"Небесный король" - читать интересную книгу автора (Миронов Алексей)

Глава 3
Сны младшего сержанта

На следующее утро комбат Волков, видимо, снова встал не с той ноги, потому что несмотря на протесты командования ПЦ решил на полдня заслать всю «смену» в соседний колхоз на уборку картошки, оголив тем самым защиту воздушных рубежей страны. После утренней зарядки, во время которой все старослужащие прятались в туалете, покуривая папиросы, а молодые воины наматывали круги по заросшей березняком территории полка, всех затолкали в раздолбанный российскими дорогами ЗИЛ, дали легкий паек, состоявший из полбуханки хлеба, и отправили на работы. Из офицеров на сей раз был старший лейтенант Абдурахманов.

Полдня молодые резво собирали корнеплоды, а дедушки отдыхали, благо Абдурахманов по приезду на поле сразу удалился в дом председателя колхоза и не появлялся до обеда. Глядя на казавшееся пустым шоссе, Антон думал о том, что скорее всего вовремя «смену» забрать не успеют, и придется им пухнуть с голоду. Однако, за час до назначенного времени с шоссе неожиданно раздалось призывное бибиканье подъезжавшего ЗИЛа. Когда грузовик остановился, из кабины выпрыгнул шофер Вася Зайцев и сообщил, что Гризову и Родионову комбат срочно приказал заступить в наряд. Возникший откуда ни возьмись Абдурахманов сразу увидел возможность пораньше уехать из колхоза и попытался изобразить строгого офицера:

– Всем приказываю еще целый час работать. Машина за вами вернется. А сейчас со мной в часть поедет только Гризов и Родионов.

Антон и Малой тихо выругались и, пожелав комбату всех благ, пошли к машине. Увидев их, Вася еще на подходе закричал, чтобы все садились в кузов, так как он случайно облил маслом второе сиденье в кабине. Абдурахманов отругал незадачливого водителя, но пачкать казенные галифе ему явно не хотелось, а потому он залез вместе с Малым и Антоном в фургон грузовика. Устроившись на досках, друзья-солдаты закурили, а старлей сплюнул на пол.

Садясь за руль, Вася мысленно поблагодарил небеса за то, что ему попался именно придурок Абдурахманов, а не кто-то другой из офицеров. Этот даже не удосужился проверить слова хитрого дедушки. Дело было в том, что сиденье оставалось относительно чистым, просто недавно Вася в одиночестве приговорил бутылку «Перцовки», закусывая ее черствым хлебом, и теперь находился в состоянии крайнего единения с природой. Его неудержимо тянуло петь песни, плясать и орать во всю глотку. И также неудержимо тянуло добавить. Выруливая с проселка на шоссе, он вспомнил, что у корешей поваров в солдатской столовой в заначке есть поллитра деревенского самогона. Эта мысль заставила его втопить педаль газа в пол. Вася решил побыстрее доставить старлея с бойцами в часть, а затем рвануть в столовую.

Проехав пару километров, он свернул с шоссе на другой проселок, который выводил к виадуку через железнодорожные пути. Там можно было срезать путь и окольной дорогой прибыть в часть минут на десять быстрее. ЗИЛ потряхивало на разбитой дороге. Вася так часто крутил рулем из стороны в сторону, что пассажиров кидало по кузову. «Зайцев, осторожнее, мать твою так!» – орал стралей, но бравый водитель его не слышал из-за гудения перегревшегося двигателя и грохота дребезжащего кузова. Впереди и внизу между деревьев показался въезд на виадук. Вася еще сильнее поднажал на газ. Грохоча ЗИЛ вылетел по второстепенной дороге на виадук, проскользнув под самым носом у огромного рефрижератора, водитель которого заорал что-то ему и пригрозил кулаком вслед. Васю это раззадорило еще больше. Он обернулся назад и крикнул в ответ сквозь грохот:

– Ори-ори, Козел! Будешь знать военных водил!

Потом он развернулся и посмотрел вперед на узкий пролет виадука. Неожиданно где-то совсем близко он увидел странно округленные глаза водителя встречного КамАЗа. Отработанный рефлекс заставил его дернуть руль вправо, но было поздно. Страшный удар пришелся на левую часть кабины. ЗИЛ развернуло и вышвырнуло с виадука сквозь брызнувшие тонкие стальные ограждения вниз на рельсы. Словно подбитый самолет, ЗИЛ пикировал носом вниз. В эту минуту из-под виадука выскочил мощный тепловоз, тащивший за собой полдюжины цистерн с бензином. Словно сквозь туман Вася наблюдал за выраставшей перед лобовым стеклом цистерной. ЗИЛ вошел в нее как в мягкую бумажную коробку. Во все стороны брызнуло топливо, тут же вспыхнувшее от горящего бензобака израненной машины. Тихую деревенскую станцию потряс гигантский взрыв, разметавший в клочья половину переезда, и вышвырнувший находившихся в кузове людей в разные стороны.


С тех пор как в отдельном полку радиоперехвата случилось ЧП минул уже почти месяц. В полк приезжала особая комиссия из штаба округа специально для расследования инцидента. Комиссия разместилась в штабе полка, заняв кабинет майора Шпеня и периодически вызывала туда одного офицера за другим для дачи показаний. Не минула чаша сия и всех сослуживцев Малого и Антона по солдатской линии. В конце концов, промурыжив часть в течение трех недель, высокая комиссия из штаба округа укатила, закрыв дело за отсутствием состава преступления. Все списали на пьяного водителя Васю Зайцева. Останки похоронили. Родственникам погибших выплатили единовременную компенсацию в размере десяти минимальных армейских окладов. И жизнь в полку потекла своим чередом, словно и не было ничего.

Малой и Антон через пару недель после катастрофы со взрывами пришли в себя и с каждым днем поправлялись все быстрее. Оба находились в здравом уме, так что об отклонениях в душевном здоровье врачи скоро перестали беспокоиться. У Малого дела шли лучше и к концу третьей недели он даже иногда стал прогуливаться по палате в течение нескольких минут, прихрамывая на сломанную ногу. Антон пока лежал на кровати не вставая, время от времени приходя в себя, но затем снова проваливаясь в небытие. Голова постоянно кружилась и отказывалась следить за координацией движений. Реальность он воспринимал уже нормально, но ни читать, ни смотреть телевизор, естественно, ещё не мог. Большую часть суток он спал. И дневная скука лишенного возможности передвигаться человека с лихвой компенсировалась длинными цветными снами.

Однажды он увидел себя во сне огромной белой птицей, сильным альбатросом, который бился с порывами встречного ветра, стремясь достичь какой-то неведомой, но манящей цели. Он летел сквозь бурю, то взмывая высоко в небо, куда кроме него никто не отваживался залетать, то камнем падал вниз к самой воде, где бурлили и пенились стальные волны. Он летел так очень долго в полном одиночестве и пустоте, пока впереди не показались острые скалистые утесы, где пережидали бурю морские чайки. Альбатрос устал бороться с ветром, но продолжил свой путь, гордо пролетев над прятавшимися за скалами собратьями с завистью взиравшими на его сильные крылья. Он миновал утесы и продолжил полет сквозь ветер, но вдруг почувствовал, что слабеет. Ещё недавно сильные крылья уже не могли нести его вперед по выбранному пути. Ветер теснил его вдаль от цели, и альбатрос, теряя силы с каждым взмахом, все ниже опускался к бушующему океану. Серо-стальные волны уже лизали его белоснежные крылья. Ещё миг, и вода поглотит его…

Антон проснулся в холодном поту. В палате было светло. Через окно проникали запахи цветущего сада. Антон, успокоившись, втянул носом насыщенный приятными ароматами воздух и расслабился, испустив негромкий стон. Малой, читавший книжку в своем углу, поднял голову и посмотрел на коллегу по несчастью. Увидев, что Антон открыл глаза, Малой поинтересовался:

– Ну, что, очнулся, уважаемый? А то я уже переживать стал, что-то ты слишком сильно зубами во сне скрипел. Словно канат морской перегрызал.

Антон слабо улыбнулся и сказал:

– Да… Чуть во сне не утонул. Ты как?

– Да, мне-то что. Мои сибирские корни дают себя знать. Вот и читать уже разрешили. Скоро, может через недельку-полторы, и в часть отправят.

– Ты молодец, Малой, – сказал Антон и перевернулся на бок, – Быстро поправляешься. А вот у меня в голове до сих пор десятибалльный шторм.

– Да это все ерунда, пройдет со временем. Хорошо, что мы с тобой хоть вообще в живых остались. Вот ротный-то наш с Зайцем того, кони двинули.

– Это точно, – согласился Антон, – Нам, видно, рановато было помирать. Голова хоть и болит временами сильно, но зато вроде бы всё помню. Кто я, где я, откуда взялся.

– Я тоже, – хитро улыбнулся Малой, – Нам с тобой теперь после выписки, Тоха, скорый дембель полагается. Мне-то ладно, всего пару месяцев выгадаю, а тебе вообще в каком-то смысле два раза подряд повезло – целых полгода скостишь. А там, воздух свободной гражданки тебя мигом долечит.

– Да-уж, повезло. – пробормотал Антон, поглаживая свою забинтованную голову, – Целых два раза.

В этот момент дверь в палату приоткрылась и в нее просунулось хитрое личико медсестры Олечки. Она оглядела палату озорным взглядом и спросила:

– Не спите, герои?

– Никак нет, – шутливо ответил Малой и захлопнул книгу, которую держал во время разговора в руке.

– К вам тут из части полковник какой-то приехал. Фамилия у него хищническая, точно не помню. Тигров, Вепрев…

– Может Волков? – спросил Малой, слегка погрустнев.

– Точно, Волков. Сейчас поднимется. Он там с начальником госпиталя разговаривает внизу о вас.

– Этого счастья нам только не хватало.

И Малой с Антоном даже немного съежились, словно настоящие ежи перед схваткой со змеей. Спустя пару минут в дверном проеме вместо милой Олечки образовалась крепко сбитая, но от этого все равно не пролезавшая в дверь с первого раза, фигура комбата. Нагнув голову, Волков вступил в палату. В руке он держал полиэтиленовый пакет с апельсинами.

– Ну что, дармоеды, отдыхаете? – поприветствовал комбат лежавших на койках бойцов, которых при этом невольно потянуло встать и вытянуться по стойке «Смирно».

– Так точно, товарищ полковник – ответил за двоих более окрепший Малой. На его лице играла едва заметная улыбка, оттого что он мог разговаривать с комбатом, не вставая с постели, а в этом для солдата было даже некоторое наслаждение вперемешку с самоутверждением.

Волков осмотрел Малого повнимательнее и нашел его вполне жизне– и боеспособным. Свои наблюдения он завершил постановкой диагноза.

– Да ты, Родионов, я смотрю совсем здоров? Молодец! Значит скоро мы тебя выпишем и на «Смену». Я уже с доктором говорил. А то сидеть на посту совсем некому из сержантов стало. Всего двое старших «Смены» остались.

Малой при этих словах чуть было по старой памяти не грохнулся в обморок. Волков подошел к тумбочке, стоявшей рядом с кроватью Малого, и положил на нее пакет с апельсинами.

– Держите вот, короеды, заправляйтесь, пока время есть.

Малой вторично переживал полуобморочное состояние. Смотреть на апельсины, как бы приближавшие время выписки из госпиталя, ему совсем не хотелось.

– Ну а ты, Гризов, – обратился добрейшей души человек к Антону, – Чего лоб наморщил? Взгляд какой-то у тебя маслянистый. Ты хоть меня видишь?

И комбат помахал перед носом у Антона рукой, словно был окулистом и проводил прием.

– Вижу, товарищ полковник, – слабо ответил Антон, – Но сфокусироваться пока не могу. Поэтому вы, уж извините товарищ полковник, у меня перед носом слегка плаваете, словно по палубе корабля во время шторма передвигаетесь.

– Ну да, доктор говорил, – подтвердил комбат, но тут же оптимистично заметил, – Ничего, Гризов, не расстраивайся. Скоро мы и тебя выпишем. «Глобальный перегон» по тебе уже соскучился.

"В гробу я видел этот «Глобальный перегон», подумал Антон, а вслух сказал:

– Доктор говорил, что минимум еще недели две понадобится, чтобы полностью оклематься.

– Полностью оклемываться, Гризов, дома будешь, после дембеля. – сообщил беззлобно комбат, – А сейчас у нас на «Смену» ходить некому. Зеленых вон, десять человек прислали. Кто их учить-то армейской жизни будет?

«Да уж, – подумал Антон, – и помереть спокойно не дадут в этой армии. Обязательно помирать надо на боевом посту. Да когда же она закончится, ё-мое.»

Комбат словно прочитал мысли Антона по выражению лица, потому что добавил:

– Короче, вас обоих придется на дембель первыми отправлять, но пару месяцев еще послужите родине. Так что, поправляйтесь, апельсины жуйте. Где-нибудь недельку покантуетесь и в часть.

С этими словами полковник Волков повернулся, нагнулся и вышел в коридор, захлопнув за собой дверь.

– Вот сволочь, – сказал ему в след Малой, – Народу, блин, ему на «Смене» не хватает. Самому осенью в отставку, так нет же, всё жилы тянет по старой памяти. Козел бородатый.

– Да, Малой, ты прав, – поддержал его Антон, – Этот упырь никого просто так на дембель не отпустит. Я теперь думаю как нам с тобой дожить до него вообще. Раньше кони не двинуть.

– А, пошел он на фиг, – сказал Малой, – Если он меня на «смену» посадит, я просто забью на всё. Пускай себе летает что угодно и где угодно. У меня выход с поста будет пару самолетов в день, а не тридцать-сорок, как обычно.

Мысленно Антон поддержал Малого на все сто процентов, но вслух ничего не сказал, поскольку от такой бури переживаний у него вдруг резко сначала заболела, а потом закружилась голова. Он рухнул на подушку и попытался расслабиться. Через несколько минут пульсирующая боль утихла, но головокружение продолжалось. Так Антон и лежал с закрытыми глазами до тех пор пока спасительный сон не увел его в свою обитель.

…Лес был какой-то темный и замшелый. Страшный лес. По всему видно, водились здесь звери дикие в большом количестве, а может в стародавние времена и нечисть какая. Только пока еще никто не показывался охотникам. Таились все в чащобе, чтобы напасть наверняка.

Машины оставили далеко у таежной тропки, которую в здешних местах гордо называли дорогой. Два модерновых джипа Land Rover с лебедками на передке. А сами раскинулись цепью и шли осторожно, еле ступая, чтобы не подломилась невзначай сухая ветка под ногой, медленно сжимая кольцо, в центре которого по наводке местных егерей находилось логово тигра. Страшно было всем, но азарт брал свое. Людей было много – целая стая, а в стае всегда спокойней. Платили за все англичане, которым захотелось получить шкуру матерого уссурийского тигра. Англичан было двое – Ральф и Гордон. Здоровенные рыжеволосые детинушки, словно сошедшие с этикеток крепкого виски. Они передвигались рядом, с тяжелыми ружьями наперевес. Готовые при первой же опасности всадить пулю зверю в глаз, чтобы не попортить шкуру. Охота длилась уже много часов. Тигр не показывался. Русские понемногу начинали роптать, однако Ральф и Гордон не желали отступать. Все шло тихо, но вдруг слева раздался мощный рык потревоженного зверя. Вслед за тем раздался торопливый выстрел и полный ужаса человеческий крик. Когда охотники добрались до места трагедии, было уже поздно. По всей опушке валялись рваные лохмотья одежды, а в самом центре в луже крови лежало разодранное тело охотника. Зверь оказался быстрее человека. Людская стая бросилась вдогон, но тигр уходил, ловко путая след. Спустя еще час безрезультатного преследования, продираясь сквозь чащу, Антон услышал непонятный голос где-то в глубине своего сознания: «Не ходи за мной и удержи остальных. Здесь мои дети. Иначе, убью вас всех». Еще не соображая, что делает, он схватил бежавшего рядом Гордона за рукав кожаной куртки и крикнул ему в лицо:

– Стой! Отпустим его.

– Я охотник! – отмахнулся англичанин и исчез за деревьями. Тотчас из чащи раздался его дикий крик. Так кричит человек, когда его рвут на части.

…Антон стоял прислонившись плечом к высокой сосне и уткнув ружье дулом в мох, когда на противоположный край полянки неслышно вышел здоровенный огненно-рыжий зверь. Тигр замер и посмотрел на человека. Между ними было не более пяти метров. Их взгляды встретились. Огромные глаза опасного хищника словно гипнотизировали человека. Но страха не было совсем. Хрустнула ветка и тигр исчез, словно его и не было…

Антон открыл глаза. За окном было уже почти темно. Малой спал, уронив книжку на пол. Апельсины лежали на тумбочке совершенно не тронутыми, видимо он не смог перешагнуть через отвращение к комбату. Антон повернул голову на подушке и посмотрел в окно. Занавесок на ставнях не было, поэтому он увидел кусочек звездного неба. Далекие звезды мерцали и переливались загадочным светом. Младшому вдруг сильно захотелось есть. Он с минуту в нерешительности разглядывал комбатовские апельсины, но голод оказался сильнее воли. «Значит выздоравливаю», – подумал Антон и, протянув руку к пакету, вытащил один апельсин. Очистив его, с неподдельной радостью съел цитрусовый плод, получив несказанное удовольствие. Затем перевернулся на другой бок и снова заснул.

…Он сидел посреди большой и белой комнаты, стены которой светились ровным мягким светом. Ни спереди, ни сзади, ни с боку не было никого и ничего. Ни одной живой души, ни одного предмета. Единственным предметом было его собственное тело, висевшее в десяти сантиметрах от пола. Голова необыкновенно чиста, хотя, действительно ли это была голова, он поручиться не мог. И видел он себя как-то по-новому, непривычно, будто со стороны.

Откуда-то издалека пришла мысль: «Где я?», но показалась она какой-то странной и неуместной в этой белой комнате. Вслед за первой пришли другие мысли-ответы: «Я там, где хорошо», «Там, где всегда покой», «Там, где не бывает тревог и волнений». И вдруг, между этими ответами, невесомым, но настойчивым облачком снова всплыл вопрос, показавшийся как и все вопросы в этой комнате лишним: «Где же я?» Стены комнаты слегка изменили свой свет на более яркий. Показалось, что шестигранная комната закрутилась вокруг собственной оси и, в то же время, все чувства говорили, что она стоит недвижимо. И вот появилась ещё одна мысль-ответ, ясная, четкая и спокойная как лед: «Ты в гостях у своей смерти». Он вскочил во весь рост, и босые стопы его коснулись светящейся матовой поверхности пола, теплого и жутко холодного одновременно. Он больше не висел в воздухе, а стоял, опираясь на собственные ноги. Исчезла былая легкость, у тела появился вес, и вместе с тем дикая боль пронзила его словно удар молнии. Он сделал шаг и почувствовал, что ноги его будто опутаны свинцовыми цепями. Он не может идти… «Да, ты уже в конце пути, еще немного.» Нет, я могу! «Ты пришел, ты нашел свой покой.» Нет, я не хочу покоя!

Он рванулся изо всех сил к стене и коснулся ее рукой. И вдруг, стены рассыпались и наступил мрак. Он ничего не видел, но чувствовал терзающую боль, словно его кололи тысячами зазубренных ножей одновременно. Где-то рядом он услышал приглушенные голоса.

– Мы уже на подходе. Через пять секунд входим в тоннель смерти. Все готовы?

– Да.

– Внимание, приготовиться. Пятисекундная смерть.

– Здесь что-то есть! В тоннеле неизвестная энергия!

– Исключено.

– Я чувствую эту энергию!

– Отбой! Всем вернуться…

И, вдруг, мрак раскололся гигантской вспышкой, и он увидел на короткое мгновение большую комнату с круглым черным столом посередине. Вокруг, в высоких кожаных креслах, сидело несколько человек, положив руки на стол и закрыв глаза. Среди них был невысокий брюнет с невыразительными чертами лица. Новая вспышка ослепила Антона и выбросила в небытие…

Он открыл глаза и рывком сел на койке. Голову пронзила дикая боль и наступил обморок. Утром, когда он очнулся, у его койки стояли майор Черемыхов и Малой. От майора привычно пахло самогоном и табаком, но на его профессиональные качества это никак не влияло. В окно дул легкий теплый ветерок, приятный атрибут наступившего бабьего лета.

Черемыхов внимательно посмотрел на Антона и, ни слова не говоря, двумя пальцами оттянул ему веко, чтобы осмотреть глазное яблоко. Видимо оставшись довольным результатом осмотра, он крякнул и спросил:

– Ну, как самочувствие, боец?

Антон немного поежился от воспоминаний о ночных кошмарах, но сказал:

– Нормально в целом. Только голова немного побаливает и снится дурь всякая.

– Это в твоем состоянии даже нормальная вещь, – успокоил Черемыхов, – А если дурь снится, так с утра сразу в окно смотри – моментально забудешь. Для того вас поближе к окну и положили, чтоб головы посвежее были.

– Ну, ладно, мы тебя еще недельку подержим, – сказал майор Антону и, повернувшись в Малому, добавил, – А тебя, брат, извини, комбат послезавтра просил выписать обязательно. Придется уважить начальство, да и состояние твое вполне удовлетворительное.

Малой горестно вздохнул, но ничего не сказал. Спорить с комбатом было бессмысленно, да и себе дороже. Осмотрев Малого и еще раз подтвердив свое решение, майор Черемыхов удалился в свой кабинет пропустить утреннюю чекушку спирта.

– Вот, – подытожил Малой, – дали ему год…

– Да не грусти, сержант, – сказал Антон, – Все там будем. Скоро и меня вслед за тобой отошлют стеречь небесные просторы. Немного покантуемся, а там, глядишь, и дембель долгожданный нагрянет.


Антон повернулся на подушке и посмотрел в окно. Бабье Лето неожиданно рано входило в силу. На дворе стояла середина сентября. Щебетали птицы. Светило еще теплое солнце, посылая на стены палаты игривых солнечных зайчиков. Где-то в глубине души неудержимо хотелось домой. В ту далекую жизнь, где нет офицеров, отбоев и подъемов, а есть мама и друзья. Но была ли та жизнь, или она только привиделась в очередном сне? Антон поспешил отогнать бередящие душу теплые образы и вернуться в неприглядную реальность. Армия, пока только армия. Лямка. «Смена».

Через несколько дней Малого, как и обещал комбат, отослали обратно в часть и на какое-то время Антон остался один. Однако, его здоровье скоро пошло на поправку, поэтому скучать в одиночестве и выть на луну долго не пришлось. Не успел Антон Гризов оглянуться, как уже снова ходил в погонах с двумя золотистыми лычками, а не в синей больничной пижаме. И ноги его украшали не войлочные тапочки, а гроза всех американских солдат – черные кирзовые сапоги.