"Правь, Британия!" - читать интересную книгу автора (Морье Дафна дю)

4

Чрезвычайное положение официально действовало все долгие выходные: от четверга до вторника следующей недели. Иных объяснений, кроме тех, что упоминал премьер-министр: «ничтожная кучка недовольных» создала «серьезные помехи для нашей экономической стабильности», — не давалось. Эмма не могла не почувствовать, что это мрачное заявление звучит весьма расплывчато. Может быть, имелись в виду демонстрации на Трафальгарской площади или у парламента, но ведь никаких демонстраций не было уже много месяцев: после того как на референдуме об отделении от Европы подавляющее большинство проголосовало за нынешнее коалиционное правительство, вряд ли кто-то пойдет на демонстрацию — никто не захочет выглядеть двуличным. По-прежнему остро стояла проблема безработицы, цены росли непрерывно, но ведь и это уже привычно. Значит, союз с США все изменит и все будут счастливы? Если так, кто же эта «кучка недовольных» и зачем они будут этому мешать? Очень непонятно. Обсуждать ситуацию с Мад бесполезно, она не хочет об этом говорить.

— Я воздерживаюсь от комментариев, — сказала она ледяным тоном, — пока не окончится чрезвычайное положение.

Это означает, решила Эмма, что она все это осуждает. Считает, что это обман. Да, может быть, она и права. Но какой же это обман, если в конюшне живут морские пехотинцы, на дороге баррикады и не работает телефон? Остается только сидеть приклеенным к телевизору и ждать, что покажут что-нибудь кроме старых английских и американских фильмов. Конечно, были короткие выпуски новостей. Президент встречает королеву в Белом доме, старшая принцесса что-то там такое делает с девочками-скаутами в Австралии, принц Уэльский командует эсминцем в Индийском океане, герцог Йоркский временно откомандирован из своей части в конную полицию Канады, а принц Эдуард — на альпинистском маршруте в Шотландии.

Техникум Терри тоже закрылся на каникулы, и парень проводил время, шпионя за морскими пехотинцами на конюшне. Он пришел к мрачному заключению, что большую часть времени они слушают поп-музыку по радио на коротких волнах.

— Они сообщили мистеру Трембату о бедном Спрае, — рассказал он Эмме. — Тот, что приходил к нам пить чай, командир части, послал на ферму капрала. Капрала Вэгга.

— А ты откуда знаешь? — спросила Эмма.

— Сам капрал мне и рассказал, когда приходил вернуть ведро.

Так что хождение — было, несмотря на запрет Мад. Еще немного, подумала Эмма, и они начнут наведываться по черной лестнице за чашкой чая.

— Капрал сказал, что на ферме его встретили приветливо, — продолжал Терри, — пригласили зайти. Еще он сказал, что если в Корнуолле все девчонки такие заводные, как Миртл, то он, после того как кончится эта заваруха, не тронется с места и пошлет к черту морскую пехоту.

— Вот болтун, — засмеялась Эмма, — а ты ему поверил?

— Кто его знает. Ну уж Миртл-то я знаю. Ей только подмигни, и она уже готова.

Помрачнев, он отправился в сад рубить сухие деревья. Мад поручила это им с Джо, чтобы «они были при деле». Сама же Мад или наблюдала за своими лесорубами, или уходила в подвал, где она с Энди и Сэмом создала некую ассоциацию, занимавшуюся очисткой и заточкой старых стрел и перетягиванием тетивы на луках.

— Но, милая, — попыталась урезонить ее Эмма, когда мальчишки убежали за новой партией наждачной бумаги, — зачем ты поощряешь их в таком опасном деле?

— А почему бы и нет? — спросила бабушка, оторвавшись от работы (оружие в ее руках, пожалуй, погрозней, чем копья пигмеев). — Из Энди выйдет первоклассный стрелок. Интересно, где старая соломенная мишень, что когда-то здесь лежала. Держу пари, он будет попадать в самое яблочко.

Энди, с еще более, чем обычно, растрепанной шевелюрой, прибежал обратно и улыбнулся, услышав слова Мад.

— Я еще и не такое могу. Могу попасть в апельсин на шесте с расстояния пятидесяти ярдов. Честно, я уже пробовал оттуда, с моего поста на трубе.

— Это, конечно, хорошо, — сказала Мад, — но не трать зря стрелы.

Боже мой, подумала Эмма, с таким же успехом можно просить… Стоя на берегу, просить прилив умерить свой сердитый бег…[3] Точно ли она помнит цитату? Тем не менее и так все понятно. Бабушка несгибаема. Эмма услышала на кухне голоса и поднялась туда, к большому своему изумлению застав Дотти за беседой с лейтенантом Шерменом. Эмма почувствовала, как щеки ее покраснели, и очень на себя из-за этого разозлилась.

— День добрый, — сказал лейтенант, улыбаясь.

— День добрый, — ответила Эмма. Она никогда так не говорила и почувствовала себя полной дурой.

— Лейтенант пришел сообщить нам, что завтра чрезвычайное положение будет снято, — сказала Дотти, — и мы снова сможем ходить куда захотим. Это очень здорово, правда, Эмма?

— Да, правда, — сказала Эмма. — Значит, и телефон заработает? А мальчишки смогут ходить в школу?

Лейтенант Шермен потрогал подбородок.

— Ну, на ваш первый вопрос отвечу «да»: телефон должен нормально работать с шести утра завтрашнего дня. А второй вопрос… Боюсь, я не имею информации. Но мне кажется, что школы будут закрыты до следующей недели.

— Как плохо. Если бы вы знали, как тяжело придумывать для них развлечения.

Лейтенант Шермен снова улыбнулся.

— Думаете? — спросил он. — Я бы не сказал. По-моему, так они находят себе массу занятий.

Он подмигнул, и, как подумала Эмма, это получилось весьма забавно — хотя она искренне надеялась, что лейтенант подразумевал Джо и Терри в кустарнике, а не Энди с луком и стрелами на крыше. А у него есть чувство юмора, хотя тогда, когда Бен произнес свое первое слово, это не было слишком заметно, — кстати, Бен с тех пор больше не говорил, — но тогда присутствовал его начальник, и все были под впечатлением от заявления премьер-министра и этого ужасного кекса Мад. Эмме захотелось пригласить его прийти попозже и чего-нибудь выпить, но Мад бы это не понравилось, либо она стала бы угощать его сама и захватила бы нить разговора в свои руки.

— Заходите к нам еще, — непринужденно попросила Эмма.

— Надеюсь, что смогу, — ответил он. — Кстати, меня зовут Уоллес Шермен, а друзья называют меня Уолли. Передайте мои наилучшие пожелания вашей бабушке. Надеюсь, что она все-таки смогла за эти дни отдохнуть и мы ее не сильно побеспокоили.

Побеспокоили, ха-ха… Она сейчас в подвале затачивает стрелы. Эмма с сожалением наблюдала, как лейтенант ушел к конюшне, единственное, что ее несколько озадачило, — это имя Уолли[4]. Даже трудно представить, что она говорит Мад: «Я сегодня иду гулять с Уолли…»

Вопрос о приглашении лейтенанта Шермена в дом или совместного вкушения армейских НЗ в конюшне отпал сам собой, потому что вечером между конюшней и шоссе начали сновать машины. Появилась парочка джипов, и морские пехотинцы стали сворачивать оборудование, явно готовясь к переезду.

— Вот и хорошо, — сказал Терри, вглядываясь из окна кухни в наступающие сумерки. — Нечего им здесь болтаться.

— Далеко они не уедут, — тихо сказал Джо. — Только спустятся с холма. Капрал Вэгг сказал, что в этом районе две десантные части и они будут контролировать побережье Полдри и доки. Берег будет огорожен, а жить они будут в реквизированных пляжных домиках и автоприцепах.

— Какого черта? — взорвался Терри. — Ваш лейтенант Шермен сказал, что завтра чрезвычайное положение заканчивается.

— Откуда я знаю, — ответил Джо. — Капрал мне не сказал, да он и сам не в курсе, как пить дать.

— Это коммунисты виноваты, вот увидите, — сказала Дотти. — Их сбросят с русских аэропланов переодетыми в монахинь, как в прошлую войну.

— Я знаю, что сделают коммунисты, — сказал Колин, внезапно появляясь из игровой комнаты, где, судя по обнаруженному позже состоянию обоев, он учил Бена писать. — Они подплывут к Полдри, переодевшись русалками, а к хвостам привяжут ракеты с динамитом. Будь я коммунистом, я бы точно так и сделал.

Бен, как всегда ухватившись за руку Колина, в знак согласия яростно закивал головой и, чтобы убедить в серьезности своих намерений, сложил губы, намереваясь произнести ожидаемое всеми с ужасом «г…». Эмма успела выскочить из кухни, услышав позади гневный крик Дотти и громкий смех Терри!

Вечером, когда они с бабушкой уже подумывали лечь спать, вдруг зазвонил телефон.

— Я подойду, — быстро сказала Эмма.

— Может, звонят из конюшни, они, наверное, провели связь к нашему дому.

Так как больше думать было не о чем, мысли Эммы были заняты лейтенантом. Она бросилась в холл, где стоял телефонный аппарат. Звонил не лейтенант, а Папа.

— А, это ты! — воскликнула Эмма, не зная, радоваться или огорчаться. — А нам сказали, что телефон заработает только утром.

— У меня приоритет, — сказал Папа, — так что никаких проблем.

Это, конечно, похоже на него. Он любил чувствовать себя очень значительным.

— Ну, — спросил он, — как вы перенесли этот кризис? У нас здесь, скажу тебе, все бурлит.

— Охотно верю, — отвечала дочь. — Здесь тоже все бурлит. Над головой ревут вертолеты, кругом американцы — даже у нас в конюшне, но оттуда они завтра уедут. Ходят слухи, что они заняли весь пляж у Полдри и доки.

— Правильно, правильно. При нынешних обстоятельствах это очень правильный шаг, никто не хочет, чтобы какая-то горстка хулиганов беспокоила всю страну. Хотя они, конечно, ничего не добьются. А новости-то какие хорошие!

— Что ты имеешь в виду? — спросила Эмма.

— Как? То, что две страны объединились. Давно надо было так сделать. Многие из нас выступали за это еще с тех пор, как мы оплошали с Европейским сообществом. Сейчас надо всем приложить усилия, чтобы союз получился. Конечно, будут и такие, которым это не понравится, но, если они будут вредить, мы найдем способ заткнуть им рот. Скажи мне, Эмма, Мад ведет себя хорошо?

— Более или менее, — осторожно ответила Эмма. — То есть ничего ужасного она не делает. В самый первый день мы все страшно расстроились, потому что один из солдат застрелил Спрая, собаку мистера Трембата, она была не на привязи.

— Что ж, если это единственная неприятность, то считай, что вам повезло. Эти парни могут пострелять просто ради удовольствия, сама понимаешь, так что лучше им под руку не попадаться, когда они при исполнении служебных обязанностей. Надеюсь, ты следишь за своими разбойниками?

— Да, они ведут себя отлично.

— Так, если на меня не очень сильно будут давить, то, может быть, улучу денек и навещу вас, не знаю только когда.

Эмма представила себе, что это за давление: потоки денег, циркулирующие по артериям Английского банка, и Папа, держащий руку на его пульсе. В холл вошла бабушка.

— Вик? — сказала она, выхватив у Эммы трубку. Мать и сын заговорили одновременно, не слушая друг друга, оба убеждали, яростно спорили — так случалось во время каждого их разговора по телефону.

— Я тебе никогда этого не прощу, — говорила Мад. — Ты же знал обо всем, как и Джимми Джолиф. Кто-то из вас обязан был меня предупредить, ведь мы не были бы застигнуты врасплох. Чепуха, ты же меня знаешь, я не стала бы кричать об этом с колокольни или рассказывать в Полдри каждому встречному. Что? Ничего не слышу, что ты говоришь. Нет, премьер-министр выглядел мрачно, но он всегда такой. А кто все эти люди, что будут чинить препятствия? Скажу честно, я буду в их первых рядах.

Так они сражались, выпад — защита, будто на ринге. Но время летело, и пять минут Папиного приоритета, очевидно, истекли, потому что Мад, швырнув трубку, отправилась в спальню.

— Вик слова сказать не дает, — бросила она на ходу, не понимая, что и она делает абсолютно то же самое. — Не могу понять, от кого у него такое, только не от меня, а его отец был всегда краток и говорил по существу. А Вик несет полную чушь. И это дурацкое название СШСК, над нами сейчас весь мир смеется. Правда, над нами смеются уже давно. Эм, если завтра уберут эти заграждения с дорог, то мы с тобой поедем по магазинам. Мне хочется узнать, что говорят обо всем этом люди.

На следующее утро, часов около десяти, Эмма подогнала машину к воротам и, к своему отчаянию, обнаружила, что бабушку окружили Энди, Колин и Бен.

— Они тоже поедут?

— Почему бы и нет?

Мад, в боевом наряде, в синем с ног до головы, вылитый Мао Цзэдун, велела мальчишкам залезать на заднее сиденье.

— Вижу, морская пехота нас покинула, — заметила она, поглядев на конюшню. — И то слава Богу. Надеюсь, навоз они не прихватили с собой.

Она уселась на водительское сиденье, и Эмме пришлось занять привычное место рядом. Обычно, сев за руль, Мад первым делом резко включала задний ход, мальчишки к этому привыкли и всегда готовились к рывку.

— У меня такое ощущение, что мы просидели взаперти многие месяцы, — объявила Мад, когда они вывернули с холма на шоссе. Поворот был исполнен как на соревнованиях по бобслею в Сен-Морице.

— Слава Богу, дорога свободна и мы поедем спокойно.

Со свободной дорогой их бобслейной команде повезло только до подножия холма, после чего Мад, с редким присутствием духа, затормозила у самого шлагбаума, перегораживающего дальнейший путь. У дороги была сооружена будка, около которой стоял постовой.

— Пожалуйста, покажите ваш пропуск, мэм, — сказал он.

— Какой еще пропуск? — гневно спросила Мад. — Меня здесь все знают. Пропуск мне не нужен.

Солдат, не из тех, кто жил в их конюшне, но тоже американец, принял извиняющийся вид.

— Извините, мэм, это правило, которое вступило в силу сегодня утром. Вы откуда?

— Я живу в трех минутах езды отсюда, на холме, мой дом называется Треванал. Ваши люди были расквартированы у меня на конюшне в течение пяти дней.

Постовой удивленно уставился на нее.

— Простите, мэм. Я же был там вчера, помогал упаковывать аппаратуру. Я не знал, что вы хозяйка того дома. Я выпишу вам пропуск.

Он скрылся в будке и появился обратно, неся желтую наклейку и два листка.

— Профилактические меры, мэм. Выдаются всем местным жителям. Это для машины. Наклею вам на ветровое стекло. Вот пропуска вам и вашей спутнице.

— А нам? — спросил Энди. Солдат улыбнулся и покачал головой:

— Сынок, тем, кому нет восемнадцати, пропуска не дают. Но если вы в сопровождении взрослых, то все в порядке. Спасибо, мэм.

Он поднял шлагбаум, и, первый раз на памяти Эммы, Мад включила нужную передачу и нажала на газ, чуть не наехав на солдата. Тот быстро скрылся в будке.

— Никогда в жизни не слышала такой нелепицы, — взорвалась Мад. — Кто они такие, чтобы распоряжаться, как нам ездить по нашему собственному шоссе.

— Смотрите, — возбужденно сказал Колин, показывая на пляж, — там тоже шлагбаум, и проволока вокруг, и полно солдат.

Он был прав. Пляж Полдри, любимое место туристов летом и убежище для местных жителей зимой, где они выгуливали собак, за эти выходные превратился в военный лагерь, везде виднелись таблички: «Морская пехота США. Вход воспрещен».

Мад остановила машину у входа в супермаркет Полдри. Она вышла из машины и скрылась во вращающихся дверях, Эмма и мальчишки последовали за ней. В супермаркете было полно народа, стоял оглушительный шум и грохот, будто в птичьем вольере в зоопарке. Разумеется, что, как и в дни любого кризиса, все жаждали поделиться впечатлениями о пережитом.

— Только мы сели пить чай и я сказал отцу…

— Спала? Я не могла глаз сомнуть. А какой стоял рев…

— Как в годы войны. Так я сказала Джиму, глядя на всю эту ораву, и, говорят, они здесь надолго. Джим говорит, что если они уедут, то всякое может случиться. Джим говорит…

Мад шла, кидая в корзинку покупку за покупкой, пока не увидела продавца, нарезавшего ветчину, — а она всегда говорила, что в тяжелое время можно прожить на холодной ветчине. Она окинула его холодным взглядом. Он был не местный, приехал из Бристоля, когда открыли супермаркет.

— Что вы скажете о вторжении? — спросила она.

— Вторжении? — переспросил продавец, затем улыбнулся. — Ну, я бы так не сказал. И жене говорю, что они спасут нашу страну. Давно надо было это сделать, месяцами, даже годами раньше.

— Да? — спросила Мад. — Почему?

— Ну… — он помедлил с ответом, нарезая ветчину. — Ведь это и есть смысл? Они такие же люди, как мы. Мы все говорим по-английски. Вот и отлично, если все англоязычные страны будут вместе. Америка, Австралия, Южная Африка, мы… Тогда иностранцы не смогут нами помыкать.

— А сейчас нами, что, не помыкают? Вот выдали мне пропуск, когда я ехала в Полдри. И никто не может ездить без пропуска.

— Безопасность, — сказал продавец-бристолец и, оглянувшись, понизил голос до шепота: — Вы не поверите, что творится. К нам ведь не только с континента проникают вредители, а еще и здесь обычные люди, как я, как вы, поджидают своего часа, чтобы помешать коалиционному правительству или навредить американцам. Мы все должны быть начеку.

— Да, — сказала Мад, — мне кажется, это так.

Эмма, все время внимательно наблюдавшая за мальчишками, чтобы они не положили что-нибудь вместо корзины в карман, последовала за бабушкой к выходу. Мад выглядела довольно мрачной.

— Куда теперь? — спросила Эмма.

— Хочу переговорить с Томом, — сказала Мад. Том торговал рыбой и ловил ее в водах Полдри уже лет пятьдесят.

— Ну что, Том? — Глаза Мад на сей раз не были так холодны. Она любила Тома. — Как тебе нравится жить в засаде?

— Нисколько не нравится, — последовал ответ седовласого шкипера с «Мегги Мэй». — Всю страну они нам перевернули. Больше того, думают хозяйничать над нами. Я им не помощник. И чего им надо в бухте — пескороек, что ли, копают?

Мад улыбнулась:

— Мы это делали с полвека тому назад. Называлось «показывать флаг». Производит впечатление на местное население.

Том покачал головой:

— Может, это подействует на кого-нибудь. Только не на меня. Я прожил слишком долгую жизнь. — Он взглянул на свой неказистый товар, разложенный на прилавке. — Да, милая, привлечь вас и нечем. Поймана в среду и с тех пор пролежала в морозилке. Потеряли задор эти рыбы, будто деятели с Уайтхолла. А вы идете на собрание?

— Какое собрание?

— По городу развешаны объявления. В семь часов собрание в городской ратуше. На вопросы публики отвечает наш депутат парламента и этот янки-полковник, что здесь главный.

— Ага! — сказала Мад и повернулась к внучке. — У меня большое желание туда пойти.

Сердце у Эммы упало. Она точно знала, что произойдет. Все время, пока будут задавать вопросы, Мад шепотом, или не совсем шепотом, будет их комментировать. Ну а депутат парламента от этого округа действовал на нее, как красная тряпка на быка. Во-первых, это была женщина, кроме того, несколько лет тому назад, перед выборами, она заезжала в Треванал в полной уверенности, что Мад поддержит партию щедрым пожертвованием. Она благополучно прошла на выборах, но убедить Мад прийти на избирательный участок ей не удалось.

— Еще два места, — сказал председатель Мао своим спутникам. — Почта и «Приют моряка».

Перед почтой выстроилась очередь, почти такая же, как в супермаркет, но Мад очередей не пугалась. Она говорила, что в них рождается чувство солидарности. Еще она обожала получать пенсию. «Я чувствую себя богатой», — говорила она Эмме, а деньги держала в свинье-копилке, по субботам выдавая оттуда мальчишкам на мелкие расходы.

На почте тоже выявились разные мнения о происшедших за выходные событиях. Некоторые стоявшие в очереди, как и продавец ветчины из супермаркета, считали, что это к лучшему, другие с сомнением качали головами. Районная фельдшерица, свояченица мистера Трембата, соседа Мад, примкнула к сомневающимся. Более того, она была весьма недовольна.

— Они отключили мне телефон, — сказала она Мад, — а миссис Эллис должна была родить, и когда я в субботу ночью пошла через долину навестить ее, меня не пропустили. Сегодня утром извинялись, конечно. Дали пропуск. Хорошо, она еще не родила, ну а если…

— Ребенок мог родиться о двух головах, — сказал Колин, имевший привычку влезать в разговоры взрослых.

— А вы говорили с мужем вашей сестры? — спросила Мад, проигнорировав Колина.

— Да, — кивнула фельдшер и понизила голос: — Они так горюют о бедном Спрае.

— Знаю. Мы тоже.

Получив свое богатство, Мад вышла с почты, и они поехали в «Приют моряка». Этот паб построили около ста лет тому назад для моряков, докеров, добытчиков глины, ну а теперь он превратился в модное заведение для богатых, подъезжавших по вечерам поменяться женами. С тех пор как смягчились правила торговли спиртным, дела хозяина, мистера Либби, пошли в гору; когда они подъехали к пабу, чтобы пополнить свои запасы сидра, Мад заметила, что было бы интересно разузнать мнение мистера Либби, потому что заведение его стоит у самого берега. В пабе уже было полно американских морских пехотинцев, которые, как один, повернулись и уставились на Эмму, так что она не пожалела, что бабушка осталась сидеть в машине. Стоявший за стойкой хозяин, судя по всему, пребывал в хорошем настроении.

— За сидром приехала, милая? — спросил он. — Извини, придется чуть подождать, я очень занят. Пришлите ко мне Джо попозже.

— Нам нужно сейчас, — твердо произнесла Эмма и повернулась на каблуках.

Она с трудом узнала собственный голос. Говорила в точности как Мад. Когда она выходила, один из американцев присвистнул. Через некоторое время появился мистер Либби с ящиком сидра. Мад высунула голову в окно автомобиля.

— Дела идут? — спросила она.

— Это точно, — подмигнул он. — Пока эти парни здесь толкутся, торговля идет бешено, лучше, чем когда-либо с туристами. Хорошо бы они остались тут навсегда.

Он погрузил ящик в багажник и помахал рукой.

— Хм, — сказала Мад, разворачивая машину по направлению к холму. — Полностью на нашей стороне двое: добрый старый Том Бейт и районная фельдшерица.

— На нашей стороне? — спросила Эмма.

— О, ведь это абсолютно очевидно. Скоро все поделятся на «наших» и «ненаших».