"Пленники вечности" - читать интересную книгу автора (Морозов Дмитрий)

Глава 11 Две головы на одной шее

Со дня астматического приступа у Германа минула неделя. Стае, оправившись от первого шока, постепенно проникался новым местом работы. Вернее, как таковой, службы у него не было. Дядя Саша дал неделю на «взаимную подгонку» им обоим.

«Тень» Пшибышевского больше не позволяла себе выходок, лишь иногда в его поведении сквозили пугающие Стаса нотки.

— Герман, — сказал как-то свежепереведенный из контрразведки капитан, — а как так получается…

— Ничего особенного, — ответил тот. — Ты меня совсем-совсем не узнаешь? Не помнишь?

— Сейчас выяснится, — пробурчал Пшибышевский, — что ты мой молочный брат. Нет, еще лучше — однояйцевый близнец, в детстве похищенный инопланетным разумом.

— Все банальнее.

Герман встал, снял очки. Вылил из стоявшего на столе графина воду в ладонь, сложенную лодочкой, смочил волосы. Потом достал из кармана расческу и парой умелых движений привел волосы в художественный беспорядок. Стае безучастно следил за его манипуляциями.

Потом его Тень подошла к шкафу, достала чей-то пиджак и напялила прямо поверх куртки.

— Ну как? — жизнерадостно осведомилось «молодое дарование».

— Как корове седло, — честно сказал Стае. — И вообще, выглядишь идиотом.

— Спасибо. А так?

Он скомкал вафельное полотенце, висевшее на спинке стула, потом засунул его под майку.

— Первый курс, помнишь? Лекции профессора Сорокина. Галерка…

Стасу казалось, что он помнит всех студентов своего потока.

— Галерка? Там обычно сидели те, что с других факультетов на сорокинские байки слетались, словно мухи на мед, — стал припоминать капитан. — И что же, ты там сиживал? У меня все же неплохая зрительная память. Да и учили кое-чему, параллельно с академическим курсом истории, умные дяденьки с Лубянки. Такого кадра» как ты, я бы на всю жизнь отфотогра-фировал.

— Учить-то учили, банальную маскировку ты отметешь. Если вспомнишь галерку. А вот так вас учили?

Герман вдруг двинулся вдоль стены, отчаянно жестикулируя, слегка подволакивая ногу, и заговорил с характерными сорокинскими интонациями:

— Что является самым первым фортификационным сооружением в истории человечества? Забор? Вал? Насыпь? Неверно! Это все позднятина, не имеющая отношения к седой древности каменного века. Первым фортификационным сооружением в истории человечества является дерево! Ибо что есть фортификация? Это то сооружение из природного или иного материала, которое позволяло человеку выжить в условиях агрессивной внешней среды, так? Убегая от саблезубого, скажем, тигра, или какого-либо еще сло-нопотама, обезъяноподобный предок человека ловко взбирался на пальму, чем и ограждал себя от агрессивной внешней среды в лице указанного слонопотама! .. Похоже?

— На самом деле, — заметил Стае, — первым фортификационным сооружением для человека служил его собственный череп, что доказано антропологией еще при царе Горохе.

А вообще-то ему было совсем не весело, а жутковато.

Существуют актеры-пародисты, подмечающие малейшие особенности речи или мимики людей и умеющие это воспроизводить. Но фальшь и гротеск чуткому уху в этом балагане всегда слышна.

Герман работал совсем в иной плоскости. Он не копировал или пародировал. Он просто был профессором Сорокиным.

Объяснить разницу в понятных терминах Стае себе не мог, он просто смотрел на Германа такими глазами, какими инквизиторы уставлялись на одержимого бесами демонопоклонника.

— Так вас не учили, не правда ли?

— А где этому учат?

Герман сел, потер виски и вполне серьезно начал объяснять:

— Понимаешь — это как двадцать пятый кадр. Слыхал? Глаз ловит только внешние очертания, домысливая остальное, подгоняя совершенно произвольно составленный образ под устоявшиеся штампы, созданные разумом заранее. На самом деле всякий человек обладает микропластикой движений, строго индивидуальной и неповторимой. При определенной тренировке можно отметать остальное и видеть только главное. А раз можно видеть, значит можно и повторить. Приемы тут самые различные, методы того же Станиславского или пресловутых ниндзя вполне годятся, с поправкой на кое-какие более современные прикладные наработки.

— Можно ли копировать душу? — спросил у потолка Стае задумчиво. — Рационально рассуждая — нет. Глядя на твои ужимки — выходит, что вполне.

— Душа, — пожал плечами Герман. — Мы люди военные, у нас в уставе про такую материю ничего не сказано. А раз в уставе ничего не сказано, значит, и нет такого у человека вовсе, не предусмотрено штатным расписанием.

— Выходит, ты грязный атеист, товарищ капитан?

— Какой чекист после перестроечных коллизий и массовых беснований толпы останется атеистом? — отмахнулся от него Герман. — Просто не надо путать поэтические образы с реальностью.

— Поясни.

— Поясняю для особо тупых товарищей. Что наука могла бы обозначить сегодня «душой»? Что-то нематериальное, вернее, не имеющее явного материального носителя, но все же — существующее? Отвечай быстро, как предатель на допросе в гестапо!

Стае подумал:

— Психику, наверное. Никто так и не знает, где она — в мозгу или в нервных окончаниях, а если в мозгу, то в каком — спинном, али головном.

— Ответ правильный, добрый немец не станет тебя «пуф-пуф». Конечно, психика! Отсюда и вся путаница с терминологией.

— Не улавливаю.

— Напряги серое вещество, хоть головного мозга, хоть спинного. Медицина пытается оперировать терминами латинскими, потому что современная российская наука сознательно плетется в хвосте европейской. Знаешь, как по-ихнему «душа»?

— Спиритус, — неуверенно выдавил Стае.

— Именно, что «спиритус» какой-то.

— Только это «дух»…

— Какая разница! Из-за низкопоклонства перед западом ушибленный образованщиной лох и думает, что у человека есть куча всяких деталей: душа, психика, мозг, спинной мозг, центральная нервная система, астрал какой-нибудь. Да еще этот «спиритус».

— А как правильно думать?

— Правильно думать надо по-гречески. — серьезно сказал Герман. — Нас кто крестил? Византийцы, то есть греки. А по-гречески «псюхе» — это и есть душа. Вот к весь феномен. Психика-душа. Ставь знак равенства. А материальный носитель у этой единой субстанции не важен. Хоть мозг, хоть копчик. Герман опять встал, важно шлепнул себя по пузу:

— Есть телеса, и психика. Все, баста! Стае зааплодировал с кислой усмешкой.

Тут Герман преобразился в некое подобие одного весьма известного думского демократа:

— И, прошу заметить, господа — никакого «спи-ритуса».

— Шановний оратор, — обратился к нему Стае, — а как же астрал?

— А это уже — идеологическая диверсия «агентов влияния». Нет никакого астрала. Нет, не было и не надо!

Стае достал сигарету из пачки и с наслаждением закурил, подумав: «Пропади оно пропадом, это бросание. В этой конторе и колеса глотать начнешь — не заметишь».

— Не стоит, — сокрушенно покачал головой Герман. — Аспирин — яд!

Стае вздрогнул и потушил сигарету.

— Психика и телеса. Занятная картина. И что же здесь первично?

— Глупо ставить вопрос в таком разрезе, — Герман уселся и закинул ногу на ногу. — Какая, к лешему, разница? Левая половинка первее, или правая? У целого-то! Важно, что это всего лишь самая вразумительная терминология. Го сеть — описательная конструкция. В природе она вряд ли существует, а только на словах. Чтобы понималось лучше. Усложнять ее не стоит.

— А что существует в природе?

— Существует это самое целое. Его мы и воспринимаем,

— А ближе к практике?

— Напрямую мы воспринимаем только микропластику, определенный тембр звуков и всякие другие ощущения различными органами чувств. 11ервична не «картинка», не звуки, и уж тем более — не смысл какой-то там, а именно микропластика движений.

— И ее ты научился воспроизводить?

— Ее меня и научили воспроизводить, — поправил его Герман. — Все человеческое существо девяносто процентов информации получает от микропластики иного организма, а до сознания доходит едва ли не сотая часть. Эту малость мы можем «сфотографировать» по твоему меткому выражению. А большая часть остается где-то на подкорке, в тени.

— Интересная мысль, — зевнул Стае. — Но эта самая микропластика — функция тела. А где душа? Псюхе это самое — где?

Герман возмущенно всплеснул руками: — Не попав в эмоциональную волну, никак не воспроизведешь пластику. Тут как раз больше души, психики, чем тела.

— Теория шаткая, — признался Стае. — Но практика — устрашает своей эффективностью.

— А как говорил вождь всех рабочих и крестьян «для пролетариата нужна только та теория, которая подтверждается практикой». Несколько демагогический лозунг, но по сути — верный. А всякий астрал и прочий спиритус вместе с центральной нервной системой только приводят людей в грязные объятия фрейдизма и сексшопы.

— Вот чем мой дядя занимается на государственные деньги, — усмехнулся невесело Стае. — Учит офицеров госбезопасности воспроизводить души людские.

— Не надо так печально. Ведь пока ты не понимаешь, зачем это надо. Какие головокружительные возможности это дает. И потом, не корчи из себя осла в погонах. Тело и душа — это описательные конструкции. Есть только единое целое, именуемое человеком. А воспринимаем мы из целого в большей степени — именно микро! {ластику. Ее и научились в данной конторе воспроизводить.

— Бесценный материал для глубинных разведчиков, надо полагать.

— Да, — важно кивнул Герман. — Они интересуются. У них и у самих были и есть сильные наработки. Да и людишек, интуитивно способных к полному перевоплощению во все времена хватало. Только их интересует банальная сторона дела — маскировка и тому подобное. Это — как телескопом орехи колоть.

— А вы можете предугадать действия других людей, слова и мысли?

— Только учимся, — печально заметил Герман. — Результаты более чем скромные. Для цирка — годится. А для серьезного дублирования нужно досконально знать человека, желательно — с детства. По крайней мере, годами наблюдать его в различных ситуациях. Знать родителей или родственников. Проработать первые каракули… гм… поцеловать его первую девушку…

— Ну-ка, — встрепенулся Стае. — С этого места подробнее!

— Давайте не будем, товарищ капитан, — замахал на него руками Герман. — Тебе уже табельное выдали, как начнешь шмалять.

— Да не буду я шмалять.

— Врешь, будешь. Я ведь точно знаю. Стае помолчал, думая о своем.

— Ладно, — вздохнул он, — Верка дурой была всегда, да мы и расстались, так что… Как насчет галерки? Что ты плел про универ?

Герман еще раз взъерошил волосы, придал лицу диковатое выражение.

Взял со стола какие-то паки и побрел к выходу. Стае зажмурился, припоминая.

— Было что-то эдакое… Где-то на периферии сознания…

— Вот-вот, — закивал головой Герман. — Мы, тени, и созданы быть на периферии сознания.

— Зачем?

— А это ты у начальства спроси, — ухмыльнулся Герман. — Спросила пуля у пороха — зачем мы созданы Творцом…

Они некоторое время сидели молча.

— И сколько лет ты за мной наблюдаешь?

— Не сильно много, да и то —г— урывками. Служба, знаешь ли, у нас всегда в параллель с обучением. Помог дядя Саша. Да и вообще — это его затея. Тени пару не выбирают.

— Значит, это не контора вовсе, типа Лубянки, а научная лаборатория, где в колбах выращивают новый вид чекиста? Двухголовый монстр — терминатор госбезопасности?

— Глупости. — Герман сделался удивительно печальным, что ему совершенно не шло. — Не хватает тебе головокружительных погонь, слежки, подслушиваний и прочей лабуды? Будет. И слишком много. А пока что — мне пора на дежурство.

— Дежурство?

— Банально сидеть на телефонах. От оперов получать сообщения и разруливать всякую рутинную чепуху.

— За «зелененькими человечками» следят ваши оперативники?

— Точно. За ними, супостатами. Готовятся, понимаешь, Землю-матушку оккупировать.

— А я когда…

— На настоящую службу заступишь? — ухмыльнулся Герман. — Не боись, хватит и на тебя нарядов.