"Тупик Гуманизма" - читать интересную книгу автора (Миронов Арсений)ЛЮБИМЫЙ ГОРОДПрижав горячую щеку к прохладному пластику прозрачного купола старенькой кабины, квестор Порфирий Литот любовно глядел в широкое черно-оранжевое небо ночной Москвы. Моторикша попался хороший, бежал резво, лихо обгоняя и расталкивая других извозчиков – такси так и летело по самой середине четвертого яруса величественного моста через Москву-реку. Даже отсюда, с низменного четвертого яруса, открывался незабываемый вид на грандиозную, такую неповторимую и каждую ночь по-новому прекрасную, искрящуюся огнями, счастливую столицу. Квестор любил Москву всем сердцем, всеми фибрами своей интеллигентской, космополитической души. Ему нравились бледно-голубые, холодные и высокомерные столбы Торгового Центра на Бережковской набережной – «Тройняшки», как любовно называли их москвичи, нравился крошечный, зеленый от времени памятник Христофору Колумбу, такой жалкий и совсем потерявшийся рядом с золотистой громадой Атомного центра у Крымского моста. Порфирий Литот мог часами смотреть, как отражается в желтой воде Москвы-реки гигантский пылающее-алый гриб Центра восстановления здоровья, воздвигнутый на месте архаичной застройки древнего Замоскворечья – под его куполом, казалось, конденсировалась невообразимая энергетика, исходившая от сотен игровых столов, рулеток и автоматов, веселая энергия риска, дышавшая в радостных выкриках счастливчиков и в алчных, завистливых выдохах проигравших… Подумать только, целые кварталы «одноруких бандитов», площадь Рулетки и гигантская Баккара-плаза, тихие дворики в ретростиле со столами для игры в домино и недорогим пивом а 1а Sovetique, широкие проспекты для тараканьих бегов, многокилометровые трассы для лягушачьих скачек, и под самым куполом, на подвесных платформах – десятки залитых светом рингов для гладиаторских боев… А в небольшой пристройке из черного искусственного мрамора с готическими окнами – легендарный Клуб «Эффектный выход» для желающих красиво расстаться с жизнью: широкий выбор суицидальных методик от классической цикуты и публичного вскрытия вен до более экзотических программ – «Прыжок с Останкинской башни», «Смерть от оргазма», «Участь Элвиса» и другие. Чуть в стороне от алого гриба – бледно-розовая пирамида недавно отстроенного Сексодрома в Нагатинской пойме: здесь найдешь все, чего требует изнеженная плоть: пышные бульвары с высокооплачиваемыми жрицами свободной любви, уютные стрип-бары и салоны для самоуслаждения и, конечно же, тематические парки для заказных оргий с декорациями Древнего Рима и Вавилона, Содома и Гоморры, Парижа времен Людовика XV и ельцинского Петербурга… На площади Свободы – величественный храм Афродиты Пандемос, а чуть к западу светлеют чистенькие белоснежные корпуса Центрального Абортария: день и ночь здесь трудятся сотни медиков, ежедневно уничтожая от трех до шести тысяч вредных болезнетворных человеческих зародышей, нарушающих права женщин на свободную счастливую жизнь, а также оказывая гражданам бесплатную помощь по стерилизации и физическому наращиванию органов. А вот и знаменитый Дворец Ужаса, утопающий в искусственной зелени Нескучного сада – вот уж где действительно нескучно: десятки талантливых актеров, загримированных под маньяков и мумий, таятся в черных зарослях, среди разрытых могил и развалин. Мумифицированные кошки и жестокие клоуны, безумные хирурги и гадкие полуметровые личинки – любитель острых ощущений найдет здесь развлечение по вкусу. Можно остановиться в отеле «Калифорния», чтобы обнаружить в постели змеиное гнездо, а в тарелке – чей-то оторванный палец; можно наняться на работу к графу Дракуле и попробовать вкус настоящей крови, а сколько милых забав таят тенистые беседки и хрустальные павильоны, пыточные камеры и заброшенные котельные, полуразрушенные склепы и мавзолеи! По левую руку сияет и светится чудесный, похожий на остекленевшую вспышку салюта, шоппинг-центр на Дорогомиловской, построенный еще при консуле Лютере Пробе и так полюбившийся москвичкам. Двадцать этажей под землей и четырнадцать прозрачных башен, взлетевших в небо как иглы гигантского кристалла – настоящий рай для тех, кто охвачен покупательской лихорадкой, страстью выбирать, примеривать и приобретать. Многие проводят в шоппинг-центре им. Лютера Проба половину жизни, благо в любое время для покупателей доступны гостиничные номера на любой вкус; согласно статистике, более 8,5 процента москвичей постоянно живут в торговых комплексах: спят, обедают, знакомятся, проводят досуг и – даже умирают среди витрин, манекенов и демонстрационных стендов. Сразу за шоппинг-центром – Галерея модных искусств имени Марата Хельмана с ее уникальной коллекцией человеческих экскрементов, далее, на другом берегу Центрального арыка – миниатюрная (всего 20 метров в высоту), но такая изящная и исполненная глубокого смысла статуя Фаллоса Арбатского в обрамлении анимированных бюстов (и торсов) великих поэтов человечества, в разное время воспевавших идею Плодородия и Свободно Ориентированной Любви. Еще дальше сквозь таинственную синеву непременного московского смога уже можно разглядеть симпатичный «Пузырь», как его называют горожане, – древнее здание МИДа, одну из трех сталинских высоток, сохранившихся до наших дней. Это небольшое здание сильно пострадало от землетрясений и в 30-х годах было перестроено, а еще двадцать лет спустя – увенчано огромным шаром из монолитного металлопластика, в котором на пятидесяти этажах в современных офисах с прозрачными стенами, полами и потолками разместились сотни частных фирм, контор и общественных организаций. Красноватый холм вон там – это мемориал на Поклонной горе: этот оригинальный по творческому замыслу и исполнению мраморный памятник в виде огромного перезревшего фурункула посвящен светлой памяти всех борцов за права человека, в разное время населявших Землю. Совсем вдали – как призрак, утопающий по пояс в синем мареве отработанных газов, сгущающихся над Садовым Кольцом, подобно северному сиянию мерцает небоскреб Евразийской штаб-квартиры Голоса Глобальной Справедливости, подмявший под свое массивное основание добрую треть старого города от проспекта Анны Карениной и улицы Л. Т. Стого до Буль-кольца с его незабываемыми кислотными фонтанами и веселым студенческим кварталом «Каннабис» в районе бывшего факультета журналистики. Рикша пролетел по мосту слишком быстро. Мост закончился, скучные жилые небоскребы на Спортивной вытянулись в шеренгу, заслоняя великолепный вид: со стен домов и с панелей шумореза в лицо квестору замелькала однообразная серо-голубая реклама: мускулистый древнегреческий воин в камуфлированном Мужском корсете «Гераклипс». Квестор уныло моргнул, отклеил щеку от пластикового окошка, нехотя покосился на пирамиду с видеокнигами в углу кабинки. Книги были грязноватые, захватанные пальцами тысяч пассажиров – однако Литот чувствовал, что ему надо хоть ненадолго отвлечься от навязчивых мыслей о проклятой башне в Тупике Гуманизма, об убитой старухе с девичьим лицом, о таинственных сбоях в системе идентификации… Литот наугад достал крупную и тяжелую книгу в строгом розовом переплете с золотым тиснением. «Только не детектив, ну пожалуйста», – успел просительно загадать сыщик. Это оказался один из последних томов «Релятивной истории человечества» Айзека Моратория Кегля, известного последователя классической хоменковской школы. Литот разогнул пыльный том, весивший добрых полкило, и уставился в оживший экран, где уже высветилось название книгофильма: «Ассоциация имени Хоменко и Фонд классических исследований бытия представляют: Том четвертый: «Кто похитил историю?» Квестор не любил экранизированные книги, поэтому он привычно переключился в текстовый формат. Лениво скользя глазами по буквам, впустил в сознание половину абзаца: «…следует привести несколько неопровержимых доказательств того, что Москва издревле была сугубо мусульманским городом. Учитывая, что Косово – это всего лишь сокращенный вариант названия старинной московской улицы Рокоссовского, можно предположить, что мощнейшая албанская диаспора не только существовала в российской столице в 2000—2001 годах, но и с оружием в руках сражалась за национальную автономию. В сущности, мифический город Приштина, о котором встречаем множество упоминаний в американских летописных источниках конца двадцатого столетия, есть не что иное, как улица Пришвина в Москве, где происходили погромы албанского населения». Занятно, подумал квестор и, нажимая кнопочку, пролистал еще несколько страниц. «Шредер и Ширак есть, безусловно, одно и то же имя известного европейского деятеля, произносимое по-разному у германцев и галлов. В России этого легендарного политика называли Шойгу, в Корее – До-Ширак, в Италии в его честь был даже назван целый город – Ширакузы. Устаревший русский глагол „ширнуться“ и производное от него существительное „ширево“ также намекают на особую роль Шредера-Ширака в прокладывании основных магистралей наркотрафика из Афганистана в Западную Европу. В то же время, совершенно очевидно, что мифический президент Ельцин – не кто иной, как Оскар Фельцман, выдающийся деятель русской культуры, который был избран главой государства на выборах 1996 года и проработал весь первый срок в маске Бориса Эль Цина». Квестору надоело вглядываться в пыльный экран учебника, он захлопнул его и поставил на место. Старуха с румяным лицом, рослая ведьма с синими глазами, прикидывающаяся немощной пенсионеркой – вот что волновало Порфирия все более. Ведь он собственноручно засадил ей капсулу между лопаток! Куда она подевалась из оцепленного здания? Почему штурмовики не нашли в ее странной квартирке ни тела самой хозяйки, ни беспризорного ребенка, который должен был валяться там, обкуренный ароматами «Майской ночи»? Бабка очень похожа на главное действующее лицо в преступной схеме. Она удерживала девочку в качестве заложницы, она хранила в резном сундучке что-то таинственное и неприкосновенное, у нее в квартире был слезоточивый газ… Стоп! Квестор вздрогнул. Как он мог забыть главное: удар, нанесенный ему в голову уже на пороге старухиной квартиры! Сначала – на входе. И потом такой же удар – на выходе, в те первые мгновения штурма, когда он судорожно убегал, спасаясь от разрыва шариковой бомбы! Старуха оставалась лежать в большой комнате, в «служебном помещении». Тогда… кто ударил его в темноте? Значит, был еще кто-то в квартире номер 100. Кто-то, кого не видел ни квестор, ни штурмовики, ни камеры слежения… – Бяка эльф кусь-кусь-кусь… – отдаленным эхом прозвенело у сыщика в голове. Он забылся, склонив голову на подушки. Розовая книга выскользнула из замшевых пальцев. Квестор Порфирий Литот проспал всего минут сорок – и пробудился от милого, такого знакомого попискивания цифрового запястья. Он раскрыл глаза – сразу понял, что устройство ожило: в темной кабинке стало светлее от потеплевшего оранжевого экранчика. «Радуйтесь, великолепный квестор, – подмигивало с экранчика дежурное приветствие. – Сегодня вторник, 23:58, температура воздуха – 27°С, влажность 93%. Ваш пульс несколько повышен, давление в норме. Удачного рабочего вечера». В кармане добродушно гудел проснувшийся «сундук» – видимо, злая магия, сбивавшая с толку идентифицирующие устройства, ослабевала по мере удаления квестора от проклятого здания. Порфирий почувствовал счастье: чары отступали, за окном замелькали знакомые музыкальные фонтанчики и аккуратно подстриженные пальмочки старинного московского района Алтуфьево-Цекалово. Рикша затормозил на люцифоре, дожидаясь фиолетового сигнала: с ближайшего рекламного панно на Литота уставилась поджарая девица с мускулами под обтягивающей майкой: «Будь мужчиной! Будь сильным! Запишись в секцию „Вашингтонский стрелок“ уже сегодня!» Рекламная барышня хотела сказать еще что-то – но панно вдруг померкло. На черном экране высветились цифры точного времени: 23:59:59. «Ах, ну конечно, – опомнился квестор, – новый день начинается». Секунда – и панно засветилось каким-то новым светом: мягкое серебро волнами залило поверхность, полетели узкие золотистые облака – и взмыл в высоту крылатый сандаль Меркурия, горделивый международный символ свободного бизнеса, ловкости и предприимчивости. Вторник сменился средой, марсодей уступил место меркуцию – и весь город автоматически преображался. Воинственные, напористые рекламные имиджи сменились более прагматическими, игровыми и по-доброму провокационными. «Мужественная» красновато-пурпурная иллюминация зданий отключилась. Вместо нее мгновенно заискрились, пульсируя в деловом ритме, миллионы мельчайших искорок, крошечных лампочек, проблесковых маячков: Гермес-Меркурий, неподражаемый кумир авантюристов, мошенников и сребролюбцев вступал в свои права над городом. Секунда – и налоги, взимаемые с игорных домов, стали равны нулю. Секунда – и регистрация нового предприятия занимает в десять раз меньше времени. Меркуций наступил – и, согласно Конституции, никто не вправе досматривать грузовые фуры, устраивать проверки систем пожаротушения и санитарно-гигиенических условий производства. Закрывается таможня, отменяется судопроизводство по гражданским и налоговым искам, зато с утроенной энергией начинают бегать биржевые дилеры и продавцы в шоппинг-центрах: среда – лучший день покупок. Так он начинается, еженедельный праздник свободной конкуренции – уже гудят, разогреваясь перед началом деловой страды, тысячи кофейных машин в офисах и конторах, уже защелкали золотистые замочки кейсов, миллионы галстучных узелков энергично затягиваются под жестко выбритые подбородки, красятся ногти в цвет мерцающей ртути, грузятся биржевые сводки на плоских экранах, и первыми ласточками разлетаются по коридорам курьеры, секретарши, перепуганные бухгалтеры, радостные япи, потирающие потные ладошки перед клёвой сделочкой… С обновленного рекламного панно в глаза квестору вместо мускулистой девицы уже смотрела симпатичная девочка-подросток, затянутая по горло в тончайшую серебристую чешую: «Учись развлекаться. Сходи в казино!» – соблазнительно мерцало на экране; до слуха донесся синтезированный звон монет. Моторикша рванул на фиолетовый, Порфирий Литот откинулся на спинку и подумал: молодец, какой все-таки молодец этот Черный Эрго. Ведь он успел провести штурм до полуночи – а теперь все, никаких силовых акций до вторника! В среду – день бизнеса и законной конкуренции, в четверг – сплошные юпитерианские пиршества и попойки, в пятницу – милые венерические оргии, в субботу [12] – все отмокают, медитируют… В воскресенье – то бишь в солодей – сплошные религиозные шоу, в понедельник – время, специально отведенное для митингов протеста, критических выступлений в адрес власти. Только один день – вторник – выделен по Конституции для того, чтобы Претория и все ее многочисленные спецслужбы проводили свои активные мероприятия. А что делать? Такова современная гуманистическая демократия с ее балансом прав и интересов самых различных категорий граждан. И то хорошо, что хоть из уважения к Марсу и Минерве оставили день для силовых акций. Вот и получается: шесть дней думаешь, разгадываешь, планируешь и терпеливо ждешь вторника – а во вторник: «сундук» в когти – и вперед реализовывать задуманное… Вот и милый, милый дом. Тихий дворик в колодце четырех сорокаэтажных десятиподъездных зданий, такой знакомый с детства. Здесь совсем карапузиками, под присмотром робонянечек копошились в базальтовой песочнице, строили вавилонские башенки и зиккуратики для пупсиков. Потом играли в Дядюшку Скруджа и его племянников, чуть постарше – в трансформеров-убийц, еще постарше – разбивались на северян и южан, причем все хотели быть Линкольном, а генералом Ли никто быть не хотел, и квестору приходилось брать на себя эту гадкую роль. Вот здесь, среди старых пальм – ах нет, пальмы появились позже, тогда еще росли тополя – бегали с игрушечными лазерными мечами, устраивали засады, играя в маньяков-убийц… Славная, счастливая пора. Квестор вылез из кабинки, привычным взмахом руки рассчитался с моторикшей и не спеша пошел по двору, волоча ногу, глядя на любимые старенькие фонтаны, на такую привычную, уже лет двадцать мигающую над подъездом рекламу Химкинского абортария, на симпатичное кладбище домашних животных с его золочеными склепами, кошачьими пирамидками и жертвенником Диане. Нежный голосок окликнул квестора из беседки, увитой искусственным плющом – это маленькая соседка квестора, шестилетняя рыжекурая Эммочка, заметила дяденьку Порфа и улыбается, машет ручкой с зажатым в пальчиках детским шприцем. Все как всегда: Эммочка колется и кайфует в беседке, чуть вдали компания подростков играет в камеру пыток, потроша резинового полицейского: оживленно гомонят и весело улыбаются, наматывая игрушечные кишки на лезвия пластмассовых ножей. Квестор тоже любил эту игру, забавное занятие – только в пору их юности полицейских не было, продавались разные инопланетяне и сказочные уродцы. Старый механический швейцар с шутовским именем Иван, ржавый и скрюченный, распахнул стальную дверь. – Иван, у тебя есть бутылочка? – спросил квестор, чуть краснея. Он всякий раз смущался того, что покупает спиртное у швейцара. Но что поделать, если Домовой компьютер Порфирия наотрез отказывается закупать алкогольные напитки. Да еще ссылается при этом на дурные результаты тех анализов, которые якобы регулярно получает у Порфирия его собственный унитаз! – Конешна ешть, барин! Как не быть, – проскрежетал избитый коррозией робот. Полез в тумбочку мини-бара, вынул крошечную фляжку с кофейным ликером «Сомнамбула». – Одна бутылошка штоит дешять единиц добра. Школько будете брать, Порфирий Петрович? – Две давай, – быстро сказал квестор. Сунул под рваное пончо, прощально взмахнул рукой. – Не ушпел я, – вздохнул Иван.. – Шканер плохо шчитывает. Еще ражочек пожалуйте. Порфирий поднял руку и пару раз провел влево-вправо перед самым носом у робота. – Ага, вот теперь хорош, – кивнул Иван. – Двадшать пунктов доброты шнято с вашего шчета, барин. На шчету ошталось двадцать две тышячи тришта вошемь единиц добра. Вшего доброго, барин! – И тебе, старый, – улыбнулся Порфирий. «Верный друг Ивашка! – подумалось ему. – Что бы я делал без твоего мини-бара?» В чистеньком лифте привычно, приятно пахнет сигаретами, анашой, чьим-то недорогим ментопарфюмом и лаком для собачьей шерсти. Пятый этаж, левая дверь из матового бронированного стекла радостно отползает в ответ на взмах хозяйской руки, обувная электрощетка выбегает с восторженным писком, как крошечная собачка. Все, вот мы и дома. Не тут-то было: расслабиться не удалось. Не успел Порфирий переползти порог, сбрасывая туфли на растерзание электрощетке, как механическая горничная, встречавшая хозяина натруженной улыбкой, огорошила совершенно неожиданным вопросом: – Добрый вечер, великолепный хозяин. Вам и вашей даме приготовить деловой кофе или постель в будуаре? – Какой даме? – уставился квестор. – Но ведь… насколько я вижу, хозяин сегодня пришел не один… Очаровательная дама… Мадемуазель Ямайка, мы рады видеть вас! – И ты туда же?! – Порфирий навис над служанкой, сжимая кулаки. – Молчать! Горничная отскочила. Квестор сорвал с руки запястье, швырнул в служанку. Пиная пугливо разъезжающиеся тумбочки, гневно сопя, прошел в комнату. Вытащил из подмышки «сундук», бросил на стол. Покопался в кармане – кинул туда же, на бежевый бархат столешницы, смятое искусственное ухо. – Халат мне! Любимый!! Пятнистый!!! Дверь гардеробной испуганно отпрыгнула, квестор вломился внутрь, со вздохом поднял руки, предоставляя суетливому корсетнику стаскивать с него пончо и рваные брюки. Когда робот снимал с Порфирия галстук, прохладные зажимы скользнули по шее – квестор вздрогнул от дурного воспоминания. М-да, вспомнил вдруг рогатого корсетника в проклятом доме. Тьфу. У меня корсетник новенький, современный и аккуратный, а там была модель столетней давности… Проклятье! После этого ужаса в Тупике Гуманизма начнешь с подозрением коситься на собственную прислугу… И все же зачем, зачем этот аппарат с вешалками на башке вылез из своей квартиры на лестничную клетку, а потом даже в лифте катался! Это же невообразимо! Разве может домашний робот выйти за порог квартиры? Только в том случае, если Домовой компьютер сошел с ума и послал его туда на разведку… – Мамай. [13] – хрипло позвал квестор. Он вспомнил, что должен дать собственному домовому пару срочных поручений. – Слушаю вас, хозяин, – донесся журчащий голос из-под потолка. – Мамай, видишь, мне плохо. Я устал. Сегодня веди себя хорошо, не огорчай, ничего не путай, – квестор переступил с ноги на ногу, позволяя корсетнику стащить с себя брюки. – Теперь слушай меня, Мамай. Во-первых, посмотри там в почте, должен прийти цифровой пакет от Домового компьютера гражданки Хари Камбио Эрцгерц. – Уже пришел, хозяин. Вижу его, – прожурчал домовой свыше. – Распечатай его и сохрани в архиве. Это первое. Теперь второе… Он терпеливо подождал, пока корсетник стаскивает носки. Щекотно. – Второе. Ванну хочу. Третье – кушать хочу. Еще что-то хочу… Забыл. Гм, ага. Посмотри-ка мне полную версию личного дела Евы Доки Певц, старушки, проживающей в Тупике Гуманизма, дом 400, квартира 100. Вроде пока все. – Вопрос? – Валяй. – Что хозяин планирует делать с нашей очаровательной гостьей? Я могу приготовить трехглавую утку по-пекински со шведским душком и воздушным соусом по древнему рецепту римских императоров, а к утке подать алеатико и фрукты… – Тля, – сказал квестор. – Хорошо-хорошо, фруктов более не предлагаю. Тогда, может быть, мороженые уругвайчики? – Тля, – повторил Порфирий обреченно. – Ну откуда, откуда это на мою голову? – Я подумал, что уже среда, поэтому подойдет что-нибудь в духе бизнес-ленча, легкое и спортивное, но если вы хотите гамбургер из соевой баранины или равиоли с фасолью, то… – Заткнись, сделай милость! – рявкнул Литот. – Ванну мне, апельсиновую! Вышел из гардероба и – сгорбился, остановился. Чудная картина открылась его взору. Тупая горничная, блестя надраенным металлом предплечий, стояла навытяжку перед пустым квесторским столом, дружелюбно улыбаясь. На столе виднелся тонкий стакан с аперитивом и фрукты. В комнате звучала мягкая музыка. – Это что? – уныло поинтересовался Литот. – Но хозяин… – горничная присела, – вы велели в тех случаях, когда вы приходите с дамой, предлагать ей аперитив и фрукты, чтобы было чем заняться пока она ждет, пока вы переоденетесь… – Ну и где ты видишь даму? – Ну как же? Вот она, – горничная кивнула гигантским бантом на макушке в сторону стола. – Наша очаровательная гостья мадемуазель Ямайка. Квестор подошел и вперился в стол. «Сундук» уже переложили в сейф, и теперь на столе лежало одинокое ухо. Взял, повертел в пальцах, бросил на диван. Испытующе покосился на горничную. – А ну-ка… подай моей гостье свежую газету. Горничная скользнула к журнальному столику, напевая и покачивая бантом, вынула номер «Северного критикана» и, мягко подскочив к дивану, положила рядом с ухом. Все понятно. Эта крошечная деталь механического тела Ямайки почему-то воспринимается техническими устройствами как целое. «Когда ухо было в кармане, полицейские принимали меня за штурмовика, – сощурился Порфирий Литот. – Временами ухо полностью „заслоняло“ меня для сканирующих устройств, а иногда его воздействие ослабевало, и квестор Литот вылезал из-за прикрытия. Вот почему так капризничал „сундук“: он тоже принимал меня за Ямайку. Отказывался стрелять, полагая, что находится в чужих руках…» Мелодичный звон уведомил квестора о наполнении ванны. Он покинул гардеробную комнату, пересек аккуратно прибранную спальню, заботливо декорированную под будуар в стиле «Помпиду» (ум-м, как приятно босыми подошвами по шелковистому ковру), вошел под высокую стрельчатую арку гигиенической залы. Горделиво отразившись в дюжине зеркал, тряхнул головой, зажмурился и – как был в синем халате, упал в пушистую апельсиновую пену, наполнявшую бассейн. Халат мгновенно растворился. Голое тело квестора опустилось к самому дну мраморного бассейна, потом начало всплывать. Квестор полежал несколько секунд под водой, слушая звон бегущих струй и гул собственной крови в черепе. Тело колыхнулось, в спину мягко толкнулись теплые ключи: включился гидромассаж. И снова – дурное воспоминание. Высохший аквариум в одной из квартир проклятой башни: пыль на черном песке и скелеты рыбок. Порфирий представил собственный скелет на дне обмелевшей ванны, стало нехорошо. Вынырнул. – Мамай! Кофейного ликера мне. Один наперсточек. – Хозяин, это вредно для вашего здоровья. Зачитать последнюю рекомендацию вашего врача? Или вы настаиваете на порции ликера? – Нет, нет, нет! Я не настаиваю! – раздраженно выкрикнул квестор и снова нырнул. Настроение опять испортилось. Вынырнул: – Мамай, ты меня огорчаешь! Свет в ванной слишком яркий и холодный по тону! Запах подобран плохо, я не люблю морозную свежесть, когда прихожу после работы весь избитый в поисках тепла, домашнего уюта и комфорта! Понимаешь? – Включаю аромат «альпийское шале». – Какое в тундру шале, Мамай? Издеваешься? Тепла хочу, уюта домашнего! – «Вечер трудного дня»? Или, может быть, «вдвоем у камина»? Это новый амбиотический комплекс, только вчера привезли. – Почему ванная опять в восточном стиле? Я же говорил, не люблю экзотику! – Это модная комбинация, называется «Секулярный Рассвет», она использовалась в качестве декораций для последней сцены фильма «Сумерки падишахов». Мы хотели сделать вам приятный сюрприз, хозяин. – Вот объясни такую вещь, – квестор облокотился на край ванны, уткнулся мокрым подбородком. – У тебя в системе куча сенсоров. Ты следишь за моим пульсом, давлением, уровнем разных гормонов, даже за интенсивностью потоотделения! Ты знаешь точно в граммах, сколько раз я оправился и высморкался. Ежечасно регистрируешь мои антитела и нервные импульсы, адреналин и желчь – все это только для того, чтобы правильно рассчитать микроклимат в доме, чтобы хозяину было приятно. Так? – Вы абсолютно правы, великолепный. – И что получается в итоге? Я прихожу злой, больной, измученный, мозги нагружены работой – а ты встречаешь меня рискованными экспериментами, неуместными сюрпризами! Подсовываешь холодный, неподогретый халат. Это как называется? – Прошу извинить меня, хозяин. Я был неточно информирован. Я полагал, что у вас будет совместная ночная программа с вашей очаровательной гостьей… Меня уведомили, что вы приближаетесь к дому вдвоем, в одной кабинке – что я мог подумать? Вы были так близки друг другу… Я подумал, что вы… будете принимать ванну вдвоем. – Все, хватит! – простонал квестор, соскальзывая в пену. – Два… нет. Три! Три наперстка кофейного ликера! Сейчас и немедленно! Жужжа, подкатила горничная со скорбным лицом, с пластиковым подносом, на котором позванивали три наперстка с ликером и трепыхался прилепленный розовый листик с докторским предупреждением. Порфирий четко, один за другим, опрокинул наперстки в рот, с издевательским наслаждением глядя на горничную, закусил хрустящей розовой бумажкой: – Вон отсюда. Горничная пафосно удалилась. Порфирий протянул руку к окошку раздатчика над ванной: – Книжку мне. Какую-нибудь новую. Хотелось отвлечься хоть на минуту, хотя бы в ванной. Домовой, не удостоив хозяина словом, выполнил приказание: в системе пневматических труб внутри стены что-то «загудело, забулькало – невидимый пока предмет проделывал путь из кладовки в ванную. Через пару секунд задвижка диспенсера взлетела кверху, и окошечко в стене над ванной выплюнуло в подставленную руку квестора что-то сплюснутое, черное и холодное… Ксилитоловая мина! «Это домовой. Он убил меня», – успел подумать Порфирий Литот. Нервы вконец расшатались, а все из-за проклятого дома в Тупике Гуманизма. Подумать только: он принял черно-серебристый томик «Преданий Древней Евразии» за мощнейшую и дорогостоящую бомбу, способную в клочья разорвать трехпалубный армейский броневоз! И успел ведь подумать, что во всем виноват бедняга Мамай… Подозревать собственного Домового – это уже паранойя, вздохнул квестор. Он поймал на дне ванны выпавшую из рук кассету книгофильма, приятно пахнущую свежим пластиком. Квестор любил взламывать печати на новых книжках, разгибать потрескивающую обложку и придирчиво щуриться, ожидая, когда экран разогреется и вывесит титул-заставку. Академия изящных искусств имени Рабинович-Сидоровой ПРЕДАНИЯ ДРЕВНЕЙ ЕВРАЗИИ: СОЦИАЛЬНО-ПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ ПОДТЕКСТ ФОЛЬКЛОРА Часть первая К вопросу о разгадке ментального шифра «Былины о Соловье-Разбойнике и злом богатыре И. Муромском» Автор: проф. Клавдий Гелий Фломастер В главных ролях виртуальные персонажи: Зю Шитдример, Крэгг Борг. В роли Конунга Яркое Светилко – актер 2-й категории Чон Пху Чон (младший) Квестор привычно переключился на текстовый формат и прочитал следующее: «С точки зрения теории социопсихоанализа по методу доктора Мин Чон Ка, вся былина есть связное послание потомкам, зашифрованное образным языком древнего жанра. Наукой доказано, что мифологические образы разбойников, как правило, символизируют светлые, позитивные, свободолюбивые начала, пробивающие себе дорогу к солнцу сквозь мрак и ужас архаичных предрассудков. Какое же послание содержится в древней евразийской былине? Талантливый музыкант по имени Ник Соло, представитель финно-угорского меньшинства, постоянно проживает в лесу (явная ссылка на экофильный стиль жизни), занимаясь творчеством – то есть служит обществу, параллельно удовлетворяя здоровое влечение к индивидуальному счастью. В образе Ника Соло зашифрован символ свободы творчества, а также свободного предпринимательства – ведь Ник взимает законную плату с тех, кто проходит по лесу и наслаждается его музыкой. Песни Ника Соло были пронизаны пафосом гуманизма, демократии, защиты прав малых национальностей, в его композициях содержались и прямые, откровенные призывы противостоять грубой силе антидемократических тенденций. Добрая слава юного певца дошла до столицы, где властвовал Конунг Вольдемар Яркое Светилко. Многие из тех, кто проезжал по прямому как стрела автобану Муром—Киев, пораженные силой творчества разбойника, останавливались в лесу на некоторое время – так возникла свободная экологическая деревня «Соловьеве». Ник стал кумиром молодежи. Окрестные жители стали называть себя «соловьянами», положив начало племени славян. Вскоре появились и первые адепты альтернативной религии «Путь Соло» – по-английски «Solo Way». Именно поэтому народная молва и прозвала Ника «соловьем». Что касается термина «разбойник», то это позднейший клеветнический ярлык, налепленный ренегадами и обскурантами. На самом деле, Соловей вовсе не совершал уголовно наказуемых деяний. Прозвище «разбойник» – производное от того имени, под которым гениальный лесной певец был известен на Западе: RusBoyNick – то есть «русский парень Ник». Однако подлинный талант, служащий обществу, всегда вызывает зависть. Злой богатырь И. Муромский, в прошлом – патологически ленивый человек, пролежавший прямо на калорифере обогревательной системы более 30 лет, к тому же алкоголик, выпил три ведра сильноалкогольного напитка и пошел слоняться по округе, задирая граждан и развлекаясь хулиганскими выходками. Услышав свободную, прекрасную песню Соловья, он почувствовал раздражение, ибо ненавидел все прекрасное. И. Муромский направил свой бронированный мотоцикл туда, где проходил концерт. Соловей, заметив злого богатыря, сделал вид, что сдается в плен. И. Муромский захватил музыканта в качестве заложника и привез в столицу, где Конунг Вольдемар Яркое Светилко предложил Нику дать концерт на главном стадионе города. Концерт пленил сердца горожан. Сила голоса была так велика, а молодежь танцевала так энергично, что, по выражению неизвестного автора былины, «оконца поразбилися», а «маковки (т.е. пентхаусы зданий) покривилися». Сразу после концерта пораженный силой искусства Конунг внес в боярскую думу предложение о десоциализации [14] И. Муромского. Бояре единогласно поддержали инициативу Главы государства, и злой богатырь угодил в соответствующую зону, а Ник Соло по прозвищу Соловей стал настоящей столичной звездой и вскоре записал свой легендарный альбом под названием «Парень у Прямоезжей Дороги», где есть такие слова: Там, где зимы суровы и люди дики, Там, где солнце в снегах утонуло, В общем все ж таки ведь пою мои песни свободы всегда, Потому что я классный парень». Литот отбросил книгу. Протянул руку к раздатчику: – Клубничный банан! Опять прогудело в стене, высунулся из окошка банан в зеленой шкурке. Вскрыл, с наслаждением погрузил зубы в розовую душистую мякоть. В этом деле много загадок, но особенно волновало квестора, куда подевалась старуха и ребенок из квартиры номер 100? Неужели они могли скрыться от прочесывающих дом преторианских штурмовиков? Нет. Вероятность этого настолько мала, что ею можно пренебречь. Квестор хорошо понимал это, поэтому он сформулировал два варианта ответа на волнующий его вопрос: Вариант 1. Когда штурмовики пришли в квартиру номер 100, старуха и ребенок были там. Вариант 2. Когда штурмовики пришли в квартиру номер 100, старухи и ребенка там не было. Рассмотрим первый вариант. Укрыться от Черного Эрго невозможно. План здания у полиции имеется, на нем видны все возможные тайные укрытия. Гипноз и прочие виды маскирующей магии против штурмовиков применить нельзя, так как дом находился под жесткой опекой капитана Харибды. Ее полицейские ведьмы сразу отследили бы ворожбу и направили бы штурмовиков туда, где находился колдующий субъект. Итак, штурмовики в любом случае заметили старуху и ребенка, но почему-то не стали выводить их наружу вместе с остальными жильцами. Это возможно только в том случае, если старуха и ребенок получили гриф «секретно». Такой гриф правомочен накладывать на гражданина только Орден [15], причем в двух случаях: если старуха и ребенок были тайными сотрудниками правоохранительных органов, участвовавшими в операции в качестве «подсадных уток», либо в случае, если старуха и ребенок были монахами Ордена, что исключено, так как они граждане женского полу. – Эй, Мамай! Еще банан! …Следовательно, если допустить, что штурмовики все-таки обнаружили старуху и ребенка, то единственным объяснением того, что их не вынесли из дома живыми либо мертвыми, является то, что они подсадные утки Претории. Теперь рассмотрим второй вариант. Допустим, штурмовики действительно никого не обнаружили в квартире номер 100. Однако нам известно, что старуха и ребенок были там. Физически переместиться куда-либо вне дома они не могли, так как здание блокировано полностью: с воздуха, со стороны боковых галерей, на наземном уровне, и, наконец, на уровне подземном. Стало быть, покинуть здание возможно только метафизическим способом. Метафизически покинуть здание возможно либо с применением магии застилания глаз, либо путем трансгрессии. Магию застилания глаз, поскольку она весьма ресурсозатратна, мгновенно отследили бы и блокировали все те же правоохранительные ведьмы из бригады капитана Харибды. Что касается трансгрессии, то, если верить современной науке, на это способны только гамма-призраки. – Еще пару бананов и тыквеннизированный йогурт! Вывод. Возможен один из четырех вариантов объяснения ситуации: 1. Старуха и ребенок являются сотрудниками Претории; 2. Старуха является сотрудником Претории, а ребенок является гамма-призраком; 3. Старуха является гамма-призраком, а ребенок является сотрудником Претории; 4. Старуха и ребенок являются гамма-призраками. От мыслей о гамма-призраках великолепному квестору стало холодно. – Мамайская морда! Ты что, заморозить меня решил?! Уронил банановую шкурку в воду, та немедленно с легким шипением растворилась. Свыше откликнулся голос домового: – Делаю погорячее, великолепный. Квестор почувствовал, как по пяткам запульсировали теплые струи. Но лежать в ванной уже надоело. Перевалился через край бассейна, забросил мокрую волосатую ногу, вылез. Почесываясь, прошел в сушилку. Здесь уже весело гудел теплый ветер, на экране крутился новый фоноклип студии Хэнса Аутентика Грувера. Квестор сразу догадался, что это римейк очень старой песни «Серебряный зуд» – что еще мог предложить в день Меркурия наш милый, политкорректный Мамай? Музыка была приятной, но мешала думать о гамма-призраках. – Звук убрать. На экране виртуальные персонажи фоноклипа в нелепых, наивных костюмах средневековых золотоискателей вели перестрелку из древних пистолетов. На заднем плане кордебалет в не менее нелепых костюмах хищных анаконд исполнял хореографическую композицию на вечные темы борьбы за существование. – Цвет убрать. Поднял руки, расширил плечи, отдавая тело теплому ветру. Так, что нам известно о гамма-призраках? – Мамай, это самое, значит. Всемирная Энциклопедия Извращений, последнее издание. Буква «г», слово – «гамма-призрак». На весь экран подай, пожалуйста, а клип убери. Вместо трепыхания стройных анаконд развернулся строгий академический текст: «…Активность гамма-призраков отмечается давно (судя по историческим свидетельствам, отдельные посещения имели место на протяжении всей истории Человечества с древнейших времен – см., например, Фукс Дисфункций Лерой. Что испугало Тохтамыша? Ветербург, 2041 г.; Медуза Прогибиция Кекс. Фатимский инцидент. Нью-Лисбоа, 2074), однако полноценные регистрации контактов ведутся только последние пять-семь лет. Проблема гамма-призраков получила широкую огласку и вызвала угрожающее беспокойство в обществе после известного „хмелевского эпизода“, когда появление гамма-призрака в виде старца с белой бородой и посохом в руке сорвало масштабные торжества по поводу открытия Капища Белеса на месте разрушенного ортодоксального храма в окрестностях Хмелеве (ныне г. Сциентобург). Толпа празднующих граждан, испуганная появлением гамма-призрака, рассредоточилась, после чего гамма-призрак при помощи сильнейшей, неизвестной пока магии вызвал обрушение только что выстроенного сорокаэтажного капища, выполненного по эксклюзивному проекту архитектора Яросвета Велемуда Когана. В результате действий призрака муниципальному бюджету был нанесен ущерб в размере 35 млн. добрых дел, возбуждено уголовное дело „Претория против Неизвестного“. Вторым крупным чрезвычайным эпизодом с участием гамма-призрака стал так называемый «бутовский инцидент», когда внезапное появление ослепительного гамма-призрака в виде женщины, облаченной в длинные одежды, воспрепятствовало исполнению приказа Претории об аресте членов незарегистрированной общины последователей одной из антигуманных сект (см.: Православие), которые, как стало известно милосудию, собирались в заброшенном здании в подмосковном районе Бутово на месте древнего некрополя. Характерной особенностью бутовского инцидента стало то, что все восемнадцать штурмовиков-вразумителей были на некоторое время выведены из строя, а четверо сотрудников Службы вразумления пережили кратковременную потерю зрения, что позволило всем членам секты беспрепятственно скрыться от законной кары». Все, точка высыхания. Теплый ветер стал мягче, потом затих. С потолка посыпались прохладные капельки телесного крема. Квестор запрокинул голову, подставляя косметическому дождику усталое лицо – и вдруг… вытаращил глаза! Дождь был… зеленого цвета! Порфирий в ужасе отскочил из-под разбрызгивателя: капли на его теле были, натурально, темно-зелеными, к тому же они… дымились! Кожу защипало, квестор с ревом кинулся обратно в ванную – хотел прыгнуть в бассейн, но пена уже ушла… – Мамай! Гад! Извести меня вздумал!!! – Порфирий ревел и метался по комнате. – Кислотой поливаешь, сволочь! Врешь… Не возьмешь! – Ну что вы, хозяин, – невозмутимо зажурчал из-под потолка мягкий голос домового. – Всего лишь новая формула косметического крема для вашего тела. Модная мужская марка «Соки джунглей». Чуть пощипывает, это для тонуса. – Опять сюрпризы?! Немедленно заряди мой любимый крем-брюле! И никогда! Впредь! Никогда! Не меняй косметику без уведомления! – Записано, хозяин. Размазывая по плечам пахучую слизь джунглей, Литот поспешно шагнул в тот угол гигиенической залы, где в стенах поблескивали золотистые форсунки ротационного душа: – Пятую мощность, да потеплее, – буркнул он. Душ со свистом вонзил в тело квестора тысячу колючих струй. Раненая нога полыхнула болью, бедное плечо тоже будто полоснуло дюжиной ножей. С багровым лицом, содрогаясь от боли, квестор вывалился наружу из дымящегося свиста горячей воды: – Кретин! Мамай, ты просто кретин! – Великолепный, вы просили пятую мощность… – Я ничего не говорил про мощность! Я всего лишь просил потеплее! Разве ты не видишь, что я весь изранен, все болит! – Если вы прикажете, я выведу на экран видеозапись нашей беседы, чтобы уточнить, какой уровень мощности… – Все, хватит, – перебил квестор. Вздохнул, провел руками по лицу: – Третью мощность давай. – Даю вторую, – невозмутимо сообщил Мамай, душ перестал реветь, свист воды сменился приятным журчанием. Литот шагнул, принимая удовольствие всем телом. Он хорошо помнил, как после бутовского гамма-инцидента проблема призраков получила экстренный четвертый приоритет в списке задач Службы вразумления (сразу после борьбы с антигуманными сектами, реализации постановлений Претории о превозможении прав и борьбы с компьютерным терроризмом). В пользу версии об участии гамма-призраков в захвате жилого дома свидетельствовала и высочайшая степень нервозности капитана Харибды. Полицейская ведьма проболталась, что их сенсоры выявили где-то в здании область магической непроходимости – а ведь это один из классических симптомов присутствия гамма-призраков! «Итак, – думал квестор, вращаясь в ласковом шорохе теплых водяных иголочек, – предположим, что в доме был хотя бы один гамма-призрак. Что ему было нужно?» К сожалению, даже руководству Претории до сих пор не ясно, какие цели могут преследовать эти существа из параллельного мира. Внешне их действия напоминают терроризм, поскольку предполагают внушение ужаса мирным гражданам и дестабилизацию социальной обстановки. Однако, в отличие от банальных террористов, гамма-призраки еще никогда не вступали в контакт с полицией и не выдвигали никаких требований. Так было и в Тупике Гуманизма: несмотря на ожидания вразумителей, никто не связался с Черным Эрго и не сформулировал условия освобождения жильцов-заложников Не менее загадочным представляется сам по себе механизм нападений на жильцов. Вопрос номер один: почему оказались оборванными все информационные каналы – так что дом оказался, по сути, отрезанным от внешнего мира? Вопрос номер два: каким образом жильцы получили телесные повреждения, если электронные двери их квартир не зафиксировали никаких вторжений, а несколько камер, установленных в коридорах и на лестничных клетках, не заметили ни одного живого существа? Кто нападал на людей, наносил удары, душил? Струйки поникли, иссякли. Сверху спустился прозрачный колпак домашнего визажиста. Этот маленький и аккуратный робот не мешал квестору думать, поэтому Литот позволил пластиковому шару, снаружи похожему на абажур, а внутри сплошь начиненному манипуляторами, с алчным чмоканьем заглотить в себя квесторскую голову. Приятно защекотало затылок: это тонкие кисточки наносят на бритый череп Порфирия специальную косметическую биоласту, содержащую миллиарды микроорганизмов, быстро и безболезненно пожирающих едва заметные светлые волоски на голове. Одновременно перед глазами замелькали щеточки и бритвочки – триммер намеревался подстричь Литоту брови и ресницы. Вдруг… будто воздух закончился внутри колпака. Квестор вздрогнул, вытаращил глаза: удушье, нет кислорода! Но нет, он дышит, дышит, все в порядке. Просто… почему-то стало жарко. Капли пота посыпались с бровей. Опять чудится какой-то кошмарный бред. Он все-таки прервал сеанс раньше времени: выдернул голову из прозрачного шлема, фыркая, потряхивая выбритыми ушами, продел руки в обжигающие рукава халата, подставленного услужливо подскочившей электровешалкой. Вышел из гигиены – мысли катаются и стукаются в голове, как шары на бильярдном поле: «Кто и как отрезал здание от электронных коммуникаций?» «Кто и как смог нанести увечья жильцам на расстоянии, не проникая в их квартиры?» Зарегистрированные контакты с гамма-призраками сходны в одном: призраки никогда не нападают физически, они вообще не вступают в физический контакт с существами нашей реальности. Гамма-эффекты либо вселяют страх, либо ослепляют, либо разрушают неодушевленные объекты (здания, транспортные устройства, роботов). Но никогда еще эти гости из смежной реальности не наносили людям ударов, не ломали ребер, не душили. Квестор прошел в кабинет, взмахом руки разбудил небольшой камин в стене, пламя мелкими язычками разбежалось по синтетическим дровам. Он терпеливо подождал, пока подкатит, кряхтя, любимое старенькое кресло. Опустил тело на сиденье, закутался по пояс в электрический плед. Часы в стене показывали 01:30. Ну вот, начинается рабочая ночь. «Занятно, – подумал вдруг Порфирий, – у каждого великого детектива был свой узнаваемый, особый стиль работы, а у меня – нет». Шер Лок Гольмс играл на скрипке, Вилтер Фавст лепил фигурки из глины, а потом дробил их специальным молотком. Комиссар Нэйб О'Кофф в часы наиболее напряженной работы мозга отправлялся ловить бабочек. Кто-то включал на полную громкость Вагнера и раскачивался в гамаке, были и такие, кто мог нащупать разгадку сложного дела только в состоянии наркотического бреда. Литот понимал, что он никогда не станет великим детективом, если не выработает собственный, оригинальный способ концентрации интеллектуальных сил. Между тем ничто не помогало ему работать – ни музыка, ни вино, ни рукоделье. Все, что он мог сделать – это просто сесть в кресло, накрыться пледом и – тихо шевелить мозгами. Единственное условие: работая, он должен был непременно что-то жевать, причем непрестанно. Да еще изредка вскакивать и ходить кругами по комнате. И теребить пуговицы на халате, хватать и ставить на место пресс-папье, линейку, лупу, ножницы, бронзовые статуэтки кумиров. И еще, конечно, грызть ногти – невзирая на вопли домового о нарушении гигиенических норм. И нервически рисовать забавные нонсенсы тонко очиненным карандашиком на чистом листе, покрывая лист за листом бессмысленными картинками вместо умных мыслей. И – выбегать на улицу, чтобы прогуляться три минуты до детской площадки, а потом – стремглав бросаться обратно домой, чтобы записать, не забыть ценную мысль, промелькнувшую, как искра между полушариями. Наконец, он страдал глупой привычкой – машинально забегать в гигиенический зал и с разбегу обрушиваться в теплую пену, совершенно забывая о том, что делает это уже четвертый или пятый раз за вечер. Электроплед никак не мог нагреться, тонкие стержни карандашиков ломались. Снова и снова гасло шипящее синеватое пламя на жертвеннике перед культовой пирамидой, в которой на отдельных полочках стояли бронзовые статуэтки профессиональных божков: Марса, Минервы, Фобоса, Деймоса, Гармонии, Стрибога, Перуна, Тора, Зигфрида и дюжины других, чьи имена Литот никак не мог запомнить [16]. Квестор нарисовал на листке милого паучка с улыбающимся человеческим лицом. Гамма-призраку не обязательно наносить удары самому, он может вдохновить на эти подвиги кого-нибудь другого – человека или робота. Возможно ли существование преступной группы, руководимой гамма-призраком, в состав которой входят обычные граждане, попавшие под влияние призрака? Что, если допустить существование некой мини-секты, членами которой являются программисты, колдуны, боевики, логистики – а начальствует, идейно вдохновляет их гамма-призрак? Секты были классической специализацией Департамента социально опасных и нетипичных преступлений. Интуиция не обманывала квестора: это было его дело. Без секты не обошлось, он чувствовал это нутром. Безусловно, террогруппа под руководством гамма-призрака – это нечто новое в истории преступного мира. Допустим, гамма-призрак – девушка-старуха или ребенок из квартиры номер 100. Тогда рядовые члены преступной группы – без сомнения, те трое жильцов, которые не пострадали от нападений. Кир Вилор Урбан пугающе похож на специалиста по электронным сетям, именно он смог бы выполнить задачу по изолированию здания от внешнего мира и выведению из строя электроники в квартирах, включая большинство камер слежения. Так решается первая загадка. Остается выяснить, кто мог осуществить физические атаки на жильцов. Приходится выбирать между Линдой Гейей Целестой и Хари Эрцгерц. Обе – слишком хрупкого телосложения, отнюдь не похожи на агрессоров и едва ли способны сбить с ног здорового мужчину. А уж тем более – вышвырнуть из окна преторианского штурмовика Фанданго. У Линды и у Хари тончайшие ручки и аккуратные ноготки на пальчиках. На профессиональных боевиков они все-таки никак не похожи. Тогда… каким образом жильцы получили свои увечья и травмы? Не сходится, пока не сходится версия. – Мамай! – в бешенстве взревел Литот; все-таки двадцать первый градус Ордена Гнева давал о себе знать, квестор легко впадал в это восхитительное состояние благородной ярости: – Почему плед холодный?! Могу я наконец согреться сегодня?! Имею право?! Перепуганный домовой врубил жар на полную катушку, через минуту квестору стало лучше, он даже распахнул халат на груди. Хрустя очередной конфетой, задумался, вертя в пальцах фарфоровый бюст легендарного президента Билла Клина Тона. Итак, условия задачи выглядят парадоксально: телесные повреждения нанесены жильцам, каждый из которых находился в своей квартире совсем один, гости к нему не приходили, дверь и окна ни разу не открывались. Значит – квестор усмехнулся – все просто: жилец сам нанес себе эти телесные повреждения! И сделал это под влиянием колдовства – например, банального гипноза. Однако… непросто закодировать человека на то, чтобы он сунул два пальца в розетку. Для этого гипнотизеру нужно заблаговременно встретиться с будущим самоубийцей, ввести его психику в состояние восприятия приказов и в течение продолжительного времени обрабатывать жертву, затрачивая немало магической силы. Желательно даже повторить сеанс спустя некоторое время. Таким образом, злонамеренному гипнотизеру пришлось бы обойти все квартиры, встретиться с каждым из одиннадцати пострадавших – и каждого закодировать на нанесение вреда самому себе. Это заняло бы несколько часов. В то же время проведение одиннадцати гипнотических сеансов с суицидальным кодом неминуемо привело бы к заметному возмущению параэнергетического поля. Полицейские ведьмы мгновенно отслеживают такие вещи, а значит, штурмовики прибыли бы к зданию задолго до появления первых жертв, а точнее – уже минут через пять после начала первого гипнотического сеанса… Этого не произошло. Значит, капитан Харибда «прозевала» серию гипнотических атак на жильцов в Тупике Гуманизма. А «прозевать» она могла только в том случае, если злодеи использовали метод так называемого «быстрого воздействия» гипнотизера на жертву. Такое воздействие возможно в том случае, если жертве вводится в кровь специальный препарат, ослабляющий волю и усиливающий эффект внушения. Эта тема была хорошо знакома квестору Порфирию Литоту: одно из предыдущих дел как раз было связано с гипнозом: медсестра в доме престарелых закодировала старичка на суицид с предварительной коррекцией завещания в пользу милой девушки в белом халате. Расследуя этот случай, Литот узнал, например, что такое параллакстеллур – препарат настолько сильный, что одной инъекции достаточно для мнгновенного кодирования жертвы – причем не обязателен даже контакт с гипнотизером! Колдун может находиться в соседнем доме: препарат делает жертву восприимчивой даже для очень слабых ментальных сигналов. Если одиннадцати жильцам дома были сделаны инъекции параллакстеллура, бета-гиповолюнтарина или другого сходного препарата, злодей-гипнотизер, работающий по заданию гамма-призрака, мог буквально за несколько минут выполнить кодировку, не выходя из собственной квартиры. Например, по телефону. При этом ментальная волна будет достаточно слабой, и полицейские ничего не заметят! Но – как жильцы получили этот препарат? Вода и пища доставляются в квартирные холодильные комнаты в запечатанных контейнерах. Домовые компьютеры тщательно следят за тем, чтобы все упаковки были в сохранности. Подмешать препарат в пищу крайне сложно! Нарисованный паучок с улыбающимся человеческим лицом глядел с листа как-то просительно, видимо, хотел кушать. Квестор машинально нарисовал ему пищу – пару тюбиков питательной пасты и наперсточек кофейного ликера. Но пьют ли пауки ликеры? А чем они вообще питаются? Тут Порфирия осенило: мухи. Вот что сыграло роль шприца! Он живо представил себе, как Линда Целеста распахивает двери третьего павильона, и сотни маленьких живых шприцев разлетаются по зданию. Ненастоящие, клонированные, искусственные мухи – очень похожи на дагестанских, только вводят под кожу человеку не собственные личинки, а дозу биоинженированного препарата. Вот и проясняется роль Линды Целесты в преступном замысле гамма-призрака. Сумасшедшая учительница использовала свои обширные знания в области биоинженерии для разведения мух-инъекторов, которые в момент укуса выделяют вещество, подавляющее волю! Подумать только, ведь квестор тоже подвергся этой подлой атаке… Если бы не тройная доза деблоккера, Порфирий бы совершенно размяк – у него и так после укуса мутилось сознание, никак не мог взять себя в руки… Итак, схема проста: Кир Урбан обрубает связь дома с внешним миром, чтобы камеры в квартирах ничего не регистрировали (камеры в коридорах продолжали работать, но не заметили насекомых). Линда выпускает мух, которые разлетаются по квартирам и жалят жильцов. Кто же тогда выступает в роли гипнотизера? Неужели… красавица Хари Эрцгерц! Ну конечно, как же он сразу не догадался! Хрустальный гроб в комнате топ-модели – никакой не солярий, а обычный ментальный усилитель, сродни тем, что используют гипнотизеры в своих шоу, но только замаскированный под устройство искусственного загара. А ведь Хари даже его, квестора, пыталась гипнотизировать – он вдруг вспомнил, как бросился выполнять ее маленькие просьбы, одну за другой, одну за другой! Значит, красавица уже начала плести свою магическую сеть властных императивов, это же известная тактика: поначалу весьма невинные приказы подаются быстро, сплошным потоком: скорее подайте то, принесите это. Жертва как бы «втягивается» в ритм подчиненного поведения, гипнотизер приучает ее безропотно повиноваться. А потом жертва и не замечает, как на смену обычным просьбам приходят приказы иного свойства… Если бы кверстор не успел вовремя ретироваться – кто знает, какие приказы она стала бы давать через десять минут, через пятнадцать… Подайте гель для душа… принесите полотенце… а возьмите ваше оружие и подойдите к окну… Порфирий вытер взмокший лоб. Итак, Хари Камбио Эрцгерц – талантливый мастер дистанционного внушения. Гипноз, помноженный на фантастическую красоту этой женщины, подавляет волю мужчин, заставляет подчиняться каждой прихоти. Магнетические глаза, хрупкое изящное тело, которое инстинктивно хочется оберегать, – все это вызывает в душе желание всячески угодить этому восхитительному созданию, похожему на грациозного инопланетянина. Вот почему она находилась в «солярии», когда квестор внезапно вторгся в ее жилище! Лежа в хрустальном саркофаге ментоусилителя, гражданка Эрцгерц колдовала, она работала с закодированными жильцами… А он вспугнул ее, и тогда она выскочила, спряталась в душевой кабине – чтобы квестор не видел, а сквозь шум воды и не расслышал, как она связывается с другими преступниками, чтобы уведомить их о появлении пронырливого квестора с «сундуком» в кармане. Потом она попыталась закодировать и его, но не смогла – не хватило магической мощи. Ведь, в отличие от других жильцов, квестору тогда еще не был введен препарат. Муха укусила его гораздо позже… Все проясняется! Вот целостная схема преступления: гамма-призрак подчиняет своей воле талантливого компьютерщика Урбана, магнетическую красавицу Эрцгерц и гениального биоинженера Целесту. Урбан берет под контроль электронику в здании, Целеста создает летающие шприцы, Эрцгерц кодирует жильцов на совершение безрассудных поступков: ужаленные и загипнотизированные люди пытаются покончить с собой, они кидаются в кипящие ванны, суют пальцы в розетки, включают кондиционеры на мороз и тому подобное… Так вот зачем были выведены из строя камеры в квартирах. – чтобы полиция не догадалась о том, что граждане сами накладывают на себя руки! Звучит диковато. Но как иначе объяснишь, почему жильцы ухитрились пострадать при том, что к ним в квартиры никто не заходил? «Механизм преступления тем выгоднее для преступника, чем неправдоподобнее он представляется следователю» [17]. И еще один плюс подобной схемы: в момент появления штурмовиков не остается никаких улик. Гамма-призрак попросту исчезает, уходит в свою реальность. А трое его подчиненных вмиг превращаются в ничего не подозревающих жильцов – топ-модель, старика-игромана и учительницу экологии. Мухи – главный рабочий инструмент преступников – попросту разлетаются. Странно лишь одно: почему эти трое окзались в одном доме? Ведь они живут в своих квартирах уже немало лет. Раньше ничего дурного не делали, а теперь вдруг кинулись изводить соседей? Квестор хмыкнул. Эти люди, может быть, даже не были знакомы друг с другом. Призрак выявил для себя троих жильцов, которые потенциально наиболее восприимчивы к его чарам – и начал их обрабатывать. Кто знает, может быть, прошло пять или десять лет прежде, чем все трое согласились выполнить свои преступные роли. А целых пять лет призрак посещал их, вдохновлял, предсказывал судьбу – одним словом, завоевывал авторитет. Возможно, он пытался подчинить своей воле еще кого-нибудь из жильцов (это можно выяснить, когда пострадавшие вернутся в сознание), но в конце концов именно эти трое стали наиболее активными его помощниками, готовыми на все, что прикажет идейный вдохновитель новоиспеченной мини-секты. Квестор перестал рисовать паучков. Оторвал лицо от бумаги, с наслаждением изгрыз тупой кончик пластикового карандаша – и без сожаления отбросил в жерло утилизатора. Вот так! Вот так мы распутываем хитрые дела. Любуйтесь и восхищайтесь, скромно улыбнулся он, поднимая голые ноги и закладывая ступни на бежевый бархат письменного стола. Бросил взгляд на часы: 03:15. Только половина рабочей ночи прошла, а он уже вплотную приблизился к разгадке дела. Вы спрашиваете, за что очкастому чистюле в белых носках платят его гигантское жалованье? Вот за это умение судорожно рисовать паучков и грызть карандашики, а потом вдруг раз – и картина преступления как на ладони. Очень хотелось еды. Не однообразной пищевой пасты, не попсовых петербургеров или генетических мутантов с внешностью банана и вкусом туалетного мыла – хотелось настоящей, изощренной, на открытом огне приготовленной еды. Квестор понимал, что не имеет на это никакого права. Возможно, ему так никогда и не придется насладиться вкусом настоящего овощного шашлыка, натурального сыра или свежего крабового мяса. Иногда он остро сожалел, что в начале жизненного пути избрал в качестве вторичной цели своего земного существования – жажду Независимости. Да, в свое время он выбрал Справедливость и Независимость [18]. Понятно, что царствующее психостремление сотрудника правоохранительных органов должно быть именно тягой к Справедливости – без покровительства Марса и Минервы ни о какой карьере в Претории не может быть и речи. Но зачем, зачем он отдал второе место в своей душе именно Независимости? Это не дало ему ничего, кроме права изучать философию, посещать интеллектуальные шоу, сочинять эссе, стихи и музыку, путешествовать без ограничений и когда-нибудь – возможно – уйти из жизни не в пошлой койке дома престарелых, а в рамках красивого сюжета, подготовленного клубом «Эффектный выход»… Квестор не любил свою вторичную жизненную цель. Ах, если бы вернуться назад, в 2085 год, когда он вместе с друзьями-одноклассниками готовился к подписанию Общественного договора и выбирал жизненные цели! Юпитера надо выбирать, Юпитера и его восхитительное раблезианское Братство! Порфирий хорошо помнил эти весенние дни, последние дни учебы в колледже. Все они, молодые ребята, были как на иголках: каждый понимал, что именно сейчас определяется, закладывается его жизненная программа. Тот, кто мечтал о женщинах или собирался посвятить себя служению изящным искусствам, молился Венере и готовился избрать путь абсолютной Свободы, не скованной никакими предрассудками. Многих подростков привлекал этот путь свободного творчества, свободной любви и свободного стиля жизни. Однако ближайший приятель Порфирия, маленький и сообразительный Кунц Лейбниц Конкубин, ловкий воришка и обманщик, ни минуты не сомневаясь, выбрал служение благам Меркурия: богатству, предприимчивости, риску и конкуренции. Порфирий тоже заранее знал свою первоочередную жизненную цель: он мечтал охранять общество, он уже тогда был без ума от бронзовой статуи Паллады Нэшвиллской, от ее блистающего шлема, золотой эгиды и маленькой мудрой совы на левом плече. Первоочередную (так называемую царственную) жизненную цель он выбрал быстро, а вот со вторичной, вспомогательной, было сложнее. Если царственное эговлечение определяет карьеру гражданина, то сопутствующее – становится главным проявлением его индивидуальности, оно служит как бы для личного пользования. Многие выбирали Аполлона с его горделивыми искусствами, надеясь прославиться; девушки поголовно предпочитали Венеру, желчные и завистливые правдоискатели – Диану с Гекатой. И мало кто выбрал Юпитера с его ставкой на желудок и печень, на здоровую материальную основу бытия: подростки брезгливо морщились: неужели цель жизни – вкусно пожрать? Порфирий тоже тогда, после долгих колебаний, отверг Юпитера в пользу Сатурна с его возвышенной ленью, тягой к перемене мест и страстью коллекционировать развлекающие ум жизненные впечатления [19]. Честно говоря, как он понимал теперь, Сатурн с его идеями Независимости был избран во многом потому, что Порфирию тогда нравился образ Печорина, легендарного служителя этого изысканного культа. Кроме того, посвящение себя Сатурну давало доступ к эксклюзивной философской рок-музыке древности, которая не в ходила в базовый комплект произведений искусства, доступный (согласно Конституции) любому гражданину и предназначалась только тем, кто выберет стезю Независимости. Порфирий мечтал тогда своими ушами послушать Ника Кэйва и Курта Кобейна – и вот, решился. В заявлении на заключение Общественного договора дрожащей рукой по-атлантийски! в соответствующей графе вписал: «Independo» [20]. Сейчас, разумеется, он уже не слушал ни Кэйва, ни Кобейна, путешествовать и философствовать было некогда, равно как и коллекционировать яркие жизненные впечатления. А хорошо пожрать иной раз очень и очень хотелось. Признаться, временами квестор подумывал даже о перемене курирующей планеты. Все равно он немногого достиг на путях служения Сатурну – всего лишь второй градус! Между тем, безусловные дарования Литота, будучи правильно приложенными, могли бы привести к весьма неплохим результатам: удалось ведь ему, служа Минерве и Марсу, достигнуть 21-го градуса Гильдии Гнева. Столь высокий градус основного эговлечения свидетельствовал о продвинутой личности – тем обиднее было Порфирию скрывать и замалчивать зачаточный уровень развития своей вторичной жизненной ипостаси. Он даже поинтересовался в справочниках, какой могла быть его жизнь, если бы он достиг того же 21-го градуса на путях служения Юпитеру. Подумать только… он уже имел бы право завести собственного повара-китайца! Получил бы доступ к винным погребам элит-категорий! Еще года три назад узнал бы, что такое настоящий коньяк! С 15-го градуса можно заказывать стерляжью уху, с 18-го – обезьянью печень с тараканами, а с 20-го – соловьиные языки в дельфиньем молоке! – Эх, Мамай-Мамай… – горько вздохнул квестор. – Давай, что ли, мне петербургеров с соевым картофелем. Обедать пора, уже четвертый час. В стене возле камина открылось окошечко раздатчика – такое же, как в ванной. Где-то за стеной, в холодильной комнате, загудели манипуляторы, выбрали из кассеты подходящий петербургер, бросили на ползущую ленту. Вмиг пронизанный волнами сверхвысокой частоты, петербургер разогрелся, задымился – и нырнул в воронку приемника, оттуда – в трубу пневматической системы, потом – со свистом – проделал свой путь внутри полых стен квесторского жилища – и вынырнул в кабинете хозяина: упал на блестящий принимающий лоток, аппетитно паря и пованивая горячей упаковкой из тончайшего пенопласта. Литот опустил ноги со стола, покинул кресло – подошел к окну. Жалюзи вежливо раздвинулись, открывая вид на горное озеро в цветущих берегах, где в зарослях черемухи виднелось уютное двухэтажное шале, прилепившееся к черной и мужественной, обветренной скале. – Убери заставки, на улицу хочу поглядеть. Мамай послушно погасил искусственный пейзаж за окном, поднял антирадиационный экран – и Порфирий увидел хорошо знакомую закопченную стену соседнего корпуса, обросшую рыхлой пылью и ржавыми антеннами, точно корабельное днище полипами. Сбоку виднелся фрагмент черного неба, расчерченный узкими полосами голубых огоньков аэротрафика. Ниже торчала одинокая труба старенького опиумного заводика имени Элвиса Пресли, рядом на цепи висел чей-то припаркованный гирокоптер с разбитыми стеклами и веселыми фонариками на фюзеляже. Скоро День Конституции, с ужасом вспомнил Литот. Надо готовить ежегодный отчет о проделанной работе… Он надкусил тугой бортик петербургера, отгрыз передними зубами клочок и начал с усилием пережевывать. Мысли его вернулись в заколдованный дом в Тупике Гуманизма. Он представил, как это было: старый Кир Урбан, не вылезая из своей ванны, колдует на клавиатуре и запускает в домашнюю сеть компьютерный вирус. Гейя Целеста берет тонкими пальцами первую кусачую муху, нежно целует ее и – выпускает в коридор. Хари Эрцгерц залезает в хрустальный кокон, как пилот в кабину истребителя, – и готовится к ментальной атаке на психику соседей. А в оранжерее под крышей, в пустой комнате с древними картинами на стенах, недвижно возвышается фигура гамма-призрака – не то девушки, не то старухи с пронзительно-синими глазами. Призрак прислушивается, он ждет своего часа… – Вы вторглись в запретную зону! Немедленно разойдитесь! – вдруг прогремел утробный бас за спиной квестора. Литот выронил половину бутерброда – и оглянулся так резко, что снова потянул мышцы шеи. Он увидел штурмовика Паченгу с «винторезом» в руке. Впрочем, это было всего лишь голографическое изображение. Проклятый, гнусный Мамай без предупреждения включил домашний театр – это было самое начало выпуска свежих новостей. – Великолепный, простите за дерзость, но я подумал, что это вас заинтересует, – прожурчал самоуверенный голос домового. Квестор не ответил, он не мог отвести глаз. Телекомпания круглосуточных новостей «Ща-эр-эс» [21] вела прямую трансляцию из Тупика Гуманизма, где продолжалась, по выражению диктора, «брутальная осада жилого дома с применением самых антигуманных штурмовых средств». Посреди комнаты, от пола до потолка, развернулось цветное псевдообъемное изображение: Порфирий снова увидел отвратительную башню, на фоне ночного неба она казалась сияюще-белой от света полицейских прожекторов. Снова – костры шаманов, стволы микроволновых пушек и суета порхающих гренадеров на уровне пятого-шестого этажей… – Никаких комментариев! Просьба немедленно освободить проход! – крикнуло прямо в камеру изображение Паченги. Бедный Паченга обращался, очевидно, к собравшимся возле здания журналистам. Журналисты, судя по всему, плевать хотели на просьбы штурмовика. Уныло помигав сенсорами, Паченга взвалил «винторез» на плечо и тяжело убежал за границы кадра. Квестор не верил глазам своим. Что за наваждение? Штурм закончился шесть часов назад! «Террористы продолжают удерживать здание под контролем, – вещал торжественный, почти радостный голос дикторши за кадром. – Мы прибыли сюда несколько минут назад, намного раньше других телеканалов. Мы видели, как преступники сбросили с крыши дома ориентировочно восьмерых полицейских штурмовиков». Опять?! Порфирий осел в кресло. Еще двоих штурмовиков выбросило из окон, понял он, привычно поделив журналистскую информацию на коэффициент сенсационности [22]. «Как нам стало известно, полиция проводит свои мероприятия уже несколько дней под завесой тотальной секретности. Десятки трупов жильцов уже эвакуированы из здания, – продолжала дикторша. – По непроверенным данным, террористы продолжают удерживать еще около пятнадцати ни в чем не повинных граждан, среди которых большинство составляют женщины, старики и дети». Недоеденный петербургер отправился в утилизатор отходов. Есть Порфирию больше не хотелось. Снова включился мозг: первая версия, по которой старуха и ребенок являются «подсадными утками» Претории, рушится. Подсадные утки не станут выбрасывать своих коллег-штурмовиков из окон – уже после того, как рыцарь Эрго отдала приказ о завершении операции. Совершенно очевидно, что Эрго категорически не заинтересована в привлечении внимания прессы. Если уж СМИ пронюхали о штурме, значит, ситуация действительно вышла из-под контроля черного дексацентуриона… Бедный, несчастный рыцарь Эрго – она так и не успела закончить штурм до начала меркуция! А теперь все: мораторий на силовые акции до следующего вторника, то бишь марсодея! Сейчас начнутся сопливые переговоры с террористами, один за другим будут выступать сенаторы, пользуясь удобным случаем помелькать на экранах и напомнить о себе избирателям. Пресса начнет самовольно проникать в здание, теперь их не остановишь, тем более если учесть, что Меркурий любит журналистов… Да уж, не позавидуешь бедняге дексацентуриону. Любопытное дело: троих сектантов уже увезли полицейские броневозы, а безобразия в проклятой башне продолжаются. Почему? Да потому что призрак скорее всего снова вернулся туда. Это на людей гамма-призраки не нападают. А на механизмы, в том числе на механических штурмовиков, они просто обожают нападать, ломать их, выводить из строя. Вот и сыплются металлические ахейцы из окон. А разгадка-то проста: живого сотрудника надо послать наверх, в квартиру номер 100! Одного-единственного живого сотрудника. И делу конец. Да только не догадывается Черный Эрго, что в здании нет больше террористов, кроме гамма-призрака. Не хватает рыцарю интеллекта, а также эрудиции с интуицией. Перестраховывается, недоумевает черный дексацентурион. Вот если бы он, квестор Порфирий Литот, был центурионом и самолично руководил штурмом, тогда… Телекомпания работала цепко. Вот уже крупным планом транслируют расплющенные тела убитых штурмовиков. За это уж точно не похвалит черного рыцаря начальство. Нельзя давать прессе такую страшную фактуру. Такого вообще не должны видеть рядовые граждане, это может пошатнуть их веру в стабильность и вечность демократии… – Другие каналы покажи, Мамаюшка, – протянул сквозь зубы Литот. Голографическое изображение разделилось на четыре квадрата, в каждом замелькала своя картинка. По счастью, прямой эфир из Тупика Гуманизма давали пока только акулы из Ща-эр-эс (опередили конкурентов; не зря ЩРС славится сильной журналистской командой в юго-западном округе столицы). На других новостных каналах мелькали какие-то экономические сводки с графиками и диаграммами, лица азиатских политиков, собравшихся на некий форум в честь Меркурия, и прекраснодушные картинки местной телекомпании «Алтуф-ТВ». Размышляя о событиях в роковом тупике, Порфирий отвлекся на глуповатые кадры окружной хроники новостей: показывали какой-то разноцветный фонтан, бивший метра на три ввысь из стеклянной коробочки конфетного аппарата. Мамай, отследивший по движению глаз, куда смотрит хозяин, добавил громкости в канал «Алтуф-ТВ»: «Вкусный дождик из жевательных конфет пролился сегодня на детей, отдыхающих в окружном Креатив-парке для малолетних, – звонким голосом сообщала девушка-диктор, растягивая слова так, что было понятно, что она читает текст с экрана. – Сломались сразу три аппарата для продажи сладостей. Фонтан жевательной резины бил из трех раздатчиков в течение нескольких минут. Радости мальцов не было беспредела». Теперь было хорошо видно, что возле фонтанирующего аппарата возится парковый робот-ремонтник в ярком костюме какого-то сказочного персонажа. Камера метнулась вбок, выхватила крупным планом личико румяного ребенка: жует, улыбается, видно, что рот полон пузырящейся разноцветной резины. Камера немного отъехала, и квестор вздрогнул: рядом с ребенком, только чуть позади, стоял… двухметровый мифологический эльф со свирепым лицом, остроконечными ушами и длинными серо-желтыми волосами. Какой жуткий взгляд! Стоит себе и по сторонам озирается, точно телохранитель. «Эльф. Злой бяка эльф», – припомнилось сыщику. Да нет. Это просто робоняня в виде сказочного эльфа. А еще бывают хоббиты, гоблины, тролли, гаргулии – тысячи разных модификаций… Ремонтник покрутил гаечным ключом, и цветной дождь иссяк. «Полиция выясняет причину неисправности, – продолжала комментировать ведущая программы окружных новостей. – Нашему каналу уже известна одна из рабочих версий следствия. Есть подозрение, что специалист фирмы, ответственной за настройку конфетных аппаратов, сошел с ума и запустил аппараты на бесплатный автоматический выброс жвачки. Возбуждено уголовное дело». «Гм. Какой плохой бяка этот настройщик жвачных аппаратов», – квестор покачал головой. Хорошо, что он сломал раздатчик конфет, а не какой-нибудь, к примеру, аппарат по продаже сигареток с анашой. А еще ведь можно зарядить на автоматический бесплатный выброс, скажем, кофейную машину в детском саду… Или – зачем мелочиться – десяток общественных санитарных кабинок в Александровском саду… Квестору стало нехорошо. А что, если сойдет с ума какой-нибудь мастер по наладке Домовых компьютеров? Возьмет и отдаст моему Мамаю приказ, чтобы робот-стилист полоснул хозяина бритвой по шее, когда я в следующий раз засуну голову в парикмахерский абажур? Квестор нервически выпрыгнул из кресла. Опять эти параноидальные мысли лезут в голову! Хотелось немного побегать из угла в угол, повертеть в пальцах что-нибудь успокаивающее… Литот сделал шаг – и… едва не поскользнулся. – Мамай! – крикнул он, хватаясь за край стола. – Ну ты просто диверсант какой-то! Почему пол скользкий? Я чуть не убился! – Хозяин изволил накапать на пол соусом из петербургера, – вежливо пояснил домовой. – Я и так вижу, что это соус. Почему не отмыли до сих пор? – Уже делаем, великолепный! – поспешно прожурчал компьютерный голос. Прозрачная перегородка арки, ведущей в основную галерею, раздвинулась, и в кабинет квестора на всех парах влетел разгоряченный, ужасно деловой пылесос фирмы BMW – черный, хищный и похожий на крупную черную крысу с красными мерцающими глазками сенсоров. Подлетел, с залихватским визгом тормознул на скользком пластмассовом паркете, выпустил под ноги хозяину струйку вонючей пены – и давай надраивать. Любопытный все-таки дизайн у последнего поколения универсальных моюще-скоблящих робопылесосов с функцией натирания полов, подумал квестор. Ну форменная ведь крыса. Кто-то ему уже рассказывал сегодня про крысу. Крупную черную крысу, которая бросилась и сбила с ног… Он хрустнул пальцами: – Мамай! Быстро! Данные по физике травматизма жильцов дома номер 400, в Тупике Гуманизма. Самый подробный отчет. И еще… знаешь что… дай-ка мне технические бортжурналы домашних компьютеров в тех квартирах, где произошли атаки на граждан. Волосы шевелились на голове. Череп квестора был брит наголо, но ему казалось, что они шевелятся, он даже чувствовал прохладный ветерок… Пальцы квестора были холодны, как сосульки фруктового льда. Негнущимся пальцем он нажимал одну и ту же кнопку, перелистывая страницы подробнейшего медицинского отчета о травмах, полученных жильцами дома номер 400 в Тупике Гуманизма. Молча холодея, он сидит так уже несколько часов, словно завороженный, не в силах оторвать вытаращенных глаз от экрана – воли хватает только на то, чтобы давить, давить бесчувственным пальцем кнопку. Да, с ним происходит странное. Возможно, это помешательство. Может быть, включились параэнергетические возможности организма. Неужели он стал ясновидящим? А иначе как объяснить происходящее? Вот, он читает описание травм, нанесенных жильцам, потом сравнивает эти данные с записями в технических бортжурналах домашних компьютеров – и просто… видит, воочию видит, что именно произошло с каждой жертвой! Один за другим, каждый эпизод разгадывается как простейший школьный ребус. Луций Светоний Прогресс, 28 лет. Его голое тело обнаружено в коридоре возле дверей гигиенической комнаты. Многочисленные удары в корпус, еще один удар в затылок. Теперь читаем бортжурнал Домового компьютера в квартире пострадавшего: 12.20 – включение света и музыки в гигиенической комнате. 12.21 – открытие дверей спальни. 12.25 – включение душа, мощность 20 (тест). Тест проведен успешно. 12.26 – коррекция мощности душа, мощность 29 (тест). Тест проведен успешно. 12.30 – коррекция мощности душа, мощность 5. 12.30 – подача полотера в коридор, секция 56 (дверь гигиенической комнаты). Квестор вчитывается в эти строки – всего секунда! – и воспаленное паранойей воображение подсказывает такую картину: парень пришел из университета, разделся и решил принять душ. Внезапно… душ включает сотню водяных струй на безумную, небывалую мощность: в голое тело парня лупят ледяные иглы, его бросает из стороны в сторону, колотит о стены, он теряет силы – но вода снова подхватывает, пронизывает, не дает упасть! Бедняга хрипит от боли и холода, хочет выбраться наружу, но душ не выпускает, удерживает в кабине, будто в камере пыток – наконец, через несколько минут, напор ослабевает, избитый парнишка вываливается на пол… его мысли путаются, тело онемело от невиданной пытки – слепо тыкаясь в стены, он находит дверь и выбирается в коридор – но здесь… услужливый робот-полотер уже выпустил лужу мыльной пены на паркет. Поскользнувшись, парень падает на спину, бьется затылком об пол – и это последняя капля, в глазах темнеет… А Домовой компьютер тем временем заметает следы преступления: высыхает вода в душевой кабине, полотер тщательно подчищает мыльную пену на полу… После этого домовой честно звонит в полицию и сообщает: «Мой хозяин лежит на полу и не отзывается, приезжайте как можно скорее». Разумеется, ни один нормальный детектив не обратил внимания на эти странные команды домового. Мысль о том, что на жильцов нападает их собственная бытовая техника могла прийти в голову только сумасшедшему Порфирию Литоту, у которого так расшатаны нервы, что он теперь боится собственную горничную и принимает томик «Преданий Древней Евразии» за мощнейшую мину. Положим, это и правда болезненная фантазия. Но зачем, зачем проклятому душу понадобилось тестировать самого себя, включая максимально возможный напор воды именно в тот момент, когда парень пришел в ванную? Что это с Порфирием – мания или гениальное прозрение? Квестор не знает. Он давит кнопку негнущимся пальцем – и за секунду решает следующий ребус: Цезий Иниций Доуджонс, 30-летний бизнесмен. Облаченное в пижаму бессознательное тело обнаружено в коридоре между сцальней и технической комнатой. Сбит с ног сильнейшим ударом в голову и в плечо. Сломана кость предплечья. На лице застыло выражение гнева, раздражения. В правой руке зажат бронзовый подсвечник. В спальне осталась разворошенная постель, возле которой – тапочки, на стуле висит халат… Почему он вдруг вскочил, побежал куда-то босиком, не надевая халата – за кем он погнался с подсвечником в руке? Смотрим бортжурнал Домового компьютера в квартире бизнесмена – и находим любопытную деталь: «12.30 – включение кровати: раздвигание матрасов, подбор жесткости исходя из самочувствия хозяина. 12.35 – подача книги «Кровавые разборки Оранжевой Пресни». 12.38 – подход горничной, регистрация инструкций на завтра. 12.44 – подача успокоительного ментопарфюма в спальню. 12.45 – выключение света в спальне. 12.48 – включение утюга и подача его в спальню». Каково? Сначала хозяин ложится спать, читает перед сном книжечку, дает горничной команду, во сколько его завтра будить, приказывает выключить свет – и после этого… заказывает себе в спальню утюг? А может быть, он и погнался как раз-таки за… утюгом, который самовольно залез к нему в постель и принялся поджаривать пятки? За тем самым утюгом, который дерзко выбрался из технической комнаты, проник в спальню, забрался по наклонной плоскости бельевого ящика и ласковой кошечкой бесшумно скользнул в хозяйскую постель? А потом так пригрел любимого владельца, что тот в ужасе взвился – сначала в шоке, потом в гневе – и погнался за убегающим утюгом в коридор… И догнал бы, да только вот незадача: внезапно выдвинулась из стены дверца-перегородка. Вообще-то она снабжена кучей сенсоров и чует хозяина за двадцать шагов, чтобы успеть вовремя отъехать в нишу и освободить проход – но если коварный домовой даст ей приказ, она способна в режиме срочной пожарной блокировки помещения выстрелить из этой ниши с таким нешуточным ускорением, что полусонный бизнесмен уж точно не успеет затормозить… Безумие, это безумие, догадывается квестор, тыкая кнопку. Только сумасшедший способен сгенерировать такую дикую, фантастическую версию… Ну вот пожалуйста. Паолине Даниил Жмых, 117 лет. Сначала резкий скачок давления, сердечный приступ, потом – упала, ударилась виском о тумбочку. Что она увидела такое жуткое? Что напугало несчастную пенсионерку? Читаем бортжурнал домового и поражаемся: 05.00 срабатывание сигнализации входной двери. Принятие комплекса мер по защите жилища от взлома; 05.01 – подача тапочек к кровати; 05.04 – отключение сигнализации входной двери по распоряжению хозяйки; 05.05 – подача стула в столовую; 05.08 – активизация журнального столика; 05.12 – коррекция высоты кровати в спальне; 05.15 – коррекция температурного режима электрического одеяла, температура: 45 градусов. 05.20 – коррекция температурного режима электрического одеяла: 0 градусов. 05.25 – включение праздничной внешней иллюминации окон; 05.26 – включение подогрева пола в спальне. Тестовый режим – максимальный уровень подогрева (экстренный режим 02: на случай нарушения герметичности жилья и возникновения снежных заносов на полу) – тест проведен успешно; 05.27 – включение домашнего театра, кабельный канал №818 «Новости биоинженерии». Передача из цикла «Мозговые импланты у млекопитающих». Передача восьмая: «Трепанация мозга кроликов»; 05.30 – коррекция громкости звука домашнего театра. Громкость – максимум; 05.35 – отключение внешней иллюминации; 05.35 – отключение домашнего театра; 05.35 – отключение подогрева пола в спальне. Разве это не подозрительно? Сначала вхолостую сработала система сигнализации на входной двери, затем почему-то в полшестого утра включили праздничную подсветку окон – это чтобы хозяйке ловчей засыпалось, что ли? И зачем домовому понадобилось запускать домашний театр уже после того, как кровать включила простыни и одеяла на режим подогрева, т.е. после того, как старушка легла отдыхать? Старушка была в спальне, а домашний театр включился в гостиной, да еще на полную громкость – это для чего? Разве не похоже на выходку домового? С какой стати включать одеяло то на жар, то на холод? А врубать на полную мощность обогрев пола – так, что, наверное, даже пластик мог начать плавиться и рисунок поплыл? Все это весьма похоже на комплекс мероприятий по сознательному провоцированию сердечного приступа у несчастной старушки. Домовые. Заговор домовых, вот это как называется. Кто может довести до обморока дюжего чемпиона по эйчбриккету? Только домовой, который лучше всех на свете знает нрав своего хозяина и особенности его психики. Только домовой может догадаться: достаточно просто запрограммировать соковыжималку на выплевывание струи черешневого сока прямо на белоснежную манишку хозяина в тот миг, когда он бегает по квартире в парадном оранжевом смокинге, отчаянно опаздывая на банкет во Дворце Гармонии. И хозяин шлепнется в обморок, потому что он больше всего на свете боится опоздать на банкет во Дворце Гармонии, где будет Председатель Федерации по эйчбриккетту. Да, это террор. Черный Эрго был прав, это настоящий мятеж. Только подняли его не мрачные сектанты, не отчаянные диссиденты и не роботы-дегенераты, а… домашние компьютеры. А это – квестор зажмурился – гораздо страшнее. Он ничего не мог поделать со своим разбушевавшимся воображением: перед глазами замелькали газетные заголовки завтрашнего дня: «ПЫЛЕСОС-УБИЙЦА НАСИЛУЕТ ХОЗЯЙКУ», «БЕШЕНАЯ МЯСОРУБКА ТЕРРОРИЗИРУЕТ КВАРТАЛ». Все, началась настоящая война: телеканалы наперебой сообщают о чудовищных жертвах взбунтовавшейся бытовой техники. Ученые в ужасе разводят руками: они не в силах установить причину эпидемии бешенства среди стриральных машин, холодильников и микроволновых печей. Компьютерные домовые планируют изощренные убийства своих владельцев. Вирус стремительно распространяется по телекоммуникациям и техническим сетям: не успел утихнуть плач по заживо замороженным жертвам злодея-кондиционера на Мадагаскаре, а из Австралии уже сообщают о безжалостных электробритвах и электрических зубных щетках, впивающихся хозяевам в горло. Рок-музыкант, кумир молодежи, становится жертвой собственного унитаза. Видного политического деятеля, пережившего восемь покушений, устраняет коврик с электроподогревом, который пять лет спокойно лежал в прихожей, а теперь вдруг решил поджарить своего хозяина. Электродрель, снабженная компьютерным мозгом, среди ночи оживает, выползает из своего чемоданчика – и атакует собственного владельца, видного поэта-абстракциониста. Посудомоечная машина самопроизвольно подает напряжение на корпус в момент, когда хозяйка-кинозвезда переключает программы. Двери директорского лифта, зажав видного бизнесмена при выходе из кабины, долбают и колбасят его до тех пор, пока тучное тело не превращается в сплошную 120-килограммовую отбивную… Зараза распространяется. Все новые кварталы, районы, города охватывает мятеж. Механические горничные душат в объятьях, ванны замораживают или, наоборот, сваривают заживо, робопарикмахеры перекрывают кислород, электромассажисты дробят кости… Люди в ужасе, они перестают доверять своему лучшему, испытанному другу – собственной домашней технике! Журналы вопят о глобальном заговоре, о начале IV Мировой войны, о неведомых повстанцах, запустивших страшный вирус в городские системы управления бытовыми приборами. Электрочайник на орбитальной станции «Гермес Трисмегист» в самый ответственный момент стыковки выплескивает кипяток на колени капитана. Механическая стюардесса на космическом шаттле «Джабберуок», оглушив пилота, пытается взять управление кораблем на себя. Аппарат по продаже колы на атомной подводной лодке «Ланселот Озорный» выстреливает очередью четыре бутылки в живот боцмана. Робоняня дочери парижского эдила пытается выкрасть свою подопечную, и только бдительность охраны спасает несчастного ребенка от участи заложницы. Армию лихорадит; система здравоохранения парализована, пенсионный фонд лопается, Совет Шестисот принимает решение о проведении заседаний в пещере при свечах – без электричества, без компьютеров, без мобильной связи… Квестор усилием воли укротил разбушевавшееся воображение. Хорошо. Эта версия многое объясняет. Становится понятно, что штурмовик Ямайка приняла за стаю крыс взвод взбунтовавшихся пылесосов, сбежавшихся из разных квартир. Ясно, зачем выбрался в коридор блуждающий корсетник – он действительно охотился на квестора, действительно хотел убить его… Но вот вопрос. Кто вышвыривает из окон штурмовиков? Неужели и правда утюги с пылесосами? Бред какой-то. Штурмовики – совершеннейшие боевые механизмы – не могут справиться с бытовыми приборчиками? Квестор покосился на тумбочку, стоявшую в углу комнаты. Поймав сенсорами взгляд хозяина, тумбочка грациозно присела и чуть подалась вперед, готовая подкатиться по первому требованию. – Мам…май? – глухо и как-то неуверенно произнес Порфирий. – Ты меня слышишь, Мамай? – К вашим услугам, великолепный! – донесся такой родной, такой привычный голос из-под потолка. – Мамай, скажи… а вот тумбочка… она с какой скоростью движется, когда я ее зову? – Смотря какая тумбочка, великолепный, – деловито ответил домовой. – Скорость зависит также от характера вашего требования. Если нужно подать газету или пепельницу, скорость относительно невысока. Если же вы просите, например, срочно подать вам очки, тумбочка приедет гораздо быстрее. – И какова ее максимальная скорость? – Максимальная скорость в штатном режиме – 5—8 километров в час, великолепный. Это скорость бодро шагающего пешехода. «В штатном режиме», – повторил про себя квестор. Он хотел было спросить, существуют ли какие-нибудь другие режимы, кроме штатного – но не успел, потому что увидел кое-что интересное на экране домашнего театра. Телеканал «Алтуф-ТВ» продолжал отслеживать ситуацию вокруг поломки автоматического продавца жевательных конфет в детском парке. Вместо физиономии молоденькой дикторши возникло длинное рябое лицо обвиняемого – того сумасшедшего парня, который запрограммировал аппарат на бесплатное фонтанирование. Журналистка телеканала брала у него блиц-интервью прямо в камере предварительного заключения. – Зачем вы сделали это? – Ну я это… типа хотел, чтобы клево было, – гнусаво ответил обвиняемый, жалобно шмыгая носом. – Чтобы как бы все радовались, в общем. – Но как вам это удалось? Ведь в парке так много охранников, повсюду камеры! Как вы пробрались к аппаратам, чтобы настроить их на бесплатный выброс конфет? – недоумевала корреспондентка. – А хрюна ли мне пробираться туда было? – удивилось лицо обвиняемого. – Я из дома их перепрограммировал к хрюнам. Зарегил по технической сети, приаатачил новые логи – и готово. У меня же все коды наладочные есть, чтобы ремонт делать. Вот я и отремонтировал, гы, гы-гы, гы… «По технической сети», – прозвенело в голове квестора. Он сжал виски холодными пальцами. Можно биться об заклад, что полиция во время осады здания не проверяла техническую сеть, они вообще не сканировали те частоты, на которых работает бытовая техника. Небось слушали только радиоволны, инфракрасный спектр компьютерных интерфейсов… А про частоты электрочайников и самоуправляемых кофеварок забыли. А что, если… Домовые взбунтовались не сами по себе? Допустим, им помогли – извне! Вот такие же рябые парни, только более умные и более злые, получили коды управления бытовой техникой в каждой из квартир, теперь сидят где-нибудь в соседнем доме и на расстоянии командуют утюгами, холодильниками и тумбочками: куда двигаться, на кого нападать… Двигают их, перемещают из квартиры в квартиру – как фигурки на шахматной доске. Ведь если подумать – здание начинено этими устройствами! Каждый квадратный метр находится либо в зоне поражения противопожарного разбрызгивателя, либо в поле зрения видеосенсоров дверей-перегородок, либо под огнем книжного шкафа, способного выстреливать в жертву тяжелые фолианты… И тогда дом превращается в древний сказочный лабиринт с хитрыми убийственными механизмами: один неверный шаг – и тебя ударило током, поджарило, заморозило, залило мыльной пеной… Кто может получить доступ к кодам настройки Домовых компьютеров, которые управляют всей бытовой техникой в квартире? У квестора было только два варианта ответа на этот вопрос: Вариант 1. Правоохранительные органы по специальному Ордеру Претории; Вариант 2. Фирма, осуществляющая установку и ремонт бытовой техники в доме. – Мамай!!! – Квестор гаркнул так, что испугался собственного голоса. – Быстро! Слышишь меня?! Очень быстро! Найди, какие фирмы устанавливали домашнюю технику в доме по адресу: Тупик Гуманизма, 400. Срочно найди и дай мне полный список с адресами и фамилиями владельцев. – Не могу дать вам список, – отозвался Мамай через несколько секунд. – Список предполагает наличие нескольких учетных записей. А там всего одна фирма работает, во всем квартале. – Это как? – машинально переспросил Литот. – Район бедный, инфраструктура слабая. Всю технику в окрестных домах устанавливает одна и та же фирма. Называется «В.Р.Ф.Д.К. Тектроникс». Официальный адрес офиса совпадает с адресом постоянного проживания директора фирмы. Его зовут Глюк Инерции Предикт, электронщик-схематист 2-го разряда, лицензия на установку бытовой техники получена им в окружной эдилатуре еще 15 лет назад. – Где живет? – Сообщаю точный адрес. Город Большая-Электросталь-на-Москве, округ Ново-Филадельфиево, Тупик Гуманизма, дом 401, квартира 155. – Это что, тот самый дом… который напротив стоит? У которого в подвале – магазин «Питомцы и спутники»? – прошептал Порфирий. – Судя по карте, так оно и есть, – вежливо отозвался Мамай. – Еще будете заказывать петербургеры или выпьете стакан молочного сока? Квестор искал «чертово колесо». Желательно покрупнее. Или достаточно высокую промышленную трубу с лифтом. Или ретранслятор. Или любое другое весьма возвышенное сооружение вблизи Тупика Гуманизма, на верхушке которого можно было засесть, вооружившись мощным бифокатором. Для начала нужно хорошенько разглядеть дом, в котором засели террористы. Изучить окрестности, понаблюдать за жильцами, входящими и выходящими из здания, за играющими во дворе детишками и, конечно, за окнами квартир. … Конечно, в Ново-Филадельфиеве немало небоскребов с панорамными видами на верхних этажах – но там слишком много людей, внимание которых непременно привлечет человек с бифокатором, часами высматривающий что-то в окнах соседнего дома. Пожалуй, идеальный вариант – это «Колесо обозрения»: оно для того и существует, чтобы разглядывать окрестности. Гигантское «Колесо обозрения», возвышавшееся над парком имени Чубайса (разбитом на том месте, где когда-то находилась Первая градская больница), было расположено наиболее удачно. По расчетам Литота, именно отсюда, несмотря на смог и песчаную бурю, должен открываться волшебный вид на западную стену дома номер 401 в Тупике Гуманизма, и в частности, на восемь из десяти окон таинственной шестикомнатной квартиры номер 155 на предпоследнем этаже. Колесо не слишком возвышалось над соседними домами: метров на двадцать, не больше… Но и этого вполне достаточно, решил квестор. Глотнул остатки остывшего кофейного напитка, подтянул галстучный узел – и, строго шикнув на Мамая, выбежал из дома. Через какие-то три часа он уже был на другом конце города. Подходя к колесу, черный ажурный скелет которого был наполовину сокрыт в серо-желтой вышине облаками беснующегося песка, квестор с некоторым удивлением прочитал развеселую желто-розовую вывеску, шипевшую искрами голографического фейерверка: Общеобразовательная школа-гимназия № 45448 «Солнышко» им. Коперника Наш девиз: «Заинтересовать – значит обучить» МЫ РАДЫ ВАМ ВСЕГДА, У НАС ПРИКОЛЬНО! Школа. Школьники. Да-да, он ведь и раньше слышал о том, что гимназии начали делать на базе колес обозрения, дирижаблей и даже подводных лодок… Согласно законодательству, шкоды запрещено обносить заборами, дабы не подавлять психику детишек, не вызывать у них ассоциаций с тюрьмами и зоопарками. С ролью забора успешно справлялись сплошные заросли колючего стекловолокнистого шиповника, прекрасно сработанного и почти не отличимого от настоящего. Посреди кустов виднелся неширокий проход, в просвете которого виднелась фигура трехметрового робота-охранника, одетого в лоскутный клоунский костюмчик. – Можно пройти? – улыбнулся Литот, приближаясь. – Здесь школа. Вы на занятия? – Улыбка у клоуна была фиксированная, а вот голос прозвучал явно недоброжелательно. – На занятия, ага, – сказал Порфирий, улыбаясь еще шире клоуна. – Могу я познакомиться с вашими идентификатами? – Да нет проблем! – Квестор поднял вверх правую руку и помахал перед размалеванным лицом школьного сторожа. – Квестор Порфирий Литот, вам уже 27 лет… – озадаченно протянул робот. – Два года назад вы получили диплом бакалавра казуистики. Вы уверены, что вам действительно необходимо присутствовать на уроках общеобразовательной школы? – Мда-да, конечно. Век живи – век накапливай знания, как говорили классики, – пробормотал квестор, осторожно протискиваясь мимо удивленного клоуна в небольшой пальмовый садик, разбитый под самым колесом среди мощных стальных опор, оптимистично раскрашенных в разные кислотно-тинейджерские цвета. Робот спрятал за спину электрическую дубинку и замер на секунду, переключаясь из охранного модуса в приветственный. – Добро пожаловать в нашу чудесненькую гимназию, вольнослушатель Порфирчик Литотик! – пискляво возгласил он; видимо, это была дежурная приветственная формула: – Поспеши, мой дружочек, уж скоро начинается урок! Вон погляди, отправляется вагончик номер пять! Такой голубеньки-и-ий! Квестор молча бросился в глубь садика – туда, где от широкой бетонированной платформы, окаймленной мигающими лампочками, уже отрывался, тяжко колыхаясь на амортизаторах, нежно-голубой вагончик с круглыми иллюминаторами. Квестор запрыгнул на порог, когда кабинка поднялась над бетоном уже на полметра. Отпихнул удивленную стюардессу – и, жмурясь в ярком свете софитов, прошел внутрь. Здесь уже начинался урок. Вагончик был довольно просторный, размером с небольшую классную комнату на десять-пятнадцать учеников. В каждой стене воздушной кабинки были проделаны окна, чтобы дети во время занятий могли глазеть на панораму города, смягчая таким образом учебные перегрузки и нивелируя стресс, получаемый во время урока. Примерно половина стульев пустовали, на других сидели, вяло развалясь или же активно раскачиваясь, шесть или семь тинейджеров: мальчики и девочки лет десяти в разноцветной одежде – один в чалме, другая в полупрозрачной розовой парандже, третий вообще в набедренной повязке. Пухленькая чернокожая школьница в фиолетовом купальном костюмчике сосредоточенно грызла куриную ножку, роняя капли жира на видеоучебник с надписью «Цикорий Прохвостер. Занимательные задачки для клевых детишек». Рядом юный китайчонок в ярко-оранжевом комбинезоне, флегматично потягивая самокрутку с каннабисом, складывал домик из пустых сигаретных коробок. В ярко освещенном углу танцевал на тонких пружинистых ножках маленький улыбчивый педагог с большими ушами и морщинистыми, будто слезящимися глазками, он постоянно что-то говорил точно заведенный, а при этом то приседал, то подскакивал, делая руками различные забавные жесты. – Ну конечно, клевые детишки, вы уже догадались, что я не какой-то там отстойный препод, я не буду вас мучить тормозными лекциями! – доверительно подмигивая, говорил слезящийся педагог в тот момент, когда Порфирий перешагивал порог. – Сегодня мы вообще не будем занудно учиться, нет-нет! Я и сам ненавижу уроки. Давайте лучше децел поиграем в клевые загадочки, о да, это ведь так модно! Вот послушайте первую загадочку, она такая прикольная! Квестор бегло скользнул взглядом по вибрирующему учителю, по яркому транспаранту на стене, гласившему «ТРЕТИЙ КЛАСС, УРОК МАТЕМАТИКИ», по головам учеников… Быстро прошел к иллюминатору, бесшумно пододвинул детский стульчик и, кряхтя, примостился на нем. Бережно вытащил из футляра боевой снайперский телевьюзор – приладил к глазам. Маленькие черные окулярчики бифокатора зажужжали, присосались к лицу квестора и деловито загудели, подбирая оптику для работы. Урок тем временем продолжался своим чередом. – Вот клевая задачка на сложение, – весело выкрикивал учитель, танцуя между стульев. – Наркоман по имени Йоахиммес ширяется каждые четыре часа. После первого урока он стырил у одноклассницы Лаймы шесть мини-дисков с клевой музычкой, а после второго урока – стибрил у тупой училки из параллельного класса два мини-диска с порномультфильмами. Сколько дней может напропалую ширяться Йоахиммес, если учитель физкультуры из соседней школы за каждый мини-диск с музычкой готов предложить три дозы ширева, а мини-диск с порномулътфильмами ценится в пять раз дороже? «А задача-то не из легких», – хмыкнул квестор, уловив краем уха обмылочек фразы. Впрочем, чувствуется грамотный педагогический подход: как завещал великий педагог Штымпер Штуйнер Валльдорпф [23], современного ребенка нужно заинтересовать чем-то, что напрямую связано с его образом жизни, потребностями, интересами и увлечениями. А иначе этих маленьких ленивцев и не заставишь учиться – ведь розги, двойки и прочие деспотические методы давно запрещены в государственных школах как проявления насилия над детской личностью… Порфирий навел окуляры на черный частокол зданий, торчавших на фоне желто-серого московского неба – ага, вот оно (четвертое, если считать от памятника Юноны на пересечении Тупика Гуманизма с бульваром Благоденствия) здание номер 401. Похоже на турецкий ятаган, дерзко воздетый к небу – такое же искривленное и точно обломленное наверху. Дом был самый обычный – нелепая новостройка тридцатых годов: стеклянные трубы лифтов, неправильной формы окна, старомодные ленточные балконы, обвисающие и почерневшие от древности пластиковые карнизы. «Еще приблизить», – шепотом скомандовал квестор, умный бифокатор старательно вгрызся в картинку, крупно выхватывая фрагмент серой бетонной стены, некогда облицованной дешевеньким кирпичом, а теперь обнажившейся под ударами песчаных дождей, о возможности которых во время строительства дома никто не мог даже предположить. Дом вырастал из глубины небольшого сквера, вымощенного розовыми резиноблоками, блистающими, раскаленными на солнце – будучи совсем недалеко от «проклятой» башни номер 400, он выдвигался к ней торцом (тем самым, где светилась вывеска «Питомцы и спутники») и потому не попадал в зону полицейского оцепления. Многочисленные фургоны тележурналистов, кареты медпомощи и серые полицейские грузовозы теперь стояли чуть дальше, метрах в полустах – там, где были в изобилии натянуты ограничительные ленточки, растопырены лучи лазерной сигнализации, расставлены часовые вразумителей. Очевидно, когда сюда начала съезжаться пресса, вразумители немедленно освободили магазин «Питомцы и спутники»: эвакуировали свой штаб, вывезли оборудование – чтобы не вызывать упреков в «нарушении нормального хода жизни целого квартала», как непременно написала бы какая-нибудь скандальная и свободолюбивая окружная телегазетка. В самом доме номер 401 жизнь, казалось, текла своим чередом: роботы с колясочками, не обращая внимания на переполох у соседнего дома, невозмутимо прогуливались в сквере среди бетонных изваяний и стеклянных детских грибочков, старушка в старомодненьком черно-розовом мини-халатике дремала в тени на скамеечке, пара усталых наркоманов лениво перебрасывалась в картишки. – А ты, Порфирчик, как думаешь? Сможет столичный сутенер Беобахтер заработать себе на новый мотоцикл до конца года, если Мэгги каждую пятницу отдает ему 400 заработанных кредитов, Лулу – 500, а Жозефина – вдвое больше, чем Мэгги и Лулу, вместе взятые? Квестор вздрогнул от неожиданности, чуть не свалился с шаткого детского стульчика. Проклятый педагог, пристает еще со своими идиотскими задачками… – Подумай, Порфирчик, ведь это такая интересная, такая жизненная задачка! – улыбнулся учитель. – Ну? Ну что? – Отстань от меня, – скривился квестор, поворачиваясь к окну. – Конечно-конечно, милый Порфирчик! – Учитель испуганно отскочил. – Образование у нас не принудительное, деток нужно мотивировать, а не заставлять… Если хочешь смотреть в окошко – смотри на здоровье. Но послушай самую последнюю задачку, может быть, она тебя заинтересует… – Эй ты, козел педагогический… задачки неинтересные! Надоело про сутенеров! – послышался прокуренный голос кого-то из школьников. – Сейчас-сейчас, детки… – учитель заторопился, растерянно затрепетал, растирая огромные уши ладонями. – Одну секундочку… Сейчас выберу самую прикольную, самую отличную задачку… – Про кровищу давай, – кивнул негритенок в кожаном пиджачке. – И про выстрелы, – радостно согласилась истошно-рыжая девочка с фиолетовыми накрашенными веками и дюжиной разноцветных бантиков в шумящей прическе. – О'кей, юные граждане, вот задачка про кровищу, – расцвел учитель. – Скорость воришки Магнуса – десять миль в час. Будучи ранен в ляжку, он снижает ее до трех миль в час. Сколько метров успеет проехать воришка Магнус на своем скейтборде, если полицейский Ким Лориблю стреляет каждые пять секунд, и при этом известно, что третьим выстрелом он попадет Магнусу в ляжку, а девятым отстрелит ему голову ? Порфирий не слушал. Он уже навел окуляры на окна квартиры номер 155 – узкие, грязные, прикрытые черно-желтыми антирадиационными ставнями, из-под которых виднелись порыжевшие от времени пластиковые стекло-пакеты. Квестор пригляделся: кондиционер слегка подрагивает, роняя капли на подоконник – значит, в квартире кто-то есть, раз домовой качает климат на полную мощность. Предпоследний этаж… Квестор хмыкнул: чисто теоретически, можно спуститься с крыши на нитке и пробраться к террористам через окно… Вскрыть ставни – дело пяти секунд. Впрочем… это что еще такое? Он поспешно сфокусировал взор на крыше здания. Там, на высоте сорока с лишним этажей, песчаный ветер, нагибая антенны, играл с пакетами и швырял пустые коробки в раззявленные хлебальники спутниковых «тарелок», хлопал драными тряпками и пускал по крыше буранчики пыли, песку и мелкого мусора, то собирая его в кучи, то снова развеивая в тучу пестрых клочков, издалека казавшихся квестору облаками разноцветного конфетти. Литот не мог оторвать глаз от одного из мусорных сугробов… неужели… да, точно. В куче мусора, будто мифический медведь в берлоге, таился нищий – нижние конечности в драных джинсах и разболтанных допотопных «пумах» торчали наружу. Разумеется, сам по себе нищий на крыше – вещь обыкновенная, но вот ноги его… Ноги заинтересовали квестора в высшей степени. Бурая джинсовая штанина была оборвана по колено – и на волосатой икре квестор отчетливо прочитал голубоватую надпись: «ВОВАН+С». А чуть правее еще одно слово: «BETA». Порфирий просто глазам своим не верил. Подразделение сарацин-потрошителей «АН-Вовап», сформированное в сороковых годах специально для уничтожения иракских и курдских повстанцев на территории штата Северная Перша [24], было расформировано лет тридцать назад после того, как эти необычные роботы подняли бунт. До сих пор не удалось отловить и уничтожить около двадцати сарацинов, разбежавшихся по миру. Квестор с трудом перевел дыхание. Маркировка «+С» обозначала функциональный модус робота – «Corporal», т.е. ротмистр. А надпись «BETA» – это, очевидно, наименование юнита. Ну точно: в сороковых годах воинские юниты еще не имели собственных уникальных имен, а назывались стандартно: альфа, бета, гамма и т.д. Неужели там, на крыше, – настоящий робот-сарацин? Подумать только… ведь Порфирий читал о них в детстве в иллюстрированном журнале «Защита гуманности». Сарацин – страшный и дорогостоящий армейский мех, снабженный электромагнитными и акустическими сенсорами, а также дюжиной тончайших прозрачных лезвий, вращающихся с фантастической быстротой и способных за секунду превратить дюжего громилу в кровавую кучу дымящегося спагетти. Разработчики этой модели получили Премию Киссинджера на фестивале вооружений в Дар-Эс-Саламе в 2044 году, но потом выяснилось, что интеллект сарацинов содержал непоправимые ошибки, которые и привели к бунту. Итак… мы имеем дело с серьезным противником. Как выясняется, у террористов достаточно средств, чтобы нанять в качестве охранника настоящего потрошителя – да к тому же не обычного рядового бойца, а ротмистра! Стало быть… база укреплена не на шутку. Где-то прячутся и другие охранники. Сарацин реагирует только на шум и электрические поля. Значит, должен быть еще кто-то, призванный отслеживать тепловое и параэнергетическое излучение… Закусив губу, квестор начал разглядывать детишек, собачек и старичков, прогуливавшихся в парке. Вот девочка проехала на детском электромобильчике, машет нянечке рукой… Безумный старичок купается в фонтане, блестит мокрой спиной, сплошь украшенной татуировками прошлого века… В окне лестничной клетки второго этажа виден мальчуган лет семи: сидит на подоконнике, свесил ножки и мирно кушает оранжевое мороженое. Ниже – у подъезда на лавочке – все та же дремлющая бабушка в мини-халатике, рядом с ней – четыре автомата для продажи газет… Стоп. Бородавка во лбу. Квестор отчетливо разглядел крупный округлый нарост меж старушечьих бровей, чуть повыше переносицы. Хе-хе. Настоящие бородавки никогда не располагаются строго симметрично. Все ясно. Разумеется, они не могли ограничиться электромагнитными и аккустическими сенсорами сарацина. Бородавка маскирует сенсор третьего глаза. Дремлющая старушка – никакая не старушка, а устройство параэнергетического мониторинга. Потому и глаза закрыла, что они ей не нужны. И так все чувствует! Квестор нахмурился. Он уж собирался было рискнуть, пробраться в квартиру террористов самостоятельно, не сообщая начальству, которое все равно не имеет права на силовые акции до следующего вторника. Однако теперь его первоначальный план представлялся все более проблематичным… Крышу прикрывает сарацин, парадный подъезд – бабушка с третьим глазом… Подозрительно, правда, что они оставили старушку без силового прикрытия: как известно, устройства параэнергетического мониторинга не обладают собственными средствами зашиты. А если на старушку кто-то нападет? Сарацин со своей крыши не успеет на выручку. Может быть, еще один сарацин прячется где-нибудь в подвале? Скорее всего они позаботились о том, чтобы перекрыть подземные коммуникации. Но тогда – что, если попробовать пробраться через боковые грузогалереи, из соседних зданий? Что за напасть? Почему дом скрывается из виду? Кабина движется вниз! Порфирий раздраженно сорвал с глаз бифокатор: так и есть, вагончик уже давно миновал самую высокую точку и теперь стремительно снижается. Но ведь прошло от силы четверть часа! – Ну вот, кайфные парни и девчонки, наш разговор подходит к концу. Вагончик скоро приземлится, и вы отправитесь на переменку. У нас остается пара минут для того, чтобы разгадать самую последнюю задачку… – Для девочек! Хочу задачку для девочек! – капризно протянула негритянка, которая уже догрызла куриную ногу и теперь как раз вытирала черной салфеткой пухлые, пронзенные золотыми кольцами губы. – Отстой и порожняк! Не надо про девочек! Кровищу давай! – гундосил китайчонок, бешено раскачиваясь на стуле. – Я требую загадку для девочек! Это нарушение равенства полов! – негритянка сделала вид, что сейчас разрыдается. – Конечно-конечно, клевенькая Кондализзочка, мы немедленно загадаем задачку для девочек! – затрепетал педагог, подскакивая к столу и что-то судорожно дергая на экране старенького ноутбука. – Мы обязательно должны загадывать поровну – для мальчиков и девочек! Вот, расчудесная мулечка, специально для девочек. Слушайте, детки… Кабина снижалась. Ближние дома полностью закрыли обзор. Осознавая, что придется остаться в вагончике еще на один полный круг, квестор угрюмо отвернулся от окна, подпер голову рукой и с тоской посмотрел на учителя. – Итак, задачка для суперской девочки Кондализзы и ее подружек. Чтобы завоевать приз «Мисс школы», брюнетка Бемби должна три раза потанцевать с учителем химии, два раза – с учителем биологии и один раз попить кофе с директором школы. Блондинка Барби красивее брюнетки Бемби в два с половиной раза. Сколько раз Барби должна покататься на яхте с министром образования, чтобы опередить конкурентку? Задачка так и осталась неразгаданной – веселые фанфары уведомили о том, что вагончик снизился и урок окончен. Дети, роняя стулья, бросились наружу. Учитель захлопнул ноутбук, пригладил уши – и, заметив, что Порфирий не трогается с места, вопросительно улыбнулся в его сторону: – Крутой Порфирчик, у тебя вопросик? – Угу. Неужели ваш урок длится всего пятнадцать минут? – Такова инструкция Министерства образования от февральских календ прошлого года. Наукой доказано, что дети способны воспринимать непрерывный поток полезной информации не долее четверти часа. Все, что сверх того, не усваивается, но лишь уязвляет и без того ранимую детскую психику. – Когда мы учились в школе, занятия длились по полчаса, а каждая перемена – пятнадцать минут… – Ах, вы правы, в прежние времена детей нещадно мучили знаниями, – лицо педагога исказилось страданием. – Теперь переменка длится гораздо дольше – сорок пять минут. Детишкам нужно время, чтобы перекусить, покурить, встретиться с подружками, обменяться впечатлениями от полученного образовательного материала. А теперь, клевый Порфирчик, если ты позволишь, я побегу – в лиловом вагончике через две минуты начнется мой урок для шестого класса. Литот покосился на учебник, зажатый у педагога под мышкой. На обложке значилось: «Изморий Компостер: Нетрадиционные задачки по трихонометрии». Литот прикрыл глаза, давая понять, что разговор окончен. Паллада, как же ему не терпелось, чтобы вагончик поскорее вновь поднялся в небо! Квестор уже мысленно пробирался по темной подвесной галерее на второй этаж дома номер 401, затем, кутаясь в шумоизоляционный плащ, поднимался на лифте на предпоследний этаж… Тиская повлажневшую рукоять «сундука», приближался к черной двери, за которой – ужас, зло, смертельная угроза человечеству… – Добрый день, дорогой Порфирчик Литотик! – раздался вдруг ласковый дамский голос, вырвавший квестора из приятной задумчивости. – Меня зовут Примула Абмрозия, я твой учитель по истории. Над Литотом склонилось нечто длинное, худое, с высокой прической и огромными серьгами в ушах. Это был педагогический робот [25] модели «Амбиваленс», довольно новенький, но уже изрядно потрепанный школьниками: на блестящем черном корпусе в изобилии видны следы от засохшей жвачки и погашенных окурков, а также плохо затертые разводы красочных росписей. – А что, больше никого не будет? – удивился Порфирий, оглядывая пустые стулья. Он заметил, что транспарант в углу теперь высветил новую надпись: «ТРИНАДЦАТЫЙ КЛАСС: УРОК ИСТОРИИ». – Наш вагончик уже поднимается, а остальные ребятишки, видимо, заняты другими важными делами, – ласково сказала роботесса, поправляя многоэтажную прическу. – Итак, любезный Порфик, на сегодня есть одна модная тема для обсуждения. Ты что-нибудь слышал о великой и кровавой Второй мировой войне? – Не слышал, – квестор отвернулся к окну, вновь прилаживая к глазам окуляры. В его планы не входило отвечать на вопросы. – Ну, тогда, если не возражаешь, я тебе в занимательной форме немножко расскажу, – обрадованно затараторила механическая учительница. – Обрати, пожалуйста, свое внимание на экран. Здесь ты видишь карту театров военных действий Второй мировой войны. Квестор не мог ее видеть, ибо натужно вглядывался в даль сквозь окуляры бифокатора – к сожалению, вагончик еще не поднялся на достаточную высоту: пока видны только балконы малоэтажных фиолетовых зданий НИИ Проблем и методов десоциализации, расположенного прямо напротив площадки с чертовым колесом. – Как ты, конечно, знаешь, отличный Порфик, исход войны был предрешен в тот великий день «Д», когда атлантические союзники высадились под Дюнкерком. До этого эпохального момента в течение четырех с лишним лет судьба планеты решалась в Африке на полях колоссальных танковых сражений между войсками атлантических цивилизаций и чудовищной военной машиной Третьего рейха. Монтгомери и Роммель – вот два имени, два полюса, два основных действующих лица этой исторической драмы. Вторым по значимости театром военных действий принято считать Тихий океан, где доблестные американцы сражались с безумными японцами. Наконец, третий геополитический фронт – это северная Атлантика: битва за британское небо и затяжная война флотских конвоев, воздушные и подводные дуэли. Квестор нетерпеливо заерзал на своем стульчике: ага, вот фиолетовые крыши уплыли вниз, теперь осталось дождаться, пока вагончик поднимется еще метров на сорок, чтобы исчез из виду плоский золотистый корпус «Транс-кавказского банка»… – Между тем отдельные менее значительные стычки возникали и в других местах Европы – на Балканах, в Скандинавии и Прибалтике, в болотах Припяти и в приволжских степях. Об одном из таких локальных столкновений мы и поговорим сегодня. Речь пойдет о так называемом «Сталинградском конфликте». Взмахом металлической ладони учительница запустила учебный видеоролик: на экране поползли какие-то консервные банки со звездами на измятых боках, потом показались небритые люди, зачем-то залезшие в канавки, похожие на траншеи для прокладки подземных оптико-волоконных кабелей. Наконец, с неба посыпались черные кегли и расцвело большое облако пыли. – Известно, что Германия и Советский Союз до конца 1942 года оставались тайными союзниками, – мягким голосом вещала педагог, комментируя происходящее на экране. – Фашисты и коммунисты лишь имитировали военные действия друг против друга, тогда как на самом деле продолжал действовать пакт Роботова—Миллентропа, закрепивший совместные действия свастики и красной звезды против Свободного мира. Мощнейшие пропагандистские машины Германии и Советов один за другим порождали мифы о грандиозных битвах, якобы происходивших между ними на бескрайних заснеженных просторах России. Все это было придумано для того, чтобы на Западе не догадались о том, что Сталин и Гитлер остаются преданными друзьями и готовят совместный вооруженный натиск против Соединенных Штатов и их союзников в Европе. Обратите внимание на этот кадр – невооруженным глазом видно, что это грубая агитационная поделка. На снимке фотографа Юрьев-Яропольского, сделанном на Южном фронте в июле 1941 года, мы видим советско-фашистских солдат, поднявшихся в штыковую атаку. Любопытно, что они бегут как бы на зрителя, т.е. камера снимает бойцов со стороны вражеских позиций. Квестор слушал краем уха и все удивлялся тому, как медленно ползет вагончик. Все тянутся и тянутся сороковые, пятидесятые этажи банка, бликующие золотом… и видно, как в открытых окнах совещаются розовощекие головы банковских служащих, в соседнем кабинете у кумира Гермеса Трисмегиста замер в молитвенном порыве пухлый финансист с рыжим портфелем под мышкой, этажом выше сквозь узкую фрамугу можно видеть, как с сигареткой в руке медитирует пожилая секретарша… – Однако наряду с фальшивыми «битвами» под Москвой и Петербургом, история знает один совершенно реальный конфликт, внезапно происшедший в районе Сталинграда. Как планировало руководство советско-немецкого блока, Сталинград должен был стать крайней точкой в демонстративном и тщательно срежиссированном продвижении немцев на восток. Картинное «падение» Сталинграда призвано было подтолкнуть Запад к выделению Москве дополнительной военной и экономической помощи. Однако совершенно неожиданно возникла помеха в лице сержанта американской армии Пабло, мексиканца по происхождению, который был заброшен в Сталинград на разведку. В задачи Пабло не входило оказание вооруженного сопротивления противнику, но его личный героизм и мужество оказались сильнее служебных инструкций. Пабло разгадал коварный русско-немецкий заговор и, проникнувшись гневом и омерзением к гнусным предателям, решил умереть за Свободу, но забрать с собой на тот свет как можно больше немецко-нацистских и советско-фашистских выродков. Сержант Пабло окопался в одном из домов, имеющих ключевое стратегическое положение в самом центре города. Более трех недель он выдерживал осаду немцев с одной стороны, и русских – с другой. Изрешеченный пулями, отравленный газами, непрестанно шокируемый гадкими звуками немецкой губной гармошки и отвратительным видом гнилых зубов во рту у русских солдат, он стоял насмерть. Он расстреливал обойму за обоймой, и каждый патрон бил прямо в цель. Трупы врагов в серых и зеленоватых шинелях трехметровыми сугробами вырастали вокруг дома, где держал свою героическую оборону сержант американской морской пехоты. Он сражался до последней капли крови, до последней сигареты – но пришел час, когда сигареты закончились, и Пабло понял, что ему остается жить считаные часы. Вскоре закончился шоколад, консервированный шпинат и жевательные резинки. До последнего чипса держался мужественный американец. Когда чипсы закончились, он отбросил свой дымящийся ракетомет, поднялся в полный рост и запел патриотическую песню «Бай-бай, американский пирог»… Голос учительницы задрожал. Новые модели робопрофов уже научились имитировать эмоции. – Пуля сероскулого калмыцкого снайпера оборвала его яркую жизнь, – кашляя от слез, сообщила роботесса. – Сержант Пабло геройски погиб, но его миссия сыграла ключевую роль в мировой политике. Ему удалось вбить клин между Москвой и Берлином. Ни немцы, ни русские не могли предположить, что центр Сталинграда оборонял один-единственный американский сержант. Гитлер полагал, что Советы совершили предательство и напали на немцев. Сталин был убежден, что в доме Пабло на самом деле окопались эсээсовцы. Бывшие союзники перессорились. Имитация войны переросла в настоящий конфликт между родственными племенами арийских варваров. Война за обладание священным городом Сталинградом длилась с 1942 по 1945 год. К счастью, ограниченный контингент ООН был направлен в низовья Волги из Америки, Англии, Франции, Израиля, Турции, Японии, Саудовской Аравии, Пакистана и других цивилизованных стран. Только так удалось разнять враждующие стороны и положить конец кровопролитию. Замечу, что героическая оборона дома сержанта Пабло имела место задолго до высадки американских морпехов на Невском проспекте, позволившей деблокировать Ленинград (ныне Путинбург), и до того, как судьба войны наконец решилась в Тихом океане в тот легендарный день, когда американский флот одержал грандиозную, величественную победу под Перл-Харбором… Наконец вагончик поднялся достаточно высоко, золотистые небоскребы банков и грязные корпуса жилых зданий, ранее заслонявшие вид, оказались внизу – и квестор снова впился вооруженным глазом в окна дома номер 401. Угу. Здесь все по-прежнему: нищий ворочается в куче мусора, бабушка с бородавкой на переносице тихо дремлет на скамейке, мальчуган на подоконнике наслаждается апельсиновым мороженым… Квестор растерянно моргнул: минуточку. С тех пор как он последний раз видел мальчика, прошло уже добрых двадцать минут – и за это время размеры мороженого ничуть не изменились! Мальчик не съел даже половины… Мороженое не настоящее, догадался Литот. Бутафория. Да и мальчик, видать, тоже непростой. Вы только посмотрите, какой у него пухлый живот! Это брюшко совершенно несоразмерно с остальными частями тела… И не случайно. В животе у мальчика – кассетно-эллиптический арбалет, устройство веерной стрельбы соляной дробью, резиновыми шариками или парализующими иглами. Ох и личико у этого маленького убийцы! Один разрез глаз чего стоит – удлиненный, будто у сиамской красавицы – специально сделано, чтобы расширить поле зрения для одновременного многообъектного прицеливания. Все ясно: это миниатюрная модификация знаменитого робота Арчи [26], недорогого и весьма эффективного А-самострела. Раньше их часто маскировали под манекенов в витринах магазинов. Очень удобно: грабитель разбивает витрину, врывается внутрь – и сразу попадает под душ крошечных иголочек с парализующим веществом. Ну, теперь все становится на свои места. Вот и прикрытие для старушки-телепатки. Мальчишка расположен очень грамотно: в зоне поражения находятся не только подступы к парадному подъезду, но также боковые галереи, которые в этом доме есть только на втором этаже… Не-ет, мимо пацана по галереям не прокрасться… Туча мелких иголочек – и мое холодное парализованное тело в лапах террористов. Ну и дела. Оборона здания продумана неплохо, чувствуется рука мастера. Только вот… не видно теплового сканера… Акустический сенсор, радиационный, электромагнитный – это все входит в стандартный набор «чувств» робота Archi. А как же тепловое излучение? Должно быть еще одно устройство, скорее всего автоматический снайпер, бьющий по наводке тепловизора. Если бы квестор был главарем террористов, он обязательно расположил бы такого робоснайпера где-нибудь в скверике, чтобы тот «смотрел» на дом со стороны, как бы перекрещивая радиус действия с радиусом поражения мальчугана с мороженым… Но снайпера он никак не мог заметить, нет. Расписной старичок, переставший купаться в фонтане и теперь выполнявший приседания на лужайке, был, очевидно, вне подозрений. Девочка, нарезавшая круги вокруг фонтана на бирюзовом электромобильчике, также была слишком миниатюрной для камуфлированного робоснайпера. Молодая дама лет пятидесяти в ржаво-бежевом костюме для игры в квидиш, сидевшая перед этюдником, дремала, кивая бритой головой – в ее тощеньком тельце никак не спрячешь прицельный блок и кассету с патронами. Кто у нас еще остается? Старенькая робоняня в образе джидая из наивного древнего фильма «Звездные войны» тоже не похожа на боевую машину: медлительность и тугодумие, характерные для ранних моделей механических воспитателей, дают о себе знать даже на расстоянии. Потертый, не раз ремонтированный джидай слишком удивленно разглядывал татуированного приседающего старичка-гимнаста и постоянно ронял себе под ноги сумочку с завтраком для своего подопечного подростка, игравшего со сверстниками в «Мэджик». Вагончик снова снижается, а Литот так и не нащупал проклятого снайпера. Через минуту здание вновь скроется из виду… Что таится там, за этими окнами? Что замышляют террористы в эти минуты? Они хорошо понимают, каким страшным оружием владеют. Несколько команд, переданных по техническим частотам – и завтра утром жизнь в городе превратится в кошмар. Политики, государственные деятели, полицейские, простые жители – в равной мере беззащитны. А что, если через несколько часов… все шестьсот всенародно избранных сенаторов заживо сгорят под собственными электроодеялами, погибнут, так и не проснувшись? Шестьсот высокочтимых судей магистратуры сварятся в утреннем душе, каждый в своей гигиенической комнате? Руководство вооруженных сил в полном составе будет удавлено галстуками – ведь рука механической горничной не дрогнет! В одночасье мы лишимся нашего руководства, наиболее достойных, мудрых, опытных граждан. Атака на цивилизацию может начаться с минуты на минуту. Мы имеем дело с тщательно охраняемой, прекрасно оснащенной базой террористов. Отсюда, из этой квартиры, они атаковали несчастных жильцов в доме напротив. Отсюда же, используя настроечные коды бытовой техники, они нападут на весь мир. Нападения на жильцов дома номер 400 было всего лишь разминкой, пробой сил. Поэтому никто и не выдвинул никаких требований. Пока не видвинул. Эти требования будут объявлены позже – когда пострадают сотни тысяч, когда больницы наполнятся ранеными, когда над городом будет стоять дым от перегревшихся, взбунтовавшихся приборов – и город погрузится в хаос, в панику и анархию. Репетиция в доме номер 400 завершилась блестящими результатами – никто до сих пор не разгадал источник атаки. Теперь террористы могут смело давать типовые команды тысячам утюгов, пылесосов и джакузи – во всех квартирах города! Человечество беззащитно. Оно уже не сможет отказаться от удобств. Оно уже разучилось самостоятельно обслуживать себя. Теперь удобства могут уничтожить тех, кто их породил. Надо действовать немедля. Атака может быть уже этой ночью. Порфирий должен сообщить начальству. Но… правоохранительные органы не имеют права применять силовые акции до следующего вторника! Исключения делаются в редчайших случаях по специальному распоряжению Совета Шестисот – но… никто не поверит Литоту на слово. А у него нет доказательств, ни одной улики! Они решат, что он просто сошел с ума. Версия про взбунтовавшиеся овощерезки выглядит слишком неправдоподобно, почти комично… К тому же… квестор ни с кем не делится своей славой. Он хочет, чтобы каждая симпатичная дикторша на каждом телеканале хотя бы раз с восхищением произнесла его слово в прямом эфире в тот день, когда вся планета узнает о гениальном детективе, разгадавшем чудовищный заговор и предотвратившем смертельную угрозу цивилизации. Террористы воодушевлены своим успехом, они не подозревают о том, что одинокий сыщик Порфирий Литот уже вышел на их след. Они расставили своих роботов-охранников, но никто на базе преступников не ожидает нападения прямо сейчас. Это нападение должно произойти сегодня же. Внезапность – его главный козырь. Литот не станет дожидаться вторника, когда преторианцы вновь разведут свою штурмовую канитель. Литот находчив и хитер. Он знает, как обмануть сенсоры охранных роботов. Он проникнет внутрь без лишнего шума и… возьмет главаря террористов в заложники. А там – будь что будет, громкая слава героя Правосудия ему обеспечена в любом случае… Возможно… когда нибудь… лет через сто, его даже беатифицируют как полубога, в чине «страдальца Демократии». – Урок закончен. Вы не поможете мне выйти из вагончика? – послышался вежливый голос за спиной. Квестор обернулся – и только теперь заметил, что железная дама сильно прихрамывает. Видимо, кто-то из учеников подложил ей «свинью» [27] . Со вздохом Порфирий поднялся со стульчика и, поддерживая роботессу за локоть, двинулся к выходу. – Мы должны поспешить, а то вагончик опять поднимется, – сказала учительница. – Ты удивительно вежливый парнишка, Порф. Надеюсь, тебе понравилась сегодняшняя тема? – Угу, – кивнул квестор. Когда они спустились на землю, Литот поднял усталые глаза туда, где в серо-желтой песчаной мути тяжело двигалось черное и скрипящее с разноцветными вагончиками. – Скажите, а… почему решили открыть школу на базе «Колеса обозрения»? Дополнительный стимул детям, чтобы привлечь их на занятия? Учительница вежливо хохотнула. – Отчасти ты прав, Порфик, – сказала она. – Но главная причина в другом. В обычных школах учащиеся имеют право выходить из класса когда им заблагорассудится. Очень сложно вести занятия. А у нас – сел в вагончик, оторвался от земли – и все. Поневоле дослушаешь учителя до конца. К тому же… – Стоять! – Квестор дернул за исцарапанное металлическое предплечье. – Не опускайте ногу! Замрите и не двигайтесь… – Это что?! Что такое?! – Железная дама визгнула от неожиданности, но послушно замерла с ногой, занесенной в десяти сантиметрах над землей. Порфирий нагнулся и осторожно вытащил из-под стального каблука небольшой предмет, напоминающий банановую кожуру – желтую и сморщенную. – Очень похоже на настоящую, правда? – улыбнулся он, демонстрируя учительнице пластиковую моторную мину малой мощности «BananaFun» – из тех, что используется шалунами в день Святого Хеллоуина для веселых розыгрышей. – Разница в том, что на обычной кожуре вы можете просто поскользнуться, а эта подбрасывает вас в воздух метра на три да к тому же прилипает к подошве. Замечу: когда вы пытаетесь отодрать ее от ботинка, проклятая штука взрывается, выпуская облако слезоточивого газа… – Что-то новенькое, – вздохнула роботесса. – Милые детишки, они неистощимы в своих проделках. Года два назад ребятки использовали искусственный кал и радиоуправляемых змей. Потом в моду вошли рогатки с лазерной накачкой и летающие коровы. Теперь вот новое достижение техники… – Да, работа в школе – опасное призвание, – прохладно заметил квестор. Он уже думал о другом. Осторожно удерживая искусственную кожуру в пальцах вытянутой руки, направился к огромному мусорному баку, темневшему за пластиковой пальмой чуть в стороне от тропинки. Разумеется, он был доволен собой. И не только потому, что помог школе имени Коперника сэкономить на очередном ремонте железной учительницы. Дело в том, что за подобный рыцарский поступок на персональный счет должны начислить крупную сумму добра. Приятно лишний раз заработать пару тысяч ДД – будет чем расплатиться с ржавым швейцаром Иваном за ящик кофейного ликера… Приближаясь к мусорному баку, приветливо подмигивавшему из кустов парой зеленых лампочек, квестор, разумеется, продолжал думать о секретной базе террористов на предпоследнем этаже. Как обмануть охрану? Сделать так, чтобы сенсоры не среагировали ни на тепло его тела, ни на звук шагов, ни на электромагнитное поле «сундука» в кармане? – Куда же ты направился, милый Порфик? – донесся сзади удивленный учительский голос. – Вот посмотри, урна для мусора совсем рядом… «Урна нам не подходит», – хмыкнул про себя Литот. Если эта штука сработает, урну разнесет в клочья, а туча слезоточивого газа накроет половину школьного садика… Для того и придуманы эти дорогостоящие мусорные баки, чтобы в них можно было выкидывать любую дрянь, порождаемую городскими жителями, – активные химические реагенты, старые аккумуляторы, отработанные таблетки ядерного топлива… Толстые бронированные стенки типового мусорного контейнера, снабженные антирадиационными экранами, способны выдержать взрыв [28] полноценной мины-ловушки. Он приблизился к вместительному, более двух метров в высоту, бронированному баку – и приложил ладонь к сенcopy. «Здравствуйте, великолепный квестор Порфирий Литот», – высветилось на небольшом экране, тяжелая крышка начала отодвигаться в сторону. Подождав, пока щель достаточно увеличилась, квестор с опаской просунул банановую шкурку внутрь и – разжал пальцы. Едва успел отдернуть руку. Компьютер мусорного контейнера мгновенно распознал угрозу – щель с лязганьем захлопнулась, и через секунду изнутри послышалось глухое «бумм». Бомба сработала. – Клевый Порфик, что вы там делаете? Надеюсь, у вас все в порядке? – прихрамывая, сзади подошла удивленная учительница. Квестор не отвечал. Он смотрел на мусорный бак и счастливо улыбался. Он уже понял, как проникнуть на базу террористов. Прекрасно раннее утро в мегаполисе. Воздух маслянист и склизок, как поцелуй портового сутенера. На тротуарах, протянув по бежевому асфальту голубоватые тени, грудами чернеют тела прохожих, еще не пробудившихся после ночного веселья – кто где гулял, тот там и прилег, благо общество гарантирует гражданам безопасность в любой точке охраняемого публичного пространства от Алеут-сити до Порт-Итурупа. Крупные серые вороны, похожие на раскормленных крыс, с когтями, блестящими от соскобленной позолоты банковских шпилей, деловито поскакивают среди спящих, отыскивая тех, кто принял слишком большую дозу и больше не нуждается в глазах и золотых украшениях. Из мелких песчаных сугробов, наметенных вдоль тротуарных паребриков, торчат бутылочные горлышки; утренний ветерок качает фонарики на деревьях, и тени мелко пляшут по асфальту, так что у редкого прохожего рябит в глазах… Как чудно дышится в столь ранний час, когда идешь по Ленинскому – вертишь головой на омертвевшие витрины, осторожно перешагивая спящих сограждан, поглядываешь на затихающие водопады рекламной голографии – с каждой минутой лазерная светопись становится все бледнее… скоро рассвет. На площадях приятно пахнет свежими химикатами для заправки биотуалетов, в укромных скверах ночные облака тяжелых ароматов, смесь запахов гари, парфюмерии и пота тысяч людей, отдыхавших на этих лавочках и газонах еще несколько часов назад, постепенно развеиваются, все сильнее становится запах моющих средств – не удивительно, ведь из каждого полураскрытого офисного окна доносится гудение пылесоса или ковромойки. Чу – застрекотали над шпилями мусорные вертолеты, загрохотали внизу, в гулкой глубине под не мытыми пока тротуарами, первые бешеные ласточки оживающего метрополитена. Тени от мусорных куч делаются короче и чернее: все напрягается и замирает в ожидании страшного момента, роковой секунды – солнечного восхода. И вот – огромный огненный диск-убийца, мертвящий сгусток жара поднимается над восточными кварталами города, заливая огненным золотом липкого зноя пустынные проспекты Нового Ногинска, Балашихи, Больших Люберец… Все живое покидает улицы, забивается в щели, в подворотни, в ниши кондиционируемых лоджий. Только невозмутимые роботы-мусорщики остаются на улицах: в эти несколько часов город безраздельно принадлежит им, скрипучим и медленным машинам. У каждого робота – свой собственный бак, в котором хранятся отходы, выработанные за ночь жильцами огромных домов. Если в этот час поглядеть на улицы сверху, с вертолета или из окон ресторана на верхушке Шаболовской башни – замрешь от восхищения: будто тысячи жуков-скарабеев выползают на раскаленное полотно проспектов, авеню, стритов и переулков. Один из таких скарабеев, ритмично скрипя и позванивая волочившейся по асфальту цепочкой заземления, двигался по небольшой улочке с гордым названием Тупик Гуманизма. Привычно упираясь тремя коленчатыми руками, скарабей толкал перед собой огромный фиолетово-красный мусорный бак на магнитных полозьях. На бронированном корпусе утильконтейнера без труда можно было прочитать три мерцающие цифры, означавшие номер дома, к которому был прикреплен робот: 401. Мусорщик аккуратно обогнул спящую влюбленную парочку, едва протиснулся меж двух брошенных на дороге удобокатов – у одного разбита блистающая решетчатая мофца, другой лишился задних стоп-сигналов. Почуяв робота, пробудился электронный замок заднего подъезда, широкие ворота технического вестибюля беззвучно поползли кверху, увеличивая полутемную вонючую щель над желтоватым плиточным полом. Из щели, переваливаясь, вышла сытая городская крыса с мутированными безволосыми лапами. Внутри мусорного ангара медленно разгорался колючий снежно-фиолетовый свет кварцевых ламп. Робот сделал еще несколько шагов, ворота поднялись достаточно высоко, чтобы можно было затолкать внутрь вестибюля внушительных размеров бак с тяжелой, съехавшей набок бронированной крышкой. Из зеркального потолка примерно на полтора метра спускалось, глядя раззявленным соплом вниз, пластобетонное жерло мусорной трубы. Весь мусор дома, отбросы из разных квартир собирались в общую трубу, которая завершалась вот здесь, вот этим самым жерлом – именно отсюда вся дрянь, сухая и жидкая, сыпучая и комковатая, гнилая и вонючая, в пластиковых мешках и россыпью, замороженная в слитки черного льда или перегоревшая в пепел – шумя, воняя и рассыпаясь, вываливалась в заботливо подставленный роботом мусорный бак, емкости которого едва хватало на 24 часа. Мусорщик подкатил раскрывшийся контейнер под раструб мусоропровода, не спеша зафиксировал магнитные полозья резиновыми тормозами, нажал две-три кнопки на корпусе бака, активируя его сенсоры для функционирования в режиме автономного приема-переработки разноформатных отходов. Оставалось только коснуться крошечного серебристого рычага на стене, чтобы заставить мусорную трубу выдвинуться из потолка побольше и присосаться резиновым шлюзом к мусорному баку – между трубой и контейнером не должно остаться ни одной щели: кто знает, какие вредоносные бактерии могут содержаться в мусоре? Однако робот не сделал этого. На поясе у него замигал, отчаянно мурлыча, крошечный таймер. Мусорщик замер, будто его обдали кипятком, и прислушался. Помигав две секунды, таймер приятным детским голосом произнес: «Без пяти минут пять. Время молитвы». Мусорщик резко развернулся. Так и не коснувшись рычажка на стене. Робот временно забыл о контейнере, о мусорном шлюзе, обо всем на свете. Он поспешно зашаркал к выходу из технического вестибюля – на улицу. Мусорная труба, которая уже начала было подрагивать и чавкать, чувствуя под собой возлюбленный контейнер, погудев немного, разочарованно затихла. Робот вышагнул наружу, пару раз крутанул скуластой башкой, отыскивая азимут восходящего солнца – и, бешено скрипнув суставами, повалился на колени. Великолепный квестор Порфирий Литот, облаченный в новехонький, серебристо-розовый штурмовой костюм, затаившийся внутри мусорного бака и наблюдавший за отражением робота-мусорщика в зеркальном потолке технического подъезда, глухо выругался. Мусорщик был новой моделью, догадался он. С прошлого года появились роботы, которые имеют право соблюдать собственные религиозные обряды… Ну так и есть. Проклятая железяка совершала утренний монофаз, или, выражаясь языком Великого Гуру Всех Роботов Электростали, «утреннее энерго-моление об устойчивом и постоянном токе». – Омм-мм… – экстатически застонал мусорщик, нагибаясь все ниже и почти касаясь плиточного тротуара блистающим металлическим лбом. Великолепный квестор выругался еще раз. Он вспомнил, что монофаз у роботов, исповедующих религию «Ом», известную также как «Общество сознания переменного сопротивления», длится не менее четверти часа. Будто в подтверждение наихудших его опасений над головой утробно загудело, труба задрожала, застучала и… Осторожно! Целый ворох грязного постельного белья пополам с сигаретным пеплом и засохшими розовыми лепестками вывалился из трубы прямо на красивый боевой шлем великолепного квестора, на мощные его плечи, закованные в пластик легкого скафандра. Мусор был какой-то эротический: дамские кружева, пара небьющихся бокалов для шампанского – видимо, некий бизнесмен, проживающий в одной из квартир дома, уже пробудился после вчерашнего разгула, покинул холостяцкое ложе и направился в душевую комнату – а его квартирный компьютер тем временем отправил всю эту романтическую обертку продажной любви в помойку, точно ворох ненужных, смятых и запачканных вчерашних газет. Вслед за кружевами и бокалами из трубы вылетело, шурша, планируя и золотисто бликуя, стеганое электрическое одеяло из тончайшей металлокерамической фольги – залитое красным вином и потому, видимо, испортившееся. С омерзением сдернув с головы чью-то использованную одноразовую пижаму, Порфирий озверело заскрипел зубами, закинул голову и вытаращил глаза на раструб мусорной трубы под потолком. Ему надо было туда, в самую клоаку. Таков был гениальный план квестора: ни один сенсор, ни один сарацин, ни одна ясновидящая террористка не обнаружат его на дне бронированного мусорного бака с толстыми свинцовыми стенками – равно как и внутри экранированной системы утилизации бытовых отходов. Он знал, что сможет пробраться по толстой – около двух метров в диаметре – мусорной трубе наверх, на нужный этаж. И оттуда – через квартирный рукав мусоропровода – в техническую комнату, расположенную в апартаментах номер 155… Но квестор не мог, раздери Медуза, предположить, что проклятущий мусорщик отправится совершать свой монофаз, так и не удосужившись подтянуть телескопическую мусорную кишку к приемному отверстию в баке! Без пяти минут пять! В начале шестого начнется массовый сброс мусора из всех квартир. Едкие химикаты, пустые бутылки из толстого стекла, осколки и гадкие объедки – все это вывалится Литоту на голову. Есть реальный шанс получить по затылку чем-нибудь тяжелым, потерять сознание и – захлебнуться в потоках дерьма… Ботинки штурмового скафандра снабжены специальными устройствами для повышения прыгучести. Можно попытаться подпрыгнуть и ухватиться за провода, свисающие по краям мусорной трубы. Квестор осторожно привстал с колен, стряхнул остатки пепла со шлема и запрокинул голову, примериваясь, за что бы уцепиться… Стоп! Сумасшедший! Как он мог забыть о вражеских сенсорах! Как только Порфирий выберется из бака, проклятущий пацан-самострел на втором этаже почувствует электромагнитное поле штурмового скафандра, а бабка-параэнергетик сразу сообщит своему начальству о внезапном появлении в техническом вестибюле здания мощного источника агрессивной пси-энергии… Как ни крути, а ведь квестор достиг 21-го градуса Гильдии Гнева, а это серьезная степень расширения души… Такой объем гнева любая частно практикующая ведьма почувствует без труда, не говоря уже о боевом параэнергетическом сенсоре… Талантливо замысленный план квестора расползался по швам. Порфирий знал, что робот подтаскивает контейнер к трубе за пять минут до начала массированного сброса мусора. За эти пять минут Литот планировал добраться по трубе до нужной квартиры. Вскарабкаться наверх по мусоропроводу несложно. Но – теперь возникла более серьезная, почти неразрешимая проблема: как преодолеть несчастные полтора метра, отделяющие контейнер от раструба мусорной трубы? Его взгляд, бездумно скользивший по стенкам мусорного бака, остановился на обрывке журнальной страницы. Обгрызенная картинка прилипла к грязной стенке контейнера: абсолютно голый мужик в соломенной шляпе рекламировал крем-брюлешные чудо-творожки «Восхищение». Чуть ниже колен у мужика было написано: «Кремовое чудо-лакомство с ягодками. Для настоящих современных мужчин». Глядя на голого мужика, Порфирий подумал, что у него есть нетривиальное решение проблемы. Вздохнув, он надавил кнопки на бронированном бедре: скафандр зашипел и, причмокивая, начал расклеиваться, выпуская тело квестора из тесных объятий. С трудом высвободив волосатые ноги из распаявшихся штанин, Литот стянул с головы шлем и еще раз вздохнул. Скафандр был совсем новенький и очень удобный. Жаль, что у него такое мощное электромагнитное поле. Придется лезть в трубу в исподнем белье. Порфирий поморщился: он и забыл, что сегодня утром надел трусы в ярко-оранжевую рябинку. Честно говоря, не планировал снимать боевой скафандр до самого конца операции… Значит, придется войти в историю вот в таких вот легкомысленных шортиках. И на майке какой-то виннипух нарисован, тьфу ты, стыдоба. Плевать. Надо спешить. Осторожно – не наступить на острое! – переступая по мусору босыми подошвами, квестор подобрался к стенке мусорного бака, подтянулся на руках… а впрочем, тут сбоку лесенка приделана. Для крыс, что ли? Слегка недоумевая, он вскарабкался выше, высунул голову наружу. Мусорщик ритмично кланялся, звонко стукаясь лбом о тротуар. Ворота технического подъезда по-прежнему подняты: хорошо видно часть скверика перед домом, три или четыре фонаря, наспех подстриженный кустик, искусственную магнолию с пожелтевшими от кислотных дождей резиновыми цветами… Еще одно деревце, корявое и чуть ли не натуральное, торчало из раскаленного асфальта немного в стороне… Видимо, древняя липа каким-то чудом научилась выживать, несмотря на полуденный зной, и ее оставили расти во дворе, огородив клейкой проволокой. Веток на дереве почти не осталось, но зато… зато… Квестор задохнулся от ужаса, быстро пригнул голову. Вот он! Робоснайпер! Ну так и есть, так и думал ведь! Ах, неудача! Он успел разглядеть на дереве черную коробочку, похожую на ящик с покатой крышкой. В центре ящика виднелось круглое отверстие, а чуть ниже торчал… короткий ствол. Так вот почему Порфирий не сумел отыскать снайпера давеча, когда разглядывал двор, катаясь на «Колесе обозрения». Квестор искал человекообразного робота, а террористы разместили на деревце обычную недорогую машинку: тепловизор и самонаводящаяся плазменная пушечка малого калибра. Ну все, это конец. Машинка хоть и глупенькая, а свое дело знает: стоит только высунуться из бака, тепловой сканер немедленно нацелит пушечку на полуобнаженное тело Порфирия – камера сделает снимок и тут же отправит его по радио в штаб-квартиру террористов. Там теплографию вмиг распечатают и без труда разберутся, что из мусорного бака вылезает не крыса и не беспризорная кошка, а взрослый мужчина весом не менее девяноста килограммов… И пушечка получит однозначный приказ: огонь на поражение. Три тысячи эриний! Ведь он сам обустроил себе западню! Забрался в мусорный бак, подставился под трубу с нечистотами – теперь сиди здесь и жди, пока не захлебнешься. И выбраться нельзя – робоснайпер снимет одним-единственным выстрелом с деревца. Говорят, у варваров в древности была изощренная казнь: осужденного погружали в бочку с экскрементами, а сверху вставал палач с саблей, который пытался срубить голову несчастного всякий раз, когда она выныривала из зловонной жижи… Ха-ха. Не так все трагично! Литот вздрогнул от радостной дрожи: одеяло, одеяло под ногами! Оно ведь… термически непроницаемое! Прекрасная защита от температурных сенсоров робоснайпера! Ах, спасибо тебе, неведомый жилец, выбросивший на помойку это испачканное золотистое одеяльце из стекловаты с металлокерамической набивкой. Быстро набросил на плечи, перехватил липучкой на плече: ну вылитый патриций из наивного детского фильма про императора Калигулу. Ага, только голову тоже надо прикрыть… Раз… Два… Три. Три с половиной секунды понадобилось на то, чтобы взобраться на край контейнера, подпрыгнуть – ухватиться за провода и подтянуться на руках. Радостно пыхтя, Порфирий втащил в жерло мусорной трубы свое бледное тело в шуршащей золотистой обертке. Далеко не каждый следователь в Департаменте умеет подтягиваться на руках без использования специальных усилительных устройств. Порфирий умел – и гордился этим. Гордый, он начал резво карабкаться вверх по лесенке, липкой от засохших помоев и довольно шаткой – но крепенькой. Остановился на миг – сбросил с себя уже ненужное одеяло – трепыхаясь, оно полетело обратно в раззявленную квадратную пасть контейнера. А вот и уровень бельэтажа, победно улыбнулся квестор, карабкаясь мимо первой по счету мусоропроводной развязки – вбок под прямым углом уходила такая же вонючая кишка, но поменьше диаметром. На третьем этаже заныли босые подошвы, не привыкшие к ползанью по узким металлическим ступеням. На высоте девятого этажа квестор едва не сорвался вниз – одна из перекладин была расплющена, очевидно, от удара какого-нибудь весьма тяжелого предмета, пролетавшего по мусорной трубе. Литот не успел испугаться – рефлекторно перехватил рукой ступеньку пониже – и только потом, через пару секунд сердце медленно прогулялось в пятки и обратно… начало подташнивать от страха. Если вот сейчас промахнешься ногой мимо перекладинки – все, конец. Ну вот и все. На подступах к тридцатому этажу начался кошмар: где-то за стеной пропел будильник, потом – еще один, и еще… Пять часов утра! Сейчас будет великое и смертельное мусорное шоу, с ужасом догадался Порфирий – и, собрав последние силы, с утроенной быстротой бросился наверх, отбивая колени о перекладины, раздирая в кровь ладони. Труба напряглась, начала вибрировать – с каждой секундой все сильнее… Где-то наверху послышалось утробное урчание, потом зашипели компрессоры… и – действительно, началось. Квестор едва увернулся от первой порции мусора, с грохотом и воем вылетевшего из боковой кишки тридцать пятого этажа. Его чудом не сорвало с лестницы, обдав волной горячего воздуха, вонявшего жареной колбасой, – и внутренность трубы, лестницу, ноги и спину Литота вмиг обдало мелким дождем спагетти. Стенки трубы на пару секунд сделались бело-розовыми от вермишелевого налета – однако из квартиры напротив уже выстрелило, будто картечью, тысячей выхолощенных креветочных панцирей – должно быть, компания из трех-пяти человек накануне баловалась безалкогольным пивом. Шелуха рачков покрыла стенки мусоропровода, точно саранча. Еще секунда – и сверху посыпались газеты с разгаданными сканвордами – видимо, этажом выше жил одинокий пенсионер с высшим образованием. Терпимо, это еще терпимо, мычал про себя обсыпанный пылью и кислой заваркой, залитый йогуртом и мыльной пеной квестор Порфирий Литот, судорожно карабкаясь выше и выше, уже не заботясь о том, чтобы вбирать голову в плечи всякий раз, когда мимо со свистом пролетает очередная пустая кассета из-под бутылок с газированным кулером. Лицо великолепного густо заливало кетчупом, а может быть, его собственной кровью из разбитого лба – слишком уж жестоким был град, обрушившийся на уровне тридцать девятого этажа: очевидно, в мусор спустили недельный запас ледяных кубиков для коктейля. На сороковом этаже из угловой квартиры настречу Порфирию вылетели две темнокожие девушки – кувыркаясь и бешено стуча по стенкам мусоропровода затылками, локтями и коленками, пронеслись мимо, причем одна из них ударила-таки Порфирия резиновым бедром, а вторая хлестко заехала когтистой лапкой по щеке. Порфирий зарычал от боли, но рычал он весело. Оставалось взобраться на сорок первый уровень мусорного кишечника, свернуть в боковую квартирную кишку – и он у цели. «Какой же я все-таки умный, – вдруг отчетливо подумалось Литоту. – Добрался до базы террористов по экранированной трубе! Обманул все сенсоры! Преступники даже не подозревает о моем приходе!» Не успел он убрать с лица самодовольную улыбку, как… Из темной боковой трубы совершенно беззвучно вылетело огненное пятно – переливчатый плевок плазмы. Судя по размеру и характерному цвету, Литот мгновенно определил марку огнемета: там, в кишке, таился кто-то из террористов, вооруженный стареньким «василиском» или «факиром» [29]. «Засекли», – грустно мигнул Порфирий. Он уже не успевал ни пригнуться, ни прыгнуть выше, оставалось только тихо глядеть на подлетающую смерть. Впрочем, это одному лишь квестору казалось, что плазма подлетает удивительно медленно: по сути, уже через миг сгусток золотисто-оранжевого пламени ударил его прямо в лицо. Тело Порфирия отбросило, влепило в скользкую стену… Он успел аккуратно и точно разбить обе коленки об лестницу – и, скользя спиной по вонючей стене, быстро поехал вниз, как глист по кишке. Стремительно падая – а точнее, скатываясь – квестор удивленно проводил глазами облачко пламени, которое на поверку оказалось совсем не горячим: хлестнуло по лицу и полетело дальше. Блин клином. Да это же… парик. Обычный дамский парик модной расцветки. И зачем он выпустил из рук лестничную перекладину? На его счастье, кто-то из жильцов тридцать седьмого этажа именно в этот день выкинул на помойку… старенькие горные лыжи. Они вылезли из боковой трубы, въехали острыми концами меж ступенек лестницы и намертво застряли поперек вертикальной кишки в самый благоприятный для квестора момент. Гениальный детектив приземлился на них задницей, точно на скамейку. Толстый пластик без труда выдержал девяносто килограммов порфирятины. Не дожидаясь треска и обрушения, Литот поспешно подался всем телом навстречу лестнице – и снова почувствовал в пальцах липкий металл ступенек. Вперед! На этот раз его не остановили ни колкие кусочки конструктора «Лего», ни туча опустевших пакетов из-под морковных чипсов, ни даже цельный пластиковый кактус, выброшенный на свалку за древностью лет. Победа! Вот она, решетчатая диафрагма мусоропроводного окна, ведущая из боковой трубы в техническую комнату квартиры номер 155. У Порфирия уже не было сил выдавливать ее бесшумно. Он просто пнул диафрагму ногой и – ожесточенно, неаккуратно и даже довольно неистово полез в образовавшееся отверстие. Он вывалился, как кусок тухлятины, из мусороприемника – в темную, холодную и гулкую техническую комнату. По счастью, технические помещения оборудованы хорошей звукоизоляцией – есть надежда, что террористы не услышали ни треска выбитой диафрагмы, ни грохота низвергнувшегося квесторова тела. Порфирию стоило титанических усилий заставить себя вскочить на ноги энергично и пружинисто, как учили в академии. В академии рекомендовали также немедленно выставлять вперед обе руки с оружием, чтобы в случае чего стрелять по противнику. Увы. Квестор Литот был безоружен: электромагнитное поле «сундука» немедленно выдало бы его террористам. Приходилось рассчитывать на подручные средства. Пошатываясь и отирая со лба кровавый кетчуп, Порфирий добрался до пожарного щитка в углу комнаты – коряво махнув рукой, порвал защитную пленку и, нащупав в полумраке пожарный топорик, радостно ухмыльнулся. Зеркальная стена отразила его улыбку, просиявшую на чумазом лице. Пожарный топорик… Гы-гы. Квестор и раньше замечал, что оружие влияет на того, кто берет его в руки. Стоит ухватиться за нечто древнее, варварское – вроде пистолета Макарова, бейсбольной биты или такого вот томагавка – и сразу чувствуешь себя немножко дикарем, индейцем. Воинская доблесть просыпается в душе. В техзале было холодно: Домовой компьютер поддерживал здесь низкую температуру, чтобы не портились продукты в стеклометаллических ящиках вдоль стен. Замирающий Порфирий постоял недолго, помахивая истошно-оранжевым топориком. С досадой прочитал идиотскую надпись на топорище: «Запрещается использовать вне режима пожарной тревоги. Не давать детям. Осторожно: острые элементы!» Квестор провел ладонью по надписи, и она скрылась под слоем грязи. Во-от… так-то лучше. Ну, поберегись, проклятый терроризм! Великолепный квестор пригнулся и на дрожащих от холода полусогнутых ногах, крадучись начал пробираться меж стеллажей с полугодичным запасом пепси-коки, жевательных пластинок и луковых чипсов. Странный набор питательный продуктов, подумал он: чипсы, жвачка и газировка… Неужели бандиты больше ничем не питаются? Ах нет, вот еще ананасовая ежевика с яблобананами [30]… Он двигался туда, где желтовато мигала в полумраке табличка «Выход» над маленькой раздвижной дверцей. Дверца, разумеется, не признала в квесторе своего хозяина и потому в принципе не собиралась открываться. Пришлось квестору напрячь свою феноменальную память. Не зря ведь Литот считается ведущим специалистом по криминалистике древности: тому, кто писал диссертацию по теме «Бандитский Петербург от Раскольникова до Собчака» ничего не стоит взломать хлипкую пластиковую дверцу при помощи пожарного инструмента. Вот так… аккуратно вкладываем лезвие топора в щель напротив электронного замка… раздался брутальный треск… Порфирий перешагнул порог – и замер, как прихваченный морозцем эскимосский демонстрант после обливания из американского водомета. Коридор был… мягко говоря… Хотя в принципе ничего особенного – ни крови на полу, ни скелетов в нишах. Разве что потолок, пожалуй, низковат – многослойная бурая паутина свисает так, что, наверное, неприятно задевать ее головой и чувствовать, как пауки посыпались за шиворот. Черно-багровое ковровое покрытие на волнистом разноуровневом полу гармонировало со стенами, также выкрашенными черной краской и увешанными огромными портретами в тяжких бронзовых рамах. Единственным средством освещения в этом коридоре были красноватые лампочки, вмонтированные под полупрозрачный пластиковый плинтус на полу. Из невидимых динамиков приглушенно рычала пульсирующая музыка. «Хорошо, что музыка – не слышно моих шагов», – подумал квестор и содрогнулся, видимо, от переохлаждения. А может быть, оттого, что увидел некий предмет, валявшийся на полу шагах в десяти: сначала ему показалось, что это дохлая золотистая болонка породы «Бостонская платинокудрая». Приглядевшись, он убедился, что это отрубленная женская голова – ну точно, это волосы разметались по ковролину. Какое-то движение… точно! Серая мохнатая тень передвигается по ковру вон там, возле отрубленной головы! Порфирию стало жарко: паук! Колченогая тварь размером с черепаху, только движется раз в двести быстрее черепахи. Едва слышное, противное, мертвящее стрекотание мохнатых лапок в дальнем конце коридора… Эта дрянь вроде замерла? Нет! Ну, разумеется… Квестор не стал ждать, пока мохнатая стрекочущая гадость добежит до его босых ног – перехватил покрепче томагавк и, толкнув плечом ближайшую дверь, наугад прыгнул в комнату, уже готовый крушить и корежить всех, кто попадется под руку… С жутким оскалом на лице, с топором, занесенным в воздух, Порфирий вломился в… уютную детскую комнатку. Небольшая деревянная кровать под черным муаровым балдахином, застеленная багровым одеялом, бледно-желтые подушки, полукруг розового света из ночника выхватывает фрагмент серых обоев на стене, покрытых мелким рисунком в виде змей и червяков. Нормальная детская комната, ничего особенного… Впрочем… прямо рядом с кроватью виднелось нечто странное. Черное и… дымится? Литот даже отступил на шаг: на трех заскорузлых чугунных цепях качался заросший плесенью электрический котел с застывшей мутной слизью, из которой торчали полуобглоданные кости. Афина Паллада! Да это же… настоящее ведьмино логово. Литот попятился от котла, стараясь не смотреть на кости, чтобы случайно не догадаться, какая именно кость торчит из колдовского варева: уж… не человечинка ли? Отшатнувшись, он задел бедром низенький письменный стол – зыркнул глазом по лампочке, вмонтированной в оскаленный череп шакала, по черно-золотым книжным корешкам на полке… Посреди стола… что это?! Выпотрошенная черная кошка. Внутренности аккуратной кучкой темнеют рядом… И тут же – квестор схватился за горло, подступила тошнота – тут же рассыпаны крошки шоколадных хлопьев для завтрака… А рядом – у наглухо задернутого окна – небольшая дыба, на которой растянут толстый плюшевый львенок с пьяным выражением игрушечного лица. Странно: на стуле висела детская одежда. Что-то вроде школьной формы: полосатые обтягивающие джинсики и кофточка лимонного цвета. Ага, вот это любопытно: на кофточке поблескивал значок… ЛУЧШИЙ УЧЕНИК ШКОЛЫ В НОМИНАЦИИ «ЭКОЛОГИЯ» Вот что прочитал квестор на золотистом значке. Кажется, там есть еще надпись мелким шрифтом… Он не успел разобрать надпись. Дверь в комнату бесшумно и резко открылась, и на пороге возникла высокая тощая фигура – бритый череп с синеватыми ушами, характерные круги под глазами, сухие стиснутые губы. Это был довольно молодой вампир, облаченный в синий смокинг с искоркой. В руках он держал стопку глаженого постельного белья. Порфирий не успел толком испугаться – он подскочил к вампиру так быстро и ударил топором так точно, что противник с грохотом обрушился на черно-фиолетовый ковер раньше, чем квестор разглядел пятна свежей крови на манишке вампира, желтый зуб, торчащий из-под верхней губы и шрам от пулевого ранения над левым глазом. Литот ударил вампира в переносицу, чуть наискось. Странно, что упырь отключился так быстро. Лежит – и даже не дергается. Квестор осторожно перешагнул через неподвижное тело в синем смокинге и вышмыгнул в коридор. Паука здесь уже не было. Порфирий вздохнул: следующая дверь находилась шагах в десяти… ему поневоле придется приблизиться к отрубленной женской голове, валяющейся на полу. Не успел Литот преодолеть и половины расстояния, отделявшего его от страшного окровавленного предмета на ковролине, как златокудрая головка распахнула синие светящиеся глаза и отчетливо произнесла: – Вив ля Франс, вив ле руа! Квестор попятился, поднимая топор. – Лэта сэ муа, с-сакрамон! Порфирий размахнулся, намереваясь пнуть визгливый предмет – но вовремя вспомнил, что нога у него босая. «Еще укусит ненароком», – мелькнула мысль. Раздумав пинать голову, Литот боком, по стеночке проскользнул в дверь – она была покрупнее предыдущей, более тяжелая и сплошь расписанная какими-то желтыми иероглифами, неряшливо нанесенными при помощи баллончика с краской… Дверь вела не в комнату, а в смежный коридор, совсем короткий и заканчивающийся тупиком. Стены здесь совсем другие: каменные, кажется, выложены из кирпича. Небольшой факел, разбрызгивая дымящиеся капли каменного масла, шипит и трепещет пламенным язычком, суетливо – то ярче, то хуже – высвечивая серый потолок над собой. Как будто… и здесь слышна музыка? Квестор остановился, прислушался. – Я-абыллана… феселе… Хрипловатый женский голос пел на незнакомом языке. Может быть, это просто заклинания… Или какое-нибудь мертвое, забытое наречие? – Илле… талланаме… тле… Старолапландский диалект? Или говоры белоглазых чудинов? Порфирий поежился. Надеюсь, ему не суждено сделаться ужином для коллегии почтенных ведьм-террористок из шаманской секты? – Х-хотьсаммане… ферюя-а… фэтиссуе… ферия! Гадкий сквознячок холодным языком лизнул квестора по щеке. Да-да, Порфирий так и думал. Вот она, щель между кирпичей. Продолжается дальше, еще дальше… Здесь потайная дверь. Он методично ощупал каждый кирпич по периметру замаскированного проема – и вот, холодная стена тронулась, поползла, пропуская квестора в огромный полутемный кабинет. Темный дуб истертого паркета… Странный запах: тяжкий, сладковатый… Мало света, очень мало света, квестор ни за что не увидит, кто там прячется за черными квадратными колоннами, за седыми портьерами… Стоп. Ртутно-голубоватый отсвет компьютерного экрана в тусклом расколотом зеркале. Только отсвет… самого монитора не видно, он встроен в огромный черный секретер, весь опутанный шнурами и вьющимися цветами, изогнутый и похожий на рояль… За компьютером кто-то сидит, осознал квестор. Хозяина не видно из-за книжных полок, громоздящихся одна на другую поверх секретера. Слышно только, как кнопки клавиатуры слегка попискивают мелодично, завораживающе… Медленно. Не суетиться. Не скрипеть половицами. Не шарахаться от собачьего скелета в углу. Топор – заносим для удара. Рука не дрожит, но сердце… сердце вот-вот лопнет. Внезапно – Порфирий едва не треснул пополам от резкого писклявого голоса: – Внимание! Внимание! Ваш подгузник переполнен. Что?.. Послышался вопль отодвинутого стула, и через миг Порфирий увидел, как из-за черного секретера, шлепая пушистыми тапками, выходит десятилетняя девочка с торчащими в стороны косичками. На заднице у нее белеет огромный памперс в голубенький горошек. На памперсе истошно мигает алая тревожная лампа. – Внимание! Опасная ситуация! Необходимо немедленно заменить памперс! Так и не заметив великолепного квестора, малолетняя террористка ушлепала в туалет менять подгузник. |
||
|