просто так?

- Ага.

- Товарищи, я все-таки считаю, что мы тут должны выяснить - с целью взял он картошку или без цели? И решить со всей сурьезностью этот вопрос.

Председатель был важен и величав, в черном шевиотовом френче, пуговицы надраены, блестят, как золотые... Только еще погон не хватало. Он строго посмотрел на членов правления. Теперь все повернулись к нему и также смотрели на председателя решительно и строго.

Лишь один Самоченков не поднял головы, он все дергал мерлушку, скатывал шарики и бросал их на дно малахая.

Встал колхозный счетовод Иван Иуданович, сухой и погибистый старик, вынул из кармана зеленый клеенчатый футляр, открыл его на манер протабашницы, постучал им о ноготь большого пальца, но очков не одел.

- Товарищи, это не то что как-нибудь, а взято с целью... - он подозрительно поглядел на Самоченкова и добавил: - ...то есть с целью воровства. За это надо руки сечь. В старое время за такое по головке не гладили. Помните, как у нас в двадцатом годе Зюзю-конокрада убили? Ты, Иван Ларивоныч, еще маленьким был. А ты, Матвей Матвеевич, должен помнить. Как раз у твоего отца Зюзя лошадь угнал. Да кладовую обчистил у Вани Бородина. А потом его в Пугасове в Ванином костюме видели. Наши самодуровские его признали. Он убег. В лугах хоронился. А в Свистунове о ту пору матрос отдыхал. В полном обмундировании. Пошел он в луга за смородиной - и маузер на ремне. Увидел его Зюзя - да бежать. Тот - "Стой!" кричит. Пальнул вверх - Зюзя и растянулся со страху. Привел его матрос к нам в село... Кто-то в набат и ударь. Сбежались мужики с цепами - на одоньях как раз рожь молотили. Окружили Зюзю... А он эдак вот, вроде Самоченкова, в землю смотрит. И Ванина рубаха на нем... "Бейте его, ирода!" - скрычал Бородин. Твой отец, Матвей Матвеевич, как ахнул его по голове калдаей цепа. Зюзя - с ног. И пошла молотьба... До смерти его цепами замолотили. Вот какая ревизия.

- Сказано, на рога полезешь - на рожне и останешься.

- Это правильно. Одно слово - диктатура пролетариата...

- Но, товарищи, мы живем не в старой России, а в новом обществе, продолжал, передохнув, Иван Иуданович, - значит, и поступать мы должны по-новому. Перевоспитывать. В ногу идти, как в газетах пишут. То есть возьмем Самоченкова на поруки, поскольку он первый раз увез машину картошки. И не осознал как следует своего проступка. А так как он еще не осознал всю ответственность, нельзя считать, что взял он картошку с целью...

- Правильный сделал вывод из словесных показаний Иван Иуданович, поднялся вслед за счетоводом парторг Настенкин, бывший районный прокурор. - Если исходить из словесного определения, то нарушение законности налицо. Но, товарищи, слово к делу не пришьешь. Для установления умышленного воровства еще недостаточно одной накладной. Нужны свидетельские показания. А главное - установить причину факта самого воровства. Вот в чем суть! Настенкин говорил горячо, высоко запрокинув острый подбородок, глядя в потолок, и пальцем грозил кому-то, как будто бы его противник затаился там, на чердаке. - Стало быть, мы подошли к первопричине - учет у нас плохо поставлен. Вот в чем гвоздь! В самом деле, увезли картошку прямо с поля, сдали на завод и деньги получили... А мы с вами узнали об этом только полгода спустя. Да и то по ревизии. Кого же винить в плохом учете? Самоченков здесь ни при чем. Бригадира тоже нельзя во всем винить. Он и так работой перегружен. А виноваты мы сами - учет не наладили. Вот почему я считаю, что нарушение законности было, но сделано не с целью. Предлагаю Самоченкова взять на поруки, то есть вынести ему общественное порицание, а учет в бригадах укрепить.

- Вопрос бригадиру имеется! - порывистый, лупоглазый председатель рев комиссии, который откопал эту злополучную накладную, потянулся через стол к бригадиру. - Ты давал Самоченкову квитанцию на картошку?

- Я.

- А где корешок?

Бригадир дернул бородой, расстегнул верхнюю пуговицу такого же, как у председателя, френча, и растерянно поводил глазами, смешно отвесив нижнюю губу.

- Ну при чем тут корешок, Матвей Матвеевич? - сказал председатель. - Мы же собрались не отчет с бригадира спрашивать!

- А при том!.. У председателя сельсовета сдано три машины картошки... Да Иван Иуданович две машины сдал.

- Погодь, погодь! У меня есть огород или нет? - крикнул Иван Иуданович.

- Ты две свиньи за зиму выкормил...

- Матвей Матвеевич! Кто вам дал такое право? Вы сперва установите.

- Вот я и спрашиваю: где корешки квитанций?

Бригадир опять замотал головой, как взнузданная лошадь.

- Да не съели же их, - сказал председатель.

- Пропили! - Матвей Матвеевич обернулся к председателю. - У нас все премии водкой выплачиваются. Телятница Пузырева чуть в навозной яме не утонула спьяну. Это что, премия? А на молочной ферме гармонь купили... Это тоже премия? Цельными ночами наяривают напролет. У возчика молока лошадь от этого веселья сдохла. А тебе все без цели... Эх, Иван Ларивонович!

- Так ведь народ свой резон на все имеет, - отбивался председатель. Ты вот не пьешь, а другой пьет. Кто прав, кто виноват? Намедни племянница твоя замуж выходила - тебя на свадьбу пригласили, а ты не пришел. Это как же рассудить! Ты думаешь, характер показал? А народ вон по-другому рассудил. Нехорошее говорят про тебя на селе, что, мол, в гордость пошел. И хуже того - философией занимается.

- Я сам в гости никого не приглашаю и к другим не хожу. Вот моя философия! А некоторые у нас не то что на дому - в правлении компании водят. На той неделе из колхоза "Ответ интервентам" приезжали?

- Соцсоревнование!

- Ага! На этом соцсоревновании пять ящиков водки выпили, пятьсот яиц съели да пятьдесят петушков. Вот чего стоил нам приезд "интервентов"!

- Ты меня "интервентами" не попрекай! Я на них в тот вечер половину своей зарплаты истратил, - кричит председатель.

- Ты лучше расскажи, как на своей персональной петушков в луга возил? Живую закуску! А все компании!

- А у тебя в свинарнике тоже компания... Нечего говорить, председатель багровеет и начинает загибать пальцы: - Сам ты животновод, жена и сестра - подручные твои, братья сторожами работают. Ты думаешь, никто не видит этого? Народ все примечает. Вот, спроси хоть его! председатель кулаком указывает на бригадира.

Тот уже давно был наготове:

- И спрашивать нечего. Всем известно, что семейственность развел на свинарнике... Шайку!

- Кого? - Матвей Матвеевич встает и указует перстом на бригадира, но обращается к председателю. - Пусть сейчас же извинение приносит! При всех...

- Подожди горячиться, Матвей Матвеевич!

- Прикажи ему извиниться!

- Да я что, начальник милиции? Не могу же я заставить народ думать по-своему или по-твоему. У нас, как-никак, демократия.

- Тогда нам не об чем говорить больше, - Матвей Матвеевич с грохотом отодвинул стул.

- Видишь ты какой! - покачал головой председатель. - Больно ты уж власть любишь. И к мнению чужому нетерпимость проявляешь.

- Я оскорблениев не терплю! Обмана!..

- Ну давай говорить спокойно. Ты на свинарник как на вотчину смотришь. В прошлом году я послал к тебе телятника травы покосить возле фермы. Так ты его прогнал?

- Прогнал. Он мог поросят порезать косой-то...

- А как насчет травы?

- Траву мы делим по сторожам.

- Вот, вот... По своим братьям.

- Так они же всего по сорок рублей в месяц получают.

- А за что ж им платить-то? Один глухой, второй безногий. Тоже сторожа, - хмыкнул бригадир.

- И то сказать, целый год ты, Матвей Матвеевич, двух лошадей в саду продержал, - вступился Иван Иуданович. - На свою потребу.

- Дак эти лошади подыхали в бригаде! Я их по весне с веревок снял, сеном своим выхаживал... Корову свою продал, а лошадей колхозных спас. И вы теперь меня же обвиняете?

- Подумаешь, чем хвастается! Двух лошадей спас... - сказал бригадир. Кабы ты ферму спас!

- Я требую извиниться передо мной!

- А я еще добавлю - шайка и лейка! - опять хмыкнул бригадир.

- Возражениев нет? - спросил Матвей Матвеевич, красный весь, торопливо перебегая глазами по членам правления.

Все молчали. Председатель только плечами пожал.

- Понятно. Поговорим в другом месте. - Матвей Матвеевич быстро вышел.

- Куда же вы?

- Самоченков, ну-ка пулей за ним!

Самоченков сорвался с места и выскочил на улицу, так и не надев шапки. Через минуту он вернулся, встал на свое место у порога, глаза опять в малахай:

- Не идет. Говорит - сами ко мне придут.

- Вот характер!

- Трудно с ним работать... - председатель сострадательно посмотрел на правленцев: - И все терпим...

- Что же мы запишем о Самоченкове? А, товарищи? С целью или без цели? спросил, помолчав, председатель.

- Без цели! - дружно ответили правленцы.

- Так и запишем.

- Спасибо, - сказал, надевая малахай, Самоченков. - А насчет этого я постараюсь... Оправдать то есть.

1965