"Синеокая Тиверь" - читать интересную книгу автора (Мищенко Дмитрий Алексеевич)

XXIV

…И солидов сколько выброшено на ветер, и ноги сбила до крови, пока Миловидка добралась в Верону, и сердце остудила с тех пор, как покинула лодью и вышла на берег, а Божейки все нет и нет… Тиверцев разыскала и одного, и второго, и третьего, а что толку?.. Все пожимают плечами, все говорят: «Не видели такого, не знаем, где он». Или же просят: «Разыщи по возвращении в Тиверь наших родных, скажи им, пусть выкупят из неволи».

Лишь некоторые, выслушав, говорили: «Иди, девушка, туда-то и там спроси о своем Божейке, может, и найдешь».

Горюшко горькое! Сколько же ей еще ходить, сколько спрашивать? Чужие люди, чужая земля, поговорить не с кем, а уж голову приклонить – и подавно. Хорошо хоть, что сейчас лето. Где присела, там и отдохнула, где прилегла, там и заснула. Миловида, правда, не ложится где попало. Днем проходит указанный людьми путь, а настанет ночь – норовит к стожку подобраться, под ним приклонить отяжелевшую за день голову. Сперва боялась – спала все ж таки одна, а потом и страх прошел: кому она нужна, такая убогая и несчастная: лицо обожжено солнцем, ноги истерты до крови от хождения по камню и стерне. И вконец измучена. Одни кости да кожа.

Это уже последняя, наверное, дороженька в селения вблизи Вероны. Если уж и тот из пленных, к кому послали, не скажет, где Божейко, вернется в морское пристанище и будет снова искать лодью, которая повезет ее обратно. А что делать?.. Что, если так долго добиралась и так мало нашла?

С трудом выведала Миловида, где тот вельможа, который купил в Никополе антов-рабов, а узнав, не больно и обрадовалась: вельможа посмотрел на нее, словно овца на новую загородку, и сам начал расспрашивать, откуда она знает его раба по имени Прядота.

– Я знаю его, достойный, – объяснила через челядницу-переводчицу. – Анты, с которыми виделась уже в Вероне, сказали, что Прядота, может, видел, куда продали работорговцы моего ладо? Поэтому и пришла сюда, поэтому и спрашиваю Прядоту.

Вельможа приказал:

– Подожди здесь. Возвратится из эргастерия Прядота, поговоришь с ним.

Пригласил присесть, а потом все спрашивал и спрашивал, как это она решилась отправиться в дальний путь, как и чем добиралась, кто ее ладо. Миловидка ничего не утаивала от него: вельможа показался ей добрым и участливым, однако объяснялись через челядницу, и поэтому беседа продолжалась долго. Когда же говорить было больше не о чем, хозяин на мгновение задумался, а потом сказал:

– Гостья наша, вижу, притомилась в дороге. Может, она пойдет искупается в реке да отдохнет в нашем жилище? Прядота не скоро будет.

– Спаси бог, – смутилась Миловида. – Я уж потом искупаюсь и отдохну.

– Ну тогда перекуси чем бог послал.

Не решилась отказаться или не успела – вельможа принял ее минутное молчание за согласие и приказал челяднице:

– Отведи девушку к реке, пусть все-таки искупается. А потом покорми. И дай ей что-нибудь из домашней обуви. Видишь, как сбила на наших камнях ноги.

Чистая и прохладная вода остудила измученное и обожженное солнцем тело, взбодрила дух Миловиды, а может, доброе отношение гостеприимного вельможи исцелило израненное горем сердце. И купалась дольше, чем могла позволить себе по чужой воле и в чужой реке, а выкупавшись, почувствовала себя на удивление не такой уж чужой в этом неведомом краю среди незнакомых людей. Шла после купания обновленной, ощущая приятность в теле, а больше всего – на сердце. Словно знала, уверена была: недаром била ноги, здесь порадуют ее желанными вестями и положат конец ее мучениям и страхам.

Хотелось поговорить с челядницей, но что сказать ей, чужой и какой-то мрачной, чем-то недовольной. Только села за стол и увидела перед собой еду, решилась и подняла на служанку умиротворенные и потеплевшие глаза.

– Грацие, – сказала по-местному.

– Ешь на здоровье, – ответила женщина и почему-то вздохнула.

Недолго Миловида молчала. Что-то заставляло поднимать время от времени на челядницу глаза.

– Вы из антов?

– Нет, дитя, из армян я. Уже здесь, при дворе вельможи, познакомилась с антом-эргастериархом и стала ему женой. От него и речь вашу переняла.

Миловида просветлела лицом, почувствовала, как разлилось по сердцу тепло. И хотя была голодной, но то и дело оставляла еду и спрашивала-допытывалась, где та земля, что называется Арменией, давно ли она жена эргастериарха, как попала в Италию, или рассказывала о себе. Но не плакала уже. То ли выплакала за все лихие годы слезы, то ли начинала привыкать ко всему, что сваливалось на нее за это время. Смотрела доверчиво и грустно на женщину и рассказывала ей то же, что и вельможе, а иногда больше: какая беда постигла ее и Божейку в тот самый день, когда вышла к Ладе и Яриле за благословением, почему и оказалась здесь, в далекой Вероне. Какие надежды она возлагает на свидание с Прядотой и кто посоветовал ей обратиться именно к нему.

– Я знаю Прядоту, – присев рядом, тихо и как-то таинственно сказала собеседница Миловиды. – Он работает в эргастерии, там же, где и мой муж. Если придет, поведу тебя к нему. Или позову Прядоту к нам, а ты оставайся здесь, в моей каморе. Хорошо?

– Хорошо, матушка милая. Спаси тебя бог за яства и за ласку человеческую.

Ждала Прядоту дотемна, ждала и тогда, когда стемнело, а дождалась всего лишь испуганного шепота хозяйки каморы.

– Ступай за мной, дитя. – Схватила девушку за руку и повела крадучись во двор.

– Куда мы, матушка? – забеспокоилась Миловида, когда увидела, что идут не во двор вельможи, а подальше от него.

– Сейчас скажу… Вот здесь должна быть лазейка. – Остановилась и пошарила в ограде. – Ага, есть. Слушай и слушайся меня, наделенное красотой, но обделенное счастьем-долей дитя человеческое. Беги отсюда, и немедленно. Ты, девонька, приглянулась вельможе, а вельможа этот, чтобы ты знала, нечист на руку. Позвал вечером Прядоту и велел ему не говорить тебе правды о Божейко. Знает, не знает Прядота, где Божейко, все равно должен делать так, чтобы ты поверила и осталась ждать. А уж как останешься, не преминет обесчестить тебя и сделает своей наложницей. Это он умеет, поверь. Он Богом входит в душу, но выходит из нее сатаной… Поэтому и говорю: беги как можно дальше. Пока выспятся да кинутся за тобой, далеко будешь. Иди вдоль речки, а за селом свернешь в поле. На битую дорогу не выходи, там может быть погоня.

Миловидка побежала куда глаза глядят и, только когда опасность осталась позади, остановилась и засомневалась: правильно ли сделала, что ушла насовсем? Может, следовало спрятаться где-нибудь поблизости, подождать, пока угомонится этот чернобородый вельможа, и встретиться все-таки с Прядотой. Смотришь, он и вправду знает, где Божейко…

«А если Прядота стал уже на сторону вельможи? Потому челядница испугалась и сказала: „Беги и как можно дальше“, – потому что была уверена: Прядота дал согласие обмануть ее, Миловидку?.. О-о горюшко! Как широк свет и как в нем много несправедливости. Куда ни подайся, повсюду тебя подкарауливают темные силы».

Постояла Миловида, пожаловалась сама себе и пошла полем в ночь…

Верона раскинулась вдоль реки, на удивление красочная и нарядная, тихая и умиротворенная. Если бы не малиновые звуки церковного звона, которые взлетали над куполом храма и мирно и ласково стелились над долинами, можно было подумать, что этот оживленный и шумный днем город утихомирился на ночь, да так и спит до сих пор. Ни ослов, ни мулов на улицах, ни погонщиков при них. И пристанище дремлет бесшумное. Застыли у берега лодьи, не видно и рыбаков. Не иначе, праздник сегодня, и большой, если так надежно успокоил все и всех.

Миловидка невольно остановилась, задумалась: идти ли сейчас в город? Время не такое уж и раннее, но кто будет прислушиваться к ней, чужой и посторонней, если идет церковная служба, если все только и думают что о празднике? Не лучше ли передохнуть на этой тихой и безлюдной околице? Место вон какое пригожее. И вода стекает со скалы, можно умыться. Ведь отдохнуть все равно нужно. Целую ночь проблуждала по бездорожью, переволновалась. Если же в город спешить не нужно, так она и сделает: попьет, смоет с себя пот и пыль и отдохнет.

Вода еле-еле сочилась из серой скалы и у подножия, попав на выступ, сбегала струйкой. Но ничего, Миловидка подставит руку, подождет, пока в ладошку соберется вода, и умоется. Зато холодная какая, даже дрожь пробегает по телу…

Плескалась и плескалась у скалы и, только когда умылась, наклонилась над струйкой и напилась вволю.

«Ну вот, – сказала она себе, – снова набралась сил, как и тогда, после купания в речке».

Миловидка оглянулась и замерла от удивления. Не капище ли это? И трава у скалы ухоженная, и срезы-колонны стоят под деревьями. Хотя такого быть не может, здесь живут христиане, у них нет капищ.

Удивившись, она пошла среди деревьев, постелила на траве рогожу и прилегла на ней. А как только сомкнула веки, усталость напомнила о себе: нагнала сон-дрему и заставила подчиниться этому сладостному забвению.

Долго ли спала, не ведает. Во всяком случае, когда услышала человеческие голоса, не всполошилась, хотя не сразу сообразила, что это уже не сон. Когда поняла, что она не дома, что за нею возможна погоня, открыла глаза и вскочила, но сразу же приникла к земле: у скалы, где был родничок, толпились женщины и омывали водой обнаженные груди. Потом набирали в маленькие мешочки мелкие камешки, истертые водой… Крестились и кланялись, повернувшись к скале, и уступали место другим…

– Доброе утро, – сказала Миловида. Она вышла из зарослей, когда женщины завершили омовение и стали разговаривать. – Что это такое? – она показала на скалу.

Ее, по-видимому, не поняли. Повернулись на голос, смотрят изучающе.

– Кто ты? – спросили наконец.

– Из антов я. Из-за Дуная.

– Анты, анты… – Женщины повторяли это слово, словно вспоминали его значение.

– Что это? – опять показала Миловидка на скалу и на родник, который бил из скалы.

Женщины начали объяснять, все время показывая наверх… Миловидка пригляделась к верхушке скалы и только теперь заметила: родник бил из каменных женских грудей…

Обрадовались, заметив, что Миловидка поняла их. Наконец старшая из женщин подошла и взяла Миловидку за руку:

– Пойдем! Там, – показала рукой, – есть анты.

Девушка заколебалась, не решая сразу довериться после всего, что пережила прошлой ночью. Там, куда зовут, есть, говорят анты. А если есть анты, есть и надежда разыскать наконец Божейко или хотя бы узнать, где он.