"Бес шума и пыли" - читать интересную книгу автора (Мякшин Антон)ГЛАВА 7Стоял тот самый, желанный, весь день ожидаемый час вечерней прохлады. Солнце уже село, но сумерки еще не сгустились. Воздух — немутный, прозрачный — потихоньку колеблется, как тюлевая занавеска от едва ощутимого ветерка. Лодку легко несло по течению. Гаврила лишь изредка лениво отталкивался шестом от близкого дна. Чтобы прогнать одолевавшую меня дремоту, я прочитал воеводину сыну небольшую лекцию на тему «Основы колдовского практикума. Применение и техника безопасности». Гаврила слушал внимательно — видимо, его забавлял тот факт, что помимо мастерства убойной плевбы, он теперь еще и магией владеет. — …Традиционная функциональная формула проклятия, — говорил я, — содержит такой обязательный компонент, как ключевой речевой оборот. В данном случае этим оборотом является фраза «чтоб тебе…» Сама по себе она никакого смысла не несет, а служит сигналом для материализации последующего пожелания, которое должно быть заявлено в как можно более прямой форме. Никаких фигуральностей, символов, метафор и прочих гипербол. Иначе проклятие не сработает. Понятно? — Не очень, — нахмурился Гаврила, шевеля шестом. — Ты бы, Адик, как-нибудь это… пояснее… — Пожалуйста. Если ты скажешь: «Чтоб тебе провалиться, скотина такая…» — объект незамедлительно провалится под землю, возможно даже, что перед этим превратится в какое-нибудь животное. В корову, например, или овцу… А если ты загнешь что-нибудь вроде: «Чтоб тебе ни дна ни покрышки…» — эффект проклятия пропадет, поскольку пожелание прямого адреса не содержит. Понятно? — Фертшейн! — усмехнулся Гаврила. — Можно попробовать? — Потом! — сказал я. — Как-нибудь попозже и обязательно под моим присмотром… И вот еще что. Теперь тебе не рекомендуется произносить вслух фразы типа: «Чтоб я сдох!..» — Чего это я себе смерти желать буду? — удивился воеводин сын. — Что я, дурак? — Ну не будешь — и хорошо. А то знавал я одного колдуна — боцманом был когда-то. Обучался колдовству, обучался, но дальше проклятий первой ступени не пошел. Потому что была у него дурная присказка: «Эх, сто якорей мне в задницу…» — О-о… — протянул Гаврила. — Понятно… — Понапрасну проклятиями не разбрасывайся. Чем реже произносишь формулу, тем лучше. — Почему? — Потому что при осуществлении проклятия тратится приличное количество энергии, которая черпается из… Я собирался объяснить детине формулу соотношения космической сферы и магической ауры практикующего колдуна, но запутался и замолчал. Так мы и плыли, пока совсем не стемнело. Некоторое время я занимал себя вопросом: исполнять задание Пахом-Чика или нет? С одной стороны, договор подписан по всем правилам, но с другой — заказчика-то нет. Провалился под землю!.. Интересно, насколько глубоко? Хорошо бы, на такую глубину, чтобы его клиентом теперь нельзя было считать… А вдруг выберется на поверхность да предъявит счет? Накатает со своей паскудной бабкой жалобу на меня в высшие инстанции?.. Сделалось прохладно. Гаврила втянул руки в рукава, нахохлился на дне лодки, походя на гигантских размеров курицу. Я дремал, полузакрыв глаза, любовался скользившим по темно-фиолетовой водной глади серебряным лунным шаром. Хорошо-то как! Правда, комары надоедливо зудели, но Гаврила пробормотал сквозь сон: «Чтоб вас разорвало, сволочей!» — и сразу всё стихло. Я ощутил что-то вроде прилива вдохновения. Чего это я к богатырю Георгию привязался? С самого начала надо было в другом направлении работать! Тогда бы не было ни позорного провала, ни неприятного разговора с Филимоном… Просто-напросто похитил бы Оксану да потихоньку приучил ее к Гавриле. Он — парень хороший, такого и полюбить честной девушке не грех! А я бы его манерам малость обучил, превратил бы орясину деревенскую в настоящего светского льва — девичье сердечко и дрогнуло бы… Ну, лучше поздно, чем никогда, как говорится… Сейчас запихнем Оксану в мешок, отвезем подальше, подождем немного, чтобы оклемалась, и начнем очаровывать — «шармант, сударыня», «экселент, мадмуазель», «келе ре тиль, шерше ля фам, мерси боку…» Лодка мягко ткнулась в прибрежный песок. В этом месте река делала крутой изгиб. Я толкнул Гаврилу в бок локтем, он всхрапнул, поднял голову и хриплым со сна голосом объявил: — Приплыли… Сейчас через поле — и прямо к забору выйдем. Хорошо, что овраг в другой стороне остался… Мы выпрыгнули на берег. Гаврила спрятал лодку в ближайших кустах. — А как действовать будем? — спросил он, когда мы шли через поле. — Как-как… По-бесовски хитро! — ответил я, высоко поднимая ноги, чтобы не очень промокли в мокрых от ночной росы травах. — А ты как хотел? Ворваться в дом, переплевать всю челядь, напугать до смерти вдову, гоняясь с мешком в руках по комнатам за ее племянницей? Гаврила пожал плечами. — Перелезем через забор, — объяснил я. — Покажешь, где окно в ее горницу. Знаешь ведь? — А как же! — Я постучу тихонько и выманю девицу… — Так она и вылезет к первому встречному бесу темной ночью! — Вылезет, не беспокойся, — заверил я. — У меня подход к женщинам есть. Можно сказать, талант к этому делу! Главное — тембр голоса. Голос должен быть в меру мужественным, чуть хрипловатым, глубоким и чувственным… В общем, трудно объяснить. Послушаешь — узнаешь. — А что говорить-то ей будешь? — Да ерунду всякую… Какая разница, что говорить? Главное — голос!.. Ну там — дорогая, любимая, не желаете ли прогуляться?.. Прекрасно сегодня выглядите… — А я что буду говорить? — Ты молчать в тряпочку будешь. * * * — Дорогая, — хрипел Гаврила, скользя спиной по бревенчатой стене забора, — не желаете ли прогуляться?.. Куда-нибудь подальше отсюда… Хоро-ошая собачка… Какая у нас мордочка, какой хвостик… — Ты ей еще скажи, как она прекрасна сегодня выглядит, — подсказал я, с трудом отводя взгляд от пылавших злобой глаз громадного волкодава, встретившего нас с Гаврилой во дворе вдовы, когда мы перемахнули через забор. — Я что угодно скажу, — простонал детина, — лишь бы убрали от меня этого зверя! — Покричи, — предложил я. — Выйдут хозяева и посадят пса на цепь. — Ага, и нас заодно. Потом опричникам сдадут. И те нас судить будут за то, что по-воровски в чужие хоромы проникли и бесчестье учинить хотели! Хотя… Лучше уж суд, опричники, даже черт с рогами… извини, Адик… чем это чудище! Трудно было с ним не согласиться. Я вообще впервые видел вблизи такого монстра! Честно говоря, адские псы — стражи преисподней — в сравнении с ним явно проигрывали. Прямо не пес, а черный африканский носорог, только рога и не хватало!.. Отлично натасканная зверюга. Прижал нас к забору и рычит, не давая пошевелиться. Слюна ручейками бежит с оскаленных клыков; глаза, как крючья раскаленные, насквозь протыкают… Что же нам, до утра стоять, что ли? Пока хозяева не проснутся?.. Псина между тем начала наступать: прижалась к земле, растопырив лапы с тяжелыми тупыми когтями, вздыбила жесткую шерсть на холке. — Ты же говорил, что собак здесь нет?! — шепнул мне Гаврила. — Не шевелись, — посоветовал я. — И не говори ничего — не волнуй зверя. — С чего вдовица вдруг решила волкодава завести? Вот стерва! — Не стоит упрекать людей за внезапно проснувшуюся любовь к домашним питомцам, — сказал я, а сам подумал: «Уж не Филимоновы ли это происки? Усилил охрану вдовьего двора, чтобы я больше насчет девицы не рыпался?.. Чего ему она? Ведь не богатырь же Георгий?..» Потянуло ночным теплым ветерком. Будто вздохнул кто-то сердобольно, увидев, в какое положение попали несчастный влюбленный и не менее несчастный бес… Лунный шар скрылся за тучами — совсем темно стало, в двух шагах ничего не видно, кроме пары огненно-злобных глаз и острейших синевато-белых клыков… Псина коротко рыкнула, пригнув морду. «Готовится прыгнуть!» — догадался я. Видимо, подобная мысль посетила и Гаврилу — он подобрался, втянул голову в плечи и шепнул: — Давай побежим, а? В разные стороны! Кто-то уж точно в живых останется… А то ведь прыгнет сейчас! И разорвет обоих! Я не рассуждал… Не было на это ни времени, ни желания… Уж лучше бежать, чем принять смерть, скукожившись у забора и вытирая потные ладошки о трясущиеся колени… Мелькнула, правда, мыслишка о сопротивлении, мелькнула и пропала. С кем угодно в схватку вступлю, но только не с этим чудовищем! — На счет «три»! — хрипнул я. — Раз! Псина, взревев не по-собачьи, оттолкнулась лапищами от земли и взлетела в воздух. Я рванул влево, Гаврила затопал ножищами в противоположную сторону. Не знаю, бежал ли за мной волкодав или стук когтей по земле был лишь игрой моего воображения… Пролетев несколько метров в полной темноте, я наткнулся на какое-то бревно, едва не упал, облившись холодным потом при мысли о том, что со мной будет, если я вдруг упаду, скакнул в сторону, сбивая с толку возможного преследователя, потом еще скакнул, словно заяц в прицеле охотничьего ружья, потом еще раз и еще… Что-то невидимое врезало мне по коленкам. Взмахнув руками, я кувыркнулся и, вместо того чтобы покатиться по земле, провалился… черт знает куда! — обычно говорят в таких случаях. Выглянувшая из-за туч луна показалась далекой-далекой… Я ощутил, что повис над бездонной пустотой. Пальцы мои, вцепившиеся в сырую бревенчатую кладку, дрожали и соскальзывали. — Колодец! — выдохнул я. Звук моего голоса гулко запрыгал вниз. «Ничего страшного, — успел подумать я. — Только бы руки не разжать и не бултыхнуться… Главное — псина теперь меня не…» Громадная туша на мгновение закрыла собой лунный шар. Я упреждающе вскрикнул, но было поздно: туша с хриплым ревом обрушилась сверху и без особых усилий снесла меня со стены колодца, как острая секира буйну голову с плеч!.. Летел я недолго — метра два, наверное… Чудовище вцепилось в мое тело мертвой хваткой и не разжало зубы даже тогда, когда мы с грохотом приземлились в какую-то грязную лужу. Стражи чистилища! Лапищи стиснули мои руки так, что я и пальцем пошевелить не мог! Смрадное дыхание плавило кожу на моем лице, слюна капала в глаза… Я мычал и упирался подбородком в грудь, чтобы уберечь горло от мощных клыков. Остались относительно свободными лишь ноги, я и пользовался ими вовсю — молотил коленками агрессора… — Хватит! — жалобно попросил Гаврила. — Больно же… Все почки отбил! Тяжесть внезапно исчезла. Я перекатился, ощущая боль в суставах и в гудящей спине, побарахтался в грязи и поднялся на ноги. — Ни хрена не видно, — простонал Гаврила. — Темень… Некоторое время — очевидно, вследствие перенесенного потрясения — я находился под властью полубезумной мысли о том, что коварный пес, притворившись моим клиентом, разговаривает человеческим голосом… Потом опомнился: — Зачем ты за меня схватился-то? — А за что еще хвататься было? Бегу себе по двору, прыгаю из стороны в сторону, чтобы… — …сбить с толку зверюгу! — Ага, точно… И вдруг… — …по коленкам что-то — ба-бах! — Ну да… И я провалился! Лечу, чувствую — рядом кто-то есть… Подумал сначала — псина… Кстати, а где мы? Я огляделся вокруг — черная темнота… Поднял голову вверх — луна далеко-далеко, прозрачным и каким-то нездешним, неземным светом освещает бревенчатую трубу, на дне которой мы и торчим. — В колодце, — определил я. — Колодец у вдовы о прошлом годе еще пересох, — припомнил Гаврила. — Повезло нам, а то бы утонули! — Утонули не утонули, — передразнил я. — Наше положение ничуть не лучше, чем у утопленников! Теперь-то мы точно попались. Будем сидеть в грязи, как две лягушки, пока нас завтра утром отсюда не вытащат и не подвесят за жабры! — У лягушек нет жабр, — заметил воеводин сын. — Радуйся! За жабры не подвесят — найдут что-нибудь другое. — Елки зеленые… — загрустил Гаврила, наверное, представив себе безрадостную перспективу. — Надо же, как всё неудачно вышло! Вляпались по самые уши… И грязища тут такая — вовек не отмыться! — Зато приземлились мягко, — сказал я, чтобы хоть что-то сказать. — Впрочем, ты не почувствовал ничего, поскольку на меня упал. — Я же не специально… Тьфу ты, а холодно! — Да, не курорт, — согласился я. Довольно долго мы молчали. Говорить было не о чем. Вокруг темнота, под ногами грязь, высоко вверху издевательски светит свободная луна и рычит сторожевая псина. Судя по всему, ходит кругами вокруг колодца, роняя паутинки вязкой слюны, проклинает весь свет самыми страшными собачьими проклятиями за то, что ужин ушел из-под носа… — Кстати, — спросил я. — А чего ты волкодава не проклял, как давешних разбойников? — Спужался… — смущенно отозвался из темноты Гаврила. — На ум только «Отче наш» пришло. Ну, знаешь, наверное: «Отче наш, иже еси на небесех…» — Час от часу не легче! — вздохнул я. — Спасибо за моральную поддержку. — Ой, прости… Еще полчаса прошло в полном молчании. — Вот невезуха, — прокряхтел детина. — Надо же — именно в эту ночь собака во дворе появилась. Да еще какая!.. Вообще не понимаю людей, которые подобных чудищ заводят. Зачем? Нет бы дворняжку обычную, пустобреха кудлатого, чтобы лаем воров отгоняла да хозяев будила… А эта зверюга не лает — рычит и сразу в горло норовит вцепиться!.. Сроду у нас в округе таких псов не было. Убийца! — Значит, для того и завели, — тоскливо проговорил я, — чтобы сразу в горло… Будто знали, что гости к ним в скором времени пожалуют… Снова возникло мрачное подозрение о Филимоновой подставе… Эх, Филимон, Филимон… Ну разве я виноват, что вынужден работу свою выполнять и Оксану к Гавриле приваживать? У тебя одно задание, у меня другое… Не тронул бы я Георгия, не нарушил бы равновесия. Разве ж не понимаю, чем это чревато? Зачем так перестраховываться? Пакостить мне зачем? Георгий Георгием, а Оксана Оксаной… Не сидеть же мне в этом временно-пространственном периоде до скончания веков? Пока бюрократы из нашей конторы спохватятся, пока вышлют спасательную экспедицию… — Сыро тут, — пожаловался Гаврила, — знобко… У меня ноги промокли. Еще и сквозняк… — Не ной! Мне тоже сыро и знобко, и тоже сквозняк достает… Сожалею, Гаврюша, но мне не удастся подняться и прикрыть форточку, так что терпи… Сквозняк! — заорал я так, что детина от неожиданности потерял равновесие и — судя по звучному всплеску — шлепнулся в грязь. — Сквозняк! Сверху мне ответил злобный псиный рык. — Ну и что? — поднимаясь и стряхивая с себя липкую грязь, недовольно осведомился Гаврила. — Зачем так орать? Рассудком повредился после падения в колодец? — Сквозняк — это что? — спросил я. — Ну когда дует. Бывает в голове сквозняк… кое у кого. — Сквозняк — это движение воздуха, — объяснил я и, не теряя времени, принялся шарить руками по осклизлым стенкам. — Где-то здесь должно быть… отверстие… может быть, нора… дырка… Или — ход! — Правда? — взволновался Гаврила. — Выбраться отсюда сможем? Только странно мне… Сроду не слышал о колодцах с подземными ходами… Ничего не нашел? Посмотри еще! Настоящий бес должен в темноте видеть лучше, чем днем! — Ах да! — спохватился я. — Совсем забыл… Пошарив по карманам, вытащил свой фонарик. Нажал кнопку и — хвала владыке адских пределов! — вспыхнул яркий сноп белого электрического света. Из сырой мглы проступило перепачканное грязью и копотью бледное лицо воеводина сына. Гаврила ойкнул и скрылся в темноте. Я продолжал исследовать стены и скоро наткнулся на щель сантиметровой ширины. — Щель, — прокомментировал я. — Ура! — воскликнул детина. — Чего «ура»-то? Сюда и мышь не пролезет… Хотя погоди… Щель начиналась на уровне моей груди и вела влево. Затем вниз… Затем направо… Затем вверх… В общем, когда моя рука описала правильный прямоугольник и вернулась на то место, откуда начиналось движение, я понял — передо мной дверь. Правда, не имеющая ни ручки, ни щеколды, ни чего-нибудь еще, за что можно было бы потянуть. — Попробуй толкнуть, — посоветовал наблюдавший за мной Гаврила. Я навалился на дверь плечом. Она чуть поддалась, вернее, прогнулась — только и всего. Ощутимо скрипнули дверные петли. — В другую сторону открывается, — определил я, вытирая пот со лба. — Надо бы чем-то подцепить… У тебя ножа нет? — Нет, — посетовал Гаврила. — И у меня… Я обследовал карманы, нашел только зажигалку, колоду крапленых карт и раскрошившуюся сигарету. Плохо… Почему у меня нет привычки носить при себе перочинный ножик или хотя бы открывашку для бутылок? Маникюрные ножницы тоже помогли бы… Впрочем, откуда такой привычке взяться, если я в любой момент могу наколдовать себе и то, и другое, и третье. Точнее — мог… — И про дверь на дне колодца никогда ничего не слышал, — бурчал позади Гаврила. — Наверное, купец Силантий, померший о позапрошлом годе от лихоманки дядюшка моей Оксаны, подземный ход провел из дома… Чтобы в случае нападения разбойников успеть сбежать со всей казной… Так ведь этот ход прямо в дом ведет, Адик! — Сомневаюсь, — сказал я. — Ты же говорил, что колодец только в прошлом году пересох. Что же, Силантий от разбойников в исправном колодце спасаться намеревался? Я думаю, он существом сухопутным был, а не водоплавающим. Дверь здесь недавно появилась. — А кто ж ее установил?.. — удивился Гаврила. — И куда она ведет?.. Ответов на его вопросы я не знал. Догадки строить было некогда. Я мучился с дверью, которая упрямо не желала открываться. Палец в щель не пролезал; пряжка от ремня — тоже. — Рогом попробуй! — подсказал детина. — Помог бы, — огрызнулся я, — чем гавкать под руку! Отсырела, сволочь, разбухла… — Чем же я помогу?! Я сплюнул с досады, но использовать рог всё же попытался. Сначала у меня ничего не получалось. Минут пять я сосредоточенно бодался с дверью, затоптал в пылу работы в грязь свою бейсболку, набил на лбу изрядную шишку и, рассердившись, топнул копытом в пол, подняв фонтан грязных брызг. — Адик! — вскрикнул вдруг воеводин сын. — Погоди! Я придумал! — Чего? — Придумал! Придумал! Дай-ка мне бесовскую твою штучку… — Какую?.. А, фонарик… Держи. — Теперь отойди на шаг… Так. Наклонись… Голову пониже опусти. Не шевелись! Я хотел было спросить у Гаврилы, чего это он задумал, но не успел. Детина натужно ухнул — и меня вдруг с чудовищной силой швырнуло на дверь. Честное слово, я решил, что колодец обвалился и одно из бревен заехало мне аккурат пониже спины… Только когда мои рожки с треском впились в отсыревшую древесину двери, я разгадал план Гаврилы. Больно было! Я же всё-таки не Ахмет Медный Лоб! — Стратег хренов! — застонал я, тщетно пытаясь высвободить голову. — Мог бы и предупредить! — Ты бы не согласился, — резонно ответил Гаврила. — Кому ж приятно, когда его по заднице сапогом?.. Зато теперь всё просто будет! Воеводин сын приподнял меня обеими руками за поясной ремень и за воротник и, используя мое тело в качестве дверной ручки, довольно легко открыл дверь. Правда, чтобы выдернуть меня из древесины, усилий и времени понадобилось побольше. В ходе освобождения я чувствовал себя коренным зубом, выдираемым стоматологом-практикантом. Наконец рожки освободились, я рухнул на Гаврилу, Гаврила — в грязь, но проход был открыт! Мы поднялись на ноги. Из подземного тоннеля пахло гнилью и мокрыми грибами. — Пошли? — не очень уверенно спросил детина, освещая фонариком сырой и узкий, как кишка диковинного исполинского зверя, коридор. — Конечно, пошли, — сказал я. — Для чего же столько возились? Дай-ка фонарик… — Держи, держи, — с готовностью откликнулся Гаврила, возвращая мне фонарик и право идти первым. * * * Странный это был коридор. Начавшись узким проходом — почти лазом, похожим на звериную ногу, буквально через несколько шагов коридор раздался вширь и ввысь. Мы с моим клиентом могли шагать не пригибаясь. Звук наших ног отдавался гулким эхом. Грязь под ногами сменилась каменным полом. С высокого потолка свисали клочья паутины и сопливая слизь. Коридор, не петляя, тянулся прямо, только, кажется, немного уходил вниз. Гаврила начал беспокоиться. — Что-то долго идем, — поспевая за мной, проговорил он. — Отсюда до дома вдовы шагов никак не больше полста — если по земле. А мы уж версту точно отмахали. А то и две. — Хочешь вернуться? — осведомился я. — Можно… Попробуешь, например, вскарабкаться по стенкам колодца вверх, поговоришь с псиной — авось она образумилась и отпустит нас подобру-поздорову. Гаврила замолчал. Коридор всё круче спускался вниз. Скоро появились ступени, выбитые в камне неизвестными мастерами. Теперь мы шли по лестнице — всё ниже, ниже и ниже… Воеводин сын тревожно сопел у меня за спиной. Версты через три или четыре стали попадаться странные предметы, тут и там рассыпанные по ступенькам. Несколько длинных перьев — вроде бы орлиных, покрытых плесенью и размокшей краской. Стрела с кремниевым наконечником… Переломанное древко копья… Ожерелье — на сгнившей веревке три пожелтевших крокодильих зуба… Кости… Медвежий череп… Конский череп… Волчий череп… Человеческий! Детина застучал зубами. — Подземный ход не в дом Силантия ведет, — шепотом проговорил он. — Мы уж сколько прошли… Мы уж, наверное, на полпути к Москве! — Вот и радуйся, — поддержал его я. — Ты же хотел писарем устроиться на государеву службу. — Я грамоте не разумею! — заскулил Гаврила. — Пока дойдем — научу. Времени хватит. Луч моего фонаря стал слабеть. Из ярко-белого превратился в желтый, потом потемнел еще, потом погас совсем. — Мама! — пискнул Гаврила. — Что это? — Батарейки сели. — Что? Куда? — Бесовская штучка, другими словами, работать перестала. Дальше пойдем в темноте. — Ах, чтоб ей пропасть! — заругался детина, от страха, видимо, напрочь забыв про мою лекцию о технике безопасности. Фонарик с легким чпоканьем испарился из моей руки. — Тьфу, дурак! — в сердцах воскликнул я. — Ведь фирменная вещь была — японская! Подождали бы немного, да батарейки местами поменяли, а ты… — Ой! Извини, Адик. — Дурак! Минуту мы шли в полной темноте. Под ногами у меня что-то хрустнуло, и я остановился. Гаврила ткнулся носом мне в спину. — Что там? — прошипел он. Я протянул руку вперед. Пальцы наткнулись на холодную преграду. На ощупь — железо. Нисколько не сырое, кажется, даже без ржавчины… Сталь, что ли?.. Я наугад пошарил ладонью и нащупал дверную ручку. — Вроде пришли, — сказал я. — Куда? — Откуда мне знать? В Москву! Осторожно потянул ручку. Металлическая дверь легко отодвинулась в сторону. Стараясь ступать неслышно, я шагнул вперед, еще шагнул и… снова уперся в железную стенку! На этот раз никакой ручки не было, как я ни шарил по поверхности. Зато обнаружились боковые стенки, близкий потолок, на котором ребрилась вентиляционная решетка. Воеводин сын смущенно покашлял у меня за спиной, погремел чем-то — и грохнул стальной дверью, через которую мы попали в железный ящик! — Я нечаянно… — Открой! — завопил я, охваченный внезапным приступом клаустрофобии. — Не получается… То есть я не могу найти… Темно ведь! — Пошарь по стенкам! Постой, я тоже! — Несколько минут мы, пыхтя, топтались в тесном ящике. — Ничего не могу нашарить! — плачущим голосом сообщил Гаврила и вдруг вскрикнул: — Адик! — Не ори в ухо… Нашел? — Да! То есть нет. Не ручку, а… пумпочку какую-то. — Какую еще пумпочку? — Ну… круглая, маленькая… Упругая такая, как гриб. Нажать? — Попробуй… То есть ни в коем случае! — Наверное, я крикнул слишком громко. Гаврила, не успев отдернуть руку от «пумпочки», с испугу надавил на нее. И тут железный ящик дрогнул и пополз вниз. Сверху посыпалась какая-то труха вперемешку с характерным скрежетом натягиваемого металлического троса. Я ощутил, как спертый воздух подземелья сменяется сырым ветром, бьющим через все видимые и невидимые щели. — Адик! — завизжал Гаврила. Скорость, движения (или падения?) металлического ящика всё увеличивалась. Снаружи бесновался ураган. Трос уже не скрежетал, а свистел. Тело мое вдруг потеряло вес, и, инстинктивно поджав ноги, я медленно воспарил. — Лечу! — пожаловался рядом невидимый Гаврила. — Не беспокойся, далеко не улетишь… Если, конечно, потолок тут прочный. — Адик, а что происходит? — Не знаю, чего пристал?.. Очень похоже на то, что мы с тобой оказались в лифте. — Где?! — В скоростном лифте, невесть каким макаром закинутом в подземелье шестнадцатого столетия. — Что?! Ой, мне тяжко становится! — Ответить я не смог. Потому что и мне тоже стало «тяжко». Туловище мое приплюснуло к потолку. Ноги распластались по задней стенке, одна рука угодила на боковину, а вторая легла на выпуклую грудь Гаврилы. Лифт несся вниз с невообразимой, космической скоростью. — Кол… дов… вство… — пробубнил Гаврила. — Никакое это не колдовство, а всего-навсего обыкновенная перегрузка, — хотел возразить я, но слова застряли на выходе и медленно поползли обратно, остановившись и трансформировавшись в плотный комок где-то в районе диафрагмы. — Помо… — выдохнул мощными легкими детина, — …гите… — сиплым присвистом закончил он и замолчал. Скорость движения была такая, что от перегрузки трещали все мои косточки. Ветром забило рот, как ватой, так что даже если бы я и очень хотел успокоить клиента, никак не смог бы этого сделать. Вокруг всё свистело, грохотало и завывало. Я закрыл глаза, дабы их не выдавило напором, надеясь, что и Гаврила сделал то же самое. Интересно, лифт работает нормально или летит хрен знает куда, помахивая огрызком оборвавшегося троса?.. Интересно, мы приземлимся, своевременно снизив скорость, или просто шваркнемся о неведомый пол?.. Надеюсь, всё-таки когда-нибудь приземлимся… |
||
|