"Украшения строптивых" - читать интересную книгу автора (Миронов Арсений)

PRESS F2 FOR SAME SHIT23

Несколько путешественников находятся здесь в самом затруднительном положении и, зная по слухам Вашу снисходительность, решились прибегнуть к Вашему покровительству. А.С.Пушкин (Из письма Б.Г.Чиляеву)

Имя подлого князя я узнал, когда очнулся в по2ле для рабов-смертников. Властителя звали Веча Потатровский, и был он тем самым плешивым ламером в перстнях и блестках, которого я столь опрометчиво принял за егеря. Поведал об этом сребрский паренек по имени Ракита – мы познакомились в по2ле. В наших судьбах было кое-что общее. И меня, и Ракету (я предпочитал называть его именно так) через несколько часов должны были бережно уложить на высокий, украшенный цветами и флагами эшафот посреди славного города-героя Потатрова – только для того, чтобы легким движением хорошо заточенного топора отделить наши головы от остального организма. Князь Веча назначил казнь на полдень, дабы все жители могли в обеденный перерыв поглазеть на прелюбопытное шоу с нашим участием. Я скосил глаз на виртуальную консоль: счетчик заработанных игровых очков показывал минус триста. На крошечный зеленый градусник – датчик моего морального духа – косить глаз не хотелось. Тоже небось в минусе.

«Славий птичка мала сваком щасте дала, только мне юнаку тугу нагадала…»24 – мелодично напевал Ракета, уткнувшись носом в стену. Я не видел его лица: только наголо выбритый сиреневый затылок с оттопыренными ушами светлел в полумраке карцера. Затылок был покрыт синяками и шрамами, а на темени рыжим пятном горело загадочное клеймо: выжженная надпись по-восточному. «Ово написано йе по-турски шта я сам вырло опасен вояк»25, – пояснил Ракета, не поворачивая головы,

Он попросту не мог этого сделать. Потому что был, по местной тюремной традиции, посажен в большую бочку из-под квашеной капусты – только голова торчала из дырки, прорубленной в крышке. Ракетина бочка была поставлена так, что бедолаге постоянно приходилось глядеть в земляную стену подвала. Мне повезло куда больше. Хотя мой бочонок был из-под браги (а стало быть, значительно меньше размером), зато он лежал на боку и легко перекатывался по грязному полу карцера (для этого достаточно лишь судорожно толкнуться телом о стенки). Поэтому я мог по желанию изменять угол зрения – то в пол посмотришь, то в потолок, а то и на дверь. Море удовольствия. Гораздо интереснее, чем просто пялиться в стену.

«Кнез Веча есть вырло мерзкий глупак, – вздохнул затылок Ракеты, прерывая песню. – Нажалост я йому главу не срубио сам у прошле године»26. Ракета недаром жаловался на лысого князя Вечу Потатровского. Ракета был гордый юнак (что на русский переводится как «смелый парень, умеющий махать саблей и крошить плохих»). В прошлом году бритоголовый сребр нанялся в потатровскую дружину и верно служил работодателю: при неудачной осаде Турова он причинил защитникам неприятельской крепости немалый ущерб, когда ночью тайно перелез через стену и занес в город мешок с причумленными крысами. Минувшей зимой Ракета прославился тем, что, заблудившись пьяным в Татраньских горах, провел ночь в берлоге с самкой снежного человека и, проспавшись, ушел невредимым домой.

Жаль, что глупый князь Веча не ценил в Ракете ценного работника: за мелкое правонарушение, совершенное на женской половине княжьего терема, он приговорил храброго юнака к смертной казни. Князь Веча не любил, когда подчиненные попадались ему на глаза в обнаженном виде, да еще в спальне его единственной дочери, симпатичной и пухленькой Дзенички. Дзеничка славилась своим бюстом и подлинным демократизмом в отношениях со слугами противоположного пола, благодаря чему казни молодых и симпатичных холопов в Потатрове давно стали привычным явлением. Жители чуть не еженедельно собирались на очередное шоу, заранее прихватив с собой пиво и сандвичи. Что ж… я всегда говорил, что виртуальный секс – намного безопаснее обычного: из-за него на эшафот не потащат.

Нынешней ночью я тоже оказался на роковом ложе княжны Дзенички. Оказывается, я был ее любимым… рабом. Бесправным дворовым холопом, в чьи обязанности входило прибирать в комнатах, подкармливать певчих птиц и котов (кормежку собак доверяли более квалифицированным белым воротничкам вроде псарей, доезжачих и брзятников). А я-то возомнил себя князем! Признаться, сбили с толку меховое белье и подобострастный кот Пафнутьич. А также темнота, из-за которой я так и не заметил возле кровати свои перепачканные рабские порты и драную рубаху. «Ты си смрд»27, – честно сообщил Ракета. Я грустно улыбнулся. Любопытно: неужели все студенты превратились теперь в рабов? А кто ж тогда князья – бывшие депутаты Госдумы? Хочу разобраться, наконец, в новых российских реалиях.

– Послушайте, Ракета! – обратился я. – Вы не подскажете, какой нынче день недели?

– Полунник, – с готовностью ответил Ракета. И пояснил: шестьнадесятый травкос на длинной зоре. Празднуется второй день битвы Перкуна с Волотом и похищение Индрик-зверя. Нельзя вкушать лягушек и змей.

Ух ты! Вчера еще был понедельник, 15 июня – а сегодня уже полунник, шестнадцатый день травокоса. Сильно. Всего-то один удар колокола – и столько новых ощущений для народа. Интересно, как это было? Помнится: беру в руки веревку раскачиваю тяжелый колокольный язык. Он плывет нехотя, вязко, как серебряная ложка в бочке густого меда. Колокол грузно покачивается, поводя почерневшими неровными боками (работает графический ускоритель Voodoo) – на колокольне ветрено, холодные воздушные струи нехорошо постанывают внутри колокольного свода – и ветер будто цепляет язык невидимыми когтями, стремясь отвести удар… Но я упорно тяну за веревку – ветер уж не стонет, а ревет (на самом деле, это Кинчев.wav ревет в наушниках). Ах, господи, весь хмель как рукой… Вниз смотреть страшно: колокольня старая и перекошенная: дощатый настил скользкий, на черных досках мутно белеет мелкая росяная россыпь. Внизу, под нами, движутся макушки шумящих деревьев, сквозь черную маету ветвей видно: еще ниже горбатой тварью затих мертвый колхозный трактор, рядом в кустах едва светлеет тело спящего тракториста Сереги…

«Вниз не гляди!» – орал на ухо Данила. Он взбирался первым, осторожно переступая по прогнившим ступеням босыми ногами. Не смотреть вниз… а вверх еще страшнее: в развороченной крыше колокольни иссиня-черными квадратами сквозит звездное небо – утро совсем раннее, и колокол отблескивает зеленоватой лунной плесенью. Веревка рвет кожу с ладоней, и язык ворочается как чужой – а друзья будто оцепенели. Данила вцепился в обломки перил – морда задрана кверху; Старцева словно придавило спиной к бревенчатой стене, а Мстислав и вовсе намеренно смотрит в сторону. «БИЛО ГРЕМИЩЕ ВЕЛИКО ПЕРЕГРИМИЩЕ…» – горят серебряные литые буквицы на боку, «ПЕРЕГРОМИЩЕ ГРЯДУЩЕ РАСКОЛИЩЕ…» – угрожающе поворачивается колокол, медленно наезжая краями тяжкого купола – вот-вот удар…

Будто взрыв. Звон распахнулся быстро, как закипает гром – сдавило и заныло в ребрах, воздух растекся стеной жидкого серебра: миллионы нервных игл пронизали все тело. Сквозь сухую суету молний я увидел, как рядом повалился на пол Данила, мотая головой и будто задыхаясь в разливах серебряного звона. Похолодевшее звездное небо накренилось и быстро-быстро поехало, отрывая мои ноги от дощатого настила – должно быть, я потерял сознание.

Что было дальше? Я покосился на бритый затылок сребра. Несчастный парень. Он, видимо, до сих пор в шоке. Не может понять, что произошло. А я догадываюсь. Наверное, это напоминало чудовищное цунами: тугие волны разбуженной древности плеснули в небо брызгами оборванных секунд, разошлись кругами по планете. Потом соленая пена хаоса отступила, и небо, ласково заглядывая в размывы меж облаков, увидело новое посвежевшее лицо мира. Детское лицо средневековья.

– Вы помните, что произошло вчера вечером? – спросил я Ракету.

Наступила гулкая тишина. Он не ответил. Я улыбнулся.

– Наверное, это было красиво, – пробормотал я. – Вспышка в небе над Кандалакшей вмиг сжигает все компьютеры на планете, всю электронику, все провода и предохранители в мире. Сейсмоприборы фиксируют мощнейшее сотрясение земной коры. Небесный гнев волнами расходится по планете – только в этот раз на развращенное человечество наступают отнюдь не воды великого потопа. Наступает детство. Варварство, чудовищное в своей девственной прелести. Леса и дикие степи, дремучая темень чащ, жестокие, небывалые разливы могучих рек! – мир наполняется звуками леса, ревом возродившихся хищников и пением воскрешаемых птиц. Словно густые россыпи кровавых брызг, из-под земли проступают на травяную поверхность ярко-алые ягодные россыпи. Непуганые олени выходят из леса на окраины городов, на скоростные шоссе – асфальт крошится и тает у них под копытами. Медленно, как умирающие гекатонхейеры, оседают в мелкую асбестовую пыль высотные человечьи термитники. Повсюду бетон взрывается фонтанами колючей крошки – словно ракеты, стартующие с подводной лодки, к посвежевшему воздуху вырываются томившиеся под асфальтом корабельные сосны. Одна за другой расседаются плотины электростанций. Одуванчики зацветают на взлетно-посадочной полосе Шереметьево и Джей-Эф-Кей. Миллионы запаркованных автомобилей сжимаются в оплавленные комки ржавого железа. Люди выходят из обжитых подземелий XX века к свежему воздуху будущего. Тугие, невидимые знамена давно забытых запахов вновь летят над землей, в небе роятся вихри древних полудетских помыслов и желаний человечества, горячим ветром разворачивается над крышами домов старинная речь…

– Ну ты, брат, врло силен выпити! – перебил Ракета (в его голосе почувствовалось нескрываемое уважение). – Надо ж такому привидеться! Мне с полуведра браги само-только девочицы голые мерещатся. А у тебя – гляди-ка – одуванцы сплошь зацветают, невидимы знамена разворачиваются…

– Молодец, – не унимался он. – Посоветуй, где си брагу купил? Если кнез Веча помилует и главу не отрубит, сигурно попробую так же накушаться. Это ж надо красота какова: сосны с-под земли вылетают! Олени сотнями из лесу прут! А главно дело: знамена, знамена реют! Лепота…

– Бросьте юродствовать, Ракета! – строго оборвал я. – Скажите честно: неужели вы не замечаете перемен в окружающем мире?

– Замечаю, – подумав, сказал затылок Ракеты.

– И что же?

– Да хреновы перемены, – буркнул сребр. – Попрежде я бражку йе тянул да песни пел, а нынче в темницу сел… Вот так перемены! Главу отрубят – и весь сказ.

Я горько вздохнул. Видимо, магическое превращение демократической России в древнюю Русь произвело на некоторых граждан слишком сильное впечатление – у них подвинулась крыша и отказала оперативная память. Скорее всего, еще вчера Ракета защищал интересы микрорайонной братвы из Южного Бредятино – а сегодня от прошлой жизни ему осталась только тюремная татуировка на черепе да гордая рэкетирская кликуха.

Я снова вздохнул, ворочаясь в бочке. Лежать приходилось, поджав ножки и обхватив колени руками. Озлобленный палач, надзиратель в карцере смертников, специально подобрал под мою стройную фигуру самый тесный бочонок с узким отверстием в крышке – просовывая в это отверстие мою голову, он е2 не оборвал мне уши! Теперь уши болели, а также остальное тело, сов7 недавно упавшее с третьего этажа. Подумать только: я летал по воздуху в ванне с теплой водой. И не разбился! Что ж: в игре как в игре. Должно быть, языческие божки уберегли.

Но – жить игроку оставалось недолго. Уж полдень близится, и экзекутор наготове.

– Эй, ламеры! – заорал я, перекатываясь в бочке поближе к двери (я был раздосадован). – Выпустите меня немедленно! Я хочу говорить с вашим князем!

Как ни странно, тяжкая дубовая дверь отворилась, и на пороге появились заляпанные куриным пометом сапоги грозного надзирателя. Рискуя свернуть шею, я задрал голову и увидел его огромный живот в клочьях замасленной рубахи, а также толстый кошель и связку грубых ключей на поясе.

– Немедленно извлеките меня из бочки и отведите к князю, – твердо сказал я. – Меня зовут великий вебмастер Степан Тешилов, ловчайший из хакеров и неуловимейший из взломщиков. Я возглавляю русскую мафию в глобальной сети «Инфернет». Буду жаловаться лично господину Биллу Гейтсу. У вашего князя возникнут существенные неприятности. Требую тысячу извинений, миллион гривен и ковер-самолет с опытным пилотом. Иначе мы заразим ваш город жесточайшим сетевым макровирусом. Придут наши парни с базуками и вынесут всех.

– Не надо разговаривать, – мягко сказал надзиратель, вытирая подошвы сапог о мои русые волосы. – Сейчас до вас придут покупатели. Ведите себя прекрасно! Может быть, князь Веча удобрится заместо казни продать вас доброй господарке Морене из граду Потравнице…

Чтобы я не вертелся, он ухватил пальцами мое ухо и крепко сдавил, продолжая очищать подошвы о шевелюру великого Степана Тешилова, мудрейшего из хакеров. Видимо, этому морону понравились блеск и сила моих здоровых волос. Захотелось рычать и плакать, но я не мог даже повернуть голову, чтобы плюнуть ему на сапоги. Грязная тварь. Припомню, если выживу.

– Господарка Морена скоро придет до вас, – продолжал стражник, полируя сапоги остатками моего некогда стильного каре. Придав обуви желаемый блеск, садист легонько толкнул мою бочку пяткой, дабы она откатилась к дальней стене подвала (я четырежды кувыркнулся вместе с бочкой и затих, испытывая головокружение). – Морена сказала, что нужен ей неглупый раб… Молите своих богов, дабы ей понравиться…

– Нет!!! – заорал вдруг Ракета, мотая бритым черепом. – Басурмани! Не желаю к Маринке! Нечу ичи код Маринке!

Хлопнула дверь, громыхнул в скважине запор. Я тряхнул головой и недоуменно покосился на Ракету. Тот неистовствовал; его бочка трещала.

– Послушайте, господин юнак, – обратился я, угадав паузу. – Кто такая Морена из Потравнице? Разве плохо, если она нас выкупит и тем самым избавит от неприятной процедуры обезглавливания?

– Шта? – Ракета изумленно затих на мгновение. – Да ли не знашь Маринку Потравницу?

И Ракета рассказал о Маринке (когда играете в ролевые игры, всегда внимательно слушайте, что говорят нейтральные персонажи – это полезно). По словам сребра, это была самая страшная ведьма в Татрани (так именовался этот край). Она жила в замке на западном склоне горы Силун и внешне вела себя безобидно: гуляла по склонам планины, нашептывая и собирая особо редкие растения для гербария. Иногда даже пела песни на чужом языке и плела венки – только не из цветов, а из болотной травы. Видимо, неспроста жители окрестных сел каждое новолуние приносили ей богатый оброк – надеясь, что задобренная колдунья не станет опробовать свои новые заклинания на их стадах и посевах…

По слухам, юность волхвицы прошла далеко-далеко, в краях соленого Упадка. Там Маринка жила на чудесном яблоневом острове. Земля была пепельно-серой и мертвой, без единой травинки – только низенькие темные яблони, знаменитые своими молодильными плодами (а также тем, что поливать их надлежало кровью). Маринка была хранительницею сада. Ближние немцы звали ее Морген, а дальние прозвали Морганой – потому что она родилась в море. Ледяне из Млетока знали ее под прозвищем «морской ведьмы». На Руси о ней прежде слыхом не слыхали – до тех пор, пока бурной летней ночью она не появилась на постоялом дворе города Потравнице в мокром дорожном плаще. Говорили, что Маринку изгнал с яблоневого острова человек в капюшоне, который пришел, удерживая в руке трилистник. И вот морская чаровница нашла себе новый дом. Славянские язычники – не знавшие ни креста, ни даже трилистника – были перед нею беззащитны. Некогда оживленный городок Потравнице опустел за полгода. Недалеко от него господарка Морена построила свой красивый белый замок под черепичной крышей. Никаких мертвых голов, насаженных на железные жерди тына. Как можно? Напротив, на роскошной вилле кипела жизнь: проезжие путешественники, забредшие на ночлег, настолько привязывались к радушной хозяйке, что оставались погостить еще недельку-другую. Потом до конца года. Потом еще на год…

Слушая, я бесшумно хихикал в своей бочке, как некий саркастический Диоген. Рассказ Ракеты безумно напоминал… опять-таки загрузочный видеоролик компьютерной игры. Дескать, давным-давно в далекой галактике бушевал естественный отбор: эльфы мирно мочились с гоблинами, гномы со счастливыми улыбками шинковали нарков, а хоббиты воровали бижутерию и втихую свергали неугодных диктаторов, прикрываясь лозунгом защиты прав человека. Вся эта идиллия продолжалась бы, пожалуй, почти бесконечно (точнее, вплоть до Горной Эпохи Великой Эры Свистящих Речных Омаров), если бы не злобная гостья-колдунья, поселившаяся на самой высокой горе и мешавшая омарам свистеть… Из-за нее захирели эльфийские посевы анаши и упала цена стронция на гномских аукционах. Из-за нее великая сушь пришла в джунгли, как говоривал индийский бог Маугли. И вот – в загнивании лежит Великая Средиземная Промежность. Экономика смертельно больна и тайком стагнирует. Давно уж не слышно шутовских колокольчиков Фродо, не бухают хлопушки невысокликов, белокурые трансвеститы Галадриэли не разбрасывают повсюду свое розовое конфетти, и ветер с Запада уже не пахнет знаменитым соусом, продававшимся в старые добрые времена для барбекю из нежной горлумятины. Кажется, уже никто от Серого Моря до Пурпурного Болота не в силах совладать с фирменным заклятьем злобствующей ведьмы…

– Эта Маринка, видимо, самая крутая и навороченная из местных чародеев? – поинтересовался я, продолжая выведывать инфо.

– Страшна чудинья Маринка, но сила ее невелика есть, – ответил Ракета. – Она лишь волхвинья, смертна чаротворка. Куда посильней ее будут Траян, Жас, Радегаст и прочие божички. Их могучество безмерно.

– Что же мешает наказать плохую девочку?

– Божки ослаблены межусобицами, в сукобляваньи28 проводят они свой век, – гулко молвил Ракета, по-прежнему уткнувшись носом в стену. – Слабеет йе мышца вещаго Траяна, вот и озорничает Маринка.

Ура! Я узнал имя человека, который рулит. Его зовут Вещим Траяном – очевидно, так поэтично называют теперь всенародно избранного гаранта конституционного строя Киевской Руси. Он подгреб под себя армию, внутренние войска и ядерный чемоданчик. Траян – реальная фигура на небосклоне отечественной политики. А Маринка Потравница – всего лишь мятежный губернатор, глава отщепившегося субъекта федерации.

– Если я правильно понял, Вещий Траян – самый мощный парень на горизонте?

– Траян непобедим. Он боится само-только сулнечна света. Зато и живет в пещерицах, где изостроил велики да лепны дворцы. Там не бывает сулнца, и ничто не осилит Вещего…

– Угу. А если собрать большую армию, вооружить базуками, напылить на боевиков магическую защиту…

– Бесполезно. Траяну прислужат могучие девы-самовилы, волшебны пчелы да огненны псы-семарглы. Они сильнее даже подземных людей Радегаста. Сильнее небесных волков и лесных лошедев Стожара…

– А Маринка? – перебил я.

– У Потравницы нет армии. Она всегда одинока, и не дано ей ни слуг, ниже воинов…

В этот миг – бум! – тяжелая дверь темницы распахнулась, и в подвал, гулко погремывая сапогами и позванивая металлом доспехов, спустились один за другим шестеро латников в разномастной броне. Следом спешил пузатый надзиратель. Латники замерли у стены с факелами в бестрепетных дланях: в желтых отсветах пламени просияли золоченые нагрудники, ярко расцвели эмалевые пятна на щитах. Я смотрел на них с благоговейным ужасом. Эти болваны были прекрасны, как когорта вымуштрованных тяжелых пехотинцев из игры «Whorehammer»29. Словно в подтверждение моих слов латники синхронно подбоченились, угрожающе стиснули рукояти мечей и хором произнесли:

– Именем великой господарки Морены повелеваю: падите ниц!!!

Содрогнулись стены, пауки посыпались с потолка. Все увидели, что Ракета мелко затрясся в своей бочке. Я тоже, признаться, немного испугался.

– Извините… – тихо сказал я. – Очень хочется пасть ниц, но бочка мешает. Если вас не затруднит, будьте так любезны…

– Мол-чать!!! – заорал, подскакивая, ненавистный надзиратель. Хотел пнуть мой бочонок ногой, но от волнения киксанул. – Молчать и слушать приказы доблестных воинов господарки Морены! Шапки долой!

Тюремщик затих, когда ближайший латник положил ему на плечо металлическую десницу.

– Тихо, – сказал латник, клацая забралом, как гигантской искусственной челюстью. – Меня зовут Акундин, Путник Без Пристанища. Я возлюбленный прекрасной Маринки. Ома велела выбрать для нее раба. Какова цена ваших невольников, уважаемый?

Надзиратель, морщась от боли в сдавленном плече, ответить не успел. Еще один витязь, облаченный в доспехи из толстой бычьей кожи, подскочил и вцепился ему в горло загорелой ручищей, поросшей рыжими волосами.

– Хальт! – взвизгнул «кожаный». – Менья свать фелики Кульбитц фон Маркобрун, Вездеходт Без Упокоища. Их бин фослюблени дер прекрасни Морген. Школько штоить айн нефольник? Шмотреть прямо глаза, отвечайт бистро!

Это начинало забавлять: латники действовали по одинаковому алгоритму, как зомбированные киборги. Я уж заранее перевел взгляд на третьего по счету воина, с любопытством ожидая его выхода на сцену, но – будто ледяная струйка сквозняка скользнула по полу подвала… И вдруг – тесную камеру залило неестественно желтым светом! Как на дискотеке. Ух ты! Не обошлось, видать, без легкой магии. В дверном проеме возник черный силуэт хрупкой узкобедрой женщины в полупрозрачных плазменных драпировках. Похоже на африканскую статуэтку… нет, на золоченую фигурку египетской фараонки в полный рост. Вау-вау! Явление топ-модели. Это была не статуя, а живая колдунья в сияющем одеянье. Отсветы факелов струились по шафрану, и казалось, что тело волшебницы охвачено ласковым пламенем.

Что ж… господарка Маринка из Потравнице прекрасно выглядела в это хмурое утро. И это при том, что проклятая колдунья была на самом-то деле облачена в… роскошную камчатную паранджу! Только глаза горят да вырвалась из-под ткани прядь рыжих волос, а остальное – холодное золото шелка! Странное дело… этой паранджи никто, казалось, не замечал. Наоборот. Иногда казалось даже, что чародейка восхитительно полуобнажена…

Я вздрогнул: отовсюду загрохотало железками. Завидев возлюбленную хозяйку, каждый из шестерых зомбированных воителей как по команде кинулись преклонять перед нею колено. Проклятый рыцарский политес! В ушах загудело от скрежета, и все же – негромкий голос волшебницы удивительно ясно прозвенел под сводчатым потолком подвала:

– Вынесите пленников наружу. Хочу их смотреть.

Три тысячи багов мне в операционку! Услышав ее голос, я едва не потерял сознание. Голос был… сладким, словно слюнявый поцелуй полусонной нимфетки. Короткая фраза провисла в воздухе как мягкая золотая нить – тут же лениво просочилась в душу, сжимая сердце в тягучей ворсистой спирали восторга. Возможно, так говорят травяные эльфы в разгар брачного сезона. Что-то внутри меня растаяло и едва не хлынуло через уши (надеюсь, не мозги). Захотелось, чтобы Мариночка вновь раскрыла ротик и произнесла еще что-нибудь… Увы – она сверкнула черными глазами, горевшими в прорези полупрозрачной паранджи, обернулась – и исчезла в темноте коридора.

Мой бочонок разом подхватило с полдюжины бронированных конечностей. «Снимите крышку! Я пойду сам!» – вотще выкрикивал герой (то есть я). Едва не размозжив герою голову о дверной косяк, броненосцы шумно поволокли бочку вверх по каменной лестнице. Уронили всего трижды, и на том спасибо. Наконец – ура! утренний свет! свежий воздух! – вышвырнули в пыль посреди двора.

Тысяча песчаных червей в печень Билла Гейтса! Я не поверил близоруким очам. Поперек двора в шеренгу выстроилась… армия Маринки Потравницы. Небольшая: человек полста. Парад уродов, честное слово. Гордо блестят изрубленные рогатые шлемы и помятые лысины. Выцветшие стяжки мотаются на копьях. Слуги князя Вечи, сновавшие вокруг, глядели на вооруженных гостей с очевидным уважением – за постой своей армии Маринка платила городу драгоценными камнями! Я поморщился, созерцая грозное воинство: мортирное мясо, драконья сыть! Неужели они все – Маринкины возлюбленные?

Сбоку, из облака травяных ароматов, выплыла тонкая фигурка женщины в огненной парандже.

– Мне нужен молодой невольник! – извивистыми теплыми змейками расползлись слова. – Покажите товар…

– Прекрасные, здоровые рабы! – как-то судорожно закричал надзиратель, выпрыгивая вперед и танцуя меж бочек. – Молодой среброй юнак (он ласково погладил бритый затылок Ракеты) и довольно жизнеспособный дворовый холоп (легкий пинок в днище моей бочки). Цена смешная: за холопа полгривны, за юнака всего дюжина! Дюжина гривен – за ловкого сребра, обученного владеть мечом! Если покупаете сребра – в придачу получаете холопа совершенно бесплатно!

– Я вижу только головы, торчащие из бочек, – усмехнулась чародейка.

Тюремщик подскочил к бочонку с Ракетой. Выхватив нож, принялся откупоривать дубовую крышку, поспешно орудуя лезвием в опасной близости от Ракетиной шеи. Видимо, Ракета испугался.

– Нет… Нет!!! – зарычал он. – Не хочу! Не пойду к Маринке!

Бочка с обезумевшим пленником затанцевала в пыли. Наконец диковатому сребру удалось вонзить белые зубы в потное запястье злобного тюремщика.– тот взвизгнул и отскочил.

– Возлюбленная госпожа! – раздалось характерное забральное клацанье, и из молчаливого строя латников вышагнул кривоногий гигант в обрывках мутно-серебристой кольчуги (я узнал Акундина, Путника Без Пристанища). – Дозволь мне откупорить сию неподатливую бочку.

Маринка благосклонно повела ресницами. Акундин, припадая на ногу и волоча длинный меч в исцарапанных ножнах, подвалил к Ракетиной бочке. Склонил голову набок, примериваясь. Потом размахнулся и с чудовищной силой пнул бочонок сапожищем. Й-йес! Он сделал это! Бочка разлетелась на куски – и, разумеется, Ракета не растерялся. Кубарем выкатился из чехарды обломков, с ходу метнулся к бревенчатому частоколу, норовя преодолеть его в изящном прыжке. Помеха ли юнаку тюремщик толстопузый? Голый, загорелый и вертлявый сребр с лету пнул тюремщика коленом, шарахнулся от неподвижной Маринки и, бешено мелькая пятками, запетлял по двору среди раскоряченных телег и засуетившихся холопов.

Это напоминало проход Джереми Говарда в штрафную «Атланта Брэйвз» в финале Национальной Футбольной лиги 1939 года. Бритоголовую сребрскую ракету остановили уже возле самого забора. Рыжий немец в кожаной броне (знаменитый полузащитник барон фон Маркобрун) сбил несчастного сребра в красивом подкате.

– Пенальти!!! – заорал я, бешено дергаясь в бочке (я и раньше всегда болел за югославскую сборную). Латники навалились на мятежного Ракету, старательно вываживая мордой в грязи. Наконец кривоногий Акундин растолкал кольчужистых коллег и поднял раздавленное тело сребра на руки. Нежно, как больного ребенка, уронил к ногам возлюбленной Маринке.

На этот раз Ракета не стал убегать. Сглатывая кровавую слюну, прикрыл глаза и затих, слабо ворочаясь в пыли.

– Молодой и крепкий юнак, – простонал тюремщик, держась за ушибленный живот. – Видите, какой проворный… Мой повелитель князь Веча хочет за него одиннадцать гривен.

Маринка насмешливо хмыкнула и отвела от глаз рыжую прядь.

– Всего десять гривен за юного великана, за эту гору молодого мяса! Подивитесь, какие здоровые зубы! Какие резвые ноги! – продолжал тюремщик, опасливо приближаясь к стонущему Ракете. – А сколько радости этот красавец доставит своей прекрасной госпоже… – лукаво подмигнул он, старательно улыбаясь чародейке.

– Еще одно слово… и ты проглотишь свой скользкий язык, – ласково сказала Маринка. Видимо, у нее отсутствовало чувство юмора. Надзиратель смолк, испуганно моргая глазками.

Чародейка тем временем быстро нагнулась и положила маленькую темную ручку на бритый череп бесчувственного Ракеты.

– Нет, меня не интересует этот раб, – молвила она через мгновение, убирая ладошку с сизого сребрского затылка. – Уберите его. Теперь покажите холопа.

Я замер. Ой. Она двигалась ко мне.

Я боялся поднять голову. Датчик морального духа на виртуальной консоли посинел и покрылся наледью. Длинный подол золотистого платья зашелестел совсем рядом – я ощутил, как от легкой шемаханской парчи веет льдистым холодом. Ужас. От чародейки сквозило, как от кондиционера.

Она подошла совсем близко, и я увидел ступни маленьких ног, мелькнувших под подолом паранджи. Ножки крошечные, как у ребенка. Поразило даже не то, что они сплошь покрыты густой сетью черно-зеленой татуировки. И уж конечно, не то, что выкрашенные золотом ноготки на пальцах были длиной сантиметров пять. Интересно другое. Ножки были… мохнатые.

Это не шутка. Маринка давненько не пользовалась эпилятором. Легкая шелковистая шерсть на изящных ступнях была светло-рыжей и слегка курчавилась. Волосы такие густые, что скрывают даже рисунок татуировки – и без того затейливо-невнятный. Вау… госпожа из Потравнице была похожа на гибрид козы с хоббитом. Теперь понятно, зачем она носит паранджу. Меня чуть не стошнило от страха и омерзения30.

Еще хуже стало, когда волшебница ласково коснулась пальчиками моего затылка. Показалось, что в волосы залез крупный кровососущий паук – и зашевелился там, закапываясь в шевелюру. Пальчики были холодными, как ледяные сосульки. Они властно легли мне на затылок – и вдруг… волшебница с визгом отдернула руку!

Латники сорвались с мест, выхватывая железки – а Маринка мелко запрыгала, тонко визжа и размахивая рукой, точно обжегшись. Подол паранджи взметнулся солнечным вихрем – ведьма завертелась, как обдолбанная фея на эльфийской свадьбе.

Перестала визжать так же внезапно: коротким жестом остановила добряка Акундина, уже приготовившегося отрубить мою голову. Быстро оправила выбившиеся рыжие пряди и наклонилась, очень осторожно заглядывая мне в лицо. Совсем вблизи я увидел черный электрический взгляд – и вздрогнул. Она, бесспорно, была красавицей. И все же синие глаза девочки Ники мне нравятся куда больше. По крайней мере у Ники зрачки нормальные, а не распахнутые до размера мелкой монеты… И веки, слава Богу, не покрыты, как у Маринки, тонкой, нежной сеточкой татуировки!

– Как тебя звать, о великий маг? – прозвенел голос колдуньи.

Я не ответил: не сразу понял, что она обращается ко мне.

– Я не желаю тебе зла, – вновь зазвучала ее речь, легкой патокой загустевая в ушах и сладко дергая сердце. – Я выкуплю тебя из рабства, о великий чародей!

Жуткая волшебница смотрела почти испуганно. Я сглотнул и поежился в своей бочке. Я – великий чародей? Оч-чень хорошо. Все как в дешевой ролевой игре, забодай меня провайдер!

Мысль о ролевой игре прибавила бодрости. Уж я то знаю, как действовать в сложных игровых ситуациях. Главное – сделать надменное лицо.

– М-меня з-зовут великий вебмастер Стефан Тешилофф. Я прибыл с планеты Xeen по поручению Магистра Астрального Синклита, герцога Арчибальда Коракс-Эйдолон-де-Спэриэла. У меня мандат. П-подчиняйтесь или умрите все!

– Приветствую тебя, могущественный Штефан, – тихо сказала Маринка. – С тобою говорит фея Моргана.

Почти никто не испугался. Спокойно: это всего лишь игра,

– Я могу выкупить тебя у князя Вечи Потатровского, – вновь зазвучал голос Морганы. – В моей власти уберечь твою жизнь от топора. Но – я хочу знать… что ты предложишь взамен?

– Взамен? – Я смутился. – Если избавишь меня от казни… Что ж, так и быть. Походатайствую перед герцогом Арчибальдом, чтобы тебе сохранили жизнь. Прости, но остальных придется уничтожить. Герцог закупил новую партию паровых танков Граджбрингера и мечтает опробовать их в деле…

Предательски тряслись колени. К счастью, никто не видел (я напоминаю, что сидел в бочке).

– Мне нужна твоя помощь, о Штефан! – Черные зрачки замерцали совсем близко – я с ужасом разглядел несколько мелких золотых колец, поблескивавших на припухших веках волшебницы. Необычный пирсинг! – Велики ли твои познания о пещерных демонах? – вдруг спросила она испытующе.

Я хмыкнул. Обижаете, барышня. Этих тварей я десятками валил из дробовика, расслаивал бензопилой, превращал в горящие рождественские елки посредством огнемета Hellfire Mortar Gun фирмы «Unreal Technologies, Inc»… Уж кого-кого, пещерных-то демонов мы знаем. И повадки их гнусные. За дверями лифтов прячутся, от выстрела уклоняются, огненными черепами кидаются с упреждением, гниды. Не один квадратный метр паркета в виртуальных лабиринтах вымостил я их хрупкими костями. Достаточно месяц-другой поиграть в «Schismatic», чтобы досконально изучить, где у этих парней кнопка.

– Я знаю про пещерных демонов практически все, – сказал я. – Плохие парни бывают спрайтовые, пиксельные и восксельные. Также подразделяются на кактусов, чайников, папакарл и бармалеев. «Кактусы» мечутся по коридорам, любя радиацию и плюясь отравленными иглами. «Чайники» гремят броней и машут топорами (при прямом попадании в голову заряда дроби номер 5 у них красиво откидываются окровавленные коньки). «Папакарлы» охраняют разноцветные ключики от потайных дверей и вырождают из себя отмороженных длинноносых риперботов с базуками. Наконец, «бармалеи» прячутся в тайниках и вооружены шестиствольными пулеметами. У этих уродцев коэффициент AI чуть повыше, что при наличии у игрока счетверенного ракетомета роли не играет.

С гордостью замечу, что Маринка слушала, вытаращив глаза.

– А василиски? – вдруг перебила она, впиваясь взглядом. – Ты забыл о василисках! Как они выглядят?

– Ах да… василиски. – Мой голос дрогнул. – Признаться, эти премудрые твари встречаются нечасто. Наделены могучим искусственным интеллектом, как у Электроника. Внешне – нечто среднее между механическим рэптором, пароходом «Титаник» и калифорнийской певицей Беладонной. Лобовая броня, зубы настежь в три ряда. Пуляется ракетами и несет яйца. Уничтожается навесным минометным огнем или отравленными иглами из специального ружья.

– А вот это ложь! – зашипела Маринка. – У василиска железная чешуя, и не пронзить ее отравленной иглою…

– Расслабься, подруга! – запальчиво перебил я. – На шестом уровне «Schismatic» в тайнике есть электрический гарпун. Василиск насаживается на него с легким попискиванием, как нежный лягушонок. Только успевай кишки подметать.

– Нельзя забывать, что василиск убивает одним своим взглядом! – возразила чародейка. – Он вылупляется из дубового яйца и дышит пагубой отравы…

– Ну и хрен ли нам, кабанам? – распалился я. – А скафандр на что? Кроме того, я тебе скажу по секрету… Есть такой читерский31 код – нажимаешь одновременно кнопки Ctrl и F3, потом быстро пишешь бессмысленную на первый взгляд фразу: «IDKFA – THEBASTARDMUSTDIE!» и давишь на «Enter». Василиск вздрагивает, удивленно моргает ресницами и мгновенно дохнет. Хакерская хитрость, запоминаешь?!

Я увидел восхищенные глаза – возможно, так глядят на профессора-друида молоденькие ученицы СПТУ прикладной магии и спиритологии.

– Ты великий волхв, – наконец прошептала Маринка, благоговейно смежая дрожащие ресницы. – Может быть… – Черноглазое чудовище в парандже воровато оглянулось и добавило почти беззвучно: – Может быть, ты знаешь… как убить самого главного пещерного демона?

Сказав это, Маринка зажмурилась, словно ожидая громового удара свыше. Удара, к моему сожалению, не последовало.

– Что вы имеете в виду? – напрягся я.

– Поведай, как убить Траяна! – отчетливо сказала чародейка, и бровь ее, прошитая золотыми кольцами, нехорошо задергалась. А голос был уж совсем не тот, что давеча. Низкий и хриплый, как у злобной старухи.

Услышав этот голос, я похолодел. Вдруг представил, что под золотой паранджой скрывается вовсе не юное гибкое тело… Да, у Маринки яркие глазки обкурившейся тинейджерки – но никто не видел ее лица под плотной вуалью чадры! Что, если… о ужас… я содрогнулся.

– Понимаю. Ты не хочешь раскрывать свои тайны безвозмездно, – прошипела Маринка, по-своему истолковав мое молчание. – Ладно же. Я покупаю тебя, о драгоценнейший из невольников!

– Я покупаю вашего холопа, – обернулась она к тюремщику. Подойдя к нему, вдруг нагнулась и подняла с земли несколько серых камешков. – Вот! – жестко сказала чародейка, протягивая камни надзирателю. – Это драгоценные изумруды. Я плачу за невольника. Теперь он мой.

Тюремщик, бледнея, уставился на камни.

– Говори, – разрешила Маринка.

– О великая господарка! – боязливо простонал надзиратель. – Не гневайся, но… ведь это… простые камни… Я не вижу изумрудов!

– Как? – поразилась фея Моргана. – Ты не видишь изумрудов? Посмотри внимательнее. В моей ладони лежат четыре превосходных изумруда… Нежно-зеленые, как глаза любимой племянницы, и холодные, как слеза горного дракона. Они похожи на крупные яйца неведомой лесной птицы – такие же округлые, хрупкие и драгоценные. Посмотри и не говори, что не видишь!

Барышня – талантливая тварь, осознал я, наблюдая, как широкое лицо надзирателя начинает кривиться в тупой зачарованной улыбке. Он смотрел на гравий, не в силах отвести взгляд. Более того: через плечо чародейки в ее маленькую темную ладонь заглядывал рыцарь Акундин, Путник Без Пристанища. Из-за тяжелого забрала я не видел его лица, однако по напряженной позе (колени полусогнуты, шея вытянута вперед) можно судить с уверенностью: бронированный бедолага тоже наблюдал изумруды. Молодец бабища. Впарила им гравий вместо драгоценностей. В Москве могла бы торговать щебенкой…

– Это – тебе. Передай своему князю. А я забираю раба, – ласково сказала Маринка, протягивая тюремщику камешки. Едва слышно усмехнулась и, обернувшись к своим латникам, громогласно объявила: – Я купила еще одного бояна, любимый! А теперь седлай коня – мы покидаем этот город. Пора продолжать поход, возлюбленный мой.

Догадываетесь, что меня поразило? Правильно. Вовсе не то, что могучего вебмастера Стефана почему-то обозвали «баяном» – наплевать. Дело в ином. Эта черноглазая коза обращалась к полусотне бронированных тупиц так, словно перед ней был один-единственный человек. Впрочем, латники вели себя соответственно: словно по команде развернулись и синхронно разбежались к своим лошадям. При этом вооруженные балбесы натыкались друг на друга, как слепые утюги.

– Итак, ты теперь мой раб! – радостно объявила чародейка, обжигая взглядом. – Я буду беречь тебя. Но предупреждаю: не вздумай замышлять коварство. Иначе отправишься под землю, в гости к пещерным демонам. Лучше покорись мне! Я сделаю тебя счастливейшим из рабов. Чего ты желаешь?

Я растерялся.

– Извините… я, право, не настаиваю… и все же, если не затруднит, я бы не отказался от чистой рубашки. И от горячего завтрака. Да! Если можно… извлеките меня из бочки. Неловко как-то…

– Акундин, любовь моя! – громко позвала фея. Вскоре у нее за спиной выросла знакомая фигура кривоногого зомби. – Принеси Штефану хлеба и соленого мяса. И, пожалуй, немного вина.

– Э… кхм-хм! Бочка… – шепотом подсказал я. Волшебница с усмешкой покачала головой:

– А вот это навряд ли, мой хитроумный Штефан. Ты останешься сидеть в бочке. На всякий случай. Как я могу видеть, пребывание в ней весьма ограничивает твои колдовские способности… И хорошо. Мне будет спокойнее.

– Что? Как в бочке? – Я оторопел от такой низости. – Хорошо. Ладно. Я предупреждал. Вы забыли, с кем имеете дело. Я – великий вебмастер, а не норвежская селедка. Так. Сейчас вы все умрете. Самое время жевать бубль-гум! Я вырву сердца у вас из грудей!

– Возлюбленный! – зашептала Маринка на ушко верзиле Акундину. – Не надо вина и мяса. Легонько ударь этого раба по затылку. Только побыстрее, пока он не обернул нас в лягушек…

Это было последнее, что я услышал в то утро.