Начнем с некоторых примеров, обладающих тем преимуществом, что они сразу же открывают перед нами отношение религиозного человека к Времени. Однако прежде сделаем одно важное замечание: во многих языках аборигенов Северной Америки слово «Мир» (оно же «Космос») используется также в значении «Год». Якуты говорят: «Мир прошел», понимая при этом, что «прошел год». Для юки понятие «Год» обозначается теми же словами, что и «Земля» или «Мир». Они говорят подобно якутам: «Земля прошла», когда хотят сказать, что истек год. Словарь раскрывает религиозную общность между Миром и космическим Временем. Космос понимается как живое единство, которое рождается, развивается и умирает в последний день года, чтобы вновь возродиться в первый день Нового Года. Мы увидим, что это возрождение есть некое рождение, что Космос возрождается каждый Год, потому что каждый раз с наступлением Нового Года Время начинается ab initio.[88]
Космо-временная общность имеет религиозную природу: Космос сравним с космическим Временем («Год»), потому что и то и другое священные реальности, божественные творения. У некоторых северо-американских народов эта космо-временная общность обнаруживается в самой конструкции священных построек. Храм, представляя собой картину Мира, заключает в себе также и символизм Времени. Мы можем констатировать это единство, например, у алгонкинов и сиу. Их священная хижина, которая, как мы видели, представляет Вселенную, символизирует также год. Так как год понимается как прохождение через четыре стороны света, обозначенные четырьмя окнами и четырьмя дверьми священной постройки, дакоты[89] говорят: «Год — это круг вокруг Мира», т. е. вокруг их священной хижины, которая и есть некая imago mundi.[90]
Еще более яркий пример мы находим в Индии. Мы видели уже, что сооружение алтаря равноценно повторению космогонии. Но тексты добавляют, что «алтарь огня есть год» и объясняют значение этого временного символизма: 360 кирпичей ограды соответствуют 360 ночам года, а 360 кирпичей yajusmati — 360 дням (Catapatha Brahmana, X, 5, IV, 10 etc.). Иначе говоря, каждой постройкой алтаря огня не только вновь создается Мир, но и «строится Год», регенерируется Время в его новом сотворении. С другой стороны, Год уподобляется Prajapati — Космическому богу; следовательно, возведением каждого нового алтаря возрождают Prajapati; тем самым увеличивается святость Мира. Речь идет не о Мирском Времени, не об обычном течении времени, а об освящении Времени космического. Таким образом, новый алтарь возводится с целью освящения Мира, т. е. его включения в Священное Время.
Похожий временной символизм мы находим и в космологической символике Иерусалимского Храма. Согласно Иосифу Флавию (Ant. Jud., Ill, VII, 7), двенадцать хлебов, лежавших на столе, означали двенадцать месяцев Года, а канделябр с семьюдесятью ответвлениями символизировал деканы (т. е. зодиакальные деления семи планет на десятки). Храм был imago mundi. Располагаясь в «Центре Мироздания», в Иерусалиме, он освящал не только Космос в целом, но также и космическую «жизнь», т. е. Время.
Заслугой Германа Узенера является то, что он первым объяснил этимологическое родство между templum (лат. «храм») и tempus (лат. «время»), трактуя эти два термина через понятие «пересечение» (Schneidung, Kreuzung).[91]
Последующие исследования позволили уточнить это открытие: templum означает пространственный, a tempus — временной аспекты движения горизонта в пространстве и во времени.[92]
Глубокое значение всех этих фактов, пожалуй, в следующем: для религиозного человека древних цивилизаций Мир обновляется ежегодно. Иначе говоря, с наступлением каждого нового года он вновь обретает исходную «святость», которая была свойственна ему, когда он вышел из рук Создателя. Этот символизм со всей очевидностью проявляется в архитектонической структуре алтарей. Ввиду того, что Храм — это одновременно и самое святое место и картина Мира, он освящает не только весь Космос в целом, но и космическую жизнь. Однако эта космическая жизнь представлялась в виде круговой траектории и идентифицировалась с Годом. Год понимался как замкнутый круг, он имел начало и конец, но одновременно и ту особенность, что он мог «возрождаться» в форме Нового Года. С каждым Новым Годом наступает «новое», «чистое», «святое» (еще не изношенное) время.
Но Время возрождалось и начиналось вновь потому, что с каждым Новым годом Мир создавался заново. Мы уже отмечали в предыдущей главе важное значение космогонического мифа в качестве образцовой модели для всякого созидания и строительства. Добавим, что космогония включает в равной степени и сотворение Времени. Более того, так как космогония является архетипом всякого «сотворения», космическое Время, возникающее в космогонии, есть образцовая модель любого другого времени, т. е. специфического Времени для различных категорий существующего. Попробуем разъяснить эту мысль. Для религиозного человека древних цивилизаций всякое создание и всякое существование начинается во Времени: до того как вещь не существовала, не могло существовать и ее времени. До того как Космос начал существовать, не было и космического времени. До того как какой-либо вид растения не был создан, время, которое дает ему теперь расти, приносить плоды и гнить, не существовало. Именно поэтому всякое созидание воображается как нечто появляющееся в начале Времени, in principio. Время возникает с первым появлением новой категории существующего. Вот почему миф играет столь значительную роль: как мы покажем в дальнейшем, именно миф открывает нам, каким образом начинает существовать реальность.