Кристи Агата Бесценная жемчужина

День был долгим и утомительным. Ранним утром выйдя из Аммана,[1] где даже в тени температура успела подняться до девяностовосьмиградусной отметки,[2] группа лишь затемно добралась до стоянки, разбитой посреди фантастического нагромождения красного камня, какое представляет из себя город Петра.[3]

Их было семеро: мистер Калеб П. Бланделл — преуспевающий американский промышленник с весьма солидным брюшком; его секретарь — смуглый и симпатичный, и разве что слишком уж молчаливый Джим Херст; сэр Дональд Марвел — утомленный политикой член парламента; пожилой доктор Карвер — археолог с мировым именем; щеголеватый, как настоящий француз, полковник Дюбош, получивший отпуск после сирийской кампании; мистер Паркер Пайн, возможно, меньше других отмеченный печатью своей профессии, но зато воплощающий истинно британскую солидность, и, наконец, мисс Кэрол Бланделл — хорошенькая, избалованная и крайне самоуверенная, как это свойственно женщинам, путешествующим в мужской компании.

Распределив, кто будет ночевать в палатках, а кто в пещере, общество собралось на ужин под большим тентом. Говорили в основном о ближневосточной политике; англичане — деликатно, французы — сдержанно, американцы — без всякого о ней понятия, а мистер Паркер Пайн с археологом и вовсе отмалчивались, по всей видимости, предпочитая роль слушателей. Как и Джим Херст. Потом разговор зашел о месте, куда они забрались.

— Боже, какая романтика! — воскликнула Кэрол. — Только подумать, что эти как их? — Набатины[4] жили здесь, когда, наверное, даже понятия времени еще не существовало!

— Ну, вряд ли так давно, — мягко ответил мистер Паркер Пайн. — А, доктор Карвер?

— О, не более двух тысяч лет назад. Но романтики были законченные, если, конечно, считать рэкет романтичным. По мне, так это была просто кучка мерзавцев, наживавшихся на купцах, которым приходилось пользоваться их караванными путями по той простой причине, что все остальные их же заботами были очень небезопасны. А Петра была у них чем-то вроде Форт-Нокса.

— Так вы думаете, они были обычными грабителями? — разочарованно протянула Кэрол. — Просто шайка воров?

— Обижаете, мисс Бланделл. Воровство — это что-то совсем уже мелкое. Назовем лучше их занятие грабежом. Все-таки они действовали с размахом.

— Как и современные предприниматели, — подмигнул мистер Паркер Пайн.

— Па, это в твой огород! — подтолкнула отца Кэрол.

— Каждый человек, который добился чего-то для себя, облагодетельствовал тем самым и человечество, — важно изрек мистер Бланделл.

— Удивительно неблагодарная штука, это человечество, — пробормотал себе под нос мистер Паркер Пайн.

— Да что такое честность? — неожиданно вмешался француз. — Нечто неуловимое: нюанс, условность. В каждой стране ее понимают по-своему. Арабу, например, будет стыдно не потому, что он украл или солгал, а потому, что он обокрал или обманул не того, кого нужно.

— Интересный подход, — заметил доктор Карвер.

— Лишний раз подтверждающий превосходство Запада над Востоком, — вставил мистер Бланделл. — Если бы можно было дать этим несчастным хоть какое-то образование…

— Чепуха это, это ваше образование, — нехотя вступил в разговор сэр Дональд. — Кому от него польза? Забивают голову всякой ерундой. И потом, каким человек родился, таким он и умрет.

— То есть?

— Ну, как это говорится? А, вот! Единожды укравший — вор навсегда.

На мгновение повисла мертвая тишина. Первой ее нарушила Кэрол, внезапно обрушившаяся на москитов. Ее отец поспешно подхватил эту тему.

Несколько озадаченный сэр Дональд повернулся к сидевшему рядом мистеру Паркеру Пайну и тихонько шепнул:

— Кажется, я что-то сморозил.

— Похоже на то, — отозвался мистер Паркер Пайн. Неловкость, если таковая действительно возникла, совершенно ускользнула от внимания археолога, молча сидевшего поодаль с мечтательным и отрешенным видом. Поспешив воспользоваться так кстати возникшей паузой, он неожиданно заявил:

— Знаете, а я совершенно с этим согласен. По крайней мере, в отношении честности. Человек либо честен, либо нет. Третьего здесь, как говорится, не дано.

— Стало быть, вы не верите, что, скажем, внезапное искушение способно совратить даже кристально честного человека? — поинтересовался мистер Паркер Пайн.

— Это невозможно, — отрезал Карвер.

Мистер Паркер Пайн медленно покачал головой.

— Вряд ли подобная категоричность уместна в данном случае. Слишком уж от многих факторов зависит человеческая честность. Взять, к примеру, критическую нагрузку…

— Что вы называете критической нагрузкой? — впервые подал голос оказавшийся низким и приятным — юный Херст.

— Человеческий мозг способен выдержать определенную нагрузку, и совершенно невозможно предсказать, что именно окажется последней каплей, которая превратит честного человека в преступника. Это может быть совершенный пустяк. Большинство преступлений и выглядит настолько абсурдно именно потому, что в девяти случаях из десяти мотивировкой является тот самый пустяк — довесок, склонивший чашу весов.

— Ну вот, дружище, теперь вы ударились в психологию, — с улыбкой сказал француз.

— Ах, какие возможности могло бы подарить преступнику знание психологии! воскликнул мистер Паркер Пайн, загораясь. — Стоит только подумать, что, при правильном подходе, девяносто процентов людей можно заставить поступать нужным вам образом…

— О, объясните! — вскричала Кэрол.

— Например, робкий человек. Достаточно на него прикрикнуть, и он повинуется. Человек гордый или упрямый сделает то, что вам нужно, если заставлять его делать обратное. Или вот третий, самый распространенный тип внушаемый. Сюда относятся люди, которые видели машину, потому что слышали автомобильный клаксон, слышали, как приходил почтальон, потому что помнят, как звякнула крышка почтового ящика, видят нож в ране, поскольку им сказали, что человек заколот, и с тем же успехом услышали бы пистолетный выстрел, узнай, что его застрелили.

— Сомневаюсь, чтобы кому-нибудь удалось провернуть такое со мной, недоверчиво протянула Кэрол.

— Ну, ты у меня вообще умница, дорогая, — проворковал ее отец.

— Вы очень точно это подметили, — задумчиво проговорил француз. — Человек слишком склонен подменять истинное положение вещей своим представлением о нем.

Кэрол немедленно зевнула.

— Ну, я отправляюсь в свою норку. Устала до смерти! Проводник говорил, завтра надо будет выйти пораньше. Хочет показать нам жертвенник, что бы это такое…

— Такое место, где приносят в жертву хорошеньких девушек, — с готовностью пояснил сэр Дональд.

— Нет уж, благодарю покорно. Ну, спокойной всем ночи. Ой, моя сережка!

Полковник Дюбош ловко поймал покатившуюся через стол сережку и галантно протянул ее владелице.

— Что, настоящие? — деловито осведомился сэр Дональд, не слишком учтиво разглядывая две крупные жемчужины в ушах мисс Бланделл.

— Уж будьте уверены, — отозвалась та.

— Сорок тысяч долларов, — укоризненно сказал ей отец, — катаются по столу только потому, что ты плохо застегнула замок. Дочь, ты пустишь меня по миру.

— Это тебе не грозит, даже если придется купить новые, — с нежностью ответила та.

— Ну, в общем, не грозит, — согласился мистер Бланделл. — Я мог бы купить тебе три такие пары и не заметить изменения в моем банковском счете.

Он гордо огляделся.

— Очень за вас рад, — довольно сухо сказал сэр Дональд.

— Ну, джентльмены, думаю, мне тоже пора на покой, — заявил мистер Бланделл. — Доброй ночи.

Он удалился вслед за дочерью. Почти тут же поднялся и его секретарь.

Четверо оставшихся обменялись понимающими взглядами.

— Приятно знать, — протянул сэр Дональд, — что хоть у кого-то нет забот с деньгами. Вот же хвастливый боров! — добавил он с неожиданной злостью.

— Слишком они им легко достаются, этим американцам, — сказал Дюбош.

— Очень трудно, — мягко проговорил мистер Паркер Пайн, — богатому человеку найти сочувствие в этом мире бедняков.

— Злоба и зависть окружают их, — продолжил, рассмеявшись, Дюбош. — Вы правы, месье. Но что делать? Каждому хочется быть богатым и покупать жемчужные серьги по паре в месяц. Ну кроме разве…

Он кивнул в сторону доктора Карвера, снова погрузившегося в, очевидно, обычную для него задумчивость и рассеянно вертевшего в пальцах какой-то мелкий предмет.

— А? — встрепенулся доктор. — Ну да, я, признаться, не так уж жажду покупать жемчуга. Хотя, конечно, деньги очень полезная вещь.

Закрыв самим тоном своим эту тему, он протянул открытую ладонь к костру.

— Вы лучше взгляните на это, — предложил он. — Здесь у меня кое-что в сотни раз интересней жемчуга.

— И что же?

— Печать с выгравированной на ней сценкой: младшее божество, препровождающее просителя к старшему. Проситель несет подношение в виде ягненка; старшее божество восседает на троне, и раб отгоняет от него мух пальмовой ветвью. Вот эта изящная надпись поясняет, что человек этот служитель Хаммураби, а значит, вещичке никак не меньше четырех тысяч лет.

Он вынул из кармана кусок пластилина, расплющил его на столе и, немного смазав вазелином, вдавил в него печать. Затем осторожно, перочинным ножом, отлепил его от стола и бережно взял в руки.

— Видите?

Обещанная сцена отчетливо выдавилась на пластилине. Все стихли, словно перед ними неожиданно распахнулись ворота в вечность. И только донесшийся снаружи трубный глас мистера Бланделла без следа разрушил очарование момента.

— Эй, ниггеры, где вы там? Давайте тащите мои вещи из этой треклятой пещеры в палатку. Эта мелкая сволочь так кусается, что глаз не сомкнуть.

— Мелкая сволочь? — недоумевающе переспросил сэр Дональд.

— Москиты, вероятно, — пояснил доктор Карвер.

— «Мелкая сволочь» звучит куда лучше, — заметил мистер Паркер Пайн. — По крайней мере, выразительнее.

На следующее утро все поднялись ни свет ни заря и, вдоволь навосторгавшись невиданными оттенками скал, двинулись в путь. «Красно-розовый» город и впрямь был настоящим капризом природы, воплотившим в себе ее самые радужные и причудливые фантазии.

Доктор Карвер, не отрывавший глаз от земли и поминутно нагибавшийся, чтобы что-то поднять, сильно тормозил продвижение вперед.

— Сразу видно археолога, — с улыбкой заметил полковник Дюбош. — Небо, горы и прочая ерунда его не интересуют. Его взор прикован к земле. Он не любуется он ищет.

— Да, но что? — спросила Кэрол, — Что вы там поднимаете, доктор Карвер?

Слегка улыбнувшись, тот предъявил ей пару грязных глиняных черепков.

— Этот мусор! — презрительно воскликнула Кэрол.

— Керамика куда интереснее, чем золото, — заявил доктор Карвер и был награжден очень недоверчивым взглядом.

Миновав несколько каменных гробниц, дорога резко пошла вверх и вдруг уперлась в крутой склон. Шедшие впереди носильщики-бедуины, ни секунды не колеблясь, принялись деловито карабкаться вверх, не удостоив ни единым взглядом отвесный склон сбоку.

Кэрол сильно побледнела. Один из носильщиков свесился откуда-то сверху и протянул ей руку. Херст рванулся вперед и упер свою трость в скалу. Получилась довольно удобная ступенька. Кэрол ответила ему благодарным взглядом и минутой позже уже находилась на широком и безопасном уступе. Остальные с опаской последовали за ней.

Солнце тем временем поднялось совсем уже высоко, и жара становилась невыносимой.

Наконец они достигли широкого плато, откуда было рукой подать до вершины большой скалы прямоугольной формы. Туда вел довольно пологий склон, и Бланделл объявил носильщикам, что вершина будет покорена без них. Бедуины тут же расположились на отдых и закурили. Несколькими минутами позже путешественники без приключений достигли вершины.

Это была открытая площадка, с которой открывался совершенно изумительный вид на низлежащие долины. В самом центре удивительно ровной прямоугольной поверхности, ограниченной по бокам выдолбленными в камне желобками, возвышался жертвенный алтарь.

— Изумительное место для жертвоприношений! — восторженно вскричала Кэрол. — Только вот приходилось же им, наверное, попотеть, чтобы доставить сюда жертву!

— Тут когда-то был серпантин, — объяснил доктор Кар-вер. — Увидите, что от него осталось, когда будем спускаться другим путем.

Едва слышный звук, точно от крошечного колокольчика, заставил его оборвать себя на полуслове.

— Кажется, вы опять уронили свою сережку, мисс Бланделл, — сказал он.

Рука Кэрол автоматически метнулась к уху.

— Ну вот, опять, — вздохнула она.

Дюбош и Херст тут же бросились на поиски.

— Должна быть тут, — проговорил француз, ползая на четвереньках. — Слава Богу, укатиться ей некуда. Она здесь как на тарелке.

— Может, в трещину завалилась? — предположила Кэрол через несколько минут.

— Здесь нет трещин, — заметил мистер Паркер Пайн. — Вы же видите. Площадка совершенно гладкая. Ну вот, полковнику, кажется, повезло.

— Только камешек, — виновато улыбнулся француз, отбрасывая его подальше.

Поиски продолжились, но с каждой минутой неловкость положения становилась все очевиднее. Никто, разумеется, не произнес этого вслух, но слова «восемьдесят тысяч долларов», казалось, повисли в воздухе.

— Кэрол, а ты уверена, что она вообще на тебе была? — ворчливо спросил ее отец. — То есть ты уверена, что не потеряла ее раньше?

— Уверена. Потому что, когда мы сюда залезли, доктор Карвер заметил, что застежка расстегнулась и помог мне ее закрепить. Скажите ему, доктор.

Доктор Карвер подтвердил. Сэр Дональд решился наконец облечь в слова то, о чем давно уже думал каждый.

— Все это весьма неприятно, мистер Бланделл, — сказал он. — Вчера вечером вы упомянули цену этих сережек. Каждая из них стоит целое состояние. Если она не будет найдена, а, похоже, все к тому и идет, некоторая доля подозрения придется на каждого.

— Чтобы покончить с этим, Прошу меня обыскать, — отчеканил полковник Дюбош. — И не прошу даже, а требую, как своего законного права.

— И я тоже, — отрывисто добавил Херст.

— Как насчет остальных? — поинтересовался сэр Дональд, оглядывая своих спутников.

— Разумеется, — согласился мистер Паркер Пайн.

— Прекрасная мысль, — сказал доктор Карвер.

— Присоединяюсь к вам, джентльмены, — заявил мистер Бланделл. — Поверьте, на то есть причины, хоть мне и не хотелось бы сейчас в них вдаваться.

— Как пожелаете, мистер Бланделл, — учтиво согласился сэр Дональд.

— Кэрол, дорогая, может, ты спустишься и подождешь с носильщиками? повернулся к девушке ее отец.

Она молча повернулась и ушла. На ее лице застыло горькое выражение, настолько похожее на отчаяние, что, по крайней мере, один из оставшихся мужчин всерьез задумался о его причине.

Обыск начался. Он был проведен тщательно и дотошно — и без всякого результата.

В подавленном настроении группа спускалась вниз, рассеянно слушая пояснения и описания гида.

Мистер Паркер Пайн только что переоделся к обеду, когда полог его палатки откинулся и в проеме показалась фигура девушки.

— Мистер Пайн, можно?

— Конечно, милое дитя, входите.

Кэрол вошла и уселась на раскладушку. Обреченное выражение, которое мистер Паркер Пайн заметил на ее лице еще днем, так и не исчезло.

— Если не ошибаюсь, несчастные люди — ваша компетенция? — решительно начала она.

— Я здесь на отдыхе, мисс Бланделл. Я не беру никаких дел.

— Это возьмете, — холодно заявила девушка. — Поверьте, мистер Пайн, человека несчастнее меня вам уже не найти.

— И что же вас мучает? — сдался тот. — Недавняя пропажа?

— Вы сами это сказали. Да. Только Джим Херст не брал ее, мистер Пайн. Я точно знаю, не брал.

— Не совсем вас понимаю, мисс Бланделл. Никто, кажется, и не говорил, что это он.

— Пока не говорил, мистер Пайн, но обязательно скажет, узнав, что у него есть судимость. Собственно, он попался, когда залез к нам в дом. Я… я пожалела его. Он был такой молодой, такой несчастный… (И такой симпатичный, — добавил про себя мистер Паркер Пайн.) Я упросила отца дать ему шанс. Па, он на все для меня готов, взял Джима на работу. Ну, и понял, что Джим — очень хороший и честный, постепенно стал все больше ему доверять, потом сделал его своей правой рукой, и в конце концов все бы уладилось — точнее, должно было уладиться, если бы не это…

— Что значит «уладилось»?

— Я хочу сказать, мы бы поженились.

— А мне казалось, сэр Дональд…

— Ничего подобного. Это идея отца. Неужели вы думаете, я способна выйти замуж за такого надутого индюка, как этот ваш сэр Дональд?

Ничем не выразив своего отношения к выданной молодому англичанину характеристике, мистер Паркер Пайн поинтересовался:

— А что думает сам сэр Дональд?

— Полагаю, надеется таким образом поправить свои дела, — презрительно ответила девушка. Мистер Паркер Пайн что-то обдумал.

— Мне бы хотелось уточнить две вещи, — сказал он наконец. — Вчера вечером прозвучала фраза «Единожды укравший — вор навсегда».

Девушка кивнула.

— Теперь мне понятна причина возникшей неловкости.

— Да, Джиму, наверное, было страшно неудобно — да и нам с Па тоже. Я так боялась, что кто-нибудь догадается по лицу Джима, что принялась болтать первое, что пришло в голову.

Мистер Паркер Пайн задумчиво кивнул.

— А почему ваш отец настаивал сегодня на том, чтобы его обыскали тоже?

— А вы не догадались? Я так сразу поняла. Он боялся, как бы я не подумала, что он подстроил это нарочно, чтобы очернить Джима. Понимаете, он же спит и видит, как я выхожу за этого англичанина. Вот он и хотел показать мне, что ничего такого он не делал.

— Бог ты мой, — проговорил мистер Паркер Пайн. — До чего логично. Только, боюсь, все это ни на шаг не приближает нас к разгадке.

— Вы что же, умываете руки?

— Нет-нет, — поспешно ответил мистер Пайн, и, помолчав, спросил:

— Но что именно вы от меня хотите?

— Доказательства, что это сделал не Джим.

— Но, предположим — простите, — что это сделал все-таки он?

— Если вы так думаете, вы глубоко ошибаетесь.

— Да, но уверены ли вы, что приняли во внимание все обстоятельства? Вы не думаете, что жемчужина могла оказаться для мистера Херста слишком уж большим искушением? Продав ее, он получил бы… назовем это начальным капиталом, который дал бы ему независимость и возможность жениться на вас с согласия вашего отца или без оного.

— Джим этого не делал, — спокойно сказала девушка. На этот раз мистер Паркер Пайн, по-видимому, остался удовлетворен ответом.

— Хорошо, попробую вам помочь, — сказал он. Девушка коротко кивнула и вышла из палатки. Мистер Паркер Пайн присел на освободившуюся раскладушку и погрузился в размышления. Неожиданно он фыркнул.

— Кажется, я начинаю тупеть, — сказал он вслух. За обедом он демонстрировал прекрасное настроение.

Вторая половина дня была свободна, и большинство путешественников разошлось по палаткам спать. Когда в четверть пятого мистер Паркер Пайн заглянул под центральный тент, он обнаружил там только доктора Карвера, возившегося со своими черепками.

— Ага! — проговорил мистер Паркер Пайн, усаживаясь против него за стол. Вас-то я и искал. Вы, как я заметил, всегда при пластилине. Не могли бы вы ссудить мне немного?

Доктор порылся в карманах и невозмутимо протянул мистеру Паркеру Пайну кусочек.

— Нет, — возразил тот, отводя его руку, — я хотел другой. Тот, который был у вас вчера вечером. Собственно говоря, меня интересует не столько он, сколько его содержимое.

— Не понимаю, о чем вы, — не сразу и очень тихо сказал доктор Карвер.

— Уверен, что понимаете. О серьге мисс Бланделл. На этот раз пауза была гораздо продолжительнее. Наконец Карвер снова сунул руку в карман и вытащил бесформенный комок пластилина.

— Ловко! — отметил он. Лицо его осталось совершенно бесстрастным.

— Теперь хотелось бы послушать вас, — сказал мистер Паркер Пайн, деловито разламывая комок. Повертев в пальцах перемазанную пластилином жемчужину, он довольно хмыкнул. — Я, знаете, ужасно любопытен, — извиняющимся тоном добавил он.

— Хорошо, я расскажу, — ответил Карвер. — Если только объясните, как вы узнали. Насколько я понимаю, вы ничего не видели?

— Нет, — покачал головой мистер Паркер Пайн. — Я размышлял.

— Хорошо. Прежде всего хочу вас заверить, что это была чистая случайность. Сегодня утром я шел самым последним и вдруг наткнулся на эту штуку. Должно быть, мисс Кэрол только что ее потеряла. Она этого не заметила, как, впрочем, и все остальные. Ну, я поднял ее и положил в карман, чтобы отдать, когда догоню. И напрочь об этом забыл.

А потом, уже где-то на половине подъема, вспомнил и задумался. Ну что такое для этой девицы одна жемчужина? Отец, не поморщившись, купит этой дурочке новую. А для меня это целое состояние. На такие деньги можно полностью снарядить экспедицию.

Его бесстрастное лицо дрогнуло и оживилось.

— Да знаете ли вы, как трудно в наши дни выпросить деньги на раскопки? Да нет, откуда вам! А с этой жемчужиной все было бы просто. Есть одно место, Белуджистан… Это целая глава прошлого, которая только и ждет, когда с нее наконец отряхнут пыль и прочтут.

Я вспомнил, что вы говорили вчера вечером о мнимых свидетельствах, и подумал, что, несмотря на ее апломб, провернуть это с мисс Кэрол проще простого. Когда мы добрались до вершины, я сказал ей, будто замок на ее сережке расстегнулся, и сделал вид, что застегиваю его. На самом-то деле я просто дотронулся до ее уха кончиком карандаша. Через несколько минут я уронил камешек, и, вы видели: она готова была поклясться, что сережка все время была у нее в ухе и только сейчас выпала. Ну, и пока ее искали, я просто вдавил ее в кусок пластилина, валявшийся у меня в кармане. Вот и вся моя история. Не слишком, боюсь, поучительная. Теперь ваша очередь.

— Ну, мне почти и нечего рассказывать, — отозвался мистер Паркер Пайн. Видите ли, вы были единственным, кто поднимал что-то с земли. Поэтому камешек, который полковник нашел на плато, сказал мне очень о многом. И потом…

— Да?

— Э… видите ли, вчера вечером вы слишком уж пылко говорили о чести. А излишняя горячность говорит о… ну, вы помните, как это у Шекспира.[5] Начинает казаться, что человек пытается убедить самого себя. Вдобавок, вы чересчур пренебрежительно отозвались о деньгах.

Лицо археолога выглядело осунувшимся и постаревшим.

— Что ж, ваша правда, — сказал он. — Теперь мне конец. Полагаю, вы намерены немедленно отдать девушке ее побрякушку? Странная штука этот первобытный инстинкт к украшательству. Прослеживается чуть не до палеолита Один из первых, появившихся у женского пола.

— Вы недооцениваете мисс Кэрол, — сказал мистер Паркер Пайн. — Поверьте: у нее есть голова и, больше того, у нее есть сердце. Думаю, она предпочтет забыть всю эту историю.

— Чего не приходится ожидать от ее отца, — заметил археолог.

— Думаю, и в этом вы ошибаетесь. У «Па» есть очень веская причина помалкивать. Дело в том, что ни о каких сорока тысячах и речи идти не может. Этой жемчужине красная цена пять долларов.

— Вы хотите сказать…

— Да. Девушка, кстати, не знает. Думает, они настоящие. Я сам заподозрил неладное только вчера вечером. Слишком уж сильно мистер Бланделл напирал на свое богатство. Когда человек разорен, ему только и остается, что делать хорошую мину при плохой игре. Он блефовал, доктор.

Внезапно губы Карвера растянулись в широкой мальчишеской ухмылке, меньше всего подходившей к его бесстрастному и сухому лицу.

— Выходит, все мы здесь неудачники, — сказал он.

— Выходит, так, — согласился мистер Паркер Пайн и процитировал; «Чувство товарищества удивительно нас облагораживает».[6]