"Полая игла" - читать интересную книгу автора (Леблан Морис)

VIII. От Цезаря к Люпену

«Попробуй разгадай! Мне, Люпену, и то понадобилось на это целых десять дней. А тебе не хватит и десяти лет».

Эти слова Люпена, сказанные им поблизости от Велинского замка, оказали значительное влияние на все поведение Ботреле. Всегда спокойный и прекрасно владеющий собой, Люпен тем не менее иногда поддавался экзальтации, эдакому романтическому настроению, и тогда его откровения, носившие порой налет театральности или же ребячества, могли приоткрыть нечто такое, что пошло бы на пользу такому человеку, как Ботреле.

Вот и в этой фразе Ботреле, хотя он мог и ошибаться, виделось одно из таких невольных признаний. Он считал себя вправе заключить, что, раз уж Люпен сравнивал их усилия, их шаги на пути к разгадке тайны «Полой иглы», то это означает, что оба обладали одними и теми же исходными данными для достижения цели, то есть он, Люпен, пришел к успеху с тем же набором элементов головоломки, которыми располагал и его противник. Шансы были равными. Однако, имея равные шансы, равные исходные данные, Люпену хватило и десяти дней. Каковы же тогда были эти элементы, средства и шансы? Бесспорно, они сводились к информации, почерпнутой из брошюры, опубликованной в 1815 году, брошюры, которая Люпену, как и Массибану, попалась совершенно случайно и благодаря которой ему удалось обнаружить в молитвеннике Марии-Антуанетты столь необходимый для поисков документ. Брошюра и документ — вот два источника, на которые опирался Арсен Люпен. И с помощью подобного фундамента ему удалось восстановить все здание целиком. Без всякой помощи извне. Лишь посредством изучения брошюры и документа, больше у него не было ничего.

Почему бы в таком случае Ботреле также не пойти по этому пути? К чему продолжать неравную борьбу? Зачем все эти расследования, в плачевном результате которых, даже если удастся избежать всех капканов, расставленных у него под ногами, Ботреле был уверен?

Четкое решение пришло сразу, и, выбрав его, он интуитивно почувствовал, что находится на верном пути. Итак, не вступая в ненужные выяснения отношений, Изидор, захватив чемодан, съехал от лицейского товарища и после долгих блужданий по городу поселился в маленькой гостинице в центре Парижа. Целыми днями он почти не выходил из своей комнаты и, показываясь на людях лишь затем, чтобы наскоро пообедать за общим столом, снова запирался в наглухо зашторенном номере. Он думал.

«Десять дней», — сказал Арсен Люпен. Ботреле старался позабыть все, что он узнал потом, и ориентировался лишь по брошюре и документу, страстно желая тоже уложиться в десять дней. Но вот пролетел десятый день, а за ним одиннадцатый, двенадцатый. И внезапно на тринадцатый день будто вспышка озарила его, и стремительно, как бывает, когда идеи зарождаются в нашем мозгу, сразу же расцветая, подобно сказочным цветам, вдруг забрезжила истина, с каждой минутой становясь все яснее. Вечером тринадцатого дня, не владея еще ключом к разгадке, он тем не менее обладал уже верным ориентиром, указывающим правильный путь, исходной точкой, которой, без сомнения, воспользовался и сам Арсен Люпен.

Путь был простым, исходить следовало из одного-единственного вопроса: существует ли связь между всеми более или менее важными историческими событиями, с которыми связана, как говорилось в брошюре, тайна «Полой иглы»?

Так как событий было множество, ответ на этот вопрос давался нелегко. Тем не менее в результате углубленного анализа, который проделал Ботреле, начали вырисовываться основные особенности этих событий. Все они, без исключения, происходили в пределах старинной Нейстрии, места, которому соответствует современная Нормандия. Все герои наших фантастических приключений либо сами нормандцы, либо живут и действуют именно там.

Увлекательнейшая это была гонка сквозь века! Как волнительно было проследить за путем всех этих баронов, герцогов и королей, выезжавших из совершенно различных мест и затем встречавшихся как раз в этом уголке мира!

Ботреле наугад пролистал страницы учебника истории. Что же оказалось? Первый герцог Нормандии Ролл, или Роллон, если верить договору в Сен-Клере на Эпте, был обладателем тайны «Полой иглы»! Затем идет король Англии, герцог нормандский Вильгельм Завоеватель, на древке знамени которого выбита игла! Именно в Руане англичане сожгли на костре Жанну д'Арк, знавшую этот секрет! А в самом начале вождь кельтов уплатил Цезарю выкуп, раскрыв ему тайну Иглы! Вождь кельтов, а значит, жителей Ко, того самого Ко, что расположен в самом центре Нормандии!

Гипотеза подтверждается. Сужается круг поисков. Руан, берега Сены, Ко… похоже, именно в этих местах сходятся все дороги. Взять, к примеру, двоих из французских королей. В те времена секрет «Полой иглы» был утерян герцогами нормандскими, а значит, и их наследниками, королями английскими, и сделался государственной тайной Франции. И вот Генрих IV начинает осаду Руана, выигрывает битву при Арке, на подступах к Дьепу. А Франциск I основывает Гавр и произносит свою сакраментальную фразу: «Короли Франции владеют секретами, могущими изменять ход событий и влиять на судьбу городов». Итак, Руан, Дьеп, Гавр, три вершины треугольника, три крупных города, составляющих как бы границы поисков. А в центре, в середине — Ко.

XVII век. Людовик XIV сжигает книгу, в которой неизвестный раскрывает его тайну. Капитан де Ларбери завладевает одним из экземпляров, затем, решив воспользоваться сокровищем, в тайну которого проник, выкрадывает часть драгоценностей, но, застигнутый на большой дороге грабителями, сам умирает от их руки. Где же происходит это преступление? В Гайоне! В Гайоне, маленьком городишке на дороге из Гавра, Руана или Дьепа в Париж.

Спустя год Людовик XIV покупает поместье и велит построить замок Иглы. Но что за место он для этого выбирает? Центральную часть Франции. Итак, любопытство толпы удовлетворено. Никто уже не станет искать в Нормандии.

Руан… Дьеп… Гавр… треугольник Ко… Все заключено там… С одной стороны море. С другой — течет Сена. А с третьей — две долины, ведущие из Руана в Дьеп.

Ботреле осенило: именно на этом участке, в краю высоких плато, от крутых берегов Сены до прибрежных скал Ла-Манша, всегда или почти всегда оперировал Люпен. Вот уже десять лет он методически обрабатывал эти места, как будто начинал действовать от самого сердца страны, с которой тесно связана легенда о «Полой игле».

Где происходило дело барона Каорна? На берегах Сены, между Руаном и Гавром. А ограбление Тибермесниля? С противоположной стороны плато, между Руаном и Дьепом. А кражи в Грюше, Монтиньи, Красвиле? В самом центре Ко. Куда ехал Люпен, когда в купе на него напал убийца с улицы Лафонтен. Пьер Онфрей? В Руан. Куда повезли, захватив, Херлока Шолмса?[5] В окрестности Гавра.

А теперешняя драма, где она разворачивалась? В Амбрюмези, на дороге из Гавра в Дьеп.

Руан, Дьеп, Гавр, все время действие происходит в треугольнике Ко.

Следовательно, несколько лет назад, прочитав брошюру и зная о тайнике, в котором Мария-Антуанетта спрятала документ, Арсену Люпену удалось прибрать к рукам тот самый часослов. А получив документ, он отправился в поход, нашел то, что искал, и зажил там, в завоеванной стране.

Ну так Ботреле тоже пойдет в поход.

И он отправился с волнением в груди, с мыслями о том, что по тому же пути прошел некогда и Люпен. Вот так же тот, наверное, надеялся, отправляясь на поиски бесценного клада, чтобы раскрыть секрет и овладеть высшим могуществом. Приведут ли усилия Ботреле к такому же результату?

Рано утром он вышел из Руана, загримировав лицо и перекинув через плечо палку с узелком, наподобие ремесленников, что бродят по дорогам Франции.

Ботреле направился прямо в Дуклер. Там позавтракал и, пройдя через городок, вышел к Сене, продолжая свой путь дальше, все время вдоль прибрежных откосов. Инстинкт, подкрепленный логикой, все гнал его к извилистым берегам прекрасной реки. Когда ограбили замок Каорна, великолепные коллекции уплыли оттуда именно по Сене. И краденые старинные скульптуры Господней Часовни тоже переправляли водным путем. Ему так и виделась целая флотилия барж, курсирующих между Руаном и Гавром с грузом ценнейших произведений искусства и богатств этого края на борту, предназначенных затем к отправке в страну миллиардеров.

«Горячо! Горячо!» — как в детской игре, приговаривал молодой человек, пошатываясь от многопудовой ноши вдруг свалившейся на него истины.

Неудачи первых дней ничуть не поколебали Ботреле. Он глубоко и нерушимо верил в руководившую его действиями гипотезу. Смелая гипотеза, скажете вы? Неправдоподобная? Пусть! Она была достойна врага, которого пустился преследовать молодой человек. Она была такая же немыслимо отчаянная, как и тот, кто назывался Люпеном. Воюя с ним, следовало искать за пределами привычного, где-то в области фантастики, сверхчеловеческих возможностей! Жюмьеж, Ла Майерэ, Сен-Вандриль, Кодебек, Танкарвиль, Кильбеф — все эти городки еще как помнили Люпена! Сколько раз он, быть может, любовался их готическими башнями и древними развалинами!

И все же именно Гавр, окрестности Гавра манили Ботреле, как свет маяка в ночи.

«Короли Франции обладают секретами, влияющими на судьбу городов».

Загадочная фраза стала сейчас такой понятной Изидору! Вот она, истинная причина закладки города именно на этом месте, а сама судьба Гавра, не связана ли она напрямую с тайной «Полой иглы»?

— Так… так… — в каком-то опьянении бормотал Ботреле. — Старинный нормандский лиман, одно из основных мест, главный узел, вокруг которого начала формироваться французская нация, местность эта приобретает все большее значение в силу двух причин. Одна из них — в закладке нового, всем известного живого, солнечного города, выхода в океан, важного порта, а другая — скрытая под сумраком ночи, неизвестная, невидимая и неосязаемая, а оттого особенно мрачная и таинственная. Целый отрезок истории Франции и королевского дома подчинен Игле, ей же подчиняется и жизнь Люпена. Одни и те же источники богатства и власти питают королей и обеспечивают победу великому искателю приключений.

От селения к селению, от реки до моря идет Ботреле. Он как бы внюхивается, вслушивается в окружающие предметы, будто задумал вырвать у них ответ на мучающий его вопрос. Может, спросить у этого пригорка? Или у того леса? А может быть, у домиков вон в той деревне? В простой беседе с крестьянином не вспыхнет ли вдруг магическое слово?

Онфлер, старинный город лимана. Как-то утром, завтракая там в трактире, он заметил за столом напротив типичного нормандского барышника, краснощекого здоровенного детину, из тех, кто в долгополой блузе, всегда с кнутом в руках шатаются по местным ярмаркам, перепродавая лошадей. В какой-то момент Ботреле показалось, что тот смотрит на него с неким особенным интересом, как будто они знакомы или, по крайней мере, словно старался узнать юношу.

«Да нет, не может быть, — подумалось ему, — я никогда не видел этого лошадника, и он не мог меня видеть».

Вскоре тот и правда отвернулся от Ботреле, зажег трубку, спросил кофе и коньяку, закурил и принялся пить из чашки. Позавтракав, Изидор расплатился и встал. По дороге к выходу ему пришлось на секунду остановиться у столика барышника, чтобы пропустить входивших в это время людей. И вдруг тот тихо проговорил:

— Здравствуйте, господин Ботреле.

Изидор не колеблясь сразу же сел к нему за столик и ответил:

— Да, это я… но кто вы такой? Как вы меня узнали?

— Это было нетрудно. И, однако, я видел вас лишь на фотографиях в газетах. Но ведь у вас такой… как бы это сказать по-французски?.. Такой плохой грим.

Ясно чувствовался иностранный акцент, и Ботреле почудилось при более пристальном взгляде на незнакомца, что тот тоже пытается изменить свое лицо.

— Кто вы такой? — повторял он. — Кто вы такой?

Иностранец улыбнулся:

— А вы не узнаете?

— Нет, мы с вами никогда не встречались.

— Никогда. Однако вспомните… мои фотографии тоже часто печатаются в газетах… Ну, как, узнали?

— Нет.

— Херлок Шолмс.

Удивительная встреча. Но и вполне закономерная. Ботреле сразу понял, что она означает. И после обмена любезностями сказал Шолмсу:

— Полагаю, что раз вы здесь… Это из-за него?

— Да.

— Значит, и вы тоже думаете, что в этих краях нам может повезти?

— Уверен.

Со смешанным чувством Ботреле воспринял слова англичанина. Хорошо, конечно, что мнение Шолмса совпадает с его собственным. Но если тот тоже придет к победе, лавры достанутся не только одному Ботреле. Да и к тому же английский сыщик вполне может опередить его, Изидора.

— У вас есть какие-нибудь доказательства? Улики?

— Не беспокойтесь, — догадался о его опасениях англичанин, — я не пойду по вашим стопам. Занимайтесь себе брошюрой, документом… все это не вызывает у меня особого доверия.

— Тогда как вы…

— Я занят другим.

— Не будет ли нескромностью…

— Нисколько. Помните дело о диадеме, ну, историю этого герцога де Шармераса?[6]

— Да.

— Не забыли, там фигурировала Виктория, старая кормилица Люпена, ну, ее еще упустил мой добрый друг Ганимар, она сбежала в тюремном фургоне?

— Поню.

— Так вот, я нашел Викторию. Она проживает на ферме, неподалеку от национальной дороги № 25, то есть от дороги из Гавра в Лилль. Через Викторию я легко выйду на Люпена.

— Долго придется ждать.

— Неважно! Я бросил все свои дела. Лишь одно это владеет мной. Наша с Люпеном борьба… не на жизнь, а на смерть.

Эти слова были сказаны с такой яростью и силой, что за ними чувствовалась жгучая обида за все унижения, лютая ненависть к заклятому врагу, жестоко расправившемуся с сыщиком.

— Ладно, идите, — шепнул он, — на нас смотрят… опасно сидеть тут вместе… Но запомните: в тот день, когда я встречусь с Люпеном лицом к лицу… произойдет что-то страшное.

Успокоенный Ботреле покидал Шолмса: опасаться нечего, англичанин его не обгонит.

Случайная встреча еще раз подтвердила предположения Изидора. Дорога из Гавра в Лилль проходит через Дьеп. Прибрежная дорога находилась как раз в Ко и шла от моря вдоль ла-маншских скал. Значит, Виктория решила поселиться неподалеку от этой дороги? Виктория и Люпен, они не могли друг без друга, хозяин и слепо преданная ему служанка.

— Горячо! Горячо! — твердил молодой человек. — Стоит только появиться какому-нибудь новому факту, как моя гипотеза подтверждается еще и еще раз. С одной стороны, место поисков ограничено берегами Сены, а с другой — национальной дорогой. И оба эти пути ведут в Гавр, город Франциска I, город, в котором он говорил о тайне. Круг сужается. Ко — местность и так небольшая, к тому же искать нужно лишь в западной ее части.

И он с новым энтузиазмом пошел по следу.

— Нет никаких причин, чтобы то, что открылось Люпену, не открылось бы и мне, — беспрестанно повторял Ботреле. У Люпена, конечно, были свои преимущества, может быть, он досконально изучил этот район, знал наизусть местные легенды, помнил, как выглядит то или иное место, все это преимущества бесспорные, тогда как Ботреле не было известно ничего об этом крае, и впервые он попал сюда во время своего расследования по делу в Амбрюмези, успев лишь мельком оглядеться, проезжая по селениям.

Но какое все это имело значение!

Даже если потребуется положить десять лет жизни, он все равно не остановится, пойдет до конца. Здесь был Люпен. Он словно видел его, догадывался о его близости. Вот сейчас грабитель этот покажется за поворотом дороги или выйдет из леса вон на ту опушку, а может быть, он поджидает Ботреле у выхода из деревни? И с каждым постигавшим его разочарованием юноша все яростней стремился к цели.

Порой он, опустившись на придорожную траву, с головой погружался в изучение документа, копию которого всегда носил с собой, переписав его с нужными гласными вместо цифр:

И часто по своей привычке ложился на спину в высокой траве и, глядя в небо, часами размышлял. Торопиться было некуда. Будущее за ним.

С завидным долготерпением шагал он от Сены к морю, от моря к Сене и обратно под небольшим углом, отступая лишь тогда, когда становилось совершенно ясно, что из обследуемого участка больше ничего не выжмешь.

Он облазил, исходил Монтивилье, Сен-Ромен, Октевиль, и Гонневиль, и Крикето.

Вечерами стучался в крестьянские дома и просился на ночлег. Покуривая после ужина, болтал с хозяевами, надеясь вызнать у них, о чем рассказывают старики в этом краю долгими зимними вечерами.

И вдруг, словно мимоходом, спрашивал:

— А про иглу вы знаете? Легенда о «Полой игле»? Не слыхали?

— Что-то нет… Не припоминаю, — следовал ответ.

— А вы подумайте… может, какая-нибудь старушка рассказывала? Ну что-нибудь об игле? Волшебной игле, не помните?

Но нет. Ни легенды, ни воспоминания. И на следующий день он снова весело пускался в путь.

Как-то раз, проходя по раскинувшемуся над морем селеньицу Сен-Жуэн, Ботреле спустился вниз вдоль нагромождения камней, скатившихся со скал.

А потом снова вскарабкался на плато и зашагал в сторону висячей долины Брюневаль, к Антиферскому мысу и бухточке Бель-Пляж. Идти было легко и радостно. Пусть он устал, но зато как хорошо жить! Так хорошо, что Ботреле позабыл и о Люпене, и о тайне «Полой иглы», и о Виктории с Шолмсом. Перед ним был лишь дивный пейзаж под голубым небом у изумрудного моря, сверкающего в солнечных лучах.

Внимание его привлекли квадратные валуны и обломки каменных стен, похожие на руины древнеримского лагеря. Рядом высилось что-то похожее на небольшой замок, имитация древнего форта с потрескавшимися башенками, высокими готическими окнами. Строение чудом уцелело на развороченном отроге, каменистом, кривом выступе, почти оторвавшемся от скалы. Узкий проход к нему загораживала решетка с перилами по бокам, опутанная колючей проволокой.

Ботреле начал с трудом пробираться к замку. Вверху сводчатой двери со ржавым замком стояло название: Форт Фрефоссэ.[7]

Он не стал заходить внутрь, а, свернув вправо, спустился немного по склону и пошел по тропинке, петляющей по краю скалы с деревянными перилами наверху. В конце пути оказался довольно тесный грот, словно сторожевая будка, выдолбленный на вершине скалы, наполовину уходящей в море.

В гроте едва помещался человек. Стены внутри были все испещрены надписями. В одной из стен было проделано квадратное отверстие, наподобие слухового оконца, выходящее прямо на форт Фрефоссэ, зубчатый венец которого виднелся в тридцати — сорока метрах отсюда. Ботреле скинул на пол сумку и сел. День выдался тяжелый, он устал и вскоре заснул.

Его разбудил свежий ветерок, ворвавшийся в грот. Открыв глаза, юноша несколько минут просидел не двигаясь, рассеянно глядя прямо перед собой. Он пытался размышлять, ухватить еще дремавшую мысль. И уже, почти совсем проснувшись, собирался встать на ноги, как вдруг глаза его, расширившись от изумления, уставились в одну точку. По телу пробежала дрожь. Пальцы судорожно сжались, и Ботреле почувствовал, как на лбу, у корней волос, выступил пот.

— Нет… нет… — как в бреду повторял он, — это сон… галлюцинация… Этого никак не может быть…

Встав на четвереньки, он склонился к самому полу. В граните ясно виднелись две выдолбленные огромные буквы, каждая не меньше человеческой ступни.

Грубо выбитые, однако достаточно четкие, со стершимися в течение долгих веков углами, потемневшие от времени, все же это были, без сомнения, буквы Д и Ф.

Д и Ф! Немыслимое чудо! Именно Д и Ф, буквы из документа! Две единственные буквы документа.

О, Ботреле не надо было даже заглядывать в него, он и так помнил наизусть всю четвертую строчку, строку мер и ориентиров.

Он знал их назубок! Вот эти знаки навсегда врезались в глубину его зрачков, отпечатались в мозгу!

Изидор поднялся, снова прошел извилистой тропинкой, поднялся к старинному форту, снова исцарапал руки, продираясь сквозь колючую проволоку, и быстро зашагал к пастуху, чье стадо уже скрывалось за гребнем холма.

— Этот грот… вон там… грот…

Но губы его дрожали, слова замерли на устах. Пастух удивленно воззрился на юношу. Наконец, тот пролепетал:

— Да, грот… Вон там… справа от форта… как он называется?

— А-а, так жители Этрета его Девичьим прозывают.

— Что? Что? Что вы сказали?

— Да Девичий он… Девичья зала, что ли?

Изидор чуть было не вцепился ему в горло, как будто в этом пастухе была заключена вся истина, а он, Ботреле, вознамерился разом вырвать ее у него из груди.

Девичья! Одно из слов, одно из двух единственно известных слов документа!

Порыв безумия налетел на Изидора, едва не сбив его с ног. Вокруг него, все разрастаясь, подобно волнам в бурю, хлещущими струями накатывала истина. Он понял! Документ предстал перед ним в своем истинном свете! Девичья зала… Этрета…

«Все так, — думал он в каком-то озарении, — не может быть иначе. Но как же я раньше не догадался?»

И тихо сказал пастуху:

— Ладно… Иди… Можешь идти… Спасибо…

Тот, недоумевая, свистнул собаку и пошел за стадом.

Оставшись один, Ботреле вернулся к форту. И вдруг, почти миновав его, бросился наземь и вжался в стену в испуге, до боли заломив руки.

— Я с ума сошел! А если он меня увидит? Вдруг меня увидят его сообщники? Вот уже час хожу туда-сюда…

Он замер. Солнце склонялось к горизонту. День понемногу уступал место ночи, очертания предметов стали размытыми.

Только тогда он медленно, очень медленно, скользя, цепляясь за кусты, пополз к вершине отрога. Кончиками вытянутых пальцев раздвинув густые травы, он заглядывает в пропасть.

Прямо перед ним, почти на уровне скалы, из моря выступал огромный утес высотой более восьмидесяти метров, колоссальный обелиск, словно установленный на видневшемся из воды широком гранитном пьедестале, часть которого заострялась вверх, чуть не до самой вершины, торчала подобно зубу гигантского морского чудовища. Белый, как и скала, но какого-то сероватого, грязноватого оттенка, жуткий монолит словно рассекали поперек кремниевые борозды, напластования известняка и гальки, бесконечными веками создаваемые природой.

То тут, то там виднелись трещины, извилины, и вдруг чуть поодаль зеленела трава, показывался клочок земли с побегами, листьями.

Величественная, гордая, нерушимая твердыня, неподвластная грозному натиску волн и коварству штормовых ветров. Грандиозная, вечная громада, высящаяся посреди крепостного вала окружавших ее скал, огромный великан, вышедший из бескрайних морских просторов.

Ногти Ботреле вцепились в землю, подобно когтям хищника, что вот-вот прыгнет на свою добычу. Глаза сверлили каменистую, изрытую морщинами кору утеса, словно пытаясь проникнуть под шкуру неведомого зверя, в сокровенную его глубину. Взгляд касался, ощупывал жертву, вожделенно желая овладеть, подчинить ее себе.

Горизонт вспыхнул огнями уходящего солнца, зажигая неподвижно висящие в вышине продолговатые тучи, и в небе появились сказочные лагуны, пылающие равнины, золотые леса, кроваво-красные озера — целый фантастический, великолепный пейзаж, величественно-спокойный и в то же время полыхающий огнем.

Лазурное небо потемнело. Вверху засверкала лучистая Венера в окружении множества еще неярких звезд.

И вдруг Ботреле прикрыл глаза, невольно схватившись руками за голову. Там, — о, он едва не умер от счастья, радостное волнение сдавило грудь — там, у самой вершины пика Этрета, чуть ниже острого пика, вокруг которого кружили чайки, из расщелины показался дымок, чуть заметные клубы его, как из невидимой трубы, заворачиваясь в спирали, плыли в сумерках медленно вверх.