"За Императора!" - читать интересную книгу автора (Митчелл Сэнди)

Глава вторая

— То есть вы хотите сказать, — спросил я, катая в руках фарфоровую посудину, — что три человека мертвы, четырнадцать в лазарете и весьма симпатичная столовая разнесена в щепки из-за того, что вашим людям не понравились тарелки, на которых подали еду?

Было видно, как Броклау поерзал на стуле, принесенном Юргеном специально для этого совещания (я велел ему принести самые неудобные, какие только можно отыскать на корабле, ведь любая, даже самая незначительная мелочь способна помочь в утверждении собственной власти), но майор чувствовал себя неуютно не только из-за этого. Кастин в это время старалась сдержать смешок, который я намеревался скоро стереть с ее лица.

— Ну, это несколько преувеличено… — начал он.

— Но именно это и произошло, — едко перебила его Кастин.

Я взвесил тарелку на руке. Вещь была хорошего фарфора, тонкого и прочного, но почти единственная, что уцелела после драки в столовой. Герб 296-го полка рельефно выделялся в самом ее центре. Я обратил взгляд на планшет, лежащий у меня на столе, и демонстративно пролистал отчеты и свидетельства очевидцев, на сбор которых я потратил последнюю неделю.

— В соответствии с показаниями очевидца, которые сейчас передо мной, первый удар был нанесен капралом Беллой Требек. До слияния она была бойцом 296-го соединения. — Я вопросительно поднял бровь, обращаясь к Кастин: — Полковник желает прокомментировать?

— Ее определенно спровоцировали, — ответила она, внезапно потеряв усмешку, которая, казалось, на секунду повисла в воздухе, чтобы перелететь на лицо Броклау.

— Действительно, — я рассудительно кивнул, — сержант Тобиас Келп. Который, как здесь сказано, отшвырнул свою тарелку, заявив, что будет проклят, если поест с этого… — с деланной точностью воспроизвел цитату: — «Жеманного дамского чайного сервиза». Вы полагаете, что это разумное замечание, майор?

Усмешка исчезла на этот раз окончательно.

— Не слишком, нет, — ответил он, очевидно недоумевая, к чему же ведут мои вопросы. — Но мы все еще не знаем всех обстоятельств.

— Мне лично обстоятельства кажутся вполне прозрачными,- отрезал я.- Солдаты бывших Двести девяносто шестого и Триста первого всем сердцем и взаимно ненавидят друг друга с тех самых пор, как соединения были слиты в одно. В этих условиях поданный столовый прибор с полковым гербом Двести девяносто шестого непременно должен был быть расценен как оскорбление — самыми тупыми из военнослужащих Триста первого.

Броклау побагровел. Отлично, мне удалось его разозлить. Единственным путем выправить ситуацию были радикальные перемены, а они не пройдут, если я не сумею заставить старших офицеров прочувствовать их необходимость.

— Теперь требуется задать следующий вопрос, — спокойно продолжил я. — Кто оказался настолько глуп, чтобы приказать использовать именно этот столовый прибор?

Я на долю секунды адресовал Кастин едва ли не лучший из своих устрашающих комиссарских взглядов, прежде чем перекинуть его вправо и пригвоздить им сидящего там молодого офицера.

— Лейтенант Сулла, это ведь были вы, не так ли?

— Но это был день основания части! — парировала она. Это застало меня врасплох. Редко кто так отражал практически лучший из моих пристальных взглядов, но я скрыл удивление с легкостью, выработанной долгим опытом. — Мы всегда подаем гербовый фарфор в день основания. Это одна из тех традиций, которыми мы гордимся более всего!

— Была, — вставил Броклау с сардоническим хмыканьем. — Только если у вас не найдется клея, способного склеить традицию…

Обе женщины едва не взвились на дыбы. На секунду мне показалось, что придется разнимать драку в собственном кабинете.

— Майор, — сказал я, восстанавливая дисциплину. — Уверен, что у Триста первого тоже были традиции, связанные с днем основания.

Было несложно догадаться, что это так, ведь практически каждое соединение хоть как-то да праздновало день своего основания. Он кивнул, но тут до него дошло, что я использовал прошедшее время, и в его лице промелькнуло что-то удивительно похожее на дурное предчувствие. Я откинулся на стуле, который, в отличие от тех, на которых сидели они, был удивительно комфортным, и принял одобрительное выражение лица.

— Рад слышать. Подобные традиции важны. Это жизненно необходимая часть того войскового духа, на который мы опираемся, чтобы выигрывать битвы нашему Императору.

Кастин и Броклау осторожно кивнули, почти одновременно. Хорошо. По крайней мере, у них нашлось, в чем согласиться друг с другом. Но вот Сулла только злобно скривилась.

— Может, вы сумеете объяснить это Келпу и его амбалам? — спросила она.

Я терпеливо вздохнул, вытаскивая на поверхность стола лазерный пистолет. Офицеры посмотрели слегка расширившимися глазами. Выражение лица Броклау стало настороженным, Кастин с трудом подавила смятение, а у Суллы просто отвисла челюсть.

— Пожалуйста, лейтенант, не перебивайте,- мягко проговорил я. — В свое время все вы сможете высказаться.

Теперь в комнате повисло отчетливое напряжение. Конечно, я не собирался никого расстреливать, но то, что я собирался до них донести, вряд ли им сильно понравится, а перестраховаться никогда не вредно. Я улыбнулся, демонстрируя им, что безобиден, и они немного расслабились.

— И все же вы только что привели прекрасный пример в подтверждение моих слов. Пока обе половины полка думают о себе как об отдельных соединениях, боевой дух никогда не восстановится. И тогда для Императора вы будете пушечным мясом, а для меня — головной болью.

Я взял паузу ровно настолько, чтобы дать им переварить сказанное.

— Тут возражений нет, по крайней мере?

Кастин кивнула и в первый раз за совещание встретилась взглядом с Броклау.

— Полагаю, что нет, — ответила она. — Вопрос в том, что мы можем с этим сделать?

— Отличный вопрос.

Я протянул планшет через стол. Она взяла его, а Броклау придвинулся, чтобы глядеть через плечо, пока она читала.

— Мы можем начать с того, что объединим части на уровне отделений. С сегодняшнего утра каждый отряд будет состоять примерно из равного количества солдат обоих бывших полков.

— Но это смехотворно! — гаркнул Броклау вслед за весьма не дамским восклицанием, отпущенным Кастин. — Мужики этого не потерпят!

— Как и женщины под моим командованием, — кивнула Кастин.

Пока все шло как надо. Заставить их нащупать общую причину для сопротивления мне, было первым шагом к тому, чтобы они начали, как им и следует, сотрудничать.

— Им придется, — сказал я. — Этот корабль находится на пути в зону возможного военного конфликта. Возможно, мы вступим в бой в течение пары часов по прибытии, и когда это случится, они должны будут полностью полагаться на стоящего рядом солдата, кем бы он ни был. Мне не нужно, чтобы мои люди гибли из-за того, что не доверяют собственным соратникам. Так что им придется вместе тренироваться и вместе работать, пока не станут вести себя как подразделение Имперской Гвардии, а не кучка малолетних хулиганов. А после этого они станут вместе сражаться с врагами Императора, и я ожидаю от них только победы. Ясно?

— Так точно, комиссар. — Кастин упрямо сжала челюсти. — Я сейчас же начну пересматривать ПРО[4].

— Пожалуй, будет лучше, если вы позволите майору вам помочь, — подсказал я. — Вместе вы должны подобрать такие стрелковые команды, у которых, по крайней мере, есть шанс начать стрелять во врага, а не друг в друга.

— Обязательно, — кивнул Броклау. — Буду счастлив помочь.

Его тон свидетельствовал об обратном, но, по крайней мере, на словах он примирился. И для начала это было неплохо. Но то, что я заготовил следующим пунктом, им точно не должно было понравиться.

— Итак, перейду к вопросу о новом имени нашего соединения.- Я ожидал хоть какой-то вспышки эмоций в ответ на это, но вся троица офицеров просто уставилась на меня в оцепенелом молчании. Думаю, они пытались убедить себя, что не слышали только что сказанного мной. — Настоящее название подчеркивает раскол между тем, что было Триста первым и Двести девяносто шестым. Нам нужно новое, единое наименование, под которым мы сможем идти в бой дружно и непоколебимо, как и положено подлинным слугам Императора.

По-настоящему, это была вдохновенная чепуха, и на секунду я действительно поверил, что они ее проглотят без дальнейших препирательств. Но естественно, эта глупая кобыла Сулла все поломала.

— Вы не можете просто так взять и упразднить Двести девяносто шестой! — Она почти срывалась на крик. — У нас за плечами сотни лет боев!

— Если считать боями расшугивание несговорчивых поселенцев, — подлил масла в огонь Броклау. — Когда Триста первый сражался с орками, эльдарами, тиранидами…

— Что?! На Корании были тираниды? Наверное, я была слишком занята вышиванием, чтобы их заметить! — Сулла еще на октаву повысила голос.

— Заткнитесь! Оба! — Голос Кастин был тихим, но жестким.

Я благодарно кивнул ей, приятно удивленный тем, что мне не пришлось пресекать склоку самому. Начинало казаться, что у нее все-таки есть задатки годного командира.

— Давайте послушаем, что хочет сказать комиссар, прежде чем начнем придумывать возражения.

— Весьма признателен, полковник, — сказал я, прежде чем продолжить. — Я предлагаю считать дату слияния новым днем основания. Корабельный астропат по моей просьбе связался с Муниториумом, и они в принципе согласились. В данный момент не существует соединения, которому было бы присвоено имя Пятьсот девяносто седьмого полка вальхалльцев, так что я предложил принять его как наше новое наименование.

— Ясно, это двести девяносто шесть плюс триста один, — кивнула Кастин. — Весьма талантливо придумано.

Броклау также кивнул.

— Ловкий способ сохранить уникальные имена старых соединений, — проговорил он, — но объединить их в нечто новое.

— К чему мы изначально и стремились, — согласился я.

— Но это оскорбительно! — заявила Сулла. — Вы не можете вот так взять и прекратить существование полка переименованием!

— Комиссариат предоставляет своим служащим широкие полномочия, — мягко заметил я. — А уж судить о них можно в меру собственной проницательности и иногда — темперамента. Не каждый комиссар устоял бы перед соблазном прекратить дальнейшие прения посредством массовых расстрелов.

И это было правдой. Конечно, таких, кто заходил так далеко, чтобы расстреливать каждого десятого солдата с целью вдохновить остальных, было чертовски немного, но они существовали, и если и было соединение, отбившееся от рук настолько, чтобы оправдать столь радикальную меру, то это было — и присутствующие командиры это знали — их соединение. Им просто повезло получить Героя Каина вместо какого-нибудь ура-патриотичного психопата. Мне приходилось в свое время встречать несколько таких, и все, что в них есть хорошего, — живут они недолго, особенно когда начинается стрельба. Я улыбнулся, показывая, что не собираюсь поступать подобным образом.

— На случай, если новое наименование для вас неприемлемо, — добавил я, — мне сообщили, что «Сорок восьмой штрафной легион» тоже свободен.

Сулла побледнела. Кастин скованно улыбнулась, не вполне уверенная в том, насколько серьезно я говорю.

— Вальхалльский Пятьсот девяносто седьмой полк вполне подойдет, как мне кажется, — сказала она. — Майор Броклау?

— Отличный компромисс. — Он медленно кивнул, позволяя идее проникнуть в сознание. — Будет некоторый ропот в рядах. Но если какое-то соединение когда-нибудь и нуждалось в том, чтобы начать с чистого листа, то наше.

— Воистину так, — согласилась Кастин.

Два старших офицера взглянули друг на друга с новым уважением. Это тоже был хороший знак.

Только Сулла выглядела несчастной. Броклау заметил это.

— Подтянитесь, лейтенант, — сказал он. — Ведь следующий день основания теперь… — Он сделал небольшую паузу, считая в уме. — Двести пятьдесят седьмое число. У вас будет около восьми месяцев, чтобы изобрести новые традиции.

Конечно же, внесенные мною новшества были не слишком хорошо приняты рядовыми, по крайней мере, вначале и львиная доля осуждения пала на меня. Но, с другой стороны, я и не рассчитывал на популярность; с тех пор как меня выбрали для комиссарского обучения, я знал, что не могу вызывать у солдат ничего, кроме недовольства и подозрений. Правда, когда моя героическая репутация стала расти как снежный ком, такое отношение ко мне претерпело изменения, но во время, к коему относится это повествование, я еще принимал его как само собой разумеющееся.

Однако постепенно преобразования, на которых я настоял, начали работать во благо, а тренировки, через которые мы прогоняли солдат, дали толчок к тому, чтобы они снова начали думать как воины. Удивительно помогли этому учрежденный мной еженедельный приз в виде послеполуденного отдыха наиболее отличившемуся взводу и двойная порция эля для членов самого дисциплинированного отряда в его составе. Что кризис действительно миновал, я понял тогда, когда случайно подслушал, как в отремонтированной столовой солдаты одного из смешанных отрядов болтают между собой, не разбившись, как вначале, на две отдельные группки, а дружно ликуя по поводу более высоких показателей, чем у соперничающего взвода. Даже теперь, я слышал, «Состязание Каина» остается бережно хранимой традицией 597-го и соревнование за двойную порцию эля идет все так же жарко. Ну что ж, полагаю, это не худшая память, какую можно о себе оставить.

Самой что ни на есть животрепещущей проблемой, которую еще оставалось решить, были главные виновники драки. Это были, несомненно, Келп и Требек и еще несколько человек, признанных виновными в тяжелых травмах и смертях. Но я пока что отложил вопрос о наказаниях. Я не осмеливался отдать распоряжение о казни, ибо это было риском для моих нововведений и последовавшего за ними подъема боевого духа. Так что я поступил так, как и любой разумный человек в моем положении: я тянул время под предлогом того, что веду тщательное расследование, и ждал, не подвернется ли возможность наказать преступников так, чтобы остальные скоренько забыли о них в череде других событий. Это был хороший план действий, и он бы даже сработал, во всяком случае, выиграл бы время до нашего прибытия в какую-нибудь зону боевых действий, где я смогу под шумок вернуть провинившихся в строй или, что было бы еще лучше, перевести куда-нибудь… Если бы не мой хороший друг капитан Пайрита.

Конечно, формально он был вправе требовать копии докладов, которые я собирал, и я ни за что бы не подумал, что это чревато последствиями. Я упустил из виду тот факт, что «Праведный гнев» был не просто кучей коридоров, кают и тренировочных отсеков; это был его корабль, и Пайрита обладал абсолютной властью на его борту. Двое убитых, в конце концов, были его полицейскими, и он не собирался сидеть сложа руки и смотреть, как преступники уходят от наказания. Он желал полноценного военного суда и непременно до того, как виновные покинут корабль. Он обязательно хотел проследить за тем, как они будут, к его удовольствию, наказаны.

— Я знаю, что ты хочешь все сделать тщательно, — заявил он однажды вечером, пока мы расставляли доску для регицида в его каюте. — Но, честно говоря, мне кажется, Кайафас, что ты перебарщиваешь. Ты уже знаешь виновных. Просто расстреляй их, и покончим с этим.

Я с сожалением покачал головой.

— Но что это решит? — спросил я. — Это вернет твоих людей к жизни?

— Не в этом дело. — Он протянул вперед сжатые кулаки с зажатыми в них фигурками.

Я выбрал левый, и мне выпало играть синими. Небольшое тактическое неудобство, которое, я был уверен, мне удастся преодолеть. Регицид, если честно, не моя игра. Вот сесть за колоду Таро к полному столу простофиль, у которых денег больше, чем здравого смысла… Это я завсегда готов, но и регицид был достаточно приятным времяпрепровождением.

— Другого вердикта и быть не может. И каждый день твоего промедления просто позволяет этим трусливым подонкам занимать каюты моего корабля, хоть и тюремные, есть мою еду, дышать моим воздухом…

Он был весьма взволнован. Я начал подозревать, что между капитаном и кем-то из погибших полицейских было нечто большее, чем отношения командир — подчиненный[5].

— Поверь, — сказал я. — Я бы тоже предпочел подвести черту под всей этой печальной историей. Но ситуация сложная. Если я расстреляю их, полк может снова расклеиться. Боевой дух только-только стал восстанавливаться.

— Я понимаю твои затруднения, — кивнул Пайрита. — Но это не моя проблема. Я должен думать об экипаже, а они хотят видеть своих товарищей отмщенными.

Он сделал первый ход.

— Понимаю. — Я передвинул фигурки на своей стороне поля, стараясь, как и в реальной жизни, выиграть время. — Ну что ж, пожалуй, правосудие действительно уж слишком затянулось.

— Вы с ума сошли? — спросила Кастин, глядя на меня с другой стороны стола и стараясь не замечать ясно ощутимого в воздухе каюты присутствия Юргена, перелистывающего текущие отчеты, которыми мне было недосуг заняться. — Если сейчас приговорить зачинщиков, это вернет нас к тому, с чего мы начинали. Требек весьма уважали… — Она кинула быстрый взгляд на сидящего рядом Броклау и, прикусив язык, по-другому закончила свою мысль: — Некоторые из солдат.

— То же самое можно сказать про Келпа,- сразу же поддержал ее Броклау.

Именно на такую реакцию я и надеялся. Теперь, когда работа соединения начала входить в нормальную колею, Кастин и Броклау чувствовали себя в ролях командира и его помощника легко, будто былых трений между ними и не существовало. Не совсем, конечно: между ними время от времени сгущалась атмосфера напряженной вежливости, выдававшая, какие усилия они оба прилагают к тому, чтобы работать в команде. Да и, честно говоря, это было намного больше того, на что я рассчитывал в тот момент, когда только ступил на палубу этого корабля.

— Согласен, — ответил я. Мой помощник появился около меня с заварочным чайником, как он обычно делал, обнаружив меня в этот утренний час в кабинете. — Спасибо, Юрген. Не мог бы ты принести еще пару приборов?

— Да, комиссар. — Он пошаркал выполнять, а я налил в свою чашку и отодвинул поднос на край стола. Теплый ароматный пар от листьев танна, как всегда, позволил мне расслабится.

— Спасибо, я воздержусь, — поспешно сказал Броклау, увидев, что Юрген несет пару чашек, запустив внутрь них, далеко за ободок, неухоженные пальцы.

Кастин слегка побледнела, но все же не отказалась от напитка. Она оставила чашку на столе, время от времени приподнимая, чтобы подчеркнуть свои слова в разговоре, но так и не отпила. Я был впечатлен, хоть и не показал виду. Из нее получился бы хороший дипломат, не будь она так прямолинейна.

— Проблема в том, — продолжил я, — что капитан Пайрита на борту корабля представляет собой высшую власть, и вполне в его праве настоять на военном суде. Если мы попробуем помешать ему в этом, то он просто применит свои полномочия и все равно добьется расстрела Келпа и остальных. А этого нельзя допустить.

— И что же вы предлагаете? — спросила Кастин, возвращая чашку на место после того, как в очередной раз поднесла ее к губам.- В конце концов, дисциплина в полку — на вашей ответственности.

— Именно так.- Я отхлебнул чаю, смакуя горькое послевкусие, и важно кивнул. — Я сумел убедить капитана, что не могу подрывать свой авторитет, если мы собираемся превратиться в жизнеспособную боевую единицу.

— Вы убедили его пойти на какой-то компромисс? — спросил Броклау, сразу догадавшись, куда я клоню.

— Да. — Я постарался, чтобы это не прозвучало слишком самодовольно. — Он получит свое судилище над нашими людьми и сможет вести его сам по корабельному Уставу. Но когда их признают виновными, они будут переданы Комиссариату для наказания.

— Но это ничего нам не дает, — сказала заметно озадаченная Кастин. — Вы их расстреляете, и дисциплина отправится к демонам в варп. Опять.

— Может быть, все получится иначе, — сказал я, делая еще глоток. — Если мы будем предельно аккуратны.

За свою жизнь я видел трибуналов больше, чем хотелось бы, и даже иногда сам представал перед ними. И если я что-то и усвоил из этого опыта, так то, что повернуть их к своей выгоде очень легко. Фокус состоит в том, чтобы попросту изложить свое дело как можно более ясно и коротко. Ну а для начала убедиться, что заседатели на твоей стороне. Для этого есть несколько способов. Подкуп и угрозы всегда останутся популярнейшими из них, но их лучше избегать, особенно если есть риск привлечь внимание инквизиторов, потому как они лучше делают и то и другое, а к тем, кто использует их собственные методы, относятся с большим негодованием[6]. К тому же такие методы оставляют неприятное послевкусие, способное еще долго преследовать применившего их.

Как свидетельствует мой опыт, полезно убедиться, что в присяжные заседатели выбраны честные, не обладающие воображением идиоты с большим чувством долга и еще большим запасом предубеждений, на которые вы можете опереться, чтобы добиться нужного вам результата. А если они считают вас героем и ловят каждое ваше слово — лучшего и желать нельзя.

Так что, к тому времени как Пайрита вынес свой вердикт — виновны — всем до единого обвиняемым и обернулся ко мне с самодовольной усмешкой, моя стратегия уже была задействована. Зал суда, на скорую руку переделанный из кают-компании самых младших офицеров корабля, затих, ожидая моих слов.

К началу суда в деле фигурировали только пять обвиняемых; гораздо меньше, чем хотел Пайрита, но во имя справедливости и ради ограничения ущерба я убедил его позволить мне разобраться совокупно с совершившими тяжкие преступления. Виновные в меньшей степени были понижены в звании, подвергнуты телесным наказаниям или приставлены на ближайшее обозримое будущее к чистке уборных, после чего все они спокойно вернулись в свои боевые отделения, где благодаря неисповедимому пути солдатской мысли меня сразу же стали считать образчиком правосудия и милосердия. Впрочем, этому поспособствовало небольшое своевременное мифотворчество со стороны старших офицеров, которые довели до сведения личного состава, что Пайрита был одержим идеей массовых казней, в то время как я, по их версии, потратил последние две недели и всю до йоты комиссарскую власть на то, чтобы убедить его проявить милосердие по отношению к большинству, и добился почти невозможного. В конечном итоге — чему немало способствовала моя безосновательная репутация — это помогло возвратить пару десятков потенциальных смутьянов в строй так, что они не только оставались тише воды ниже травы, но и были практически благодарны за понесенные наказания, так что боевой дух рядовых остался на том высоком уровне, которого мы добились.

Проблема, которая стояла передо мной сейчас, заключалась в прожженных рецидивистах, которые были, без сомнения, виновны в убийстве или покушении на него. В зале суда их оказалось пятеро, все они держались настороженно и агрессивно.

Троих из них я узнал сразу же, вспомнив драку в столовой. Келпом звался огромный, с перекачанными мускулами детина, которого пырнула ножом, чуть не выпустив ему кишки, изящная женщина по фамилии Требек. Они стояли по разные концы шеренги заключенных, зыркая друг на друга почти так же злобно, как мы с Пайритой, и, уверен, если бы не наручники, они вцепились бы друг другу в глотки. В центре стоял молодой солдат, который, как я видел, зарезал полицейского разбитой тарелкой; его личное дело подсказывало, что зовут его Томас Холенби, и мне пришлось дважды заглянуть туда, чтобы убедиться, что это тот самый человек. Он был низенький и худой, с нечесанными рыжими волосами и веснушчатым лицом, и все время заседания он провел в полном замешательстве, едва не срываясь в слезы. Если бы я своими глазами не видел его в приступе смертоносной ярости, то вряд ли поверил бы, что он способен на столь бессмысленное насилие. Настоящая ирония заключалась в том, что он был военным санитаром, а вовсе не строевым солдатом.

Между ним и Требек оказалась еще одна женщина-солдат, Гризельда Веладе. Это была коренастая брюнетка, которая тоже явно чувствовала себя не в своей тарелке. Единственная из всех обвиняемых, кто убил соратника по оружию, она утверждала, что только защищалась, а удар, оставивший его задыхаться на полу столовой с раздробленной гортанью, по ее словам, просто неудачно пришелся. С Пайритой, естественно, эти оправдания не прошли, ему было просто наплевать, собиралась она убивать или нет. Все, чего он хотел, — это поставить к стенке как можно больше вальхалльцев.

По другую руку от Холенби стоял Максим Сорель, высокий, стройный мужчина с короткими светлыми волосами и холодными глазами убийцы. Сорель был снайпером, специалистом по дальнобойному лазерному оружию, и забирал жизни на расстоянии, так же бесстрастно, как я мог бы прихлопнуть насекомое. Из всех обвиняемых, он на меня наводил наибольший страх. Остальные были, до определенной степени, жертвами стадного инстинкта, захваченными общим кровожадным сумасшествием и не отвечавшими за свои поступки, но Сорель сунул свой нож между пластинами нательной брони полицейского просто потому, что не видел причины этого не сделать. Последний раз, когда я смотрел в глаза, похожие на его, они принадлежали гомункулусу эльдар.

— Если бы решал я, — продолжил Пайрита, — я бы всех вас расстрелял скопом, да и дело с концом.

Я кинул взгляд на шеренгу заключенных, подмечая их реакции. Келп и Требек смерили капитана тяжелыми вызывающими взглядами, будто не доверяя его способности исполнить угрозу. Холенби заморгал и нервно сглотнул. Веладе тяжело выдохнула, прикусив нижнюю губу, и ее дыхание участилось. К моему удивлению, Холенби протянул руку и обнадеживающе пожал ее ладонь. Впрочем, они провели уже несколько недель в соседних камерах, так что, полагаю, у них было время узнать друг друга поближе. Сорель только сморгнул, и при виде столь полного отсутствия всякого эмоционального отклика у меня мурашки пробежали по спине.

— Однако же,- продолжил капитан,- комиссару Каину удалось убедить меня, что поддерживать дисциплину в Имперской Гвардии более подобает Комиссариату, и ходатайствовал о том, чтобы приговор был вынесен в соответствии с войсковым, а не корабельным Уставом.- Он дружелюбно кивнул мне. — Комиссар, они в полном вашем распоряжении.

Пять пар глаз повернулось ко мне. Я медленно поднялся, кинув взгляд на информационный планшет перед собой.

— Благодарю вас, капитан. — Я обернулся к трем личностям в черной униформе, сидящим рядом со мной. — А также вас, комиссары. Ваш совет был для меня неоценимым подспорьем в этом деле.

Ответом были три торжественных кивка в мой адрес. Видите ли, в этом заключался весь фокус. Мои предыдущие контакты с остальными комиссарами на борту неожиданно принесли свои плоды, так как я уже знал, кого легче склонить в нужную сторону моими аргументами. Парочка ретивых щенков, только что из кадетского звания, и все повидавший старый служака, проведший на поле боя большую часть жизни. И все они, как один, были настолько польщены доверием прославленного Кайафаса Каина, что выглядели так, будто им вручили билет на Терру. Я повернулся к заключенным.

— Долг комиссара зачастую суров, — сказал я. — Устав существует для того, чтобы ему следовать, а дисциплина — чтобы ее крепить. И этот самый Устав, конечно же, предписывает высшую меру наказания за убийство, если только нет смягчающих обстоятельств, которые я, надо признаться, изо всех сил старался обнаружить в этом деле.

Они превратились в слух. Тишина воцарилась такая, что шуршание вентиляторов в воздуховодах над нашими головами звучало, словно рев двигателей «Химеры».

— К моему разочарованию, я их не обнаружил. — Было слышно, как едва ли не все присутствующие резко втянули воздух в легкие. Пайрита триумфально осклабился, уверенный, что осуществилось то кровавое возмездие, которого он жаждал. — Тем не менее, — продолжил я после некоторой паузы (легкое неодобрение проступило на лице капитана, а в чертах Веладе промелькнула надежда), — как, несомненно, согласятся мои глубокоуважаемые коллеги, одна из тяжелейших задач, лежащих на плечах комиссара, состоит в том, чтобы обеспечивать следование не только букве, но и духу Устава. И, памятуя об этом, я позволил себе прибегнуть к их совету с тем, чтобы уточнить возможность такой трактовки Устава, которая могла бы разрешить мою дилемму.

Я театрально развернулся к троице комиссаров, желая подчеркнуть, что это не я веду нечестную игру, отнимая у Пайриты его право на расстрел, а сам Комиссариат принимает такое решение.

— В очередной раз, господа, я хочу поблагодарить вас. Не только от себя, но и от лица полка, в котором мне выпала честь служить.

Я повернулся к Кастин и Броклау, наблюдавшим за процессом с дальнего края зала суда, и церемонно склонил голову. Признаю, я переигрывал, но мне всегда нравилось быть центром внимания — конечно, если это не внимание вражеских стрелков.

— Первейшей заботой комиссара всегда должна оставаться боевая эффективность соединения, к которому он приписан, — сказал я, — и, как следствие, боеспособность Имперской Гвардии в целом. Это тяжелая ответственность, но мы несем ее с гордостью, во имя Императора.

Присутствующие комиссары склонили головы, поздравляя самих себя с этой высокой долей.

— А это значит, что мне всегда противна идея пожертвовать жизнью закаленного солдата для чего-либо, кроме обеспечения побед, которых требует от нас Его Святейшее Величество.

— Я полагаю, что вы в конечном итоге приведете свою речь к какому-то выводу? — перебил Пайрита.

Я кивнул так, будто он оказал мне любезность, а не прервал меня. На повторение этой речи перед зеркалом в каюте я потратил большую часть утра.

— Конечно же, и сейчас я перейду именно к нему. Я и мои коллеги, — произнес я, лишний раз подчеркивая, что оглашаю не свое решение, а тщательно выработанное общими усилиями мнение, — не видим смысла в том, чтобы просто казнить этих солдат. Их смерть не выиграет нам никаких битв.

— Но Устав… — начал Пайрита.

Настал мой черед перебить его на полуслове:

— …определяет смерть как наказание за их преступления. Но только он не уточняет, что смерть должна быть немедленной. — Я обернулся к шеренге озадаченных и напуганных заключенных.- Решением Комиссариата вы будете находиться в заключении до тех пор, пока не представится возможность переправить вас в штрафной легион, где вас, без сомнения, в свое время найдет благородная смерть в бою. До того времени, буде возникнет необходимость в добровольцах для особенно опасного боевого задания, вам будет предоставлена честь занять их место.

Я снова окинул взглядом жалкую группку заключенных. Агрессивность Келпа и Требек смягчилась удивлением, Холенби все еще был в замешательстве от неожиданного поворота событий, Веладе едва сдерживала слезы облегчения, а Сорель… Выражение его лица оставалось непроницаемым, как будто все происходящее не имело к нему ни малейшего отношения.

— Увести!

Я подождал, пока они выйдут из комнаты, подгоняемые шоковыми дубинками конвойных полицейских, и обернулся к Пайрите:

— Вы удовлетворены решением, капитан?

— Полагаю, у меня нет другого выбора, — горько ответил он.

— Мои поздравления, комиссар! — Кастин подняла стакан амасека, произнося тост за мою победу, и столовая разразилась овациями.

Я скромно улыбался, проходя к столу старших офицеров, а мужчины и женщины вокруг аплодировали, восклицали и скандировали мое имя, и вообще вели себя так, будто я был Само Императорское Величество, заглянувшее с визитом. Я даже с некоторой тревогой ожидал, что кое-кто попытается запанибратски похлопать меня по спине, но то ли уважение к моему рангу, то ли естественное нежелание оказаться близко к Юргену (который, как обычно, отирался около меня) или и то и другое вместе удержало их чувства в узде. Занимая свое место между Кастин и Броклау, я поднял руку, прося тишины, и в столовой постепенно стало тихо.

— Благодарю вас всех, — сказал я, добавляя точно отмеренную дозу дрожи в голос, намекая на сильные, но жестко сдерживаемые чувства. — Вы оказываете слишком много почестей тому, кто всего лишь выполняет свою работу.

Как я и полагал, мне ответил хор несогласных, превозносящих меня голосов. Я снова поднял руку, призвав их к тишине.

— Но, если вы настаиваете… — Я подождал, пока утихнет бурный смех. — Раз уж мне предоставлено всеобщее внимание, что является живительной, новой струей в жизни штабного офицера…- Последовала новая волна смешков, теперь они все были у меня как на ладони. Я снова призвал их к тишине, принимая более серьезное выражение лица. — Я хотел бы озвучить встречные поздравления. За то короткое время, что я имею честь служить в этом полку, вы превзошли мои лучшие ожидания. Последние несколько недель были трудными для всех нас, но я могу с уверенностью заключить, что мне никогда еще не доводилось служить с полком, более готовым к бою и более способным взять победу, когда придет время.

С уверенностью? Конечно. Но вот по правде ли, это уже был совсем другой вопрос. Впрочем, мои слова произвели желаемый эффект. Я поднял бокал, провозглашая тост за присутствующих:

— За Пятьсот девяносто седьмой. За славное начало!

— За Пятьсот девяносто седьмой! — подхватили равно мужчины и женщины, увлеченные дешевыми эмоциями и еще более дешевой риторикой.

— Хорошо сработано, комиссар, — прошептал Броклау, когда я сел. Здравницы все еще звучали оглушительно. — Уверен, вы наконец-то превратили нас в приличное боевое соединение!

Ха, я добился кое-чего гораздо более важного. Я утвердил себя как популярную фигуру среди простых пехотинцев, а это значило, что в бою они будут прикрывать мою спину, если, конечно, я буду достаточно глуп, чтобы оказаться хоть сколько-нибудь близко к настоящим боевым действиям. То, что я собрал их в эффективную боевую силу, было просто полезным довеском.

— Я лишь исполнил свои обязанности, — ответил я, как мог более скромно, чего они, конечно, и ожидали.

И они это проглотили.

— Весьма вовремя, — добавила Кастин.

Я предусмотрительно сохранил невозмутимое выражение лица, но почувствовал, как хорошее настроение начинает улетучиваться.

— Мы получили приказ о назначении? — спросил Броклау.

Полковник кивнула, подцепив с тарелки салата из адэвены.

— На какой-то захолустный шарик грязи под именем Гравалакс.

— Никогда о таком не слышал, — сказал я.