"Светоносная Змея: Движение Кундалини Земли и восход священной женственности" - читать интересную книгу автора (Мельхиседек Друнвало)

Глава седьмая Балансировка женского аспекта решетки над Землей Юкатан и восемь храмов. Часть вторая

Время все более замедлялось — настолько, что я потерял всякое представление о том, какой сегодня день. И даже о том, что я думаю. Я осознавал только секунды — как они отсчитываются одна за другой, слагаясь в вечное Сейчас. Все мои чувства были широко распахнуты, ибо после посещения каждого храма привычные пути бытия становились все менее реальными и в свете нового знания мой дух все медленнее воспринимал этот трехмерный мир.

Мы все так же находились здесь, среди будничной повседневности на плотноматериальной планете Земля, но жили от секунды к секунде. Жизнь для нас была сплошным открытием: одно открытие неизменно приводило к другому.

Я чувствовал себя великолепно и едва мог дождаться, когда мы поедем в Тулум. Тулум — это горловая чакра, связанная с миром звуковых потоков, одной из первичных энергий творения. Путешествуя от храма к храму, мы поднимались ко все более и более высоким уровням сознания женского аспекта Единой Решетки Сознания. Я это чувствовал, хотя настроиться на ее восприятие все еще стоило мне большого труда.

Тулум расположен на побережье Карибского моря, у самой воды. Если с Чичен-Ицей было проще связаться, поскольку она ощущалась как родная, то Тулум обладал вибрационным полем, находившимся на гораздо более высоком уровне. Выглядел он чарующе: трава, живые камни, синее небо и глубокие синие воды. Я собственными глазами увидел, зачем майя выбрали это место для строительства храма, и знал, что третьим глазом, «единственным оком души», скоро увижу на энергетическом уровне, с какой целью они сюда пришли.

Еще до моего отъезда из Соединенных Штатов Тот сказал, что укажет нам места, где должны быть размещены или зарыты первые четыре кристалла; что же касается остальных четырех храмов, то мы с Кеном должны были сами найти точное местоположение для камней, чтобы они вернули в каждый храм жизнь или вознесли его на иной уровень вибрации.

В Тулуме, приступив к поискам нужного места, я поначалу был немного самоуверен, но время шло, и я все более склонялся к мысли о том, что эта задача выше моего понимания и способностей. Чтобы ощутить и воспринять древние энергии, я пользовался маятником, как это делал Кен, но в Тулуме любое место ощущалось как энергетически очень мощное, так что отыскать какую-нибудь одну точку среди множества таких же других казалось невыполнимой задачей. Я пожаловался Кену: это все равно что пытаться расслышать партию одной скрипки в ансамбле из ста скрипичных голосов. Все они ощущались одинаково — как мощные и звучные!

Мы искали пять часов без всякого результата, сделав только один перерыв, чтобы перекусить. Кен то и дело повторял, что он совершенно сбит с толку и что если мы не сумеем найти это самое место, то лучше уж нам вернуться домой. А поскольку я чувствовал то же самое, то его слова действовали на меня угнетающе.

— Хорошо, — сказал я, — давай помедитируем и посмотрим, нет ли внутри нас чего-то такого, что может откликнуться на новый уровень восприятия. И без того ясно: то, чем мы занимаемся сейчас, — это не работа.

Мы подыскали подходящее местечко, уселись рядышком и погрузились в себя. И примерно через полчаса я «обрел знание». Не могу сказать, как именно я пришел к такому заключению, но, положившись на свою интуицию и избавившись от нежелательных вторжений своего ума с помощью зудящего звука, который я воспроизводил горлом, я, «следуя» за этим звуком, смог найти место для кристалла. В конце концов, мы были не где-нибудь, а в горловой чакре.

— Вот что, — сказал Кен. — Ты босс, ты и ищи, а я буду просто ходить за гобой!

И этот метод сработал! Я начал бродить без всякой мысли, прислушиваясь лишь к звуку, издаваемому моим горлом. И уже через несколько минут мы подошли к крошечному храму у края скалы, нависшей над океаном, — к месту, которое мы прежде не заметили. Когда я удалялся от этого места, в котором мы рассчитывали зарыть кристалл, звук становился тише и менял тон, а когда я приближался к этому месту, звук усиливался.

Как только мы вошли в это маленькое сооружение, занимавшее площадь чуть больше квадратного метра, звук в моем горле совершенно замер. Я понял: это то самое место! В этом мы убедились с абсолютной точностью, когда, вытащив кристалл, увидели, что древняя живопись, покрывавшая стены собора, — того же цвета, что и наш камень. Мы закопали кристалл под храмом, и на этом наша работа в этом месте была завершена.

Мчась по прибрежному шоссе к следующему храму, мы хранили полное молчание. В Тулуме мы убедились, что дело, за которое взялись, — куда более серьезное и трудное, чем нам грезилось в Нью-Мексико. Придется ли нам перестраиваться психически при посещении каждого храма? Есть ли у нас на это способности? У всех ли людей есть они? Что этот опыт даст нам как человеческим существам? Есть ли у нашего пребывания здесь какая-то иная цель помимо той, о которой сообщил Тот? Эти вопросы непрерывно вертелись в моем мозгу.

Океан все время был по левую руку от нас, пока мы добирались от восточного побережья Мексики до маленького городка под названием Четумаль, что у границы с Белизом. Поначалу мы сомневались, где именно находится Кохунлич — в Белизе или в Мексике. Его совсем недавно обнаружили и отметили на карте; казалось, что он расположен на самой границе.

В Четумале жители говорили нам; нет-нет, Кохунлич находится в Мексике. Для нас это было большое счастье, ибо, как мы вскоре убедились, мексиканские власти не позволили бы нам выезжать в Белиз на арендованной машине. «Вы что, с ума сошли? — сказали нам. — Если вы приедете в Белиз на машине, ее в первый же день, еще до вечера, разберут до винтика и раскрадут».

Так что нам пришлось смириться с неизбежной задержкой, и ночь мы провели на какой-то гасиенде, расположенной у дороги. Чтобы расслабиться и дать отдых нашим уставшим телам, мы решили выпить немного текилы. И это действительно помогло! Впрочем, я если выпиваю, то совсем немножко. На следующее утро мы проснулись с радостными улыбками на лицах и были готовы ко всему. Во всяком случае, так мы думали.

Мы побросали вещи в нашу старенькую красную «тойоту» и, взволнованные, тронулись в путь так, словно шествовали по Дороге из Желтого Кирпича. Нас не покидало чувство, что в этот день случится что-то необыкновенное. Если уж Тулум такое невероятное место, то Кохунлич и подавно. В энергетическом спектре он стоял значительно выше.

Мы купили крупномасштабную карту окрестностей, на которой были обозначены даже небольшие дороги и города. Значился на ней и Кохунлич, и дорога к нему казалась совсем несложной. Так что, судя по всему, нас ждал довольно приятный день.

Однако, когда мы прибыли в то место, где на карте был обозначен Кохунлич, его там не оказалось. Там вообще ничего не было! Местные жители смотрели на нас так, словно мы были полными болванами или, по меньшей мере, тупицами. Смущенные, мы вернулись в Четумаль, не зная, что делать.

Наконец мы решили расспросить кого-нибудь из местных: кто-нибудь наверняка знает, где именно расположен Кохунлич. У старого, неприглядного на вид мексиканского ресторана стоял какой-то человек в военной форме, и Кен вступил с ним в разговор, так как тот знал английский. Когда Кен спросил его о Кохунличе, у военного загорелись глаза.

— Си (да), — сказал он, — не далее как в прошлом месяце я был в Кохунличе с семьей и детьми и точно знаю, где он находится.

Он посмотрел на нашу карту и захохотал. Тот, кто начертил ее, сказал он, не имеет никакого понятия, где находится Кохунлич. По его словам, на этой стороне карты его вообще быть не могло. Он перевернул карту и отметил на обратной стороне то место, где действительно должен находиться храм, и подробно рассказал, как туда добраться. Мы поблагодарили его и поехали в Кохунлич, чувствуя, что наконец-то сможем начать эту часть нашего путешествия.

Минут через сорок пять мы прибыли туда, где, по словам военного, должен был находиться Кохунлич. Но его там не было. Причем никто не понимал, о чем мы спрашиваем. Да, Кохунлич становился для нас настоящей проблемой.

Мы еще раз вернулись в город, размышляя по пути, у кого бы спросить дорогу, и наконец остановили свой выбор на таксисте: уж кто-кто, а он должен знать это место лучше всех. Перед красивым отелем мы обнаружили целую очередь из такси и направились к ним, чтобы расспросить о Кохунличе. Мы выбрали одного таксиста и спросили у него дорогу. Он взял нашу карту и подозвал к себе еще пятерых таксистов. Они начали что-то быстро обсуждать на испанском, после чего наш таксист выбрался из толпы и сказал:

— Буэно (все в порядке), мы можем точно показать на карте, где он находится. Мы все были там много раз, но я хотел найти для вас самый удобный маршрут. Я его пометил ручкой. Прекрасное место. Вам там очень понравится.

Мы поблагодарили его, а Кен еще и дал немного денег в знак благодарности за оказанную помощь. Лицо таксиста расплылось в широчайшей улыбке.

Мы проследовали указанным маршрутом, и он привел нас прямо туда, куда и должен был привести, но, как и в предыдущих случаях, Кохунлича там не оказалось. После всех этих неудачных попыток день, видимо, был окончательно потерян. Сбитые с толку и подавленные, мы свернули на обочину и сидели, ничего не говоря, бесцельно взирая на расстилавшуюся перед нами местность. Все казалось бесперспективным.

Неожиданно Кен выпрямился и воскликнул:

— Понял. Я знаю, что делать.

От его слов я буквально подпрыгнул, так как успел за это время основательно углубиться в свои мысли.

— И что же?

— Кохунлич — это шестая чакра, третий глаз, разве не так? Помнишь, в Тулуме нам пришлось отказаться от обычного восприятия и сменить его на другое? Вероятно, чтобы найти храм, нам нужно просто использовать свой третий глаз. Я в этом уверен, Друнвало. Знаешь что, давай-ка напряги свои психические способности, а я тем временем буду вести машину.

— Спасибо, Кен, — вот все, что я мог сказать на это.

Возможно, он прав. Тот сказал ведь, что специфическое место для кристаллов в оставшихся четырех храмах мы должны найти сами и что мы оба должны многому научиться в этом путешествии. Вероятно, время для такой учебы пришло.

Сама мысль об этом необычайно взволновала меня, и мой дух пробудился.

— Хорошо, — сказал я, повернувшись к Кену, — ты веди, а я буду говорить, где поворачивать. Пока что езжай, как ехал.

Кен вырулил с обочины на дорогу, которая куда-нибудь да вела.

Я закрыл глаза и начал снова и снова повторять про себя название храма — Кохунлич. Через три или четыре минуты мысли покинули меня и включились все мои чувства. Каждый раз, когда мы подъезжали к перекрестку или развилке на дороге, я доверялся своему телу, полагаясь на его чутье и интуицию. И принимал как должное все, что оно предлагало.

— На следующем перекрестке поверни налево, Кен.

И Кен, не задавая вопросов, поворачивал. В таком духе мы одолели почти 120 километров, делая повороты там, где подсказывала интуиция.

В конце концов мы совершенно заблудились. Все казалось незнакомым, а отель был очень далеко от нас.

Помню, как мы сделали последний поворот и выехали на какую-то грязную заброшенную дорогу, узкую и полную глубоких ухабов. Что еще хуже, мы оказались в джунглях. Думаю, Кен всю дорогу слегка нервничал, судя по тому, что он сидел за рулем выпрямившись, но здесь, впервые за все время, он решился высказать свое сомнение.

— Друнвало, ты уверен, что мы едем по той дороге?

— Я ни в чем не уверен, Кен. Я просто пытаюсь применять свои способности.

Дорога все глубже и глубже уводила нас в чащу. Никаких признаков цивилизации, только джунгли.

Проехав еще минут пять, мы наконец заметили коричневый придорожный знак «Кохунлич» с золотистой стрелой, указывающей направление.

Мы с Кеном буквально обезумели от радости. Надо же, сработало! За всю мою жизнь ничто так эмоционально меня не взбудоражило и не выплеснуло в кровь столько адреналина, как этот незамысловатый с виду небольшой дорожный знак. Этот день многому меня научил в отношении и меня самого, и человеческих возможностей, и эти уроки я до сих пор не забыл. Тот был прав. Мы многому научились друг у друга.

Мы оказались в самой чаще необозримых джунглей, полностью скрывавших от нас небо. Повсюду виднелись лишь заводи с цветами лотоса, плававшими на поверхности воды, и тропические цветы. Пейзаж был невероятно роскошный, великолепный и — сюрреалистический. Казалось, здесь нет ничего реального, и у меня было такое чувство, будто я нахожусь на съемочной площадке голливудского фильма.

Мы наткнулись там только на одного человека: это был археолог, уже собиравшийся домой после трудового дня. Он сказал, что Кохунлич был обнаружен года полтора тому назад и за это время им удалось исследовать только первую пирамиду, хотя сам храмовый комплекс простирается на многие километры во всех направлениях. Езжайте и посмотрите, сказал он, но, пожалуйста, не трогайте структуру вокруг пирамиды. И с этими словами он нас покинул.

Мы подошли к единственной доступной для посещения пирамиде и здесь впервые за все время увидели то, что вполне раскрывало концепцию, согласно которой каждый из этих храмов связан с определенной чакрой. Все четыре фасада пирамиды были украшены барельефом в виде человеческих лиц. Каждое лицо, высотой примерно три метра, выступало над поверхностью примерно на полметра. И на каждом человеческом лице, в области между бровями, красовалась круглая точка, символизирующая третий глаз. Я никогда не видел ничего подобного во всей Мексике!

Кохунлич связан с шестой чакрой, расположенной как раз в точке третьего глаза. Именно здесь, на лбу каждого из этих царственных лиц, наличествовало доказательство того, что древние майя знали об энергетической функции этого священного места. И это весьма впечатляло.

Но нас ждала работа, и, побыв минут пятнадцать туристами, мы начали психическое считывание территории в поисках того тайного места, где должен быть помещен кристалл.

Кохунлич был, если говорить в терминах чистой энергии, самым мощным энергетическим местом из всех, какие нам до сих пор довелось посетить. Однако мы повели себя так, словно страдали умственным расстройством и полностью забыли урок, который нам преподал Тулум: мы еще раз решили использовать свои маятники. Примерно через час мы сдались. Это была не работа, а сплошное мученье. Действительность еще раз напомнила нам о начальной дилемме.

Мы сели на ступеньки малой пирамиды, находившейся недалеко от большой, и начали рассуждать так, как рассуждали в Тулуме.

— Маятник здесь не поможет, Друнвало, — сказал Кен. — Уж после Тулума мы должны были бы кое-чему научиться. Я вот думаю: поскольку это третий глаз и мы нашли этот храм с помощью психических способностей, то и для отыскания места должны использовать тот же метод. Ты нашел храм, теперь моя очередь: я последую твоему примеру и как-нибудь найду это место с помощью медитации. Как думаешь, я смогу?

— Я верю в тебя, Кен. Углубись в себя и дай мне знать, если что обнаружишь.

Кен закрыл глаза и минут двадцать сидел, погруженный в себя. Затем открыл глаза и очень взволнованно сказал:

— Я знаю, где то, что мы ищем. Я тебе покажу.

Он достал лист бумаги, ручку и нарисовал то, что ему открылось во время медитации. Там, в земле, есть большая дыра, сказал он, которая выглядит так, как на рисунке, а прямо перед этой дырой — маленькое деревце. Между деревом и дырой есть еще одна дыра, поменьше, сантиметров восемь в диаметре. Именно в этой дыре мы и должны поместить кристалл.

Существование большой дыры казалось мне чем-то необычным; если бы нам удалось найти ее, мы вряд ли бы усомнились в увиденном, однако в реальности наличие такой дыры казалось чем-то маловероятным, если только возможным. Но я не стал высказывать свои сомнения, а просто встал и сказал:

— Хорошо, пойдем. Если она там есть, мы ее найдем.

— Друнвало, — молниеносно отозвался Кен, — как выглядит дыра, обнаружил я. А найти ее — твоя задача.

Да уж, нахальство — второе счастье!

Но я принял этот вызов. Запомнив, как выглядит эта дыра, я положился на свои чувства, давая им возможность обнаружить ее в реальности. Меня, вернее, мое тело повлекло в направлении, противоположном главной пирамиде, прямо в джунгли. Через несколько секунд все признаки цивилизации исчезли, и мы оказались среди девственной природы. Однако неведомая сила продолжала увлекать мое тело дальше.

Мы с большим трудом пробивались сквозь плотную растительность, ибо мачете, которым пользуются мексиканцы в подобных случаях, у нас не было. Однако это нас не остановило. Мы буквально продирались через низкий кустарник, но все же продолжали двигаться вперед. Я исколол себе все руки, поэтому спустил рукава рубашки и застегнулся на все пуговицы, чтобы как-то защитить себя.

Мы двигались через джунгли примерно километра два, и вдруг импульс тяги в моем теле изменился. Это случилось, когда мы проходили мимо двух высоких холмов по правую руку от нас: импульс в буквальном смысле развернул мое тело навстречу им. Между холмами было открытое пространство, и я знал, что именно сюда меня и влечет.

— Иди за мной, Кен. Я полностью не уверен, но думаю, что нам сюда.

Открытое пространство между холмами представляло собой площадь метров восемнадцать шириной и по непонятной причине было совершенно свободно от кустарника. Получив наконец возможность двигаться свободно, мы легко одолели полпути к этому пространству и вдруг остановились как вкопанные. Ибо увидели нечто, чего здесь не должно было быть, но оно было.

На склоне холма справа от нас находилась лестница, ведущая на вершину. Мы стояли среди густых мексиканских джунглей, а прямо перед нами была лестница, которая словно перенеслась сюда из Греции. Она была сделана из темного, выбеленного узорчатого мрамора, отполированного как стекло. Казалось, ее сделали только вчера, и мраморные ступени (их было 150–200) взбегали наверх между мраморными перилами. С каждой стороны лестницу обрамляли джунгли и переплетающиеся корни древних деревьев. Действительно, создавалось такое впечатление, будто кто-то только что построил эту лестницу прямо среди джунглей и теперь где-то укрывается, следя за нами. У нас прямо мурашки по коже побежали!

Мы совершенно забыли о своей миссии — настолько очаровало нас это зрелище. Наконец Кен спросил:

— Тебе не кажется, что кто-то заранее знал о нашем прибытии?

Я не знал, что ответить, и просто сказал:

— Давай-ка взберемся на вершину, Кен, и посмотрим, для чего все это.

В полной тишине, словно боясь разбудить каких-то мифологических чудовищ, мы поднимались по лестнице, которая, казалось, тянулась до небес. На вершине холма она повернула направо и привела нас на площадку примерно в четыре квадратных метра с мраморным полом и скамьями. Вся вершина холма была покрыта джунглями, за исключением этой площадки. В крайнем изумлении мы уселись на одну из скамей.

— Что ты обо всем этом думаешь, Кен? Тебе не кажется, что все это сделали греки, каким-то образом проникшие на Юкатан и провозгласившие этот холм своей вотчиной?

Тот молча покачал головой.

Не могу сказать почему, но я вдруг достал свой маятник и начал работать с ним. Он действовал. С его помощью я установил, что странная дыра, о которой говорил Кен, где-то здесь, на холме.

— Кен, — сказал я взволнованно, — маятник действует. Мне кажется, дыра здесь.

— Где здесь? На холме, ты хочешь сказать?

Оставив его вопрос без ответа, я попросил его следовать за мной, и мы двинулись в том направлении, которое указывал маятник. Оно вело прямо по вершине холма. Мы вновь оказались среди густых джунглей, а потому шли медленно.

Вот она! Это было так неожиданно, словно мы только что выиграли в лотерею крупную сумму денег и теперь не знали, что с ними делать. Когда я заглянул в эту очень необычную дыру в земле, все мое тело пронизало чувство, которое я никогда не забуду. И это чувство сказало мне: «Запомни это, ибо Жизнь в будущем не раз будет преподносить тебе странные вещи и все они имеют смысл и значение».

Дыра была примерно метра три в глубину и метра три с половиной — четыре в ширину. Ее земляные стены и дно были обработаны вручную и облицованы плоскими камнями, нарезанными на правильные прямоугольники. Но было здесь и то, что Кен не увидел во время медитации: прямо из пола торчали две трубы из красной глины. Каждая имела приблизительно сантиметров тридцать в диаметре и высовывалась из земли на такое же расстояние. Я начал размышлять над предназначением этих труб, но в голову ничего не приходило.

Я посмотрел вверх и увидел маленькое деревце, которое открылось внутреннему взору Кена во время медитации. Я поднялся на ноги и направился к нему, чтобы посмотреть, нет ли перед ним дыры поменьше. Она там была — именно такая, какой ее увидел Кен своим внутренним оком.

Я посветил в дыру фонариком, чтобы посмотреть, что внутри, но ничего не обнаружил. Там была просто бездонная тьма. Но сомнений не оставалось: поместить кристалл мы должны были именно в ней.

Кен наклонился и тоже заглянул в дыру, но, как и я, ничего не увидел. Это было все равно что заглянуть в межзвездное пространство, только никаких звезд здесь не было. Оттуда на нас глядела тайна! Тайна, неотделимая от веры.

Мы развернули ткань, достали кристалл, подержали его минуту в руках и прочли над ним молитву во славу майя; на сей раз выбор похоронить его в земле пал на меня. Помню, что, выбрав подходящий момент, я бросил кристалл в темноту и почувствовал, как он падает. Однако я так и не услышал, чтобы он ударился о дно. Психически это выглядело так, словно я бросил его в космическое пространство и кристалл полетел прочь от нашей планеты.

Мы долго молчали. А затем, не говоря ни слова, сели на краю большой майянской дыры лицом к дереву. Наши глаза были закрыты. Меня словно окружали майя, ставшие теперь моими братьями и сестрами. Мы — дети одного духа. И цель у нас одна и та же: принести небо на землю.

Я долго медитировал, а затем мгновенно вернулся в свое тело: я все так же сидел перед священной майянской дырой, заглядывая в самое нутро Земли. Кен все еще медитировал. Я тихо встал и, следуя зову сердца, пошел через джунгли к краю холма; здесь мне открылось то, о чем я уже втайне догадывался. Этот холм был майянской пирамидой! На эту мысль меня навели трубы из красной глины. Думаю, они служили для подачи воздуха во внутренние помещения.

Все встало на свои места. В тот момент я многое понял. И почувствовал себя невероятно польщенным, что именно мне выпала честь быть одним из тех людей, кто помогал возродить к жизни древние воспоминания — вернуть их сознанию Земли, что и произойдет в тот момент, когда нынешнее человечество начнет припоминать, кто оно есть на самом деле.

Мы ехали весь вечер, чтобы попасть в Паленке до захода солнца, но не успели. Паленке находился гораздо дальше, чем мы думали. Храм уже закрыли и откроют не раньше восьми часов утра, так что мы свернули с дороги к ближайшему отелю.

Пока я разгружал машину, Кен пошел в отель, чтобы оплатить номер. Комнатка оказалась маленькой, с двумя старыми, потертыми кроватями, которые едва там помещались. Дверь, даже открытая наполовину, тут же упиралась в мою кровать, что, на мой взгляд, было вполне в классическом мексиканском духе. (Не поймите меня неправильно — я люблю Мексику и мексиканский народ. Но… в общем, надеюсь, вы поймете, что я имею в виду.)

Мы поднялись с восходом солнца и были на священной земле к моменту открытия храма. В этот час мы оказались там единственными посетителями, и все пространство принадлежало нам. Вскоре здесь на всей территории, подобно муравьям, начнут копошиться сотни людей. Поэтому мы не стали тратить время зря и приступили к поискам сакрального места.

Понимая, что искомый нами храм связан с седьмой чакрой, шишковидной, мы оказались в той же ситуации, что в Тулуме и Кохунличе, и понимали, что нам нужно как-то изменить себя в чувственном плане, чтобы суметь отыскать это особенное место.

Когда человек достигает того уровня сознания, которое соотносится в теле с чакрой шишковидной железы, значит, он готовится покинуть свое тело и выйти на следующий уровень, выше человеческого. За прошедшие 200 ООО лет становления человеческого сознания только три Вознесенных Учителя смогли выйти на этот уровень. Теперь, естественно, все изменилось. За последние десять лет этого уровня достигли все 8000 Вознесенных Учителей, тем самым подведя сознание человечества к границе новых и совершенно невероятных способностей. Со временем вы узнаете, о чем я говорю, ибо ни один из вас не избегнет предстоящих перемен.

Шишковидная железа, расположенная почти рядом с шишковидной чакрой, в центре головы, — это ключевой фактор третьего глаза. А третий глаз обладает куда более широкими и всеобъемлющими способностями, нежели те, сведения о которых поставляет нам большинство учений внешнего мира. Он — связующее звено между полем Мер-Ка-Ба и Сакральным Пространством Сердца, и когда оба связаны между собой, человек становится более чем человек: он превращается в Божество. (В следующей книге, которую я собираюсь написать, я объясню это в деталях.)

Иисус не смог бы ходить по водам, если бы у него не был открыт третий глаз и восемь лучей, эманируемых шишковидной чакрой, не распространялись бы над поверхностью его головы. Это простой факт космического сознания.

После нескольких часов поиска мы с Кеном сдались и, как делали и раньше, сели на ступеньки маленького, но очень изящного храма на самом краю джунглей. Мы пытались применять маятник, психические способности и все, что знали, но тщетно. Думаю, мы просто очень устали; наш дух смущало чувство совершенной растерянности. Мы просто смотрели на джунгли и молили про себя о помощи.

Неожиданно мимо нас пробежал майянец в одной набедренной повязке и скрылся в джунглях. Словно образ из прошлого, отбрасывающий время на много столетий назад. Но это действительно был майянец, и он был настоящим.

Мы очнулись словно от толчка, посмотрели друг на друга и вмиг поняли, что нам делать. Действительно, почему бы нет? Не говоря ни слова, мы устремились вслед за ним к стоявшим стеной джунглям.

Четкий след вел нас прочь от Паленке, и в течение нескольких минут мы продирались сквозь плотную чащу джунглей, уже не раз виденных нами в Мексике. Паленке находится не на Юкатане, а уже в штате Чьяпас — там, где холмы постепенно переходят в горы. Паленке красив именно по этой причине; все его храмы построены на склонах гор на разных уровнях, что придает ему ореол таинственности.

Нашего юного майянского друга нигде не было видно. Бегал ли он значительно быстрее нас или же выбрал другую тропу — это было не важно. Важно то, что это был единственный способ найти искомое место, а почему и как — этого мы не знали.

Должно быть, мы пробежали километров двенадцать. На таком удалении от цивилизации джунгли жили своей жизнью. С веток деревьев свисали змеи, мимо проносились редкие разноцветные птицы, в недоумении взиравшие на нас: мол, кто эти безумцы, вторгшиеся в этот ужасный мир. Вокруг были влага и слизь, из-за чего мы то и дело скользили и падали, так что вскоре стали похожи на грязных бродяг, скрывающихся от закона. Но нас ничто не останавливало.

Местность неожиданно изменилась, и мы начали подниматься на крутой холм. Казалось, этому подъему не будет конца. На вершину мы уже практически карабкались, цепляясь руками за каждый мало-мальски приметный выступ. А потом, взобравшись на вершину горы, мы устремились вниз с другой ее стороны — и нашим глазам открылся совершенно иной мир. Весь южный склон представлял собой маисовое поле. После диких, влажных, холодных джунглей, которые, как нам представлялось, никогда не кончатся, это маисовое поле, солнечное и сухое, казалось поистине неземным творением человеческих рук. Мое тело буквально испытало шок от такой внезапной перемены.

Мы стояли у кромки поля, не веря своим глазам. Но когда наши глаза привыкли к солнечному свету после тьмы лесной чащобы, мы увидели в долине прямо перед собой, примерно в полумиле, настоящую майянскую деревню. Мы стояли очень тихо, не шевелясь, а затем сели и устремили на нее свои взоры.

Мое сердце радовалось при виде того, что майя по-прежнему живут так, как жили их предки многие столетия назад. Из моих глаз потекли слезы, и я ничего не мог с этим поделать. Да, они все еще живы. Не знаю почему, но у меня к этому времени сложилось убеждение, что майя больше уже не живут по традициям своих предков и полностью ассимилированы цивилизацией.

Теперь же передо мной находилось по меньшей мере пятнадцать круглых хижин, сооруженных из лиан, листьев и растений, вокруг которых бегали собаки и другие домашние животные. В яме в центре этого поселения горел костер, а от хижины к хижине бродили несколько человек. Создавалось такое впечатление, что мы набрели на поселение из далекого прошлого, каким оно было до появления современного человека.

На меня снизошел покой, а дыхание почти остановилось — так, что тело, казалось, едва функционирует. Со мной явно кто-то связывался. Затем передо мной возник храм и пространство внутри него. Я тут же узнал этот храм. Затем изображение переместилось в небольшое пространство, не более квадратного метра, расположенное по соседству с одной из стен храма. Это и было то специфическое место, вибрирующее потоками энергий, которое мы искали. Теперь я знал, где нужно зарыть кристалл.

Мы просидели около получаса, а затем, даже не предупредив своего спутника, я встал и сказал:

— Пойдем, Кен. Кажется, я знаю, что делать.

Кен не проронил ни слова. Думаю, это испытание было чрезмерным для него.

Когда мы вернулись в Паленке, меня потянуло в сторону храмового комплекса, расположенного позади Храма Надписей, мимо дворца и астрономической обсерватории к маленькому храму, стоявшему в стороне, метрах примерно в трехстах.

Когда мы вошли в этот храм, меня повлекло к одной из стен. Подойдя к ней, я начал смотреть вниз, в землю, и в течение нескольких минут нашел нужное место. Мне был знаком каждый камень на этой площади в один квадратный метр. Несомненно, я был здесь раньше.

И на закате солнца, прочитав над камнем молитвы, мы закопали его, с тем чтобы мечты майя и других народов, связанных с этой землей, смогли объединиться, синхронизироваться и сотворить новую реальность, новое начало.

Седьмая нота в этой октаве была пройдена. Восьмая находится уже в другом измерении, в другой октаве и в другом цикле. Иными словами, возвращением энергий в храмы Паленке завершалась первая спираль. Следующая спираль начиналась уже не в Мексике, а в Гватемале, и олицетворяла начало нового цикла сознания.

Восьмая чакра — это в действительности шаровая энергия, крошечное поле Мер-Ка-Ба, плавающее в пространстве над головой на расстоянии ладони. Это первая нота следующей октавы, представляющей собой более высокий уровень сознания.

Едва я повернулся спиной к стене и тому месту, где мы зарыли кристалл жизни, и, стоя лицом ко входу, сделал шаг, как мою голову пронзила острая боль, от которой я едва не упал на землю. Но я взял себя в руки и стал изучать свое состояние. Я редко страдаю головной болью, раз в десять лет или около того, и длится она обычно часа два, не больше. Но эта была одной из самых ужасных в моей жизни.

Когда я проследил ее источник, то обнаружил, что мои все еще детские психические способности подверглись колоссальной перегрузке. Все равно как если бы вы в течение нескольких лет не упражняли мышцы ног, а затем вдруг совершили двадцатикилометровую прогулку по горам. Ваши мышцы болели бы от перегрузки, и то же самое случилось и с моими психическими способностями. Мне необходим был отдых, и чем скорее, тем лучше.

Ворота храма закрыли за нами, ибо мы были первыми и, судя по всему, последними посетителями. Отель располагался в нескольких сотнях метров вниз по дороге, так что буквально через несколько минут мы уже припарковали машину. Кен каким-то образом умудрился втиснуть ее в узкое пространство между двумя другими автомобилями.

Я вышел из машины и первое, что увидел, — это номер на авто, стоявшем перед нами: 444-XY-00. Давным-давно ангелы научили меня, что, если видишь в Реальности тройную цифру, это число как-то связано с тем, что ты думаешь, или с окружающей средой. Оно имеет непосредственное отношение к музыке, к тому факту, что все ноты в октаве разделены одиннадцатью колебаниями в секунду. Поэтому расстояние между нотами выглядит как 11, 22, 33, 44, 55, 66, 77, 88 и 99 колебаний в секунду, то есть как сумма одиннадцати и предыдущего числа колебаний, дающая в итоге следующее число колебаний, что является свидетельством совершенной гармонической настройки или момента времени, поскольку вся Реальность была создана на основе музыкальной гармоники.

А когда вдруг возникает троичное число, каково бы оно ни было, то оно математически олицетворяет момент времени, содержащий гармонику значения этого числа. Человеческими словами число 444 лучше всего можно описать как Школу Мистерий, в которой познается Реальность. Первой об этом значении числа 444 написала Алиса Бейли. А вот краткие значения других тройных цифр:

111 Энергетический Поток. Любой поток энергии — например, электричество, деньги, вода, сексуальная энергия, и так далее.

222 Новый Цикл. Начало какого-то нового цикла, природа которого зависит от следующей увиденной вами тройной цифры.

333 Решение. Вам нужно принять какое-то решение. Оно приведет вас либо к 666, то есть вам так или иначе придется повторить урок заново, либо к 999, что означает завершение, усвоение данного урока.

444 Школа Мистерий. Все, что происходит в жизни, есть урок, объясняющий вам Реальность. Это тот уровень Школы, на котором происходит собственно процесс учебы, то есть чтение книг, но не реальные действия.

555 Единое Сознание. Число человека, достигшего уровня Единого Сознания. Он овладел всеми уровнями Школы Мистерий. Это наивысшее число, число Христа.

666 Сознание Земли. В Библии это «число зверя», поэтому оно может олицетворять чистое зло, но это также число человечества и жизни. Основа жизни — углерод, атом которого состоит из шести протонов, шести нейтронов и шести электронов. Обычно, если вы видите это число, оно подсказывает вам, что вы должны наблюдать за событиями, разворачивающимися перед вами в данный момент, и соблюдать осторожность.

777 Школа Мистерий. Это тот уровень Школы, где вы не только читаете книги о жизни, но и практикуете полученное знание.

888 Завершение какого-то урока в Школе Мистерий.

999 Завершение какого-то цикла событий.

ООО Не имеет значения.

Стоя у машины и глядя на число 444, я спрашивал себя, с чем же мне предстоит столкнуться в этой Школе Мистерий на сей раз. Тут я повернулся и поглядел на номер машины, стоявшей позади; на нем красовалось число 666. Это означало, что урок имеет какое-то отношение к физическому плану. Затем я направился к отелю и тут впервые увидел его название. Он назывался «Хан Ха». Онемев от изумления, я простоял целых пять минут, размышляя о том, что бы это значило.

На полпути к отелю Кен вдруг заметил, что я стою без движения, и вернулся за мной.

— В чем дело, Друнвало?

— Посмотри, как называется этот отель, Кен.

— Уж не тот ли это майянец, с которым ты беседовал в Чичен-Ице?

— Он самый.

Затем я показал ему номера на двух машинах.

— Ух ты! И что, по-твоему, это значит?

— Не знаю, Кен, но чувствую, что это важно. Помнишь, Хан Ха сказал, что он был зодчим Храма Надписей в Паленке? Возможно, что так оно и было.

Мы поднимались в свой номер, беседуя об уроке, который нам предложила Жизнь, открыли дверь, вошли внутрь и тут же обнаружили сложенный пополам листок бумаги, лежавший на моей кровати. Я взял его и стал читать, а Кен стоял рядом. На листке было написано: «Спасибо за все, что вы сделали. Отныне вы навеки в сердце народа майя». И подпись: «Хан Ха».

Прежде чем я как-то отреагировал на эту записку, Кен выхватил ее из моих рук, секунду глядел на нее, потом посмотрел мне в глаза и сказал:

— Это ты написал. Я знаю, что ты. Хан Ха никогда не писал такой записки.

Я попытался убедить его, что не имею к этому никакого отношения, но он мне не верил. Почти полчаса он не переставая бурчал: «Да, да, как же! Дух написал эту записку и положил ее на кровать. Думаешь, я такой дурак?» Он не унимался и все ворчал, пока мы не легли спать.

Так вот, знайте: эту записку я храню у себя все эти годы, и даже сегодня она служит мне источником вдохновения.

Мне никак не удавалось заснуть, гак как головная боль не проходила. Но в конце концов я задремал. И вдруг, совершенно неожиданно, среди ночи я мгновенно проснулся. Что-то неодолимо тянуло меня из глубин сна. Я перевернулся на бок и посмотрел в глубь комнаты. Оттуда на меня пристально глядел огромный человеческий глаз. Сначала я подумал, что это мне снится, но я не спал, да и комната была настоящей.

Глаз был метра два в диаметре, а высотой чуть больше метра. Он был зеленовато-черный с золотистыми бликами. Время от времени глаз моргал.

В своей жизни я видел столько психических феноменов, что этот нимало меня не смутил, хотя я и знал, что нужно разобраться в том, что происходит. Пока я пытался понять, что бы это могло быть, раздался мужской голос, и я сразу же узнал, кто это. Это был Хан Ха.

Он начал говорить о Паленке и о том, что случилось в этот день. На мгновение он умолк, а затем сказал: «У тебя ужасная головная боль, Друнвало. Мы должны вылечить ее. Через секунду я передам тебе знание, которое устранит эту боль. Но, Друнвало, его смысл и цель намного выше, чем просто избавить тебя от головной боли».

В следующее мгновение, как только глаз моргнул, я тут же принял от Хан Ха древнее знание, касающееся шишковидной железы в центре головы и лучей света, исходящих из шишковидной чакры при наличии должных условий. Я сделал так, как диктовало полученное знание, и боль мгновенно прошла. Этот почти мгновенный переход от невыносимой боли к полному ее отсутствию был поистине драматичен.

«Ага, теперь лучше», — сказал Хан Ха и вновь завел разговор о Паленке.

Кен пошевелился на своей кровати. Думаю, его разбудили мои движения. Он повернулся, посмотрел на меня, затем в комнату и — увидел огромный глаз Хан Ха.

Он подскочил как ошпаренный, сел на кровати, натянул на себя простыню до самого подбородка и закричал так, как может кричать только взрослый человек. Не сомневаюсь, что от его крика проснулся весь отель. Я поспешил его успокоить:

— Не волнуйся, Кен. Это всего лишь Хан Ха.

Но мое увещевание не помогло. Кен как одержимый пялился на этот психический феномен и, по-видимому, был в шоке.

Через несколько минут мне наконец удалось привлечь к себе его внимание, и он внял моим словам, когда я сказал, что все в порядке. Думаю, для Кена это был первый опыт столкновения с настоящими психическими феноменами, происходящими в Реальности, а не у него в голове.

Прошло немало времени, прежде чем мы смогли заснуть, но мы в конце концов заснули. Инициация Кена в Паленке — в шишковидную чакру майя — была завершена.

Реакция Кена на Хан Ха положила конец моей беседе с майянским зодчим, но меня в этом смысле больше интересовала не сама беседа, а полученная мною информация. И многие годы спустя я убедился, сколь невероятно важна она для расширения человеческого сознания. Она слишком сложна, чтобы излагать ее в этой книге, но когда-нибудь — возможно, в следующей книге — я непременно опишу ее, чтобы и вы тоже, если захотите, смогли понять и применить ее.

Мной владело чувство удовлетворения от выполненного долга. Ехать в Гватемалу, в следующий храм, чтобы завершить поставленную задачу, казалось теперь не столь уж и важным делом, однако мы знали, что это далеко не так. Свое путешествие мы должны были завершить в Тикале, в месте, где обитают самые древние и самые сведущие потомки майя. Храм, внутри которого расположено священное место света и где должен быть захоронен последний кристалл, носит название Храма Ягуара.

Однако в Гватемале случилось нечто такое, о чем майя запретили мне говорить. Сожалею, но на этом наша история подошла к концу. Возможно, когда-нибудь я расскажу о том, что случилось, но сейчас я должен уважать желание майя, которые считают, что эта информация пока не должна разглашаться.

Ин лакеш. Так майя приветствуют друг друга и прощаются. Эти слова означают: «Ты — другой я».