"Лабух" - читать интересную книгу автора (Молокин Алексей)

ДЕНЬ ТРЕТИЙ

Глава 11. Проснуться с дождем

Остро пахло мокрыми листьями, деревянной лодкой и травой, запах смешивался с застоявшимся табачным духом, насквозь пропитавшим Лабухово жилище, и эта странная смесь двух видов горечи вызывала ностальгию. За окошком шел дождь.

Лабух босиком прошлепал к двери и слегка приоткрыл ее. И сразу комната наполнилась плеском, капаньем и прочими тихими голосами летнего утреннего дождя. Сколько же песен сложено про дождь, сколько музыки нашуршали-назвенели маленькие зеркальные земляничины, падающие с неба? Там, высоко в небесах, клубится земляничная поляна, и созревшие капли в срок осыпаются за землю. А еще у дождя есть сердце, потому что существует такая песня «Сердце дождя», в дождь можно прыгать, и дождь некому остановить. Была когда-то такая группа — «Дождливые короли», а может, их название переводилось как «Королевский дождь». Красивые времена, красивые названия. И музыку хотелось играть красивую...

Дождь — это сон неба, как и сны, дожди бывают страшными, похожими на тихо кричащий десант с нераскрывшимися парашютами, неистовыми, как средневековая сабельная сеча, осторожно-брезгливыми, как кошачья поступь по мокрой дорожке, гипнотически вкрадчивыми... Дождь есть любовь, сказал когда-то один стареющий хиппи и, может быть, не соврал...

Хорошо, что сегодня с утра идет дождь. А еще хорошо, что сегодня не надо никуда идти, не надо ни с кем драться, Не надо никому играть, а можно просто сидеть и слушать небо. И тихонько подыгрывать дождю.

Лабух осторожно достал из шкафа акустическую гитару, подстроил, и зашелестел струнами, напевая почти беззвучно, чтобы не спугнуть дождь:

Чуть влажным, немного расплывающимся, словно тушь на ресницах, голосом вступила скрипка, наигрывая простенькую мелодию, слегка кокетничая и свингуя. Привет, Дождь, это я, Скрипка, ну что, поиграем?

Голос скрипки взлетел, заострился на миг, словно мокрая осока, потом тоненькой колонковой кисточкой, шутя и играя, принялся украшать простенькие слова старой песенки замысловатыми виньетками...

Это же шутка, игра в наперстки. Три аккорда, как три Наперстка, угадай, Дождь, под каким из них прячется горо-йина моего сердца?

Не здесь, и не здесь, и здесь тоже нет. Как печально, что ты не угадал, ну что же, значит, нам придется расстаться, прощай, Дождь, в следующий раз будь повнимательней! И Дождь отозвался замирающим пичикатто: «Кап... кап... кап...»

Лабух совсем было растворился в дожде, но недовольный голос Мышонка живо вернул его к действительности:

— Эй, Лабух, тут какой-то мужик на экран прется. Я уже два раза операционку перезагружал, а он не унимается. Лезет, как жаба на корч. Может, вирус какой? Ты бы получше следил за своим компом, а то в нем посторонние так и шастают! Скоро семьи создадут, пойдут детишки, а в результате — прощай компьютер!

— Чего тебе не спится? — Лабух нехотя отложил гитару. — И чего тебе надо от моего бедного старого компа?

— Поиграть, пообщаться с кем-нибудь приятным хотел, или музыку послушать, — объяснил Мышонок. — Завтракать еще рано, так я решил пообщаться, так, для аппетита. А тебе что, жалко? Ну, извини, что отвлек. Кстати, а где у тебя тут звук включается?

Лабух подошел к компьютеру и, не глядя, ткнул пальцем в кнопку «Reset», перезагружая систему.

— Всего-то и делов, — сказал он, — не умеешь ты, Мышонок, с техникой обращаться.

Компьютер послушно перезагрузился, на экране появилась привычная заставка — Фотография Дайаны с Черной Шер на руках. На фотографии Черная Шер была еще котенком, стеснительной субтильной кошечкой, настороженно смотрящей в объектив. Старая была фотография.

«Надо бы сменить заставку, — в который раз подумал Лабух. — Тоже мне, дама с горностаем!»

Однако долго любоваться портретом Дайаны с кошечкой на руках не пришлось, потому что экран на миг погас, а потом выбросил на рабочий стол изображение небритой и от этого еще более интеллигентной физиономии. Физиономия раскрывала рот и вообще всячески гримасничала, явно стараясь привлечь Лабухово внимание. Владелец физиономии был облачен в белый халат, на грудном кармашке красовался какой-то бейдж, надпись на котором прочесть было, увы, невозможно из-за низкого разрешения экрана. Физиономия приблизилась, заполнив весь экран, и что-то раздраженно проорала. Лабух поморщился, сунул руку за колонку, нащупал клавишу и включил звук.

— ...рядочные люди уже давно проснулись и работают! Созидают изо всех сил! — надрывалась физиономия. — А эта богема проклятая все дрыхнет и дрыхнет!

— У нас сегодня выходной, — спокойно сказал Лабух в микрофон. — И вообще, кто они такие, эти «рядочные люди», и что им надо от представителей проклятой богемы в такую рань?

— Порядочные, — смутившись, поправила физиономия, — ага, значит, вы меня все-таки слышите?

— Еще как! — встрял Мышонок. — И слышим и видим! А ты кто, собственно, такой? Вирус?

— Вот и славненько! — нисколько не обидевшись на «вируса», обрадовались на экране. — Значит так, запоминайте: пройдете через Гнилую Свалку, там будет шлагбаум, только вы под шлагбаум не ходите, не нужно вам под шлагбаум, вы сверните вправо, и по тропинке, по тропинке, никуда не сворачивая. А у проходных вас встретят. Я и встречу. Договорились? Вот и лады.

— Вы бы все-таки представились, что ли, — Лабуха начинал раздражать словоохотливый собеседник, неведомо как и зачем залезший в его комп. — И объясните, представителям проклятой богемы, с какого это перепуга мы должны тащиться в дождь через Гнилую Свалку, а потом еще куда-то?

— Моя фамилия Апис. Апис Сергей Анриевич, — не смущаясь, откликнулась физиономия, — но все называют меня мистер Фриман, потому что...

— Так что же вам от нас нужно, мистер Фриман? — нетерпеливо спросил Лабух. Утро было безнадежно испорчено.

— Я же вам объяснил, — мистер Фриман казался озадаченным такой бестолковостью, — через Гнилую Свалку, потом направо и по дорожке до проходных. А там я вас встречу.

— Вы предлагаете нам работу? — догадался Лабух. — И где же?

— Как это где? — искренне изумился такой непонятливости мистер Фриман. — Конечно же, у нас в «ящике»! Где же еще? Отыграете один концертик — и свободны. Я сам, вообще-то, больше бардов люблю, знаете, «Взяли жигулевского, дубняка...». Или про горы: «Чап, чап, чап, чап, топ, топ, топ, износился мой голеностоп...» Но вы, говорят, тоже ничего. Да и молодежь просит. Знаете, какая у нас молодежь? Вот увидите, они вам понравятся. Настоящие филирики!

— Кто-кто? — хором спросили музыканты. — Какие такие еще «филирики»?

— У нас, знаете ли, НИИ жутко секретный, — шепотом пояснил мистер Фриман, — настоящий «ящик». А работают у нас и физики, и лирики, это связано с тематикой наших исследований — тут он замялся, — ну, в общем, неважно. Так вот, физики переженились на лириках, и наоборот, в результате появились филирики. Я вот, например, с самого начала, по природе, так сказать, филирик. Так что, договорились?

— Ладно, мы придем, — Лабух понял, что от мистера Фримана просто так отделаться не удастся. — Ждите нас ближе к вечеру, через Гнилую Свалку так просто не пройти.

— Вот и договорились! Вот и чудненько! — воскликнул ученый и отключился.

— Ну что, Мышонок, сыграем в «ящике»? — Лабух посмотрел на бас-гитариста. — Ты ведь уже бывал на Гнилой Свалке. Заодно и кеды свои поищешь.

— Ох бывал! — Мышонок покрутил головой. — Вообще-то мне и в твоих сапогах неплохо. Ну их, эти кеды, все равно ведь, наверное, хряпы сожрали. Может, не будем... того... в ящик играть прежде времени?

— Ничего, уж втроем-то мы как-нибудь прорвемся.

Лабух похлопал загрустившего Мышонка по плечу и отправился будить Чапу.

Чапа поворчал немного, ссылаясь на собаку, которую хороший хозяин в такую погоду из дома не выгонит, потом, когда ему популярно объяснили разницу между боевым барабанщиком и собакой, принялся ныть, что, дескать, дождь, порох в барабанах отсыреет, да и сами барабаны тоже.

— Вот если бы у меня на барабанах стояла кожа хряпа, — восклицал он, — тогда мне никакой дождь был бы нипочем. А знаете, сколько она стоит?

— Вот и добудешь себе кожу хряпа на барабан, — утешил его Лабух. — Мы как раз через Гнилую Свалку собираемся идти. А там этих хряпов — ешь не хочу!

— Не хочу я есть хряпа! — не сдавался Чапа. — Хряпы — они несъедобные. Они, наоборот, съедающие. Они что угодно сожрать могут. И меня, и мои барабаны. И тебя с гитарой в придачу. Зачем мне непромокаемые барабаны, если меня сожрут?

— Кончай придуриваться, Чапа! — Мышонок деловито укладывал в подсумок бронебойные патроны. — Не так страшен хряп, как его малюют. Я же прошел в прошлый раз, и даже без бронебойных. А сейчас нас все-таки трое.

— А где твои кеды? — ядовито отозвался Чапа. — Сожрали! То-то же!

Однако же после этого боевой барабанщик перестал препираться и принялся деловито проверять ударную установку.

Лабух подумал, что для путешествия через Гнилую Свалку лучше всего снаряжен Мышонок. Крупнокалиберный «Хоффнер» мог пробить даже бронемашину музпехов, если, конечно, стрелять с близкого расстояния и бронебойными. А вот «Музимка» была против хряпов явно слабовата, хотя кто знает, какие они, эти самые «хряпы», наверное, и у них есть слабые места.

— Ты, Лабух, в случае чего, по ноздрям бей, — словно угадав его мысли, посоветовал Мышонок. — Ноздри у них нежные, а вот глаза... в глаза попасть и не старайся, у них глаза закрыты бронепленкой, так что без толку это, по глазам стрелять.

— Нечего сказать, милые зверушки! — подытожил Чапа.

— Никакие они не зверушки, — серьезно сказал Мышонок. — Знаешь, Лабух, вообще-то, мне кажется, что они слышащие.

— Ничего себе! — воскликнули Чапа с Лабухом.