IX

Магистр Кассиус был черным. Не в том смысле, что носил черное одеяния, а в том, что имел иссиня-черную кожу, блестевшую не только на солнце, но даже в тени. А также черные курчавые волосы и черные глаза. При росте в четыре локтя он был почти квадратным и походил на вырезанную из черного дуба статую. Если в его облике и просматривалось нечто светлое, то разве только белки глаз. При этом он обладал своеобразным чувством юмора.

– Леррис, ты отдаешь предпочтение убийству или самоубийству? – гулко громыхал его голос.

– Что?.. – ну надо же, опять он подловил меня, когда я отвлекся. Задумался о том, какая сила могла создать те отвесные черные утесы, которые я видел в окно. Да и как было не отвлечься, коли он, на манер магистра Кервина, без конца долдонил о важности гармонии.

– Я спросил, чему ты благоволишь – убийству или самоубийству?

Кристал, сидевшая на подушке скрестив обутые в сандалии ноги, подавила очередной смешок. Ее блекло-голубая одежда казалась запыленной, хотя в действительности просто вылиняла из-за слишком частой стирки.

Тамра смотрела на Кассиуса с таким видом, словно изучала диковинное насекомое. На сей раз поверх ее серой туники красовался зеленый шарф. Шарф менялся каждый день, тогда как одежда оставалась одной и той же. Если только у нее не было целого комплекта серых туник с такими же штанами.

Саммел переводил взгляд с магистра на меня и горестно вздыхал.

Чуток призадумавшись, как бы мне выкрутиться на сей раз, я помолчал, а потом пробормотал:

– Ни тому, ни другому… И то и другое есть нарушение порядка.

Тамра – я приметил это уголком глаза – покачала головой.

Чуть было не вздохнув (это, пожалуй, являлось самым ярким проявлением чувств, какое позволяли себе члены Братства), Кассиус продолжал:

– Итак, мы вели речь о гармонии, а эта тема знакома вам чуть ли не с рождения. К сожалению, по различным причинам – таким, как скука Лерриса, неприятие Тамрой существующего распределения ролей между полами, сочувствие Саммела к неспособным воспринять гармонию, нежелание Кристал на чем-либо сосредотачиваться или презрение Ринн к слабости – никто из вас не в состоянии полноценно принять гармонию как основу нашего общества.

Я ухмыльнулся. Беззлобные подколы Кассиуса помогали расшевелить группу, и мне не виделось особой беды в том, что на сей раз он выбрал своей мишенью меня. Но и призадумался: с чего это магистр и словом не помянул Миртена?

– Вот ты, Леррис, – сказал Кассиус, повернувшись и ткнув в меня короткой черной указкой, – находишь гармонию скучной. Расскажи нам, почему? Встань. Ты можешь ходить по классу и отвечать сколь угодно пространно.

Поднимаясь с коричневой кожаной подушки и потягиваясь, я старался не думать о том, что сейчас все – даже Тамра! – таращатся на меня. Терпеть не могу, когда меня рассматривают, точно жука под увеличительным стеклом.

– Гармония лежит в основе порядка, который скучен. Всюду у нас происходит одно и то же. Изо дня в день люди на Отшельничьем встают и делают то же самое, что делали вчера и будут делать завтра. Они стараются делать это настолько близко к совершенству, насколько возможно… А потом они умирают. Как это можно назвать, если не бессмыслицей и скукотищей?

Ринн, как и Миртен, кивнула; Тамра прикрыла свои ледяные глаза, а Кристал подавила смешок и намотала на палец кончик длинной черной пряди. Сейчас, когда она сидела со скрещенными ногами, ее волосы доставали до пола.

Говорить «пространно» я не собирался, поскольку мне нечего было добавить к сказанному, представлявшемуся очевидным. Никто из группы тоже не пожелал высказаться.

– Леррис, – снова заговорил магистр, – предположим в порядке обсуждения, что где-то в нашей вселенной существует некое государство…

– Вселенной?

– Прости, это к делу не относится. Просто вообрази себе мир, где люди, не сообразуясь ни с какими правилами и установлениями, заводят столько детей, сколько им вздумается. Мир, где при жизни каждого поколения без видимой причины затевается по меньшей мере одна война. Где молодые люди приучаются к оружию, причем пятая часть каждого поколения умирает в результате помянутых выше войн. Где одни государства терпят поражения, другие одерживают победы, но единственным подлинным результатом всех этих воин становится то, что люди без конца совершенствуют оружие и умение убивать.

Итак, все больше рождается детей, все большему числу людей приходится терпеть голод и все большее число ставших взрослыми гибнет в войнах.

Это относится не только к Леррису… – Кассиус обвел взглядом комнату. – Все вы попробуйте представить себе такой мир.

Я ничего особенно воображать не стал. Умирают – значит, умирают. В конце концов, все люди смертны.

– Леррис, тебе известно, что в прошлом году в южном Хаморе умерли пять тысяч человек?

Я покачал головой, не понимая, какое отношение пять тысяч хаморианских покойников могут иметь к воображаемому миру? Или к скуке? Или к гармонии?

– А знаешь ты, что послужило причиной их смерти? – прогромыхал Кассиус.

– Нет, конечно. Откуда?

– Голод. Они умерли, потому что у них не было пищи.

Ринн, сидевшая прислонясь к стенной панели, поджала губы.

Я молча кивнул. А что тут скажешь? Без пищи кто угодно помрет.

– А ты знаешь, почему у них не было еды?

– Нет.

– Кто-нибудь знает?

– Может быть, из-за восстания? – подала голос Тамра. Вид у нее был лукавый, словно она догадывалась, к чему клонит Кассиус.

Интересно, она-то как прознала про это восстание? И какое ей дело до южного Хамора?

– А в западном Хаморе еды было сколько угодно, – медленно произнес Кассиус. – Более того, цены на хлеб там упали ниже, чем за многие годы.

На физиономии Миртена обозначилось явное недоумение.

– Да, Миртен? – обратился магистр к этому малому с лицом хорька и космами наподобие бизоньей шкуры.

– Неужто контрабандисты не могли переправить туда немного зерна?

– Императорская армия намертво блокировала дороги. Конечно, контрабандисты все равно доставляли зерно, и немало, но даже этого оказалось недостаточно, чтобы скомпенсировать потерю урожая, сожженного императорскими войсками.

Воцарилось молчание.

– Скажи, Леррис, – продолжил спустя минуту магистр, – бывало у нас на Отшельничьем такое, чтобы хоть один человек умер от голода?

– Не знаю, – буркнул я, не желая признавать… Чего именно мне так не хотелось признавать, было не совсем понятно.

– Итак, ты утверждаешь, что отсутствие голода – это скукотища. Сытая, спокойная и счастливая жизнь, по-твоему, скучна? Надо полагать, ты предпочел бы жить в Хаморе, где отсутствие гармонии порождает такие проявления хаоса, как угнетение, восстания, кровопролитие и массовый голод? Ты и вправду считаешь, будто смерть предпочтительнее скуки?

– Конечно, нет, – произнес я несколько громче, чем следовало. – Но ты говоришь, будто скука необходима, чтобы избежать смерти и всяких других напастей. Вот с этим мне трудно согласиться.

– Леррис, но ведь я ничего подобного не говорил. Это ты сказал.

Я открыл было рот, вознамерившись возразить, но тут Тамра хмыкнула:

– Леррис, ты бы хоть раз подумал, прежде чем говорить.

Кристал хихикнула. Я взглянул на нее с ненавистью, но она на меня не смотрела. Зато Ринн посмотрела. Вытянула длинные стройные ноги и покачала головой.

Все промолчали.

Магистр Кассиус вздохнул – по-настоящему, глубоко вздохнул.

– Ладно, – проворчал я, – может, кто-нибудь из вас объяснит тупому Леррису…

– Ты не тупой, а упрямый, – перебила меня Тамра. – Никак не хочешь понять…

– Что я должен такого понять?

– Леррис, – прогромыхал Кассиус, – ты согласен с тем, что для предотвращения таких зол, как голод и кровопролитие, необходим порядок?

– Да.

– Но при этом утверждаешь, что совершенный порядок для тебя скучен.

Я вынужден был кивнуть.

– Ты видишь разницу между этими утверждениями.

Все качали головами. Должно быть, вид у меня был весьма озадаченный.

Кассиус – уже в который раз – вздохнул:

– Гармония предотвращает зло – такова правда жизни и правда магии. Но на этой… на НАШЕЙ земле эта правда приближается к факту, – он остановился.

– Наверное… – неопределенно пробормотал я, не шибко понимая, в чем разница между правдой и фактом.

– Ты считаешь гармонию скучной. Это твое личное суждение, вынесенное в рамках твоей шкалы ценностей. И, примеряя эту шкалу к гармонии, ты утверждаешь, будто скука неизбежна при избавлении от зла. Однако скука не представляет собой проявление гармонии или какую-либо форму порядка. Скука – всего лишь твоя личная реакция. Она не является необходимым условием предотвращения голодных смертей, а вот гармония – является. Ты же отождествляешь одно с другим.

Говорил магистр, конечно, ловко, но, по-моему, на самом деле он просто играл словами. По мне, так избыток гармонии все одно скучен.

– Проблема каждого из вас схожа с проблемой Лерриса, – продолжал чернокожий человек в черном одеянии. – Ты, Тамра, считаешь, будто гармония дает некие преимущества мужчинам перед женщинами, и отказываешься принимать наш жизненный уклад, ибо он предполагает признание того факта, что между мужчинами и женщинами все-таки имеются существенные различия. По-твоему, женщины могут делать все, что угодно, ничуть не хуже мужчин, а то и лучше.

– А вот и могут… – рыжеволосая произнесла это так тихо, что расслышал, похоже, только я. Хотя и сидел в противоположном конце комнаты. То ли слух мой невесть отчего сделался тоньше, то ли я просто держался настороже и был внимательнее прочих. А Тамра прямо-таки тлела, хотя ей удавалось это скрывать.

Воспользовавшись тем, что магистр переключился на других, я уселся на свою подушку.

– А вот ты, Ринн, – добродушно промолвил Кассиус, повернувшись к блондинке, – полагаешь, будто сила заключает в себе ответы на все вопросы, а сделаться сильным может каждый, кто приложит к тому достаточно старания. При таком подходе младенцев или больных следует оставлять на произвол судьбы, чтобы они умирали или выживали – это уж как у них получится.

– Вовсе не так… – Ринн напряглась, ее зеленые, с карими крапинками глаза сделались холодными.

– В таком случае, – улыбнулся магистр, – может быть, ты разъяснишь нам свою позицию?

Я исподтишка поглядывал на Тамру, грациозную, но твердую, как гибкая сталь. Ее обрамленное рыжими волосами веснушчатое лицо выглядело чуть ли не добродушным – пока она не начинала говорить. Неожиданно девушка повернулась, поймала мой взгляд и как будто окатила меня ушатом ледяной воды. Поспешно отвернувшись, я уставился на Ринн.

– Каждый обязан быть сильным – насколько это для него возможно, – говорила та. – И несправедливо требовать от сильных заботы о тех, кто не хочет делаться сильнее и заботиться о себе самостоятельно.

Ринн поднялась с подушки, а руки ее непроизвольно сжались в кулаки.

– Что ты вкладываешь в понятие «сильный»? – громыхающим голосом уточнил Кассиус.

Ринн уставилась на черную стенную панель, потом на Кристал, потом на съежившегося в своем углу Миртена. Этот малый вечно старался забиться в уголок и сделаться незаметным, зато сам, кажется, примечал все.

Молчание затягивалось.

– Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду, – ответила наконец Ринн. – Просто играешь словами.

С этим я был полностью согласен: и насчет Кассиуса, и насчет всей его братии – Мастеров, да и магистров – тоже. Они только и делали, что играли словами, переиначивая их значения.

– Ладно, – голос Кассиуса смягчился. – По-твоему, сила очень важна. Но какая сила? Бык силен, но заслуживает ли он восхищения? И заслуживает ли презрения слабая женщина, обратившаяся за помощью… ну, скажем, чтобы задержать грабителя?

– Я не восхищаюсь быками и весьма невысокого мнения о людях, неспособных постоять за себя. А воров – терпеть не могу, – каждое слово Ринн процеживала сквозь сжатые зубы, а на Миртена бросила такой злобный взгляд, что он почему-то отвернулся.

– Стало быть ты полагаешь, что порядок должен опираться только на силу и самодисциплину?

– Что полагаю, то полагаю! – Ринн наградила магистра таким же взглядом, что и Миртена.

– Очень честный ответ! – Кассиус усмехнулся, но тут же, уже без намека на улыбку, повернулся к Кристал. – Ну а ты, хохотушка? Можешь сказать, почему ты считаешь гармонию не заслуживающей внимания? Равно как и все остальное?

Кристал даже не подняла глаз, а лишь хихикнула, продолжая крутить пряди длинных волос.

– Кристал! – в рокочущем голосе послышался холод.

Даже я поежился.

– А что толку… Обращай внимание, не обращай… – тихонько пробормотала она, не отрывая взгляда от пола. – Все одно, чему быть, того не миновать. Ломай голову, не ломай, от этого ничего не зависит.

Ринн громко засопела.

– Выходит, ты согласна с Ринн? В том смысле, что зло, например, можно остановить только силой?

– Иногда, – сказала она, почему-то посмотрев на меня.

– А как по-твоему, Леррис?

Ну вот, опять нарвался! Я закашлялся, пытаясь сообразить, что это она на меня уставилась и с запинкой проговорил:

– Так ведь… Иногда, как мне кажется, очень хорошие люди – все из себя очень даже гармоничные – оказываются совершенно бессильными против зла и невзгод. А порой, – тут мне вспомнился булочник, – людей наказывают или высылают с Отшельничьего только потому, что они не соответствуют каким-то меркам, писаным или неписаным правилам. По-моему, несправедливо, когда человека карают за то, что он недостаточно силен или чего-то не понимает.

– А ты считаешь, что жизнь в целом устроена справедливо? Или что Братство может взять на себя обязательства проявлять справедливость по отношению к отдельным людям, даже если это будет угрожать безопасности всего Отшельничьего?

– Мне никогда не доводилось видеть людей, которые могли бы угрожать безопасности Отшельничьего. И вообще, трудно представить себе, чтобы отдельный человек мог быть опасен для всего нашего сообщества. А вот как совсем неплохих людей отправляли в изгнание – это я видел.

Переводя взгляд с меня на так и не поднявшую глаз Кристал, с нее – на все еще сердитую Ринн, а с той – снова на меня, Кассиус печально улыбнулся и спросил:

– Жить на Отшльничьем – это право или привилегия.

Вопрос его повис в воздухе. Миртен в своем углу нервно облизывал губы.

– Если считать это привилегией, – сказал наконец я, – то, наверное, чтобы заслужить ее, мы и вправду должны соответствовать некоторым условиям. Беда не в этом, а в том, что решительно никто не желает нам объяснить, почему, в силу каких причин, эти условия именно таковы. Нам просто велено поддерживать гармонию и противиться хаосу, выполняя все предписания и не задавая вопросов, ответов на которые все равно не будет.

– Так уж и не будет? Как я понимаю, ответы ты получаешь, но они тебя не удовлетворяют.

– Не удовлетворяют. Ни меня, ни, сдается мне, большинство находящихся в этой комнате.

– Значит… Император-то голый, – голос Кассиуса прозвучал тише и мягче, чем обычно.

– Что? Какой император? Почему голый?

– Вся эта философия весьма… поучительна. Непонятно только, как она подготавливает нас к гармонизации, – резко произнесла Тамра и встала.

– Сядь, я сейчас отвечу. Скорее всего, никто из вас мне не поверит, но я все же отвечу.

Я пожал плечами. Ринн тоже. Тамра одарила магистра злобным взглядом, но все же села.

– Все довольно просто, – промолвил Кассиус, дождавшись, когда стихнут перешептывания. – Победа над идеальной гармонией для магии хаоса почти недостижима. Основу жизни на Отшельничьем составляет поддержание состояния, близкого к ней. Настолько близкого, настолько это возможно. Люди же по природе своей различны: одни упорядочивают существование, другие вносят в него хаос, а третьи способны и на то и на другое.

Пройти гармонизацию предлагается людям, являющимся источниками неконтролируемой силы, либо же способным бессознательно генерировать как гармонию, так и хаос. Первый шаг в гармонизации – дать вам понять, что вы наделены способностью либо позволить хаосу обрести на Отшельничьем опору, либо помогать нам не допускать его на остров. Что из этого предпочесть – дело каждого, но делать свой выбор вы будете под присмотром Братства. Именно оно и решит, можно ли вам оставаться на острове.

Но Отшельничий – не полицейское государство, и наше общество считает, что определиться по-настоящему и сделать по-настоящему свободный выбор вы можете, лишь получив необходимые знания и познакомившись, хотя бы отчасти, со внешним миром.

Лично меня удивило выражение «полицейское государство». Насколько мне было известно, полиция существовала только в Хаморе.

Некоторое время в комнате царило молчание, а потом Ринн раздраженно сказала:

– Выходит… Вы просто набьете наши головы всякой словесной шелухой и спровадите в Хамор или Кандар на верную смертью

– Я бы так не сказал. Нынешний император Хамора – внук человека, который был отправлен на гармонизацию, но предпочел остаться на юге и сумел захватить власть в провинции Меровей. Наиглавнейший убийца в одной из виднейших держав – родом из Сигила, это совсем недалеко отсюда. Поверьте, во внешнем мире есть чем вознаградить многие таланты. Но вы окажетесь в величайшей опасности, если, поверив в гармонию, отвергнете Братство. Потому что, – тут его взгляд обратился ко мне, – тем самым вы станете ходячими источниками гармонии в царстве хаоса и угрозой для Мастеров хаоса.

– Ты хочешь сказать, что, поскольку у нас имеются некие таланты, каждый из нас должен оставаться за пределами Отшельничьего, пока мы не приведем эти таланты в соответствие с вашими нормами совершенства?

– Именно. На это могут уйти многие годы. На то, чтобы каждый из вас внутренне определился и избрал свой истинный путь.

Я едва не прикусил язык, потому как все услышанное отнюдь меня не вдохновляло. Выходило, что ежели я не приму жесткий порядок, навязываемый Братством, то меня бросят на съедение волкам. На погибель, потому как в Мастера хаоса я явно не гожусь. И почему нормальный, нравственный человек не может сочетать в жизни гармоническое и хаотическое начала? Ведь в основе мироздания лежит и то и другое!

Вопросы так посыпались горохом, но я к ним особо не прислушивался – все спрашивали хоть и в разных словах, но одно и то же: «Стало быть я – источник неконтролируемой силы? Или хуже того? И опять таки: нам сказали, будто такой „источник“ заключает в себе опасность для Отшельничьего, но что он собой представляет – так и не объяснили…»

У меня заурчало в животе, но никто этого не услышал, поскольку все наперебой терзали расспросами Кассиуса. Только мы с Кристал не принимали в этом участия. Она уставилась в пол, а я смотрел сам не знаю куда. Поскольку все равно ничего не видел.