"Сломанные ангелы" - читать интересную книгу автора (Морган Ричард)

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

– Да, ты на него похож.

Обвинение прозвучало от человека, чье слабо мерцающее изображение возникло передо мной из отделанного мягким материалом оголовья. Звук раздражающе мягкой тональности шел от излучателей, расположенных там же.

По настоянию корпорации мы носили резонансные скрэмблеры – глушилки, выданные "Мандрагорой", – и почти не снимали их. Жаль, что аппаратура не спасала от внешнего шума. Печальный факт.

– На кого? – переспросил я, поворачиваясь к Вордени.

– Не придуривайся, Ковач! На него. На скользкий кусок дерьма в костюме. Вы охренительно спелись.

Я почувствовал, как полез вверх уголок моего рта. Похоже, Шнайдер постарался и обучил Таню Вордени много чему – если даже археологические лекции обогатились его некоторыми речевыми оборотами.

– Вордени, это же наш спонсор. Что вы предлагаете? Каждые десять минут напоминать ему о нашем моральном превосходстве? – я ткнул пальцем в сверкающую нашивку "Клина" на рукаве. – Подумайте сами: я наемный убийца, Шнайдер – дезертир. А вы, независимо от собственных представлений, участвуете в сделке. Акции по продаже величайшего археологического открытия тысячелетия в обмен на билет из этого мира и право пожизненного членства в клубе власть предержащих из Латимер-Сити.

Она даже дернулась:

– Он хотел нашей смерти!

– Ну ладно… Учитывая, что наш план сработал, я готов простить эту ошибку. Если кто-то остался в проигрыше – так это Дэн и его команда.

Шнайдер заржал, однако сразу заткнулся, встретив уничтожающий взгляд Вордени:

– Это правда. А он… Послав людей на смерть, он тут же договорился с их убийцей. Кусок дерьма.

– Если худшее, что висит на Хэнде, это восемь мертвых киллеров, тогда в сравнении со мной он чист. И в сравнении с любым наемником моего ранга.

– Видишь, ты уже его защищаешь. Используешь собственную ненависть, чтобы обезопасить его репутацию и сохранить свое моральное превосходство.

Пристально взглянув ей в глаза, я осушил стаканчик и с преувеличенной осторожностью поставил его обратно на стол. Затем спокойно сказал:

– Я знаю, что недавно ты слишком многое пережила. Потому отношусь к тебе как к существу слабому и беззащитному. Но ты ведь не эксперт по той начинке, что заложили мне в голову. Будет лучше, если ты оставишь свою трижды долбанную любительскую психотерапию для личных надобностей. Ладно?

Вордени сжала губы в тонкую линию:

– Факт остается фак…

– Ребята, – Шнайдер лег на стойку перед Таней с бутылкой рома в руке и наполнил мой стакан. – Давайте перестанем цапаться. Напоминаю, сегодня праздник. Если собираетесь воевать – отправляйтесь на север. Там это любят. А здесь и сейчас я праздную другой факт: мне надоело воевать. Но вы упорно хотите испортить мне настроение. Таня, а почему ты не пьешь? – Шнайдер попытался до краев наполнить ее стакан, но Таня оттолкнула горлышко бутылки. На него она посмотрела с таким презрением, что я почти испугался. Понизив голос, Вордени сказала:

– Вот все, что интересует тебя, Ян. Уход от любых обязательств. Быстрый способ "поправиться", пойти в сторону самого легкого и самого простого решения. Что с тобой стало, Ян? Ты и раньше был слабым человеком, но теперь… – она бессильно махнула рукой.

– Спасибо, Таня, – Шнайдер опрокинул еще стаканчик, и, увидев его лицо снова, я поразился исказившей его гримасе. – Ты права, нельзя быть таким эгоистичным. Лучше бы я связался с Кемпом, и надолго. Что здесь такого, в конце концов?

– Ян, это ребячество.

– Нет, правда… Сейчас мне, кажется, все ясно. Такеши, пойдем и скажем Хэнду, что передумали. Поедем воевать, это сейчас важнее, – он наставил палец на Вордени. – И ты еще… Можешь отправляться обратно в лагерь, откуда тебя вытащили потому, что захотели избавить от страданий…

– Потому, что нуждались в моей помощи. Ян, кончай свой балаган.

Шнайдер отвел руку для удара, и я не успел ничего подумать, как в дело вступила ускоренная нейрохимией реакция. Прижав его руку к столу, я сделал это слишком резко, нечаянно толкнув Таню плечом. И в ту же секунду услышал ее возглас, совпавший с ударом об пол. Стакан Тани перевернулся и покатился по столу. Вполголбса я сказал, обращаясь к Шнайдеру:

– Хватит.

Рука Яна Шнайдера оказалась крепко притиснутой к поверхности стола. Другой рукой я захватил кисть и выкрутил, оттянув практически до своего уха. На Шнайдера я смотрел в упор и видел, как глаза его наполнились слезами. Пришлось слегка ослабить хватку.

– Думаю, ты не станешь со мной драться.

– Н-нет… – проговорил он. Прочистив горло, Шнайдер закончил:

– Да уж, конечно, не стану.

Почувствовав, что он окончательно обмяк, я отпустил руку. Повернувшись, заметил, как Вордени поднимается с пола и ставит стул на место. Позади стояли несколько посетителей, снявшихся с табуретов, чтобы понаблюдать за дракой. Встретив мой взгляд, они вернулись к своим стаканам. Последним сел на место искалеченный морпех у дальнего угла стойки бара. Никто не желал вступать в конфликт с "Клином". Я скорее почувствовал, чем услышал, как бармен позади меня вытирал разлитый по столу ром.

Обернувшись к стойке, я облокотился на еще не просохшую поверхность:

– Кажется, нам всем пора успокоиться.

– Хорошо бы, – археолог наконец поставила свой табурет в вертикальное положение:

– Ты первый, кто послал меня в нокдаун. Ты и твой партнер по рестлингу.

Шнайдер уже взял бутылку и наливал себе очередной стакан. Выпив, он ткнул пустой посудиной в сторону Вордени:

– Таня, хочешь знать, что со мной случилось? Ты…

– Кажется, ты сам хочешь это сказать.

– Ты и вправду этого хочешь? Мне случилось увидеть девочку лет шести. Она умирала от удара шрапнели. Чертовы раны от чертовой шрапнели. От моей шрапнели… Она попала под взрыв гранаты. Потому что пряталась в бункере с орудием автоматического огня. Я сам бросил внутрь эту гранату, – он заморгал и налил в стакан еще рома. – Блин, видеть не могу ничего такого. Моя война закончена, что бы ни случилось. К вашему гребаному сведению. Здесь мое слабое место, – несколько секунд он попеременно смотрел то на меня, то на Таню, словно с трудом вспоминая, кто из нас кто. Потом слез с табурета и направился к двери, почти не качаясь. Его стакан остался стоять на стойке.

– О-хо… Твою мать… – Вордени произнесла эти слова в повисшей над барной стойкой тишине. В пустой стакан она смотрела так, словно на дне находился спасательный люк. – Да-а…

Я не хотел, чтобы она продолжала пить:

– Считаешь, нужно пойти за ним?

– Нет, не думаю, – поставив стакан, Таня потянулась за сигаретами. Появилась та же пачка "Лэндфолл-лайт", что я видел в виртуале, и она машинально закурила. – Не хотела его…

– Конечно, ты не хотела его оскорбить. Он сам виноват, хотя бы потому, что перебрал. Не стоит беспокоиться. Он давно носит при себе эти воспоминания, а ты подействовала как катализатор. Вероятно, так было нужно.

Затянувшись, она взглянула в мою сторону сквозь дым, как бы ненароком:

– Атебя не гложет? Сколько проходит времени, когда это начинает действовать?

– Время не имеет значения. Спасибо корпусу Посланников, они разбирались в таких вещах. Была специальная техника – "нейродинамическое регулирование", в просторечии – "кондиционирование".

На сей раз Таня развернулась на стуле, обратившись ко мне лицом:

– А ты ни разу не пожалел? И не считал себя ущербным?

Перегнувшись через стол, я дотянулся до бутылки и наполнил стаканы до краев:

– В молодости – не имело значения. Думаю, это и в самом деле здорово. Мечта, до края налитая тестостероном. Знаешь, до корпуса Посланников я служил в обычных частях, и там хватало других заморочек, вроде "привитых" тебе программных модулей. Теперь разрешают менять версии собственного тела. И тело становится доспехом твоей бессмертной души. Со временем я состарюсь и буду рассуждать по-иному. Но кондиционирование останется во мне навсегда.

– Ты не способен его преодолеть? Не можешь отказаться от кондиционирования?

Я пожал плечами:

– Как правило, этого не хочется. Такова природа качественного нейродинамического регулирования. А этот продукт – действительно качественный, позволяющий человеку действовать куда эффективнее. Противодействие кондиционированию дается с трудом, замедляя реакцию. Откуда у тебя такие сигареты?

– Эти? – Вордени отрешенно посмотрела на пачку "Латимер-лайт". – Э-э… кажется, их дал мне Ян. Да, это он.

– Надо же, постарался, – если она и заметила в моем голосе сарказм, то никак не прореагировала.

– Хочешь?

– Почему бы нет? – при виде сигареты мне кажется, что это тело послужит недолго.

– Думаешь, мы действительно доберемся до Латимер-Сити? – археолог внимательно наблюдала за тем, как я вытряхивал сигарету из пачки и прикуривал. – Доверяешь ли ты Хэнду? Надеюсь, он выполнит вторую половину сделки.

– У него есть лишь одна, довольно шаткая возможность поставить на нас крест, – выдохнув облако дыма, я наблюдал, как оно рассеивалось над стойкой бара. Появилось неясное чувство предстоящей утраты, словно что-то пролетело через мой мозг и сбило с мысли. Подбирая нужные слова, я взял паузу:

– Отправив деньги на наш счет, "Мандрагора" уже не сможет отменить свой перевод. Так что, выведя нас из игры, Хэнд получит обратно лишь стоимость направленной трансляции и цену трех свежих тел. И еще – опасность возмездия.

Вордени показала глазами на резонансный скрэмблер:

– Ты уверен, что эта штуковина без "жучка"?

– Нет. Я купил ее у частного дилера, однако по рекомендации "Мандрагоры". Поэтому в скрэмблере может быть все что угодно. На самом деле это не имеет значения. Единственный, кто знает о деньгах все, – это я, а я не собираюсь тебе рассказывать.

– Спасибо.

Я не заметил никакой иронии в этом тоне. В лагере Таня Вордени узнала цену знанию и незнанию.

– Не стоит благодарности.

– Корпорация способна заставить нас замолчать позже, по окончании сделки.

Я развел руками:

– Зачем? "Мандрагоре" невыгодно молчание. Это крупнейшее открытие, в котором когда-либо участвовала независимая корпорация. И о нем нужно будет рассказать. Наша "взведенная", как будильник, информация окажется самой последней новостью к моменту, когда выйдет в сеть. Обнаружив твой звездный корабль, "Мандрагора" сама оповестит об этом факте крупнейшие банки данных Санкции IV. Хэнд использует открытие для получения членства в Картеле, а возможно – сядет в одно из кресел коммерческого совета Протектората. В одну ночь "Мандрагора" может стать крупнейшим из игроков корпоративного поля. А наша значимость при данном порядке вещей будет просто нулевой.

– Ха, и долго вы все обдумывали?

Я опять пожал плечами:

– Пока это вообще не обсуждается.

– Не знаю, – Вордени сделала слабый, даже беспомощный жест. – Не могла себе представить, как охрененно ты на него похож. На этот кусок корпоративного дерьма.

Я вздохнул:

– Послушай. Мое мнение о Матиасе Хэнде к делу не относится. Он выполнит лишь то, что мы хотим. Вот что важно. Нам заплатят и посадят на уходящий борт. В этом смысле личность Хэнда не имеет особого значения. На его месте мог оказаться любой функционер "Мандрагоры". Хэнд нравится мне в той мере, в какой мы нуждаемся в его услугах. Если он попытается помешать, я в любой момент могу сжечь ему стек. По-моему, достаточно внятно изложено, чтобы тебя убедить.

Вордени прикоснулась к скрэмблеру:

– Остается надеяться, что здесь нет прослушки. Если Хэнд тебя слушает…

– Хватит тебе, – я потянулся через стойку и взял полный до краев стакан Шнайдера. – Если так, возможно, он испытывает аналогичные подозрения на мой счет. Хэнд, если ты меня слышишь: за недоверие и взаимное сдерживание. Ну, будем! – я стукнул стаканом по оголовью и выпил. Вордени округлила глаза:

– Великолепно. Вперед, на мины! То, что мне и нужно.

Я зевнул:

– Что тебе нужно, так это подышать свежим воздухом. Не желаешь прогуляться? Если отправимся сейчас, можем обернуться до комендантского часа.

– Я думала, в такой форме комендантский час – не проблема.

Я посмотрел на свою форму и провел ладонью по грубоватой ткани:

– Ну да. Но теперь нам лучше не высовываться. Кроме прочего, патрули бывают автоматические, а они запрограммированы на жесткий ответ. Не будем рисковать. Ну что, пойдешь?

– Хочешь прогуляться под ручку? – предполагалось, что это была шутка, но прозвучала она неловко. Мы оба встали, совершенно чужие друг другу и замкнутые каждый в своем мире. Возникла напряженная пауза, повисшая в воздухе, словно неудачный тост. Чтобы смять окурок сигареты, пришлось дотянуться до пепельницы.

– Конечно, – галантно произнес я. – На улице темно.

Сунув скрэмблер в карман, я сделал то же с пачкой сигарет. Впрочем, сказанное не сняло напряженности. Слова остались висеть в воздухе, словно дымная трасса от лазерного выстрела.

На улице темно.

Выйдя наружу, мы шли, скромно пряча руки в карманах.