"Пленники пылающей бездны" - читать интересную книгу автора (Фрадкин Борис)

21

Как ни были увлечены Дектярев и Биронт исследованиями, они все-таки обратили внимание на частые остановки подземохода.

— У нас что-то происходит, — первым забеспокоился Валентин Макарович. — Вы слышите? Михеев и Сурков поднялись наверх. Куда, как вы думаете?

— Спать, — буркнул Дектярев.

А спустя минут сорок на пульте заговорил репродуктор внутренней связи.

— Николай Николаевич, — голос принадлежал Вадиму, — и Валентин Макарович, поднимитесь, пожалуйста, в кабину отдыха.

— Я уверен, что случилось что-то неладное, — судорожно вздохнул Биронт. — Ужасно…

В кабине отдыха светил мягкий «солнечный» свет. Шесть человек сидели в глубоких креслах за круглым столом. Кабина походила на салон пассажирского самолета. Она оставалась мирным, тихим и привычным уголком того мира, в котором выросли сидевшие за столом люди.

— В качестве единственного аргумента я могу со своей стороны выставить только высокую плотность базальтовых пород, — сказал Дектярев, после того как выслушал Вадима.

— Нет, не то, — отверг Вадим предположение геолога. — В астеносфере, как и в жидкости, справедлив закон Паскаля. На корпус подземохода со всех сторон действует равное удельное давление.

— Да, разумеется.

— Но с прежней скоростью мы имеем возможность двигаться только по вертикали. Двигаться в ином направлении машина отказывается. Валентин Макарович, ваше мнение?

— Весьма любопытно, — атомист потер ладонь о ладонь и посмотрел на потолок. — Я должен подумать. Может быть, это как раз и по моей части. Очень, очень любопытно.

— Как бы это не стало для нас печальным, — криво усмехнулся Вадим. — Учтите, подземоход не имеет заднего хода. До сих пор в нем не было нужды. И пока мы ничего не придумаем, нам придется торчать здесь, на глубине пятисот километров.

— То есть как это торчать? — опешил Биронт. До его сознания только сейчас дошла вся серьезность создавшегося положения.

— Вадим Сергеевич, — предложил Михеев, — давайте попробуем еще раз развернуть подземоход. Временем мы не ограничены. И возможно, разворот получится по более пологой дуге, допустим не в восемь, а в сто километров. Раз уж такое дело.

— Пока ничего другого нам не остается, — согласился Сурков. — Искривление траектории, безусловно, должно существовать. Пусть в конце концов оно будет практически мало — неважно. Запасом энергии мы не ограничены и рано или поздно выберемся на поверхность. Но причина — понимаете, причина! — должны же мы ее понять.

— Поймем, Вадим Сергеевич, — заверил его Дектярев. — На то мы и в школе учились.

Еще несколько суток неизвестности! За ними скрывается надежда на благополучное возвращение, а может быть, новые неодолимые преграды.

«ПВ-313» проходил километр за километром, продолжая удаляться от поверхности.

В кабинах тишина. Резко снизилась вибрация подземохода даже от работы двигателя бура. Видимо, сказывалось воздействие окружающей среды, ее непрерывно возрастающая плотность. Не так давно экипаж узнал истинную цену этой тишине, а сейчас она угнетала людей, удлиняла время, превращая минуты в часы, а часы в бесконечность.

Утро, день, вечер, ночь сливались в однообразном сиянии «дневного света». Время тянулось монотонно. Вадим на память перечерчивал схему автоматики и, переходя от узла к узлу, все пытался найти ответ на загадочное поведение «ПВ-313». Однако он все время ловил себя на том, что к чему-то прислушивается, что тревога давит на грудь и, как он ни старается увлечь себя работой, нет привычной ясности мыслей. Да, это для него, конструктора и исследователя, самое страшное — путаница в мыслях.

Нечто похожее на это состояние испытывал и Валентин Макарович. Он продолжал исследовать свое излучение с жадностью истинного ученого-экспериментатора, но стал легко раздражаться по каждому пустяку. У него пропал аппетит и появилась бессонница. Вопросы Дектярева оставались без ответа. Он часто и неожиданно вскакивал, покидал кабину, чтобы через несколько минут появиться вновь.

Наверх, в кабину отдыха, часто подымался Михеев. Водитель жаловался на головные боли, внезапные и очень сильные, чего с ним раньше никогда не случалось. Биронт сочувствовал ему. «Даже этот мужественный человек начинает сдавать, — невесело думал Валентин Макарович. — Что же с нами будет?»