"Приключения тряпичной Бальбиси" - читать интересную книгу автора (Броневская Янина)

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Едва тряпичная Бальбися успела услышать своё только что наречённое имя, как в ушах у неё засвистел ветер и она козликом — скок! — с четвёртого этажа вниз. А там, внизу, стоял своей собственной персоной кудлатый Азор. А может, не Азор, а Букет? Но кто спрашивает пса-приблуду, пса-бродягу, пса-горемыку, как его зовут? Всюду его кличут одинаково, очень кратко, но зато выразительно: «Пшёлвон!»

И вот именно этот кудлатый дворняга обходил в тот день все дворы, все помойки Голубиной улицы. Рылся, искал… Вы спросите, что он искал? Да уж не ветра в поле: на что голодному псу ветер! Искал он костей, хлебных корочек и вообще чего придётся. Ведь в его собачьем роду хорошо знают пословицу: «Голод не тётка — пирожка не подсунет». Это нередко говаривала или, вернее, тявкала, ещё его прабабка.

Пшёлвон был занят своими поисками, как вдруг что-то внезапно свалилось ему на нос. Что-то красное, как грудинка из мясной лавки пана Печёнки.

Псу ещё ни разу не довелось досыта наглядеться на эту грудинку, так как именно пан Печёнка громче всех и притом очень грубым голосом кричал ему: «Пшёлвон!»

А тут вдруг прямо с неба свалилось что-то красное, шуршащее и повисло на его собачьем носу.

Пустился тут пёс со всех своих четырёх лап. Счастливый случай! Тут и раздумывать нечего! А на собачьем загривке подскакивают все его блохи, такие же голодные, как и их кормилец.

Несутся они улицей, по самой середине мостовой. Гоп-гоп! Кукла кричит:

— Каррраул! Спасите! Меня дракон похитил!

Никто, однако, не слышит тряпичного голоса панны Бальбиси. Мчатся они, мчатся; промчались мимо мясной лавки пана Печёнки. А там как раз панна Агнешка выбирала обрезки для трёх своих кошечек и четырёх собачек. Дело, понятно, ответственное. Пан Печёнка уже зевал вовсю, потому что покупательница около получаса занималась отбором лакомств. Как вдруг мимо дверей лавки промелькнуло красное пятно, четыре собачьих ноги и куцый хвост.

— Хватай, держи ворра! — грубым-прегрубым голосом заорал пан Печёнка и, как камень из пращи, вылетел на улицу.

А панна Агнешка, с великого перепуга, уронила целую четверть кило тщательно отобранных обрезков и бросилась за паном Печёнкой.

— Хватай! Держи! Воры! Бандиты! — завизжала она тоненьким, но, впрочем, довольно пронзительным голосом.

За панной Агнешкой выбежали все остальные. А в самом хвосте тащилась бабуся Латковская и тоже кричала:

— Бальбина! Моя Бальбина! Выпала из окна!

Какой же шум и переполох поднялся на Голубиной улице! На перекрёсток ринулась толпа в белых фартуках с паном Печенкой и панной Агнешкой во главе. Вокруг бабуси Латковской — тоже давка, все кричат хором, один не слышит другого:

— Разбилась насмерть? Ах, моя панночка! Ах, несчастная! От воров в окно выскочила? Ну где же это слыхано?! А ведь до чего спокойная была улица!

Так всё перемешалось у людей в головах. А пёс что было сил мчался со всех своих четырёх лап.

И на псе подпрыгивали все его чёрные блохи. А кукла Бальбися в собачьих зубах кричала что было духу в её тряпичной груди. Перед её глазами мелькали человеческие ноги, конские копыта, трамвайные колёса. Пёс-то ведь пути не выбирал, мчал себе куда глаза глядят, самой серединой дороги, и, видно, только его собачье счастье и хранило Пшёлвона от беды.

Вылетели они этак за городскую заставу — пёс, на псе все его блохи и Бальбися в собачьей пасти.

А тем временем на Голубиной улице снова появилась запыхавшаяся толпа с громче всех сопевшим паном Печёнкой и пронзительнее всех верещавшей панной Агнешкой во главе.

А там, посреди мостовой, давка вокруг бабуси Латковской всё сильнее. И все кричат ещё громче, так, что уже даже не слышно объяснений бабуси.

— Убилась! Убилась насмерть! Выскочила из окна от бандитов! Весь дом обобрали! Остались одни голые стены! Удрали на машине! Эскадрон полиции за ними гонится!

Возвращавшиеся присоединились к стоявшим посреди улицы, и все вместе подняли крик:

— Бандиты шестерых убили! Подожгли дом! Быстрее скорую помощь! Пожарную команду! Сгорит вся улица!

Вскоре прикатили сверкающие повозки пожарной команды — одна, вторая, третья… С бряцаньем, с гулом, с длинной лестницей. Пожарные кричат, расспрашивают: где? что? как? А никто толком ответить не может, каждый старается перекричать другого. Наконец пожарные протиснулись в самую гущу толпы, к бабусе Латковской. И тут только всё и объяснилось. Что за окошко, мол, выпала тряпичная, только что нарумяненная свекольным соком Бальбися. Что на ней было красное шёлковое платьице. Что пёс схватил её вместо грудинки. Что ни о пожаре, ни о бандитах, ни о раненых здесь не слыхали за всё время существования Голубиной улицы. Итак, пожарные, очень злые, уехали с громким колокольным звоном. Три кареты скорой помощи укатили с ещё большим грохотом. Вернулся в лавку пан Печёнка, вернулась туда же панна Агнешка и ещё полчаса выбирала обрезки для своих трёх кошечек и четырёх собачек. На ступеньках у входа осталась только бабуся Латковская и до самого вечера рассказывала всем зевакам о свекольном соке, о кудлатом псе, о напрасно вызванной пожарной команде и трёх каретах скорой помощи.

— Да, да, дорогие мои, такова сплетня: что утром воробышком вылетит, то к вечеру волом возвратится, — сказала под конец бабуся и пошлёпала к себе на чердак, чтобы наконец спокойно съесть свою свеколку с солониной.

А бабусина Забота, весёлая, как никогда в жизни, уже не шлёпала за ней, а перескакивала через три ступеньки и кричала:

— И на работу похоже, но ног не ломит и в плечах не покалывает! Мели себе языком, а какие чудесные истории из этого получаются! Хорошая вещь — сплетни!

— А заработала бы ты этак на такую вкусную свеколку с солониной? — ответила бабуся очень недовольно.

Может, ей жаль было потерянного на улице времени?