"Капитан" - читать интересную книгу автора (Зевако Мишель)

Глава 2

Тем временем шевалье де Капестан ворочался на своей скверной кровати в «Сороке-воровке». Воспользовавшись суматохой, возникшей при разъезде таинственных гостей, он проскользнул к себе. Разгоряченное воображение не давало ему уснуть. Юноша бормотал:

– Король умер… да здравствует король! Значит, они приговорили к смерти маленького короля! Они убьют его! Что же делать? Разоблачить заговорщиков? Чтобы я превратился в доносчика! Но как же остановить этого графа Овернского… О, я ненавижу его всей душой! Как же помешать ему расправиться с бедным малышом… с королем…

Но тут Капестана наконец сморил сон. Усталость взяла свое…

Однако уже через четыре или пять часов шевалье был на ногах. Осмотрев раны, полученные накануне, он пришел к выводу, что ни одна из них не помешает ему сесть на лошадь.

Затем он облачился в костюм, который раздобыл столь удивительным способом, и позвал хозяйку – а та, увидев его в великолепном наряде, даже вскрикнула от изумления.

– Похоже, вы удивлены, – промолвил шевалье. – Я объясню вам все в двух словах. Этой ночью ко мне являлась белая дама… она оказалась феей: едва дотронулась до меня своей волшебной палочкой, как я совершенно преобразился. Сколько с меня причитается? – добавил он, небрежно доставая из кармана горсть пистолей.

– Монсеньор, – пролепетала хозяйка, – умоляю простить меня за вчерашний прием. Но как мне было догадаться?.. Возможно, монсеньор окажет нам честь и пробудет у нас несколько дней? В округе нет постоялого двора лучше этого. Спросите у любого, кто такая Николетта, владелица «Сороки-воровки»…

– Имя сладкое и душистое, постоялый двор выше всяких похвал… но мне пора ехать, дражайшая мадам Николетта! – с обезоруживающей улыбкой заявил Капестан.

– Как? – переполошилась женщина. – Вы не отведаете жареных пескарей, только вчера выловленных из Сены? Таких вам больше нигде не подадут!

– Вы меня соблазнили! – вскричал, смеясь, шевалье. При виде встревоженной физиономии госпожи Николетты он мгновенно забыл все обиды. – Жареные пескари – это моя слабость… – со вздохом признался юноша.

Поняв, что прощена, госпожа Николетта присела в глубочайшем реверансе, а затем со всех ног кинулась на кухню. Вскоре шевалье уже сидел за столом в большом зале, поглощая превосходнейшую жареную рыбу и запивая ее сомюрским вином.

После всего того, что с ним случилось, Капестан яснее, чем когда-либо, сознавал: ему необходимо как можно скорее заручиться поддержкой всемогущего покровителя, которым должен стать для него Кончино Кончини, маршал д'Анкр. Но мысли шевалье постоянно возвращались к белой даме и Карлу Ангулемскому. Молодой человек догадывался, что между этими людьми существует какая-то таинственная связь. Но что их может объединять?! От «Карла X» и других заговорщиков юноша естественным образом переходил, логически рассуждая, к Людовику XIII, а от короля – к тому незнакомому сеньору, который пытался похитить девушку.

И тогда он вновь начинал думать о ней:

«Кто эта девушка? Как она красива! Увижу ли я ее хоть когда-нибудь? Но зачем мне ее видеть? Она, конечно, из такой знатной семьи, что мне на нее и глаз поднять нельзя. Надо поскорее забыть о ней…»

Около девяти часов утра Капестан, вскочив на Фан-Лэра, неторопливо двинулся в сторону Парижа. Шевалье с наслаждением вдыхал свежий утренний воздух, напоенный ароматами цветов и трав; юноша не замечал, что за ним на некотором расстоянии следует другой всадник. А тот сверлил спину Капестана злобным взглядом. Это был Ринальдо, правая рука Кончино Кончини!

– Езжай, – шептал Ринальдо, – езжай, дьявол, теперь ты от меня не уйдешь. О, какая сладкая месть нас ожидает!

Нет, Капестан не видел своего врага! А если бы и увидел, то вряд ли бы узнал. Шевалье и в голову не приходило, что за ним следят. В этот момент он был всецело поглощен воспоминаниями о своем недавнем прошлом, о своей такой еще недолгой жизни.

У него было счастливое детство, но в пятнадцать лет он потерял мать. Отец его, покрытый боевыми ранами и совершенно забытый Генрихом IV, которому помог взойти на трон, удалился в 1608 году в замок предков; состояния у старика не было, и единственному сыну он мог передать лишь свое умение владеть оружием да держаться в седле. Под руководством отца Капестан стал прекрасным наездником и искусным фехтовальщиком.

Что до нравственных основ воспитания, то отец внушил наследнику, что дворянин пробивается наверх доблестью и отвагой, а деньги берет там, где их находит. Старый вояка следовал в этом отношении обычаям времени и понятиям своего сословия.

Обученный таким образом, юный шевалье стал настоящим головорезом, бесстрашным и предприимчивым в осуществлении своих желаний. Отчаянный смельчак, задира и бретер, он представлял вечную угрозу для мужей и не терпел над собой никакой власти.

Вместе с тем он жаждал героических свершений, и ему случалось приходить на выручку слабым и обиженным. Хотя манеры его не отличались изысканностью, в нем чувствовалось природное достоинство.

Когда отец его умер, юноша решил испытать судьбу. В родовом замке ему было слишком тесно. Воображение шевалье уже рисовало Париж – единственное место, где, по понятиям молодого шевалье, можно было преуспеть.

Продав ковры, обстановку и драгоценности матери, он расплатился с отцовскими долгами, экипировался с ног до головы и не пожалел восьмисот ливров на покупку прекрасной лошади, которую назвал Фан-Лэром. Лишь это имя полностью соответствовало качествам великолепного коня, которого шевалье объезжал в течение двух месяцев, изучая достоинства и недостатки скакуна.

Отправившись в путь, Капестан первым делом завернул в замок старого друга своего отца; тот вручил ему рекомендательное письмо к маршалу д'Анкру, с которым был не только знаком, но и мог рассчитывать на признательность за оказанные некогда услуги.

Итак, Капестан устремился в Париж, на пути к которому мы с ним и встретились… Именно в тот странный день, когда мы познакомились с нашим героем, и начались его невероятные приключения.

…Когда Капестан подъехал к городским воротам, всадник, тенью следовавший за ним от самого Медона, уже почти нагнал его.

Но шевалье так ничего и не заметил…

Он решил спросить у первого же прохожего, где располагается резиденция маршала д'Анкра, ибо юноше хотелось поселиться поближе к своему будущему покровителю. Вокруг нарядного молодого сеньора сразу собралась небольшая толпа, но тут к нему приблизился всадник и с поклоном сказал:

– Если позволите, сударь, я провожу вас к дворцу маршала.

Этим всадником был не кто иной как Ринальдо!

Капестан, бросив оценивающий взгляд на незнакомца, увидел кривую улыбку и бегающие глаза. Этот человек ему не понравился. К тому же, если само предложение прозвучало вежливо, то в повадках всадника чувствовалась плохо скрытая наглость. Лицо юноши вспыхнуло.

– Тысяча благодарностей, – промолвил он с ледяной учтивостью. – При одном взгляде на вас понятно, какую неслыханную честь вы мне оказываете.

– Perbacco! – взревел Ринальдо.

– Corbacque! – отозвался Капестан. Но Ринальдо тут же опомнился.

«Ссора? – подумал он. – Я с ума сошел. Негодяй ускользнет от меня и в. случае победы, и в случае поражения.»

– Сударь, – проговорил он, силясь быть дружелюбным, – это честь не для вас, а для меня. Я не расстанусь с вами, пока вы не попадете туда, куда так стремитесь.

– О! Вы слишком добры ко мне, – произнес Капестан.

– Мы, парижане, всегда помогаем провинциалам… – выдавил из себя улыбку Ринальдо.

– Какое счастье для провинциала сразу же встретить великодушного парижанина из Сицилии, Калабрии или Ломбардии! – заулыбался в ответ шевалье.

«Per la Madonna! – злобно подумал Ринальдо. – За каждое из этих слов ты мне заплатишь пинтой крови. Терпение, терпение…»

И расхохотавшись, он добродушно заметил вслух:

– Вечно меня выдает этот проклятый выговор! Верно, я родом из Италии. Но хорошо знаю Париж. И никто не скажет, будто я оставил в затруднительном положении такого славного юношу. Тем более, что сам я направляюсь во дворец маршала д'Анкра…

Собравшиеся вокруг них горожане заулюлюкали.

– Едем, – закончил Ринальдо, – забудьте все, что мы друг другу наговорили, а я вас провожу, невзирая на свой итальянский акцент.

– Эх, сударь, – промолвил шевалье, в глубине души очень довольный благоприятным исходом дела, – пусть каждый из нас выговаривает слова по-своему. Я согласен считаться провинциалом, а вы будьте на здоровье парижанином – и речью, и манерами, и сердцем, и душой, ведь вы настоящий столичный щеголь от пера на шляпе до кончиков шпор!

– Дьявольщина! – пробурчал себе под нос Ринальдо, оглушенный этим потоком красноречия.

Но он, тем не менее, еще раз повторил свое приглашение, и оба всадника двинулись вперед стремя к стремени. Горожане провожали молодых людей криками, смысла которых наш искатель приключений не постигал, Ринальдо же, напротив, понимал все отлично, ибо поспешил пустить коня рысью. Одна улица быстро сменялась другой. Ринальдо слегка вздрагивал, но улыбался. Он старался еще более подчеркнуть природную горделивость своей осанки, надменно вскинув голову и уперев руку в бедро.

Когда же всадники повернули на улицу Турнон, в дальнем конце ее показалась толпа людей, настроенных отнюдь не мирно. При виде Ринальдо горожане сначала замолчали, а затем тишина сменилась оглушительными воплями:

– Смерть грабителям!

– Прибавим ходу! – пробормотал Ринальдо, бледнея.

– Легче сказать, чем сделать! – ответил шевалье. – Мы же передавим этих бедолаг. А против кого они так ополчились? – беззаботно поинтересовался он.

– Пусть передавим, зато пробьемся! – взревел Ринальдо. – Прочь с дороги!

Перед копытами взбешенных лошадей толпа отхлынула в сторону, а за спинами всадников сомкнулась вновь – словно волна, которую рассекал нос корабля. Удивленный всем происходящим Капестан нагнал своего спутника.

– Черт возьми! – произнес он. – А ведь они хотели поквитаться с вами!

Ринальдо не ответил: спрыгнув на мостовую, он ринулся на какого-то человека, решив, что тот был среди смутьянов. Схватив несчастного за горло, он зарычал:

– Я тебя видел среди этого сброда! Ты мне заплатишь за всех!

– Вы ошиблись! – завопил парижанин. – Ко мне! На помощь!

Больше он уже ничего не смог произнести, а только хрипел; Ринальдо, обезумев от ярости, выхватил кинжал… В этот момент кто-то резко отшвырнул подручного Кончини в сторону. Поднявшись с мостовой, Ринальдо увидел перед собой Капестана, подскочившего к нему одним прыжком.

– Стыдитесь, сударь! – воскликнул шевалье. – Этот малый безоружен…

– Да здравствует красный султан! – закричали горожане.

Ринальдо, посмотрев на них налитыми кровью глазами, перевел взгляд на своего молодого спутника, и лицо итальянца внезапно просветлело.

«Экая глупость! – мысленно произнес он. – Потерять его в ста шагах от дворца… от западни, откуда ему живым не выйти… О! Очень скоро я разочтусь с ним за все! Терпение!»

И, улыбнувшись с мрачным удовлетворением, Ринальдо сказал вслух:

– Клянусь Вакхом[3], вы тысячу раз правы! Ничего не могу с собой поделать, вспыхиваю, как порох! Проваливай, мужлан, тебе повезло. Но впредь мне не попадайся!

– Как тебя зовут? – спросил шевалье, приближаясь к бедолаге, с трудом приходившему в себя.

– Уф! – выдохнул тот, искоса поглядывая на Ринальдо, сразу навострившего уши. – Зовут меня Незадача, сударь, к вашим услугам.

– Нет уж, спасибо! – рассмеялся Капестан. – Лучше бы тебя звали Удача.

– Иногда меня называют и Удачей, – заявил изрядно потрепанный горожанин. – Но сегодня я именуюсь Незадачей…

– Будь по-твоему! – проговорил шевалье. – Только уноси быстрее ноги, дружище Незадача.

С этими словами юноша вложил горожанину в руку экю.

– Спасибо! – вскричал тот. – К вашим услугам, сударь.

Отбежав шагов на двадцать, он обернулся, чтобы еще раз взглянуть на всадников: на того, кто хотел его зарезать, и на того, кто спас ему жизнь. А Капестан в эту минуту думал, что надо бы послать ко всем чертям сомнительного спутника, который нравился ему все меньше и меньше. Но тут Ринальдо остановился.

– Сударь, – сказал он, – вот и дворец маршала д'Анкра. Я – один из приближенных этого прославленного вельможи и взялся проводить вас лишь по тому, что вы, если судить по вашим словам, ищете себе могущественного покровителя. Всем известно, что я вернейший слуга великого человека, поэтому и вынужден был сносить оскорбления ничтожных людишек, недовольных новыми – и вполне справедливыми – налогами. Я немедленно представлю вас владыке французского королевства.

– Как? – пробормотал Капестан. – Но я же с дороги, весь в пыли…

– Это не имеет значения, юноша, – покровительственно улыбнулся Ринальдо. – Фортуна спешит к вам… ловите же свое счастье! Задержись вы на пятнадцать минут – и было бы уже поздно: маршал отправляется в длительное путешествие. Если вы любите опасности и битвы, за которыми следуют награды и почести, войдите вместе со мной в этот дворец, куда являются скромными просителями принцы, дипломаты, кардиналы… Здесь вы встретите всех мало-мальски заметных людей.

В следующий миг оба всадника спешились во внутреннем дворе, и два лакея в роскошных ливреях приняли у них лошадей. Капестан, опьяненный великолепием особняка, двинулся вслед за Ринальдо по большой мраморной лестнице.

Между тем Ринальдо успел подать лакею знак, и массивная тяжелая дверь тут же захлопнулась за ними.

Капестан ничего не заметил. Поднявшись вместе со своим спутником по монументальной лестнице, он прошел через несколько комнат, где толпились придворные и просители, затем через безлюдный зал и наконец оказался в совершенно пустом помещении с гладкими стенами. Ринальдо остановился.

– А теперь назовитесь, – распорядился он. Капестан сообщил свое имя и титулы. Ринальдо исчез. Шевалье, присмотревшись, обнаружил на стенах глубокие царапины, а на плитах пола темноватые пятна.

«О! – прошептал он. – Так здесь, значит, режут?!» И он ринулся к двери, через которую попал сюда: закрыто! Побежал к двери, в которую выскользнул Ринальдо: закрыто! Одним прыжком оказался у третьей двери в глубине этой комнаты: закрыто.

В эту минуту распахнулась та дверь, за которой исчез спутник шевалье, и выросший на пороге солдат швейцарской гвардии торжественно объявил:

– Монсеньор маршал, маркиз д'Анкр, ожидает господина Адемара де Тремазана, шевалье де Капестана!

Юноша вздрогнул. Подозрения его тут же рассеялись, как дым, и шевалье твердым шагом вошел в кабинет всесильного фаворита.

Кончини был один. Он что-то писал, сидя спиной к посетителю, а тот, приосанившись, думал:

«Внимание, Капестан! У тебя есть шанс, не упусти его! От этого свидания зависит вся твоя карьера. Но прежде всего необходимо обезопасить себя от последствий стычки в Медонском лесу… нужно заручиться поддержкой могущественного покровителя, который сможет хорошенько припугнуть того незнакомого вельможу, что нападает на беззащитных девушек, того негодяя, что…»

Внезапно шевалье застыл, точно обратившись в камень. Кончини обернулся! И Капестан узнал в маршале д'Анкре того самого трусливого похитителя, которому нанес жестокое оскорбление и у которого вырвал из рук вожделенную добычу!

«Я погиб! – обреченно додумал юный искатель приключений. – Но пусть этот Кончини, этот разбойник с большой дороги знает, что Капестан ни перед кем не склоняет головы.»

И шевалье, гордо выпрямившись, надел шляпу. Это была откровенная бравада не без примеси некоторого фанфаронства.

– Вы узнаете меня? – ледяным тоном осведомился Кончини.

– Конечно, сударь, – ответил юноша. – Лица, подобного вашему, забыть невозможно. К тому же, я имел честь встретить вас при обстоятельствах, которые тоже… надолго врезаются в память.

Кончини смотрел на молодого человека. Маршал, казалось, изучал эту необычную физиономию – одновременно простодушную и лукавую, дерзкую и отважную. Во всех повадках юноши угадывалась безумная смелость и неукротимая решимость.

«Храбрец? – спрашивал себя Кончини. – Без всякого сомнения. Из человека с такими задатками может выйти превосходный наемный убийца! Ринальдо пожелтеет от злости, но тем хуже для него! Раз я способен забыть наглость этого юного нахала, то придется это сделать и Ринальдо! Над моей головой сгущаются тучи. Слуги уже не могут показаться на улице в ливреях моих цветов. Люин полностью прибрал к рукам короля. Гиз в любую минуту готов нанести удар из-за угла. Конде показывает зубы. Ангулем вербует сторонников. Скоро, очень скоро, быть может, уже завтра, мне понадобятся бесстрашные сердца. Людей такой закалки, как этот, немного… Отомстить можно и позднее, а пока лучше купить его!»

– Сударь, – проговорил маршал, – вы учинили блистательный разгром моего отряда. Тому, что вы вытворяли верхом на коне, мог бы позавидовать и кентавр[4]…

«Уж не снится ли мне все это?» – подумал ошеломленный Капестан.

– Мне понравилась ваша доблесть, – продолжал Кончини, – и я решил еще раз взглянуть на вас, прежде чем отправить на эшафот.

– Ах, вот как! – воскликнул шевалье. – Ну что ж, в добрый час! А то я уж начал было удивляться…

– Молчите, сударь! – оборвал его Кончини. – После ваших подвигов в Медонском лесу у вас не должно быть никаких сомнений в том, какая судьба вас ожидает. Министров короля не оскорбляют безнаказанно. Вмешательство в дела государственной важности стоит головы. Защитить от нападения прелестную девушку – что может быть прекраснее? Но эта прелестная девушка – опасная заговорщица! И если кто-то препятствует аресту дочери злоумышленника и ставит тем самым под угрозу жизнь короля, то такой человек, сударь, обязан готовиться к встрече с карающим мечом палача!

– Я готов! – решительно заявил Капестан.

– Вот приказ, только что подписанный мною. Читайте! – распорядился маршал д'Анкр, протягивая юноше бумагу.

– Благодарю за великую милость. Я, стало быть, узнаю заранее, какая смерть меня ждет! – воскликнул шевалье, хватая листок.

Он принялся читать, и лицо его вспыхнуло. На бумаге было начертано:

«Приказываю господину де Лафару, королевскому казначею, выплатить по предъявлении означенного документа пятьдесят тысяч ливров Адемару де Тремазану, шевалье де Капестану.»

– Монсеньор, – пробормотал юноша, – я побежден!

– Ты будешь служить мне? – требовательно спросил Кончини.

– Располагайте моей жизнью! – воскликнул Капестан, кланяясь с искренней признательностью.

– Прекрасно! Теперь слушай меня, – проговорил маршал. – Будь предан мне – и твое будущее обеспечено… Готов ли ты с той же отвагой встретить опасность, с какой собирался взойти на эшафот?

Ослепленный видениями грядущей славы, Капестан пылко произнес:

– Приказывайте, монсеньор!

– Эта девушка… Ты с ней знаком? – осведомился Кончини.

– Нет, монсеньор, – покачал головой шевалье. – Я даже не знаю ее имени!

– Стало быть, ничто тебя с ней не связывает? – уточнил маршал.

– Ничто! – ответил молодой человек, подавив грустный вздох.

– Хорошо! – хищно улыбнулся Кончини. – Вот тебе первое поручение: отправляйся на улицу Дофин. На углу набережной ты увидишь особняк; он выглядит совсем заброшенным… Ты станешь следить за этим домом. Возьмешь столько людей, сколько тебе нужно. Быть может, уже завтра в этом особняке появятся люди: их надо будет схватить. Завяжется бой… и в суматохе ты нанесешь одному из злоумышленников тот замечательный удар шпагой, после которого не успеваешь даже сказать «аминь». Этот человек – мой смертельный враг, отец заговорщицы, граф Овернский, герцог Ангулемский!

«Она дочь герцога Ангулемского! – промелькнуло и голове у ошарашенного шевалье. – Мне приказывают убить отца той, которую я люблю больше жизни!»

Кончини пристально взглянул юноше в глаза.

– Ты видишь: я посвящаю тебя в государственную тайну, Капестан… – медленно проговорил маршал. – Ты уже завоевал мое доверие.

– Вы хотели сказать – презрение? – воскликнул молодой человек.

– Что такое? – изумленно вскинул брови Кончини.

Капестан, разорвав на четыре части приказ, предписывавший казначею выплатить новоявленному слуге маршала пятьдесят тысяч ливров, швырнул обрывки под ноги Кончини, после чего скрестил руки на груди и промолвил:

– Где ваш палач? Где эшафот? Вы вознамерились сделать из меня шпиона и наемного убийцу?! Если бы здесь оказался сеньор де Тремазан, мой отец, он бы строго спросил с меня за то, что вы еще живы… ибо вы посмели думать, что сможете купить за пятьдесят тысяч ливров честь шевалье де Капестана! Но я ответил бы достойнейшему из людей: «Отец, я не буду марать о главаря бандитов свою шпагу!»

– Мерзавец! – проверещал Кончини дрожащим голосом.

– Господин маршал, – продолжал Капестан, – я обязан дать ответ на ваше гнусное предложение. Вот он!

И с этими словами шевалье швырнул Кончини в лицо свою перчатку.

Маршал пронзил его убийственным взглядом, взмахнул рукой, словно грозя юноше всеми земными и небесными карами, хотел позвать слуг, но с мертвенно белых губ сорвалось лишь хриплое рычание.

Тогда Кончини разразился жутким смехом, и Капестан содрогнулся. Понурив голову, он начал горько упрекать себя:

«Зачем я это сделал? Зачем сразу выложил маршалу все, что я о нем думаю? Ах, проклятый мой язык! Разве не мог я схитрить, чтобы выбраться отсюда? А уж затем откровенно высказать все в письме?»

В этот миг надменный голос объявил.

– Аудиенция господина Адемара де Тремазана, шевалье де Капестана окончена!

– Аудиенция? – прошептал ошарашенный шевалье, которому опять показалось, что он грезит.

Осмотревшись, Капестан обнаружил, что маршал д'Анкр исчез. Зато у двери, через которую юноша не так давно попал в кабинет, возник тот самый страж, что проводил шевалье к Кончини.

– Значит, – растерянно переспросил Капестан, – моя аудиенция окончена? И я могу уйти?

– Да, сударь, именно так, – величественно ответил швейцарец.

– Отлично! – вскричал юноша. – Вот тебе два экю, дружище…

И, облегченно вздохнув, Капестан протянул стражу две серебряные монеты; тот неспешно опустил их в карман.

– Но покажи мне дорогу… – обратился к швейцарцу шевалье. – Я не знаю, как отсюда выбраться.

– Легко! – откликнулся страж. – Откройте эту дверь. Пройдите по коридору. Спуститесь по маленькой лестнице – и окажетесь во дворе.

Шевалье покинул кабинет и снова попал в пустую комнату с выложенным плитами полом, в которой дожидался приема; тут юноша обернулся, чтобы задать стражу еще один вопрос, но дверь кабинета уже захлопнулась. На лбу Капестана выступил холодный пот. Охваченный ужасными подозрениями, шевалье бросился к указанной ему двери – именно ее он безуспешно пытался открыть перед свиданием с Кончини.

Но в следующий миг в сердце юноши вновь вспыхнула надежда. На сей раз дверь распахнулась! Шевалье ступил за порог и тут же отпрянул: в узком темном коридоре стоял человек. Это был Ринальдо!

Подручный маршала шагнул вперед. На губах его играла ядовитая улыбка, лицо было наглым, а взгляд. – презрительным.

– Входите, господа, входите, – произнес он. – Я должен представить вам господина Адемара де Тремазана, шевалье де Капестана, с которым вы слегка повздорили в Медонском лесу.

В пустую комнату ворвались пятеро мужчин. Последний из них резко захлопнул за собой дверь. Да, их было пятеро – крепких, вооруженных до зубов людей!

Капестан отступил в угол комнаты, не сводя глаз со своих врагов, готовый в любую секунду обнажить шпагу. Убийцы встали перед ним в ряд… они были в благодушном настроении.

– Господин де Капестан, – сказал итальянец, – позвольте представиться: я синьор Ринальдо, а это господа де Базорж, де Монреваль, де Лувиньяк, де Шалабр и де Понтрай, которые сейчас будут иметь честь убить вас.

Капестан, поклонившись, ответил:

– Счастлив и польщен тем, что вижу, наконец, лица этих господ, поскольку в Медонском лесу разглядел только их спины. Так, значит, здесь вспарывают животы гостям Кончини?

– Этот юнец слишком болтлив, – промолвил Лувиньяк, – надо его прикончить без проволочек.

– Куда нам торопиться? – отозвался Монреваль. – Дадим ему время помолиться!

Капестан, выхватив правой рукой рапиру и зажав в левой кинжал, вскричал:

– Я к вашим услугам, господа палачи, подручные маршала убийц!

– Ого! – проворчал Шалабр. – Да он оскорбляет монсеньора!

– Может быть, отхлестать вас по щекам, как я поступил с вашим хозяином? – прорычал Капестан.

Он жаждал битвы. В ушах у него звенело, лицо пылало, перед глазами плыли красные крути. Нависшая над юношей смертельная опасность привела его в неистовство! Со свистом рассекая воздух своей рапирой, беспощадной, словно жало змеи, Капестан вызывал врагов на бой – и те, видя горящие глаза и бешеное лицо шевалье, выкрикивающего гневные слова и больше всего похожего на тугую пружину, каждую секунду готовую распрямиться, почувствовали невольный трепет.

– Эй! – пробормотал Понтрай. – Да этот олух выколет мне глаз! Как, ты сказал, его зовут, Ринальдо?

– Тремазан де Капестан! – ответил итальянец.

– Капестан? – ухмыльнулся Понтрай, вновь обретая утраченную было самоуверенность. – А может быть – Капитан? Ведь этот юнец – настоящий капитан из комедии, фанфарон и задира – и ему пора надрать уши!

– В таком случае, – прорычал шевалье, – я в гостях у Пульчинеллы!

– Полегче, синьор Капитан, вы слишком разгорячились, синьор фанфарон! – воскликнул Ринальдо. – Господа, сделаем-ка Капитану небольшое кровопускание!

И все шестеро молниеносно обнажили шпаги.

– Капитан? – прогремел шевалье. – Хорошо же! Согласен на Капитана! Я сумею прославить и это имя! Эй, Арлекин, Пульчинелла, Панталоне[5], берегитесь Капитана!

Прыгнув вперед, он взмахнул шпагой, с невероятной ловкостью крутанул ею в воздухе – и стальной хлыст рассек три физиономии разом. Раздалось три вопля: кричали Ринальдо, Шалабр и Базорж. Каждый из них схватился за окровавленную щеку. У каждого багровел на лице страшный рубец…

Наступила секундная пауза. Ошеломленные убийцы попятились. Затем, опомнившись, они вшестером бросились на Капестана, оглашая воздух яростными проклятиями. Зазвенели шпаги. Шевалье, подобно вихрю, перелетал из одного угла комнаты в другой, и каждый удар юноши достигал цели. У Ринальдо было кинжалом пропорото бедро. Понтрай дико выл, прижимая ладонь к выколотому глазу. Все было забрызгано кровью: стены, плиты пола, лица, руки. Бандиты, приведенные в смятение безумными прыжками своего противника, метались и кружились, сталкиваясь друг с другом и налетая на стены. Капестан был повсюду и нигде.

Он получил две раны в руку, у него кровоточило порезанное плечо, а на груди красовалась довольно глубокая царапина. Внезапно ослабев от потери крови, он опустился на колени; шпага выскользнула из онемевших пальцев, и юноша увидел, как сверкнули занесенные над ним кинжалы!

– Убейте его! Убейте! – хрипел раненый Ринальдо, силясь подняться.

– Прикончите его! – выл Понтрай.

– Смерть ему! – ревели четверо остальных.

И головорезы, еще сохранившие способность сражаться, ринулись на шевалье. Одна секунда могла решить исход схватки. Капестан, ценой нечеловеческого напряжения собрав последние силы, вырвал кинжал у одного из нападавших: теперь в каждой руке у юноши было по острому клинку, и, взмахнув ими, он пробил кровавую брешь в рядах атакующих, а затем с хриплым рычанием устремился вперед. Ему удалось прорваться к двери, ведшей в коридор…

– Держи его! Держи! – завопил Ринальдо. – Уйдет!

На сей раз итальянец сумел встать на ноги. Шалабр, Лувиньяк, Базорж и Монреваль бросились в коридор. В этот момент в комнате появился Кончини. Через открытую дверь он увидел в глубине коридора Капестана – живого и страшного в своей бешеной ярости! На лице маршала отразилось глубокое изумление, и он прошептал:

«Ах, как жаль! Если бы этот человек служил мне, я бы мог смело бросить вызов всему Парижу! Однако с этим юнцом необходимо покончить, иначе в один прекрасный день он проломит мне череп!»

Через несколько секунд Капестан добрался до лестницы, о которой ему говорил швейцарец, но, вместо того, чтобы помчаться вниз, во двор, начал подниматься наверх! Шевалье карабкался по ступеням из последних сил, чувствуя близкую погоню и постоянно оглядываясь назад. Наконец лестница кончилась – и Капестан увидел коридор, в глубине которого маячила распахнутая дверь.

– Проклятье! – взревел Лувиньяк.

Капестан уже был за дверью! И с грохотом захлопнул ее! Навалившись на створку всем телом, он почувствовал, что в бок ему воткнулся торчавший в скважине ключ… Шевалье повернул его и лишь тогда, испустив тяжелый вздох, рухнул на колени. Все поплыло у него перед глазами, и он лишился чувств. Совсем рядом бесновались разъяренные убийцы.

– Взломаем дверь! – вопили в один голос Монреваль, Базорж и Лувиньяк; кто-то из них пытался просунуть в замочную скважину лезвие кинжала.

– Не стоит, – произнес Кончини, с ужасной улыбкой приближаясь к своим людям…

Эта сцена разыгрывалась всего в нескольких шагах от покоев, где толпились многочисленные просители и придворные, добивавшиеся аудиенции у маршала д'Анкра. Но Кончини никого не принимал, с нетерпением ожидая, когда же Ринальдо доложит ему:

– Капестан мертв!

В блестящей разряженной толпе выделялась юная девушка, необыкновенно прелестная и изящная. Стоявший рядом с ней красивый и элегантный юноша, казалось, пожирал ее глазами.

– Господин де Сен-Мар, – кокетливо говорила она, – вы пожелали быть моим проводником в этом незнакомом для меня мире, так приступайте же к своим обязанностям.

– Марион, – вздохнул маркиз, – если бы вы поощрили меня хотя бы одной улыбкой! Но будь по-вашему: с кого или с чего я должен начать?

– Допустим, с этого молодого епископа! Своей гордой осанкой и гибкой грацией он напоминает льва… – задумчиво произнесла девушка.

– Скорее уж – тигра! – прошептал Сен-Мар.

– Он не сводит с меня глаз, – продолжала Марион Делорм. – Как зовут этого бледного прелата?

– Епископ Люсонский, герцог де Ришелье, – мрачно сообщил маркиз.

– Епископ Люсонский? – воскликнула девушка, вздрогнув. – Проводите меня к нему, прошу вас!

– Жестокая! – побледнел Сен-Мар. – Представить вас человеку, который даже и не думает скрывать, какую страсть вы ему внушили! Никогда!

– Так-то вы служите мне? – промолвила красавица с чарующей улыбкой. – Неужели мне придется найти себе другого рыцаря?

– Нет! – пробормотал Сен-Мар. – Я повинуюсь…

Он подал руку Марион Делорм, и оба направились к Ришелье, смотревшему на них… Его горящие глаза буквально впились в Марион Делорм. А та думала:

«Все ослепительные надежды я отдала бы за то, чтобы снова увидеться на берегу реки Бьевр с великолепным всадником, с моим гордым шевалье… пусть немного потрепанным и слегка худосочным! Любить его и быть любимой! О! Капестан, мой отважный рыцарь, где же вы?»

Именно в этот момент Кончини жестом остановил своих подручных, готовых взломать дверь, за которой скрылся шевалье.

Кончини шепотом отдал какой-то приказ Монревалю, пострадавшему меньше других. Монреваль задрожал, но, подчиняясь повелению своего господина, бросился вниз, тогда как остальные с любопытством ожидали, что за всем этим последует. Монреваль вернулся в сопровождении нескольких человек, и при виде того, что эти люди несли с собой, наемные убийцы побледнели – они поняли! Один лишь Ринальдо хищно улыбался.

– Господа, – сказал Кончини ледяным тоном, – вы покончили со своим противником, теперь надо его похоронить! Пусть он будет замурован заживо!

На полу уже стоял чан с жидким цементом, лежали кирпичи и мастерки. Бандиты принялись за работу, и через час дверь исчезла. Другого выхода из коридора, в котором пытался спастись Капестан, не было…

– Что скажешь о моей выдумке? – спросил Кончини, когда они с Ринальдо вернулись в кабинет.

– Гениально, монсеньор! – с восхищением откликнулся наперсник.

– Да, – задумчиво продолжал маршал, – я позаимствовал эту идею у Екатерины Медичи: она приглашала к себе тех, кто ей сильно докучал, заводила в какой-нибудь укромный уголок, а потом, приказав замуровать дверь, забывала о своих недругах…

– Покойная королева знала толк в подобных делах, – с уважением промолвил Ринальдо. – Однако, монсеньор, прошу позволить мне удалиться. У меня распорото бедро, нужно сделать перевязку.

– Обратись к Эроару, – посоветовал Кончини.

– Королевскому врачу? Я ему не доверяю, – покачал головой Ринальдо. – Пойду к Лоренцо, торговцу травами с моста Менял.

– Ну что ж, ступай, – согласился маршал. – А мне, Ринальдо, предстоит встреча, которая страшит меня больше, чем десять Капестанов! – прошептал он. – Я должен увидеться с дочерью герцога Ангулемского! О, эта Жизель!

– Она пугает вас, монсеньор? – вскинул брови Ринальдо. – А хотите, я сделаю так, что она станет нежней газели и ласковее, чем горлица в пору любви?

– О! – закричал Кончини. – Если бы это случилось…

– В мире нет ничего невозможного, – насмешливо бросил Ринальдо. – Надо только хорошенько попросить торговца травами с моста Менял…

Через несколько минут Кончини, даже не вспомнив о многочисленных просителях, ожидавших его, завернулся в широкий плащ и вышел из дворца через потайную дверь. Оглядевшись, не следят ли за ним, он быстро направился к монастырю Босоногих кармелитов. За садом, возделанным руками почтенных отцов, располагалась пустынная улочка с редкими домами. Она называлась проулком Кассе.

В глубине этого проулка находился небольшой изящный особнячок. Кончини вошел туда, едва чьи-то услужливые руки без всякого приказания распахнули дверь.

Когда маршал скрылся в доме, на углу между проулком Кассе и обителью кармелитов показалась какая-то женщина и тоже направилась к таинственному особнячку. Это была Леонора Галигаи, маркиза д'Анкр!

Жизели д'Ангулем не пришло в голову спросить, как зовут молодого незнакомца, столь бесстрашно вступившегося за ее честь. Для девушки он был Анри де Сен-Маром… Оставив его на поле боя, она пустила коня в галоп и к ночи добралась до загадочного дома в Медоне, где нашла своего отца, сильно встревоженного долгим отсутствием дочери. Жизель в двух словах успокоила Карла Ангулемского.

– Отец, я виделась с герцогом де Гизом и принцем Конде. Оба прибудут в условленное время на собрание. Когда с делами будет покончено, я расскажу вам, как по велению судьбы дочь ваша встретилась с маршалом д'Анкром… и Анри де Сен-Маром.

– Значит, ты его видела! – вскричал граф Овернский. – И ты уже любишь его, я уверен! Никаких препятствий больше не осталось. Я взойду на трон, если смогу объявить посланнику старого Сен-Мара, что сын его отныне и мой сын! Ведь я был прав, выбрав этого юношу тебе в супруги?

– Да, отец, вы были правы, – прошептала Жизель, залившись румянцем.

– Перед Богом, который нас слышит, клянешься ли ты в верности юному маркизу? – взволнованно спросил Карл Ангулемский.

– Да, отец, – трепеща, ответила красавица. Произнеся эти слова, смущенная девушка немедленно удалилась. Она поспешила в будуар, где ее ждала женщина лет тридцати – еще не утратившая своей красоты, с дивными серебристыми волосами, струившимися по плечам. При виде девушки в мутном полубезумном взоре женщины зажегся огонек разума.

– Доченька! – воскликнула Виолетта, герцогиня Ангулемская.

Но миг просветления оказался кратким, и несчастная горько зарыдала.

– Я хотела заснуть, но не смогла! – всхлипывала она. – Потому что боюсь темноты… Ночью ворвался ко мне негодяй, который преследовал меня своей мерзкой любовью! Ты должна это знать, Жизель! Так надо! Это случилось в Орлеане… городе, где ты родилась. Однажды я услышала рев толпы, гнавшейся за каким-то человеком. Его, конечно, убили бы, но он бросился к моей двери, словно моля о помощи и защите. Я приказала впустить его, хотя он внушал мне страх. Это был жалкий уродец, карлик, колдун… Я приютила его, а он меня предал… Ночью, похожей на эту, он подтащил лестницу к стене и показал окно моей спальни мужчине! А тот пылал омерзительной страстью… это был Кончини! Они сговорились, карлик и маршал! Кончини шел прямо на меня, а уродец хохотал! До самой смерти буду я слышать звон разбитого стекла и этот адский хохот! Кончини схватил меня за руки, и я лишилась чувств… Но карлик вернется! Он уже близко! Я знаю! Ко мне, Карл! На помощь!

Когда ужасный приступ безумия миновал, Жизель с большим трудом уложила Виолетту в постель и стала укачивать мать, словно ребенка, пока больная не заснула.

Герцог тем временем отправился на собрание заговорщиков. Жизель постаралась приготовить все к возвращению отца; Карл Ангулемский должен был прийти назад вместе с двумя гостями – герцогом де Гизом и принцем Конде. Когда с хлопотами было покончено, девушка села в кресло в большом зале на первом этаже и задумалась о своем спасителе, пока и ее тоже не сморил сон.

Тогда, словно безумное видение Виолетты стало явью, ночную тишину прорезал звон разбитого стекла. Хлопнуло распахнутое окно. Жизель, проснувшись, будто от толчка, увидела, что к ней приближается какой-то мужчина с отвратительной улыбкой на устах. Много лет назад Кончини смеялся в Орлеане. И тот же самый Кончини возник теперь перед Жизелью, продолжая смеяться! Он схватил ее, а в комнату уже ворвались двое его подручных. Из прихожей доносились крики слуг, шум борьбы! Жизель почувствовала, как ей связали руки, заткнули рот кляпом и куда-то понесли. Девушку бросили в карету, лошади понеслись вскачь, и тут все померкло у нее перед глазами, словно сама эта жуткая ночь приняла ее в свои объятия…