"Тупик Гуманизма" - читать интересную книгу автора (Миронов Арсений)

МАЛЬЧИК

Центурион осторожно понюхал красноватую жидкость в грубом бокале из настоящего стекла.

– Не брезгуйте, босс. Это отличное паленое мукузани столетней выдержки, настоящий мытищинский розлив! – сказало широкое лицо Братэллы, сдержанно улыбаясь златозубой, в стиле «ретро», улыбкой. Майор Департамента нетипичных и социально опасных преступлений Казус Братэлла Комбайн коллекционировал все, что было связано с блестящей эпохой рубежа тысячелетий (или, как ее часто называют, эпохой «чубайщины»). Он даже на работу ходил в костюме «а ля московский гангстер». Вот и сегодня, когда начальник Братэллы, центурион Литот, разбудил его среди бела дня судорожными воплями и приказом срочно проснуться, заказать столик в любом из центральных ресторанов, вызвать туда еще двоих наиболее талантливых сыщиков Департамента, явиться во всеоружии и ждать дополнительных приказаний, стопятидесятикиллограммовое сонное тело майора Казуса Комбайна явилось в нелепом шелковом костюме древней фирмы «Отверсаче», в белой рубашке с увесистой золотой цепью под стоячим воротником, со смешной сумочкой-барсеткой в руке.

– Такие сумочки носили наши деды в эпоху великого передела собственности! – гордо объяснял майор Казус Комбайн сослуживцам. И неизменно добавлял следующее: – Это было красивое время жестоких разборок, блестящих авантюр и настоящего гангстерского благородства.

Он даже имя себе изменил – раньше был Казус Альтруизм Комбайн, а после того как увлекся ретрокультурой, перерегистрировался и стал именоваться Казусом Братэлла Комбайном. «Братэлла» – это значит, верный друг, – пояснял он коллегам. – Так называли себя благородные мафиози в Москве и Путинбурге в те далекие, романтические времена».

Ну насмотрелся человек старых необъемных гангстерских фильмов про Петербург начала XXI века, ну и что? Имеет право на хобби.

Майор Братэлла, помимо живого ума и замечательных пробивных способностей, обладал еще одним удобным качеством: он неплохо преуспел на почве служения Юпитеру (совсем недавно получил 12-й градус). А поэтому майор уже не питался в обычных популярных ресторанах, а имел законное право заказать бокс с эксклюзивными декорациями и авторской кухней в любом столичном симпозитарии. Причем – в любое время суток.

Последнее обстоятельство оказалось особенно ценным для его начальника, центуриона Порфирия Литота. Когда центурион покинул Даун Даун, время было еще глухое – час дня. Между тем ему срочно надо было провести брифинг для своих ближайших подчиненных: рассказать о конкурсном задании, выработать стратегию расследования. Однако в это время суток в спящем дневном городе были открыты только элитные симпозитарии, колизеи, публичные дома, казино и прочие объекты для удовлетворения эксклюзивных потребностей тех, кто достиг высокой степени развития натуры и теперь имел право на утонченные удовольствия.

Квестор не был служителем Юпитера, не имел права заказывать бокс в симпозитарии. Поэтому он заранее (еще до встречи с Маэстро, по дороге с Воробьевых гор на Моховую) разбудил Братэллу и приказал срочно подготовить условия для брифинга где-нибудь неподалеку от Даун Дауна – желательно на Тверской.

Пока Литот выслушивал указания планетарного волшебника в роговых очках, сонный и порядком перепуганный Казус Братэлла Комбайн позвонил в престижный, почти культовый в юпитерианских кругах Старый Маяковский симпозиторий имени Пантагрюэля и заказал пиршество в любимом гангстерском стиле для четырех человек с диковинными, полузабытыми национальными забавами: баней, бильярдом и дракой a la courage cossaque.

Потом Братэлла связался со своим крллегой и конкурентом Фениксом Бруно, начальником Отдела культовых злодеяний Департамента социально опасных и нетипичных преступлений – Бруно мгновенно проснулся, твердым голосом переспросил адрес симпозитория, поинтересовался темой брифинга и, получив от Братэллы ответ, что «стряслось нечто срочное и ужасное», сообщил, что будет через четверть часа.

Помимо талантливого и очень юного семиквестора Феникса Бруно, Порфирий Литот приказал Братэлле вызвать другого ведущего детектива из их Департамента – квестора Конскрипцию Кеггль по прозвищу «бензопила». Мадам Конскрипция была ровесницей демократии – она помнила еще президента Киркорова – однако, несмотря на седые волосы и зрелый возраст, рассудок у нее был ясный и холодный, как у средневекового чекиста.

Итак, поднятые по тревоге помощники Литота – семиквестор Феникс Бруно, квестор Конскрипция Кеггль и майор Братэлла Комбайн – при полном параде, в форменных пончо, с «сундуками» и электрическими запястьями – собрались в вестибюле роскошного Старого Маяковского симпозитория «Пантагрюэль».

В это самое время комфортабельная лифтовая комната с диваном уже бесшумно опустила Маэстро Гилльома и его собеседников с цветущей крыши небоскреба Даун Даун на самый нижний этаж – выслушав напутственные слова этого удивительного лысого человека в старомодных очках, Порфирий Литот церемонно простился с двумя другими конкурсантами (а отныне – заклятыми его соперниками в борьбе за место Протектора Москвы). Потом получил у адъютанта свои вещи, а также запечатанный свинцовый контейнер со «всем необходимым» для поисков пропавшего мальчика и спустился в гараж.

Уже в салоне удобоката – пока машина рассчитывала, по какому транспортному руслу домчаться до Маяковки, пока разогревались турбины и открывались шлюзы Даун Дауна – Порфирий Литот нетерпеливыми пальцами вскрыл сенсорные печати на контейнере и вытряхнул на ладонь три небольших, но увесистых предмета.

Сначала – крупный перстень с черным сапфиром. Это был плоский квадратный камень в золотой оплетке угловатых усиков, одновременно похожих на паучьи ножки и на щупальца микросхемы. Затем – тяжелый серебряный с чернью браслет с техноорнаментом в виде хитро переплетающихся кабелей. И наконец, зеленовато-стальную, полупрозрачную намагниченную таблетку со сжатой информацией.

Он не успел толком изучить эти подарки всемогущего Маэстро. Удобокат домчался до Маяковки за полминуты. Живой (заметьте, живой – а не цифробиотический) мальчик-валет с противосолнечным зонтиком подскочил к машине, жмуря сонные глаза и натужно улыбаясь. Подчиненные уже ждали Порфирия Литота в полутемном вестибюле среди огромных статуй обжирающихся восточных божков:

– Радуйся, центурион, – Феникс Бруно, удивительно свежо выглядевший в графитово-стальном пончо с вишневым шарфиком, приветственно протянул руку. Конскрипция Кеггль чопорно поклонилась, продемонстрировав напомаженное темя с зигзагообразным пробором седых волос, затянутых над ушами в строгие косицы – она до сих пор предпочитала прически, которые были в моде в пору ее юности, лет семьдесят назад, когда госпожа Кеггль заканчивала юрфак МГУ.

Майор Братэлла Комбайн, уже принарядившийся в жанровый костюм московского бандита начала века, помахал Порфирию Литоту толстой ручкой в гремящем золотом браслете, болтавшемся поверх столетних наручных часов «Чайка» [36].

– Бокс заказали? Отлично. Куда идти?

Порфирий говорил отрывисто и сухо, подчеркивая значимость момента. Он привез коллегам сногсшибательную информацию: в столице вводят Протекторат! Департамент могут загнать под прямое руководство чиновника из другой спецслужбы! Тут было отчего понервничать.

Механический официант в жанровом бордовом пиджаке, с мертвой улыбкой на вежливом лице проводил их в бокс, уже декорированный в духе бандитских пирушек столетней давности: огромные столы, по старинке накрытые хлопковой тканью, неудобные металлические приборы, тяжелые тарелки… Зато – здесь была настоящая, а не синтетическая еда: картофельные чипсы! поджаренные креветки с безалкогольным пивом! куриные яйца! У Порфирия, привыкшего к пластиковым петербургерам и белковым коктейлям, едва не разбежались глаза – он с трудом скрыл радостное замешательство. Да, майор Братэлла не поскупился и заказал восхитительное угощение… В очередной раз Порфирий пожалел, что не выбрал Юпитера в качестве курирующего божества – тогда все могло быть иначе, он тоже имел бы право заказывать настоящую еду и устраивать такие вот пиршества в «тематических» декорациях!

Что-то забавное, наивное было в этом старинном гангстерском стиле жизни, подумал Литот, с трудом отодвигая тяжеленный стул из массива дуба и занимая место во главе стола, сплошь заставленного графинами и бутылями – так, что лица собеседников, преломляясь в разноцветном стекле, заранее казались пьяными. Из допотопных динамиков под потолком звучала спокойная, архаично смикшированная ритм-эн-блюзовая песня:


Владимирский централ, ветер северный,

Вчера я налабал бакс немереный…


Три или четыре живые танцовщицы в удивительно строгих старинных мини-юбках и микрошортах, в узких довоенных брючках, ботинках на смешной старомодной платформе и весьма консервативных оборванных маечках танцевали на огражденном возвышении под беглым огнем стробоскопа – движения старого танца показались центуриону поразительно скованными, закрепощенными. «Вот так танцевали наши бабушки», – подумалось ему.

Он решительно поднял руку – музыка стихла, девочки очистили танцпол. Коллеги поспешно рассаживались по местам, раскрывали электронные блокноты, включали диктофоны на запись.

…И вот, понюхав красную жидкость в тяжелом бокале из настоящего стекла, центурион Порфирий Литот улучил мгновение перед началом совещания – и осторожно пригубил драгоценный древний напиток. Фантастический вкус настоящей, столетней бормотухи пронзил, сводя с ума. Какой букет! Какое томительное, страстное послевкусие…

– Настоящий напиток древнерусской братвы, – почтительным шепотом пояснил майор Братэлла. – По свидетельствам историков, наши предки закусывали такое вино настоящей дальневосточной селедкой. Хотите кусочек?

Литот не пробовал настоящей селедки уже лет пять, однако он привык быть строгим в обращении с подчиненными. Селедка подождет.

– Коллеги, начнем наш брифинг, – сухо сказал он, отставляя недопитый бокал; ни один мускул на лице не дрогнул, не выдал того, что старое вино действительно понравилось центуриону. – Орден подбросил нам срочную работу. Надо найти пропавшего школьника.

– Ха-ха! – семиквестор Феникс Бруно вежливо хохотнул.

– Очень странно, – проскрипела черными от кофеина зубами «бензопила» Конскрипция Кеггль. – По нашей закрытой статистике, в Большой Электростали ежедневно пропадают без вести свыше тридцати школьников. Как правило, это жертвы маньяков, а также самоубийцы и те, кто убегает из колледжа. Почему решили искать именно этого мальчика, чем он лучше других?

– Я ждал этого вопроса, – сказал Литот. – Дело не в самом мальчике. Это непростое дело. Это конкурс. Показательная контрольная работа, тест на профессионализм. Начальство решило проверить, кто в Москве лучше всех работает – мы, ведьмы или вразумители.

Конскрипция подняла нарисованные брови, потом чинно кивнула и принялась быстро щелкать ногтями по тетрадочной клавиатуре, делая какие-то заметки. Феникс Бруно побледнел, потом порозовел и опять побледнел – ага, сказывается молодой азарт, ведь ему еще нет двадцати лет, а уже семиквестор! Вот нервишки и поигрывают, отметил Порфирий. А как у нас реагирует Братэлла? А, ну этот господин вне конкуренции: застыл с вытаращенными глазами и куском селедки в золоченых зубах.

– Если мы проиграем мальчика, нас засунут в подчинение к Черному Эрго. Или – того хуже – к рыжей Харибде, – произнес центурион, поигрывая бровью. – Вы понимаете, что это значит?

– Немедленное увольнение, – страдальчески улыбнулся Братэлла, роняя селедку в паштет.

– Совершенно очевидно, что работать под их руководством мы не сможем, – быстро сказал Бруно, блестя крупными серыми глазами. – Мы хотим работать только с вами, любимый центурион…

– Довольно вам, семиквестор! – Порфирий нахмурился. – Не время для карьерных комплиментов. Скажите лучше что-нибудь дельное.

– Как вам будет угодно, центурион, – юный детектив ничуть не обиделся, только немного наморщил высокий белый лоб. – Сейчас скажу дельное. Во-первых, такая централизация спецслужб сильно попахивает Протекторатом. Как бы нам не пришлось в скором будущем претворять в жизнь решение Руководительствующего Совета о введении чрезвычайного положения в городе.

Порфирий не смог удержаться от одобрительного кивка:

– Неплохая работа мысли для девятнадцатилетнего юноши. Браво, семиквестор Бруно. Майор Казус Комбайн, что у нас с прослушиванием?

– Я грамотно распорядился, босс! Все глушится! У меня самокат припаркован здесь, под окнами, а в нем работает генератор помех. Нас никто не слышит, даже люди черного рыцаря.

– Волшебно. Тогда выключите свои диктофоны и слушайте внимательно. – Порфирий выдержал паузу, еще пригубил красного. – Перемены серьезные. Протекторат действительно вводят, и уже скоро. Тот, кто найдет мальчика, станет протектором всего города.

Бруно Феникс стал малиновым, как знамя бейсбольного клуба «Люберецкие иваны»; Конскрипция Кеггль позеленела, как бархат бильярдного стола у нее за спиной. Еще бы. Если Порфирий станет протектором, каждый из этих троих, сидящих сейчас за столом, автоматически получит как минимум… чин дексацентуриона. А это высочайшие градусы Гильдии Гнева, огромные квартиры, колоссальные бонусы добра, расширенные права и свободы, одним словом – есть ради чего потрудиться.

– Нам известна причина введения чрезвычайного режима? – скрипнула Конскрипция Кеггль, вопросительно тараща акульи глазки.

– Нет, – сказал Порфирий и чинно, почти свирепо надкусил круто сваренное куриное яйцо (он не мог больше сдерживать нервический голод). – Однако не исключено, что это напрямую связано с похищением мальчика.

– Стало быть, – головастый юноша Феникс Бруно отложил вилку, прикрыл глаза, – Орден разыскивает не столько мальчика, сколько… его похитителей.

– Блестяще, мой юный друг, – холодно кивнул Порфирий. – Какие еще соображения?

– Если Орден требует протектората для Москвы, это значит, что в городе происходит нечто экстремальное. Какая-то чрезвычайная угроза, вызвавшая острое беспокойство в Совете Шестисот, – семиквестор Бруно аккуратно промокнул серые губы салфеткой. – До сих пор протекторат был введен только в нескольких городах, в самых горячих точках планеты…

– Иерусалим, Константинополь, Афины, Киев… – заскрежетала госпожа Конскрипция. – А также в Белграде и в Минске. И где-то еще…

– На Южном Кипре, – сказал Бруно. – Это что же получается: Москву приравняют к Кипру? Но у нас вроде бы не видно ортомаргинальных танков на улицах…

– Бессмысленно обсуждать решения Ордена, семиквестор Бруно! – Центурион Литот красиво откинулся на высокую спинку стула – и пожалел об этом: стул не имел компьютерного мозга, и жесткая спинка ни на градус не прогнулась. – Предлагаю перейти к обсуждению плана действий. Во-первых: каждый из вас с этого самого момента получает двух телохранителей. Это приказ. Сами выберите робомехов, кому какие нравятся. И помните: с сегодняшнего дня для каждого из вас вероятность попасть в автокатастрофу повысилась на несколько порядков. Берегите себя. Это прежде всего.

Сказав сие, центурион с плохо скрываемой страстностью глотнул старинного вина, закусил настоящим плавленым сырком – в глазах помутилось от блаженства. Подчиненные сидели молча, бешено вращая мозгами. Через полминуты Литот собрал истаявшую волю в кулак и продолжил:

– Теперь – собственно поиск проклятого школьника. Одно из двух: либо мальчика насильно изъяли из общества, либо он изъял себя сам. Таким образом, мы имеем два направления поиска. Первое – надо изучить, кто сейчас в Москве развлекается похищением мальчиков. Какие секты используют школьников в качестве жертвенного материала? Какие террористические группы выкрадывают подростков для того, чтобы воспитывать своих янычар? Какие серийные маньяки в настоящий момент работают по школьникам? Всю эту информацию надо выудить из полицейских архивов.

– Но это… десятки, а может быть, и сотни электронных досье… – прошептал обескураженный Братэлла.

– Ничего страшного. Нужен список всех сект, движений, подпольных групп, которые для тех или иных целей крадут мальчиков. Это базовая информация, потом будем сужать круг поиска. Причем, чем крупнее организация, тем больше шансов, что именно она беспокоит Орден и подталкивает к введению чрезвычайного положения. Итак, это направление работы возьмет на себя…

– Разрешите мне?

– Разрешаю. Семиквестор Бруно, вы должны закончить означенный кусок работы к восьми часам вечера. Вы не будете спать ни минуты, вы сейчас поедете домой, напьетесь настоящего кофе и сядете за ваш любимый компьютер. В пять минут девятого я жду от вас сигнала о проделанной работе.

– Служу Минерве!

– Волшебно. Остается еще одно стратегическое направление поиска. Майор Братэлла Комбайн, это задание для вас, включите запись. Меня интересуют модные суицидальные схемы, распространенные среди подростков в том районе, где проживал пропавший мальчик. А также все популярные молодежные сюжеты «бегства из общества». Вы должны просмотреть каталоги детской преступности: куда они обычно сбегают, в какие подвалы, в какие именно заброшенные кварталы, а может быть, в утраченные регионы, в тундру, в пустыню – и главное, через какие транспортные узлы они чаще всего движутся в своем стремлении покинуть социум. Уверен, что фактов накоплено очень много, вам нужно только нагнуться и поднять информацию с земли.

– Босс, да как же его найдешь, если он сбежал? – удивился майор Братэлла, золотая цепь на груди зазвенела от эмоций: – Ведь этот клятый тинейджер может… ну скажем… забиться на какой-нибудь незарегистрированный чердак и уйти в многолетнюю компьютерную игру! Или еще вариант: парень валяется на техническом уровне в метро под наркокапельницей. Это ж надо всю подземку облазить!

– Не говорите глупостей, майор! – заскрежетала зубами Конскрипция Кеггль. – Все поступки этих гадких подростков убийственно типичны, они легко поддаются классификации. В любой детской комнате вразумления вам скажут, что среди станций метро есть свои чемпионы по количеству прыгающих на рельсы тинейджеров. Вот на Фрунзенской прыгают каждый день, а на Спортивной – раз в полгода. Всегда есть железная закономерность, жестко обусловленная рядом факторов – нужно только вычислить эту формулу, и все станет ясно.

– Квестор Кеггль абсолютно права, – кивнул Литот. – Если парень забился на чердак и ушел в игру, значит, кто-то этот чердак содержит и зарабатывает тем, что берет с подростков деньги за возможность уйти на пару месяцев в неконтролируемый виртуал. Кто-то ведь носит ему пищу на этот чердак! Если он залез под капельницу, значит, некий добрый приятель продал парнишке все необходимое… Ваша задача проста: представить мне список основных сюжетов ухода подростков из общества – на основании московской статистики за последние пару лет. В восемь вечера все должно быть готово, майор. Вопросы есть?

– Служу Палладе.

– Ну и теперь последнее. Квестор Конскрипция Кеггль, для вас тоже есть информация.

Порфирий помолчал, подвигал языком во рту, перекатывая по нёбу зернышко натуральной красной икры. С наслаждением подумал, что вот сейчас надавит языком, и брызнет неповторимый вкус… Надавил – и аж замычал от удовольствия.

– M-м… Волшебная икра. Мадам Кеггль, я просто хочу вас уведомить, что помимо вашего покорного слуги в конкурсе на замещение известной должности участвуют еще две персоны.

– Полагаю, что имя первого мне известно, – прохрипела «бензопила». Она ненавидела Черного Эрго всеми силами своего организма.

– Вы снова правы, мадам Кеггль, абсолютно правы. Имя второго лица вам тоже неплохо знакомо. Оно всплыло совсем недавно, пару лет назад – и теперь очень активно мечется повсюду, как… есть такая древняя идиома… фекалии в полынье…

– В проруби! – услужливо подсказал Братэлла.

– Вы понимаете, о ком я говорю? – сощурился Литот.

– Рыжая? – Конскрипция сощурилась еще злее.

– Ну вот. Собственно и все, что я хотел сказать вам, мадам Кеггль. Нужно просто поглядывать, чего да как. Может быть, та или иная персона внезапно покинет Москву и, скажем, улетит в другой город. Важно вовремя заметить и понять, в какой именно.

– Я правильно поняла, что нам важно не проворонить подготовку силовой акции конкурентов?

– Да. Если начнут подтягивать штурмовичков там всяких, или хэк-разведку затеивать вздумают и все такое подобное… Да, чуть не забыл. Поставьте фильтры на «Эшелоне» и расставьте «жучков» в целом по публичной электронной сети, чтобы поглядеть, кто вводит в поисковые системы имя пропавшего мальчика и вообще проявляет интерес к его личности. Ясна задача?

– Какие средства? – Старуха-квестор вперила льдистый взор Порфирию в переносицу.

– О! Об этом не беспокойтесь, – усмехнулся Литот. Он опустил локоть правой руки на стол, поднял ладонь вертикально и слегка тряхнул, чтобы рукав голубого пончо немного опустился и всем было хорошо видно серебристо-черный браслет на запястье центуриона.

Кто-то уронил вилку; покатилась по скатерти надкушенная маслина.

– Не волнуйтесь, господа, я пока не посвящен в рыцари Ордена, – тихо улыбнулся Литот, пряча руку под стол. – Просто нам выделили целевую кредитную линию.

– Это же линия Ордена! – прошептал Бруно. – Но ведь они… безлимитные!

– Так точно, – кивнул Порфирий. – Именно поэтому сегодня за угощение плачу я. Но напоследок… кое-что важное.

Покачав в воздухе мизинцем, Литот подозвал официанта.

– Три пилюли «Энергейзера» для моих друзей.

И когда на стол легло блюдечко с тремя красно-зелеными льдинками, негромко скомандовал:

– Угощайтесь, господа. Прямо сейчас, у меня на глазах. Чтобы спать не хотелось. Настоящий гейзер энергии – и никакой усталости.

Подчиненные покорно приняли по пилюле. Разумеется, они знали, что одна таблетка «Энергейзера» не только придает силы для активной работы в течение 24 часов, но также гарантирует ураганную диарею, конъюнктивит и гайморит до конца недели.

Однако эти люди также понимали, ради чего идут на такую жертву. В случае победы Порфирия на конкурсе каждый из них получал пост дексацентуриона и целую кучу добра на лицевой счет. В случае поражения – автоматическое увольнение и необходимость трудоустройства где-нибудь в провинции.

– Ну вот, скоро дремогонное средство начнет действовать, – радостно констатировал Литот. – Задремать вы уже не сможете. На моих часах – 15.00. У вас в запасе целых пять часов. За работу, коллеги!

Загрохотали отодвигаемые стулья. Порфирий с сожалением покосился на старинные кушанья (восхитительный соевый шницель остался нетронутым!) и тоже поднялся с места. Подозвал официанта и расплатился взмахом руки. А точнее – блеском орденского браслета.

Увидев браслет, робот-официант сначала подвис секунд на десять, а потом поспешно произнес:

– Какая большая честь, о лучезарный господин рыцарь, что вы посетили наш сипозитарий. С вашего счета снято… три тысячи шестьсот единиц добра. Надеюсь, вам понравилась наша кухня?

«Три шестьсот! – в тайне ужаснулся Порфирий. – Да эта древняя жратва стоит бешеные деньги!»

– И сколько у меня осталось? – надменно поинтересовался он.

– На вашем счету сохраняется четыреста миллиардов триста десять миллионов сто одиннадцать тысяч сорок четыре добрых дела! – выпалил робот, еще раз покосившись на браслет.

Порфирий поспешил отвернуться, чтобы подчиненные не увидели его лица,

«Волшебный амулет богатства, – подумал Литот, стягивая браслет с запястья и поднося к свету настольной лампы. – Не жизнь, а новелла в жанре фэнтези».

А еще он подумал, что всю жизнь мечтал жить на необитаемом острове с красивой негритянкой (разумеется, цифробиотической, живые слишком капризны и нечистоплотны) и кучей клонированных детишек-мулатов, каждый день кататься на трехмачтовом виндсерфе, читать старинные бумажные книги про пиратов, тренировать чувство благородного хозяйского гнева на прислуге и круглые сутки пить настоящий черный ром.

Интересно, сколько стоит небольшой островок в Микронезии?

Он поднялся со стула и прошелся по своей домашней лаборатории. Любовно поглядел на портреты великих детективов: мисс Марпл, Эркюль Пуаро, Хадсон Хоук, Мен Инблек и другие знаменитые сыщики улыбались ему со стен как добрые знакомые. Скользнул взглядом по мозаичной картине (3,5x8 метров), на коей молодая загорелая девушка в шортиках расслаивала изящной бензопилой страшного колченогого старика, аллегорически изображая победу Свободы над Деспотизмом. На противоположной стене висела еще одна картина – совсем новая, видимо, недавно закупленная Захаром: какое-то современное искусство, серо-золотистые брызги и темно-вишневые пятна.

Литоту нравились его новые апартаменты в полуподвальном уровне Главного здания Университета Права (бывшее Главное здание МГУ). Он был без ума от удивительного района «Воробьевы горы», где эдилатура умудрилась сохранить сотни настоящих старых деревьев (накрытые колпаками от зноя, они стояли вдоль живописных аллей меж учебными корпусами, красивые и мощные, как древние натовские богатыри, защищавшие демократию в XX веке).

Порфирию дали огромную двадцатикомнатную профессорскую квартиру в цоколе корпуса «Б» – там, где лет пятьдесят тому назад располагалась студенческая столовая. Высокие потолки и вросшие в землю окна с бронированными зеркальными стеклами (сквозь которые было видно ноги пробегающих по двору студентов и механических слуг), лепнина и мозаика на стенах – все это заставляло Порфирия задуматься о собственной значимости. Неужели он и правда гениальный детектив?

Единственное, что беспокоило Порфирия, – это запах. Странный запах не то морилки, не то карболки – казалось, он пронизывал все в этом огромном здании. Моющие средства и ароматизаторы не помогали. По слухам, этот запах царил в здании еще сто лет назад, и тогда любого студента, проживавшего в ГЗ, можно было вычислить в толпе сверстников по неповторимому аромату, исходившему от одежды.

Помимо старинного запаха, неприятные ощущения вызывали у Порфирия мысли о том, что когда-то здесь ежедневно жрали и пили сотни, тысячи студентов. Иногда ночью, когда он лежал в тишине на слегка подогретом и мягко колеблющемся ложе, ему казалось, что под потолком еще звучат отголоски звуков, наполнявших это помещение в прошлом веке: разговоры студентов, треск кассовых аппаратов, звон посуды…

Подошел к флагу Конфедерации, стоявшему в парадном углу рядом с жертвенником. Коснулся пальцами темно-фиалкового шелка, расправил складочки. Литоту нравилось гордое знамя гуманизма: фиолетовое поле с золотым кольцом посередине, символизировавшим одновременно бесконечность, децентрализм, толерантность, цикличность и сплоченное разнообразие современного общества.

Противники демократии тщетно пытались осмеять этот символ, утверждая, что гуманисты поклоняются нулю, пустоте, анусу и т.д. О нечестивцы! Им не прорвать магический круг свободы, не очернить золотой блеск конфедеративного Кольца!

Мысль о противниках демократии всколыхнула Литота, он почувствовал, как гнев разливается в крови. Надо было срочно дать выход эмоциям.

– Захар! – крикнул он, сжимая кулаки.

Захаром звали нового домового, прислуживавшего Порфирию. Когда Литот получил должность центуриона, профессорскую кафедру и вместе с ней – квартиру на Воробьевых горах, пришлось завести более мощного и дорогостоящего электронного администратора. Прежнему слуге, нерадивому Мамаю, не хватало оперативной памяти для того, чтобы следить за такими большими апартаментами.

– Захар! Сволочь, Захар! – орал центурион Литот, густо багровея. Благородный начальственный гнев приятно расхаживался, разыгрывался в сердце, и сердце рокотало как оборотистый двигатель. – Захар, слышишь меня?! А ну подай мне этих противников демократии! Кто у нас там хочет по лицам получить, а?! Выбери-ка мне казачка на растерзание!

О да, Литот гневался, его богатая, зрелая натура играла и требовала крови. Надо было срочно дать выход гневу, но – никого из подчиненных под рукой не было.

По счастью, Захар (в отличие от того же Мамая) выполнял приказы хозяина очень быстро. Уже через несколько секунд в стене открылась ниша, и на середину комнаты выбежал дюжий казак с чубом, с усами, с огромной саблей.

Центурион привычно скинул с ног туфли, встал в оборонительную стойку. Казак, размахивая саблей, приближался.

– Умри, морда нерусская! – крикнул он и лихо прыгнул на центуриона. Центурион без труда ушел от сабельного удара вниз и вбок, потом ткнул казачка ногой под дых. Ткнул довольно вяло (все-таки день на дворе, тело повиновалось плохо) и почувствовал, что казак легко мог при желании рубануть по ноге саблей – но робот подыграл хозяину, казак промедлил. Литот сказал «хы» и дал ему локтем в зубы. Посыпались зубы. Тогда Литот схватил робота за руку, переломил – раздался очень натуралистичный хруст, потекла красная жидкость. Казак реалистично захрипел, роняя искусственные сопли.

Квестор выхватил у него саблю и замер на миг, раздумывая, как добить противника – снести голову или пырнуть в кишки. Раненый казак, между тем, потянулся еще не сломанной левой рукой за кинжалом. Надо было спешить с принятием решения. Пырнул в живот, посыпались резиновые внутренности. Казак завалился, дергаясь, на паркет.

– Захар! Подбери дерьмо.

Выбежал робот-полотер, подцепил растерзанного механического казака крючьями, поволок. Второй такой же робот, блестящий и черный, похожий на гибрид свиньи и крысы, уже вовсю разводил моющую смесь, пускал пузыри пены, надраивая паркет.

Литоту стало много лучше. Настроение заметно поднялось. Гм, особенно понравился ему звук, с которым на пол просыпались зубы. Здорово все-таки теперь научились делать роботов для снятия стрессов.

Он знал, что после приступа ярости работоспособность повышается. В принципе с таким высоким градусом Гильдии Гнева Литот уже имел право избивать и пытать не только роботов, но и живых людей – преступников, осужденных на десоциализацию. Однако он почему-то не любил драться с живыми. Видимо, присуждение 28-го градуса было чисто политическим решением руководства и не соответствовало реальному уровню развития натуры Порфирия Литота. Порфирий не вобрал еще в сердце достаточно благородной, гуманной жестокости, чтобы самолично вершить праведный суд над живыми людьми. Кстати, коллеги утверждали, что впечатления потрясающие, особенно когда пытаешь живых женщин и стариков. После этого чувствуешь удивительную силу, уверенность в себе и здоровую тягу к жизни. Пробуждаются все естественные влечения: голод, жажда богатства, женщин, почестей.

Ну ничего, всему свое время, успокоил себя Литот. Нам пока и казачков достаточно.

Он вернулся к письменному столу.

На столе, на синем бархате, тускло зеленел небольшой леденец – информационная таблетка с инструкциями Ордена. Порфирий подумал и сказал:

– Верхний ящик.

Письменный стол промяукал что-то вежливое и выдвинул требуемый ящик, обитый изнутри алым бархатом, что придавало ему забавное сходство с квадратной челюстью. Литот порылся в ящике, достал футляр из крокодильей кожи, извлек телеоко. Нацепил очки, положил коробочку микропроцессора в нагрудный карман, сунул указательный палец в наперсток манипулятора.

И только потом, взяв со стола таблетку, торжественно положил ее под язык.

Литоту нравилась эта новейшая технология, использовавшая тело человека в качестве передающего устройства между компонентами персонального компьютера. Сверхслабые (так называемые «информационные») токи, испускаемые таблеткой, достигли микропроцессора на груди – и маленькие экраны в очках засветились.

«Эта информация предназначается только для вас. Поделившись ею с другими людьми или устройствами, вы преступите Закон „О гарантированной общественной безопасности“. Ст. 349, п. 1».

«Помню, помню, – подумалось Порфирию. – Проходили мы эту статью в колледже – за нее сразу десоциализацию дают, без суда, достаточно показаний двоих свидетелей, проверенных на пси-детекторах лжи».

Очки, отслеживавшие движения его глаз, догадались, что Литот уже прочитал первый абзац, – и поспешно вывели на экран новый фрагмент текста.

«Выработаете с одноразовым информассивом. Повторное считывание невозможно. Пожалуйста, будьте внимательны».

– Не обучайте меня существовать, – вслух сказал Литот. Он и так чувствовал, что таблетка уже начала рассасываться у него под языком, наполняя рот сладковатым соком.

«Профессор Литот, для проведения расследования по факту похищения потенциального гражданина Тита Индепенденса Ермака (ученика 10-го класса Колледжа имени Боннэр г. Большая Электросталъ-на-Москве, СрВАО) вам временно (на время следственных мероприятий) предоставляется:

Сверхчастотные (в несколько сотен тысяч герц), но маломощные естественные микротоки позволяют использовать в качестве передающей среды самого владельца компьютера. См.: Фома Цимм Ерман. Мемуары гения: как я усовершенствовал человека. Хайфа, 2035.

1. Кредитная линия Ордена.

2. Ключ доступа к информационной системе Общественной Совести.

3. Пакет дополнительной информации по условиям Конкурса на замещение вакантной должности Протектора г.Большая Электросталь-на-Москве.

Выберите информационный раздел, с которым вы хотите ознакомиться в первую очередь.

Порфирий поводил большим пальцем по поверхности наперстка, подгоняя белую стрелочку к пункту номер 1. В очках, перед его глазами, развернулось и потекло сплошным потоком следующее:

«Кредитная линия Ордена обеспечивает доступ к бесконечным ресурсам добра. Вы можете приобретать все необходимое для расследования, не заботясь о стоимости: транспортные, разведывательные и штурмовые устройства, объекты недвижимости, технические средства, оружие, живых агентов-профессионалов и т.п. Просто наденьте браслет и расплачивайтесь, как обычно – взмахом руки. Теперь к вашей идентификационной частоте будет добавляться фрагмент технического орденского кода, который уведомит продавца о наличии на вашем счете необходимых для покупки средств.

Передача браслета другому лицу категорически запрещена и может привести к биологической гибели незаконного пользователя кредитной линии».

«Надо передать мой браслет Черному Эрго, чтоб он сдох», – ухмыльнулся Порфирий. И через секунду пришла мысль: «Подумать только, ведь я… супербогач!»

Между тем исследовательский зуд мешал насладиться ощущением неограниченного богатства. Порфирия чрезвычайно интересовал второй раздел информационного массива, где рассказывалось о доступе к системе Общественной Совести.

Литот почувствовал, как волнительно холодеют ступни и ладони. Доступ к Совести… Штука посильнее, чем кредитная линия Ордена. Все, что было связано с функционированием всемирной системы Общественной Совести, являлось согласно Конституции сверхсекретной информацией. Эту тайну государство охраняло не менее тщательно, чем драгоценные жизни божественных членов Совета Шестисот.

Неужели Орден и впрямь решил посвятить его, никому не известного молодого центуриона, в главную тайну Демократии? Порфирий едва не зажмурился, трогая стрелочкой указателя второй пункт информационного меню – словно микрокомпьютер у сердца мог взорваться от наглости пользователя, дерзнувшего поинтересоваться тем, что может быть известно только избранным.

«Кольцо с черным сапфиром обеспечивает доступ к закрытой информации планетарной системы Общественой Совести, позволяющей осуществлять глобальный мониторинг поступков граждан и ежедневный учет совершаемых ими добрых или злых дел. Просто наденьте перстень на руку. Внутри камня находится микросхема с парольной частотой. Начните работу на любом компьютере – в доме, на работе, в общественном транспорте – и вы увидите, что компьютер „почувствует“ ваш перстень. В левом верхнем углу появится окно с приветствием. В этом окне надо ввести ваше имя и пароль. Ваш пароль совпадает с именем хомяка, которого вы завели в возрасте десяти лет (это четвертый из шести хомяков, заведенных вами в дестве в разное время). После введения правильного пароля вы получите доступ к базе данных Совести.

Работая с базой данных, вы можете ввести имя или социальный номер любого гражданина и посмотреть не только количество добрых дел на его счету, но и подробные логи (записи) его морального поведения с точными координатами времени и места совершения доброго или злого поступка. В базе данных также хранится информация о точном количестве приобретенного или утраченного добра в универсальных единицах измерения.

Передача кольца другому лицу категорически запрещена и немедленно приведет к биологической гибели незаконного пользователя».

Порфирию не терпелось поскорее надеть перстень. Он уже почти выплюнул на ладонь скользкую льдинку инфо-таблетки, таявшей под языком, – однако нечеловеческим усилием воли заставил себя ознакомиться прежде с третьим разделом информационного массива. Литоту надоело шевелить пальцами, передвигая белую стрелочку, ползавшую в очках перед глазами. Он достал из футляра колечко микрофона, прицепил на нижнюю губу – и прошептал, почти беззвучно шевельнул губами:

– Третий раздел почитать бы.

Компьютер почуял, мгновенно оцифровал звуки хозяйского голоса, расшифровал полученный код – и на экранчиках телеока возникла следующая информация:

«Раздел 3. Дополнительные сведения о конкурсе.

Решение о проведении контрольного конкурсного расследования принято Преторией г. Большая Электросталь-на-Москве после ознакомления с Докладом №75871-1785-4, подготовленным Контрольной Комиссией Ордена, обнаружившей антагонистические пересечения полномочий и зон ответственности ряда спецслужб, снижающие эффективность правоохранительной практики в городе. С учетом того, что на рассмотрение Сената выдвинут секретный проект Чрезвычайного указа, который может быть принят в соответствии с Законом о защите Демократии, ст. 1 п. 30, результаты конкурсного задания станут определяющим критерием отбора кандидатур на замещение вакантных руководящих должностей в силовых структурах Протектуры в случае ее создания».

Текст был большой, глаза с непривычки ломило. Литот вовремя вспомнил о фоноклипсах: достал из ящика стола две крошечные металлические капельки с защелками, прицепил к мочкам ушей. Так гораздо лучше. Теперь можно закрыть глаза и слушать монотонный женский голос, озвучивающий строки на экране:

«К участию в конкурсе допущены три специалиста: дексацентурион Когицио Эрго (выдвинут Преторией по результатам правоохранительной деятельности за истекающий год), центурион Порфирий Литот (выдвинут Орденом по результатам расследования т.н. „Дела в Тупике Гуманизма“), семиквестор Присцилла Медиа Харибда (выдвинута Советом Шестисот по результатам оценки профессиональной перспективности)».

– Стоп, – пробормотал Порфирий, женский голос в ушах смолк.

Литот ошарашенно покачал головой, облизал губы вместе с прохладной бусинкой микрофона: оказывается, он выдвинут Орденом! Но… почему рыцари обратили на него внимание? Неужели он… и впрямь такой перспективный?

Мгновенно вспомнились слова Маэстро Гилльома о том, что Порфирий мог бы со временем стать хорошим рыцарем… А почему нет? Это был бы головокружительный взлет!

Он прикрыл глаза, раздумывая о себе: такой молодой, а уже центурион, профессор права. Это свидетельство безусловного таланта. Неудивительно, что даже сам Маэстро Гилльома выделил его среди других защитников демократии. А если Литот выиграет конкурс, он вообще станет… самым молодым протектором на планете! Он попадет в книгу рекордов Гиннесса, его золотой бюст будет стоять в каждом школьном кабинете истории!

Хотя нет. В Нью-Лембурге (бывший г. Киев) работает весьма талантливая девица по имени Саломея Герц, ей и вовсе менее 25 лет, совсем юная дама, а уже три года занимает пост Протектора Большого Нью-Лембурга, и весьма успешно работает… К тому же стиль у нее суперпрофессиональный, очень грамотный, по-хорошему жестокий – пожалуй, не удастся Литоту вписать свое имя в книгу рекордов.

От мысли о том, что ему не бывать самым молодым протектором в истории планеты, Литот почувствовал сначала тошнотворное чувство досады, потом щекотливую ревность. Он снова начинал гневаться. Гм, это был тот новый гнев, которым его психика обогатилась совсем недавно, после назначения на пост центуриона. Раньше Порфирий вообще редко гневался – разве что на самого себя. Например, когда ронял на пол хрупкую вещь или проливал кофейный ликер на любимый галстук.

А теперь появилась благородная гневливость высокого градуса. Иногда, просыпаясь рано вечером, Порфирий с первых минут чувствовал такой густой напор в сердце, что держись, с вечера до утра только перья летят у подчиненных.

Проклятье… Да почему они эту Харибду допустили к конкурсу? Она всего лишь семиквестор! Такая юная барышня, а уже сражается с ним, тридцатилетним профессором – как с равным!

Молодежь наседает, амбициозные юнцы наступают на пятки, скрипнул зубами Литот. Взять, к примеру, того же Феникса Бруно. Мальчик талантливый и полезный – но что будет через два-три года, когда он станет реальным конкурентом самому Порфирию? В девятнадцать лет Литот не был таким умным, как проклятый Бруно. И какие у него мерзкие ноготочки, всегда подпиленные и намазанные бесцветным лаком!

Порфирий покосился на инкрустированную тумбочку в стиле псевдоампир, стоявшую шагах в десяти. Тумбочка присела и выжидательно уставилась на хозяина, готовая подкатить в любую минуту.

– Фарфор, – кратко сказал Порфирий. Центурионово сердце уже гудело, как потревоженное осиное гнездо.

Тумбочка подкатилась, на ходу открывая ящички. Литот выбрал небольшую тарелку – белую с росписью. Драгоценный фарфор фабрики «Ликино-Дулево», серия «Сирень». Такая тарелка стоит дороже, чем двухпалубная яхта на воздушной подушке!

– Захар… Дай-ка мне сюда господина Бруно.

Экран домашнего театра с электрическим шорохом распахнулся на половину комнаты, вскоре на нем появилась гладко выбритая физиономия подчиненного. Семиквестор Феникс Бруно сидел у себя дома, прямо на ковре, положив ноутбук на колени – как ни в чем не бывало щелкал кнопочками, потягивая свекольный турбокулер через спиральную трубку.

– Босс, я очень рад… Что-нибудь случилось? – вопросительно улыбнулся он. Вот она, улыбка юного карьериста!

– Вы еще спрашиваете, что случилось? – взорвался Литот. – Какого дьявола вы до сих пор не прислали мне результаты вашей работы?

– Но, босс… вы поставили мне задачу закончить все к восьми часам…

– Молчать! – заорал Литот, разорвал левой рукой ворот рубашки. – Вас не спрашивают… наглец, молокосос! Пока вы работаете в моем Департаменте – извольте делать свою работу вовремя! Да-да! Чтобы через тридцать минут отчет был готов!

– Но, босс…

– Вы еще пытаетесь оправдываться?

– Босс, в городе сотни незаконных групп, которые практикуют похищения несовершеннолетних! Я просто физически не успеваю…

– Закройте ротовую полость!!! – вызверился Литот. – Вы полный идиот, Бруно! Включите мозги! Придумайте, как сузить круг поиска!

– Но… как?

Литот улыбнулся высокомерной улыбкой гениального начальника:

– Знаете, Бруно, почему я стал центурионом? Потому что я умею облегчать самому себе работу! Подумайте, семиквестор: зачем сектанты выкрадывают несовершеннолетних? Зачем?! Неужели для того, чтобы дарить им цветы и угощать мороженым?

– Конечно нет, босс, – лицо Бруно заморгало ресницами. – Они либо требуют выкуп за похищенных детей, либо используют в своих ритуалах…

– Угу, Бруно, угу. А теперь решите: разве школьника Тита Индепенденса Ермака можно украсть для получения выкупа? Разве у него имеются богатые родственники? Не надо быть семи футов под козырьком, чтобы выяснить, что отец-попечитель мальчика – обычный законопослушный интеллигент без чинов и эксклюзивных прав, а дед живет в провинции, где-то под Фолгоградом, и никогда в жизни не имел на персональном счету больше пятидесяти добрых дел? Ну что?! Имеет смысл похищать такого паренька с целью получения выкупа?

– Не думаю, босс…

– Я хорошо вижу, что вы не думаете, Бруно. Я это отменно вижу! Так вот – начинайте вы думать наконец! Мальчика украли, чтобы принести в жертву. А в жертву мальчиков приносят не каждый день! У каждой секты есть один, максимум два главнейших праздника, когда положено совершать человеческие жертвоприношения! Вся информация об оккультных календарях есть в прямом доступе! В любой задрипанной окружной библиотеке! Посмотрите, в конце-то концов, у каких сект в ближайшие дни ожидаются важные даты! И выкиньте из списка всех остальных!

– Конечно, босс… Вы абсолютно правы, босс…

– Через полчаса чтоб был отчет! Или вы… уволены!!! Все, конец связи!

– Босс, я хочу заверить, что…

– Пошел вон!!!

Центурион зарычал – и с наслаждением запустил тарелкой в физиономию Бруно. Тарелка просквозила голографическое изображение и врубилась в противоположную стену чуть повыше новой картины с огненно-винными пятнами: посыпались осколки. Звук показался Литоту восхитительным, но еще большее облегчение доставил вид перепуганного Феникса Бруно. Связь отключилась. Литот, отдуваясь, опустился в кресло. На лице его возникла улыбка:

– Юный гений, понимаешь! Р-раздавлю как таракана!

Посмотрел на часы: без четверти шесть. Если через полчаса не пришлет отчет, лишу квартального бонуса. Увольнять, конечно, ни к чему: пусть работает, пусть пашет. Но – обнаглевшего юнца надо поставить на место.

Захотелось работать. Но еще больше – есть.

– Захар, жрать хочу. Да побыстрее, – процедил Литот сквозь зубы.

Вскоре сквозь верхнюю часть линз он увидел, что на пороге лаборатории появился сервировочный столик с дымящимся петербургером.

«Опять петербургеры», – вздохнул Литот и перевел взгляд на нижнюю часть очковых линз, где уже давно мигала какая-то надпись:

«Работа с информационным массивом завершена. Спасибо за внимание».

Гм, он и забыл про таблетку под языком. Она исчезла, рассосалась.

И хорошо. Теперь Порфирию ничто не мешает протянуть руку к кольцу с черным сапфиром.

Перстень был удивительно легким. Порфирий загляделся на черный квадрат искусственного камня: какая красота! Похоже на дверь в неизведанное, в черную дыру бесконечного познания истины… Сейчас он наденет это кольцо на палец – и станет поистине всемогущим. Он сможет узнать сокровенные тайны любого из живущих на Земле.

Литот продел палец в жаждущее холодное кольцо. Черная коробочка компьютера в нагрудном кармане сладострастно пискнула, уловив частоту орденского перстня. Порфирий содрогнулся от приятного осознания того, что его тело сыграло роль естественного проводника: сигнал прошел от пальца по руке и достиг сердца…

Как-то сладко было понимать, что эта новейшая модель беспроводного компьютера использует для связи между своими элементами физическое тело своего хозяина. Подумать только! Человек как бы совокупляется с машиной, их организмы сливаются воедино! Члены человеческого тела усиливаются компьютером: глаза видят лучше и глубже, постигая скрытый смысл зримых объектов, слух становится более чутким, язык воспринимает не только вкус, но также информацию… Пальцы превращаются в разъемы для дополнительных устройств, надеваемых в виде колец. Новый человек как бы весь состоит из разъемов, его тело – сплошной интерфейс! Язык – дисковод, глаза – экран, большой палец – мышь, сердце – батарея для процессора… А известная писательница Агата Стигмата Фантом и вовсе заказала себе дорогостоящую подкожную клавиатуру – так что теперь кнопки зашиты у нее на животе повыше пупка, и можно набирать тексты гениальных романов, просто постукивая пальчиками по животику – кнопки сенсорные и срабатывают через легкую ткань одежды.

Литот приблизил руку к глазам, любуясь тем, как красиво чернеет камень на указательном кольцеприемнике левой руки. Вот он, момент счастья: через минуту Порфирий узнает главный секрет развитой гуманистической Демократии.

На экране очков появилось предложение ввести имя и пароль для входа в систему Общественной Совести. Пароль… какой еще пароль? Ах, ну конечно… нужно вспомнить, как звали хомяка. Литот с досадой почесал подбородок. В детстве у него было множество роботов в виде хомячков, за которыми по заданию школьного учителя психологии полагалось ухаживать для развития положительных черт детского характера. Электрохомяки были гадкие, капризные, ломались как в прямом, так и в переносном смысле этого слова, поэтому никаких других чувств, кроме ненависти, у маленького Порфирия не вызывали. Всех хомяков звали на один манер: Лукреций, Конфуций, Гельвеций… Кажется, четвертый у нас был Боэцием… ага, угадал.

Пароль был принят, перед глазами центуриона развернулись многочисленные виртуальные панели, полукруглые консоли и штрихпалитры с символами, отдаленно напоминавшими значки древних астрологов. «Неужели во всем этом придется разобраться?» – ужаснулся было Порфирий, но, по счастью, уже через секунду в центре экрана возникла вопросительная надпись:

«Введите имя гражданина – ??????

Введите номер гражданина – ??????

Введите частоту гражданина – ??????»

Недолго думая, Порфирий шевельнул нижней губой, вполголоса произнес имя пропавшего школьника – экран мигнул, и теперь ему предложили сделать следующий выбор:

«Личность найдена. Вы можете:

1. Прочитать ежедневные записи нравственного поведения гражданина;

2. Получить доступ к личной странице гражданина в сети».

Литот выбрал первый пункт. Разумеется, его весьма интересовали самые свежие данные о «нравственном поведении» школьника накануне его исчезновения. Экран померк всего на несколько секунд – и вот потекли строки, цифры, факты… Порфирий читал – и не верил своим глазам:

Время

Источник информации: Деяние – Смысл деяния

Оценка, вед. добра

20.05

Домовой: Тит проснулся на 5 минут позже – развитие независимости, созерцательности, здорового себялюбия.

+ 1

20.15

Домовой: Занятие онанизмом в постели – польза для здоровья.

+5

20.35

Домовой: Тит принял мусс-витопластик гиповитаминный – реализация естественного права на пищу в счет заработанного добра.

–5

20.40

Домовой: Тит включил домашний кинотеатр – жажда знаний, социализации

+3

20.42

Домовой: Тит не захотел смотреть программу «Уроки Толерантности для малышей», переключил на другой канал – отказ от полезных знаний.

–5

20.55

Домовой: Тит вышел из дому, не воскурив ладан перед идолом текущего дня, – отказ от поклонения универсальным силам бытия.

–20

20.55

Домовой: Тит вышел из дому, не полив искусственную герань, – ущерб социализации, чувству единства с природой.

–5

20.57

Уличный фонарь 587-442-5 на ул.Юмашева сообщает: Тит совершил плевок слюной в общественном месте – угроза санитарно-гигиеническому микроклимату района.

–15

20.59

Уличный таксофон 095-31-87-45-16 сообщает: Тит позвонил в Службу вразумления, сообщил о том, что некий прохожий бросил на тротуар кожуру от банана, – предотвращение угрозы обществу, развитие социальной активности.

+50

…До сих пор центурион Порфирий Литот читал на одном дыхании. Теперь дыхание кончилось, во рту пересохло, а вытаращенные глаза заболели от напряжения: «Это что же такое получается? – лихорадочно думал Порфирий. – Это значит… домовые за своими хозяевами следят? И не только домовые, а еще и фонари с таксофонами?» Поток данных захлестнул его с головой, он поплыл дальше по танцующим строкам:

21.05

Входная дверь № 5 колледжа им.Боннэр: Тит опоздал в школу на 5 минут – развитие чувства независимости, собственного достоинства.

+ 1

22.00

Робот-педагог № 28 колледжа им.Боннэр: Тит выслушал урок граждановедения – тяга к социализации, получение общественно полезных знаний.

+25

22.00

Камера в классе № 28 колледжа им.Боннэр: Тит незаметно присвоил фломастер одноклассника – развитие здоровой деловой хватки, навыков конкуренции.

+15

22.05

Одноклассник Клавдий Цугундер Голлим сообщает: Тит сказал, что урок обществоведения был неинтересным, – антисоциальное поведение.

–20

22.10

Камера № 1002 на 10-м этаже колледжа им.Боннэр: на перемене Тит задержался у рекламы нижнего белья для барышень – развитие сексуальной свободы.

+5

23.00

Робот-педагог № 41 колледжа им. Боннэр: Тит выслушал урок экологии – получение общественно полезных знаний.

+25

23.00

Система сигнализации учебника экологии № 8472-453-23: Тит ни разу не открыл учебник в течение всего урока.

–5

23.01

Одноклассник Хильда Помпезия Гульд сообщает: Тит зевал на уроке – антисоциальное поведение.

–5

23.15

Турникет 9032751-451 сообщает: Тит спустился на станцию «Восточное Бутово» системы подземного транспорта.

–1

23.18

Камера в вагоне метро №5743-3424-3 сообщает: Тит уступил место пожилой гражданке – 1) создание позитивного имиджа общественной жизни, 2) ущерб собственному здоровью.

1)+1 2)-3

23.35

Камера № 5 магазина «Роскошные тачки» в Товарищеском переулке: Тит загляделся на удобокат «Менестрель-Брут» в витрине магазина – воспитание здоровых амбиций и тяги к приобретению жизненных благ.

+2

23.50

Дерево 557-18455е7-2 на ул. Марксистская сообщает: Тит совершил плевок слюной, промахнулся мимо мобильной плевательницы – антисоциальное поведение, угроза Санитарному микроклимату.

–15

На глазах Порфирия Литота выступили горячие слезы. «Подумать только! Там, где недоглядели педагоги, на помощь приходят соглядатаи из числа одноклассников… Какая плотная сеть мониторинга!» Разумеется, Порфирий и раньше подозревал, что электронные «очи» и «уши» общественной безопасности размещены повсюду – но кто мог предположить, что камера не просто фиксирует деяние гражданина, но и мгновенно устанавливает его личность!

Более того: не только робот-педагог, но даже обычный уличный фонарь или искусственное дерево способны расценить человеческий поступок как злой или добрый, отослать эту информацию в систему Общественной Совести, после чего с персонального лицевого счета гражданина снимается нужное количество единиц – или, напротив, добавляется, если поступок признан полезным для общества…

Слезы радости стояли в глазах центуриона. Встреча с главной тайной Демократии привела его в тихий, благоговейный восторг: перед мысленным его взором предстала огромная, всепланетная, многоуровневая, всепроникающая, глубоко эшелонированная система слежки – гигантский механизм подглядывания, подслушивания, осведомительства и сигнализации, на котором, как на незыблемом фундаменте, зиждилась вся архитектура современной гуманистической демократии, общества неограниченных свобод.

Какое торжество социальной активности граждан! Даже маленькая девочка в школе заботится о том, чтобы вовремя донести на зевающего одноклассника – исключительно ради общественного блага, чтобы парнишка вырос не антисоциальным типом, а законопослушным, толерантным гражданином! Детишки пекутся о благе социума, докладывая начальству, кто из взрослых бросает банановые кожурки! Даже уличные фонари играют роль часовых Демократии, даже камеры в общественных туалетах стоят на страже законности!

Воистину, только гениальный человек мог додуматься до простейшей и единственно правильной меры: приравнять нравственность к деньгам, добро и зло – к балансу психоматериальных жизненных благ, уровень совести – к уровню комфорта, нравственный закон – к публичному праву. Гениально и просто: делай добро – и будешь жить со всеми удобствами. Не делай зла – и тогда общество не ударит тебя по карману.

В древности человек должен был самостоятельно оценивать свои поступки как добрые или злые. При этом он полагался единственно на личную совесть. У кого-то совесть была развита больше, у кого-то меньше – и возникали недоразумения. Теперь общество взяло на себя груз нравственной оценки поведения граждан. Каждому человеческому деянию подобран эквивалент, выраженный в определенном объеме жизненных благ. Помог старушке перейти через улицу – получи десятку, теперь ты сможешь позавтракать. Спас ребенка из огня – заработал тысячу, имеешь право отправиться на курорт или заказать о себе хвалебную статью в журнале.

Делать добро стало попросту выгодно. Личная человеческая совесть, вещь непонятная и неуправляемая, благополучно отжила и погибла. Ей на смену пришла совесть общественная, математическая, опирающаяся на всю полноту государственной власти.

Понятно, что единственным условием функционирования общественной совести является механизм тотальной слежки. Ничто не должно укрыться от совместного ведения справедливого общества, взявшего на себя тяжкую обязанность следить за нравственным поведением граждан, стимулируя их к добру и отвлекая от зла. Совместное ведение, транспарентность духовной жизни – это и есть совесть гуманистического общества.

Именно тотальный мониторинг позволил человечеству преодолеть стыд. К чему стыдиться того, что у тебя есть любовница, если это и так невозможно скрыть – ни от фонарей на бульваре, ни от деревьев в саду, ни от собственного домашнего компьютера? Зачем подростку воздерживаться от онанизма и наркотиков, если система всеобщей слежки публикует данные о том, что и тем, и другим увлекаются большинство его сверстников? Так онанизм и наркотики стали общепризнанным и общепринятым явлением, социальной нормой. Общество перестало стыдиться этих и других проблем, а государству оставалось теперь лишь следить за степенью развития этих явлений, удерживая необходимое зло в отведенной для него нише. «Я человек, и ничто человеческое мне не чуждо» – этот древний девиз первых просветителей гуманистов в XXI веке наполнился новым, обогащенным смыслом: общепринятое зло перестало считаться злом и приобрело характер социальной нормы [37].

Супруги перестали скрывать друг от друга факты измены, перестали стыдиться романов на стороне – и семья исчезла, отмерла как рудимент прошлого. Ушли в прошлое такие смешные пережитки древности, как уважение детей к родителям (как можно уважать родителей, когда ты прекрасно осведомлён обо всех их грешках), потеряла смысл тайная благотворительность, почтение к воинским и трудовым свершениям, к старейшинам рода. Смешными сделались любые попытки воспевать героизм великих соотечественников (разве можно считать героем полководца, о котором доподлинно известно, где и когда с ним случались нравственные падения). Ушло, кануло в Лету и многое, многое другое, совершенно ненужное современному человечеству.

Осталось лишь то, что реально работало на благо общества. «Добро» стало синонимом социально полезной деятельности, а «зло» отныне обозначало все то, что может повредить общественному благополучию, стабильности.

1.05

4.05

4.10

+5

4.20

4.25

А вот эта информация уже имеет прямое отношение к делу о пропавшем мальчике! Потирая руки, Порфирий еще раз перечитал последние несколько записей. Ага… пометим себе: поезд на Фолгоград, вагон номер 18, симпатичная соседка в купе и – судя по данным вагонного унитаза, серьезное расстройство желудка… Уж не отравила ли его попутчица?

Парень исчезает из поля зрения системы в 4:20 утра, через десять минут после того, как он вышел на вокзальный перрон в Фолгограде… Зачем его понесло туда, в Фолгоград, за тысячу с лишним километров от дома? Стало быть, все-таки паренька никто не похищал, он попросту сбежал… Или – беднягу заманили?

Между прочим, Фолгоград – это столица штата Астрапелаг. Штат не простой, а приграничный… Этот город находится в нескольких десятках километров от побережья Астраханского моря, которое, как известно, относится к числу так называемых «утраченных регионов», на территории которых не действуют системы гарантированной безопасности. В Астраханском море есть несколько сотен мелких островов, которые официально считаются необитаемыми – а что там творится на самом деле, никто не знает. За исключением, может быть, Маэстро Гилльома и некоторых других членов Совета Шестисот.


И все это – благодаря тесной сети маленьких камер, глазков, «жучков», осведомителей, добровольных информаторов – миллионов людей и устройств, слившихся в едином порыве благородного социально полезного стукачества во имя общей великой цели: оградить, сохранить обожаемую Демократию – единственный тип государства, способный гарантировать каждому своему гражданину-осведомителю естественное и неотъемлемое право жрать, спать, сношаться, завидовать и превосходить, приобретать желанные вещи, хотеть большего и получать больше, реализовывать свои инстинкты и таланты, волеизъявляться, платить налоги и умирать совершенно свободно, законно, независимо и с чувством собственного достоинства.

Порфирию хотелось вскочить, сладко разрыдаться, распахнуть окно и кричать, кричать во все горло: «Да здравствует Демократия!», «Да крепнет Совесть общества!» – но нет, он не мог оторваться от чтения. Вся жизнь незнакомого прежде мальчишки вставала перед его глазами – минута за минутой, шаг за шагом:

24.00

Робот-кондуктор № 1 8 поезда Электросталь– Фолгоград: Тит оплатил проезд до Фолгограда

–50

0.20

Администрирующая программа личной ячейки Тита И.Ермака в глобальной сети: Тит сделал запись в дневнике практики – развитие навыка транспарентности, социальной открытости.

+2

0.30

Камера № 10 в вагоне № 18 поезда Электросталь – Фолгоград: Тит неприлично долго (11 сек) смотрел на живую гражданку противоположного пола – ущерб чувству женской независимости.

–25

0.40

Унитаз № 1 в вагоне № 18 поезда Электросталь– Фолгоград: Тит воспользовался туалетной комнатой.

–5

Телефон № 3 в вагоне № 18 поезда «Электросталь – Фолгоград»: Тит совершил звонок в Лигу борьбы с диареей.

Камера № 56 на 2-м этаже Северного Гражданского вокзала г. Фолгограда: проходя мимо идола Гермеса в зале прибытия, Тит не поклонился божеству – отказ от поклонения универсальным силам бытия.

Камера № 88 тротуара № 20 Северного Гражданского вокзала: Тит изучал рекламные объявления – развитие социальной активности, уважение к жанру рекламы. Биологическая смерть или выход за пределы зоны устойчивого мониторинга. Баланс добрых дел на конец мониторинга.

«Хе-хе, – подумал Литот, – хе-хе-хе. А мальчик-то и впрямь непростой».

Он все-таки не сдержал энергического порыва, вскочил на ноги, пробежался в дальний угол до флага, потом вдоль пластиковых шкафов с книгофильмами – и вернулся к письменному столу. Голова звенела от впечатлений. Он не мог долго думать о пропавшем мальчике, мысли путались, вновь и вновь возвращаясь к скрытому механизму Общественной Совести. Масштабы и мощь всепланетной системы нравственного контроля поразили Порфирия до глубины души. Вот на глаза попался крошечный глазок видеокамеры над дверью, ведущей в каминный зал, – Литот подмигнул ей как доброй подруге. Милая камера… одна из миллиона маленьких служанок Демократии.

Кстати говоря… забавно было бы глянуть… одним глазком… что там пишут про самого Порфирия?

Он ввел свое имя в строке поиска и снова уставился в экран.

11.45

Домовой: подача удобоката с полностью заряженной батареей.

–50

11.55

Домовой: выезд на работу в неурочное время.

+200

12.03

Дерево номер 5436-23-32р-62 на ул. Косыгина: выбросил из окна обертку. Угроза экологии.

–25

12.30

Администратор Даун Дауна: профессор опоздал на аудиенцию.

–1000

13.00

Самокат профессора, № 888754А: профессор резервировал транспортный пул «Моховая – Маяковка».

–50

15.05

Метрдотель симпозитария «Пантагрюэль»: профессор оплатил дневной пир в декорациях на 4 персоны.

–1600

15.15

Самокат профессора № 888754А: профессор резервировал транспортный пул «Маяковка – Воробьевы горы».

16.55

Домовой: профессор тренировал искусство гнева на механическом противнике.

+100

17.00

Домовой: в течение часа профессор работал в неурочное время, служил Минерве.

+500

17.45

Домовой: профессор провел воспитательную работу с подчиненным – тренировка начальственного гнева.

+200

18.00

Домовой: профессор в течение часа работал в неурочное время, служил Минерве.

+500

18.00

Домовой, по счетчику: потрачено 100 единиц очищенного обогащенного воздуха.

–10

18.01

Домовой: потрачено 10 единиц ментопарфюма «Бодрость».

–50


Какое странное чувство… Порфирий поежился, ему показалось, что в лаборатории стало как-то прохладно, почти промозгло. «Занятное дело… стало быть, мой собственный домовой, мой душка Захар, шпионит за мной? Обо всем сообщает в систему Общественной Совести: о каждом съеденном бутерброде, о каждом урчании в желудке…»

– Захар! – Порфирий ощутил необъяснимое раздражение, с которым сложно было сладить. – Захар, ты что же? Обо мне докладываешь в систему Совести?!

– А как же, профессор? – донесся вежливый голос с потолка. – Это важная и неотъемлемая функция всех домовых на планете: информировать систему о поведении своих хозяев. Как иначе? Ведь система Общественной Совести – наша домашняя матрица, мы все к ней приписаны, перед ней и отчитываемся.

– Да почему же ты раньше не признавался?!

– Ведь вы не спрашивали, профессор.

– Гад! Захар, ты сволочь! Что значит «не спрашивал»?

Литот уже гневался. Нет, его отнюдь не шокировало то, что весь мир шпионит за ним, включая его собственную кровать, унитаз и умывальник. Это нормально, потому что открытость есть необходимое условие существования в демократическом обществе.

Взбесило Порфирия немного другое. То, что Захар, его слуга, приглядывает за ним – будто не он, Порфирий, главный в доме. У Порфирия до недавнего времени не было связи с системой Совести, а у Захара – самая прямая связь. Возникло ощущение, будто Захар приставлен к профессору по-отечески приглядывать за ним, корректировать его поведение и регулярно докладывать обо всем в вышестоящие органы, в систему Совести.

Ощущать себя подопечным, воспитуемым было как-то унизительно. Надо было немедля разрядиться, иначе весь вечер пойдет наперекосяк.

– Захар! – глухо позвал Порфирий. – Казака мне! Или нет… казак уже был. Кто там еще из злодейских архетипов?

– Есть Калигула, Нерон, Синяя Борода, Индеец Джо, Иванушка-дурачок, злой царь Иван Грозный, царский городовой, фашистский оккупант, советский оккупант…

– Давай советского оккупанта.

Через минуту из стены вышел низенький человек в зеленой каске, крылатой плащ-палатке с древнейшим стрелковым устройством, болтавшимся на груди. У человека были омерзительные голубые глаза, уродливо курносый нос, пошло румяные щеки и самокрутка в гнилых зубах.

– Руки вверх, – пьяным голосом сказал советский воин-закабалитель, направляя на центуриона ствол «ППШ».

Литот быстро протянул руку и схватил тяжелое пресс-папье в виде головы великого гуманиста и просветителя Збигнева Бзежинского. Тяжелая голова метко и веско угодила солдату в голову, он схватился за ушибленное лицо:

– Йо… Мать…Перемать!

Сказав это, солдат попытался вытащить из-за сапожного голенища ржавый кинжал для разделки медведей. Минуты через три ему это удалось. Размахивая ножом, он крикнул «За Родину!» и кинулся на Литота.

Порфирий не спеша поднялся на ноги, вынул из-под себя стул и лениво бросил в солдата. Стул также угодил солдату в голову – брызнуло красным. Солдат-оккупант уронил «ППШ» и рухнул на ковер.

– Это тебе за варварское разрушение Дрезденской галереи, славянский вандал! – сказал Литот. Он подошел и наступил гадкому оккупанту на кисть левой руки. – Это тебе за взорванные города! За убитых старушек из варшавского гетто! За стонущую землю оккупированной Белоруссии!

Каска свалилась с головы робота, разметались отвратительные белобрысые кудри. Литот поднял с ковра «ППШ», взял за ствол и занес тяжелый приклад над поверженным противником:

– А это – за атомную бомбу, которую вы сбросили на Хиросиму и подстроили все так, что весь мир подумал, будто это не советская, а американская бомба!

Приклад угодил солдату… правильно, в голову. Что ни говорите, а Литот прекрасно крушил черепа. Его учили этому еще в полицейской академии. Чиновник 28-го градуса Гильдии Гнева просто обязан уметь разбивать черепа, иначе ему не сделать карьеры в правоохранительных структурах.

– Захар! Убери дерьмо с ковра, – бросил Литот, возвращаясь к письменному столу. Настроение опять нормализовалось, захотелось работать, служить обществу, искоренять зло.

«Итак, на чем мы остановились? – Порфирий хрустнул пальцами, снова надел золоченый наперсток, прицепил кольцо микрофона к нижней губе. – Ах, ну да. Самое главное: личный ящик пропавшего паренька, его персональная ячейка в глобальной электронной сети. Обычно информация в таких ячейках тщательно охраняется от посторонних глаз. Но перстень с черным сапфировым квадратом обеспечивает доступ в любой уголок виртуального пространства…»

– Тит Индепенденс Ермак, личный дневник, почитать, – тихо сказал Порфирий.

«Доступ к личному ящику гражданина предоставлен» – прозвучал мелодичный дамский голос в наушниках. Литот обратил внимание, что текст дневниковых записей, набранный, понятное дело, рукой самого мальчика, был снабжен техническим ярлычком с эмблемой Ордена. Это было нечто вроде архивного формуляра, который виден только тем пользователям, которые проникали в персональную ячейку Тита Индепенденса Ермака через «черный», технический ход:

ИНФОРМАССИВ 61127489658673156, приписка: ФОЛГОГРАД-11957

ВНИМАНИЕ: только для служебного пользования внутри инфраструктуры Абсолютно Необходимой Службы Мониторинга Социального Климата (АНСМСК) Ордена Контроля Равновесия. Нижеследующая информация засекречена по формуле ККК-1, основание: распоряжение электростальской Претории.

– «Подлежит изъятию из публичного пользования для последующей аннигиляции». – Из резолюции Руководительствующего Совета Шестисот за № 40, накануне генварских календ, 1099.

– «Чудовищно. Обезвредить немедля». – Марк Революций Альба, Претор. Календы генваря, 2099.

– «Засекретить срочно, инициировать охоту на копии» – Фелиция Дискавери Хэнке, председательствующий эдил по реалиям информационной безопасности. Календы генваря, 2099.

– Отчет АНСМСК от мартовских ид 2038 года за № 778: в соответствии с инструкцией «О консервации энтропической информации» резервировано 4 криптокопии:

1. В информаторий Руководительствующего Совета Шестисот;

2. В персональный дэйтабанк Атлантической консулатуры (сеть «Глимпс»);

3. В закрытый фонд Глобального Психиатрического центра профилактики эпидемий душевных болезней им. Фройда – под личную ответственность академика Знобеля Фруля Любатника;

4. Для столичной кунсткамеры (закрытый доступ, гриф 100).

Прочитав сие, центурион Литот попросил вывести на экран первую часть дневниковых записей пропавшего мальчика.